ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

в которой старый охотник берет ложный след

Мы прошли еще немного, пересекли уже Воскресенскую, и я вспомнил, о чем хотел спросить моего молодого друга еще в трактире.

– Володя, скажите, если таковое не является секретом, о чем вы беседовали с хозяином трактира, перед тем как этот мошенник Сенька подал нам чай?

– О чем мы беседовали, я пока не скажу, Николай Афанасьевич, уж извините меня. Есть вещи, в которых мне прежде всего самому надо разобраться. Но ведь вы, верно, желаете также понять, почему я выбрал именно это заведение для нашего обеда и с чего вдруг такие низкие цены? Тут секрета нет – для вас, по крайней мере. В свое время я дал этому трактирщику несколько дельных советов юридического характера и с тех пор пользуюсь здесь некоторыми привилегиями. То есть, пользовался – до сегодняшнего дня. Нападение горчишников заставило меня усомниться в дружелюбии этого места и собственной привилегированности. Только уж пожалуйста, в присутствии Андрея Николаевича не поминайте об этих моих советах. Все-таки я не юрист, а выступил в роли самозваного консультанта. Хотя, уверяю вас, случилось это вовсе непреднамеренно.

Я пообещал хранить услышанное в тайне от покровителя моего друга и спросил, куда мы направимся сейчас.

– Я предлагаю посетить книжный магазин Ильина, – ответил Владимир. – Тот самый, в котором прекрасный выбор детской литературы. Не только детской, впрочем, есть и другие новинки. И цены вполне по карману даже гимназистам и студентам.

– Согласен! – воскликнул я и тут же вспомнил еще об одном деле, которое за событиями этого дня как-то выпало из памяти. – Только знаете что, Володя, – сказал я, – есть одна загвоздка, которую мне хотелось бы разрешить или по крайности проверить еще до магазина Ильина.

– Что за загвоздка? – хмурясь спросил Ульянов.

– Мы могли бы где-нибудь присесть на свежем воздухе?

– За милую душу! Здесь неподалеку есть Лишин сквер – такой симпатичный тенистый сад. Идемте.

Лишин сквер и впрямь оказался поблизости. Мы вошли и устроились на скамейке в тени красивого клена возле трельяжа, увитого цветами.

– Давайте рассказывайте про вашу загвоздку, – обратился ко мне Владимир.

– Извольте, – ответствовал я. – У вас с собой тот список опечаток, что вы нашли в портрете Чернышевского на квартире Пересветова?

– Конечно.

– Позвольте взглянуть.

Владимир вынул из внутреннего кармана листок, развернул и передал мне.

– Не оставляет меня мысль, Володя, что эта страничка – не что иное, как секретное послание Аленушки, смысл которого должен раскрыться тому, кому это сообщение предназначено. Возможно, мне, а возможно, и вам.

Владимир хмыкнул – мне показалось, что смущенно.

– Да полноте вам, Николай Афанасьевич, вы словно Эдгара Поэ начитались. Есть у этого писателя рассказ «Золотой жук» – вот там как раз про секретные послания и говорится. А что, Елена Николаевна питает страсть к тайнописи? Знает, каким образом ее составлять или использовать?

Я пожал плечами.

– И как же, по-вашему, должен раскрыться смысл сообщения? – спросил Владимир.

– А вот смотрите. – Я ткнул пальцем в одну из строчек списка, испытывая при этом неизъяснимое возбуждение, не скажу, что неприятное. – Страница 368, одиннадцатая строка сверху. Напечатано: Soyez bienvenue! Следует читать: Soyez la bienvenue!

– И что? – Лицо Владимира было совершенно невозмутимым, но все же в глубине его карих глаз мне почудилась какая-то лукавая искорка.

– «Soyez la bienvenue!» по-французски – это «Добро пожаловать!» по-русски.

– Я знаю. И что? – повторил он.

– Да как же «и что?»! – Я начал понемногу пузыриться, как вода на огне. – Аленушка совершенно определенно дает нам понять: добро пожаловать по такому-то адресу! Возможно, из-за этой строки она и вырезала всю страничку.

– Хорошо, допустим, – нехотя согласился Владимир. – Какой же тогда адрес имеется в виду?

– Раз улица не указана – значит, это та самая улица, на которой Аленушка и живет, то есть Саратовская. Дома под нумером 368 на ней нет. Таким образом, это либо дом 36 восьмой этаж, либо третий этаж дома 68. Однако восьмиэтажных домов во всей Самаре не сыщешь! Эрго – дом 68! Это, как я понимаю, довольно близко от того места, где мы находимся. Давайте проверим, а? Володя, я очень вас прошу. Много времени сия экспедиция не займет. А ну как я прав?

– Да-а-а, – протянул Владимир. – А еще может быть дом 38 шестой этаж. И можно к тому же прочитать число 368 задом наперед, тогда получится 863, еще три комбинации. И плюс ко всему надо куда-то пристроить одиннадцатую строку, притом непременно сверху. Эк вас «Золотой жук» вздернул, Николай Афанасьевич, просто беда.

– Никто меня не вздергивал, дорогой Володя! – вскричал я, совсем закипев. – И вашего «Золотого жука» я не читал! Я рассуждаю чисто логически. А еще – отцовское сердце подсказывает, знаете ли.

– Ну раз сердце подсказывает, тогда не спорю. Поехали!

Мы вышли из сквера на Вознесенскую, и я кликнул извозчика, одиноко подремывавшего неподалеку от ворот сада.

– Саратовская, дом 68! Живо! – приказал я ваньке, когда мы уселись в пролетку. Хотя должен признать: в данном случае называть извозчика ванькой, пусть даже мысленно, было неправильно. Скорее уж ахмедка: лошадью правил татарин.

Извозчик поворотил к нам безбородое лицо, как-то странно зыркнул глазами, но ничего не сказал, лишь тронул лошадь кнутом, и она послушно двинулась вперед.

Спустя короткое время мы подъехали к нумеру 68 по Саратовской улице. Перед нами был трехэтажный кирпичный дом – явно не особняк и не апартаменты. И в первом, и во втором легко было убедиться – над дверями висела вывеска «Торговые бани».

– Бани… – недоуменно произнес я.

– Канешна, баня, барин, што ж ищщо? – откликнулся извозчик.

– А чьи это бани? – спросил Владимир.

– Известна дела, Митрия Ермилыча Челышева. [29]

– Бани, и больше ничего? – задал я свой вопрос.

– А чему жи ищщо здеся быт? Баней полне хватат. Вы, барин, рази не мыться хотела? Мыться можьна, хоща середи дня. Можьна ищщо…

– Скажи, любезный, – перебил я извозчика, – а что там на третьем этаже?

– Как жи мине знат-та, барин? Я сюда не ходи. Баня ить торгова. Деньги стоит. Если бы работат здеся, хорошо. Банщек двассать рубли месяс полущат. А третья етаж – можа, моют тама, можа, кантор, как знат-та…

– Ну вот что, любезный, давай трогай отсюда, – в сердцах сказал я. – Книжный магазин Ильина знаешь?

– Как не знат-та? Канешна, знат.

– Вот нам туда и надо. Кит! Кит!

– Не, барин, так не нада говорит, – возразил возничий. – Кит! – так башкир говорит. Татарин другой говорит.

– И что же говорит татарин? – с хитрецой поинтересовался Владимир.

– Татарин говорит – ехай! – торжественно провозгласил наш Автомедон.

Пока мы двигались по улицам, я чувствовал себя сильно смущенным. Надо же в каком свете выставил себя! Отцовское сердце, мол, подсказывает… И что оно подсказало? Бани?! Я искоса поглядывал на Владимира, однако на его лице не было ни тени осуждения, ни намека на язвительность. Если он и стоял на какой-то особой точке зрения касательно «отцовского сердца», то ничем этого не выказывал.

Когда мы добрались до книжного магазина Ильина на Панской – во второй раз за сегодняшний день посещали мы эту улицу, – время уже приближалось к пяти пополудни, так что публики в магазине было изрядно.

Немаленькое просторное помещение походило скорее на библиотеку, чем на торговую лавку. Вдоль стен стояли, уходя к самому потолку, книжные шкафы с открытыми полками; тут и там были расставлены заполненные книгами этажерки. Книги лежали стопками и на трех-четырех столах, размещенных в центральной части залы. У конторки, обнаружившейся слева от входа, никого из приказчиков почему-то не было видно.

Почтенного вида господин с тростью стоял у полок, на которых, как свидетельствовала о том надпись, стояли новинки, прибывшие из Москвы, Петербурга и Казани. Далее трое мальчиков – по виду погодки – теснились возле молодой еще мамаши, а может быть, гувернантки. Книжный шкаф, у которого они стояли, отличался высокими полками – на них можно было поставить издания самого большого формата. Здесь, по всей видимости, и находились детские книги – те самые, обилие которых отличало магазин Ильина от прочих самарских книжных магазинов и лавок.

Разумеется, у Ильина продавались книги не только для детей. Во всяком случае, в ближайшем углу я заметил двух юношей, один из которых был в гимназической тужурке, а второй – в студенческой. Они внимательно просматривали корешки книг, перебрасываясь неслышными мне замечаниями. Оба давно вышли из детского возраста, однако и на родителей, уже обзаведшихся потомством, никак не походили. А значит, они вряд ли интересовались волшебными сказками или назидательными рассказами, которые, в моем представлении, и составляют содержание большинства написанных для детей книжек.

Владимира, впрочем, занимали не столько посетители, сколько служащие господина Ильина. Я тоже оторвался от разглядывания покупателей и тут же увидел Анастасию Егорову. Подойдя к конторке, – видимо, она отлучалась ненадолго – девушка продолжала что-то оживленно обсуждать с солидным господином двенадцати или тринадцати лет от роду. Я незаметно указал на нее Ульянову. Мы приблизились, остановившись чуть в стороне.

Должен сказать, Анастасия выглядела очень привлекательной молодой женщиной. Ее русые волосы были заплетены в толстую косу, которая, будучи красиво уложенной, обнимала голову наподобие кокошника. На пухлых щеках были премилые ямочки, совсем как у моей Аленушки, в голубых глазах таились солнечные искорки. На Анастасии было темно-синее шерстяное платье с узкими рукавами, шею обхватывал снежно-белый гофренный воротничок.

– Отчего же вам не понравилось? Здесь такие замечательные рисунки. Что в них плохого? – с видимым огорчением спрашивала своего розовощекого и белобрысого собеседника Настя, поглаживая красивую золотистую обложку довольно большой книги. На обложке было написано «Среди цветов. Рассказы старого садовника». Автором значился некто А. Хвольсон. Я об этой книжке не слыхал. И имя автора было мне незнакомо.

– Рисунки хорошие, а книжка скучная! – ответил мальчик, пренебрежительно топыря нижнюю губу. – Растения, цветочки, как они питаются да из чего вырастают… Если б там еще сказки были, а так… Нет, не понравилась.

– Между прочим, у этой писательницы – ее зовут Анна Хвольсон – сказки тоже есть, – вмешался вдруг в разговор Владимир. – Ее другая книжка называется «Царство малюток. Приключения Мурзилки и лесных человечков». Я ее читал, когда мне было примерно столько же лет, сколько вам. – Он слегка поклонился в сторону малолетнего господина. – Там описаны путешествия эльфов со смешными именами – Мурзилка, Знайка, Незнайка.

– Ну-у, не знаю, – протянул мальчик.

– Значит, вы Незнайка. А я Знайка и потому рекомендую, – дружелюбно и весело сказал Владимир. Настя Егорова посмотрела на него с благодарностью. – Анна Хвольсон, может, и не самая выдающаяся писательница, но книжки у нее очень хорошие. И я вам скажу, мой юный друг, описать эльфов, как если бы они были настоящие, – задача немалой трудности. Мне почему-то кажется, что Мурзилка, Знайка и Незнайка будут жить на страницах книг очень долго.

– Ну, хорошо! – Анастасия Владимировна убрала «Среди цветов» на полку и сняла оттуда другую книгу. – Вот эта тебе уж никак не покажется скучной! Называется она «Веселые рассказы про шутки и проказы», и написал ее смешной немецкий писатель Вильгельм Буш. Между прочим, писатель и еще художник, так что книжку свою он не только написал, но и нарисовал. Она о двух неразлучных друзьях-шалунах, которых звали Макс и Мориц. Совсем новая книга, только что получена из Петербурга!

После вмешательства Владимира малолетний господин был уже не столь недоверчив к советам взрослых. Он взял книгу, полистал немного. Долго рассматривал картинки, вполголоса читал стихи.

Приветливо улыбнувшись Анастасии, Владимир отошел к другим полкам, и я увидел, что он сразу выхватил две только что вышедшие книги – толстенный том «Судебные речи» Александра Кони и «Курс гражданского права» Константина Победоносцева. Последнее меня изрядно удивило – я знал, что Победоносцев не был популярен среди свободомыслящей молодежи. Как только не честили обер-прокурора Святейшего Синода юные реформисты! И русским Торквемадой, и реакционером, и сатрапом. Я даже собирался отпустить какую-то шутку – вполне безобидную, разумеется, – однако не успел. Важный белобрысый покупатель наконец расстался с заветным полтинником и гордо удалился, держа под мышкой книгу Вильгельма Буша.

Тотчас к Анастасии двинулся студент – один из двух юношей, шушукавшихся в углу. Но тут уж я опередил его, бесцеремонно заступив дорогу.

– Здравствуйте, Анастасия Владимировна! – сказал я негромко, представ перед конторкой. Виделись-то мы всего однажды – на свадьбе Аленушки. Я даже не был уверен, что знакомая моей дочери признает меня.

Оттесненный мною студент смотрел, набычившись.

Анастасия же Владимировна, напротив, расцвела доброй улыбкой, очень шедшей к мягкой округлости ее лица.

– Господин Ильин! – воскликнула она взволнованно. – Николай Афанасьевич! Слава Богу! Что Алена? Где она? Странная история с ней приключилась, а спросить-то по-настоящему не у кого. И вот наконец вы…

Я не успел ответить, как тут же вмешался стремительно подошедший к конторке Владимир.

– И какая же история? – быстро спросил он.

– Простите, Настя, это господин Ульянов, – представил я моего спутника. – Друг нашего семейства, друг детства Аленушки. И, как я сейчас понял, знаток детских книг.

Владимир поклонился, на «знатока» смущенно развел руками, но видно было, что ему хочется поскорее услышать ответ на свой вопрос.

Анастасия Владимировна еще раз внимательно на него посмотрела. На ее лицо вернулась приветливая улыбка – молодой человек представился ей вполне положительным, – однако ответ на вопрос Владимира Настя адресовала мне:

– Да как же, Николай Афанасьевич, ведь получается, что сбежала Алена! Полиция обвинила ее в несусветных грехах, она испугалась и подалась в бега. А куда – неведомо. И еще я слышала, будто бы…

Тут Анастасию прервал очередной покупатель – тот самый солидный господин, который стоял у полок с новинками. Владимир отошел в сторону и принялся листать выбранную им книгу Александра Кони. При этом, как мне показалось, он не читал, а лишь скользил взглядом по открывающимся страницам, мысли его были далеки от судебных речей.

Получив деньги за покупку и аккуратно упаковав выбранную господином книгу в оберточную бумагу, Анастасия вновь вернулась к нам.

– Так что же вы слышали, Анастасия Владимировна? – переспросил нетерпеливо Владимир. – И от кого вы впервые узнали об исчезновении Елены Николаевны?

– Так ведь от Евгения Александровича, – сразу же ответила Настя. – От кого же, как не от него?! Помнится, я зашла к ним в пятницу вечером. Он и говорит – дескать, так и так, Алена пропала. От него же я узнала и о полиции, и о том, что будто бы Алена кого-то… убила… – Последнее слова Анастасия произнесла, понизив голос и испуганно взглянув сначала на меня, потом на Владимира.

– Понятно, – разочарованно ответил мой спутник. Он, очевидно, надеялся услышать что-то новое. – И что же было дальше? Вы просто ушли? Или о чем-то еще беседовали с Евгением Александровичем?

– Нет, ушла не сразу. Евгений Александрович принялся меня расспрашивать – не знаю ли я случайно, куда могла уйти или уехать Алена. – Настя нахмурилась, вспоминая подробности разговора. – А потом меня еще полицейский о том же спрашивал – не имею ли я сведений, куда уехала Елена Николаевна Пересветова. И не было ли у нее намерений уехать в Кокушкино.

– Не было? – спросил Владимир.

– Откуда же мне знать? – Настя пожала плечами. – Мы с нею перед тем, наверное, с неделю не виделись. Хотя… – Она вновь нахмурилась. – А ведь знаете, такие намерения у нее были. Верно вам говорю, были!

Мы с Владимиром переглянулись.

– Вы уверены? – спросил Ульянов. – Она выказывала вам как-то это свое желание?

Настя кивнула. Тут до нее дошел смысл расспросов, и лицо девушки обрело тревожное выражение:

– А разве она не в Кокушкине? – Голос ее понизился едва ли не до шепота.

Я не успел ответить – вновь какой-то покупатель пресек наш разговор. Владимир нетерпеливо посмотрел на часы, висевшие на стене. Кстати, часы были и на Анастасии тоже – маленькие открытые часы висели у нее на пряжке у левого плеча. До закрытия магазина оставалось еще минут сорок. Насте тоже не терпелось вернуться к разговору, занимавшему ее никак не меньше нашего. Отпустив покупателя, она подозвала приказчика – молодого человека с несколько слащавым лицом. Тот недовольно поморщился, но занял ее место. После этого Анастасия Владимировна подошла к нам.

– Так-то лучше будет, – сказала она. – А то нам поговорить не удастся. Так вот: Алена действительно намеревалась уехать домой. Не знаю, насколько искренним было это ее желание. То есть, искренним оно было, я это видела, но было ли оно выполнимым и было ли высказано всерьез… – Настя покачала головой. При этом девушка бросила быстрый взгляд в мою сторону, и я встревожился еще больше, если такое вообще было возможно: ртутный столбик моего беспокойства давно уже перевалил за красную отметку.

Владимир прищурился.

– Вы не стесняйтесь, Анастасия Владимировна, – сказал он негромко. – О том, что в семье Елены Николаевны не все обстояло хорошо, мы с Николаем Афанасьевичем уже наслышаны. Так что расскажите-ка нам лучше, в какой момент и при каких обстоятельствах Елена Николаевна высказала желание расстаться с супругом. Вы ведь это имели в виду, верно?

Настя чуть порозовела от смущения, но утвердительно качнула головой. Видно было, что девушку смущает разговор о чужой семейной беде, и это говорило в ее пользу.

– Я знаю немного, – ответствовала она. – Алена редко делилась со мной своими домашними тайнами. Но я так понимаю, что Евгений Александрович… он… он был очень недоволен тем, что Алена встречается со своими друзьями. Особенно с юношами… И это по временам выливалось в самые настоящие скандалы. После них Алена приходила на службу с опухшими глазами.

Сердце мое болезненно сжалось: эх, ну что ж я за родитель такой бестолковый! Неужто не мог понять… – да что там понять! – неужто не мог почувствовать, что единственное мое дитя нуждается в помощи и защите!

– Вы хотите сказать, что муж ревновал Елену Николаевну? – спросил Володя. – К кому же, если не секрет? И насколько основательна была его ревность? – При этом он успокаивающе кивнул мне. Мой молодой друг полагал, что столь бесцеремонные вопросы могут вызвать у меня раздражение. И, безусловно, они вызвали бы не только раздражение, но и самый настоящий гнев, если бы задавал их кто другой. Однако я прекрасно осознавал, что единственным желанием Владимира было помочь мне и Аленушке. Так что я лишь качнул головой и промолчал.

Настя же опустила глаза и после долгого колебания едва слышно ответила:

– Да. Ревновал. К Пете, например. Даже к управляющему, господину Ознобишину, хотя тот уже в годах. К нашему доброму знакомому Гришечке тоже ревновал… Григорию, – тотчас поправилась она, и во взгляде ее мелькнул испуг.

– А, – небрежно произнес Ульянов, – это вы о Григории Васильевиче говорите? Который из Малороссии?

– Да-да! – с облегчением ответила Анастасия. – О нем самом, о Григории Витренко. Вы с ним знакомы?

– Самую малость, – уклончиво сказал Владимир.

– Ну вот, тогда вы должны знать – между ними ничего и быть не могло! – горячо заговорила Анастасия Владимировна. – Товарищеские отношения между ними были – это да, были, я точно знаю! – Она прижала руки к груди.

Владимир осторожно тронул девушку за локоть.

– Вы не волнуйтесь столь сильно, Анастасия Владимировна, – сказал он. – Мы думаем точно так же, как и вы. Скажите, а где сейчас ваш товарищ? В Самаре? Или, может быть, уехал на лето? Попутешествовать собрался?

– Что вы! – Настя несмело улыбнулась. Почемуто предположение о том, что ее товарищ мог отправиться в путешествие, удивило девушку. – Григорий Васильевич здесь, в Самаре. Служит в Александровской библиотеке.

– Адрес не скажете ли? – спросил Владимир.

– Библиотеки? – уточнила Настя.

– Нет-нет, библиотеку Александровскую я знаю, – ответил Владимир, улыбнувшись. – Адрес, по которому проживает господин Витренко.

Настя назвала адрес, который мне ничего не говорил: какой-то дом по улице Полевой поперечной. Как мне представилось, Григорий жил довольно далеко. Я неплохо знал лишь центральную часть Самары, а что до окраин, они мне были совершенно неизвестны.

Владимир же оживленно заметил:

– О, это совсем недалеко от дома на Соловьиной, где живут мои друзья! Спасибо, Анастасия Владимировна… Скажите только вот еще что: по какой причине Елена Николаевна уволилась из этого магазина и пошла работать в магазин Сперанского? Вы ведь тогда уже работали здесь?

– Ну да, конечно. Работала. Только-только приступила. – Она вдруг рассмеялась, и этот переход от сильного волнения к веселости меня удивил. – А ведь если бы не Алена, я бы нипочем не пошла сюда работать. Я невозможная трусиха! После того ужасного случая сказала: не пойду! Боюсь! Так Алена надо мной уж до того смеялась, что я застыдилась – и пришла сюда. Да, так оно и было.

Слова Насти показались мне невразумительными. Судя по озадаченному лицу, Владимир тоже не понял, о чем говорит наша собеседница.

– После какого случая? – переспросил он.

– Ну как же! Тут ночью покойник обнаружился. Во дворе, рядом с дверью на склад. – Анастасия Владимировна взмахнула рукой, указывая в дальний угол залы, где за портьерой находился, по всей видимости, ход в складские помещения. – Страх-то какой… – Она зябко передернула плечами, снова резко перейдя от смешливости к испугу. – А я ведь как раз через день после того должна была сюда на службу выйти. Пришла, да тут же от Аленушки услышала, про мертвое тело-то. Нет, говорю, ни за что не стану работать там, где только что покойник обнаружился! Он, говорю, вечерами будет мне мерещиться…

Владимир недоуменно нахмурился.

– Погодите, погодите! Разве это произошло здесь? В этом магазине? Не в лавке Сперанского?

– В лавке Сперанского? – теперь настала очередь недоумевать Насте. – Ах, вы о том, что случилось в начале месяца?

– Да. Конечно. Именно о том. О том, что произошло вскоре после того, как Елена Николаевна приступила к работе на новом месте.

– Да-да, я понимаю… Но я говорю о другом случае, – сказала Настя. – Я о том покойнике, которого нашли здесь в мае.

При этих словах я почувствовал, как волосы зашевелились у меня на голове.

Настя смотрела то на меня, то на Владимира.

– Вы разве не слыхали? – спросила она. – Про покойника-то? Приказчик наш и нашел. – Анастасия Владимировна оглянулась в сторону молодого человека, заменившего ее за конторкой. – Возле склада.

Мы с Владимиром уставились друг на друга.

– И произошло это, как вы сказали… когда же?

– Да вот за день до того, как я на службу вышла. В начале мая. Сейчас припомню… – Она задумалась. – Не иначе как девятого мая. Нет, это я вышла девятого мая, в среду, на Николу Вешнего, покойника же обнаружили во вторник утром, то есть, значит, восьмого мая. А спустя несколько дней Аленушка отсюда уволилась. И перешла в лавку Сперанского. Она давно туда хотела, там как раз место открылось. А я, получается, здесь ее сменила.

– Странное дело, – в раздумье сказал Владимир, – а ведь господин Марченко об этом убийстве нам ничего не сообщил.

Настя широко раскрыла глаза.

– О каком еще убийстве? – спросила она ошарашенно. – Не было тут никакого убийства!

Тут пришел черед удивляться нам.

– Ну как же! – воскликнул Владимир и тут же приглушил голос. – Простите… Как же не было? Вы ведь только что, госпожа Егорова, сказали, что тут, в вашем дворе, рядом с магазином, восьмого мая был найден убитый! И что именно из-за этого вы не хотели выходить сюда на службу!

Настя посмотрела на Владимира, затем на меня. Потом снова на Владимира.

– Ничего я такого не говорила! – произнесла она твердым голосом. – Наоборот, я вам другое скажу.