Нечего на зеркало пенять, да-а?

(произносится с южным акцентом).

Пацанам России – конкретно красе и чисто гордости нации – посвящается эта книга.

События и персонажи в большинстве своем вымышлены. Хотя и не всегда…

Глава 5 Бакланы с Кокосова поля

“Хулиганские действия” Садиста и Паниковского были обставлены с размахом.

Денис предупредил, чтобы не перестарались, поэтому вызванный милицейский наряд не били, а то можно не “самоарестоваться”, а получить лет пять, ежели к избитым патрульным прибудет подкрепление.

“Антиобщественные элементы” согласно кивали.

С момента показательного “расстрела” Антифашиста еще не минул месяц, воспоминания о чуть было не случившемся конфузе были свежи.

В зале собралось три десятка мрачных верзил – посторонних не было, висела табличка “спецобслуживание”. Со стороны можно было принять это сборище за последний товарищеский ужин перед отправкой Садиста с Паниковским в пилотируемый полет на Марс. Причем в один конец. Денис попросил не подъезжать всю бригаду, иначе ментам будет не пробиться через скопище джипов, да и присутствие пары сотен могучих братков выглядело бы несколько странно. Прибывшие “делегаты” ободряюще жали руки, похлопывали по плечам будущих “гостей КПЗ” и друг друга, всячески выражая свое сочувствие. Опытные Олег и Алексей наедались фруктами – сколько придется провести в камере, пока было неизвестно, а с витаминами там туго. Иногда Паниковский поднимал голову и грустно обводил глазами зал.

Словом, обстановка была торжественная. Рыбаков и приехавший Антонов сидели на втором этаже за столиком и тихо беседовали. Антон внешне не производил устрашающего впечатления – он выступал в первом легком весе, и занятия йогой помогали ему всегда сохранять спокойствие. Это помогло ему выиграть пять чемпионатов мира и взять два Олимпийских золота. Количество побед на Союзе и в Европе он и не помнил.

– Мне вот что непонятно, – Денис стряхнул пепел с сигареты, – почему именно на этих двоих барыга показывает? Паниковского-то вообще на месте не было…

– Сам не пойму. Смысла я совсем не вижу… Он же понимает, что пацаны не сами по себе, мы еще остаемся…

– Может, конфликт какой был?

– Не было… Братаны этого барыгу раза четыре всего и видели. Не их тема…

– Хорошо. Сколько он платил вам?

– Как все, пятнадцать процентов. Мы ему с налогами помогали, неувязок не было…

– А сколько в месяц эти проценты выходили?

– Штук восемьдесят-девяносто, иногда – чуть больше. Барыга-то опытный, пятый год работает, дело свое поставлено. Еще стволы через его канал доставали, у него приятель на складе работал, – Антонов от Дениса ничего не скрывал. Если обратился за советом и принял его, то есть правило – все до мелочей рассказывать, любая недоговорка фатальна. – Штук тридцать автоматов прошло, пистолетов уже не помню, но не меньше, патронов цинков сто. Все четко, без накладок. Отблагодарили, само собой, как надо – он доволен был.

– Как отблагодарили?

– С контрактом с испанцами помогли, на апельсины… Он тогда чистыми двести штук заработал. Не считая наших.

– Так, дальше…

– Спирт одно время через него гнали, потом водочную тему Циолковскому передали.

– Он не был против?

– Да нет, сам попросил.

– Точно?

– Я лично не говорил с ним, но можно проверить…

– Хорошо, надо узнать.

– Да никто его не трогал, работал спокойно. Мелочи бывали, конечно, но платил исправно, мы проверяли по-тихому, все о'кей. Агентство фотомоделей вот решил открыть, мы не против были – его деньги, пожалуйста, бизнес выгодный, мы охрану предоставили, завязки есть в журналах.

– Он, случайно, не публичный дом открывать собирался?

– Нет, это не так делается. Да и смысл ему! У него все чисто было, реквизиты фирмы – его, сам директор, помещение снял в “Доме мод” на Петроградской…

– Да меня мелочи интересуют. Все думаю, с какой стороны подобраться. Почему-то ведь этот урод наводит на Садиста с Паниковским…

– Не знаю я, – вздохнул Антон, – все это странно…

– Точно… Ладно, что за человек сам барыга?

– Ну, молодой, бывший комсомольчик из райкома, начинал с компьютеров в молодежном центре, потом на жрачку переключился, соки, конфеты…

– Это он вас два года назад “чупа-чупсами” завалил? – улыбнулся Денис.

– Он, – помрачнел Антон.

Историю с конфетами вспоминать он не любил. Вместо денег бригада получила от коммерсанта семь десятитонных контейнеров сладостей и сама была вынуждена распихивать их по магазинам, убив на это две недели. Бизнесмен мямлил, разводил руками, но это не помогало. Денис тогда ужасно веселился, достал старую фотографию Антона и аккуратно наклеил голову товарища на рекламный плакат, который он утащил из офиса Гугуцэ. Вместо этого идиотского шарика. Получилось очень натуралистично. Хорошо еще, что плакат висел у Дениса на кухне, а не был распространен среди потенциальных покупателей и старых друзей. Бывавшие в тот период в гостях у Рыбакова братки очень переживали за случившееся. Тем более что к чаю Денис в обязательном порядке предлагал эти пресловутые “чупа-чупсы”, коробку которых ему без всякой задней мысли отдал все тот же Гугуцэ. Если дружбан конфеты любит, чего ж не дать? Подошел Горыныч.

– Ну чо, когда начинаем? Вилен трясется…

Денис глянул вниз с балкона.

Владелец ресторана сидел в углу с таким видом, будто ему через пять минут отрубят голову. Действительно – самому, своими руками сдавать братву в ментовку было почти непереносимым позором. После такого не живут, и, хотя Антон дал Вилену гарантии, что любые вопросы по этому поводу будет решать не он, а бригада, ресторатор сильно нервничал. Репутация заведения оказалась под угрозой.

– Минут через пятнадцать. Антон уедет, и начнем. Пусть пока водки выпьют…

Горыныч убыл. Денис вновь повернулся к “старшому”.

– Кто курировал барыгу?

– Парашютист…

– За что вы его так?

– Да его менты три раза брали, так он все время от них из окна прыгал, то с пятого этажа, то с третьего…

– И не разбился?

– Так он же на деревья сигал…

– Тогда макакой назвать надо было, – усмехнулся Денис. – Ладно, мне бы увидеться с ним, перетереть психологическую спецификацию барыги.

– Возьми мою трубку, я скажу, чтоб он тебе через час позвонил…

– Лучше через два, пока здесь закончим…

– Лады…

Антон попрощался и уехал в офис. Как любой современный мафиози, в миру он был замдиректором какой-то фирмы и даже регулярно являлся на “работу”.

Подготовленное действо началось.

Горыныч расколотил зеркало и два окна, Пых с Лысым перевернули несколько столов, расшвыривая посуду, Гугуцэ немного покидал стулья, разошелся, но его успокоили – собрались не для того, чтобы кабак громить. Садиста с Паниковским усадили в дальний угол и велели вести себя развязно. Вилену "с многочисленными извинениями разбили нос и порвали манишку. Ортопед подал ему трубку.

– Але, дежурный, – замогильным голосом залепетал Вилен, – у меня хулиганят в ресторане… Посуду бьют, на посетителей кидаются… Двое… Нет, без оружия, просто так… “У Вилена”, да. Приморское шоссе… Да, жду. Сейчас приедут… Патрульная машина прибыла быстро. Два молоденьких милиционера-сержанта бодро заскочили в зал и остолбенели. Вдоль стен сидели грубые молчаливые люди в количестве, явно превышающем нормальную плотность на квадратный метр. Центр зала был усеян битым стеклом и кухонной утварью, за столиком у окна развалились два таких же амбала и кидали фужеры об стену. Взоры собравшихся сконцентрировались на патрульных.

– Я вижу, здесь все нормально, ложный вызов, – нарочито громко сказал старший наряда и вознамерился уйти.

Ортопед вытолкнул из кабинета бледного и окровавленного Вилена.

– Это я звонил, – затянул Вилен, глядя в пол. – Вон они хулиганят, лицо разбили… Ущерб какой нанесли! Вот свидетели, – он обвел зал рукой.

Патрульные посмотрели на владельца кабачка как на стопроцентного покойника.

– Хулиганам не место в нашем обществе! – громко заявил Комбижирик. Еще один фужер ударил об стену. – Вы только посмотрите, что творят!

Старший сержант покрутил головой, стараясь стряхнуть наваждение.

– Задержите их, мы готовы подтвердить, что они хулиганят! Просто погром какой-то учинили. И это в приличном заведении! – сообщил Стоматолог, здоровенный детина со шрамом через все лицо, рядом с которым Шварценеггер выглядел бы худосочным школяром.

Старший с ужасом посмотрел на напарника.

– Может, СОБР* вызвать? – неуверенно спросил он.

– А вот этого не надо! – мягко порекомендовал Гугуцэ – подавляющее большинство “свидетелей” было со стволами.

– Мы поможем их скрутить, если что! – заявил Стоматолог.

Паниковский подумал, что для усугубления содеянного ему надо инсценировать побег, и вяло полез в окно. Горыныч втащил его за ноги обратно.

– Вы же видите, они сбежать пытаются, надо их арестовать!

Гугуцэ расстегнул кармашек на поясе у старшего и вежливо подал тому наручники. Сержант с сомнением посмотрел на “нарушителей порядка” и вздохнул. Горыныч и Стоматолог подвели Паниковского к патрульным, тот протянул руки.

Воцарилась тишина, только угрожающе сопел Садист.

Старший наряда зажмурился и, словно головой в омут, попытался защелкнуть наручники на запястьях Паниковского. Из этого ничего не вышло, стандартные “браслеты” не сошлись и глупо повисли на мощных руках.

Горыныч почесал голову.

– Может, скатертью связать? – предложил Ортопед.

– Ну вы же видите, ничего не получается, – разнылся патрульный. – Как мы их повезем?..

– Вот что, – придумал Гугуцэ, – а мы с них слово возьмем, что они сопротивляться не будут.

Денис от удивления чуть не свалился с балюстрады.

– Точно, – обрадовался Горыныч. – Не будете? Паниковский злобно зыркнул на милиционеров.

– Буду! – нахально выдохнул он.

– Тогда, может, дубиной пару раз по черепу, для успокоения? – внес предложение Гугуцэ.

Ортопеду мысль понравилась, он выдернул из-за пояса младшего патрульного резиновую палку, заодно порвав тому портупею, и замахнулся на “задержанного”. Паниковский, не дожидаясь удара раздухарившегося “дружинника”, кулем обрушился под ноги наряду.

– Да он же пьяный! – заголосил Горыныч, словно только что это обнаружил. – И второй тоже!

– Пьяные хулиганы, какой ужас! – возмутился Стоматолог.

Паниковского понесли на улицу. От всех этих диалогов у сидящего наверху Дениса едва не случилась истерика. Садист, желая совсем уж подтвердить звание “пьяного хулигана”, метнул в милиционеров вазочку, но промазал и угодил в живот Гугуцэ. От соприкосновения с рифленой рукояткой торчащего за поясом у Бориса кольта сорок пятого калибра вазочка разлетелась вдребезги. Гугуцэ немного подумал и, страдальчески скривившись, схватился за живот.

Патрульные с уважением посмотрели на пострадавшего.

– Нападение на гражданина, есть свидетели… – вопросительно сказал приходящий в себя сержант.

– Как точно вы определили, – удовлетворенно отреагировал Ортопед.

Вилен мысленно покончил с собой.

В Выборгском райотделе царила нервозность. Узнав об успешном задержании, начальник отдела милиции посмотрел на “клиентов”, выглянул в коридор, увидел “свидетелей” и пожалел о том, что не остался сегодня дома. Полтора десятка “быков” чинно сидели вдоль стены и ждали, когда им предоставят возможность дать “разоблачительные свидетельские показания”.

Через полчаса, когда стало ясно, что никто из дознавателей это дело не возьмет, начальник позвонил в Следственный Отдел и попросил кого-нибудь прислать, сказав, что у него все в разъездах.

Еще через полчаса прибыл энергичный следователь-стажер, сразу сник и начал осторожно допрашивать собравшихся, мгновенно разрешив курить в кабинете. Да хоть водку пить, лишь бы дожить до конца дня. Братаны вели себя предельно вежливо, подробно описывали возмутительное поведение задержанных и сетовали на то, что уже нигде гражданин не может чувствовать себя в безопасности. Разве что в отделении милиции, в обществе столь обаятельного следователя.

Послали за пиццей и угостили растаявшего стажера. Тот приободрился и подумал, сколь обманчива бывает внешность – по виду свидетели типичнейшие бандюганы, а на поверку выходит – милейшие люди, озабоченные разгулом преступности в стране, занимающие активную гражданскую позицию.

Ортопед сходил к “обезьяннику” и шепнул “хулиганам”, чтобы побуянили, а то следователь намеревается их отпустить под подписку. Те восприняли предложение с энтузиазмом, просто так в камере сидеть было скучно, начали толкаться, изображая драку, но не рассчитали и вышибли решетку. В двух соседних клетках местные пьяницы злорадно ржали над испуганным дежурным, к столу которого на железной дырчатой двери приехал Паниковский, выбитый из камеры разошедшимся Садистом. Дверь установили на место, а дежурного заставили доложить следователю об инциденте. Тот, под прессингом “пострадавшего” Гугуцэ и вопли “свидетелей”, все-таки был вынужден оформить задержание и отправить братков в КПЗ на Есенина. Туда же отправился гонец, передавший во все четыре камеры по два здоровенных пакета с едой и куревом. Спокойствие всех обитателей КПЗ было гарантировано. На прощание следователь горячо пожал руки мужественным свидетелям и выразил надежду, что с такими людьми правовое государство будет построено в кратчайшие сроки.

Первый этап операции прошел удачно.

Денис сидел с Парашютистом в кафе прямо у самой Невы, на стрелке Васильевского острова, и смотрел на воду.

– У барыги семья, двое детей, собака, так что сделать ничего там нельзя… – резюмировал собеседник.

– Ты вообще пока о физических методах воздействия не думай, – попросил Рыбаков. – Дело здесь в психологии. Что ваш канал по сути убийства говорит, что в прокуратуре известно?

– Ножом в спину, “пику” не нашли. Повреждений там, синяков – нет, одежда в порядке, изнасилования не было…

– Да-а, какой-то совсем тупой случай. Никаких зацепок…

– Вот именно. Причин ее валить ни у кого нет…

– Это у тех, кого мы знаем. А насколько я понял, известно нам немногое. – Денис задумчиво подбросил на ладони зажигалку. – Сколько времени она там работала?

– Да там еще работы никакой не было. Так, крутились девчонки, протоколы о намерениях подписали, еще ни денег, ни контрактов… Открыться даже не успели, пока только переговоры шли – ну, издательства, модельные агентства, реклама… Я эту девчонку вообще толком не помню, их там десятка четыре было. Да и не мое это дело, я за порядком с бабками смотрел…

– Ну, не станем же мы предполагать, что так эту фирму разорить решили! Логики нет… Опять мы, блин, чего-то не знаем! Он точно ничего не должен был?

– Точно. Там бухгалтер наш…

– Значит, вариант с левачком отпадает. Это уже радует. А как сам барыга, на женский пол падок?

– Дык, как все. Особо чтоб слюни текли, не видел. Но я ж не проверял…

– Стоило бы проверить. Хотя, что сейчас говорить, мы все задним умом крепкие… Тем более что сам барыга явно не резал никого. Ты вспомни, может, кто около офиса крутился, ты ж там часто бывал.

– Типа маньяка?

– Не, братец. Если б это был маньяк, то и одежда была бы порвана, да и убили бы девушку явно не за городом, а где-нибудь на чердаке или в подвале поблизости. У нас с тобой к тому же квалификация не та, чтоб маньяков ловить… Кто там, кроме барыги, еще есть?

– Ну сотрудники, человек десять, девушки, я уже говорил. Так из других агентств приезжали – фотографы, визажисты разные… он собирался широко работать, с размахом…

– Эта категория резать никого не будет. Кто еще? Может, посторонние?

– Конкурсанток много было… На работу приходили устраиваться.

– Никого подозрительных?

– Я сегодня с коммерческим директором говорил, он пацан правильный, братишка младший одного из наших. Он на приеме сидел, со всеми база-рил. Нет, говорит, ничего такого…

– Блин, ну не может же быть, что девушку завалили какие-то левые уроды, а барыга на наших гонит! Есть у него интерес, есть! – Рыбаков стукнул кулаком по спинке стула.

– Диня, ты не волнуйся, я вспоминаю.

– Да не волнуюсь я, мы с тобой уже второй час сидим, а толку нет. Мне за ребят обидно, мы-то кофеек попиваем, а они на шконке* парятся… Давай по новой. Всех, кого ты уже вспомнил, исключаем, думай о тех, кто случайно появлялся, друзья, приятели. – Рыбаков был редкостной занудой в смысле дела. С одной стороны, это помогало, с другой – частенько бесило окружающих. Денис мог часами ходить по кругу, перемалывая одно и то же – адвокатура многое потеряла в его лице.

Парашютист задумался.

Денис не торопил, разглядывал фасад Зимнего дворца, покачивая ногой. В стекляшке, где готовили кофе и бутерброды, увеличили громкость магнитофона и начался хит сезона “Я хороший мальчик”.

– Вырубите этот марш педофилов! – рявкнул Денис.

Из проема появилась голова продавца. Парашютист приподнялся. Звук мгновенно стих.

– Ненавижу этих уродов! – сказал Рыбаков. – Шелупень, особо этот, с бородкой, латинос недоделанный…

Парашютист вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.

– Есть! Был один корешок!

– Ну-ка, ну-ка…

– Короче, видел я раз одного типа, не придал значения. Он к барыге заходил, дружок его вроде школьный. С виду зачуханный, приблатненного из себя корчил… Ты как про бородку сказал, я вспомнил – у того тоже чо-то на подбородке торчало. Все по фене* пытался и пальчики расставить…

– Хорошо, ты не переживай, Костя, подробно, спокойно, – Денис успокоил возбужденного братка. Воспоминания Парашютиста требовалось баюкать и согревать в ладонях, как бутон розы в холодную зимнюю ночь. – Он сидел, как ты думаешь?

– Нет, точно нет. Может, по пьяни задерживали да в предвариловке * нахватался…

– А с пикой бросится?

– Легко. Если кто послабее, точно. И на девчонку может.

– Значит, так, – Денис сцепил пальцы. – Этого корешка надо найти. И срочно. Он это или нет, разбираться нет времени. Он – хорошо, не он – думаем, как его подставить, и параллельно ищем настоящего убийцу. Если он такой энтузиаст зоновской романтики, пусть посидит чуток – для размышлений полезно.

– А чо потом кого-то искать? Из него признанку на раз выбьют…

– Ну, выбить не сложно. А мы что, не люди? Если невиновен, грех большой на себя возьмем. Нельзя так.

– Тоже верно. Куда тебе его привезти?

– Не надо никого никуда возить. Ты говорил, коммерческий – свой парень, вот пусть и узнает адрес и все, что возможно.

– Хорошо. Связь?

– Мне Антон свою трубу отдал. Если я вне зоны, звони Ортопеду, Горынычу или кому еще. Я вообще дома побуду, но в любом случае если куда поеду, то с кем-нибудь из пацанов.

– Договорились, – Парашютист встал и направился к машине.

На самом деле проблема, с которой столкнулась команда и примкнувший к ним Денис, не была решаема столь быстро и легко, как это предлагали резкие Горыныч или Ортопед.

Играть с государством в догонялки, совмещенные с “гасилками”, было стратегически неверно. Отсутствие более или менее весомых доказательств по уголовным делам не стоило ровным счетом ничего – следователи старались любыми способами получить признание, а есть “доказуха” или нет – им все едино. Любой гражданин, попавший под подозрение, почти автоматически переквалифицировался в обвиняемого и, если сам, исключительно своими силами, не мог доказать свою правоту, отправлялся по этапу. Создавалось впечатление, что главным, основополагающим принципом российского правосудия является не Уголовный кодекс и Конституция, а гаденькое изречение “нет дыма без огня”. Понятие презумпции невиновности воспринималось облеченными властью как разновидность матерного выражения, человек представлялся клеточкой или галочкой в отчете, а люди в целом – абстрактным “населением”. Взглянуть на происходящее с противоположной стороны стола следователи и не пытались, считая себя гениями сыска и свою позицию – единственно правильной.

Разумеется, их оппоненты тоже не были безгрешными овечками, но редкие “посадки” кого-нибудь из братвы воспринимались не как справедливое наказание, а как личная месть милиционеров за собственные безграмотность и лень. Тем более что реальных проступков никто не знал, а дикие обвинения высасывались из пальца. Выбить “признанку” – это главное, доказательства вторичны. К сожалению, по-другому большинство работать уже не умело.

Оставшиеся “зубры”, “правильные менты”, были в исчезающе малом количестве. Их старались завалить душисто-политическими делами, в которых всплывали фамилии крупных чиновников и депутатов Государственной Думы вроде питерского псевдодемократа Рыбаковского или застуканного в баньке с продажными девками бывшего министра юстиции. “Зубры” ломали себе рога и клыки, их унижали в высоких кабинетах, доводили до инфарктов и язвы и потихоньку выживали из системы. Оставшиеся пытались трепыхаться, но, видно, сорт мыла для мытья рук был не тот, и при очередной гигиенической проверке их тоже выгоняли. Хорошо еще, что, помимо “чистых рук”, гениальному министру не пришло на ум проверить уровень холодности головы. Интересно, придумали бы холуи специальный градусник или так, по старинке бы меряли? Кто-то из нормальных ментов уходил в частные агентства, кто-то спивался у себя на приусадебном участке.

Новомодные детективные фирмы принимали всех и скоро стали, за редчайшим исключением, заповедниками особых бездарей, тупиц и алкоголиков, не удержавшихся даже на должности постовых. Им не хватало только своего журнала с парадоксальным названием “Милицейская мысль”. Прав у них не было никаких, а гонору – дальше некуда. Да и попадались они по собственному скудоумию чаще других, причем всенепременно со своими “ксивами” и пушками, якобы утерянными в последние месяцы службы. Нормальные менты их ненавидели и сотрудничали только за деньги, регулярно впуливая “дезу” и пуская по их следу коллег из соседнего района, у которых образовался завал с раскрываемостью и надо было поднять процент в отчете. “Холмсов” брали, и они, по обыкновению и въевшейся стукаческой привычке, сдавали всех, причем по собственной инициативе, и новоиспеченные “приватизированные мусорки”* полным составом своего сыскного бюро отправлялись в Нижний Тагил, в зону номер тринадцать. Там они встречали своих корешей и гармонично вливались в это единственное в России учреждение, где, по мнению большинства населения, ментам самое место.

Садист и Паниковский не по своей воле оказались в ситуации, когда они точно были ни при чем, но их принадлежность к определенному слою населения фактически гарантировала предвзятость следствия и суда. Хотя на суде можно было бы попытаться сломать обвинение, но не было никакой гарантии, что кому-нибудь из них насильно не сожмут в руке нож и не представят отпечатки пальцев как улику. Да и ждать суда года два-три в “Крестах” – дело безрадостное и унылое. На адвокатов надежды не было – те деньги зарабатывают, на судьбу подзащитного им плевать, дело Дмитрия Якубовского это показало. Человека осудили за кражу книг в тысяча девятьсот девяносто четвертом году, “не обратив внимания” на то, что в девяносто первом было возбуждено дело о хищении этих же самых книг против совсем другого человека. Адвокаты Дмитрия, кроме требований ежемесячных выплат, палец о палец не ударили.

Для Паниковского все еще усугублялось тем, что он носил гордую фамилию Клдиашвили, доставшуюся ему от прадеда. Чем ему это грозило, Денис себе представлял очень хорошо – одного его хорошего приятеля, Виталика, избили в отделении только за то, что он при проверке документов предъявил паспорт, где значилось – Жордания и место рождения – Сухуми. Рыбаков знал его много лет, семья Виталика переехала в Питер, когда тому еще года не исполнилось, он всю жизнь прожил здесь, ничем противозаконным не занимался, только работал день и ночь, обеспечивая свою семью. На момент задержания он был абсолютно трезв и шел с работы домой. Спасло Виталия только то, что из-за угрозы проверяющей комиссии из Главка его выбросили на улицу в ту же ночь, а не через трое суток. Жена вытаскивала его с того света почти месяц, слава Богу, Ирина по образованию была врачом. Естественно, никто никаких заявлений в милицию не подавал. О получке, бывшей у Виталия в кармане, можно не говорить – и так все понятно, хорошо, паспорт оставили.

Виталик создал свой магазин, отделал и оснастил его собственными руками. Получить бутылку с бензином в окно от одуревших от своей безнаказанности ментов не хотелось, поэтому он и не вспоминал эту историю. Единственным последствием у Виталия оставались поврежденные почки, что мешало ему достойно выпивать с друзьями.

Как-то раз Денис с Ксенией побывали на его дне рождения, после которого именинник отходил сакральные и трагические девять дней, передвигаясь по квартире со скоростью метр в минуту и беззвучно жалуясь на судьбу. Хотя, если уж быть до конца честным, принятая “на душу” на том празднике жизни доза мгновенно бы убила трех среднестатистических немцев или американцев, про хилых французов и речи нет – десяток “лягушатников” точно бы гикнулся. Наутро Денис не мог даже удержать в руках стакан и непьющая Ксения отпаивала его баночным “джин-тоником”.

В общем, как говорят в народе, если наутро с вами не разговаривает жена, то вечер удался.