"Будущее уже началось: Что ждет каждого из нас в XXI веке?" - читать интересную книгу автора (Стерлинг Брюс)

Сцена шестая Панталоне

Эта глава – о том, как стать богатым. Это чрезвычайно серьезная глава, без всякой там чепухи. Давайте перейдем сразу к делу. Как насчет того, чтобы заработать громадную кучу денег?

Очень многие пишут книги о том, как разбогатеть. На эти книги существует постоянный, предсказуемый и даже пугающий спрос. Так как корпоративная футурология является одним из моих хобби, я знаком со многими их авторами. Здесь, в шестой главе, я наконец-то стал одним из них. В этой главе я расскажу вам, как обрести богатство, превосходящее самые дерзкие ваши мечты.

Для начала, однако, постараемся быть честными друг с другом. Мы отважно бросимся решать очень важную, высокоинтеллектуальную проблему бизнес-консалтинга, а именно: «Эй! Если этот друг так умен, почему же он сам не разбогател?»

В конце концов, о чем читатель может резонно заметить, если бы я сам был богат, я бы не отсиживал свой зад, сочиняя книги о бизнесе. Я бы делал те вещи, которые, по моим представлениям, всегда делают богачи, отрываясь в роскошном отеле в тропическом раю. Я, конечно же, не засиживался бы над работой днями и ночами, чтобы научить других зарабатывать деньги.

Ну и в чем же тут дело? Давайте взвешенно и серьезно рассмотрим реальную экономическую ситуацию – сочинение руководства по бизнесу. Наш автор, будучи просто автором, получает от 6 до 8 процентов от дохода, приносимого его продуктом. Это значит, что 92 процента его усилий уходят непосредственно книгоиздателям, дистрибьютерам и книготорговцам. Если он действительно разбирается в бизнесе, как утверждает, как же он докатился до сочинения книг? А не стоило ему сразу набрать обороты и стать книгоиздателем? Вспомните ярчайший пример Уильяма Рэндольфа Херста, магната книгоиздания, выстроившего сказочный дворец Сан-Симеон и послужившего прообразом для «Гражданина Кейна». Вот он был богат.

Как я понимаю, я уже успел серьезно подорвать к себе доверие, но потерпите меня еще немного, потому что я собираюсь сделать шокирующее заявление: я действительно богат. Чертовски богат. Значит, вам стоит обратить на меня внимание. Вы должны в гипнотическом экстазе выслушивать мои заявления о будущем бизнеса, хотя я сам и пальцем о палец не ударил в мире бизнеса и абсолютно не намерен пачкать свою творческую натуру плебейской беготней с какой-то коммерцией.

А как насчет главного, а? Насколько я богат? Что ж, я не самый богатый в мире. До сенсационного обвала их акций за это звание могли бы потягаться Билл Гейтс и Ларри Эллисон. Как ни трагично, я даже не самый богатый писатель в мире. Это, наверное, Стивен Кинг. Когда мы, писатели, рассуждаем о бизнесе в каком-нибудь отеле, проливая шардоне на собственные туфли, Стивен Кинг является для нас образцом успеха в нашей индустрии. «Ах! – восторженно повторяем мы. – Вот бы мне стать таким, как Стивен Кинг!» Страдать от постоянных кошмаров, лишиться зрения, попасть в больницу из-за потерявшего управление грузовика – да, такая жизнь по мне!

Но хотя я и не Стивен Кинг, я все равно ужасно богат. Просматривая налоговые бумажки перед 15 апреля [46], я с вылезшими от удивления глазами убеждаюсь, что мои доходы и ресурсы значительно больше, чем у 99 процентов жителей нашей планеты. И хотя я одеваюсь, как вечный студент, и живу в киберпанковском запустении, я, без сомнения, принадлежу к финансовой элите мира. Я даже был на Всемирном экономическом форуме в Давосе. И мне не пришлось за это платить. Я был приглашен и включен в факультативную программу.

Я знаю, подобное признание шокирует. Если бы я заявил, что отношусь к бисексуалам, алкоголикам или у меня маниакально-депрессивный психоз, меня бы охотно простили – в конце концов, я же писатель. А вот публично злорадствовать по поводу чьих-то доходов – просто какое-то ужасное люмпенство. Для людей, которых Дэвид Брукс назвал «буржуазной богемой», существует серьезнейшее социальное табу на хвастовство деньгами. Напечатав на этой странице заполненную налоговую форму за номером 1040, я совершил бы большее преступление, чем если бы я опубликовал в Интернете свои фото в голом виде.

Тем не менее здесь, в шестой главе, я решился быть откровенным на предмет денег. Потому что это оздоровляет и дает силы посмотреть в лицо горькой правде насчет нас самих. Мое душевное здоровье сильно укрепилось, когда я наконец сломался и, рыдая над собственными платиновыми кредитными картами, признался, что каким-то образом разбогател. Нет смысла юлить и увиливать по этому поводу. Пришло время, когда отрицание хуже правды. Таким образом, я решился и готов дать показания по поводу специфической природы нынешнего и будущего поколения богачей, и, переходя от абстрактного к конкретному, я разберусь со своим собственным случаем.

Когда двадцать пять лет назад я впервые начал писать книги, еще в легендарные первые дни отчаянной борьбы, я был молод, сентиментален и старался подражать богеме, но не был действительно беден. Хотя я носил драные теннисные туфли и питался в основном консервированным мясом-чили, я прекрасно проводил время. Мой отец был высокооплачиваемым специалистом, оплатившим мое четырехлетнее пребывание в колледже. Я подрабатывал. Даже моя очаровательная и неподражаемая подружка работала, полностью оплачивая все свои расходы, да и, если уж говорить правду, иногда мои тоже.

Я шел на риск, выбрав писательскую жизнь, так как писал научно-фантастические романы, а подобный род деятельности считается ложкой дегтя в бочке будущего бизнес-резюме. Но у меня была возможность экспериментировать. К тому времени я уже знал, как выглядит и пахнет настоящая бедность, потому что подростком жил в Индии. Иногда трудно понять, как тебе повезло, но откровенная, неприкрытая нищета не забывается. В отличие от процветания, нищету не спутаешь ни с чем.

Мои коллеги по корпоративной футурологии обычно используют определенные сценарии, чтобы открыть нам глаза на последствия наших поступков. Подготовленные как надо, они бывают очень реалистичными: хороший сценарий разрежет слои будущего, как нож кондитера. Так что давайте нафантазируем футурологический сценарий о моем личном экономическом положении.

Представьте, что я взял себя самого помоложе, бледного двадцатилетнего романиста, и перенес его сюда, в будущее настоящее. Мы проводим явно нервничающего юнца в мой офис, будущее сегодня, ускользающий клочок пространства и времени, где я сижу и печатаю эту книгу.

Нетрудно сделать вывод, что парень будет потрясен. А он бы мог поместить все свои земные богатства туда, на полку, куда я ставлю свои романы. Офис довольно хорош, но его потрясет не это. Как и большинство богемных детей из хорошо обеспеченных семей, он испытывает откровенное презрение к собственности. Без сомнения, он прямиком направится к моим романам и начнет изучать их от корки до корки, дабы понять, в какой момент я стал тряпкой, продался, потерял свою остроту. Этот ребенок был явным фанатиком, безнадежно мечтавшим, чтобы его услышали. Ему никогда и в голову не приходило, что его необычные мысли принесут ему деньги. Но это все же произошло. Он не был готов именно к этому. Это оказалось удивительным и тревожным.

Когда появляются деньги, людям приходится как-то приспосабливаться к этому, даже если разбогатеть удается легко (вы можете выиграть в лотерее), последствия никогда не бывают простыми. О том, как разбогатеть, написана уйма книг. Но очень мало о том, как быть богатым. Быть богатым – легендарное ремесло. Это стиль жизни ничтожного, эксцентричного меньшинства. Когда богачи не делают деньги, – а это их основная страсть, – они все свое свободное время следят друг за другом, чтобы понять, как себя вести. Кроме того, они тратят массу времени, пытаясь избежать ловушек мошенников, которые хотят заполучить их деньги.

Если вам доведется познакомиться с серьезными богатыми людьми, скажем, на Всемирном экономическом форуме или на уик-энде в отеле «Ренессанс», вы заметите, что они брезгливо поджимают губы, как только звучит имя Дональда Трампа. Дональд Трамп очень богат, но это мультяшная версия богача в хромированных доспехах. Он изысканно и нарочито делает вещи, которые, по мнению бедных, должны делать богатые: строит яхты, меняет подружек и ездит к президенту. Большинство богатых людей – хитрые провинциалы, никогда не опускающиеся до этого. По-настоящему богатые люди довольно сдержанны и вежливы, так как сдержанная вежливость – лучший способ избавиться от людей, которые хотят ваши деньги. Они не позволяют себе никаких безрассудств, как богачи, и не веселятся, как богачи.

А это потому, что, веселясь, как богачи, вы не станете богаче – вы сделаете богаче других. Тот, кто радостно тратит деньги на женщин, вино и музыку, методично переправляет деньги в руки бывших жен, адвокатов и декораторов интерьера. Он не становится богаче – он становится беднее.

Настоящие строители собственного состояния не придерживаются подобной линии поведения. Она полностью противоречит их темпераменту. Они используют свой капитал, а не транжирят его. Состояние – не громадная инертная масса, как мешок с нарисованным долларом в «Монополии», скорее это непрерывный процесс. Настоящее богатство – это сложные проценты и возвращение инвестиций, что означает вложение капитала лишь в перспективные области, где создается и пополняется большее богатство. Для строителя состояния, флагмана индустрии в этом и заключается суть дела. Ни при каких обстоятельствах он не бросит строить свое состояние лишь для того, чтобы «расслабиться и получить удовольствие». Никому не нужно двухсот миллионов долларов, чтобы расслабиться и получить удовольствие. Единственный смысл иметь двести миллионов долларов в том, чтобы превратить их в два миллиарда. Только после того, как у вас будет два миллиарда, вас начнут воспринимать серьезно.

Читая мемуары очень богатых людей, вы не найдете упоминаний о том, как они брали из банка громадные суммы или поили рысаков шампанским. Они могли вытворять такое, но только если жена или муж настояли на этом и привели людей с камерами. Очень богатые люди обычно бывают предельно сосредоточенными, мрачными трудоголиками. В их книгах не открываются удивительные тайны их богатств. Они никогда не пишут о финансовых пирамидах, надежных схемах инвестирования, золотых приисках или правительственных лазейках. Их хромые жульнические схемы – просто приманки, использующие жадность наивных людей, ничего не понимающих в капитализме.

Даже если какая-то лотерея принесет вам кучу денег, вы не сможете сохранить их, если не сумеете впоследствии удачно распорядиться ими.

Вот где мне, простому писателю, не по пути с серьезными богатыми людьми. Я не капиталист. Я просто высокооплачиваемый независимый подрядчик культурной индустрии, тот, кто развлекает, и мое ненадежное благополучие может исчезнуть, как только публика нахмурит брови. Я превращаю слова в доходы книгоиздателей, но я никогда не умел превращать деньги в еще большие деньги. Я видел, как это делается, и я знаю, как это делать, но сам этим не занимаюсь.

Причина, по которой я этим не занимаюсь, по крайней мере пока, в том, что это страшный, сильнодействующий наркотик. Как ни странно, все действительно очень просто. Из шекспировского сморщенного Панталоне выйдет превосходный богач, потому что он внимателен, настойчив, умеет сосредоточиться на деталях, но явно не способен радоваться жизни. Посмотрите на него: очки и тощие ноги, страшно сморщенный, вечно мерзнущий и ужасно замороченный. Целовать такого – тяжкий труд. Женщинам, которые выйдут за него из-за денег, нелегко придется зарабатывать себе на жизнь.

Такова цена слишком серьезного отношения к деньгам. Но дело в том, что у меня всего одна жизнь – ограниченное количество человеческих часов, годных к употреблению. Когда я беззаботно разбрасываюсь деньгами вместо того, чтобы обращать их в акции, инвестиции в недвижимость, ценные бумаги казначейства или облигации, это наверняка кажется сумасшествием, но это лишь одна сторона медали. Когда я делаю что-то необычное и экстравагантное, например торчу в Мюнхене на конференции по трансплантации головного мозга, я не просто наношу удар по своему финансовому будущему – я к тому же и становлюсь лучше как научный фантаст. Я сознательно делаю инвестиции в собственный образ независимого художника. Потому что, черт возьми, мюнхенский материал был просто фантастическим! Слышали бы вы доклад одного профессора об использовании роботов для исследования канализационных труб Восточной Германии. Затем я обедал с австралийским трюкачом, протыкавшим свое тело стальными крюками и выезжавшим из окна по бельевой веревке… Но я что-то отклонился от темы. Мне кажется, свойство отклоняться от темы заложено в моей натуре. А в бизнесе «отклонение от темы» всегда фатально.

Закончив горько рыдать по поводу того, что мои книги хорошо продаются, я как-то смирился с тем, что у меня есть деньги. Мы с капитализмом заключили стабильное, хотя и не особенно плодотворное соглашение. Это работает приблизительно так. Я пишу действительно необычные книги, и появляются кое-какие деньги. Тогда я отправляюсь их тратить в самые необычные места и узнаю необычные вещи. В результате мои книги становятся еще необычнее. Теоретически этот процесс может продолжаться до тех пор, пока я смогу печатать и останется хоть кто-то желающий мне платить.

Но, увы, время идет, и старые истины меняются. Самое странное в моих отношениях с капитализмом то, насколько мир бизнеса приблизился к научной фантастике. По мере того как проходили годы и моя карьера шла в гору, бизнес все с большей скоростью и агрессивностью врывался на мое культурное поприще. Научная фантастика всегда была символом необычного и нестандартного, но начало века ознаменовалось тем, что я впервые стал получать серьезные предложения о работе от бизнесменов. Бизнесмены начали просить меня занять руководящие посты, войти в консультативные комитеты или в советы директоров корпораций.

Было бесполезно объяснять им, что я никогда в жизни не работал по найму, что у меня нет административного опыта и что я совершенно не заинтересован в оправдании доверия акционеров. Они все это уже знали. В действительности им именно это и нравилось. Вот почему они домогались меня. Я зарабатывал себе на жизнь, делая деньги на чем-то вымышленном и странном, а они считали это важнейшим для бизнеса качеством.

«Именно поэтому вы нам нужны», – настаивали они с нарисованной улыбкой богачей. И среди них были не только маньяки из доткомов, печально известные своим энтузиазмом и безумным поведением. The Wall Street Journal стал заказывать мне редакционные статьи. А вскоре случилось так, что я начал писать и для Fortune.

Мне стало как-то не по себе от этого. Я даже однажды обратился за советом и поддержкой в Консультативный комитет фонда Рокфеллера в Вашингтоне и в Национальную академию наук. Августейшие эксперты, как я считал, должны были знать, почему со мной это случилось. Но никто не помог мне сняться с крючка, а один профессор из очень престижного университета публично обвинила меня в «лицемерии». «Почему? – вопрошала она. – Почему я пытаюсь отрицать свое влияние на технокоммерческое развитие?»

Это показалось мне очень странным. Мне довольно интересны бизнесмены как класс, но ничуть не больше, чем, скажем, политики или военные. Политики никогда не баллотировали меня в правительство, а военные не призывали меня в армию. Почему же бизнесмены неожиданно так засуетились?

Если это было безумием, то оно охватило весь мой город. В 1975 году мой родной Остин в Техасе был полон одетых в рваные джинсы, радостных, выпендривающихся низкооплачиваемых типов, точно таких же, как я в молодости. К началу XXI века его заполнили одетые в джинсы от кутюрье жизнерадостные, суперделовые, высокооплачиваемые типы, похожие на тех, которые хотели нанять меня. Дело не в том, что мы, жители Остина, постепенно утратили наши контркультурные хипстерские ценности и, повзрослев, продались. Ничего нового в этом нет. Так происходит в богемной среде уже лет сто пятьдесят, и правила игры вполне ясны. Все поседевшие детки толстосумов тщательно «отмывались» для собственных детей и соседей, но остинский богемный андеграунд постоянно пополняла новая волна студентов. Контркультура, как обычно, – никаких проблем.

Эта трансформация была другой, более фундаментальной, более серьезной. Общество каким-то образом решило сделать продуктом интеллектуальную собственность, оценив эфемерную болтовню грубыми холодными деньгами. Все, что прежде считалось философствованием недоучек по поводу пиццы и бейсбола, неожиданно стало коммерческим обменом рыночной информацией. Малейший пустяк стал раздуваться как мыльный пузырь. Разговоры о работе превратились в web-сайты по найму. Телефонная болтовня стала электронной почтой. А домашние распродажи превратились в eBay.

Почему это произошло? Потому что появилась действительно новая экономика, не обязательно лучшая, но новая по своему характеру. У информационной экономики иная техническая инфраструктура и новые методы накопления (и утраты) богатства. В этом можно убедиться на таком простом примере, как покупка офисного оборудования. К 1960 году уже появились кое-какие компьютеры – они обычно делались и продавались компанией International Business Machines и составляли около 15 процентов затрат на оборудование большого бизнеса. К 1980 году их доля выросла до 25 процентов, и где-то в это время затраты на компьютеры и сети стали называться «технологиями», словно все остальные технологии неожиданно перестали иметь отношение к делу. В 2000 году уже 53 процента расходов на оборудование составляли «технологии». Вместо сырья они используют бизнес, это орудие торговли.

Бизнесмены покупают компьютеры не только потому, что они эффектно мерцают и забавно пикают. Они покупают их для бизнеса: делать деньги и время из производственных процессов и дистрибуции, составлять в базах данных массивные досье на собственных поставщиков и потребителей. Они повышают собственную конкурентоспособность, открывают принципиально новые рынки, координируют точность поставок, превращают потребителей в конечных пользователей и заваливают все вокруг продающимися на ура блобджектами. «Информация» изменилась потому, что ее заставили служить экономике. Элементарные умные вещицы, когда-то считавшиеся почти недосягаемыми, теперь можно запатентовать, сохранить и размножить, превратить в файлы и алгоритмы, поместить на диски и прокрутить в Сети.

И не только Остин превратился из сонного студенческого городка в кузницу web-сайтов и программного обеспечения. Точно такая же участь постигла и его родных братьев, американские города Беркли, Барлингтон, Шарлотта, Чаттануга, Мэдисон, Портленд, Ралей и Сан-Диего. Эти когда-то скромные местечки были студенческими городками и резиденциями губернаторов. Колледжи – это доиндустриальные институты, сделавшие своим бизнесом публичное изрыгание информации. Государство разводит клерков всех мастей и информационные центры, поскольку государство само источник разной статистики и досье. Колледжи и государство позволяли грамотным выживать, но компьютерные сети превратили грамотных в компьютерно-грамотных, а это сделало из них постиндустриальных умников. Так что местечки, прежде идеально подходившие для изолированных от жизни писателей, теперь идеально подходят для гуру UNIX.

А теперь давайте я объясню вам, как создают и продают информационные товары. Если вы хотите стать магнатом XXI века, это знание вам жизненно необходимо. Если же вы просто неглупый человек с творческими наклонностями, которому коммерция в любом виде надоела до смерти, моя инструкция не даст вам полностью деморализоваться и зайти в тупик, когда до вас неожиданно дойдет, что вы каким-то образом страшно обогащаете совершенно посторонних людей.

Для понимания современного информационного бизнеса мы должны как следует понять основную мысль, заключающуюся в том, что «информация хочет быть свободной». Этот знаменитый афоризм был выдуман Стюартом Брэндом, по-настоящему великим американцем, который одновременно является и корпоративным футурологом мирового масштаба, и закоренелым чудаком хиппи. Хотя Бранд не слишком богат и никогда никуда не избирался, он, как всем известно, один из самых влиятельных во всем мире людей. Доказательством этому может служить тот факт, что, хотя сам он почти не изменился со своей зеленой юности 1950-х, мир в начале века стал почти таким, каким Стюарт Бранд был всегда.

Дело не только в том, что он сочетает хипстерство и хайтек, походя на калифорнийца, носящего крутую видеокамеру и кеды. Почти все так сейчас делают, в то время как Стюарт был когда-то абсолютной аномалией. Этот человек жил двойной жизнью: один из активистов калифорнийского «лета любви», он долго, серьезно и тесно сотрудничал с гигантскими транснациональными нефтяными компаниями. Его поведение было настолько противоречивым и непонятным, что его всегда считали белой вороной. При встрече с ним некоторые люди спешили в панике отвести взгляд, словно перед ними был сам Алистер Кроули.

Однако к 2000 году на планете уже финансово и технологически доминировали люди, говорившие и думавшие с легкостью Стюарта Бранда, хотя они сами даже не подозревали об этом. Единственная существенная разница между ними состояла в том, что Стюарту было под семьдесят, а им – около тридцати, причем они считали себя жутко продвинутыми и современными.

Скрытый смысл знаменитого афоризма Стюарта «Информация хочет быть свободной» заключается в той части, которую вырезали, когда начали популяризировать этот слоган. Полностью цитата звучит так: «Информация хочет быть свободной, информация к тому же хочет быть дорогой». И, лишь удержав оба эти принципа в голове, вы станете истинным адептом информационной экономики. Сфокусировавшись исключительно на одной из частей, вы без толку потеряете уйму времени, пребывая в жалком состоянии от бессильного негодования.

Конечно же (как обязательно поспешит отметить надутый и образованный в очень узкой сфере инженер), информация ничего не «хочет». Это выражение – метафора, кратко выразившая общую тенденцию. Информация хочет быть свободной по двум существенным причинам: 1) технологии ее хранения и распространения освободились от большинства прежних физических ограничений; 2) трудно заставить людей за нее платить.

Вещественное доказательство номер один – Вильям Шекспир. В финансовом отношении у Шекспира все было в порядке, но особых денег он никогда не делал и, конечно же, не делает их сейчас. Если вам понадобится что-то из Шекспира, вы просто запускаете руку и берете все, что хотите. Шекспира сдирают каждый день. Шекспир не получает ни цента. Вот и все.

Система ценностей, свойственная информации, относится и к культуре. Как только культура меняется, весь бесполезный хлам с чердака становится общественной собственностью. Тогда он не только становится бесплатным, но, как это было с Windows 1.0 и Apple II, мы сами заплатим, чтобы от него избавиться. Мертвые технологии и мертвая информация точно так же мертвы, как и любая другая форма мертвой культуры, а фактически еще более мертвые. Информационные системы требуют громадного количества обслуживающего персонала и постоянных усилий для своего поддержания. В противном случае они просто загнивают, приказывают долго жить и их нельзя реанимировать без баснословных затрат.

Чертовски просто изготовить автомат или защитную каску в стиле Второй мировой войны, но попробуйте-ка воссоздать компьютер Enigma образца 1945 года (одну из самых примитивных моделей): ну и работку вы найдете на свою голову! И дело не только в чипах и монтажных схемах, которые не так-то просто изготовить и собрать, – дело в информации. Египетские иероглифы просто наносились камнями на скалы или чернилами на папирус, но, когда люди забыли, как пользоваться этой информационной системой, иероглифы на века остались отчетливо видными, но совершенно невостребованными и страшно таинственными.

Информация хочет быть дорогой, потому что, хотя поток единиц и нулей кажется дешевым и простым в хранении и воспроизводстве, цифровая информация может существовать лишь в определенном техносоциальном контексте. Значит, есть целая уйма хитроумных подручных способов, с помощью которых я могу просматривать ее, хранить или избавляться от нее, чтобы иметь возможность воспрепятствовать юридическим, социальным или экономическим ограничениям. Если я заполучу ваши глаза и уши, вскоре я заполучу и ваш нос. И дело тут не только в нулях и единицах, совершенно не испытывающих на себе воздействие силы трения и радостно носящихся по киберпространству со скоростью света. В любом случае – кого волнуют нули и единицы? У нулей и единиц нет своих счетов в банке, они не платят никому ни гроша. Информационный бизнес полностью концентрируется на мне, продавце, использующем информацию таким образом, чтобы поставить вас, покупателя, в положение, в котором у вас не останется иного выхода, кроме как отдать мне немного наличности.

В качестве нашей базовой бизнес-модели мы используем сочинение романов. Это очень традиционный, первобытный информационный бизнес. Я сам делаю в нем деньги, хотя эта деятельность не всегда востребована. Научная фантастика тоже хочет быть свободной. Если вы хотите, чтобы вас развлек кто-то из научных фантастов, и при этом не желаете платить ни копейки, лучше всего выбрать Жюля Верна, который давно умер.

Или вы можете повыпендриваться у меня на вечеринке или поторчать здесь, в столько раз упоминавшемся офисе, где я печатаю эту книгу. Тут вы увидите, как я с умным видом тыкаю всеми пальцами в клавиатуру, извергаю сногсшибательные идеи, смотрю странные видеофильмы, листаю необычные журналы по искусству, бросаюсь громкими именами и хвастаюсь знакомством с истинными гуру, такими как Стюарт Бранд. Вы даже можете бесплатно получить немного чипсов сливом.

Люди, ставшие свидетелями этого совершенно некоммерческого процесса, часто заявляют, что стали гораздо лучше понимать мои романы. Вся соль здесь в том, что, хотя у меня в гостях можно получить массу бесплатной информации, это не индустриальный, не коммерческий процесс. Он не масштабен, не беспрерывен и не постоянен. Все книги Брюса Стерлинга (и эта – не исключение) были откорректированы, героически отредактированы, напечатаны и теперь продаются повсюду. Но когда ко мне приходят гости, я ничего не рассказываю. В действительности качество варьируется самым драматическим образом. Так что, даже если я пожимаю вам руку и разливаюсь перед вами соловьем, в этих ангажементах много шума и повторов. Часам к двум после полудня, когда все мы порядком измотаемся, вы получите серьезно деградировавший вариант.

Ну а что, если я волей-неволей войду в раж и начну страстно бросаться словами об одном из своих хобби, к примеру о компьютерной практике «найти и захватить»? Ох, вам придется по-настоящему тяжко, раз вы не платите, вы не можете заказывать музыку. Вы попали в подлинно жизненную ситуацию, не имеющую ничего общего с суровыми требованиями чистой коммерции. Значит, вы узнаете, что действительно у меня на уме, то есть противоположное тому, за что рынок готов мне платить. Всем, кто считает, что в этом нет изнаночной стороны, стоит поговорить с женами и мужьями писателей.

Так что здесь и кроется первая жизненно важная хитрость: мои издатели не просто продают вам информацию. Они выделяют вам информацию. Книгоиздатели – это торговцы, посредники и редакторы, это и цензоры, распространители, рекламодатели и кладовщики. Все эти занятия добавляют прибавочную стоимость потоку сырой информации, который я извергаю благодаря врожденному психическому дефекту. Эта книга – коммерческий продукт, так что ею занимались, с нею возились, она удобна в использовании и создает определенный спрос. Ее можно взять, положить, швырнуть через всю комнату, перепродать кому-то еще. Ни одну из этих несложных вещей не проделаешь с ее автором.

Писатели извергают информацию подобно вулканам, но вы не захотите заполучить писателя в собственный дом. Писатели – народ страшно проблемный: они эгоистичны и требовательны, а еще, как правило, любят выпить или пережили громкий и болезненный скандал из-за развода. Книгоиздатели, напротив, более или менее нормальны, если не считать периодических приступов сумасшествия по поводу слияния компаний или снижения тиражей. Они могут изолировать и защитить вас от бесплатной информации, выдаваемой авторами. Без их платных услуг все это очень напоминало бы ваш законный брак с писателями.

Книги выглядят так, какие они есть, благодаря второй полезной уловке информационной экономики: разным версиям издания. Как и большинство остальных методов превращения информации в наличность, это похоже на психологическую войну. Применение разных «версий» выкачивает дополнительные деньги с продаж, разделяя рынок на уязвимые демографические секторы, и это оружие может быть преумножено благодаря хитроумным методам компьютерного целевого маркетинга.

На заре книгопечатания это было деление на дорогие книги в классическом твердом переплете (для богатых) и дешевые засаленные книжонки в бумажных обложках (для бедных). Но не теперь. Теперь положение стало гораздо более сложным.

Первый шаг в современном книгоиздании – так называемые «не подлежащие продаже экземпляры для предварительного прочтения». Эти рекламные тиражи нацелены на литературных критиков, представителей фирменных магазинов и прочих законодателей мод в литературе. Они ничего не стоят, а навязываются бесплатно. Книгоиздатели не получают за них денег, и все же тиражи бывают очень внушительными – часто несколько тысяч. Я получаю великое множество этих бесплатных экземпляров. Но не прихожу в дикий восторг, не танцую от радости. Для всех нас, кто тащит и толкает колесо машины, штампующей звезды, это тяжкая обязанность.

Далее следует издание малым тиражом коллекционных книг в футлярах с ленточками и позолотой, направленное на микроскопическую цель – богатых фанатов-коллекционеров. Эти книги стоят целое состояние, но раскупаются очень быстро. Это потому, что их покупатели – не просто энтузиасты: это книжный рынок в себе самом и для себя самого. Покупая коллекционные экземпляры, эти люди не имеют ни малейшего намерения их читать, вместо этого они заботливо хранят их. Годы спустя они продадут их на порядок дороже.

Далее – крошечный тираж книг в кожаных переплетах исключительно для автора, кое-кого из издателей и офисных выскочек. Эти подарочные экземпляры ничего не стоят, но ценятся страшно дорого, в особенности после смерти автора, так как почему-то считается, что драгоценные «авторские экземпляры» каким-то таинственным образом впитали магическую духовную ауру мертвого писателя.

Как только появляются книги в суперобложках и твердом переплете – почтенная публика расхватывает их в специализированных магазинах, воображая, что приобретает «первое издание».

Много месяцев спустя появляется массовая версия в бумажной обложке для тех, кто не покупает дорогих книг в твердом переплете, но не хочет прослыть невеждой. В рыночной психологии эта схема покупок известна как «обрезка крайностей» – мы еще вернемся к ней чуть позже.

Через год удар по рынку наносят карманные книжонки в бумажных обложках – атрибут массового чтива. Это обычно громадный тираж, поддерживаемый автобусными остановками, железнодорожными вокзалами и киосками. В наши дни этот этап часто исключается. Хотя книги по-прежнему продаются в громадных количествах, прибыли слишком скудны. К тому же они создают одну серьезную проблему – занимают ценное пространство складов в ущерб потоку других товаров, а стоят слишком дорого, чтобы выбросить их, если их не расхватают в момент.

Затем наступает черед распродажи остатков книг по дешевой цене. Уцененные «версии» – последние, за которые издатели с автором еще могут получить хоть какие-то деньги.

Но это ни в коей мере еще не конец истории, так как букинистическая торговля – тоже самостоятельная индустрия, в которой такие простаки, как писатели, не имеют финансового интереса. Над громадной барахолкой свободного рынка возвышается изысканный аристократический салон букинистической торговли, где антикварные книги, непривлекательные для коммерции, тем не менее оцениваются головокружительными суммами некими эксцентричными натурами, которые по тем ил и иным причинам действительно хотят заполучить их.

Круговорот книги в литературном мире завершается, когда критики, получившие «не подлежащие продаже экземпляры», несут их прямиком в сэконд-хэнд. Так интеллектуальная элита мира книг получает своего рода субсидии от книги. Эти тактичные взятки воодушевляют их тратить больше драгоценного времени на чтение книг и, таким образом, выступать бесплатными рекламными агентами в книгопечатной области культурной индустрии.

Самое смешное в связи с книгопечатанием как информационной индустрией заключается в том, что, хотя каждый вовлеченный в нее постоянно от нее в отчаянии, все увязли в ней слишком сильно. Это зрелая индустрия с солидной историей, где все вынуждены либо играть роль этаких полуфилантропов, либо прятать лохмотья нищеты за жалкими грошами. Зрелые индустрии, как правило, достигают этого состояния, если средства производства и распределения прекрасно изучены и без труда могут быть повторены конкурентами – практически ничего непредсказуемого, остается мало пространства для маневра, а значит, шансов получить крупное вознаграждение без всяких усилий.

В последние годы компьютерная индустрия вела себя столь же ветреным образом. Лишь взрывные, нестабильные отрасли информационной индустрии, такие как производство программного обеспечения и торговля через Интернет, обеспечивали в 1999 году гигантский уровень финансовой отдачи. В те безмятежные времена никто и не подозревал, куда катится отрасль, и парень с головой, великой идеей и парой патентов мог стать следующим Крезом [47].

В конце концов, как только информационная экономика поизносится, лишившись гипнотического ореола новизны, эти новоиспеченные отрасли либо сойдут со сцены, либо станут более или менее похожими на книгоиздание. Но вряд ли книгоиздание станет похожим на них. На карте этой индустрии уже не осталось «белых пятен».

В условиях сурового диктата «святой троицы»: Microsoft – в операционных системах, Intel – в производстве чипов, a Dell – в аппаратном обеспечении – компьютерная индустрия наконец стала довольно скучной. Почти такой же скучной, как книги, причем это проявляется несколькими очень интересными способами. Эта компьютерная олигополия все еще претендует на новаторство и пугает желторотых юнцов, но блестящая рутина уже превращается в ритуал. Машины медленны, программы раздуты, изменения чисто косметические – очень похоже на моральный износ Большой троицы детройтских автомобилестроителей в зените их славы.

Компьютеры, программное обеспечение и торговля через Интернет уже давно кичатся своими очевидными новаторскими механическими преимуществами перед книгоизданием. Их машины непостоянны и дороги – и это совсем не случайно.

Наблюдать за процессом книгоиздания – то же самое, что наблюдать за вечеринкой столетней давности, где академики и торговцы порнографией поливают друг друга шабли. Но компьютерный бизнес хочет действительно оставаться на острие. Наблюдать за компьютерным бизнесом – то же самое, что тайно наблюдать за романом миллионера с долговязой супермоделью. Он (пользователь) страстен, легковерен, готов на все, но фатально неразборчив в связях и непостоянен: если она станет хоть чуть менее подтянутой, страстной и сияющей, все пойдет насмарку. Она (продавец) худа и тщедушна, высока, как телеграфный столб, летает по всему миру, постоянно тягает железо в своем тренажерном зале или выламывается перед камерами, истерично требуя тряпки будущего сезона, сразу, прямо сейчас, подавай ей будущее сегодня. Пока они не узнают, что произойдет в следующий момент, они оба будут в восторге.

В компьютерном мире пользователь подобен провинциальному статисту, играющему роль без слов, а новый Intel Pentium, оснащенный новым Windows, – визгливой, развратной и требовательной красотке. Это театральное сравнение, не слишком лестное, чересчур сексуальное и уничижительное, объясняет множество явлений информационной экономики. Так как информационная экономика имеет мало общего с информацией и с экономикой. Все важное, что происходит в ней, связано с взаимоотношениями. Суть информационной экономики в том, кто что кому обещает.

В информационном бизнесе дело в действительности состоит не в том, кто самый быстрый, самый продвинутый и предлагает больше всего технологических новшеств, – это сексуальное мурлыканье зазывалы от индустрии. За кулисами все определяют обязательства. Главное – сделать их прочнее, чтобы вам было труднее порвать со мной, продавцом, чем терпеть мою постоянную эксплуатацию. Есть шесть основных способов добиться этого, и все они постоянно используются в информационном бизнесе.

1. Контракт. Мы напишем его, мы сделаем его законным. Я использую вас, а вы используете меня, но я вовсе не собираюсь уходить, и вы тоже не уйдете. Каким-то образом мы пришли к выводу, что действительно нужны друг другу, чтобы продолжать жить вместе. Перед лицом свидетелей мы оба подтвердили, что согласны до конца терпеть друг друга. Это нормально, это честно, и это работает. Если это перестает работать, принимая уродливые формы, на сердце остаются незаживающие шрамы.

2. Приучение к определенной марке. Я действительно сложна и меня трудно понять, но я дам тебе кое-что, чего ты не получишь ни от кого больше. Мы провели тысячи часов, обсуждая все мои маленькие причуды и слабости, и ты в курсе всех моих потребностей. А когда у тебя возникнут трудности из-за того, что ты не можешь понять меня до конца, ты уже будешь слишком изможден, чтобы начать все сначала с другой.

3. Дополнительные затраты. Возможно, кто-то еще удовлетворит тебя не хуже меня, но благодаря определенным обстоятельствам (которые вообще-то я сама и создала) ты вряд ли ее встретишь. И уж во всяком случае, не в этом захолустном городишке. (Дополнительные затраты особенно хорошо работали до появления Интернета. Но теперь это история. Это вызвало мощнейшую панику среди продавцов, которым известно, что потребители могут порвать с ними без сожаления ради далекой красотки из Токио или Торонто.)

4. Информационные форматы. Здесь никто не говорит на нашем языке. В нашем личном скромном арго скрыты такие тайны, как мертвые компьютерные языки, клавишные ритуалы вуду и объемные каталоги готовой продукции – все это написано на нашем интимном любовном языке. Если ты бросишь меня и, клея другую, обратишься к ней так же, она посмотрит на тебя, как на марсианина.

5. Приобретение товаров долгосрочного пользования. Ты купил громадный системный блок, специализированную мясорубку для цифр, соответствующие сканеры и принтеры, и машину, и холодильник, и сантехнику. Ты же не собираешься просто уйти от всего этого, а? Мой мальчик, смогу ли я когда-нибудь обеспечить тебе все, чего ты достоин?

6. Лояльность программ. Чем дольше ты со мной, тем больше тебе кажется, что ты мне нравишься. И действительно, я всегда готова пойти тебе навстречу, оказывая небольшие любезности и знаки внимания, зависящие от того, насколько хорошо мы узнали друг друга. Я обеспечу тебе место у окна, я смогу возвысить тебя при помощи апгрейда, подняв до первого класса, а с помощью волшебного браузера моей уникальной операционной системы мы совершим незабываемое путешествие по Интернету. Вообще-то, почему бы тебе не познакомить меня с друзьями, с семьей? Я так умна и тактична, что твои мама с папой тоже непременно меня полюбят. Тогда я буду с тобой еще ласковее и буду запекать индейку, как ты любишь. Нам будет действительно хорошо вдвоем.

Существует и множество других приемов информационного кокетства, которые могут показаться не слишком «техническими», но которые приводят к счастливому коммерческому концу. А вот как людей заставляют выкладывать кучу денег за какую-то информацию, которая «хочет быть бесплатной».

A. Торговая марка и репутация. Видишь, крошка, ты можешь доверять мне. Моя известнейшая семья товаров популярна уже много лет. Я скромен, благопристоен и надежен, с плохими парнями я не имею ничего общего. Ты знаешь меня с детства, зачем же мне рисковать всем, чтобы воспользоваться тобой и извлечь сиюминутную выгоду? Связавшись со мной, ты избавишь себя от тревог и волнений: если тебе понравились моя газета и телешоу, ты полюбишь и мой широкополосный кабель.

B. Стандартное оборудование. Все зависят от меня. Я взвалил на свои плечи тяжкую ответственность вести себя надежно, порядочно и предсказуемо. Я тот единственный источник, из которого берет свое начало поток всех товаров. Если с моим оборудованием ничего не получается, то ничего вообще не получится. Так утверждают международные комитеты. И если я добиваюсь своего, в выигрыше и правительство.

C. Управление намерениями (известное и как СНС, или «страх, неуверенность и сомнение»). Я знаю, что ты подумываешь о покупке у другого продавца, но лучше тебе не делать этого. У него же паленое оборудование, которое повредит твоей репутации и оскорбит тебя в лучших чувствах. Да, кстати, я и себе сделаю точно такое же, уже в следующем квартале. Мое оборудование гораздо лучше, чем его, поэтому все сплошь и рядом пользуются только моим. Если ты по глупости решишь приобрести ту дрянь, все будут смеяться над тобой, а тебе просто снова придется покупать его у меня. И тебе лучше сразу понять, что это не пустая угроза.

D. Добавление функций. Эта будничная, хотя и нелицеприятная практика добавляет продукту все новые и новые «привлекательные черты» просто для того, чтобы поддержать ослабевающий интерес утомленного покупателя. Вы хотите тушь? Блеск для губ? Пирсинг? А тушь вместе с блеском для губ? А как насчет клоунских париков? Нет-нет, взгляните, я только что изобрел прекрасный наборчик резиновых носов!

E. Продажа организации, а не потока байтов. Давайте пересмотрим наши взаимоотношения. Вы больше не покупаете у меня просто «информацию». Забудьте об этом – мы оба знаем, что это лишь внешняя сторона, в действительности же это несерьезно. Вы нанимаете меня, бесценного советника, великого провидца, который станет лучшим из ваших сотрудников. Я наделен глубочайшим кибернетическим внутренним зрением, а значит, знаю ваши потребности и желания больше, чем вы сами. Вообще-то, почему бы вам не сделать меня своим премьер-министром? Просто отдайте мне свою чековую книжку, а я позабочусь обо всем остальном.

F. Иноязычные местные версии. Если здесь, в бальном зале англоязычного пространства, слишком тесно и пахнет потом, я выйду отсюда и пойду соблазнять Россию, Китай или Индию.

G. Индивидуальный подход. Специализированные локальные версии продукции на протяжении всей истории человечества оказывали осмотическое давление на культуру, оставаясь и одной из главных движущих сил в развитии цивилизации. Однако компьютеры и информационные сети позволяют проводить исследование рынков на запредельном уровне, с микроскопической точностью. Великий прорыв электронной коммерции – вот что действительно возбуждает профессиональных служителей рынка. Последний шаг в этих взаимоотношениях – затягивать целые страны на рынки, приспособленные к индивидуальному конкретному потребителю. Главное – верно оценить ситуацию, решить юридические проблемы (в том числе и с неприкосновенностью частной жизни), и у вас на руках окажется превосходное досье на потребителя, которое поразило бы даже гестапо. Моя организация может теперь обеспечить вам и только вам полностью индивидуальный подход, досконально изучить все ваши маленькие слабости и достоинства и наброситься на вас так, что вы остолбенеете и будете введены в ступор. Все это выглядит приблизительно так.

Я знаю, в детстве у вас была голубая мечта – велосипед, допотопный продукт старой экономики. Но этот велосипед – настоящее открытие, дружище! Потому что это не просто велосипед, а твой велосипед, и мы с удовольствием назовем его «Мойвелосипед». На его корпусе нет нашего фирменного названия, нашей торговой марки – на нем лишь твое имя! Вот это да!

Только тебе – и никому другому – будет удобно на его сиденье! Обрати внимание на цвет педалей – твой любимый, а еще они в точности соответствуют длине твоих ног. Посмотри, какой богатый выбор наклеек и переводных картинок мы предлагаем, с их помощью ты проявишь свой творческий потенциал, внеся собственный вклад в создание «Мойвелосипеда». Более того, «Мойвелосипед» прекрасно знает твой материк, твою страну, твою область, твой город и подробную карту ближайших окрестностей. Так что ему прекрасно известно, куда ты ездишь за молоком и хлебом. «Мойвелосипед» прекрасно осведомлен обо всех переменах в твоих прогулках. «Мойвелосипед» сам поедет медленнее, когда ты будешь пьян. А еще мы сразу же узнаем, когда и что ты положишь в корзину на багажнике.

Пусть цена тебя не слишком волнует – пока ты ездишь на «Мойвелосипеде», цена зависит лишь от тебя и только от тебя! Если у тебя все о'кей и ты бодро мчишься вперед, цена автоматически взлетит до потолка! Ну, а если ты сам считаешь себя дешевкой и тебя постоянно мучат беспочвенные маниакальные подозрения, что ж, она будет пониже. Более того, если ты свалишься с «Мойвелосипеда» и сломаешь себе ногу, ты не сможешь предъявить нам иск – это же твой велосипед, приятель! Его собрал ты сам, а не мы.

Вот такая история, леди и джентльмены. Во всяком случае, это стандартные методы, которыми мы «готовили» клиента в первые дни информационной экономики. Мы с вами прошли довольно долгий путь от замечания о том, что «информация хочет быть свободной», до того, что нам все время приходится раскошеливаться! Все эти деньги по-прежнему переходят из рук в руки, вопреки известным, старым как мир фактам, касающимся информационных товаров.

Информация загородилась громадным щитом из дополнительных затрат. Давайте я просто и доходчиво объясню вам, что это значит. Создание первого экземпляра любой информации обходится в целое состояние – вот мне, к примеру, понадобился целый год, чтобы вымучить из себя эту тонюсенькую книжонку. Все это время издатель тщетно переводил пули, которые расплющивались о бетонную стену, защищавшую мое сердце и мешавшую им выбрать время для начала наступления.

Но как только рукопись была благополучно отправлена в печать, началась уже совсем другая игра. Вместо того чтобы хромать по кругам ада совсем не дисциплинированного околохудожественного творчества, вызвав сбой на каком-то из этапов промышленной обработки, она, как нечего делать, извергалась из печатных станков. Копия за номером 10112 стоила ровно столько же, сколько копия номер 00002.

Для информационных товаров характерны минимальные ограничения возможности распространения и низкие дополнительные издержки. Другими словами, продавец может напечатать столько книг, сколько захочет, даже если у него вдруг возникнут проблемы с чернилами. Он может в любой момент, когда захочет, вернуться и напечатать новые книжки. Конечно же, издатели задавлены древнейшей и глупой системой распространения. Но если бы они смогли использовать рычаги Интернета в собственных интересах, они бы с удивлением обнаружили, что их отпускные цены рухнули. Просто Волшебная страна Оз. Книгоиздатели имели бы замечательный продукт, стоивший им уйму денег, которые вряд ли вернулись бы в их карманы.

В пункт под названием «Информация хочет быть свободной» с самого радикального края киберпространства вламывается энтузиаст. И оказывается, что он запросто может переоценить любой труд, потому что ему не приходится платить за изготовление товара. Все, что ему надо сделать, – это скопировать его, очень просто и очень дешево. Он во всеуслышание заявляет, что тоже может копировать и распределять эту книгу с очень маленькой прибавочной стоимостью, а то и вовсе без нее. Вау! Законы пиратства – отличная штука! Благодаря моему компьютеру и модему я только что с ходу решил шараду злостного капитализма, который теперь рухнет как карточный домик! Пара пустяков отсканировать эту книгу и запихнуть ее на сайт (скажем, в замечательном формате PDF)! В результате все, что мне остается сделать, – это контрабандно поместить ее в какой-нибудь информационный рай за бетонной стеной, и пусть полиция попробует меня поймать!

Но утверждать, пусть только риторически, что информация хочет быть свободной, – совсем не значит, что она в действительности свободна. Пока никто этого не утверждает. Трения на рынке не исчезают полностью лишь оттого, что чернила превращаются в нули и единицы. Они просто превращаются в новую форму трений.

О битах, например, не скажешь, что они нематериальны. Биты в движении – это физические частицы: электроны и фотоны. Биты в покое – крошечные бляшки из намагниченных металлических зерен или маленькие черные зернышки из формованного пластика. Это реальные объекты, частички атомов. Они кажутся нематериальными в сравнении с дешевыми журналами или надгробными плитами, но, если вы посетите современного Интернет-провайдера, вы окажетесь на крупной и очень материальной информационной фабрике, сосущей вольты ничуть не меньше сталелитейного цеха. Там нет рабочего класса в синих халатах, но он определенно занимает место в пространстве и обладает собственной массой, он имеет свою канализацию и платит реальные государственные налоги.

А еще он очень уязвим. Малейшее вмешательство в поток одного из таких заводов электронной коммерции вызовет катастрофическое таяние финансов. Именно поэтому эти кажущиеся эфемерными узлы Интернета обычно строятся вместе с громадными и ужасающими дизельными резервными генераторами. И дымят кибернетические трубы ничуть не менее плотно и устрашающе, чем «сатанинские мельницы» Уильяма Блейка.

Все машины, хранящие, перемещающие биты и манипулирующие ими, очень капризны и темпераментны. В частности, персональные компьютеры уже давно сознательно проектируют в расчете на замену через восемнадцать месяцев. Компьютеры умирают быстро, да и должны умирать быстро. Их быстрая смерть отражает финансовые интересы не только тех, кто их делает, но и целых классов менеджеров и программистов, которые их используют.

Если бы компьютеры существовали вечно и были просты в использовании, высокооплачиваемые работники электронной коммерции немедленно эмигрировали бы в Индию. Фактически они уже сейчас это и делают довольно впечатляющими группами. Индия пока не относится к крупным центрам радикальных дестабилизирующих инноваций, но там уже есть уйма грамотных людей, способных читать технические руководства и нажимать на кнопки. Чем медленнее эволюционируют компьютеры, тем быстрее бегут зарплаты от компьютерных гениев к анонимным сотрудникам.

Эта хрупкость имеет серьезные последствия для информационной экономики. Фактически она и определяет положение вещей во всем бизнесе. Недостаточно изобрести новые способы использования компьютеров – для максимальных прибылей старые должны умереть.

В местном университете есть Библия Гутенберга, которая прекрасно сохранилась. Это одна из первых когда-либо напечатанных книг, которая, хотя и стоит теперь около двух миллионов долларов, осталась точно такой же, как и в те дни, когда Гутенберг напечатал ее. И вот теперь она медленно приходит в негодность.

По контрасту оцените слоновьи надгробия на кладбище персональных компьютеров:

Altair 8800, Amiga 500, Amstrad, Apple 1,11, II+, lie, lie, IIGS, III, Apple Lisa, Apple Lisa MacXL, Apricot, Atari 400 и 800 XL, XE, ST, Atari 800XL, Atari 1200XL, Atari XE, Basis 190, BBC Micro, Bondwell 2, Cambridge Z-88, Cannon Cat, Columbia Portable, Commodore C64, Commodore Vic-20, Commodore Plus 4, Commodore Pet, Commodore 128 CompuPro «Big 16», Cromemco Z-2D, Cromemco Dazzler, Cromemco System 3, DEC Rainbow, DOT Portable, Eagle II, Dragon System, Dragon 32 и Dragon 64, Epson QX-10, Epson HX-20, Epson PX-8 Geneva, Exidy Sorcerer, Franklin Ace 500, Franklin Ace 1200, Fujitsu Bubcom 80, Gavilan, Grid Compass, Heath/Zenith, Hitachi Peach, Hyperion, IBM PC 640K, IBM XT, IBM Portable, IBM PCjr, IMSAI 8080, Intelligent System Compucolor и Intecolor, Intertek Superbrain II, Ithaca Intersystems DPS-1, Kaypro 2x, Linus WriteTop, Mac 128,512,512KE, Mattel Aquarius, Micro-Professor, MPF-II, Morrow MicroDecision 3, Morrow Portable, NEC PC-8081, NEC Starlet 8401 – LS, NEC 8201A Portable, NEC 8401A, NorthStar Advantage, NorthStar Horizon, Ohio Scientific, Oric, Osborne 1, Osborne Executive, Panasonic, Sanyo 1255, Sanyo PC 1250, Sinclair ZX-80, Sinclair ZX-81, Sinclair Spectrum, Sol Model 20, Sony SMC-70, Spectravideo SV-328, Tandy 1000, Tandy 1000SL, Tandy Coco 1, Tandy Coco 2, Tandy Coco 3, TRS-801, II, III, IV, 100, Tano Dragon, Tl 99/4, Timex/Sinclair 1000, Timex/ Sinclair color computer, TRW/Fujitsu 3450, Vector 4, Victor 9000, Workslate Xerox 820 II, Xerox Alto, Xerox Dorado, Xerox 1108, Yamaha CX5M.

И это далеко не полный список мертвых компьютеров. В том-то все и дело: представьте, сколько свободной информации было во всех этих компьютерах, когда они исчезли! Свободной информации? Она стремилась стать свободной, в действительности же люди платили, чтобы избавиться от нее.

Веб-страницы умирают гораздо быстрее персональных компьютеров. Средняя продолжительность жизни web-страницы около сорока дней. Что это значит? Это значит, что сохранение «свободной информации» живой и востребованной требует массы серьезных усилий и упорного труда. Если откуда-то не прорвется поток доходов, работа останется неоплаченной. А это означает, что люди разочаруются и бросят ее делать.

Если энтузиаст считает, что существуют другие средства вознаграждения за архивирование, сохранение и распространение свободной информации, тогда аргумент снимается. Он больше не провозглашает, что информация должна быть свободной. Он просто защищает альтернативный экономический подход. Не сконцентрированный на прибыли. А их всегда было множество. Библиотеки и государственные архивы существуют за счет налогов. Университеты и академии – за счет платы за обучение и средств, предоставляемых на научную работу. Клубы – за счет членских взносов и благотворительных распродаж. От этого они не становятся менее важными и не начинают работать хуже. Но это не делает их бесплатными.

Пират продает информационные товары, но если он продает их чересчур много, это становится слишком очевидно. Трудно одновременно быть знаменитым и оставаться в тени: так живут террористы, полевые командиры и мафиози, но для этого надо упорно работать. Если пираты не продают достаточно товаров, они зря теряют время. Если они действительно делают деньги, тогда им самим приходится опасаться пиратства: они должны бояться не признающих законов соперников-пиратов, которые могут подорвать их цены или попросту пристрелить их.

Все это не значит, что нынешняя ситуация идеальна или хотя бы стабильна. Многие аспекты коммерческого использования информации откровенно дурно пахнут. Они вполне законны, они приносят прибыль, а значит, выгодны, но совершенно неприемлемы сточки зрения житейской психологии. Например, вы знаете о том, что производители программного обеспечения вначале создают версии высшего класса, а затем сознательно их уродуют ради дешевок? Они делают это, чтобы гарантировать, что вы получите меньше, чем заплатите.

Подумайте об этом, вспомнив все, что слышали о «дополнительных затратах». Ценой тех усилий, которые были приложены для того, чтобы продать вам дрянь, вполне можно было собрать отборнейшие нули и единицы на пластиковый DVD-ROM и продать вам «последнюю версию на золотом диске», которая обошлась бы по той же цене. Обе версии программного обеспечения – лучшая и худшая – обходятся производителю и дистрибьютору совершенно одинаково. Чтобы создать дешевую версию, делают сначала действительно хорошую, а затем намеренно ее портят.

Вам всучивают работающую со скрипом детсадовскую хромую версию, чтобы обеспечить четкую градацию на рынке. Это позволяет одновременно вытягивать деньги и из вашего кармана, и из кармана богатея. Для него одна цена, для вас другая – деньги делаются сплошь и рядом.

Подобная практика не ограничивается программным обеспечением. То же самое происходит и с периферией, например с лазерными принтерами. Самый быстрый принтер на рынке был создан усилиями лучших умов из отделов научно-исследовательских и конструкторских разработок. Медленный принтер был сделан с помощью тех же технологий и знаний, но сознательно изуродован. На нем было установлено дорогое дополнительное устройство, чтобы заставить его работать медленнее. Почему? Потому что если бы на рынке не было дрянных принтеров, богатые не стали бы платить лишние деньги за лучшие.

А вы знаете о том, что службу экспресс-доставки почты замедляют специально? В большинстве случаев вам могли бы доставить посылку еще на рассвете по той же себестоимости, ценой тех же усилий. Но если бы так оно и было, вы не стали бы платить дополнительно за высший класс обслуживания. Поэтому водителя заставляют валять дурака до полудня лишь для того, чтобы стопроцентно гарантировать, что вы будете не слишком благодарны и хорошо обслужены.

Эти греховные аспекты коммерческого маркетинга не имеют с кибернетикой ничего общего. Они извращены лишь потому, что касаются взаимоотношений. Они носят культурный, психологический характер. Всем в ресторанном бизнесе известно, что самым популярным вином является не самое дешевое, а следующее за ним. Именно на них владельцы ресторанов делают основные деньги. Самого дешевого вина никогда не продается много. Его ставят в меню лишь для того, чтобы заказ следующего по списку казался более престижным.

Помните, что такое обрезка крайностей? Это не врожденная иррациональная часть человеческой психологии, что усиленно вдалбливалась нам в течение миллионов лет в силу необходимости мгновенных или поспешных решений. Если нам предложат три версии продукта: маленькую, большую и среднюю, – мы выберем среднюю. Это кажется самым безопасным. Таким образом, «средняя» кола будет содержать литра полтора газировки. Пока большая порция останется трехлитровой, мы будем покупать свои полтора литра и прекрасно себя чувствовать. В «маленьком» варианте колы больше, чем можно выпить, но попробуйте заставить себя заказать ее, в особенности в присутствии своей девушки. Видите, как это унижает?

С чувствами ничего не поделаешь. Вы можете сознательно подавить их волевым решением после того, как я рассказал вам об этом трюке. Но вы по-прежнему будете чувствовать на себе тяжкий груз, когда придется выбирать, какую из трех машин взять в аренду. Ничего не поделаешь с «информацией» о том, что «экономная» машина оказалась размером с лимузин 1940-х. Чтобы эта информация не повредила вашему экономическому решению, вам придется сделать паузу и немного подумать. Серьезные размышления о деньгах, как я уже упоминал ранее, сильнейший наркотик. Так что не делайте паузы, чтобы думать об этом. Делать паузу в жизни, чтобы подробно подумать о собственных доходах и расходах, слишком большая скука. Однако Панталоне именно так и поступит.

А много ли в действительности значат деньги? Возможно, вам не пришлось платить за эту книгу. Может быть, вам «одолжили» ее в библиотеке, или вам ее подарили, или вы взяли ее у друзей. Меня это совсем не огорчает, хотя я, возможно, и потерял на этом какие-то деньги. Я не собираюсь дуть в полицейский свисток или хвататься за пистолет. Потому что мне могут и не понадобиться эти деньги. Например, я когда-нибудь умру. Фактически я могу умереть прямо сейчас. Так что – привет, читатель! Я умер! И у меня больше нет никаких доходов! Но знаете что? Я по-прежнему каким-то образом общаюсь с вами!

Так что теперь вы знаете, какова информационная экономика, как она выкачивает из людей деньги и как безумное увлечение инновациями влияет на прибыли.

К сожалению, безумное увлечение инновациями – замечательный способ потерять деньги, так же как и сделать их. Если вы их уже сделали, зачем рисковать? Если вы, имея в своем распоряжении четверть рынка, поставите на «все или ничего», запросто можно заполучить и половину. Если вы оккупировали рынок на 90 процентов, как Microsoft, вы будете идиотом, решив рискнуть всем. И если вам захотелось продавать новые переводные картинки и хвостовые плавники – этого достаточно, чтобы двинуть из выставочных залов новые модели, но нет особой выгоды возиться с модификацией двигателя.

Совершенная экономика должна быть рациональной, но люди никогда не были ни совершенными, ни рациональными. Их иррациональность – источник их плодовитости и в то же время основной источник богатства. Никто не встает с постели по утрам благодаря анализу затрат и прибылей.

Так сложилось исторически: поверхностное доминирует в экономике. Во время бума на товарных рынках люди, как дураки, считают, что всегда смогут делать деньги. Во время кризисов люди гораздо более сдержанны и склонны мыслить трезво, но по-прежнему остаются глупцами: во искупление своих грехов они отрежут собственные носы и продадут собственных детей. Если вы бьетесь об заклад по поводу облика будущей экономики, прогнозируйте бумы. Бумы обычно гремят довольно долго, а банкротства длятся всего года три или около того, перед тем как кто-то «вылетает в трубу».

Самый надежный и дешевый способ сделать деньги на рынке – просто скупить весь рынок целиком. Действительно, не стоит пытаться что-то предугадывать, не стоит пытаться перехитрить всю остальную часть человечества. Просто скупай индексные фонды, что не требует ни концентрации, ни аналитического гения, ни затрат на сделки, ни, без сомнения, провидческого взгляда в будущее какого-то гуру от научной фантастики. Индексный фонд – надежнейший залог существования самого бизнеса. Индексные фонды требуют слепой веры, но поблизости всегда найдутся какие-нибудь Панталоне, а если и их нет, поиск инвестиций будет последней из ваших проблем.

Другой способ страшно разбогатеть в будущем заключается в том, чтобы потратить уйму времени, мысленных усилий и энергии, занимаясь чем-то нестабильным, необычным и сложным. Это метод Билла Гейтса, подход Стива Кейса и будни Уоррена Баффета. Топ-менеджеры обычно делают гораздо больше денег, чем самые одаренные программисты, ученые или инженеры, им удается обставить даже банкиров и юристов. В отличие от пассивных богатых идиотов, просто стригущих купоны с акций, предприниматель или представитель высшего административного персонала может нанимать людей, увольнять их, разрабатывать ресурсы, хвататься за новые возможности и, в меру своих скромных возможностей, влиять на развитие событий в нашем обществе.

Если вы относитесь именно к таким людям, вы наверняка уже знаете об этом. Вы беспокойный, наглый, решительный и амбициозный, и вам, бесспорно, не нужен футуролог, объясняющий, куда вы идете. К черту инвестиции – это не жизнь для таких, как вы. Ловите пас и вперед – станьте сами инвестицией. Заставьте людей отдать вам свой капитал, заставьте их вложить его в вас!

Здесь возможен успех, но он требует столько времени и энергии, что деньги становятся вторичным продуктом. Грандиозный успех в таком бизнесе не гарантирован, а ценой часто бывает жизнь.

Информационная экономика по-прежнему обладает громадным потенциалом генерирования инноваций, вопреки упорным усилиям пыжившихся до вас. В грядущие десятилетия там будут крутиться большие деньги. Однако на заре нового века сценой с реальными пропастями и вершинами, бумами и банкротствами и громадными, головокружительными воздушными ямами стали биотехнологии. Уровень выигрышей и потерь здесь непредсказуем, это не информационная экономика, а жизненная. Ее сырье – не информация, а живая плоть. Компьютеры с сетями продолжат насыщать ткань будничной жизни, но карты ДНК уже составлены. Биотех – дитя другого века, и по своей природе он гораздо рискованней и мощнее, чем компьютеры. Если вы займетесь им, имейте в виду: если единицы и нули могут задурить вам голову, биотех может вас заразить.

Стремление к богатству – одна из человеческих страстей. Как и все остальные сцены в Семи возрастах человека, сцена Панталоне тоже кончается. И эта страсть затухает, как и все остальные. Богатые люди часто наиболее ярки и интересны во время своего финального выхода на сцену, тогда, когда они сознательно и хладнокровно разбазаривают свои собственные империи.

Только настоящий Скрудж, истинный скряга с полным отсутствием эмоций, находит удовлетворение, считая и пересчитывая свои деньги. Как только страсть, заставлявшая вас сколачивать состояние, иссякнет, вы еще сможете получить удовольствие от разбазаривания своего богатства. Это не означает ухода на покой (добившимся грандиозного успеха он редко доставляет удовольствие), но подразумевает совершенно другой ландшафт, полную смену ритма действия. Это означает встречу человека с сущностью времени. Это означает мудрость.

Капитан индустрии, не имеющий преемников, не может считаться профессионалом. Освобождая место для тех, кто придет следом, он доказывает, что знает себя самого не хуже своего бизнес-плана. Если он способен видеть хоть что-то, кроме прибыли, он понимает, что придет и его время. Что когда-нибудь и он будет вынужден перевернуть страницу.