"Ядовитые цветы" - читать интересную книгу автора (Берсенева Анна)

Глава 7

Неторопливый ритм их жизни нарушился незадолго до Нового года. Лиза уже начала покупать елочные игрушки, уже присмотрела подарок для Арсения — изящный и сравнительно недорогой несессер, — когда её вдруг охватили совсем другие заботы.

Вернее, она тревожилась уже давно, но в середине декабря поняла, что её опасения не беспричинны. Лиза взяла календарь и лихорадочно стала подсчитывать дни. Тысячи женщин делают это время от времени с тем же беспокойным чувством, но для Лизы внове были подобные тревоги, и она холодела от страха.

В результате несложных подсчетов она поняла, что почти наверняка беременна — и довольно давно, не меньше двух месяцев. Лиза опустилась на диван, выронив календарь. Но почему же она подумала об этом только теперь? Ведь она уже давно сомневалась и недоумевала, и гадала о причинах… Да какая же причина может быть проще этой! Она почувствовала, что руки у неё дрожат. Это был совершенно необъяснимый страх. Отчего бы ей, любящей, любимой, так уж бояться беременности? Рано или поздно это должно было произойти, чему же удивляться! Правда, Арсений спрашивал её, знает ли она, как надо предохраняться, и Лиза кивала, но на самом деле она очень и очень сомневалась, что те нехитрые уловки, о которых она слышала от девчонок ещё в школе, действуют так уж безотказно. А расспросить Арсения подробнее она почему-то не решалась…

И теперь она сидела в полной растерянности, не зная, что ей предпринять. Хотя что можно предпринять в такой ситуации? Для начала Лиза решила пойти к врачу, чтобы удостовериться окончательно, и, пролистав все ту же «Из рук в руки», быстро обнаружила, что совсем рядом, на Страстном бульваре, есть платный кабинет.

Лиза пошла туда на следующий же день, чувствуя по дороге, что ноги у неё становятся ватными.

Миловидная девушка в уютной приемной приняла у неё деньги, записала фамилию, адрес, даже не спросив паспорта, — и уже через пять минут пригласила в кабинет.

— Ну-с, юная дама — Елизавета Дмитриевна? — поинтересовался пожилой врач. — На что жалуетесь?

— Я… Мне кажется… Я хотела, чтобы вы посмотрели, вдруг я беременная…

— Вдруг! — усмехнулся врач. — Вдруг это не бывает. Когда были последние месячные?

Он осмотрел Лизу быстро и совсем не больно — как она почему-то боялась. Она вообще-то ни разу не была у гинеколога, хотя и постеснялась признаться в этом врачу.

— Значит, вдруг? — повторил врач. — Да, вы не ошиблись. И, между прочим, уже десять недель.

— Это много? — спросила Лиза.

— Смотря для чего, — улыбнулся он. — Рожать рановато, потерпите ещё неделек двадцать восемь. А вы, извините, замужем?

— Нет, — ответила Лиза. — То есть да.

— Ну, нет или да — дело ваше. А аборт я вам делать все-таки не советую, — сказал врач, заполняя какой-то листок. — Девушки не очень с этим церемонятся, но срок у вас большой. Все у вас в порядке, таз нормальный, отчего же вам не рожать?

Лизу удивило его спокойное равнодушие. Ей почему-то казалось, что врач непременно будет расспрашивать её, сочувственно кивать головой, давать советы. Вместо этого он спросил:

— Все, Елизавета Дмитриевна? Нет больше жалоб?

— Н-нет, — пробормотала Лиза.

— Тогда всего доброго. Абортов мы здесь все равно не делаем, роды тоже не принимаем. Мариночка, есть ещё кто-нибудь?

Лиза вернулась домой в ещё большем смятении. Что же ей делать? Она вспомнила, что врач говорил об аборте. Да как же это? При чем здесь аборт? Она содрогнулась.

Лиза много слышала подробнейших описаний абортов. Некоторые её одноклассницы успели их сделать ещё в школе и гордо рассказывали об этом подругам. А уж на картошке половина разговоров перед сном была на эти темы. Аборт представлялся Лизе чем-то ужасным: дикая боль, кровь, грубость… Именно об этом рассказывали все, кому довелось его делать.

Но дело было не только в боли, которой Лиза тоже ужасно боялась.

«Ведь это значит, — думала она, — что я его убью? Вот просто так возьму и убью какого-то человечка, которого ещё нет?»

Пот выступил у неё на лбу. Да, это будет похлеще боли!

И вдруг она успокоилась.

«О чем же я волнуюсь? — спросила она себя и едва не рассмеялась. — О чем же я волнуюсь, если не собираюсь этого делать? Ведь я просто беременная, и что мне рассуждать, надо просто дождаться, когда все это произойдет. Двадцать восемь недель, так он сказал? Целая вечность!»

Лиза пока не представляла себе самого этого ребенка. Двадцать восемь недель, остававшиеся до его появления на свет, не позволяли его представить. Но она вдруг с удовольствием подумала, что сама совсем переменилась теперь, что её жизнь освещена теперь каким-то особенным светом. Она, Лиза Успенская, стала совершенно другой, чем прежде, и это произошло так необъяснимо просто, так незаметно для нее!

Лиза даже вышла в ванную, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Ей казалось, что она и выглядит теперь иначе. Но из обшарпанного зеркала без рамы на неё смотрела все та же девушка, что и всегда: зеленоглазая, со светлым ореолом волос, и взгляд у неё был совсем не уверенный, а, как и прежде, немного удивленный.

Лиза вернулась в комнату, включила свет. За окном сгустились синие зимние сумерки. Она включила телевизор, забралась с ногами на диван, но почти не слушала, о чем говорят в вечерних новостях. Она прислушивалась к себе, словно надеясь различить в себе те перемены, в которых она была уже уверена. Все было как будто по-прежнему, но Лиза понимающе улыбнулась самой себе: нет, уж она-то знает, что стала другой!

Вдруг она подумала об Арсении и чуть не вскочила с дивана. Ведь он ещё ничего не знает! Он дежурит сегодня и придет только завтра вечером! За те несколько часов, которые прошли после её возвращения от врача, Лиза успела так привыкнуть к тому, что она беременна, что это уже казалось ей само собой разумеющимся. А он не знает, и надо срочно сказать ему об этом!..

Лиза вышла в прихожую, сняла телефонную трубку — и тут же рассмеялась.

«Ну можно ли так? — подумала она. — Разве так надо сообщать мужчине о том, что у него будет ребенок?»

Она почему-то не думала, обрадуется он этому или нет. Ей просто хотелось рассказать ему поскорее, как необыкновенно она переменилась, и как мгновенно! А ребенок… Что ж, потом они поговорят и о ребенке. Ведь это будет ещё так нескоро.

«А вот что надо сделать, — вдруг решила она. — Надо сказать ему об этом под Новый год. Ведь это первый Новый год, который мы вместе встречаем».

Лиза немного беспокоилась, не зная, где собирается встречать Новый год Арсений. А вдруг у них в семье принято праздновать непременно с родителями? Туда её, конечно, не позовут. Да она и сама содрогалась при мысли о Валерии Константиновне.

Но, к её радости, неделю назад Арсений сказал:

— Лизуш, ты елку какую хочешь, живую или искусственную?

— Живую, — ответила она.

— Я тоже, — обрадовался он. — Терпеть не могу этого целлофана. Тогда давай её числа тридцатого купим, ладно? А то она у нас осыплется до новогодней ночи.

— А… ты никуда не уходишь? — осторожно спросила Лиза.

— Нет, к счастью, — ответил Арсений. — Повезло, дежурство не мое. А, ты думала, — вдруг догадался он, — что я к родителям пойду? Да нет, они вообще сейчас не в Москве. Их друзья в Голландию пригласили.

Так что праздничная ночь полностью принадлежала им двоим, и Лиза решила, что тогда-то она и расскажет обо всем Арсению.

До Нового года оставалось ещё две недели. Лиза провела их в особом, счастливом и таинственном, состоянии. Даже Арсений, ужасно устававший в эти дни, — много людей поступало с травмами — заметил, что она как-то переменилась.

— Что это с тобой такое? — спросил он однажды.

— А что?

— Да вид у тебя какой-то загадочный, — пояснил он. — Подарок, что ли, мне купила?

— Подарок, — согласилась Лиза.

— Не траться, Лизуша, — улыбнулся Арсений. — Я тебя и так люблю, без подарка.

Она по-прежнему больше вглядывалась в себя, чем думала о будущем ребенке, — может быть, потому, что он ещё не шевелился, не давал знать о своем существовании. Только иногда Лиза вдруг ясно понимала, что он действительно уже есть. Например, её совсем не тошнило, не тянуло ни на соленое, ни на кислое.

«Значит, мальчик», — подумала она.

Мама когда-то рассказывала, что с Колей она ходила легко, а вот с ней, с Лизой, намучилась — глотка воды не могла выпить, сразу наизнанку выворачивало.

— С девочками всегда так, — говорила Зоя Сергеевна.

«Что ж, мальчик — это хорошо, — размышляла Лиза. — Все мужчины хотят сначала мальчика».

Тут-то и пронизывало её это пронзительно-ясное ощущение — он уже есть, он уже мальчик! — и дыхание у неё перехватывало от восторга.

Арсений пришел домой только тридцать первого утром, после суток, и сразу лег спать.

— Я высплюсь немного, ты уж сама тут как-нибудь, Лиз, — пробормотал он, засыпая. — А то я потом не выдержу…

Он проснулся только часам к семи вечера, когда уже посверкивала разноцветными лампочками елка и этот счастливый свет дробился в гранях бокалов на праздничном столе.

— Красота! — сказал Арсений, потягиваясь. — Все уже готово, как в сказке про скатерть-самобранку. Сейчас я умоюсь, Лизушка, а то стыдно — заспанный, небритый.

Арсений, конечно, не выдержал и вручил Лизе свой подарок ещё до двенадцати.

— Ну вот, — притворно расстроилась она, когда уже часов в десять он торжественно извлек из своего кейса пестрый пакетик. — Не мог под елку положить!

— Ничего, представь, что это мне Дед Мороз выдал по дороге, — засмеялся он. — Примерь лучше!

В пакетике был купальник-бикини — яркий, в причудливых цветах.

— Примерь, примерь поскорее, — просил Арсений. — Сейчас, говорят, модно закрытые. Но зачем тебе закрытый, с твоей-то фигурой?

Купальник представлял собою две тоненькие полоски и придавал Лизе ещё больше соблазнительности.

— Ну, Лиз, тебя топ-моделью можно объявлять хоть завтра! — восхитился Арсений.

— Я ростом не вышла, — засмеялась Лиза.

— А давай ты будешь прямо в купальнике Новый год встречать? — предложил Арсений.

— Думаешь, я Снегурочка, не замерзну? — улыбнулась Лиза.

— Ну ладно, ладно, шучу, — успокоил её Арсений, с сожалением глядя, как Лиза снова облачается в поблескивающее платье — впрочем, с манящей полупрозрачной юбкой и кружевной вставкой на поясе. — Вот летом в Крым поедем…

— Арсюша, а вдруг я не смогу поехать в Крым? — неожиданно спросила она.

— Почему? — он удивленно поднял брови.

— Ну-у… Здоровье, например, не позволит?

— Какое ещё здоровье? Ты… Ты что, беременна? — тут же догадался он.

— А откуда ты знаешь? — удивилась Лиза.

— Та-ак… — Арсений не ответил на её вопрос. — И сколько?

Лицо его стало серьезным — таким, каким Лиза помнила его в Склифе, когда он осматривал вновь прибывших тяжелых больных.

— Десять недель. Нет, двенадцать уже, — сказала она.

— Сколько? — Глаза у него округлились. — Ты что, с ума сошла?!

— Почему? — Лиза испугалась его серьезного тона.

— Как это почему? Ты что, вообще не думаешь о своем здоровье? Двадцать лет, первая беременность — и двенадцать недель! Да ты знаешь, чем может закончиться аборт при таком сроке?

Лиза замерла, как громом пораженная. Она ожидала всего: восторга, растерянности, даже испуга — ведь и сама она сначала испытала только страх! Но той уверенности, того спокойствия — какого-то медицинского спокойствия — которое звучало в его голосе, она никак не ожидала. Арсений говорил так, словно у Лизы был аппендицит и она не обратилась своевременно к врачу, только и всего.

Она молчала, потрясенно глядя на Арсения. Но он совершенно не замечал её потрясения.

— Ладно, я сам виноват. Ты же маленькая ещё совсем, что ты в этом понимаешь! А я расслабился… — Он подошел к Лизе, обнял её. — Ну, не расстраивайся, что теперь делать!.. — Она с надеждой посмотрела на него, но Арсений продолжал: — Конечно, нехорошо, что ты так затянула, но ведь ещё не вечер, Лизочка, не бойся. У меня полно друзей в гинекологии работают, да и в Склифе отличные есть врачи по этой части. Придумаем что-нибудь. Черт, придется теперь поторопиться!

Он замолчал и забарабанил пальцем по столу. Лиза тоже молчала.

— Почему ты молчишь? — спросил он. — Думаешь, это так просто?

— Я не думаю, что это так просто, — произнесла наконец Лиза.

Она чувствовала, что внутри у неё словно что-то оледенело.

— Конечно, сейчас аборт не проблема, за деньги тебе златые горы пообещают. А потом так сделают, что на всю жизнь искалечат. Нет, идти надо к надежным людям. Ну, это не твоя забота, милая, это я найду.

Лиза видела, что при этих словах на его лице промелькнуло что-то вроде спокойной гордости, — и ей стало страшно от этого незнакомого выражения. Она не знала, что сказать. Как объяснить ему то, что сама она чувствовала так ясно, что казалось ей простым и очевидным?

Видя, как переменилось, потускнело её лицо, Арсений предложил:

— Знаешь что, давай пока не будем об этом думать? Новый год все-таки, праздник. Что толку переливать из пустого в порожнее? Первого я на работу выйду, тогда и займусь.

Восприняв её молчание как согласие, Арсений повеселел.

— Смотри-ка, половина двенадцатого! — заметил он. — А у нас телевизор даже не включен. Что будем смотреть?

Лизе уже все равно было, что смотреть, она не могла прийти в себя от того, что сейчас услышала. И больше всего ужасало её именно то, что ему ничего нельзя объяснить…

— Лизонька, ну мы же договорились! — сказал Арсений, заметив, что Лиза по-прежнему выглядит странно. — Всему свое время, и я тебе обещал, что все отлично устрою. О чем ты волнуешься?

Новый год, которого Лиза ждала с детским восторгом, наступил как-то незаметно. Арсений откупорил шампанское, поцеловал её под бой курантов.

— Забудем все плохое! — сказал он. — За наше счастье!

Лиза выпила шампанского, потом вина, ожидая, чтобы теплая волна прошла по телу, избавила от напряжения.

«Может быть, пить теперь нельзя? — вдруг подумала она. — Или наоборот — теперь можно?»

Они сидели рядом на диване, прижавшись друг к другу, и Лиза слышала, как бьется сердце у Арсения, как напрягаются его мускулы, когда он обнимает её покрепче. В каждом его движении была привычная нежность, он то и дело прикасался губами к Лизиному виску, гладил её коленку под пышной юбкой — и Лиза уже чувствовала, как нарастает его желание, как частым и прерывистым становится дыхание. Она всегда чувствовала в такие моменты, что и в ней поднимается встречная волна страсти. Но сейчас ей по-прежнему было тоскливо.

Арсений легко и неожиданно подтолкнул её назад, сам склонился над нею, приник к её губам. Лиза почувствовала, как он вжался в нее, лаская и возбуждая. Эти мгновения повторялись часто и никогда не надоедали им обоим, с их молодой любовной ненасытностью.

Иногда Арсений подходил к Лизе, когда она была на кухне, и по его затуманившимся глазам Лиза видела, что он хочет её, что не может ждать ни минуты, — и тут же прижималась к нему, отдавалась его желанию, вспыхивая сама.

Или он просто помогал ей снять пальто в прихожей и вдруг начинал расстегивать пуговки на платье, раздевал её совсем и на руках нес в комнату, целуя на ходу. Между ними не осталось ничего, что вызывало бы стыд, они чувствовали друг друга так, что просто не могли ничего стыдиться.

Так было всегда, и Лиза уже не могла представить, что может быть иначе. Но сейчас, в эту ночь, которой она почему-то так ждала, Лиза не могла ответить на его порыв, и Арсений сразу почувствовал это.

Он отстранился от нее, заглянул в глаза.

— Что с тобой? — спросил он.

Она молчала, и на глазах у неё выступили слезы.

— Господи, Лиза, ну нельзя же так!

Он встал, расстроенный. Отсвет неудовлетворенного желания ещё заметен был на его лице.

— Ну, неприятное известие, я понимаю. Но что же, свет теперь на этом клином сошелся? Или ты боишься? — Голос его смягчился, он снова обнял Лизу. — Ты думаешь, будет больно? — спросил он. — Глупенькая, ведь все же под наркозом, ты и не почувствуешь ничего. Это раньше баб мучили, а теперь все вполне цивилизованно. Проснешься — и все уже в порядке. Забудь ты об этом, Лизонька, ей-Богу!

Лиза чувствовала, что ещё немного — и она разрыдается в голос от его утешений. О чем он говорит, неужели он совсем ничего не понимает?!

Она снова налила себе вина, быстро выпила, посидела несколько минут за столом, потом подняла глаза — и встретила его недоуменный взгляд. Наконец-то ей стало легче, вино немного подействовало, придало смелости.

— Арсений, а почему ты так уверен, что я собираюсь делать аборт? — спросила она.

Ей страшно было выговаривать вслух это слово, точно в самих звуках таилось что-то зловещее.

— Что-о? — Голос у него дрогнул, он закашлялся. — А что же ты собираешься делать?

— Разве в таких случаях только делают аборт? — Злая, горячая волна поднималась в её груди. Сколько она будет слушать эти глупости, которые он говорит так уверенно? — По-моему, в таких случаях ещё и рожают.

Арсений смотрел на нее, и выражение его лица медленно менялось. Сначала на нем промелькнул страх, потом появилось какое-то надменное превосходство.

— Надо же, какие познания, — протянул он. — А меня ты почему не спросишь? Кажется, я тоже имею к этому событию какое-то отношение?

— Но ведь и ты меня не спрашиваешь, — ответила Лиза. — А я к этому имею ещё большее отношение.

Видно было, что он не знает, как ответить на это. Лиза почувствовала мгновенное торжество, но тут же устыдилась этого чувства. Чему радоваться?

— Значит, ты уже решила? — спросил он холодным тоном. — Тогда о чем мы вообще разговариваем, что ты хочешь от меня услышать?

— Что я хочу от тебя услышать! — воскликнула Лиза, порывисто вставая. — Да хоть одно человеческое слово! Ты так говоришь, как будто это какое-то медицинское дело, а не человеческое, как будто там не ребенок, а… — Она замешкалась, не находя слов.

Арсений молчал, глядя на нее.

— Что ж, — задумчиво сказал он наконец, — этого можно было ожидать, зная твою чувствительность. Даже надо было этого ожидать, я сам виноват.

Он сел за стол, налил себе коньяк, торопливо выпил, налил еще.

— Остается только напиться, — сказал он, встретив удивленный Лизин взгляд. — Хорошенький получился праздник, спасибо.

Лиза впервые видела, как он пьянеет по-настоящему, как его развозит, как жалкая гримаса искажает его красивое лицо.

— Тебе же на работу завтра, — напомнила она.

— Не твое дело, — оборвал он. — Можно я хоть в этом сам разберусь?

Лиза ушла на кухню. Ей казалось, что она присутствует при каком-то постыдном спектакле, и она не хотела больше оставаться наедине с Арсением.

Вскоре он вышел за нею. Лицо у него было гневным и злым.

— Не нравится? — почти закричал он. — Нет уж, ты посиди, полюбуйся, до чего ты меня довела!

— Я ни до чего тебя не доводила, — сказала Лиза.

— А кто же довел? — воскликнул он. — Кто мне угрожает, предъявляет претензии, требует?

Лиза смотрела на него в полном изумлении. О чем это он говорит?

— По-моему, я ничего от тебя не требую, — сказала она.

— Это ты так считаешь! Конечно, истерики ты не закатываешь. Но за кого ты меня принимаешь? Что же ты думаешь — ты себе родишь, а я сделаю вид, что ни при чем? Нет, ты отлично понимаешь, что никуда я не денусь от собственного ребенка, вот и чувствуешь себя так уверенно! Все бабы одинаковы, как доходит до этого дела — просто смотреть тошно, до чего самодовольными становятся!..

Лиза слушала эти слова, произносимые заплетающимся языком, и ей становилось жаль Арсения. Так вот как он понял ее… Боже, как ужасно, что она ничего не сумела ему объяснить, она сама виновата!

— Арсюша, ну успокойся, — сказала она, прикасаясь к его лбу легким, утешающим движением. — Что за глупости ты говоришь, все совсем не так, правда!

Он задержал её руку в своей, поцеловал её ладонь.

— Лиза, милая… — Голос его стал умоляющим. — Ведь ты совсем не такая, как все, ты не можешь вести себя так… Так безжалостно!

Лиза едва не плакала, слыша эти просительные, униженные интонации, которых она и представить себе у него не могла. Она думала, что он говорит совершенно искренне, но эта искренность была мучительна для нее, невыносима.

— Ты пойми, — продолжал Арсений, не отпуская её руку, — ведь это так унизительно!..

— Что же унизительно, Арсюша?

Они стояли посредине холодной кухни, вода капала из неплотно закрытого крана, в раковине громоздились кастрюли, которые Лиза не успела помыть после праздничных приготовлений.

— Унизительно то, что это происходит сейчас! — горячо сказал он.

Он, наверное, взял себя в руки, потому что голос у него стал тверже, язык перестал заплетаться.

— Лизонька, любимая моя, я думал, ты понимаешь. Ты же такая чуткая!.. Думаешь, я вообще против детей? Я же тебя люблю так, что в глазах темно, как я могу не хотеть от тебя ребенка? Но сейчас — представь, как все это будет сейчас!

Он увлек её за собой в комнату, усадил на диван, сам сел у её ног на полу — в своей любимой позе, положив голову ей на колени. Лиза прикоснулась пальцами к его лбу, взъерошила его светлые волосы.

— Ведь правда, я не выдумываю — это унизительно для меня сейчас, иметь ребенка! — горячо выговорил Арсений. — Кто я сейчас, что могу ему дать? Нищий врач, ведь я даже тебе не могу обеспечить нормальной жизни. Люди давно уже отдыхают в Испании, ездят по всему миру, а я такой потрясающей девчонке, как ты, в новогоднюю ночь обещаю поездку в какой-то паршивый Крым, как в райское царство, да и то ещё сомневаюсь, хватит ли денег! И, главное, если бы я хотя бы надеялся, что это как-то изменится в ближайшее время — так ведь нет! Государство у нас такое паскудное, всегда будет платить врачам гроши, нечего и ждать. Но ведь я и уйти сейчас не могу из Склифа. Рано, рано еще! Я год всего работаю, опыта мало, какая может быть частная практика? У меня совсем другие планы…

Лиза слушала этот лихорадочный монолог и понимала, что ни один его довод её не убеждает. Но ей так жаль было его, и она понимала: дело не в его доводах, а в нем самом, в том, что он несчастен из-за нее, и только от неё зависит…

«Но что же делать, что?» — в отчаянии думала Лиза.

Она готова была умереть, чтобы сделать его счастливым, но была грань, которой она не могла переступить.

Арсений немного успокоился, отер пот со лба. Голос его стал тише, ласковее.

— Я знаю, что ты об этом думаешь, — сказал он. — Ты прости меня, идиота, что я сразу так начал с тобой говорить. Ну, про аборт… Я ведь врач, в медицине все так или иначе циники, работа такая, вот я и забылся. А ты ведь у меня девочка чистая, эмоциональная… Ты думаешь, что нельзя убивать, и все такое? — Он заглянул ей в глаза, и Лиза кивнула сквозь набежавшие слезы. — Милая, какая же ты!.. Ну успокойся, не плачь! Ведь это неразрешимый вопрос, Лизушка, над этим даже философы голову ломают — живое ли это существо, можно ли… Но ведь жизнь есть жизнь, что поделаешь! Хочется, чтобы все было красиво, да не всегда удается. Просто не надо об этом размышлять, и все. Ты вот обиделась, что я как о болезни об этом говорю. А ты попробуй тоже так к этому отнестись, и сама почувствуешь, как тебе станет легче, как все само собой решится.

Лиза слушала его успокаивающий голос, и ей казалось, что она тоже успокаивается, что спадает напряжение, которого не могло снять даже вино.

"Может быть, он прав? — думала Лиза.

Даже если Арсений был и не прав — то, что он говорил, было единственной возможностью как-то разрешить эту ситуацию. Но выбор, перед которым Лиза оказалась, был невыносим для неё — между счастьем Арсения и этим неведомым существом…

Арсений увидел, как мучительно исказилось её лицо.

— Не надо думать об этом сейчас, Лиза, ну я прошу тебя! Тебе это нелегко, ты измучилась. Утро вечера мудренее, правда? Ночь пройдет, ты увидишь все по-другому. Давай лучше спать ляжем, а? Праздник праздником, а ведь мне на работу завтра.

Уже в постели он гладил Лизину голову, лежащую у него на плече, и шептал:

— Все у нас впереди, Лизонька, все ещё будет, вот увидишь. И ребенок будет, куда он денется. И жизнь будет хорошая, не такая, как сейчас. Я же тебе говорю, что не собираюсь вечно так прозябать, думаешь, я тебя обманываю?

Лизе казалось, что она не уснет, просто не сможет. Но его руки были так легки и ласковы, голос убаюкивал — и глаза её закрылись, она почувствовала, как ей становится легко и она проваливается в обволакивающую пустоту.