"Ядовитые цветы" - читать интересную книгу автора (Берсенева Анна)

Глава 4

Холодным оказался только конец августа. Уже в середине сентября наступило самое настоящее бабье лето — с прозрачными паутинками в струящемся на солнце воздухе, с золотым шорохом деревьев на бульварах.

Лиза с Арсением встретились на Тверском, напротив Литинститута. Она пришла немного раньше и сидела на лавочке, глядя, как на дорожке двое малышей отбирают друг у друга лопатку. Арсений подошел к ней сзади, обнял за плечи и поцеловал, перегнувшись через её плечо. Они не виделись три дня и соскучились друг по другу до слез. Лицо у Лизы просияло, когда она почувствовала его прикосновение к своим плечам.

— Извини, ждать пришлось, — сказал Арсений.

— Нет, это я раньше пришла. День, смотри, какой хороший, — улыбнулась Лиза. — Куда пойдем?

— Просто прогуляемся, да? Правда, золотой день. Я совсем закис в любимом Склифе. Сегодня брился, глянул в зеркало — ужас!

— Да, ты бледный, — посетовала Лиза, прижимаясь лбом к его плечу.

Они медленно пошли по дорожке. Лиза смеялась и старалась наступить на каждый листок, попадавшийся под ноги, как будто шла по мосткам через реку. Арсений смотрел на нее, улыбаясь.

— Ты чудо, Лиза! — сказал он. — В тебе столько жизни, ты такая естественная. Я даже не думал, что женщина может быть такой.

— Ну вот, чего это ты надумался мне характеристики давать! — засмеялась Лиза. — Лучше поцелуй меня.

— Это — пожалуйста!

Арсений подхватил её на руки и покружил немного, целуя. Они вместе чуть не упали и снова засмеялись неизвестно чему.

— Ты чего смеешься? — спросила наконец Лиза, не отпуская его руку.

— А смотри, какой Тимирязев. — Арсений показал на памятник в конце Тверского бульвара. — Видишь, что он делает?

— Что? — удивилась Лиза.

— Вот сюда стань. Теперь видишь?

Действительно, Тимирязев стоял, неприлично сложив руки пониже пояса. Сзади казалось, что он справляет малую нужду. Лиза расхохоталась до слез, Арсений вместе с ней.

— Это я ещё в детском саду заметил, — сказал он сквозь смех. — Нас сюда гулять водили.

Они дошли до Никитских ворот, уселись в уличном кафе рядом с неприличным Тимирязевым, взяли мороженое.

— Я уже так отвык от этого состояния, — сказал Арсений.

— Какого?

— Вот такого блаженного безделья — мороженое, Тверской бульвар… Как в институт поступил, так и пошло — головы не поднять. То есть, конечно, мы нормально жили, как все студенты, но все равно по-другому. Понимаешь, все время ведь это висит над тобой, если ты, конечно, собираешься и дальше медициной заниматься, — что ты не просто к зачету что-то зубришь, сдал и забыл, а ответственность на себя взял. Я, конечно, с детства это видел — у меня родители врачи, насмотрелся — но это ведь такое дело: пока сам не попробуешь, трудно по-настоящему почувствовать.

Лиза слушала его, затаив дыхание, вглядывалась в его лицо, ставшее сосредоточенным, как там, в Склифе. Она была горда тем, что её любит человек, готовый взять на себя ответственность за человеческие жизни…

— Ты не жалеешь, что стал врачом? — спросила она.

— Чего жалеть? Мне нравится. Хотя сейчас приходится не только о том, чтобы нравилось, думать. Такое время, на энтузиазме далеко не уедешь.

Лиза понимала, что Арсений прав. Ей казалось ужасно несправедливым, что за каторжный труд в такой клинике, как Склиф, он получает гроши. Но она не представляла, как может, например, врач заработать ещё денег. Ведь у Арсения минуты свободной не было! Она и спросила его об этом.

— Конечно, с моей работой не подхалтуришь дополнительно, — согласился он. — Я давно об этом думаю. Сейчас особенно… — Он многозначительно посмотрел на Лизу, и она смутилась от этого взгляда. — Деньги нужны как воздух — надо что-то решать.

— Но что же ты можешь решить? — удивилась она.

— Могу, почему же. Вот поднаберусь опыта в Склифе — там этого не занимать! — и можно будет частной практикой заняться. Знаешь, сколько стоит консультация хорошего невропатолога? Склиф, ясное дело, придется бросить, но что поделаешь. Да я уже и устал от него. Вот, с тобой и то некогда встретиться.

Лиза почувствовала легкое разочарование. Ей казалось, что Арсений иначе относится к тому, что делает… Но, в конце концов, какое право она имеет давать ему советы? Действительно ведь, и время нелегкое, и видятся они редко.

— Ну, это дело не завтрашнего дня! — Арсений хлопнул себя ладонью по колену и придвинул свой стул к Лизиному. — Ко мне пойдем? — спросил он, прижавшись губами к её уху. — Ох, волосы у тебя щекотные, и красивые какие! У нас половина девок на курсе мечтали стать платиновыми блондинками, да цвет не могли подобрать, а у тебя — надо же! Пойдем…

Они прошлись в обратную сторону по бульвару. Там, где недавно дети дрались из-за лопатки, стоял на скамейке поэт — наверное, из Литинститута — и громко читал стихи девушке, восторженно смотревшей ему в рот. Арсений засмеялся и потянул Лизу за руку.

— Пойдем, пойдем, нечего глупости слушать.

— Почему глупости? Может, у него хорошие стихи.

— Человек, который пишет хорошие стихи, не будет орать их со скамейки, чтобы соблазнить глупенькую девочку. Наивная ты ещё все-таки, Лиза! Правда, оно и хорошо…

Арсений сжал её в объятиях, как только они вошли в прихожую.

— Я так хочу тебя иногда, Лиза, просто в глазах темнеет, — прошептал он. — Как мальчишка…

Он целовал её страстно и ласково. Лиза так любила эти его поцелуи, так легко загоралась его страстью! Они подошли друг другу сразу, с того вечера, когда она впервые пришла к нему. Лизе тогда показалось: невозможно, чтобы могло быть лучше. Но с каждой новой встречей их чувство друг к другу приобретало новые оттенки, и они испытывали все большее удовольствие вдвоем.

Арсений не выглядел сильным, но подхватывал Лизу на руки, как перышко. И сейчас он раздел её прямо здесь, в прихожей, и понес в комнату, опустил на диван, на ходу расстегивая свою рубашку.

— Подожди, я сейчас, — торопливо шептал он, а Лиза, пока он раздевался, целовала его, приподнявшись на локте.

Она не знала, был ли он умелым в любви, но её он доводил до полного восторга; чувствовалось, что и сам он приходит в такое же состояние. Пальцы у Арсения были сильные, гибкие, они находили самые чувствительные точки её тела, и Лиза трепетала от каждого его прикосновения.

Сначала, во время их первых встреч, он, наверное, боялся испугать ее; видно было, что он сдерживает себя. Но потом Арсений почувствовал, что Лиза с готовностью подчиняется ему, что ей приятно все, чего он хочет от нее, — и он начал отдаваться своей страсти совершенно, без оглядки, увлекая Лизу за собой, не стесняясь больше ничего. Лизе же казалось, что её словно заливает горячими волнами. Когда она то видела лицо Арсения над собой, то наклонялась к нему сверху, стараясь коснуться губами соблазнительной впадинки над его ключицей, — то чувствовала, что делает именно то, чего он хочет.

— Лиза, милая моя, это просто невообразимо, — шептал Арсений, когда они отдыхали, лежа рядом на разложенном, но в любовной спешке не застеленном диване. — Ты все можешь, я ещё сам не знаю, чего хочу, а ты уже чувствуешь.

И они снова начинали целоваться, не зная усталости, не замечая времени.

Но время напоминало о себе — темнотой, неожиданно сгустившейся за окнами, светом зажигающегося уличного фонаря.

— Как поздно уже! — спохватился Арсений. — Метро вот-вот закроют.

Лиза вздрогнула от этих слов, ей захотелось сжаться в комочек и исчезнуть совсем. Зачем он говорит это, почему думает, что она должна непременно вернуться домой? Ведь она ни разу не говорила ему, что торопится, а он почему-то ни разу не предложил ей остаться у него на ночь. Что это могло бы значить? Сегодня она наконец решила спросить его об этом.

— Арсений, — сказала Лиза, набрасывая на себя его халат, чтобы пойти в ванную, — а почему ты думаешь, что я тороплюсь домой?

Он посмотрел на нее, потом отвел глаза.

— Я понимаю, Лиза, что ты хочешь сказать. Но я думал… Ведь мне завтра опять на работу к восьми, приду я поздно. Что ты будешь здесь делать одна? Там у тебя все-таки родственники, тебе не одиноко, а здесь, ну представь — одна с утра до вечера, а у меня ведь и дежурства еще!

Арсений был прав, но Лизе почему-то казалось, что он не называет настоящую причину.

— Но если ты хочешь, — вдруг сказал он решительно, — оставайся.

— Я хочу… — медленно произнесла Лиза. — Конечно, я хочу! Но я хочу, чтобы ты этого хотел. Зачем я буду тебе навязываться?

— Ну что ты! — горячо запротестовал он. — Ведь я же тебе сказал: мне хорошо с тобой. Я только боюсь, что ты заскучаешь тут без меня. Не обижайся, милая моя, не обижайся, пожалуйста! Разве мне легко расставаться с тобой?

Он снова поцеловал её, обнял, и Лизино лицо просияло. Правда, почему она подозревает его в каких-то скрытых намерениях? Конечно, он думает о том, чтобы ей было хорошо. Разве она не замечает этого в каждое мгновение, когда они вместе?

Арсений отнял платье, которое Лиза держала в руках, и, притянув её к себе, развязал пояс халата.

— Как хорошо, и правда, — сказал он, целуя Лизу, когда любовный жар снова был утолен. — Никуда не надо спешить, ты все время здесь, протяни руку — и вот они, твои волосы щекотные!

Он взъерошил её волосы, и Лиза засмеялась.

— Ну вот, только прическу портишь! Противный Арсюшка!

Они выпили кофе на ночь, и Лиза долго не могла потом уснуть. Арсений уже спал, разметавшись на диване, а она то вставала, подходила к окну, смотрела, как качается от легкого осеннего ветра фонарь, то выходила на кухню выпить воды и слушала, как скребется мышь за плитой.

Счастье переполняло её просто оттого, что там, в комнате, спит человек, без которого она не может жить, что завтра он проснется рядом с нею и сразу поцелует её, что они будут завтракать в утренних сумерках, а потом она будет ждать, когда он вернется домой… Эти простые события казались ей невыразимо прекрасными, и Лиза чувствовала, что слезы выступают у неё на глазах, когда она думает о них.

Она вернулась в комнату, села на край кровати и всмотрелась в лицо Арсения, освещенное уличным фонарем из-за отдернутой ею шторы. Губы его чуть приоткрылись во сне, не изменив своего пленительного изгиба, тени лежали на лице, очерчивая чуть выступающие скулы, из-за которых лицо становилось ещё более выразительным.

Лиза осторожно коснулась пальцем его длинных ресниц и тут же отдернула руку, боясь разбудить его. Она любила каждую черточку его лица, каждую впадинку его тела. Наклонившись, она снова прикоснулась губами к той самой любимой ямочке над его ключицей и увидела, что Арсений улыбнулся во сне, как ребенок. Улыбнувшись ему, спящему, в ответ, Лиза легла рядом и закрыла глаза. Может быть, им приснится один и тот же сон?

Когда Арсений ушел на работу, поцеловав её на прощание, и Лиза осталась одна, — она поняла, как медленно будет идти день без него. Конечно, и прежде её дни проходили в ожидании встречи с ним, но сейчас это ожидание стало всеобъемлющим, бесконечным. Лиза физически чувствовала каждую проходящую минуту и ужасалась, как их много, этих минут.

Они не успели поговорить о том, осталась она у него только на эту ночь или он ожидает, что она переберется к нему совсем. И Лиза не знала теперь, как ей поступить. Надо было спросить его об этом, и не шло бы теперь это мучительное время, тревожа её неопределенностью.

Вообще-то Лиза была не из тех людей, которым непременно необходима четкость и ясность во всем. Ее жизненное чувство было ясным и отчетливым само по себе, и ей не требовалось все раскладывать по полочкам. Она никогда не составляла для себя распорядок дня, не планировала своих поступков загодя, но при этом в её жизни не было хаоса, словно вся её натура была с ним несовместима. Поэтому она не ожидала, чтобы Арсений сказал ей: мол, с сегодняшнего дня наша жизнь пойдет так-то и так-то. Еще меньше ей приходила в голову мысль о браке — вернее, об этом она вовсе не думала. Но Лизу тревожило, что она сама, именно сама не чувствует, чего он хочет: чтобы она была с ним постоянно или чтобы появлялась в его жизни время от времени, как праздник и отдых.

В задумчивости она вышла на кухню, открыла холодильник. Там лежала на полке половинка капустного кочана, ещё какие-то овощи в целлофановом мешочке. Лиза открыла испаритель, с трудом отодрав его крышку из-за наростов инея. Там было совершенно пусто.

«Конечно, — подумала она, — ведь он ест вечно на ходу, в перерыве между операциями и перевязками. Какие здесь могут быть запасы?»

Лиза отключила перемерзший холодильник, вымыла пустую кастрюлю, стоявшую возле плиты на полу, и принялась готовить борщ, обжаривая овощи на подсолнечном масле, обнаруженном в шкафчике. Потом она хотела сходить за сметаной, но вспомнила, что у неё нет ключа, и побоялась оставлять квартиру открытой.

«Что ж, придется есть борщ с кефиром», — подумала она.

Все это заняло у неё не больше часа, и время снова потянулось медленно и изматывающе. Лиза поспала немного, не раздеваясь, под тигровым пледом — все-таки ночью спала она мало. Наконец взяла с полки книжку Драйзера в сером «огоньковском» переплете и погрузилась в историю страстей Фрэнка Каупервуда.

Она увлеклась чтением — правда, быстро пролистывая страницы, где подробно разбирались финансовые операции, — и подняла голову, только когда ключ повернулся в замке.

— Ты здесь! — выдохнул Арсений, стремительно входя в комнату. — А я целый день гадал, застану тебя или нет!

— И чего же тебе больше хотелось? — спросила Лиза, отвечая на его поцелуй.

— Я боялся, что ты ушла, — ответил он, целуя её то в губы, то в висок.

— Глупенький, как же я могла уйти, когда ты мне ключ не оставил. — Лиза прикоснулась к его лбу нежным ответным движением.

— Там захлопывается замок, — улыбнулся он и привлек её к себе. — Какая ты теплая после улицы, там совсем холодно…

Борщ, приготовленный Лизой, привел его в восторг.

— Надо же, как вкусно! — изумился он. — Из чего ты его сварила? По-моему, пустой был холодильник.

Вечером они включили телевизор и смотрели какую-то передачу — от счастья Лиза совершенно не понимала, что происходит на экране, — то и дело целуясь. В комнате было тепло, уже включили батареи.

— Слышишь, как мышь уютно скребется? — спросила Лиза, дуя Арсению в ухо.

— Мышь — это, конечно, лишнее, — рассмеялся он. — Ой, Лизунь, щекотно же! Но с тобой так хорошо, что и мышь не раздражает.

Он замолчал, целуя её снова и снова. Потом заметил книгу, лежащую на полу возле дивана.

— Ты Драйзера читала? Ну и как тебе, не скучно показалось?

— Я ведь люблю такое, — сказала Лиза, словно извиняясь.

— Да, эмоций здесь много, — согласился Арсений, без объяснений поняв, о чем она говорит. — Это ведь «Трилогия желания». Я её очень любил когда-то, пока не пошел в медицину.

Они допоздна смотрели телевизор. Лиза сидела с ногами на диване за спиной у Арсения и то и дело прикасалась к его плечу, словно проверяя, не исчез ли он.

— Спать как хочется! — потянулся он наконец. — Ох, и высплюсь я завтра. Не вздумай меня будить!

— А тебе разве не к восьми? — удивилась Лиза.

— Нет, я выходной попросил у Фомича, у меня там были отгулы. Поедем, вещи твои перевезем, ладно?