"Убить Ланселота" - читать интересную книгу автора (Басирин Андрей)

Глава 15 ЦЕНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА

Огонь завораживает взгляд. На него можно смотреть часами, любуясь игрой красок. Янтарные тона перетекают в нежно-лиловые и сиреневые. Оранжевые лепестки свиваются по краям призрачной синеватой дымкой. Чернеют, покрываются пеплом поленья в папиросной бересте. Огонь — это чудо.

Чудо чудом, но брату Люцию нынче не до красот. На его долю выпала обязанность откармливать элементаль. Таскать мешки с углем, кувшины с маслом и нефтью, огромные охапки дров.

— Лопату за папу, — приговаривает жрец, закидывая в глотку Инцери уголь. — Лопату за маму. Мешок за властителя первоэлементов. Кувшин масла за господина Эрастофена.

Голый торс брата Полы блестит от пота. Утомительная работа, вредная. Но ему еще не так тяжело, как брату Версусу. Пока носишь дрова, можно приложиться к кувшину с подкисленной водой. Можно вытереть лицо мокрым полотенцем, остановиться, прислушиваясь к стенаниям натруженных мышц. В крайнем случае, можно отвернуться и не видеть жалобных глаз элементали.

А Версусу отворачиваться нельзя. Его работа слишком важна, чтобы прерывать ее хоть на миг.

— Займи себя чем-нибудь, — бубнит он. — Найди дело по вкусу. Можешь заняться спортом или разведением цветов. Дамаэнур — мерзавец. Когтя твоего не стоит. Одна моя знакомая, когда ее бросил возлюбленный, стала разводить коз. Достигла невиданных высот, да. Теперь она владеет всем козьим бизнесом Октанайта. Весьма респектабельная дама.

Идут года, эпохи сменяют одна другую, а фразы те не меняются. Люди, не знающие, что такое любовь, из века в век долдонят:

«Забудь его, он недостоин тебя».

«Смотри на жизнь проще».

«Улыбнись и сделай вид, что ничего не случилось».

Это тоже своего рода магия… Дремотные фразы нагоняют в пучину, в самые бездны отчаяния. Равнодушие, с которым их произносят, убивает вернее ножа.

— Не сдавайся, дорогуша. Найди в себе силы преодолеть это. Это — лишь этап твоей жизни. Из данной ситуации ты выйдешь обновленная.

Летит уголь. Лопату за фарисеев. Кувшин масла за лицемеров и ханжей. Растет зверь великий. Сон совести рождает чудищ.

— Мне того, кисленького. Спасибо, Харметтир.

Слов «сухое вино» Оки избегал. Как вино может быть сухим? Ведь льется же? Льется. И жажду утоляет. Наверняка тут как-то замешаны анатолайцы.

— Запиши, Харметтир: а еще они вино водой разбавляют. Каждый трактирщик носит в кармане аметист…

— Не части. Записываю. Ам-ме-тист. Зачем?

— Чтобы вино цветом было в точности как камень. Чтобы случайно воды мало не плеснуть. А самые богатые трактирщики пользуются бриллиантами.

— Вот мерзавцы, — вновь заскрипело перо.

— И не говори.

Финдир поставил танов заведовать антианатолайской пропагандой. Занятие оказалось простым и приятным: знай, сиди себе на кухне, винишко дуй да собирай слухи о потенциальном противнике.

Список преступлений анатолайцев рос не по дням, а по часам. Таны обсудили реформу школьной программы, набросали список тем для экзаменационных сочинений.

Выглядел он так.

1. Анатолайская мода. Тоги и туники как признак вопиющего бескультурья. Допустите ли вы, чтобы оголтелые анатолайские гоплиты сдирали штаны с подрастающего поколения?

2. Анатолайское искусство: пропаганда насилия и разврата. (Как пример — разбор трагедии Эсхила «Царь Эдип». Формирование эдипова комплекса, искажение моральных ценностей, воспевание инцеста.)

3. Обнищание духовной жизни Анатолая. Репрессии по отношению к выдающимся умам современности. Знаменитейший философ Террокса Диоген закатан в бочку.

4. Упадок нравственности. Волна жестокости и сексуальных извращений. (Как пример: статуя Венеры Милосской. Обнаженная женщина с отрезанными руками.)

5…

— Надо что-то скандальное придумать. Жареное. Что-нибудь с детьми.

— Заставляют заучивать анатолайскую классику?

— Пожалуй. — Харметтир отхлебнул из кружки и поднял глаза к потолку. — Кстати, Гомера можно приплести.

— А что с ним?

— Слепой.

— Неслыханное изуверство!

Оки потрогал висящие на спинке стула ножны с клинком Ланселота. Задумчиво потер подбородок.

— Все-таки зря мы с Анатолаем связались. Шахинпад не в пример лучше. Там тепло, там гурии.

— А кухня? — ревниво спросил Харметтир.

— И кухня славная. Шашлыки, люля-кебабы. Когда-нибудь я тебя свожу в шахинпадскую харчевню. На экскурсию.

— Я слышал, они подраться не дураки.

— А мы что, хуже? Да, у них шейхи, кройхи, што-пайхи. Пьянычары, наконец. Но против нас они пыль. С хорошим балансоспособным бухгалтером никто не справится.

Варвары переглянулись.

— Говоришь, этот меч любого делает Ланселотом? Сам зверей рубит, троны ниспровергает?

— Я так слышал. Но ничего тебе не говорил, понял?… Так что языком не трепли. И вообще, займемся Анатолаем.

…Аларик лихорадило. По ледовым землям гуляло новое поветрие: варвары готовились к войне. В школах, кабаках, на ристалищах и гульбищах — везде только и говорили, что об ущемлении варварских свобод.

Анатолай! Анатолай! — неслось над снегами.

Шутить Ойлен совершенно разучился. Душа его погрузилась в тьму непроглядную — ни звездочки, ни огонька. Неприкаянным слонялся он по стенам Арминиуса. Эти ли картины видел он в своем будущем? Таким ли представлял свой путь?

— Эй! — крикнул он громиле с моргенштерном за поясом. — Анекдотец хочешь? Свежий!

— Ну.

— Стоят как-то бухгалтера в очереди. Квартальный отчет сдают…

— Балансоспособные бухгалтера?

— Нет, старшие.

— Ах-ха-ха-ха! Ой, уморил!… Откуда ты, Ойлен, такой шутник взялся?

— Эй! Я же не дорассказал.

— Ну-ну, рассказывай… Давай. Ох-хо-хо! Предвкушаю.

— …выходит из дверей первый. Комиссия, ревизоры — все побоку. Стирает пот со лба: «Ф-фу! Сдал».

— Это в Анатолае было?

Ойлен разозлился:

— Какая, к зверю, разница?

— В Анатолае — смешнее.

— В Анатолае старших бухгалтеров нет. Слушай дальше. «Ф-фу! — говорит. — «Сдал». А из очереди: «Дай списать».

— Это все?

— Да.

— Уморил. Пойду ребятам расскажу. Бухгалтера сдают анатолайцам квартального отчета. Злободневно, остро!

На плечо Ойлена уселся Гилтамас.

— Тальберт, что они делают?

— Эти? — Бродяга прищурился. — Воспитывают в себе варварский дух.

— Да зачем же так-то?

— Да уж как умеют, друг Гилтамас.

А умели варвары странно. Посланные в Анатолай эмиссары сняли гипсовые копии с лучших античных скульптур. Собрали тьму-тьмущую репродукций, накупили ковров, гобеленов, амфор. Теперь эти картины висели на каменных стенах. Статуи загромождали коридор, словно сталагмиты дно пещеры.

Тальберт и Гилтамас заглянули в школьный зал. Там проходил экзамен по римскому праву… вернее сказать, по анатолайскому беспределу. Две дюжины учеников расселись на обломках колонн в промерзшем зале. Сидели они, тесно прижавшись друг к другу, словно воробьи на ветке тополя. У стены белела огромная куча гипса. Рядом стоял стол, за ним кряжистый красноносый учитель вел пальцем по списку, выбирая жертву.

— Грендиль Пни Колонну.

— Я здесь, господин учитель.

— Тяни билет.

Хрупкий светловолосый мальчуган лет двенадцати вздохнул и поплелся к учительскому столу. Несмотря на холод, одет он был в одну лишь набедренную повязку. Впрочем, нет: еще высокие меховые сапоги. Сапоги были великоваты Грендилю; пока он шел, успел дважды запнуться.

— Тяни билет, Грендиль, — повторил учитель. — Не задерживай. И перестань ежиться наконец. Ты варвар или кто?

— Так холодно же! — заныл экзаменуемый. — У меня горло болит.

— Давай-давай, зубы не заговаривай. Что там у тебя?

Пни Колонну протянул учителю картонный прямоугольник.

— Так-так. Номер семь, счастливое число. Что ж, Грендиль… Первый вопрос: экономика государства и контрибуции. Второй: порочная суть искусства Анатолая. Практическое задание дам позже.

Грендиль понурился. То ли не был готов, то ли вопрос ему не понравился.

— Будешь отвечать сразу или поготовишься еще?

Мальчишка неопределенно мотнул головой:

— Сразу. — Он облизал губы. На таком холоде сидеть и готовиться мог только полный безумец. — В общем… вопрос первый. Как связаны экономика государства и контрибуции. Отвечаю: это… связаны они напрямую. Потому что одно зависит от другого.

Отвечал Грендиль довольно толково. Под конец рассказал даже анекдот о варварском вожде, который бросил меч на весы, когда отцы осажденного города отмеряли золото. Учитель слушал, благосклонно кивая.

— Хорошо, хорошо. Ответ достойный, переходи ко второму вопросу.

Порочную суть искусства Грендиль выстроил вокруг скульптуры спартанского мальчика, вытаскивающего из ноги занозу. Общество, в котором спартанские мальчики страдали от заноз, по его словам, не имело права существовать.

— Удовлетворительно, — подытожил учитель. — Теперь практика.

Он на мгновение поднял глаза к потолку, затем объявил:

— Вон та голая девочка с крылышками. Соверши акт вандализма.

Пни Колонну перевел дыхание. По залу пронесся завистливый ропот. Задание пареньку досталось чересчур простое.

— Давай, у стены бей. Не мусори тут, — приказал учитель.

Грендиль радостно закивал и нырнул в лабиринт статуй. Вскоре он вернулся — красный, потный, — волоча на спине гипсовую Психею. Швырнул статую на кучу обломков. Взялся за кувалду.

— Не могу на это смотреть, — шепчет Гилтамас.

— Ты бессмертный, ты должен запомнить это, — отвечает Ойлен. — Так меняются эры. Смотри.

Иней на стенах зала. Варвар должен быть вынослив, поэтому школа не отапливается. Гипсовая пыль. Обломки словно старый лед.

— Это древние традиции, доставшиеся нам от предков. От самого Аттиллы, — назидательно произносит учитель. Глаза у него пустые, словно у гипсовой статуи.

Тяжело взлетает кувалда. Удар. Крыло взрывается множеством осколков, трещина пересекает грудь Психеи. Удар. Еще. Голова катится по полу, и молот превращает ее в кучу мусора.

А над застывшим залом несется сорванный голос учителя:

— Эйфара Бей Бокалы!

И вслед за тем:

— Что это такое? Что за тряпки? Снять немедленно! Черноволосая девочка испуганно кутается в плед:

— Господин учитель, не надо. Я и так каждую осень простужаюсь.

— В Аларике нет места слабым. Эй, там! Стащите с нее эту перину.

Среди учеников оживление. Еще бы! Черноволосая, щуплая, угловатая, Эйфара не похожа на варварку. Двое мальчуганов срывают с нее одеяло, оставляя девочку полураздетой. Что ни говорите, а зимой бикини из меха и бронзы — самая неподходящая одежда.

— Вопрос первый: использование чумных трупов при осаде в качестве снарядов катапульт.

— Я не знаю… Но я готовилась!

Девочка кашляет. Учитель ждет, пока пройдет приступ кашля, а затем продолжает:

— Первый вопрос пока оставим. Вопрос второй: угнетенное положение женщины в Анатолае.

— Э-э… Женщины в Анатолае делятся на три вида: матрон, куртизанок и рабынь. Первые из них угнетаются следующим образом…

На плечо Тальберта опустилась Маггара.

— Привет, ребята. Грустим?

— Здравствуй. Полюбуйся, что вытворяют!

— Вижу. У нас дела не лучше… Гилтамас, ты должен помочь.

— Помочь? Что случилось?

— Инцери в беде. Мы должны лететь сейчас же, иначе будет поздно.

— Эй, эй, кроха! — Тальберт придержал Маггару за талию. — Не так быстро. Что ты задумала?

— Тальберт, Ланселоту грозит опасность. И нам тоже.

— Опасность, значит. Что ж… Поговорим в моей каморке, там удобнее.

Ойлен спрятал фею и сильфа в капюшоне и отправился к себе. Там Маггара принялась рассказывать. Рассказала об огненной элементали. О своих мытарствах на пути в Аларик, о ведунье. О Фуоко, которой вновь предстояло стать жертвой.

— Понятно, — сказал Тальберт. — Умно, смело… Посуди сама: ты добралась в Аларик чудом. Не думаю, что тебя хватит на обратный путь.

— Но они же погибнут там! Что делать? Лететь надо!

— Есть план получше. Финдир Золотой Чек стягивает войска к Урболку. Оттуда вы и отправитесь в Анатолай.

— Нужно отыскать Хоакина.

— Его хорошо прячут. Но когда варвары отправятся к порталу, они возьмут его с собой. И тогда мы отправимся через храмовый портал. В логово Катаблефаса.

— Да? Ну что ж. Поглядим, какого зверя воспитал его преосвященство.

Не нашлось этой ночью короля, что спал бы спокойным сном. Фью Фероче, Махмуд Шахинпадский, Изабелла Исамродская — все маялись в ожидании утра. У логовищ зверей были собраны войска. Стражники, гвардейцы -лучшие из лучших.

В далеком Сине перепуганный император собрал наложниц, чтобы те рассказывали ему сказки. Кочевник в росомашьей шапке прятал сокровища племени. Розенмуллен на всякий случай приказал своим подданным превратиться в варваров. Они вымели с прилавков меховые набедренные повязки и кольчужные топики. В Доннельфаме зазвучали извозчичьи песни.

Лишь один человек Дюжины был спокоен. Его преосвященство мог влиять на ход событий. Он единственный знал, кому предназначается новый зверь великий.

Свет. Огонь.

Щелкают жреческие сандалии по холодным плитам пола. Сквозь щели в полу пробивается багровое зарево. Внизу, под портиком Забытых Богов, — огромная пещера. Тайник с алтарем Эры пришлось расширить. Теперь там плещется огненное озеро. Там живет Инцери.

— Опять этот запах, — морщится старый жрец, — словно в змеиной яме…

Шаг. Еще шаг. Зеркало на стене заколебалось, пошло рябью — словно в колодец уронили монетку. Его преосвященство прикоснулся к невидимой поверхности, вдавливая руку в ледяной хрусталь. Пленка лопнула, и лицо жреца овеяло стужей.

Сработал портал в Урболк.

Над постоялым двором плыли звезды. Небо выстыло до самых краев. Сосны Урболка остались один на один с равнодушной бесконечностью мира.

Жрец осторожно прикрыл дверь. Погладил по одеревенелому плечу статую, снял с руки полушубок.

— Здравствуй, старый знакомец. Вот мы и вновь свиделись, как я и говорил…

После того как короли выстроили порталы во все края Террокса, хозяин двора оказался обречен. Тайны, что он знал, можно доверить вешалке, но не человеку. Фероче постарался, чтобы превращение прошло как можно менее болезненно. Но слова из песни не выкинешь. Хозяин постоялого двора был обречен пылиться в углу.

Его преосвященство накинул полушубок и повел плечами, прислушиваясь к ощущениям. Одежда сидела хорошо, удобно. Жаль, что скоро она превратится в гору тряпок… Портить хорошую вещь не хотелось, но ничего не поделаешь. Кто знает, сколько придется провести в ледяном лесу? Пусть уж ожидание станет комфортным.

Жрец вышел во двор и огляделся. Серп луны в размытом голубоватом гало зацепился за ветви сосен. Холод, холод… А ведь на дворе еще только сентябрь. Какие же морозы ждут Аларик зимой?

Снег заскрипел под ногами. В Анатолае он бывает три дня в году, здесь же — круглый год. Скоро старый жрец обнаружил, что забыл переобуться. Легкие сандалии, которые так хороши и удобны в храме, здесь совершенно не защищали от холода. А возвращаться нельзя: дурная примета.

Чтобы не мерзнуть зря, жрец двинулся в сторону леса. Вновь возник запах старой змеиной шкуры. Слишком долго пришлось сдерживаться… Его преосвященство оглянулся: следы в снегу выдавали его. Они уже перестали походить на человеческие.

Что ж… Тем меньше иллюзий останется у варварских следопытов. А вот и они, кстати.

Еловые ветви бесшумно заколыхались — словно белый медведь вышел из чащи.

— Стоять! Враг законов Аяарика — стой немедленно, мерзавец!

Закачались ветви деревьев, взметнулись снежной пылью сугробы — лес наполняли хмурые воины в звериных шкурах. Гвардия Арминиуса: бухгалтеры, балансоспособные бухгалтеры, старшие бухгалтеры. У многих в руках были гроссбухи, заложенные дюжинами закладок.

— Нарушитель! Нарушитель! — понеслось над Урболком.

— Стой, негодяй. — Воин в медвежьей шкуре сорвал с пояса боевые счеты. «Вот что значит — свести счеты на варварский манер», —догадался его преосвященство.

— Сдаюсь, сдаюсь, — слабым голосом промолвил он, поднимая над головой руки. — Вы победили, господа варвары. Как всегда победили…

Белая фигура приблизилась. В ноздри жрецу ударила вонь перегара, застарелого пота, дыма. Бухгалтеры уже давно жили в лесу, и условия жизни у них были отнюдь не гвардейскими. Холод, скука, дисциплина. Завидовать нечему.

Появился заспанный гвардейский сотник. Как балансоспособный бухгалтер, он с первого взгляда оценил ситуацию:

— Фьетли Большой Кошелек, — приказал он.-Сюда.

— Слушаюсь!

— Беги, пусть разбудят Финдира. Похоже, к нам пожаловал гордый пингвин. В смысле — важная птица.

Фьетли умчался, и в лагере аларикцев поднялся переполох. У постоялого двора было тихо, но его преосвященство отлично знал, что творится за соснами. Слух и обоняние его по-звериному обострились. Жрец ощущал запах дыма и слышал отрывистые слова команд. Финдир готовился к встрече с вражеским предводителем.

Когда прошло время, достаточное, чтобы сварить кружку глинтвейна, сосновые лапы вновь закачались. Вынырнул Фьетли Большой Кошелек. За ним шли три здоровяка в килтах и песцовых плащах.

— Король Финдир, Неплательщиков Погибель ждет вас, — официальным тоном объявил Фьетли.

— Быстро, — одобрительно кивнул его преосвященство, — Дисциплина у вас на высоте. Тогда не будем медлить, отправляемся.

Здоровяки обступили жреца со всех сторон. Лица у них сделались словно каменные бастионы.

— Глаза завязать! — приказал сотник. — Чтобы не подглядывал.

— Ох-ох, — схватился за голову его преосвященство. — Ночью? В зимнем лесу? Пожалейте старика.

— Ничего нельзя сделать. Приказ.

Жреца повели к варварскому королю. Предосторожность сотника оказалась излишней. В замерзшем диком буреломе, в хаосе снегов и ночных сосен его преосвященство и с открытыми глазами не нашел бы дороги. От всего пути в его памяти остались лишь скрип снега, шумное дыхание провожатых да боль в замерзших ногах.

Какой-то миг ему казалось, что дорога будет длиться бесконечно. Что он умер в черно-лунном лесу и вокруг не жизнь — посмертие. Расплата за существование, наполненное предательствами и преступлениями.

— А ну стоять! — резанул по ушам окрик. Его преосвященство послушно остановился.

Хлопнул кожаный полог, и в лицо пахнуло теплом. Грубые руки втолкнули его в вонючее жаркое помещение, усадили на шкуры.

— Повязку с него снимите и выйдите все, — приказал незнакомый голос — Живо.

Шершавые пальцы воина сорвали с лица пахнущий жиром платок. На ушах его преосвященства остались ссадины.

«Да простят им боги, как я простить не могу», — вздохнул он.

Конвоиры ушли. Ледяная волна куснула затылок, а потом полог задернулся. Жрец огляделся. Убранство шатра показалось ему чересчур бедным. Обшитые алым и зеленым шелком кожаные стены. Мебели негусто: шкуры, два сундука, очаг. Над очагом -дыра, чтобы дым уходил; в нее проглядывает бирюзовая звездочка — глаз зверя великого. Жрец подмигнул звездочке, словно старому знакомому.

Все не так плохо. Небо смотрит на своего слугу и помогает ему. В шатре тепло, ноги быстро отходят — словно тысячи иголочек впились в стопы и щиколотки. Жизнь продолжается.

— Приветствую вас, ваше преосвященство.

Ближний сундук зашевелился, и жрец понял, что зрение обмануло его. То был не сундук, а сам Финдир — варварский король.

— Вечер добрый, величайший из заимодавцев и вытрясателей долгов.

— Добрый, добрый. Давайте без церемоний, да? Как меж вами водится.

— Прекрасно. Значит, без титулов. Финдир, я прибыл к вам с деловым предложением.

— Весь внимание.

Жрец вытянул ноги к очагу. Вот и все… Покалывание в стопах исчезло. И не скажешь, что только что прогулялся по сугробам почти босиком.

— Я хочу предложить вам место в Дюжине, Золотой Чек.

Варвар покачал головой. Он рассчитывал на большее, да, собственно, к тому и шло. Но жрец был готов к этому.

— Я знаю, о чем вы думаете. Войдите в наше положение. Вы — первый из варварских королей, с кем можно иметь дело. До вас были всевозможные Фьоки, Хренриры и Брюквильды. Безусловно, они были хороши… как варварские короли. Но Дюжина требует утонченности.

С этим варвар согласился. Аларик захватил то, от чего короли Террокса стремились избавиться, — Ланселота. Он подчинил и использовал силу, которая внушала королям необоримый ужас. Естественно, те должны были приползти на брюхе.

Так что можно приступать к тому, что варвары умеют лучше всего. К торговле.

— Вы говорите обидные для моей страны вещи, ваше преосвященство. Фьоки и Хренрир — выдающиеся властители. О Брюквильде я не говорю.

— Вы меня неправильно поняли.

— Я понял вас прекрасно. Вы хотите дать мне зверя великого?…

— Да.

— Затем свершится подношение даров. Жертвенная дева отправится в пасть чудищу. — Финдир посмотрел на бирюзовую звездочку. — И за все это великолепие вы потребуете… Ну тут к ведуньям ходить не надо — Ланселота.

— Вы хорошо понимаете ситуацию, Финдир.

— Я понимаю ее еще лучше, чем вам кажется. Объясните, ваше преосвященство: для чего мне заключать соглашение? Я не люблю невыгодных сделок. Вот смотрите: в лесу прячется несколько сотен бухгалтеров… сотен, а может — тысяч. Мне достаточно хлопнуть в ладоши, и к утру из вашего черепа сделают чашу. Храмовое чудище — Катаблефас — останется без хозяина. Пока выберут нового жреца, пока то, пока се — это пройдет время. А оно драгоценно. Варварские войска с Ланселотом во главе войдут в портал. Вы следите за моей мыслью, ваше преосвященство?

— Да-да, продолжайте.

— Продолжаю. Одна за другой падут все страны. Чудища погибнут. Я следил за происходящим в мире: вы ничего не смогли противопоставить Ланселоту. Скажите, ваше преосвященство: на кой ляд мне ваша Дюжина, если я через месяц смогу ее упразднить?

Жрец потер подбородок.

— Вы рассуждаете довольно остроумно. Однако в ваши умозаключения вкралось несколько ошибок. Позвольте, я их укажу.

— Сделайте милость.

Жрец завозился, устраиваясь удобнее. «Дивная вещь — эти шкуры, — подумал он, — надо бы и у себя в храме такие завести». Финдир услужливо протянул подушку.

— Благодарю вас, Золотой Чек. Итак, ваши упущения…

Жрец прикрыл глаза. Варвар сидел неподвижно, ничем не выдавая своего нетерпения.

— Прежде всего, Финдир, задумывались ли вы, что у меня нет дома?… У королей есть дворцы: Камении, Пустоши, Скалии. Я один без гнезда.

— Ну а Храм?

— Который из нескольких десятков? Они все равноправны. Скажу более: портал, который вы стережете, выбросит меня в любом храме по моему желанию.

— Так-так.

— Сразу же возникает вопрос: где живет Катаблефас? Он не может обитать в одном определенном храме — это значило бы, что равновесие нарушено. Что кто-то из королей обладает (пусть и неявно) двумя чудищами. С другой стороны, не может же в каждом храме жить по зверю. Ведь тогда весь Террокс попал бы под мою власть.

— Очень интересно. Простите, что перебиваю, ваше преосвященство. — Финдир пощелкал пальцами, подыскивая слово. — Я слышал, что в храме живет философствующий камень, Квинтэссенций. И что он вездесущ…

Жрец на мгновение замер, выкатив на короля круглые непонимающие глаза. Затем расхохотался:

— Квинтэссенций — зверь великий? Финдир, вы очень интересный собеседник. Когда вступите в Дюжину, уверен, станете украшением нашего клуба. Нет, думайте еще.

Золотой Чек помрачнел:

— Тогда я не понимаю.

— Зря я вас так расхвалил… Но истину принять всегда тяжело. Смотрите же!

Его преосвященство шевельнул плечами. Полушубок лопнул, и гигантское буйволиное тело полезло из рваных швов. Тускло блеснула змеиная чешуя на боках. Кожаный полог угрожающе затрещал, шатер накренился.

— Эй, эй! Что за шутки, ваше преосвященство! — вскочил на ноги Финдир.

Снаружи послышались крики. Зашелестела сталь, выходя из ножен.

— Успокойте стражу, — приказал Катаблефас — А то они наделают дел.

— Сейчас. Подождите.

Финдир на четвереньках выполз из-под рваной кожи. Варвары окружили шатер с копьями в руках. Как бы ни повернулись события, они были готовы защищать повелителя.

Несколько минут ушло на то, чтобы успокоить их. Затем Финдир вернулся к прерванному разговору.

— Хорошо, вы меня убедили. Значит, Катаблефас и его преосвященство — одно лицо… Позвольте нескромный вопрос: отчего вы так низко держите голову?

— Она тяжелая.

— А почему не открываете глаза?

— У меня смертельный взгляд. Ничто живое не выдерживает его.

— Понятно… Могу порекомендовать хорошего оптика. Вам как союзнику полагается скидка.

— С удовольствием. Но сперва решим наши дела.

Чудище храма оказалось не настолько велико, чтобы разрушить шатер. Но пологу не поздоровилось, и холод разгулялся над шкурами. Финдир присел у очага, разводя огонь. Теперь, когда собеседник открыл свои козыри, варвар чувствовал себя гораздо уверенней.

— Может, винца, ваше преосвященство?

— Не откажусь.

— А религия? Я слышал, она запрещает вам пить.

— Да, запрещает. Но чудищам можно все.

Финдир поставил на огонь котелок с вином. Добавил корицу, гвоздику, лимон, сыпанул перца.

Зверь великий потер глаза лапой.

— Давайте рассмотрим ваш план вторжения, — прогудел он. — Вы мыслите в верном направлении. Ланселот перебьет чудищ. Ваши бухгалтеры захватят дворцы и города. Террокс окажется во власти Аларика. Но это лишь на первый взгляд.

— То есть вы думаете, что возможен второй и третий. — Финдир помешал в котелке. Винный дух разнесся по шатру.

— Естественно. Вы задумывались, что произойдет, когда вы захватите первую страну?

— Я установлю в ней порядок.

— Верно. Но это будет варварский порядок. Чтобы поддерживать его, вам придется везде оставлять войска. Ваша империя будет жить под угрозой бунта.

— Ваше преосвященство, вы же знаете, до какого сволочизма доходят люди! Нам помогут местные, бывшие чиновники и мразь, которая хочет выслужиться перед новой властью.

— Верю. Но как вы думаете, что предпримут оставшиеся властители, когда вы захватите несколько стран?

— Так далеко я не заглядывал, ваше преосвященство. Вино готово, угощайтесь, пожалуйста.

— Благодарствую. — Катаблефас принял котелок, отпил. — У вас есть лишь один Ланселот. А что вы сделаете, когда в Аларик с разных сторон хлынут чудища? Да не одни, а с войсками. Птица Рух, говорят, способна вырвать из земли башню. Варклап ударом лапы разбивает скалу.

Катаблефас придвинулся. Его слепая кабанья морда в мелко поблескивающей чешуе едва не влезла в огонь.

— Финдир, кровищи будет… Погибнут тысячи, десятки тысяч. Победите вы или проиграете, разницы никакой. Нам нужен новый Аларик. Равноправный, со своим зверем великим. С мудрым правителем, способным на союз и торговлю.

— Верю. Но варвары — не доннельфамцы. Я не могу пойти на попятную перед своим народом.

— Этого не потребуется. Мы обставим все как славную победу Аларика. Вы выйдете из войны победителями без единого сражения.

Жрец-чудище задумался.

— Не стану спрашивать, какому зверю первому грозила смерть, — сказал он. — Мы предложим вам немного подкорректировать ваши планы. Пусть Хоакин войдет в ту арку, что отмечена знаком черного крыла.

— Тринадцатую. Мы все не могли понять, куда ведет этот портал.

— В логово перводракона. Оно заполнено едкой серой, вдохнув которую человек чихает без остановки.

— Он догадается. Ланселот ведь не дурак.

— Сделайте так, чтобы не догадался. Завесьте знаки венками, лентами… Знаменами, наконец. Не мне вас учить, Финдир. Когда Террокс избавится от Ланселота, вы получите зверя великого и место в Дюжине.

— Вы требуете от меня чересчур многого. Я нуждаюсь в гарантиях.

— Гарантии будут, Золотой Чек. Я останусь в лагере в облике человека. Вы сами видели: превращение отнимает некоторое время. У ваших бухгалтеров всегда будет возможность расправиться со мной.

Финдир пристально вгляделся в морду чудовища. Переговоры с Катаблефасом оказались неожиданно трудны. Дипломаты не любят ситуаций, когда по мимике собеседника нельзя понять его мыслей.

— Я принимаю это предложение, ваше преосвященство.

— Рад за всех нас. Дело за малым: привести Ланселота и отправить в гости к перводракону. И выдайте мне какую-нибудь одежду. Я замерзаю.

Его преосвященство успел принять человеческий облик и теперь ежился, зарываясь в шкуры.

— Мой гардероб к вашим услугам. Я прикажу разбить для вас шатер, ни в чем не уступающий моему собственному. Чувствуйте себя, как в храме, ваше преосвященство.

Золотой Чек отдал распоряжения, и старого жреца увели. Король же остался у очага. Ему предстоял тяжелый день.

С вершины сосны сорвалась снежная шапка. Шлепнулась в сугроб, расплескавшись, словно пена для бритья. Две нахохленные пернатые пророчицы на ветке встрепенулись:

— Верный знак, кар-лега.

— Думаете, пор-ра?

— Пор-ра.

— Еще не все предзнаменования собр-раны. Тррревожусь.

— А мы заррранее. У меня пр-редчувствие.

— Тогда вместе. Ну?

— После вас, кар-рлега.

Урболкский постоялый двор сиял. Арки портала исчезли под гирляндами сосновых веток, перевитых алыми и золотистыми плетьми мха. Рыжие ягоды рябины, шляпки промороженных грибов-подбуранников, звездочки цветов-златочниц.

Гербы стран — хозяек порталов оказались надежно скрыты под украшениями. Но нужный портал ни с чем не перепутаешь. Перед ним белеет лента, которую предстоит перерезать Ланселоту. Удивительный обычай: оставить открытыми все дороги, кроме той, по которой предстоит идти.

— Просим, просим!…

Ветер разносит над поляной запахи дыма и жареного мяса. Горят костры, повариха обносит гостей горячим вином. Рога ее шлема отполированы и празднично сияют; светлые волосы рассыпались по голым плечам. Солнце беззаботно играет на бляшках бронетопика.

А вот и высшие варварские чины — Финдир, Оки, Харметтир. Против всех ожиданий, они не спешат облачаться в национальные костюмы. Оки так вообще в шахинпадский стеганый халат вырядился — поверх медвежьей шубы. Леопардовые набедренные повязки не для них, пусть мелкая шушера выслуживается.

Меж костров снуют ординарцы, степенно прогуливаются старшие бухгалтеры.

— О Финдир, Неплательщиков Погибель! — кланяется повариха. — Пригубить души веселья не хотите ль перед бранью?

И протягивает чашу вина. Обычную чашу — золото, гранаты, аметисты. Финдир не одобряет народного творчества; кубки из человеческих черепов — это для туристов.

— Давай, милочка. Выпить — всегда хорошо, — Финдир озирается — не вынырнет ли откуда Сильгия? — А бранить тебя не за что. Скорее наградить можно.

Повариха смеется. Правитель не знает родного языка, воинскую брань с перебранками путает? Шутить изволите.

— Где Тальберт? — спрашивает Финдир у подошедшего Оки. — Скучно без шута.

— Сейчас явится. Не помню, чтобы он выпивку дармовую пропускал… Поискать его, о державой потрясатель?

— Поищи. Пусть рядом будет. С минуты на минуту церемония начнется.

Финдир хозяйски оглядывает лес. Все налажено, все движется своим чередом. Бухгалтеры готовы в любой миг двинуться в портал, сметая все живое на своем пути. Ланселот покорен единому слову. Отчего же так неспокойно на душе?

Или ночь бессонная сказалась? Но это ведь пустяки. Порой приходится и больше времени бодрствовать — такова королевская доля. Все успешно, не на что жаловаться.

— Доброе утро, король.

Золотой Чек поднял тяжелый взгляд на Истессо. Надо будет устроить выволочку страже. К варварскому королю никто не должен подкрадываться незамеченным.

— Здравствуй, Хоакин. Как спалось?

— Благодарю, ваше величество, превосходно.

— Финдир поморщился. По старой тримегистийской привычке, Истессо звал его величеством. А ведь даже дети малые знают: короля следует звать сообразными титулами. Разрушителем твердынь, корнем мира. Водителем войск, на крайний случай. Ничего, разберемся с Дюжиной, узаконим правильные обращения.

— Неважно выглядишь, Хоакин. Быть может, отложим церемонию? Все-таки сражаться с чудищами — это серьезное занятие. Требует собранности.

— Не стоит, ваше величество. Я прекрасно себя чувствую.

— Ну смотри.

Ланселот поклонился и отошел прочь — прямой как палка. В последнее время он стал походить на призрака, подумалось королю. Под глазами черные круги, лицо изможденное… Тоже, наверное, не спал ночь. Что ему вспоминалось, интересно?

Не прошлое же. Сколько у него того прошлого?…

А вот еще вопрос: как ему удается так бесшумно ходить? Словно и в самом деле он умер, а меж сосен бродит его тень.

Тень Ланселота.

— Эй, вина попиватель, — послышалось из-за спины, — я нашел Ойлена. — Оки оступился и по колено ухнул в сугроб. — Сейчас явится, пьянчуга.

Только теперь Финдир обратил внимание, что на бедре Длинной Подписи болтается меч Ланселота.

— Ты что же, Оки, готовишься сражаться со зверями великими?

Тот глянул на оружие, равнодушно пожал плечами:

— Отчего нет? Финдир, все в мире меняется. В наше время героем может стать любой. Распорядиться, чтоб начали церемонию?

— Да уж, будь добр. И Ойлена сюда. Немедленно.

По варварским рядам пошло движение. Бухгалтеры спешно допивали вино, вытирали усы и становились в строй. Коренастенькие варварки в кордебалетных юбочках заняли места меж сосен. На огороженный помост вскарабкались музыканты.

— Вот он, в снегу стоятель. — Оки вынырнул из чащи, волоча за собой упирающегося малого в ярко-алом костюме с бубенчиками. — Сбежать пытался… Пьян порядочно, да ничего. Макнуть его в снег?

На лице Ойлена застыли капли влаги. Видимо, Оки уже макал его, и не раз, чтобы привести в чувство. Но шут выпил слишком много, чтобы так сразу протрезветь.

— Хватит, Длинная Подпись, уймись. — Король холодно посмотрел на Тальберта. — Ты пьян, шут? Отчего же?

— Я с похорон, потрясатель табунов. Хорошего человека хоронил.

— Не слышал, чтобы у нас кто-то умирал. Видимо, это твоя новая острота?

— Нет, король. Я помянул честного варвара, аларикского правителя. Того, кто держал свое слово.

— Ты жесток, Ойлен. Это всего лишь политика, понимаешь?

— За политику я тоже выпил.

Финдир поморщился. Бухгалтеры уж начали оглядываться. Отчего этот сумасшедший всегда так громко говорит?

— Ладно, шут. Встряхнись! У Аларика великий день — день славы и победы. Ты должен быть весел, мой шут.

— Конечно, король. Я буду. Говорят, ты спас мир этой ночью…

Слишком много знает, решил Финдир. Бесполезно спрашивать — откуда и почему. Чутье подсказывало, что долго Ойлен не проживет. Только человек, готовый к смерти, может позволить себе быть откровенным с королями.

— Уймись, шут! Лучше слушай: я скажу речь. Мне важно знать твое мнение, ведь это будет хорошая речь. По крайней мере, варварам она придется по вкусу.

— …Если они у тебя соловьи, то им понравится, — отозвался шут. — Но я не соловей. Меня ты баснями не накормишь.

Пока Финдир и Ойлен препирались, румяные варварки успели раскатать ковер от ног короля к арке с белой лентой. Золотой Чек ступил на багровые узоры. Тут же умолк шум, и бухгалтеры застыли, преданно глядя на повелителя.

— Слушайте меня, варвары, — начал король. — Слушайте речь, сыны Бьоки и Хрендира! Многие ли из вас помнят славы варварской эпоху? Тяжелые гроссбухи и всесокрушающие счеты наводили ужас на недругов Аларика. Боевой клич наших предков повергал врагов в отчаяние. Но пришли новые времена. Сладкие кружки из теста, с джемом, кремом и повидлом стали пищей охотников, ранее съедавших ухохотня за один присест. Ливреи да форейторские камзолы облекли чресла тех, кто раньше голышом спал на снегу.

Варвары озадаченно зашептались. С чреслами король перемудрил, перемудрил… немногие знали, что означает это слово. Лицо Харметтира приобрело скучающее выражение. Никакой ухохотине не сравниться по вкусу с тримегистийским сырным пирогом, решил он. Правитель безнадежно отстал от жизни.

— Пришла пора восстановить поруганную справедливость. Перед вами герой, который очистит мир от скверны цивилизации. Хоакин Истессо, Ланселот по праву рождения. Он несет меч, сокрушающий чудовищ.

Хоакин выступил вперед и поклонился варварам. Ножны на его бедре были пусты.

— Оки, негодяй, — зашипел Финдир. — Отдай ему меч! Иначе лишу своего благоволения.

Маленький варвар притворился, что не слышит. Хоакин подошел к королю, стал на одно колено.

— Дай, я обниму тебя, могучий герой. — Золотой Чек заключил Истессо в объятия. — На пути, — звук поцелуя, — к новому миру, — еще один, — без чудищ и неугодных королей.

— Ураааа! — взметнулись к небу боевые счеты.

— Ураааа! — заплескали страницами гроссбухи.

— Благословляю тебя, Хоакин. — В глазах короля блеснули слезы. — Будь мне как сын родной.

Истессо шагнул к туманному зеву портала. Белая лента на фоне серой струящейся мглы выглядела беззащитно. Последний бастион на пороге новой эры…

Стрелок остановился у ленты. Не глядя, протянул руку за ножницами. Строй варваров качнулся, бухгалтеры расступились, пропуская новое действующее лицо. Грудастая девушка с волевым лицом лебяжьей походкой двинулась к Хоакину. В руках — атласная подушечка, на подушечке — золотые ножницы.

Харметтир лучился счастьем: ведь это его дочь выбрали для ритуала. Оки, у которого было два сына, но не нашлось дочерей, остался не у дел. В кои-то веки восторжествовала справедливость.

— Позвольте мне, сударыня, — с ликующим звоном бубенчиков выпрыгнул Ойлен. Выкинул коленце, в комичном ужасе хлопнул себя по бедрам, присел. Девушка не успела даже вскрикнуть, как шут схватил ножницы.

— Эгей, Хок, — заорал он. — Что нам церемонии? Давай по старой памяти! Как раньше, помнишь?…

Хоакин равнодушно посмотрел на шута:

— Не помню ничего. Но делай как знаешь.

— И то верно.

Средь варваров поднялся ропот. Не обращая ни на кого внимания,Тальберт протянул Хоакину ножницы. Сделал это неловко: едва стрелок коснулся золотых колец, пальцы Ойлена разжались. Ножницы сверкающей стрекозой нырнули в снег.

— Вот досада! — Бродяга улыбнулся бледными губами. Шепнул торопливо: — Обманули тебя, Хок. Там за порталом — смерть. Тебе в правую арку надо. Слышишь? Там Лиза.

— Понял, — Ланселот зашарил в снегу, отыскивая ножницы. — А ты беги, спасайся, бродяга… Варвары тебе этого не простят.

Так и вышло. Аларикцы взревели дико и отчаянно. Харметтир успел первым. Громадная туша охотника на ухохотней обрушилась, сбивая шута с ног.

— В правый! В правый, Хоакин — орал Тальберт, пятная снег красным. — Там Лиза! Спаси ее!

— А, предатель! — ревел Большой Процент. — Ах ты, сссука!!

Против варварского тана шансов у шута не было. Клубок из двух вопящих и рвущих друг друга тел прокатился меж соснами и рухнул с обрыва. Вокруг Хоакина образовалось кольцо старших бухгалтеров. Финдир выхватил из рукава табакерку.

— Всем разойтись! — крикнул он. — Держите его!

Варвары заметались, не зная, какой приказ выполнять. Снизу донесся вой. Вот он оборвался, и над снежным валом рывками появился силуэт Харметтира.

— Готов, — объявил варвар, пошатываясь. Возвращаться ему пришлось по целине. На каждом шаге могучий тан проваливался в снег по колено, а то и по пояс — Так ему, падле. Попомнит аларикскую вольницу.

— Хорошо. — Финдир вытряхнул из табакерки в ладонь пригоршню чихательного зелья. Он предусмотрел все. И возможное предательство, и то, что Ланселот может заартачиться. Но крайних мер не понадобилось. Хоакин вдруг скорчил гримасу. Он сдерживался из последних сил, а потом присел, спрятал лицо в ладонях и оглушительно чихнул. Еще и еще раз.

Золотой Чек усмехнулся. Боги хранят Аларик. Бесполезный порошок пришлось высыпать обратно в табакерку. Король махнул рукой:

— Продолжаем церемонию. Ну что встали?

Все вернулось на круги своя. Раззява-златовласка протянула Хоакину ножницы. Губы ее тряслись, румянец сошел со щек. Трясись, трясись, милая, подумал Финдир. У Аларикского зверя будут свои жертвенные девы, и ты окажешься первой. И вряд ли Харметтир будет против — он слишком любит почести и церемонии.

Истессо озадаченно смотрел на ножницы. Спасительный чих стер из его памяти не только выходку шута: о том, что ему предстояло сделать, Ланселот тоже не помнил.

Король решил, что пора прийти ему на помощь.

— Понимаю, как тебе тяжело, парень, — обнял он за плечи стрелка. — Ничего не помнишь, да?

— Куда делся Бизоатон? — спросил Истессо. — Почему кругом зима?

— Слушай, я тебе все объясню. Только быстро. Слушай же…

Бухгалтеры обступили шатающегося Харметтира. Кто-то протянул кружку с горячим вином, кто-то — ухохотний окорок. Тан же первым делом потянулся к своему гроссбуху. Лишь добавив новую закладку, он принялся за еду и питье.

— Силен, брат, — Оки фамильярно потрепал Харметтира по плечу. — А что с Ойленом?

— Ничего особенного. — Большой Процент зачерпнул пригоршню снега и прижал к заплывающему от удара глазу, — Волков кормит.

— Волков — хорошо. Волк — варварский зверь. Надеюсь, он не подведет, дело-то важное.

Харметтир отбросил окровавленный снежок в сторону и загреб новую пригоршню снега.

— Тут беспокоиться нечего. Ойлен посвятил этому делу всего себя.