"Убить Ланселота" - читать интересную книгу автора (Басирин Андрей)

Глава 14 КАЗНАЧЕЙ ПЫЛИ ОБРЕТАЕТ ИСТИННОЕ ИМЯ

Случалось ли вам проснуться, умыться, позавтракать, собраться на работу и вдруг обнаружить на столе вещь, которой там никогда не было? Куклу, изображающую раненого ребенка, человеческий череп, шляпу охотника на чудовищ?

Никакого пробуждения не было, понимаете вы. Хочешь не хочешь, а придется просыпаться еще раз. И хорошо, если по-настоящему.

Нечто похожее и произошло с Лизой. Она осторожно провела ладонью по портрету, стирая пыль.

— Значит, Эрастофен и есть тот самый Архитит?

— Да. Он стал гораздо сильнее. Люди поклоняются ему уже целый век, если я не ошибся в расчетах.

— Почему же ты не сражался? Это ведь твой храм.

— А что я могу? — вздохнул Квинтэссенций. — Я-то ослабел… Иногда я прихожу сюда и тихонько плачу в уголке. И еще, извините, вынашиваю планы мести.

— Ну я-то плакать не буду. Что надо сделать?

— Есть один рецепт, но он опасен. Если я не ошибаюсь, конечно.

— Ничего. Говори.

— Казначей Пыли — демон. Он подчиняется общим правилам. Наверное…

— Подчинится как миленький, — уверила Инцери. — Не хочешь — заставим, не умеешь — на плаху.

— Хорошо. Тогда попробуем. У нас есть алтарь Эры. Есть несколько сундуков с магическим барахлом… если оно подействует, конечно.

— Ты предлагаешь вызвать его? В пентаграмму?

— Да. Именно так.

— Хорошо! Так и сделаем.

Инцери подпрыгнула:

— Чур я зажигаю свечи! И пентаграмму черчу тоже я.

— А у нас получится? Извините. Мы ведь не демонологи.

— Справимся, — успокоила его Маггара. — Этим летом я подарила Хоакину одну очень ценную книгу.

— Вот эту? — Лиза достала из сумки «Демонологию от кофейника судьбы».

— Да. С нею мы вызовем кого угодно. Инцери, тащи свечи. Лиза, выворачивай сундуки.

Пламя свечи отражается в стекле. Один огонек в тускло-желтом коконе — из-за него не видать звезд в печном небе. Облака кухонного чада плавают под потолком. Студенты в таверне кричат, спорят, поют. У них свои беды, свои радости: сданный экзамен, посылка из дома, письмо со свежей лилией меж страниц. Хорошо было бы снова стать одним из них. Петь проФедю-эконома, надевать на морду чучела-медведя студенческую шапочку, драться на шпагах с дуэлянтами Рыцарского моста…

Все это в прошлом. Жареная утка никогда не снимется с вертела и не умчит в небо, как бы старательно ни крутил кухонный мальчуган ручку. Вино не пьянит, сон не идет. Плохо Хоакину.

— Ты совсем не видишь снов? Никогда?

Девушка, что сидит рядом с Хоакином, удивительно похожа на Марьяшу Аллегрезо. Те же волосы рыжевато-серого цвета, тот же остренький носик, тонкие упрямые губы. Привычка вжимать голову в плечи. Она так же убеждена, что все на свете можно объяснить словами. И что, узнав это объяснение, люди станут счастливы.

Еще вчера, до встречи с Бизоатоном, Истессо думал что влюблен в нее. Хотя полно. В нее ли? Влюблен? Что за чары сотворил шарлатан, вывернув наизнанку душу Хоакина?

— Нет, Марьяша. Вижу.

— Я не Марьяша!

— Какая разница?

Хоакину прощается многое. Даже то, что он никак не запомнит, как ее зовут.

— Я вижу всего один сон. Медовая звезда плывет в небе — это моя звезда. И голоса. Множество голосов, задающих один и тот же вопрос. Кто я?

— Глупости. Ты — подданный Тримегистии. Тебя зовут Хоакином Истессо. — Марьяша-не-Марьяша гладит его по руке. — Или же ты имеешь в виду эти новомодные нэнокунийские штучки? Лупить друг друга бамбуковыми палками, а потом указывать на луну?

Ланселот качает головой. Все не то…

— Уже поздно. Я пойду, Марьяша. Трактирщик, сколько с меня?

Тонкая рука вцепляется в его рукав:

— Хок, подожди! Можно я… с тобой?…

Неосторожно громко. Шум на мгновение стихает, и слова падают, словно замерзший ландыш в ладонь:

— ок! Я… не могу без тебя…

Но Истессо небрежно отбрасывает замерзший цветок в сторону:

— Нет, Марьяша. Ты спорить будешь, отношения выяснять… Лучше я один.

Ланселот поднялся, стараясь не замечать блеска в глазах девушки. Расплатился за вино и вышел на улицу.

— Зверь знает что, — пробормотал он, кутаясь в плащ. — Как я раньше не замечал? И лицо у нее длинное, и ходит — прыгает, руки не знает куда деть. Слово скажет — словно печать поставит.

Он поднял лицо навстречу северному ветру. Сентябрьская луна плыла в гроздьях оборванных туч. Сам того не понимая, Хоакин всех девушек сравнивал с одной Лизой.

— И чего я, дурак, ищу?

Его взгляд скользнул к навесу над конюшней. Меж столбов танцевал огонек.

— Словно этот светлячок. Мечусь туда-сюда, и ветер мне нипочем. Куда его понесло, интересно?

Огонек запрыгал вверх-вниз. Подлетел к Хоакину, затем скакнул в переулок.

— А ведь он меня зовет. Посмотрим.

Хоакин двинулся вслед за огоньком. Они вышли к парку, обогнули храм Эры, пересекли квартал сапожников. Там Хоакину пришлось спрятаться в переулке, чтобы избежать встречи с патрулем. За это время огонек успел упорхнуть далеко. Так далеко, что за ним пришлось бежать.

Спроси кто-нибудь, что ему нужно от огонька, — Ланселот бы не ответил. Он и сам не знал. Возвращаться в студенческую гостиницу он не собирался. А значит, ему было все равно, куда идти.

Черная книга сгорела. Сгорели воспоминания о годах лесной жизни. Но это ничего не значило — неукротимый дух Ланселота пробудился. Больше Хоакин не будет прежним.

— Хок. — Пятнышко света приблизилось, превратилось в сильфа с фонариком в руках. — Удачно я тебя нашел.

— Кто ты?

— Мое имя Гилтамас, если помнишь.

— Не помню. Мы встречались?

— Это неважно. Тебя ищут добрые люди. Они хотят тебе кое-что предложить.

— Добрые люди, говоришь? Веди. Посмотрим на этих добрых людей.

— Тогда готовься. Нам через Рыцарский мост.

— Бретеров я не боюсь.

— И прекрасно.

Гилтамас чуть подкрутил фитиль; свет стал ярче. Затрещали крылья, сверкающий круг расчертил тьму над булыжной мостовой, высвечивая камни и цепи университетской ограды. Еще и еще. Крест и грубая, стилизованная рыбка впечатались в сетчатку.

Хоакин потер лицо ладонью. Перед глазами метались огненные пятнышки. Сильф помчался вдоль улицы.

— Эй, не отставай!

Вынырнула громада Рыцарского моста с редкими точками факелов вдоль парапета. Немногие из студентов рисковали прогуливаться здесь в одиночку. Мост принадлежал воспитанникам Даниэля Эроико, учителя фехтования; юные бретеры чужаков на свою территорию не пускали. Если кто из университетских забредал сюда, он скоро жалел об этом.

Хоакин еще не привык обходить мост стороной. В те времена, когда Истессо учился в университете, его еще не построили. Да и бретеров не было.

— Пришли, — пискнул эльф. — Прилетели.

Он оглушительно свистнул. От парапета отделилась бесформенная туша. Она приблизилась и стала варваром, в поседевшей от времени пингвиньей накидке, пластинчатой кольчуге и меховых мокасинах. Под мышкой варвар держал гроссбух, заложенный множеством закладок.

— Хоакин? — спросил верзила и уточнил: — Ланселот?

Эльф закивал.

— Он, он.

— Я — Харметтир Большой Процент, — продолжил варвар. — А это, — он кивнул в сторону моста, — мой товарищ. Оки Длинная Подпись.

С постамента спрыгнула статуя и превратилась в маленького рыжего усача, закутанного в медвежью шкуру. На поясе Оки висели боевые счеты. Время от времени он их встряхивал, и тогда раздавалось зловещее пощелкивание.

— Мы за тобой, Хоакин. За воителем из мрака, бунтарем в камзоле синем. Слышишь?

— Слышу. Но я не бунтарь, тут вы ошиблись.

Варвары переглянулись.

— Надо было Тальберта первым выпустить, — вздохнул Харметтир. — У него язык подвешен. А так всю ночь здесь простоим.

— Идем, Хоакин, — поддержал Оки. — Долго объяснять что да почему. Ты нужен Аларику.

— Так вы — аларикские шпионы? Предлагаете мне продать оборонные планы Града Града, так? Чтобы я отключил защитное заклинание…

Оки покачал головой:

— Нет, так мы долго не договоримся… Придется его нести. Эй, Тальберт!

Факел над чугунной цепью закачался. Из-за гранитной тумбы вышел Тальберт. Левая рука его пряталась за спиной.

— Не узнаешь меня, Хок?

— Дался я вам. Узнаешь, узнаешь… — Он выхватил шпагу. — Ночные грабители, да? Ну держитесь тогда, узнал я вас!

Он не успел. Тальберт резко выбросил вперед левую руку. В ладони лежала горка серого порошка. Белесые клубы расплылись в свете факела.

Оки, Гилтамас, Харметтир, Истессо — все принялись чихать. Устоял один Тальберт, да и то, потому что его лицо было обмотано шарфом. Бродяга дал знак, и варвары бросились на Истессо. Скрутили, обмотали веревками и поволокли к карете.

— Тут мелкими буквами написано. Читать?

— Читай.

— «…Облик, в котором существа других миров предстают перед вызывателем, порой отличается экстравагантностью. Так, например, Амон появляется в виде волка с огненным дыханием и змеей вместо хвоста. Баэль любит облик огромной мерзкой жабы с рогами, а Углюниспик Слююн… Впрочем, в семье не без урода.

Ни в коем случае не теряйтесь при виде демонов. Помните: вы в их глазах выглядите гораздо страшнее».

Лиза вытерла пот со лба. У алтаря становилось душно. Подземелье плохо проветривалось. Даже мрачные силы — те, что собирались к алтарю, привлеченные заклинаниями, — казалось, задыхались от нехватки воздуха.

— Ом абракадабра, — прочла Лиза. — Ом сатор… арепе?

— Арепо, блин.

— Здесь литера смазалась. Нечетко пропечатано… А, вот, в конце список замеченных опечаток. Камень, посмотри: все в порядке?

Первобатерий выкатился к краю пентаграммы и близоруко прищурился:

— Н-ну… если учесть все прецеденты… сравнить и взвесить…

— Что ты бубнишь? Похож на Эрастофена или не похож?

— Не знаю. Его еще никто не вызывал таким образом. Извините.

Стена тумана в пентаграмме поредела. Из алтарного камня вырастал узорчатый тотемный столб. Его покрывали оскаленные рожи и танцующие фигурки. Лизе очень хотелось думать, что они танцуют. Иначе придется приказать Инцери отвернуться, а это нехорошо. За демоном глаз да глаз нужен.

У подножия столба сидел уродливый деревянный божок. На коленях его лежала книга. В одной руке божок держал бутерброд, в другой — бутыль вина. Сделан он был из белого дерева и своим видом напоминал истощенного дождевого червя.

«…Само собой, никто вас не принуждает общаться с демоном, находящимся в облике огромной раздувшейся рыбы-шара или остановившегося во времени извержения вулкана. Эти формы достаточно утомительны для самого демона, поэтому всегда можно и нужно стремиться к компромиссу. Не поленитесь, потратьте немного времени и заставьте чудовище принять обыденный вид. Ниже мы дадим около двухсот примеров неправильного ведения ритуала, приведших мага к смерти или тяжелым увечьям…» Лиза перелистала страницы:

— Какая мерзость. Особенно с пятьдесят третьего по сто седьмой. А тут еще и иллюстрации…

Инцери вытянула шею, стараясь заглянуть в книгу;

— М-дя. Перед обедом лучше не смотреть.

Прошелестела еще одна страница. И еще. Лиза мужественно заставила себя дочитать до конца. Потом передала книгу Квинтэссенцию.

— Дальше ты. Я устала, у меня глаза слезятся. Не дай бог перепутаю слова.

— А почему я?

— Ты же все-таки бог. И это твой храм.

В глазах Квинтэссенция отразилась паника. Он покосился на пентаграмму и начал:

— Могущественный Эрастофен! Я знаю Ирату и Мать Лошадей Эпону. Честно. А еще у меня есть слово… этого… Йоги-Лотоса? — Он заглянул в книгу. — Нет, этого я читать не буду. Это неприлично.

«…особенно гибельным является заискивающий, умоляющий тон или чрезмерное нагромождение имен силы. Это дает демону понять, что вызвавший его маг не уверен в себе (см. примеры 18, 47 и 153) и сомневается в своей способности к удержанию иномирянина в повиновении (примеры 165, 166, 168). Помните: вежливость хороша только при разговоре равных по положению».

— Может, развоплотим его и отправим обратно? — Маггара устало прижалась к плечу Фуоко. От страха у нее стучали зубы.

— Ни за что. Лучше поищи топор. В случае чего изрубим его на дрова.

— Или огнем, — поддакнула элементаль. — Попомнит огненную стервочку Инцери. Вулканическую красотку Фиориоуннагиоли.

«…Уже лучше, но не увлекайтесь. Вы можете перегнуть палку, а ведь вам еще надо будет договариваться с демоном об услугах, которые он обязан оказать. Ведь не из спортивного же интереса вы его вызываете! Начинающим рекомендуется приводить демона в нормальную форму путем упоминания имени Убе Блезбе. Метод действенный, апробирован в сотнях случаев…»

— Убе Блезбе! — хором воскликнули все четверо.

— Давно бы так.

Столб качнулся, расплылся клубами черного дыма и перетек в философа-альбиноса.

— Так-так. — Демон оглядел собравшихся. — Самоотверженная Фуоко. Маггара, Инцери. Все здесь. И бог-неудачник тоже.

— Да. — Фуоко откинула со лба взмокшую прядь. — Мы вызвали тебя, Эра. Теперь ты в нашей власти.

— Вижу. И чего же ты хочешь?

— Сними заклятие с Хоакина. Верни его мне.

— Если б ты знала, девочка, как я этого хочу… Но Ланселот не из таких. Твоим он не будет никогда.

— Посмотрим!

— Конечно, посмотрим. На что ты готова ради него?

— На все. Разве ты не видишь, демон?

— Тогда выпусти меня. Ради Ланселота.

Маггара нервно рассмеялась:

— Тоже мне аппетитики. Выпусти его, надо же!

— Вам все равно ничего не светит, девушки. Его преосвященство узнал о вашем побеге и идет сюда. Я слышу его шаги.

Багровое сияние пульсировало среди шкафов, сундуков и столов. Маски на стенах кривлялись в дрожащем свете. Эрастофен продолжал:

— Если выпустишь, спасу Хоакина. Клянусь.

— Лиза, стой! — закричал Квинтэссенций. — Это обман! Ты что, не видишь: тайник превращается в логово зверя?

Лиза не слушала. Взгляд девушки был устремлен на лицо демона. Шаг. Еще один. Пальцы почти коснулись преграды, отгораживающей Эрастофена от мира живых.

— Имя, имя! — заметалась под потолком Маггара. — Назовем его имя! Он будет в нашей власти.

Ладонь Фуоко оделась искрами, продавливаясь сквозь барьер. На лестнице грохотали шаги жрецов.

— Эра! сто! фен! из! Чудо…

Маггара вскрикнула. Демон-философ поймал девушку за руку.

— Я знаю! — закричала феечка. — Знаю! Это неправильное имя! На самом деле ты — Эра Чудови…

Рука брата Люция схватила фею. Сжала в кулаке.

— Все в порядке, ваше преосвященство. Она поймана и больше не опасна.

Острая боль пронзила палец жреца. Растерявшись, он разжал кулак. Маггара вырвалась на свободу и закружилась над головами жрецов.

— Нет, Люций, ты ее упустил. Но это уже неважно.

Линии пентаграммы вспыхнули ослепительно-белым и погасли. Инцери бросилась к свечам, но опоздала. Ошметки воска разлетелись в разные стороны. Чья-то нога в грубой жреческой сандалии обрушилась на чаши и подсвечники и растоптала их.

— Хватайте Инцери! — приказал Эрастофен. — Держите огненную мерзавку!

Демон поднял Лизу на руки. Жрица не сопротивлялась, глаза ее были закрыты. Люций попытался отодвинуться от Эрастофена подальше.

— Ваше преосвященство?

— Люций, ты слышал, что сказал господин Эрастофен? У тебя есть шанс оправдаться. Поймай мне элементаль.

Инцери решила дорого продать свою жизнь. Она забилась в щель между алтарным камнем и стеною и шипела оттуда, словно дикая кошка. Ее чешуя исходила белым пламенем.

— Не сдамся! — пыхтела она. — Не сдамся, не сдамся, не сдамся, вот!

— Клетку возьми и кочергу, — приказал брату Люцию его преосвященство. — Ты мне нужен с обеими руками.

От нестерпимого жара алтарный камень потек. Маслянистая лужа коснулась сандалий Версуса, и те вспыхнули. Но долго поддерживать такой жар не в силах ни одна саламандра. Жрецы загнали Инцери в асбестовую клетку и захлопнули дверцу.

— Я все равно вас спалю, — доносилось из-за грязно-белых прутьев. — Спалю, сожгу, угольки останутся!

— Бедная крошка, — покачал головой Эрастофен. — Известия, полученные с родины, помутили ее рассудок.

— Что за известия? Что ты несешь?

— Вчера Дамаэнур, принц огненного плана, обручился с Игниссой. Мужайся, девочка моя. Ты не знала?…

— Инцери, он лжет! — выкрикнула из-под потолка Маггара. — Не верь ему!

Жрецы почетным караулом стали у клетки, лицемерно-печально склонив головы.

— Не отчаивайся, девочка, — сказал брат Версус — У тебя все еще впереди.

— Когда-то я тоже был влюблен, — раздумчиво произнес брат Люций. — Но она вышла замуж за соседа. Никогда не знаешь, где тебя поджидает удача.

Жрецы подняли Фуоко и понесли. Проходя мимо клетки, брат Люций подобрал ее. Инцери попыталась выдохнуть пламя сквозь прутья, но огонь увяз в асбестовых лохмотьях.

— У нас возникли некоторые трудности, — сообщил Эрастофен, когда младшие жрецы ушли.

— Что такое?

— Истессо похищен агентами Аларика.

Варвары чутко относятся к веяниям прогресса. Насколько можно, они берут у цивилизации лучшее. Придорожные трактиры, охотничьи колбаски и умение тушить фасоль в горшочке. Переняли бы и пивоварение, но из мха и сосновых шишек хмеля не сделаешь.

А есть вещи, которым варваров учить не нужно. Верность долгу, например. Способность доводить дело до конца.

Далеко позади осталась Тримегистия. Пикеты, засады, боевые монахи, шпионы в плащах-невидимках. Не раз и не два люди его преосвященства пытались отбить Хоакина.

Варвары оказались на высоте. Хоть аларикцы и считаются трусоватой нацией, Оки и Харметтир сумели доказать обратное. Гроссбух Большого Процента распух от новых закладок. Длинная Подпись заплел усы в косички. Его любимое «Гоп! Гоп! Моя Зантиция» сменилось рвущими душу строками:

Карету пришлось оставить на границе ледовых земель. Дальше варвары ехали в санях. Летел снег из-под полозьев. Фыркали радостно олешки, почуяв родные мхи. Ланселот, приближался к сердцу варварских земель.

А тем временем в бессолнечном Арминиусе…

— Сын мой, Эйли Носок Дублонов.

— Да, папа?

— Будь умницей. Сходи в тронный зал, зажги факелы.

— Но могучий подписант закладных! Я боюсь.

— Значит, так. Или ты зажигаешь факелы, Эйли, или в случае своей смерти я назначу регентом Харметтира. Сам понимаешь, что будет.

— Папа, не надо! Уже исполняю, о великий в угол поставщик.

Финдир вытер пот со лба. Нелегкое это дело — воспитывать варварского принца…

Сквозь щели в дверях пробились тонкие полоски света. Финдир вошел в зал. Там, зажмурив глаза, хныча и причитая, Эйли зажигал последний факел.

— Хорошо, наследник, я горжусь тобой. А теперь иди и пригласи старших бухгалтеров.

— Да, папочка-король. Слушаюсь, кораблей могучих буря и копилок сокрушитель.

Финдир покачал головой. Льстец растет. Дипломатия для правителя не последнее дело, конечно. Но как углядишь за сорванцом? Того гляди, соберет гвардию, затеет закулисную возню. Устроит переворот. Маленькие детки, как говорится, — маленькие бедки… Не проморгать бы.

Когда в тронный зал вошли старшие бухгалтеры, Финдир успел успокоиться и принять величественный вид.

— В добром здравии, властитель, рады мы тебя увидеть, — поприветствовали его варвары. — Битый час сидим с докладом, ждем, когда же ты нас примешь.

— Докладывайте.

Вперед вышел десятник с мешком в руках:

— Не гневайся, Золотой Чек, неплательщиков погибель. Мы слышали, что грядет звездный час Аларика. Нетерпение зажглось в наших сердцах. Новости, с которыми мы прибыли, очень важны.

Мешок раскрылся, и на пол посыпались полосатые зверьки. Лапы их были связаны тонкими кожаными ремешками. Из пасти каждого торчал кляп.

— Что это? — сдвинул брови Финдир.

— Не изволь гневаться, о знаток рессор.

Варвар начал свой рассказ. Отправленные на поиски места сборищ Дюжины бухгалтеры впали в уныние. Поди отыщи в горах неприметный постоялый двор… Да если и отыщется — что толку? Хозяин тоже ведь не дурак. Скажет — не знаю никаких королей, и баста.

Десятнику помогла жена-ведунья. Допросила солнце, месяц, часты звезды и ветер вольный, потом приступила к животному и растительному миру Аларика. Забирала она круто. Когда дошла до птиц в вышине, одна из полярных сов не выдержала и призналась.

Выяснилось, что в Урболкском лесу обитает колония бурундучков. Что живут они в деревянном домике. Что…

Варвары немедля отправились в Урболк. Прибыли они вовремя. В теремок, который выстроили бурундуки, уже успела заселиться лесная шушера: мышь, заяц, лиса, хромой полярный волк. Здоровенный медведь собирался сесть на крышу. И сел бы, не спугни его бухгалтеры. Ошеломленные бурундуки не оказали никакого сопротивления. Варвары посадили их в мешок и отправились в Арминиус с докладом.

— Хорошо, — сказал Финдир. — Поощрения по службе избежать вам не удастся. Жаровню сюда. И палача!

Палач не понадобился. Бурундучки с радостью выложили все, что знали. О шарлатане, волшебной палочке и тайне Урболкского постоялого двора. Через полчаса в горы отправились штурмовые отряды балансоспособных бухгалтеров. Финдир приказал им сидеть тише льда, ниже снега и быть готовыми в любой момент атаковать портал.

— Уходите.

— Но, госпожа, — донеслось с той стороны запертой двери, — я принес вам завтрак.

Лиза опустилась на скамью. «Кажется, я вновь начинаю мыслить как жертва, — с неудовольствием подумала она. — Это надо прекращать».

— Хорошо. Оставьте еду под дверью. Я заберу.

Снаружи послышалось легкое шуршание, и все стихло. Фуоко подобрала поднос с пищей и вернулась в келью. Голодать глупо. Ей ведь в любой момент могут понадобиться все силы.

— Лиза, — донесся из-за окна шепот. — Не оборачивайся. Ты меня слышишь?

Лиза отщипнула несколько ягодок от виноградной грозди и отправила в рот. Майской Маггаре приходилось постоянно скрываться. Она превратила это в игру. Но временами ее шпионские ужимки раздражали Лизу.

— Слышу, Маггара. Рассказывай.

— Что делается! Инцери уже размером со шкаф. Эрастофен рассказывает ей басни о Дамаэнуре и кормит. Представляешь?!

Фуоко вздохнула. Огненная элементаль принадлежала к тому типу беспокойных натур, которые от переживаний тащат в рот что попало. Шоколадки, эклеры, трюфеля. Инцери беспокоится, а потому — ведрами ест уголь. Пьет нефть, поленницами пожирает дрова. И превращается в зверя великого.

— Инцери надо спасать.

— Но как?

Фуоко задумалась. Действительно, как? Элементаль упряма. Она стыдится своей внешности. Убедить ее в том, что она симпатична, — сложно. Что ее любят — задача и вовсе непосильная. Хотя…

— Маггара, я придумала. Ты можешь найти Гилтамаса?

— Гилтамаса? Точно! Он поможет. Он знает, где найти Дамаэнура.

— Тогда не медли.

— Уже отправляюсь, Лиза.

События разворачивались с бешеной скоростью. Не успели штурмовые отряды отправиться в Урболк, как прибыли сани с Ланселотом. Ворча, Финдир вновь погнал Эйли зажигать факелы. На этот раз мальчишка не прекословил.

Большой Процент и Длинная Подпись вошли в тронный зал. Финдир сделал бесстрастное лицо:

— Слушаю вас, могущественные таны.

— Приветствую тебя, держатель мешка с поощрением финансом, — сказал Оки.

— Здрав будь, прославленнейший из ураганов мира, — сказал Харметтир. — Мы выполнили твой приказ. Хоакин Истессо здесь.

— А точнее?

— В обществе вашей жены наслаждается варварским гостеприимством. С ним еще двое: Тальберт Ойлен и Гилтамас.

— Первый — пройдоха, — пояснил Оки, — может быть полезен варварскому делу. Он знает цивилизацию почти так же хорошо, как я.

— А второй?

— Второй — не человек. Сильф, крохотное существо.

— Отрадно слышать! Все ли потребное вы привезли?

Вместо ответа Харметтир вытащил из-за пазухи меч Ланселота. В лапищах варвара он выглядел крохотным кинжальчиком.

— Это, властитель, стоило отдельных денег. Говорят, Ланселот не выстоит против даже слабейшего из зверей без этого меча.

— Я учту твои расходы, Харметтир. А теперь дайте мне поразмыслить, таны.

Финдир сгорбился и умолк. Таны почтительно внимали его молчанию. Традиции варваров суровы, и что может быть священнее раздумий вождя?

Наконец Золотой Чек поднял голову.

— Назовем вещи своими именами, благородные таны.

— С удовольствием. — Длинная Подпись обвел взглядом зал. — Вон тот сундучок вполне можно было бы назвать Оки. А чурбан для сидения — Харметтиром.

— Я не в том смысле. Давайте говорить, без виляния хвостом. — Король запнулся. В глазах маленького варвара вспыхнул живейший интерес — Я имею в виду без обиняков. Мы заполучили все, что нужно для сокрушения Дюжины. У нас есть Ланселот, — Финдир загнул один палец на руке, — и меч, — два пальца. — Мы знаем, где собираются вражеские короли, — три пальца. — Осталось последнее — выбрать, какая из держав падет первой. Что вы предлагаете?

— Шахинпад, — быстро сказал Оки.

— Тримегистия, — перебил Харметтир и застенчиво добавил: — У них кухня хорошая.

— Хм… — Финдир казался порядком озадаченным. — Я полагал начать с Сина. Их философские ценности…

— У нас нет общей границы с Сином, властитель.

— Значит, будет.

— Вот и я говорю: разгромим попервости Шахинпад. А там и до Сина недалеко…

— Но у нас нет общей границы с Шахинпадом!

Финдир задумался:

— Это усложняет дело. Но большого значения для политики не имеет. Просто придется по-разному готовить граждан Аларика к битвам.

— О да! — оживился Оки. — Если мы нападем на Шахинпад, следует поощрять тягу варваров к естествознанию.

— Зачем?

— Очень просто. Выдвинем теорию о миграции пингвинов в Аларик из Шахинпада. Отправим экспедицию, чтоб проверить гипотезу.

— Чушь, — авторитетно проговорил король. — Пингвины бы не дошли. Они сотни локтей без обеда пройти не могут, а уж по жаре тем более.

— Шахинпадцы скажут то же самое. Чем же не повод к войне?

Лоб Харметтира пошел складками.

— Тримегистия лучше. Во-первых, ближе. Во-вторых, кухня хорошая. В-третьих, раздуть антиволшебнические настроения — проще простого. Обвиним Фероче, что он держит в подвале варварскую принцессу…

— Королеву, — оживился Финдир.

— Хорошо, королеву. Так даже проще.

Дверь подозрительно заскрипела. Послышался голос Сильгии:

— …а здесь у нас тронный зал. Обратите внимание: барельеф двухсотлетней давности. Оцените яркую экспрессию, антураж. Оценили? Теперь зайдем внутрь и ознакомимся с образчиками народных промыслов.

Королева величаво проплыла сквозь весь зал. На Финдира и могучих танов она обращала внимания не больше, чем на стенные панели.

— Обратите внимание, Хоакин: отметина от гвоздя. Великий вождь Бруки оставил ее, когда прекрасная Бора попросила повесить картину.

— Здесь я вижу такую же, — указал Истессо. — И здесь.

— Мужчины так бестолковы. — Сильгия вздохнула. — Ни разу не видела, чтобы с первого раза правильно забили гвоздь. Милый, я вам не мешаю?

— Нет, нисколько. — Финдир повернулся к советникам: — На чем же мы остановились?

— Тримегистия, — деревянным голосом отрапортовал Оки. И добавил: — Но с нее начинать нельзя. Мы не учитываем важный стратегический момент — волшебную палочку Фероче. В виде бурундуков армия Аларика малобоеспособна.

Королева вскинула брови:

— Дорогуша, вы что там обсуждаете? Я же сказала, что начать следует с Сина.

— Нно, милая…

— Или вот что… — Сильгия повернулась к Истессо. — Спросим у незаинтересованного лица. Хоакин, скажите, какую страну следует разгромить в первую очередь?

— Анатолай.

— Но почему?!

— Интуиция подсказывает, ваше величество.

Варвары переглянулись. Да, конечно. Его преосвященство увез Фуоко в анатолайский храм. Но откуда Истессо мог узнать об этом?

— Так нельзя, — протянул Финдир. — Надо по-честному. Исключить случайность надо волею богов всесильных. Эй, Харметтир?

— Слушаю, о приказов средоточье.

— Подай-ка листок из твоего гроссбуха. Ты, Оки, неси сюда шлем.

Финдир, разорвал лист на кусочки. На каждом написал название страны, перемешал и смахнул в шлем.

— Ну властью снегов. Тяни, Хоакин.

Варвары затаили дыхание. Ланселот запустил руку в шлем и достал грязно-серый комочек. Когда Финдир развернул записку, Оки и Харметтир едва не столкнулись лбами.

На обрывке бумаги было написано: Анатолай.

Иногда приходится совершать невозможное. Случается, что нет другого выхода и от вашего упорства зависит чья-то жизнь. Тогда даже слабая фея становится способна на подвиги.

Под крылом белели ледяные поля. Горы, леса, ледники. Майская Маггара не имела ни малейшего понятия, где искать Гилтамаса. Холод не давал остановиться, острыми зубами вцепляясь в кожу. Наступила ночь, а Маггара так и не нашла места для ночлега.

— Угу! Угу! — пронеслась над головой серая тень. — Далеко гуляем?

— Вы-вы-вы… В Арми-ми-ниус — Зубы Маггары выбивали плясовой ритм, словно ксилофонные палочки.

— Угу. Угу-мница.

— Ст-т-тараемся.

— Только летишь неправильно, — заметила сова. — Тебе левее.

— Сп-пасибо.

— Не за что. Мы, крылатые, должны помогать друг другу.

— Т-т-точ… — Силы покинули Маггару, и она рухнула вниз, сразу утратив звание крылатой.

Звери и птицы — особенно те, кто умеет разговаривать, — с опаской относятся к волшебным существам. В Аларике живут северные сияния и блуждающие огоньки. Те и другие приходятся феям дальней родней. Совы стараются лишний раз с ними не ссориться.

Но у этой совы день не задался. Сперва ей не удалось поймать мышь, которая спряталась в резном теремке. Потом была неприятная встреча с ведуньей. После беседы о заколдованных бурундуках сова почувствовала себя вышелушенной шишкой. Так что она подхватила Маггару и полетела завтракать.

Но Маггара, видимо, родилась под счастливой звездой. Ведунья не успела уйти далеко. Увидев сову, она жестом подозвала ее поближе:

— А ну стой. Что несешь?

Пернатая хищница шлепнулась на ветку и завертела головой.

— Ничего. Угощение детишкам.

— Запомни, родная: еда в платье — для тебя не еда.

Поняла?

— Угу.

— Давай сюда.

Ведунья, может, и не была родственницей Вилеи Аччелерандо, но принадлежала к той же породе. Грязные волосы цвета пакли, одежда из птичьих перьев, в руке — клюка. Лет ей было от силы тридцать, но страху она нагоняла на все сто. Неудивительно, что сова безропотно отдала добычу.

— Ух ты! — встрепенулась ведунья. — Это же фея. Вот уж не думала, что встречу кого из их племени.

— Угу?…

— Лети, лети. Спасибо тебе.

— Угу.

Ведунья спрятала фею за пазуху и двинулась в обратный путь.

— Не случайно занесло тебя в наши края, кроха, ох, не случайно, — бормотала она себе под нос — Здесь кроется какая-то тайна.