"Добродетель в опасности" - читать интересную книгу автора (Барбьери Элейн)

Глава 7

Град обломков. Бурлящая река неумолимо затягивала ее под воду. Она погружалась все глубже.

— Мама!

— Твоей мамы здесь нет, малышка, но не бойся. Ты не одна.

Она слышала этот высокий голос, но не могла открыть глаза.

— Мы нашли ее лежащей у реки, доктор. Нам показалось, что она не дышит. Мы так испугались! Бедная девочка, она такая маленькая, беспомощная… такая одинокая. Как вы думаете, она меня слышит?

— Откуда доктор может это знать, Пенелопа?

— Вы не правы, мисс Лоуренс, — отозвался глубокий мужской голос, — я уверен, что девочка слышит.

— Вот видишь, Генриетта? Я же тебе говорила!

— Ты никогда не упустишь случая сказать: «Я же тебе говорила!»

— Неправда!

— Так уж и неправда?

— Дамы, прекратите, пожалуйста!

Высокие женские голоса продолжали возмущенно переговариваться, а она вдруг ощутила прилив страха и слабо позвала:

— Онести… Пьюрити…[5]

Испуганный вздох.

— Сделайте что-нибудь, доктор! — тревожно вскричал высокий голос. — Девочка бредит! Она называет добродетели! Может, она умира…

— Мисс Лоуренс, возьмите себя в руки или я попрошу вас выйти!

Молчание.

Низкий голос сделался ласково-просительным:

— Пожалуйста, открой глазки, милая! У тебя жар, и ты пережила страшное потрясение на реке, но я знаю, ты сможешь это сделать, если постараешься.

Она с трудом разлепила тяжелые веки и увидела над собой мужчину с седыми волосами и пышными усами.

— Вот умница! Ты можешь нам сказать, как тебя зовут… и откуда ты?

— Честити…

— О Господи… Господи, она опять бредит!

— Пенелопа, хватит!

— Честити? — переспросил седой мужчина. — Тебя так зовут? Ты можешь мне ответить?

Она кивнула и тут увидела двух женщин. Они подошли к кровати и встали, глядя на нее сверху. У обеих были бледные невзрачные лица с похожими чертами. Их взгляды светились сочувствием.

— Не волнуйся, милая девочка… милая Честити, — прошептала одна из них, — ты не одна. Мы будем заботиться о тебе до тех пор, пока ты не найдешь свою маму.

Обжигающая слеза выкатилась из ее глаза.

— Не плачь, милая! Прошу тебя, не плачь! Обещаем, что не бросим тебя. Генриетта, скажи ей, пожалуйста!

— Мы тебя не бросим, девочка, даем тебе слово.

Образы померкли.

Дождь все не кончался, а фургон опять катил по грязной дороге. Честити молча сидела на матрасе, покачиваясь в такт движению.

Ночь была долгой. Сон ее, наполненный тенями из прошлого, то и дело прерывался, и тогда барабанная дробь дождя по парусиновой крыше оживляла прежние страхи. Но Честити перестала бояться, как только почувствовала теплые объятия Рида и прижалась щекой к его мерно вздымавшейся груди.

Странно, но ей и в голову не пришло, что лежать в такой позе неприлично. Она льнула к его теплу, вдыхала в темноте его запах и успокаивалась. Крепкое мускулистое тело Рида было блаженным убежищем, и девушку инстинктивно влекло к нему. В его объятиях было так уютно! Когда наверху бушевала гроза, он крепче прижимал ее во сне, и она понимала, что сейчас для нее нет места лучше, чем эти объятия.

Преподобный Рид Фаррел оказался совсем не таким человеком, каким она его представляла. За то время, что они провели вместе, ей не раз довелось испытать на себе его гнев. Впрочем, она платила ему той же монетой. Когда понадобилось ее защитить, Честити с удивлением увидела, каким он может быть страшным. Все эти эмоции вызывали в ней настороженность, ибо она понимала, какая сила таится за поразительно голубыми глазами Рида. Но ничто не тронуло ее сердце так сильно, как его неожиданная нежность.

Честити открыла глаза и ощутила прилив знакомого волнения. Рид лежал рядом, прижавшись к ней всем телом и положив руку ей на грудь. Неожиданно он открыл глаза, и при виде их голубого блеска сердце девушки затрепетало. Он приподнял голову и медленно нагнулся к ней. Честити как зачарованная раскрыла губы… Губы Рида были уже совсем близко, но тут он вдруг отпрянул, резко встал и надел свой дождевик. Господи, куда же он? Ей хотелось кричать от разочарования.

Он вышел из фургона, не сказав ни слова. Потом они в неловком молчании ели холодный завтрак. Честити мысленно ругала себя за глупую обиду. Ведь в его молчании не было злобы. Просто он решил не обсуждать то, что на краткий миг возникло между ними, посчитав произошедшее неразумным. Потом она спросила, скоро ли кончится дождь, а он что-то буркнул в ответ, но и эта резкость вполне объяснима: он расстроился из-за того, что гроза их задерживала.

Оглушительный удар грома прервал мысли Честити. В душе ее опять зашевелились страхи, которые она считала уже побежденными. Рид ошибался, когда говорил, что сегодня гроза кончится. Ливень и не думал стихать.

Второй удар грома потряс землю, и Честити испуганно вскрикнула. Фургон остановился. Девушка осторожно прошла к переднему краю повозки и выглянула наружу. Плотная стена дождя сократила видимость до нескольких ярдов. На кучерском месте Рида не было.

Она подалась вперед и увидела, что он медленно идет по дороге. Остановившись, он долго стоял в неподвижности, потом резко повернулся и зашагал обратно к фургону, щурясь от дождевой воды, непрерывными струями стекавшей с капюшона дождевика.

И тут она услышала едва различимый на фоне ровного шума дождя звук.

Леденящий ужас сковал сердце девушки.

— Ты спятил! — крикнул Тернер. Его бородатое лицо исказилось злобой.

Начавшаяся ночью гроза резко изменила настроение Моргана. Сегодня утром он проснулся в ярости. Уолкер и Симмонс благоразумно помалкивали, зная, на какие жестокости способен этот человек, а Тернер не унимался.

— Если ты хочешь клеймить скот под таким дождем, иди сам и клейми! — бросил он с вызовом.

— Я тоже не пойду! — заявил Бартелл, быстро примкнув к бунтующему Тернеру. Он хватил ладонью по столу, на котором стояли остатки неубранного завтрака. — Я не хочу промокнуть до нитки и продрогнуть до костей. Зачем это надо? С таким успехом я мог бы остаться гуртовщиком. Черт… — он сплюнул на пол, — те времена навсегда ушли.

Морган ответил с той же злостью:

— Не надо было валять дурака, пока я ездил в Седейлию! За это время можно было заклеймить весь скот. И не думайте, лентяи, что я позволю вам бить баклуши, дожидаясь хорошей погоды.

— Я не лентяй… — заявил Тернер с легкой угрозой в голосе. Взгляд его был таким же мрачным, как тучи на небе. Он подобрал свое пузо и покосился на револьвер. — И никому не позволю называть меня лентяем!

— Хочешь со мной потягаться, Тернер? — ласково спросил Морган. Его неожиданно теплая улыбка странно контрастировала с убийственным блеском глаз. — Ну же, хватай свой револьвер, а я схвачу свой. Посмотрим, кто быстрей. В последнее время я мало разминался, так что ты еще можешь меня одолеть, — улыбка его сделалась напряженной, — но думаю, будет нелишним напомнить тебе про Абилин… и Канзас-Сити. Ведь ты был там, не так ли?

Лицо Тернера побелело.

— Ты был там? — не отставал Морган.

Небритая щека Тернера дернулась.

— Да, был.

— Конечно, с тех пор прошло уже больше полугода. За полгода многое может измениться. Помнится, тот парень сказал, что он самый быстрый в округе. А вдруг ты окажешься быстрей его?

Тернер пожал плечами.

— А другой похвалялся, что никто не заставит его убежать, позорно поджав хвост. — Морган помолчал. — Хотя между ними не было большой разницы. У обоих кровь оказалась красной.

Рука Тернера безвольно повисла.

Морган со змеиной стремительностью обернулся к остальным:

— Может, среди вас кто-то еще думает, что нажимает на курок проворней меня?

Мужчины ответили ему нестройным ропотом.

— Отлично, тогда слушайте. Объясняю только один раз. Мне надоело здесь торчать. Я свое дело сделал — нашел в Седейлии хорошего покупателя, теперь пора и вам поработать. Предупреждаю сразу: впереди меня ждут приятные занятия, и я никому не позволю меня задерживать. А это значит, что мы будем клеймить бычков и в дождь, и в зной. Начнем прямо сейчас и закончим, когда я скажу «хватит». Вы меня поняли? Услышав нестройный хор согласия, Морган двинулся к двери, накинул дождевик и, задержавшись на пороге со шляпой в руке, сказал:

— Я пойду в хлев, разожгу огонь в очаге. Железные клейма раскаляются быстро, так что не мешкайте. Кто не придет, пусть заранее готовится к неприятностям.

Морган хлопнул дверью и, не оглядываясь, зашагал по раскисшей земле к хлеву.

— Черт, да он псих! — прорычал Тернер, глядя ему вслед.

— Может, и так. — Уолкер медленно подошел к вешалке у двери и надел свой дождевик. — Но уж если он что-то решил, его не переубедишь. А одолеть его никто из нас не в силах, и ты это знаешь.

— Да что с ним творится, черт возьми? — Бартелл с явной неохотой подошел к двери следом за Уолкером, нервно поглаживая свою лысину. — С тех пор как вы с ним приехали из Седейлии, он стал какой-то дурной. Я еще не видел, чтобы у него были такие дикие перепады настроения. — Симмонс усмехнулся, и Бартелл обернулся к нему: — В чем дело? Может, в Седейлии что-то случилось?

— Да нет, ничего. Мы уладили все дела и уехали из города, — Симмонс прищурился, и его маленькие глазки превратились в щелочки, — но Морган жалеет, что не успел кое-что доделать.

— О чем ты?

Уолкер взглянул на Симмонса и покачал головой.

— Я с тобой согласен. Все дело в этой рыженькой. Я сказал ему, чтобы он с ней не связывался, но он ведь меня не слушает.

— Какая еще рыженькая?

— Ты же знаешь, какой становится Морган, если ему приглянется женщина. Он встретил ее в то утро, когда мы уезжали из города. Она посмотрела на него со сладкой улыбкой. Черт, надо было видеть Моргана! Он прямо из кожи вон лез, пытаясь ее охмурить. Ну ты знаешь, он на это мастер. Ее он, может, и одурачил, но только не меня. Я сразу его раскусил и решил: быть беде! Эти «божьи одуванчики» все одинаковы.

— «Божьи одуванчики»? — Тернер грубо хохотнул. — С каких это пор Морган стал заглядываться на таких женщин?

— Она симпатичная, но мне кажется, Моргана сразила не только ее внешность. Они встретились в магазине, а потом он ждал ее у выхода и весь извертелся от нетерпения, как блохастый кот. И скажу я вам, его явно не устроило такое окончание знакомства.

— Как же я сразу не догадался, что здесь замешана женщина? — Тернер вслед за остальными подошел к двери и сдернул с вешалки свой дождевик. Его потное лицо было мрачным. — Черт возьми, если б я знал, чем Морган думал, я бы не стал ничего говорить. — Он фыркнул. — Этот парень хуже кобеля! Я уже видел, что с ним творится, когда он охотится за сучкой. Нам надо сматываться отсюда, пока не влипли в историю.

Мужчины согласно загудели. Тернер рывком распахнул дверь и вышел под дождь в сопровождении остальных.

В комнате стало тихо. Кончита напряженно застыла у очага. Мужчины по обыкновению разговаривали, совершенно не стесняясь присутствия девушки. Они даже не потрудились взглянуть в ее сторону, чтобы посмотреть, как она реагирует на их слова.

Лицо Кончиты пылало. Эти люди считали ее пустым местом. По их мнению, она была неспособна на истинные чувства, а Морган не испытывал настоящих чувств к ней!

«Все они свиньи, кроме Моргана!» — подумала она.

Дрожа от гнева, Кончита подошла к окну. Мужчины исчезли в хлеву как раз в тот момент, когда из трубы потянулись первые струйки дыма.

«Обманщики, вот кто они такие! Подлые обманщики и трусы! — продолжала она размышлять. — То, что рассказали Уолкер и Симмонс о случившемся в Седейлии, — ложь от начала до конца. Они боятся Моргана, боятся, что он накажет их за строптивость, и от страха готовы сочинить все что угодно».

Кончита невидящим взглядом смотрела на бушующий ливень. «Морган меня любит, он столько раз говорил мне об этом! — уверяла она себя. — Со мной ему приятней, чем с другими женщинами. Он и это мне говорил».

Лицо Кончиты напряглось от гнева, челюсти сжались, со щек сошел юный румянец. Она скользнула рукой по бедру и нащупала спрятанные там ножны. «Рассказ Уолкера о рыжеволосой женщине — ложь, — продолжала успокаивать себя девушка. — А если и нет, какая разница? Мой кинжал уже пробовал кровь и в случае необходимости попробует еще. На свете нет такой женщины, которая могла бы увести у меня Моргана!»

Рид смотрел на дорогу и не верил своим глазам. Раньше здесь явно была мелкая переправа, которую Дженкинс даже не счел нужным отметить на карте, теперь же ревела река. Рид не раз видел, как какой-нибудь безобидный ручеек в овраге, сухом большую часть года, после продолжительных ливней разливался бурлящим потоком.

Он оглянулся назад. У него был небогатый выбор.

Можно подождать, пока утихнет гроза и спадет вода. Но на это уйдет несколько дней. Он потеряет драгоценное время и скорее всего упустит Моргана.

Если ехать по другой дороге, которую указал Дженкинс на карте, придется вернуться назад, и результат будет тот же.

И наконец, можно переправиться прямо сейчас.

Сильная челюсть Рида напряглась. Он понял, что совершил ошибку, взяв с собой Честити. Надо было заранее предвидеть, как все обернется. Эта девушка путала все его планы, и даже сейчас, когда ему нужно было принять единственно верное решение, он не мог выбросить ее из своих мыслей. Рид помнил, как смотрел на нее спящую, вдыхал запах ее кожи, хотел ее.

«Черт побери, у меня нет времени с ней церемониться! — думал он. — Но как она дрожала этой ночью при каждой вспышке молнии и каждом раскате грома… Ее страх был настоящим. Мучительные воспоминания все глубже впивались в душу».

Рид поднял голову и взглянул на свинцовое небо. На лицо обрушились холодные дождевые струи. Тихо выругавшись, он поправил капюшон дождевика, потом посмотрел на разлившийся ручей. Рид был уверен, что там неглубоко — вода едва дойдет до днища фургона. У него сильные лошади, они легко преодолеют течение. Будь он один, он бы не раздумывал ни минуты. Но с ним была Честити.

В памяти Рида отчетливо всплыл нежный аромат роз, обдав его жаром желания. Решение было принято. Нельзя откладывать поездку, от этого будет хуже и ему, и Честити.

Он повернул назад к фургону и с тревогой увидел, что Честити вышла из повозки. Не защищенная от дождя, она не успела сделать и пары шагов, как уже вымокла до нитки.

Разозлившись, он направился к ней размашистыми шагами.

«Как, опять? Нет, только не это!» — звучало у нее в голове.

Честити остановилась, не обращая внимания на потоки дождя, и в ужасе уставилась на бушующую реку. Она слышала рев течения, видела у берега жадные пенные буруны. Звук бурлящей воды болезненным эхом отзывался в памяти девушки. Она уже слышала крики сестер, видела, как мама протягивает к ним руки…

Рид подошел ближе и громко сказал, стараясь перекричать шум потока:

— Что ты делаешь под дождем? Быстро иди в фургон! Ты уже вся вымокла!

— Ты говорил, что мы не будем переправляться через реку! — крикнула она с укором.

— Я был не прав!

Он схватил ее за руку и потащил обратно к фургону, но Честити вырвалась.

— Ты говорил, что дождь кончится.

— Сейчас не время обсуждать погоду!

Она увернулась от его рук, отчаянно пытаясь унять предательскую дрожь.

— Пусти меня! Ты солгал! Ты сказал, что будет сиять солнце и нам не придется переправляться через реку…

— Ну ладно, хватит!

Рид схватил ее в охапку и оторвал от земли. Захваченная врасплох, Честити резко дернулась, но он крепко прижал ее к груди и сказал, гневно сверкая своими невероятно голубыми глазами:

— Успокойся, черт возьми! Я делаю это ради твоей же пользы!

Вдруг обессилев, Честити закрыла глаза, чтобы забыть про все обиды и не видеть страшную реальность. Рид понес ее к фургону. Его сердце бешено колотилось в груди.

Она почувствовала под спиной матрас и снова открыла глаза. Рид стоял на коленях рядом с ней. Скинув капюшон, он потянулся за одеялом и заботливо укрыл девушку, потом откинул с ее щеки мокрую прядь и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Зря я взял тебя с собой. Только теперь понял свою ошибку. Тебе здесь не место. У тебя свои недостатки, у меня — свои. Они разводят нас в разные стороны. Правда, одно время я думал… — Он помолчал. — Не важно, что я думал. Я был не прав.

Ее зубы выстукивали дробь, она едва могла говорить.

— Я не поеду через реку.

— У тебя нет выбора.

— Есть! Ты можешь ехать, если хочешь, а я остаюсь здесь!

— Послушай, Честити, — лицо его сделалось суровым, — это не река, а всего-навсего разлившийся ручей глубиной в несколько футов!

Честити молчала.

— Лошади легко перевезут фургон на тот берег.

— Мой отец тоже так думал.

— То было тогда, а это сейчас.

— Я не поеду через реку.

— Я не собираюсь возвращаться на другую дорогу и терять два дня. Мне дорого время.

— Мы не можем ехать через реку!

— Можем!

— Нет, ты ошибаешься! Ты ошибся, когда сказал, что дождь кончится к утру и нам не придется переправляться через реку. Сейчас ты тоже ошибаешься. Вода нас остановит, и случится несчастье!

— Нет, не случится.

— Случится, случится, случится!

— Честити, послушай!

Она отвернулась, и Рид схватил ее за руку.

— Посмотри на меня, Честити, — приказал он.

Девушка впервые услышала в его голосе нотки отчаяния, и сердце ее дрогнуло. Она медленно обернулась и замерла, увидев лицо Рида, раскрасневшееся от волнения. Грудь его тяжело вздымалась, дрожащие пальцы впивались в ее руку.

— Неужели ты думаешь, — прохрипел он, — я повез бы тебя через реку, зная, что это опасно? Думаешь, я стал бы рисковать твоей жизнью, если бы хоть немного сомневался в том, что фургон благополучно переправится на другой берег?

Она опять задрожала, но не от холода.

— Доверься мне, Честити. Больше я ни о чем не прошу. Мы переправимся, я тебе обещаю. Ты права, я ошибался, когда говорил, что дождь сегодня кончится и у нас на пути не будет переправы, но сейчас я не ошибаюсь. — Рид прикоснулся к ее щеке и проговорил срывающимся шепотом: — Знай: я никогда не сделаю тебе ничего плохого.

Честити судорожно сглотнула.

— Я боюсь, — сипло прошептала она, не удержавшись от постыдного признания.

— Честити… — Прежде чем посмотреть ей в лицо, Рид скользнул жарким взглядом по ее губам. Она заметила, какого труда ему стоило отвести глаза. — Лежи здесь и не бойся. Мы быстро переправимся. Всего несколько минут, и мы будем на другой стороне.

— Рид…

— Лежи здесь, Честити, пожалуйста. Скажи мне, что сделаешь, как я прошу.

В горле у нее вдруг сделалось сухо. Честити опять сглотнула и хотела что-то сказать, но наткнулась на умоляющий взгляд ярко-голубых глаз Рида.

Силой воли сдерживая душившие ее рыдания, девушка только кивнула в ответ.

Рид отпустил ее и встал. Она слышала, как он вышел из повозки, но так и не открыла глаз. Фургон дернулся и покатил вперед. Чес-тити почувствовала, как он постепенно спускается в воду, и крепко зажмурилась, не смея дышать от страха.

Рев воды становился все громче.

Когда в повозку ударила первая волна, лошади недовольно заржали.

Фургон закачался.

За плотными ледяными струями дождя Рид с трудом различал бурлящие волны, которые яростно били по колесам, раскачивая повозку. Он крепко держал поводья и силой тянул вперед упиравшихся лошадей.

Внезапно фургон подхватило течением, и он угрожающе накренился. Бревно, плывшее по воде с бешеной скоростью, ударило в борт, и повозка затряслась под ними.

— Проклятие! — пробурчал Рид, беспокоясь за Честити.

Сзади, из глубины повозки, не доносилось ни звука. Он вывел упряжку на середину ручья. Здесь течение было сильнее.

Лошади громко заржали и встали. Рид прикрикнул на них, заставив двигаться дальше. А гроза ревела и бушевала. Гремел гром, трескучие молнии пронзали свинцовое небо, и оно обрушивалось вниз ливневыми потоками, лупившими Рида по плечам.

Наконец упряжка добралась до другого берега.

Рид остановил лошадей, как только они ступили на твердую землю, а сам, спрыгнув с кучерского сиденья, бросился к заднему борту повозки. Он уже откинул парусиновый полог, как увидел в воде далеко от берега запасное колесо. Оно оторвалось от бокового борта фургона и зацепилось за камень.

Колесо тянуло и приподнимало течением. Надо было срочно достать его, пока оно не уплыло.

Рид зашел в воду и поймал колесо как раз в тот момент, когда вода сдернула его с камня. С трудом держась на ногах, он пытался получше ухватиться за него, а когда обернулся и увидел несущуюся на него огромную ветвь, было уже поздно: он не успел увернуться от сокрушительного удара.

Падая в бурлящий поток, Рид почувствовал, что теряет сознание.

Увидев, что Рид падает, Честити закричала. В следующее мгновение он исчез под водой, и ужас охватил девушку.

Спрыгнув на размытый дождем берег, Честити, не помня себя, побежала к бурлящей воде. Она видела, как Рид вынырнул из потока, пытаясь устоять на ногах. Она звала его, и этот испуганный крик-мольба звучал у нее в ушах, когда она заходила в воду.

Она не могла потерять Рида! Еще и его? Нет, только не сейчас…

Рид еще не пришел в себя после удара и беспомощно барахтался в ручье, не в силах преодолеть течение. Нахлебавшись воды, он задыхался и ловил ртом воздух, пытаясь удержать сознание. Он слышал, что кто-то зовет его. Этот крик придавал ему сил.

Наконец в голове у него прояснилось. Он узнал голос Честити, обернулся и увидел ее рядом. Поборов слабость, Рид все же сумел удержаться на ногах, схватил девушку за руку, и они побрели к берегу.

Честити упала на колени в жидкую грязь. Рид опустился рядом. Они долго не могли отдышаться. Наконец он поднялся с земли и потянул за собой Честити. Обхватив ее рукой за талию, он нагнулся к ее лицу. Она прильнула к его боку и подняла глаза, судорожно всхлипывая.

Спустя несколько мгновений Рид помог девушке забраться в повозку и сел рядом с ней. Наверху вовсю бушевала гроза. Он долго сидел, спокойный и неподвижный, дожидаясь, когда Честити успокоится.

Наконец она перестала плакать. Рид протянул руки и заключил ее в свои объятия.

Честити ощутила себя в крепких объятиях Рида и невольно охнула от счастья. Он прильнул губами к ее губам, и она с восторгом ответила на этот поцелуй. Его язык проник ей в рот, поцелуй становился все более жадным и требовательным. В приливе чувств Рид бормотал ей какие-то нежные слова, и она уже не слышала звуков грозы.

Девушка отвечала поцелуем на поцелуй и лаской на ласку. Она все крепче обнимала его за шею, стремясь избавиться от только что пережитого ужаса. В то страшное мгновение, когда Рид у нее на глазах ушел под воду, она вдруг поняла, почему ее так влекло к нему с самого первого дня их встречи, почему все-таки решила остаться с ним, несмотря на все разногласия. Эти несколько минут на реке установили между ними такое доверие, какого нельзя было достичь словами.

Страсть нарастала. Губы Рида оставили ее губы. Откинув мокрые пряди с лица девушки, он убрал поцелуями капли дождя с ее лба, погладил губами ее трепещущие веки, затем снова вернулся к ее губам. Его поцелуи становились все более жаркими. Шепча пылкие слова любви, он попробовал на вкус ложбинки ее уха, нежную мочку, скользнул губами по подбородку и стройной шее. Его поцелуи приятно согревали ее продрогшее тело. Он спустил платье с плеч и, задохнувшись от волнения, нежно погладил белые груди, потом нагнул голову и припал трепещущими губами к розовому соску.

Честити охнула от охватившего ее восторга.

Рид вдруг резко отпрянул. Было видно, какого усилия ему это стоило. Он смотрел в глаза Честити, ожидая, что она скажет. Но, не в силах справиться с бушевавшей в ней бурей чувств, она не могла говорить.

Воцарившееся между ними молчание становилось натянутым.

Честити лежала под ним, и Рид мучился от непереносимого желания. Ее потемневшие от воды волосы покрывали подушку веером огненно-рыжих локонов, на гладкой коже лица блестели капельки влаги, а мокрые ресницы густо обрамляли глаза, сверкавшие зелеными искорками. Губы девушки были раскрыты, и Рид жадно смотрел на них, то и дело опуская взгляд на теплую женственную плоть, которую только что пробовал на вкус.

Она была прекрасна. Он видел доверие в ее глазах и знал, что она готова ему отдаться. Совсем недавно эта девушка, забыв про страх, смело бросилась в бурный поток спасать его. Сейчас она вся горела от страсти, и можно было легко овладеть ею. Думал ли он об этом с самого начала, когда прикоснулся к ней и заключил в свои объятия? Рид и сам не знал ответа. Да, он сильно желал ее, но не мог разобраться в своих мыслях. Лишь в одном он был уверен: здесь, на краю земли, они были совсем одни, и самое главное чудо ждало его в объятиях Честити.

Он убрал прядь волос с ее щеки и прошептал слова, которые шли из самого сердца, из того его уголка, который остался нетронутым, несмотря на горькие потрясения последних лет и сумятицу этих дней:

— Я хочу тебя, Честити. Это желание зрело во мне с того момента, когда я впервые отчетливо тебя рассмотрел, но никогда еще оно не было таким сильным, как сейчас. Мне кажется, никому не дано испытать более острые чувства. — Рид помолчал, чувствуя, что его слова, несмотря на их искренность, все же звучат преувеличением. — Но мне надо знать, что ты тоже этого хочешь. Я должен быть уверен, потому что… потому что я не хочу тебя обидеть.

Честити подняла на него блестевшие от слез глаза и прошептала:

— Ты сказал, что хочешь быть рядом со мной. Я тоже хочу этого, Рид… Но я помню и другие твои слова. Ты говорил, что у тебя свои недостатки, у меня — свои, и они уводят нас в разные стороны. — Замолчав, Честити сделала глубокий вздох и продолжила с явным усилием: — Может, это и так, — губы ее задрожали, — но одно я знаю точно: я хочу тебя, Рид, очень хочу. — Она опять замолчала, заметив сомнение в его глазах. — А ты уверен в своем желании, Рид?

Рид ответил пылкими ласками и поцелуями.

Сердце отчаянно стучало в груди Честити. Она задыхалась от непереносимого желания. Их страсть накалялась с каждым мгновением. Рид быстро снял одежду, раздел Честити и прижался к ней всем телом. Ей казалось, что еще немного, и ее сердце разорвется от восторга.

Она обвила Рида руками за шею, с наслаждением запустив пальцы в светло-русые, выгоревшие на солнце волосы. Ею владела странная уверенность, что она родилась ради этого мгновения в его объятиях и что на свете нет большего удовольствия, чем отдаваться ему так же полно, как он отдавался ей.

С каждым поцелуем в ней росло какое-то сладкое томление, с каждой лаской желание становилось все более требовательным. Волнуя ей душу мучительной, пронзительной нежностью, он поднял ее к таким чувственным вершинам, где восторг был обжигающе остер и напоминал боль. Он не отказывал себе ни в чем… кроме одного.

Она знала, что момент близок. Она чувствовала это по его пылкому поцелую, дрожи его сильного тела, по его страстному взгляду, с которым он откинулся назад и скользнул рукой у нее между ног.

— Пора, милая, — прошептал Рид, и она снова охнула, — я должен знать, что ты хочешь меня так же сильно, как я тебя. Скажи, что ты меня хочешь, Честити.

— Я хочу тебя, Рид, — проговорила она дрожащими губами.

Ласки Рида становились все более смелыми. Теперь он дразнил маленький бутончик ее страсти, и новые пьянящие ощущения накатывали на нее сладостными волнами.

— Я должен знать, что нужен тебе так же, как ты нужна мне. Скажи, что я тебе нужен, — прошептал он, глядя на нее блестящими голубыми глазами.

Задыхаясь от наслаждения, Честити простонала:

— Ты… ты нужен мне.

— Повтори, Честити. Я хочу еще раз услышать эти слова. Скажи, что я тебе нужен, что ты так же сильно, как я, мечтаешь о нашей близости.

Он раздвинул ей ноги и начал быстрыми нежными движениями ласкать теплое мягкое лоно. Честити с замиранием сердца почувствовала его набухший символ страсти.

— Скажи мне это, Честити.

Выхватывая слова из кипящих глубин сердца, Честити хрипло проговорила:

— Я хочу тебя, Рид. Еще никогда в жизни я не испытывала такого сильного желания.

Рид проник в нее. Она тихо охнула и закрыла глаза, но боль быстро прошла. Рид застонал от удовольствия и начал осторожно продвигаться глубже. Ее тело плотно обхватило его горячую твердую плоть. Она крепко прижала его к себе, чувствуя, как нарастает его нетерпение. Рид начал двигаться, сначала медленно и нерешительно, потом быстрее и яростнее. Вскоре она забыла обо всем. В каждом вздохе ей слышалось его имя, а перед глазами крутился радостный калейдоскоп красок. Наконец все это многоцветие взорвалось ярким фейерверком, и она унеслась вместе с Ридом к сияющим вершинам блаженства.

Девушка лежала, ощущая в себе влажную плоть Рида, и слушала, как дождь барабанит по парусиновой крыше фургона. Она уже не боялась этого звука. Рид превратил его в упоительный ритм любви, навсегда избавив ее от навязчивых страхов.

Преисполненная признательности и тепла, оставшегося после мгновений близости, Честити медленно открыла глаза и наткнулась па его внимательный взгляд.

У Моргана было отвратительное настроение. Кончита поняла это сразу, как только он вернулся в хижину в мокром дождевике и заляпанных грязью сапогах. Остальные мужчины зашли следом за ним. Почти не разговаривая между собой, они сняли плащи и повесили их на крючки у двери.

С самого утра они клеймили скот под проливным дождем, и дела шли неважно. Кончита слышала доносившийся из загона сердитый голос Моргана. Ливень все не кончался, и грязь сильно мешала работать. Кончита знала, что Морган вернется злым, и делала все возможное, чтобы сгладить его недовольство. Она с особым усердием приготовила обед и потратила немало времени и трудов на свою внешность: до блеска расчесала черные волосы, вылила на себя остатки духов, которые купил ей Морган несколько месяцев назад, надела чистые блузку и юбку.

Мужчины топтались у порога, не решаясь первыми идти к столу. Они ждали, когда Морган сделает первое движение. Кончита видела, с каким презрением Морган покосился в их сторону, и с упавшим сердцем подумала, что когда-нибудь такой же взгляд он может бросить и на нее. Внутренне содрогаясь, она ждала скандала, и он не преминул разразиться.

— Чего вы ждете? — рявкнул Морган, сверкнув темными глазами. — Есть хотите? Так садитесь! Сегодня вы не заработали себе на пропитание, но это еще не значит, что вы останетесь без обеда.

Мужчины с ворчанием уселись за стол, и Тернер не удержался:

— Мы не виноваты, ты сам это знаешь. Нельзя клеймить скот под дождем, от такой работы мало проку!

— Нельзя, говоришь? В вашем распоряжении было много солнечных дней, чтобы сделать работу, а вы все проспали. Это, по-твоему, можно? — Морган вонзил вилку в кусок говядины и шлепнул им по тарелке, потом поднял голову и злобно оглядел сидящих. — Я уже договорился о продаже стада. Сделка заключена, а скот не готов. Это тоже можно?

— Да, ты заключил сделку в Седейлии.

Морган уловил легкий намек, сквозивший в тоне Тернера.

— Совершенно верно. Ты что-то хочешь сказать по этому поводу?

— Да, я хочу сказать. — Тернер больше не мог молчать. — Тебе надо было остаться там чуть подольше и развлечься с той рыжей шлюхой, а не отыгрываться теперь на нас!

Морган угрожающе застыл.

Кончита резко отступила к задней стене, в страхе ожидая, что будет дальше. За столом повисла зловещая тишина. Тернер стал белым как полотно. Взгляд его испуганно заметался по столу и наконец остановился на ледяных глазах Моргана.

— Я не имел в виду ничего такого, — пробормотал он, пожимая плечами, — Симмонс рассказал нам про рыжеволосую женщину, только и всего.

Кончита вдруг заметила, что Морган дрожит, но не чувствовала в нем ни капли страха. Он прошипел, с трудом сдерживая гнев:

— Это был первый гвоздь в твой гроб, Тернер. Предупреждаю сразу: следующий вылетит из дула моего револьвера. И вот еще что. Я больше не желаю слышать ни слова о рыжеволосой женщине. Никогда! Запомните это все, если вам дорого ваше здоровье. И раз уж на то пошло, знайте: завтра мы будем клеймить скот, несмотря ни на дождь, ни на пекло. Мы начнем с того, на чем остановились, и у вас есть только два способа увильнуть от работы: либо вы отсюда уедете, и мы распростимся навсегда… либо вас отсюда унесут. Выбирайте.

Тяжело дыша, Морган взялся за нож с вилкой, отрезал кусок мяса, немного пожевал и с отвращением выплюнул.

Швырнув на тарелку столовые приборы, он резко встал, кинул мрачный взгляд на дрожащую Кончиту и ушел в другую комнату, хлопнув дверью.

Девушка выдавила из себя улыбку. «Морган злился, потому что мужчины нагородили про него небылиц, — думала она. — Все их разговоры про рыжеволосую женщину были враньем. Теперь он напряжен и холоден, но я знаю, как поднять ему настроение».

Кончита направилась к двери.

— Не советую тебе туда ходить.

Кончита обернулась к Уолкеру.

— Я не собираюсь тебя слушать! — огрызнулась она. — Твоя ложь разозлила Моргана.

— Это не ложь. — Уолкер взглянул на дверь, прищурив свои маленькие глазки, и сказал, понизив голос: — Послушай, мне плевать: можешь делать что хочешь, но если бы у тебя были мозги, ты бы не стала сейчас лезть к Моргану. Я видел, на что он способен, и это было не очень приятное зрелище.

— Морган злится не на меня.

— Какая разница?

Оставив его слова без ответа, Кончита подошла к двери и тихо постучалась.

— Морган, это я, Кончита.

Ответом ей было молчание.

— Морган… — опять позвала она, — это я, Кончита.

— Оставь меня в покое!

Рука девушки застыла в воздухе. Очнувшись от потрясения, она продолжала:

— Я хочу войти, Морган. Хочу с тобой поговорить.

— Отойди от двери, — прорычал он, — оставь… меня… в покое!

Кончита стояла, похолодев, не смея даже вздохнуть. Ей вдруг все стало ясно.

Ложь оказалась правдой… а правда — ложью.

На деревянных ногах девушка отошла от двери спальни. Не обращая внимания на провожавшие ее взгляды мужчин, она пересекла комнату, открыла входную дверь и шагнула под дождь.

Когда за Кончитой закрылась дверь, Симмонс пожал плечами и обвел стол понимающим взглядом.

— Черт возьми, — насмешливо фыркнул он, — эта шлюха получила хороший урок. Вы видели, какое у нее было лицо, когда Морган сказал, чтобы она оставила его в покое?

— Да… — Бартелл выковырял застрявший в зубах кусок мяса. — Она в самом деле думала, что он безумно ее любит. Так мне и сказала, когда я пытался подбить к ней клинышки в его отсутствие.

Небритое лицо Тернера напряглось.

— Она и мне дала от ворот поворот. Черт, я и глазом не успел моргнуть, как у нее в руке блеснул нож!

— Да, но нельзя забывать, — криво усмехнувшись, вступил в разговор Уолкер, — что вы не так хороши, как Морган. У вас нет такого смазливого детского личика, и вы не умеете так красиво говорить, как говорит он, пытаясь чего-то добиться. Завидев его, женщины сами готовы прыгнуть к нему в постель, даже такие «божьи одуванчики», как эта рыжая.

— Да что в ней такого особенного, в этой рыжей?

Уолкер задумчиво посмотрел на Бартелла.

— Трудно сказать. Ну, рыжие волосы, белая кожа… Да, еще она высокая. Такая жеманная недотрога, — он хохотнул, — но Морган говорил, что она уложила лавочника на обе лопатки, когда он начал к ней приставать.

— Да ну? И Моргану это понравилось, верно?

— Думаю, да.

Бартелл нахмурился, потом бросил свою вилку.

— Вот что я вам скажу. Если Морган привезет из Седейлии эту бабу, я уеду отсюда сразу, как только он продаст стадо. Я не хочу схлопотать случайную пулю, когда эта горячая мексиканка будет выяснять отношения с новой шлюхой.

— Как ты думаешь, может дойти до этого? — спросил Тернер у Уолкера. — Ты знаешь Моргапа лучше всех нас. Думаешь, он привезет ту бабу, пока здесь эта потаскуха?

Уолкер равнодушно пожал плечами:

— Даже если и привезет, я не буду переживать по этому поводу.

— Ты уверен, что он с ними справится?

— Справится? — переспросил Уолкер и убежденно продолжил: — Если они его слишком разозлят, он прострелит сердца им обеим, уж это я вам точно говорю!

Дождь все так же стучал и стучал по крыше повозки, когда Рид, приподнявшись, вышел из теплого лона Честити. Лицо его было сосредоточенно-серьезным.

В глазах ее еще блестела утоленная страсть, губы распухли от поцелуев, а кожа порозовела от бурного акта любви. Ее тело легко и естественно приспособилось к его тяжести, и он лежал, упиваясь ее красотой.

Она поборола свой самый жуткий страх, чтобы спасти его из разлившегося ручья, а потом отдалась ему без остатка.

Между ними осталась единственная преграда, и преградой этой была его ложь.

Просунув руки девушке под спину, Рид прижал ее к себе. Он вспоминал, сколько раз обманул Честити, и испытывал угрызения совести, но не решался сказать ей правду о фальшивом пасторском воротничке, об истинной причине своей поездки на индейскую территорию, эгоистичном стремлении взять ее с собой в качестве прикрытия. Ему вдруг пришло в голову, что Честити совсем его не знает. Если она пойдет на попятный, он может упустить Моргана. И это сейчас, когда удалось подобраться к нему так близко! «Я могу выпустить из рук Моргана и потерять Честити», — подумал Рид.

Встревоженный ее молчанием, он приподнял голову и посмотрел ей в лицо.

— Ты себя хорошо чувствуешь, Честити? — спросил он, приблизив губы к ее губам.

— Да.

На губах девушки заиграла улыбка, и Рид вобрал ее своим поцелуем, потом нехотя отстранился и перекатился на бок, увлекая ее за собой. Когда теплое нагое тело Честити вытянулось рядом, он прижал ее к себе и, не в силах отпустить, сказал, глядя ей прямо в глаза:

— Дождь все идет. Лошади устали на переправе, им надо немного отдохнуть. Думаю, нам с тобой тоже.

Он опять поцеловал девушку. Губы ее раскрылись, приняв его теплый ищущий язык. Поцелуй Рида становился все более страстным, сердце его снова запрыгало в груди. Воспламенившись в ответ, Честити невольно прижалась к нему своим мягким податливым телом. Охваченный новым приливом желания, Рид откинулся назад и нежно приложил ладонь к ее щеке, стремясь запечатлеть в памяти каждую черточку любимого лица.

— Я распрягу лошадей, — прошептал он, — пусть попасутся.

Честити кивнула. Нагнувшись, Рид легко провел губами по ее груди и припал к соску в долгом поцелуе. Она охнула, по спине ее пробежала новая волна дрожи. С сильно бьющимся сердцем он раздвинул ей ноги и скользнул в ее лоно, на мгновение закрыв глаза. Она содрогнулась всем телом и почувствовала, как восторг вновь набирает силу.

Рид начал ритмично двигаться.

— Пожалуй, лошади подождут, — сипло прошептал он, задыхаясь от страсти.