"…Со многими неизвестными" - читать интересную книгу автора (Адамов Аркадий Григорьевич)Глава 4 ЗАСАДА НА САМОГО СЕБЯВ дверь негромко постучали. – Войдите! – крикнул Сергей. На пороге появилась сухая, подтянутая фигура Храмова. – Ты чего, Николай? – спросил Лобанов. – Разрешите обратиться к начальнику отдела, товарищ подполковник? – поглядел тот на Сергея. – Обращайтесь, обращайтесь. Меня, между прочим, Сергеем Павловичем зовут. Его начинали раздражать официальные манеры Храмова. А тот невозмутимо доложил Лобанову: – Задержан Валька. Вы его сами хотели допросить. – Да? – Лобанов оживился. – Сейчас приду. Ты начинай. – Как Семенов? – спросил Сергей у Храмова. – Пока ничего нет, това… Сергей Павлович. После работы зашел в продуктовый магазин. Купил бутылку коньяку, закуску, лимоны, коробку конфет. Но гостей не было. Сам тоже из дому не выходил. А с утра торгует. – Выходит, выпил и слопал все сам, – усмехнулся Сергей. – Не установлено, това… – И не требуется. – Сергей еле удержался от насмешливого тона. – Как беличья шубка, не появлялась? – Так точно. Не появлялась. Сергей обернулся к Лобанову: – Кто такой этот Валька? – Второй курец. Помнишь, я тебе вчера говорил? – А-а, гашиш? – Во-во. Дело серьезное. Так ты иди начинай, – повторил он, обращаясь к Храмову. – Слушаюсь. Когда тот вышел, Лобанов вздохнул: – Так что же будем делать дальше? – Прежде всего думать. – Давай. Значит, Горлина совершила крупную кражу и убита. Так? Марина Иванова, к которой она собиралась ехать, исчезла. Так? И связь с ними Семенова не установлена. – Но прослеживается, – Сергей многозначительно поднял карандаш. – Горлина убита тем же снотворным, которым был усыплен ограбленный в поезде человек. Его паспорт оставлен обманутому человеку. А у второго, обманутого точно так же, оставлен паспорт, попавший к Семенову. Вот тебе первая цепочка. – Цепочка, конечно, слабенькая. Ну, а вторая? – Пожалуйста. Человек, который участвовал в преступлении с паспортом, взятым у Семенова, ночью следит за девушкой… – И которого потом опознал на рынке Колосков. То есть сам Семенов. – Да. Хотя опознал и не очень твердо. Это тоже надо учесть. – Надо, конечно. Но с этой девушкой Семенов… ну по крайней мере знаком. Раз она к нему потом на рынок пришла. – Вот именно. – М-да. Но эта цепочка не ведет ни к Горлиной, ни к Ивановой. – Пока не ведет, – поправил Сергей. – И вообще, тоже слабовата. – Ну, милый, а с чего мы всегда начинаем? – Это, конечно, верно, – вздохнув, согласился Лобанов. Сергей, улыбаясь, поглядел на друга: – А теперь – задача из области эвристики. – Это еще что такое? – удивился Лобанов. – Наука о творческом мышлении. Только, к сожалению, зарождается. Применительно к нашему делу это выглядит так: собраны факты, чувствуется их логическая связь, но построить из них железную цепь, обнаружить недостающие звенья, а затем пройти по ней к цели, то есть раскрыть преступление, – для этого у нас с тобой нет сейчас готового рецепта, уже известного метода. Наш прошлый опыт не содержит какой-нибудь готовой схемы, которая была бы пригодна для возникших условий. Надо создать новую, совсем новую схему, новый план решения, то есть совершить, как говорят, акт творчества. – Ишь ты, «акт творчества», – засмеялся Лобанов. – Ну, соверши, соверши, если ты такой ученый. Сергей, улыбаясь, развел руками: – Я же говорю, наука только зарождается. В идеале будет так: возникла новая задача, ты принимаешь некое лекарство, действующее на определенные мозговые центры, и к тебе вдруг приходит вдохновение, приходит, открытие. Представляешь? – Ну, это через сто лет, – махнул рукой Лобанов. – А я вот где-то про Чайковского читал. Он говорил: вдохновение – это такая гостья, которая не любит ленивых. Садись работай, вдохновение„и придет. Это, брат, пока вернее будет. – Что ж. Давай, как Чайковский. – Сергей с усилием потянулся. – Может, что и придет. Значит, первая цепочка выглядит так… Он взял лист бумаги, нарисовал несколько кружков и соединил их стрелками. Потом в одном кружке написал: «Иванова, исчезла», во втором: «Горлина, снотворное», в третьем: «Поезд, снотворное», в четвертом: «Его паспорт, мошен.», в пятом: «Пасп. от Семен., мошен.», в шестом: «Семенов» и над стрелкой, ведущей к нему, поставил вопросительный знак. – Вот тебе первая цепочка. Так? – Так. Только вопросительный знак тут не нужен. Паспорт-то от Семенова пришел, это же точно. – Допустим. – Сергей, поколебавшись, зачеркнул вопросительный знак. – Теперь вторая цепочка… Он снова нарисовал кружок и написал: «Чел. на вокзале», потом провел стрелку ко второму кружку, где написал: «Девушка в бел. шуб.», и провел стрелку к следующему кружку: «Семенов» и от него провел стрелку к первому, над которой тоже поставил вопросительный знак. – Опознание все-таки неточное, – пояснил он. – Согласен, – кивнул Лобанов. – Но почему ты думаешь, что он следил именно за девушкой? Там были и двое приезжих с тяжелым чемоданом. Что-то было в этом чемодане… И поезд из Средней Азии, не забудь. – Что ж. Цепочка и в этом случае не рвется, а удлиняется на одно звено: он следил за чемоданом, а чемодан встретила девушка. Вот и все. А он из Средней Азии, ты прав… – Да. И все это за один день… – задумчиво произнес Лобанов. – А на следующий день в городе, на рынке, – он сделал ударение на последнем слове, – появляется гашиш. Сергей настороженно взглянул на друга. – Впервые? – Впервые, – утвердительно кивнул головой Лобанов и медленно перечислил, загибая пальцы: – Поезд из Средней Азии… Чемодан… Гашиш на рынке, где торгует Семенов… Пацаны, которые его уже курят… А? Тоже цепочка? – Пожалуй. – И Сергей неожиданно предложил: – Пойдем-ка потолкуем с этим Валькой? Уже в коридоре Сергей вдруг вспомнил, что не узнал у Жаткина, был ли тот в аптекоуправлении. Он даже остановился на миг, собираясь вернуться в кабинет, но потом решил, что тот, скорее всего, не успел еще что-либо узнать, и двинулся вслед за Лобановым. В большой светлой комнате за одним из столов расположился Храмов. Напротив него как-то неловко, боком, сидел бледный вихрастый паренек лет пятнадцати в расстегнутом сером пальто, на тонкой шее болталось скрученное в жгут старенькое кашне. Глаза его, темные и испуганные, смотрели на Храмова, пухлые в трещинках губы заметно дрожали. Больше никого в комнате не было. При виде входящих Храмов поднялся со своего места. Вслед за ним вскочил и паренек, комкая в руках шапку. Он оказался худым и очень высоким, выше Храмова, и от этого выглядел еще более жалким. – Продолжайте, – махнул рукой Лобанов. – Мы послушаем. И они с Сергеем сели за соседний пустой стол. – Ну, Пановкин, – строго сказал Храмов, опускаясь на прежнее место, – ты все понял? – Понял, – еле слышно ответил тот, опуская голову. – И про свою ответственность понял? – Понял… – Время я тебе дал подумать? – Дали… – Вот видишь, все как положено, – удовлетворенно заключил Храмов и уже с укором продолжал: – А ты мне свой поступок не объяснил как надо. Поэтому я тебя еще раз спрашиваю: зачем ты ту заразу купил? – Просто так… – Неразумно объясняешь… – А разумно это не объяснишь… Сергей с интересом посмотрел на паренька, потом на Лобанова, и друзья, поняв друг друга, улыбнулись. – Вот и выходит, – строго сказал Храмов, – что парень ты неразумный, то есть глупый. Понятно? – Понятно… – Отец тебя, видно, мало порол. Вот и вырос до неба, а ума не набрался. – Он меня никогда не порол. – Губы паренька вздрогнули от обиды, и он метнул враждебный взгляд на Храмова. – Оно и видно, что не порол, – все тем же строгим и ровным голосом произнес тот. – Подойдем тогда с другой стороны. У кого купил? – Не знаю я его. – Знаешь, Пановкин. Я тебя не тороплю. Подумай. Сообрази. Я тебе, кажется, про ответственность говорил. Говорил я тебе про ответственность? – Говорили. – Ну вот и соображай. Тебе же лучше будет, если скажешь. – Не знаю. – Я тебя не тороплю, Пановкин, – с угрозой предупредил Храмов. – Я тебя соображать призываю. – Не знаю, – упрямо повторил паренек, опустив светлую вихрастую голову. – Одну минуту, Николай Степанович, – не вытерпев, вмешался Сергей. – Разрешите мне поговорить. – И он обернулся к Лобанову: – Не возражаешь? – Давай, – согласился тот и сказал Храмову: – Выйдем-ка, дело одно есть. Они вышли из комнаты. – Ты, Валя, учишься или работаешь? – спросил Сергей. – Учусь. . – В каком классе? – В восьмом. – А потом работать пойдешь? – Не. Дальше буду учиться. – Сам решил или отец заставляет? – Сам. А отец у меня хороший, – с вызовом произнес паренек. – Где он работает, отец? – Сообщить хотите? – Кому? – пожал плечами Сергей. – У нас ведь твой адрес есть. – На работу. Чтоб опозорить. – Это отца-то? – Ага. Что плохо воспитывает. – Ты, кажется, не хулиган и не вор. Ни тебя, ни отца позорить не за что. – А что купил?.. – Вы за этим и на рынок пришли? – Не. Мы корм для рыб пришли покупать. – Ну вот видишь Где же работает отец? – На заводе, лекальщик он, шестой разряд имеет, – в голосе паренька прозвучала гордость. – Портрет его на заводской территории выставлен. – Знатный у тебя отец. Сергей не спеша закурил и, помедлив убирать сигареты, спросил: – Куришь? – Не. В детстве курил, бросил. Паренек явно оттаивал, говорил уже свободно, даже бойко, и без всякого страха глядел на Сергея. – Молодец. Сила воли есть. А я вот никак бросить не могу. – У вас работа нервная. – Это верно, – вздохнул Сергей. – Вот хоть случай с вами. Преступления вы, конечно, не совершили. Вред только, огромный вред для здоровья. Но ты, допустим, парень с головой. Попробовал… А кстати, приятно показалось? – Не. Голова кружится. Знаете, медленно так, как в тумане, кружится. И вкус какой-то сладковатый. – Другому, может, и понравится? – Ну, я соображаю, что к чему. А вот Гошка… Ну, он совсем пацан. Говорит, давай завтра еще купим. Я ему кулак дал понюхать. Во, говорю, если – купишь. Сергей рассмеялся: – Думаешь, подействует? – А как же? Мы с ним дружим. – Вот, Валя, в чем опасность. Всем-то кулак понюхать не дашь. Значит, как их, дураков, спасать? – Торговлю запретить надо. – Правильно. Запрещена. А дальше? – Дальше?.. Ну, штрафовать, что ли, кто торгует. – Штрафовать? – улыбнулся Сергей. – Вот, допустим, на тебя бандит напал. Кошелек с получкой отнял и ножом два раза ударил. Его тоже штрафовать? – Сравнили… – Правильно. Сравнение не подходит. Рана может зажить, человек здоровым станет, из другой получки дела свои поправит. А вот если курить ту заразу начнет – нервное расстройство и в конце концов гибель верная – раз. Все получки на это пойдут. А когда не хватит, преступление человек совершит, чтобы деньги достать. Это – два. А три – приятелей втянет, их погубит. Ну-ка, сравни, что опаснее. Сергей сам не заметил, как голос его задрожал. – Да, – тихо ответил Валька. – Это вы верно… – То-то и оно. И другое учти. Грамм один в той закрутке, что он вам продал. А взял рубль, так? Выходит, тысячу он с килограмма имеет. Ну, половину он отдаст тому, кто этот килограмм ему привез. А вторая – его? Он тебе какой хочешь штраф уплатит и доволен будет. А сам-то небось не курит. Сам здоровый небось. – Ага. Здоровый. И рожа красная, – уже со злобой подтвердил Валька. – Сажать такого надо. – Верно. Но сам-то он к нам не придет: «Сажайте меня». Его надо найти. – А вы на рынок пойдите. Он там. Я сначала не хотел говорить. Ну, в общем, боялся. Но раз такое дело… Он у пивного ларька торчит. Так и сказал нам: «Если еще надо будет, приходите». Он в ватнике черном и в сапогах. Его Сенькой зовут, Коклюшный. – Это точно, Валя? – Сам слышал. Через пятнадцать минут оперативная группа была на рынке. Но Сеньки там не оказалось. Не появился он и[I других местах, где обычно бывал. Сеньку искали долго и тщательно, но безрезультатно. – Вот видишь? – сказал Лобанов Сергею. – Еще одно звено – Сенька. Соединились две цепочки – паспорта и наркотики. – И за ними обеими маячит одна и та же фигура – Семенов, – добавил Сергей. – Но как обнаружить его связь с Горлиной и Ивановой? Вот я над чем голову ломаю. – С Горлиной есть один интересный момент. Мы его еще не разрабатывали. Кто был тот человек, с которым она приехала в гостиницу? Его ведь там видели… Сейчас. – Лобанов раскрыл одну из пухлых папок и стал поспешно перелистывать страницы. – Ага, вот… Видели швейцар и дежурная по этажу. – Кто их допрашивал? – Жаткин. – Жаткин? Стой! – вспомнил вдруг Сергей: – Он еще не вернулся из аптекоуправления? – Сейчас проверим. Лобанов не успел снять трубку, как зазвонил телефон. – Да!.. Жаткин? Ну просто телепатия какая-то. А я тебе собрался звонить. Заходи. Через минуту молодой сотрудник уже входил в кабинет Да, он был в аптекоуправлении, был в прокуратуре и в ОБХСС. Обнаружено дело по хищению медикаментов. Оно возникло с полгода тому назад. Преступники были недавно осуждены. Среди похищенного было и снотворноe, в том числе и тот проклятый препарат. Сестра Семенова к ответственности не привлекалась: против нее не было улик. По делу проходила как свидетель. Но… и любом деле могут быть недоработки. Тем более что по работе характеризуется она плохо – и выпить любит, и погулять, и денежки лишние водятся. Кстати, с братцем она дружит. – Что ж, – согласился Сергей, – недоработки вполне могут быть. – Во всяком случае, – многозначительно заметил Лобанов, – к тому делу она стояла близко. Отсюда, значит, какой вывод? – он посмотрел на Сергея. – Вывод пока один: данные не подтверждают, но и не опровергают наши подозрения. Семенов может иметь в своем распоряжении снотворное. Вполне может. – А второй вывод и вовсе не опровергается, – добавил Лобанов. – Какой? – Тот, кто применил снотворное в поезде, применил его и в гостинице, – убежденно произнес Лобанов. – И в гостинице… – Сергей задумчиво потер лоб. – Что-то мы с тобой насчет гостиницы говорили… Да! О тех, кто видел того человека. Значит, двое? – Их допрашивал я, товарищ подполковник, – вмешался порывистый Жаткин. – Швейцар и дежурная по этажу. Хорошие люди. Им вполне доверять можно. – Да, но приметы того человека дают плохие? Жаткин развел руками. – Опять тот же вывод: приметы не подтверждают, но и не опровергают того, что с Горлиной был Семенов. Во всяком случае, пыжиковую шапку… – Минуточку! – прервал его Сергей и обратился к Лобанову: – Сколько дней Горлина собиралась провести в Борске? – Сейчас скажу. – Лобанов снова принялся перелистывать бумаги. – Где этот листок, который она заполнила?.. Ага, вот!.. Да, на три дня всего. «По личным делам ». – Вот именно, – откликнулся Сергей и иронически заметил: – Тут командировочным сам товарищ Лобанов не может выхлопотать номер, а она «по личным делам» поселилась, притом без всякой его помощи. – А ведь это мысль! – воскликнул Лобанов. – Если не я, то кто ей помог? – Сумела украсть, – презрительно сказал Жаткин, – сумела и устроиться. Особа, видно, была ловкая. – Администратор там тоже, кажется, не очень принципиальный, – заметил Сергей. – Мне рассказывали. Небось сунули ему десятку… Лобанов запальчиво перебил его: – А кто? Горлина? А может, тот, кто был с ней. Семенов, допустим? Откуда вы знаете? – Да, да, – поддержал его Жаткин. – Это такой ловкач, что поискать. – Решено, – заключил Сергей. – Побеседуем по душам с администратором. Женщина, кажется? – Еще какая! – То есть?.. – Сам увидишь, – усмехнулся Лобанов. – Я тебя не буду лишать удовольствия. – И с угрозой добавил: – Обратите внимание, все тянется к Семенову. Ох, добраться бы до него. Душу вытрясу. Он у меня… Его прервал телефонный звонок. Дежурный по управлению, как всегда, бодрым тоном доложил: – Товарищ майор, к вам один гражданин пришел. Очень нервничает. Разрешите пропустить? – Кто такой? – Фамилия Семенов, Петр Данилович… – Что?! – Лобанов изумленно посмотрел на Сергея. – Семенов?.. – И, придя в себя, заорал в трубку: – Давай его сюда! Быстрее! Пока он не раздумал! Потом откинулся на спинку стула и посмотрел на Сергея и Жаткина. – Ну, как это прикажете понимать? И неизвестно, чего больше было в его голосе, радости или растерянности. – Вот придет и объяснит, – с подчеркнутым спокойствием ответил Сергей. – И помни: мы ровным счетом ничего о нем не знаем. – В том-то и дело! Может, ты с ним поговоришь? А то я, ей-богу, за себя не ручаюсь, когда эту рожу увижу. – Ну, ну. Зато я ручаюсь. А мне нельзя. И никому другому нельзя. Он же к тебе пришел. Может, он тебя знает? – Нет, он, гад, определенно что-то пронюхал, – покачал головой Лобанов. – И теперь опередить нас хочет. В чем-то признаваться прибежал, вот увидите. Сергей пожал плечами. Он старался не подать виду, что сам удивлен и встревожен. Приход Семенова не сулил ничего хорошего, в этом Сергей был уверен. Решил выкинуть какой-то опасный фокус. Черта с два он сейчас в чем-нибудь признается. Его размышления прервал стук в дверь. Вслед за тем она тут же приоткрылась, и в кабинет торопливо зашел Семенов. На полном, раскрасневшемся лице его отражалась тревога, редкие, потные волосы были спутаны, добротное пальто на меху небрежно-расстегнуто, в руках он нервно мял пушистую, красивую шапку. – Разрешите? – Пожалуйста, – настороженно кивнул головой Лобанов. Семенов поспешно прикрыл за собой дверь, подбежал к столу и, не давая Лобанову произнести ни слова, выпалил: – Вы милиция, да? Ну так вот! Извольте! Меня убить хотят! Убить! – голос его сорвался на крик. – Я требую!.. Я требую защиты!.. Вы милиция? Вот и пожалуйста! Защищайте!.. Лобанов посмотрел на него с неподдельным изумлением. – Вас?.. Убить?.. – Да, да, да!.. Именно меня!.. Вот, читайте! Черным по белому пишут!.. Он выхватил из кармана помятый конверт и протянул его Лобанову. – Да вы садитесь, – сказал тот, беря письмо. – Я не могу сидеть! – нервно воскликнул Семенов. – Не могу есть! Не могу спать! Вы обязаны меня защитить! Обязаны!.. Сергей с нарастающим удивлением рассматривал Семенова. В том, что он не притворяется, что он смертельно испуган – не было сомнения. А впрочем… Вдруг это все игра? Вдруг это ловкий ход, чтобы отвести от себя подозрения? Ведь улики ведут к нему, бесспорные улики! Сергей видел, что и Лобанов охвачен сомнениями, что и на него произвел впечатление истеричный напор Семенова. И мысленно говорил ему: «Спокойнее, Сашка, спокойнее. Делай вид, что веришь». Между тем Лобанов вынул из конверта сложенный листок и, расправив его, медленно прочел вслух: – «Ночью придем. Убьем, как собаку». – Он поднял глаза на Семенова, и тот ответил ему затравленным взглядом, губы его дрожали. – Что это значит? – Я не знаю, что это значит? – захлебываясь, прокричал Семенов. – Они просто хотят меня убить!.. Они хотят убить!.. Понимаете вы?.. – Нет, гражданин Семенов, не понимаю, – усмехнулся Лобанов. – Просто так не убивают. Он уже пришел в себя и теперь спокойно, с иронией разглядывал посетителя. – А я вам говорю, не знаю!.. Хватайте их! Хватай те, и все!.. Пусть они потом объясняют, что это значит!.. А иначе… иначе я не пойду домой!.. Вот и все!.. Вот и все!.. Он повалился на стул, поерзал, плотнее усаживаясь на нем и всем своим видом давая понять, что он не двинется с места, пока не будет уверен в своей безопасности. Сергей увидел, как глаза Лобанова сузились от злости, и понял, что сейчас он скажет что-то резкое и, может быть, не очень обдуманное. Решив опередить его, он озабоченным тоном произнес: – Заявление гражданина надо обдумать. Семенов обернулся, окинул его быстрым, цепким взглядом и обрадованно подхватил: – Конечно! И принять меры! Немедленно! Это же надо? Наглость какая! И они придут! Они обязательно придут, раз написали!.. «Врет, – подумал Сергей. – Все врет. Но в чем тут фокус, я не понимаю». И он серьезно и озабоченно сказал, стараясь убедить Семенова в полном доверии к своим словам: – Мы вас только попросим написать официальное заявление и письмо это приложить. Чтобы было ясно, на основании чего мы действуем. – Ради бога! Пожалуйста! Сейчас же напишу!.. Вы мне разрешите листок бумаги? – обратился он к Лобанову. Все молчали, пока Семенов торопливо, ни на минуту не задумываясь, писал заявление. – Укажите там, что причины этой угрозы вы не знаете, – сказал Сергей. – Обязательно, обязательно, а как же!.. Семенов кончил писать, решительным росчерком поставил подпись и, не перечитывая, протянул заявление и письмо Сергею. – Я извиняюсь, – как-то вкрадчиво и чуть заискивающе сказал он. – А вы кто будете? – Подполковник Коршунов. – А по должности? – Я из Москвы. В служебной командировке здесь. – Очень приятно! Очень! – просиял Семенов. – Тогда я надеюсь, что все будет в порядке. – И без меня было бы все в порядке. – А сейчас вы свободны, – сухо сказал Лобанов. – О принятых мерах мы вам сообщим. – Но… Я бы хотел… Сергею вдруг пришла в голову одна мысль, и он как можно мягче, даже с оттенком заботливости, спросил: – Вы хотели бы узнать об этом побыстрее? – Вот именно! Я же не могу… – Так зайдите к нам… – Сергей посмотрел на часы. – Сейчас два часа дня. Зайдите под вечер, ну, скажем, в пять. Сможете? – Непременно! – обрадованно воскликнул Семенов. – То есть минута в минуту буду! Это же… это же для меня вопрос жизни! Вы поймите мое состояние!.. – Понимаем, понимаем, – добродушно кивнул головой Сергей. – Все понимаем. Семенов поднялся со стула, застегнул пальто. Когда он наконец вышел, Лобанов вопросительно поглядел на Сергея. – Ну что ты придумал? – и, не дожидаясь ответа, воскликнул: – Но прохвост! Какой прохвост! Так чего ты придумал? Но прежде скажи, ты понял, зачем ему этот спектакль понадобился? Я – нет. – И я тоже. А придумал я… – Сергей взглянул напритихшего Жаткина. – Как вы полагаете, узнает швейцар Семенова? Тот досадливо покачал головой: – Вряд ли. – Почему? – Он мне объяснил, когда я от него примет того человека добивался, что рассмотрел его плохо Они очень быстро прошли с Горлиной мимо него. Потом он помог нести вещи к лифту кому-то из приезжих. Горлина сидела в кресле уже одна. Причем очень грустная, расстроенная. – Так, так. А ее спутник? – Он в тот момент стоял у окошка администратора. – Значит, это он насчет номера договорился! – воскликнул Лобанов. – Ручаюсь! Сергей кивнул головой: – Согласен. Но это означает еще и другое – Что именно? – Что администратор узнает Семенова, если это был он, конечно. – И если она захочет его узнать, – Лобанов хитро прищурился. – Это может оказаться ей невыгодно. Он же наверняка дал ей взятку за номер. И она ему из какой-нибудь брони отдала. Может быть, его скорей узнает дежурная по этажу? – Он посмотрел на Жаткина. И тот снова покачал головой: – Вряд ли. Она тоже его очень плохо рассмотрела. За ключом к ней подошла Горлина, а он как-то незаметно прошмыгнул мимо. – А когда уходил? – Вообще не видела. – Так, – заключил Сергей. – Остается только администратор. – Он повернулся к Жаткину: – Сейчас почти три часа. К четырем привезите ее сюда. – Слушаюсь. – Да, но что мы будем делать с Семеновым? – спросил Лобанов и усмехнулся: – Он же заявление подал. По-моему, надо все-таки попробовать… – Что попробовать? – Задержать этих субчиков, если придут. – Значит, засада? – Конечно. Сергей задумался. – Они нас именно на это и толкают… Выходит, это им выгодно… А что выгодно им, невыгодно нам… – Это конечно так, – согласился Лобанов. – Но… допустим, у них ссора произошла? И Семенов избавиться от кого-то хочет? А этот «кто-то» может нам пригодиться. – Возможно. Но располагать засаду в квартире Семенова рискованно, – покачал головой Сергей. – Где он живет? – В том-то и дело – свой домик, – досадливо щелкнул пальцами Лобанов. – На Луговой. Она прямо к лесу подходит. Самый край города. – Гм. Может, две засады тогда? – Может, и две. – Ну вот что, – решительно объявил Сергей. – Вы, Жаткин, за администратором. Через час чтоб была здесь. Двух сотрудников на рынок, к палатке Семенова. Если он вздумает домой ехать, под любым предлогом пусть задержат на час. А мы с тобой, – обратился он к Лобанову, – на Луговую. Сами все там осмотрим и тогда решим как и что. Ясно одно: засаду надо делать. …Через час они вернулись в управление. На обратном пути, еще в машине, в общих чертах обсудили план предстоящей операции. На коленях у Лобанова лежал листок из блокнота с приблизительной схемой расположения дома Семенова и окружающих его домов и улиц. Лобанов водил пальцем по схеме и запальчиво говорил: – Обязательно надо и у него в доме сотрудников посадить. А как же? Иначе он сразу догадается, что мы ему не доверяем, и – черт его знает! – возьмет да предупредит тех. Мы же не знаем их планов? – Близость леса мне не нравится, – заметил Сергей. – Отрежем пути отхода туда. Вот и все. – А путей, по крайней мере, два: так и так, – Сергей провел пальцем по схеме. Уже подъехав к управлению, окончательно договорились, что Лобанов немедленно займется организацией засады на Луговой, а Сергей возьмет на себя разговор с администратором гостиницы. – Это тоже не сахар, – усмехнувшись, предупредил Лобанов. Из кабинета Сергей позвонил Жаткину: – Ну как, Володя? – Товарищ Скляревская у меня, товарищ подполковник, – подчеркнуто официально доложил Жаткин. – Разрешите зайти? Через минуту дверь открылась и Жаткин галантно пропустил вперед высокую полную женщину в черном платье с ниткой белых, под жемчуг, бус на пышной груди, которые еще больше подчеркивали весь ее строгий облик. На странно узком, холодном ее лице выделялись густо-черные брови, и от этого глаза казались окруженными синевой. Пышные темные волосы были зачесаны назад и собраны в тяжелый пучок, открывая высокий чистый лоб. Женщина вошла как-то по-хозяйски уверенно и твердо; с достоинством, даже несколько высокомерно, кивнула вставшему – ей навстречу Сергею. – Присаживайтесь, Галина Александровна, – сказал Сергей как можно любезнее. – И вы тоже, – кивнул он Жаткину. – Я вас слушаю, – требовательно произнесла Скляревская, опускаясь на стул. – Курить у вас, надеюсь, можно? Не дожидаясь ответа, она вынула из большой черной сумки и положила перед собой блестящую от целлофана пеструю коробочку с сигаретами и изящную заграничную зажигалку. – Пожалуйста, пожалуйста, – радушно ответил Сергей, соображая про себя, как лучше начать разговор. Работа уже давно приучила его быстро разбираться в людях. Профессиональное чутье мгновенно подсказывало ему правильную линию поведения. Но бывали, конечно, и ошибки, более или менее значительные, утвердившие правило: никогда не доверять до конца первым впечатлениям о человеке – они порой обманчивы. Первое впечатление о Скляревской было неблагоприятным. Под внешней чопорностью и самоуверенным спокойствием Сергей ощутил в ней что-то настораживающее, что-то неискреннее, но это могло быть и результатом полученных ранее, весьма неопределенных сведений и потому требовало проверки. – Так я вас слушаю, товарищ, – закуривая, холодно произнесла Скляревская. Сергей не спеша закурил вслед за ней и, откинувшись на спинку кресла и как бы давая понять, что разговор будет вполне доверительным и свободным, сказал: – Речь, Галина Александровна, пойдет о неприятном случае в вашей гостинице позавчера. – О кошмарном Случае, – строго поправила его Скляревская и, прижав пальцы к вискам, добавила: – Ах, я вторую ночь не могу уснуть из-за этого. Никакое снотворное не помогает. При упоминании о снотворном Сергей невольно насторожился. – Да, я вас понимаю. Но чтобы уж никакое снотворное не помогало… – Он усмехнулся сочувственно. – Вы что принимаете? – Ах, все подряд, – страдальчески махнула рукой Скляревская. – И невыносимая мигрень весь день. Невыносимая! Она снова прижала пальцы к вискам. – Все-таки помогите нам разобраться в этом деле, – мягко произнес Сергей. – Боже мой, ну конечно! Все, что в моих силах. Спрашивайте, пожалуйста. – Вы видели эту самую Горлину? – Видела. Такая молодая, красивая, со вкусом одета. Боже мой, какое несчастье! Она нервно затянулась сигаретой. – Вы из своего окошечка ее видели? – Конечно. Разве я могу выйти? У нас кошмарная работа. Секунды свободной нет. – Да, да, – сочувственно откликнулся Сергей. – Масса народу, и все ждут, нервничают. – Ах, если бы вы знали, как тяжело отказывать людям! Но гостиница не резиновая, вы понимаете? – Конечно. «Неплохая артистка, – подумал Сергей. – Но и не умна, кажется. Сама же переводит разговор в невыгодное для себя русло. Впрочем, не нарочно ли? Проверим. Она ведь не знает истинную причину смерти». – А что Горлина делала, когда вы ее заметили? – Я не помню точно. Но она была очень грустной и озабоченной. – Может быть, ей уже нездоровилось? – Знаете, – Скляревская оживилась и сделала энергичный жест рукой, словно останавливая Сергея. – Кажется, вы правы. Да, да, ей, наверное, уже нездоровилось. У бедняжки был очень плохой вид. Я сразу заметила. «Так, – удовлетворенно констатировал про себя Сергей. – Больше она уже не упомянет, что гостиница не резиновая. Появился новый аргумент, более достоверный. Да, ты, милая, хитришь. И не очень умно». – Наверное, поэтому вы и решили ее устроить, хотя с номерами было трудно? – как бы восхищаясь ее чуткостью, спросил Сергей. – Ну конечно! Боже мой, я тоже, в конце концов, женщина. Это же кошмар – оказаться больной в чужом городе, одна… Правда, ее привез какой-то знакомый, но тут же бросил, ушел, вместо того чтобы… «Вот, вот, теперь уже можно упомянуть и о нем», – подумал Сергей. – Он сам вас просил о номере? – В таких случаях меня не надо просить, – гордо возразила Скляревская. – 'Он только подал документы, как я уже все поняла и отдала ей последний свободный номер. – Вы очень чуткая и наблюдательная женщина, – улыбнулся Сергей. – Ну что вы! Самая обыкновенная, – снисходительно пожала полными плечами Скляревская, явно, однако, польщенная его комплиментом. – И он не говорил вам, что она больна? – Вы слишком много хотите от мужчин. В большинстве случаев они такие невнимательные. В ее голосе неожиданно прозвучала кокетливая нотка. – Впрочем, – равнодушно заметил Сергей, – это мы узнаем от него самого. Я еще с ним не беседовал. Впервые за время разговора в глазах Скляревской мелькнула настороженность, и она, не удержавшись, воскликнула: – Так вы знаете, кто он такой? Сергей взглянул на часы. – Да, он скоро здесь будет. – И, обернувшись к молча сидевшему в стороне Жаткину, попросил: – Поглядите, кстати. Может быть, он уже пришел? Тот поспешно встал и вышел из кабинета. – Мне даже видеть его неприятно, – враждебно заметила Скляревская, на секунду теряя свой царственно спокойный вид. «Ну, еще бы», – усмехнулся про себя Сергей. – Называется, сослуживец, – с негодованием продолжала между тем Скляревская. – Бросить женщину в таком… – Сослуживец? – невольно вырвалось у Сергея. – Да, он так себя назвал. Якобы случайно встретил ее на вокзале. Бессердечный он человек, а не сослуживец! В этот момент вернулся Жатки ни доложил: – Гражданин здесь, товарищ подполковник. – Что ж, Галина Александровна, – сказал Сергей, вставая. – Я больше не смею вас задерживать. Спасибо и извините, что потревожили. Разрешите, я вас провожу? – Ах, что вы! – кокетливо улыбнулась Скляревская. – Мне неловко вас затруднять… – Какое же тут затруднение? Надо восстановить в ваших глазах репутацию мужчин, – ответно улыбнулся Сергей, краем глаза перехватив удивленный взгляд Жаткина. Они вышли в коридор. Около двери кабинета на длинном диване сидел Семенов, нервно теребя в руках свою пушистую шапку. Лоб и пухлые щеки его блестели от пота. Увидев Сергея, он сделал движение, чтобы подняться. Но тут он заметил Скляревскую и застыл на месте, поспешно отведя глаза, И Сергей отметил это про себя. – Одну минуту, – сухо сказал он Семенову. – Я сейчас вернусь. Скляревская прошла вперед, величественно вскинув голову и старательно не глядя в сторону Семенова. Только по плотно сжатым губам и напряженному, устремленному вперед взгляду можно было догадаться, что встреча эта была ей неприятна. Прощаясь со Скляревской у выхода из управления, Сергей как бы между прочим спросил: – Кстати, вы узнали того гражданина в коридоре? – Я?.. Да я его просто не заметила… «Врешь, милая, – подумал Сергей. – И не очень умело притом. Что ж, тем лучше». Он стал медленно подниматься по лестнице. Дойдя до третьего этажа, Сергей увидел в конце коридора одинокую ссутулившуюся фигуру Семенова на диване и, поколебавшись, решительно повернул назад, вниз по лестнице, туда где находились комнаты отдела уголовного розыска. В накуренном до синевы кабинете Лобанова сотрудники оживленно обсуждали что-то и разом умолкли, повернув голову к двери, когда она без стука распахнулась и вошел Сергей. – А вот и он сам, – удовлетворенно констатировал Лобанов. – Ох, и надымили вы, братцы, – покачал головой Сергей. – Аж глаза ест. Лобанов усмехнулся. – Это мы сами дымимся. Уточняли план операции. – Он сидит там у меня, – Сергей кивнул на дверь. – Кто будет у него в доме? Пойдемте знакомиться. А то уже седьмой час. – Филиппов, ты иди. Жаткин там, – распорядился Лобанов. – Остальные, как условились. – И, обращаясь к Храмову, спросил: – Курево, воду, бутерброды заготовили? – Так точно. – Ну все тогда. Машины у подъезда. Отправляйтесь, хлопцы. Рации только берегите. В случае чего – мигом у вас будем. Вроде ничего не забыли. Так… – Он оглядел сотрудников, потом посмотрел на Сергея: – Разрешите начинать, Сергей Павлович? При посторонних Лобанов всегда обращался к нему строго официально. – Давайте. Все, шумно переговариваясь, вышли в коридор. Сергея охватило знакомое чувство нервного подъема, радостное ощущение братской близости с идущими рядом людьми, которых в этот момент объединяло не только общее задание, общая цель, но и сознание неведомой пока опасности, предстоящего риска, и он на секунду даже позавидовал им. Эх, давно он не ходил в засады! Только час спустя, когда уехал с двумя сотрудниками заметно повеселевший Семенов, Сергей и Лобанов вспомнили, что с утра ничего не ели. – Столовая закрылась, – устало потягиваясь, сказал Лобанов. – Может, в ресторан зайдем? Хотя шуму там… – Сначала в гостиницу, – ответил Сергей. – Домой позвонить надо. Как там мои. – Ну пошли, раз так. Они не спеша оделись: сейчас можно было не спешить. На улице было холодно, люто бушевал ветер. – Все машины разогнал! – прокричал Лобанов. – Придется пешком. На голодный желудок тяжело. – Ничего. А мороз у вас серьезный. – И всегда с ветром, черт его дери, – проворчал Лобанов, погружая лицо в поднятый воротник пальто. К гостинице подошли замерзшие, исхлестанные ледяным ветром. Поднявшись к себе в номер, Сергей заказал по телефону разговор с Москвой. – В течение часа, – предупредила телефонистка. – Придется ждать, – вздохнул Лобанов, располагаясь в глубоком кресле. Но телефон зазвонил почти мгновенно. Сергей поспешно сорвал трубку. – Вот как работаем, – горделиво произнес Лобанов, подняв палец. – Это тебе, брат, не… Однако вместо ожидаемой Москвы в трубке раздался знакомый обрадованный голос Урманского. – Сергей Павлович? Ради бога, извините. Но вы сами просили. Знаете? Я нашел Марину! – Поздравляю, – улыбнулся Сергей. – Как вам это удалось? – Тысяча и одна ночь! Если написать, скажут: «так не бывает». Но главное, – с веселой торжественностью заключил Урманский, – мое счастье теперь в ваших руках. – Это как понять? – По телефону это невозможно понять. Если бы вы разрешили… Я понимаю, это верх нахальства… Но… – Хотите приехать? – Я просто мечтаю приехать и выплеснуться. Мешает только моя природная застенчивость. – Ну валяйте. Правда, мы еще не… Но тут в трубке что-то щелкнуло и ворвался голос телефонистки: – Вы заказывали Москву? – Да, да! – Говорите… Москва, говорите… – И Сергей вдруг узнал далекий голос, кричавший: – Я слушаю!.. Я вас слушаю!.. – Мама! – в свою очередь закричал Сергей, прижимая трубку ко рту. – Мама, ты меня слышишь? – Сережа!.. Ну конечно слышу. Как ты себя чувствуешь? Там у вас не холодно? – Все хорошо, мама. Не холодно. Как вы там, здоровы? – Да, да. Лена в театре. А Витенька… Вот он рвет трубку. – И Сергей услышал звонкий, взволнованный голос сына: – Папа! Папа, я разбил твою чашку! – Он знал Витькину привычку сразу выкладывать все неприятности. – Я полез… – Ладно, сынок, ладно, – улыбнулся Сергей. – Как дела? Витькин голос сразу стал веселым, и он еще звонче закричал: – Папа, я по труду «пять» получил. А ты? Сергей любил говорить сыну, что оба они трудятся и оба получают отметки. – Нет, сынок. Я «пять» по труду пока не получил, – невольно вздохнув, он скосил глаза на Лобанова, который с веселым интересом прислушивался к разговору. – Но постараюсь… Недолго продолжался этот радостный и беспорядочный разговор, когда вмешался голос телефонистки: – Ваше время истекло. Кончайте. И Сергей только успел прокричать: – Маму поцелуй! До свидания! Когда он повесил трубку, Лобанов с упреком сказал: – Хоть бы привет от меня передал Марии Игнатьевне. Но Сергей, словно не слыша его, задумчиво произнес: – Эх, нам бы с тобой «пятерку» за труд получить… Знаешь, – он опустился на диван и закурил, – помню я одного человека. Был такой секретарь райкома у нас, Волохов. Так вот, вызвал он меня, когда я после демобилизации в Москву приехал, и сказал, что райком собирается послать меря на работу в уголовный розыск. «Это, – говорит, – должно стать делом всей вашей жизни, вашей новой профессией». И вот столько лет прошло… И чего только не было… И, по-моему, служим мы с тобой неплохо. А вот легче работать почему-то не становится. – Волохова я знал, – кивнул головой Лобанов. Оба некоторое время молча курили. Потом Сергей сказал: – Я вот иногда думаю, что у нас за работа? Говорят, мы должны карать за совершенное зло… – Карает суд, – покачал головой Лобанов. – Ну, конечно. Но работа наша все-таки выглядит грубой, даже жестокой, что ли. Найти преступника, схватить его. – Гораздо важнее – не дать ему пойти на преступление, – заметил Лобанов. – А что значит «не дать пойти»? Просто помешать? Нет. Тут надо совершить переворот в его душе. Это же все равно что вылечить тяжелобольного. Я тебе так скажу. Я бы нашу работу поставил рядом с работой учителя и врача. – Ишь ты, – улыбнулся Лобанов. – А что? Я же понимаю, чего ты улыбаешься. – Многого нам не хватает, чтобы рядом с учителем и врачом стать. – Согласен. Но я о гуманности профессии говорю. У нас ее только труднее разглядеть. Но она есть, если в корень смотреть. Есть. Лобанов сердито вздохнул. – А я большую разницу вижу в этих самых профессиях. Вот врач. Он всех своих больных должен, не знаю как, жалеть, должен даже, если хочешь, любить, потому – человек перед ним, больной, страдающий. А я всех наших «больных» любить не могу. И чем тяжелее наш «больной», тем я его больше ненавижу. Я сейчас думаю, к примеру, как мне этого подлеца Семенова разоблачить, а не «вылечить», как мне его, бандита, скорее за решетку спровадить. – Ну, а потом? – усмехнулся Сергей. – Что «потом»? – Ну, спровадил. А потом? – А-а. Потом, конечно, лечить его придется, – хмуро согласился Лобанов. – Никуда тут не денешься. – Вот видишь. Придется, значит, лечить. Даже Семенова. Ну, а других, кого он, допустим, с пути сбил, запутал или запугал? Что, мы не видели с тобой таких? Лобанов задумчиво подтвердил: – Видели… Много таких видели… И все это верно, что ты говоришь. Но сейчас у меня гвоздем сидит в голове Семенов. Как его заставить говорить, как узнать, что он придумал? – Как-то там наши ребята сейчас в засаде, – сказал Сергей. ' В дверь постучали. – Войдите! В маленькой прихожей, заполняя ее всю, появилась высокая фигура Урманского, как обычно, в пушистой шапке с опущенными ушами и со знакомой тоненькой папкой в руке. – Сергей Павлович, я понимаю всю бестактность моего вторжения! – Он поднял вверх руки и на секунду стал похож на дрессированного медведя. – Раздевайтесь, – кивнул ему Сергей, – и спустимся в ресторан. Мы умираем голодной смертью. – Этого я себе никогда не прощу! – принимая его шутливый тон, воскликнул Урманский. – Хотя на меня будут молиться все жулики города. В ресторане гремел оркестр, между столиками кружились раскрасневшиеся пары, сновали с подносами официанты. Сергей, Лобанов и Урманский, оглушенные, остановились в дверях, оглядываясь по сторонам в поисках свободного столика. Изящно лавируя среди танцующих, к ним приблизился худощавый, в черной визитке седой метрдотель. – Желаете поужинать? – Хотя бы, – усмехнулся Лобанов. Метрдотель понимающе кивнул. – У нас сегодня свободен банкетный зал. Не желаете столик там? – Отлично. – И Лобанов горделиво покосился на Сергея. «Вот как у нас обслуживают, видал?» – говорил его взгляд. Через минуту они уже сидели в небольшом пустом зале за единственным накрытым столом. Музыка сюда почти не доносилась, было прохладно и тихо. Когда утолили первый голод, почти мгновенно проглотив всю закуску, которую заказал Лобанов, Сергей закурил и спросил Урманского: – Ну, так как вы нашли Марину? – Просто не поверите, – с воодушевлением начал тот. – Помните, я вам говорил о Федорове, о котором собирался писать очерк? Ну, герой войны? – Помню, помню. – Так вот. Я, знаете, видел скромных людей, сам скромный, – Урманский приложил руку к груди, – но такого… Из него слова не вытянешь. Ну, просто не желает говорить, и кончено! Странно даже. – Может, вы ошиблись и никаких особых подвигов он не совершал? – спросил Лобанов. – Однофамилец, например, того героя. – Что вы! У него одиннадцать боевых орденов, два ордена Ленина! И потом я старую газету раскопал. «Красную звезду». Там о нем пишут. Да как! Правда, со слов его товарищей, сам он, видно, и тогда молчал. Но я же не могу сейчас тех людей найти! А очерк о герое нужен – во! – он провел рукой по горлу. – У меня задание главного редактора! И материал золотой, я же нутром чую. Словом, сегодня решил: дай, думаю, еще раз зайду. Может, он, пока я в Москву летал, одумался, понял меня правильно. Я же прямо наизнанку выворачивался, когда его убеждал. Я за эти дни Цицероном стал. Я на такую принципиальную высоту вопрос поднял… Если бы за мной записывали, то лучшего материала в отдел пропаганды и политвоспитательной работы не надо было бы. Ну так вот. Пошел, значит. И чем ближе подхожу, тем, знаете, больше растет во мне такое ощущение – зря иду! Честное слово, я чуть назад не повернул, когда к его дому подошел. Что было, если бы я повернул назад! – Урманский с комичным отчаянием схватился за голову. – А что было бы? – с интересом спросил Лобанов. – Вот слушайте. Захожу я в дом. Квартира на первом этаже. Звоню. Знаю: жена его на работе, а он в это время дома. Он, вообще, на пенсии. Вдруг слышу: топ, топ, топ… Женские какие-то шаги, легкие такие. Открывается дверь и… Ну, вы никогда не поверите! Марина! Я, знаете, остолбенел от неожиданности! – Да-а, вот это встреча, – удивленно покачал головой Сергей. – Действительно не придумаешь. – Именно! – азартно подхватил Урманский. – Ну, в общем, захожу. Старик дома. Сажают меня за стол, угощают чаем. – Постойте. Так, значит, он ее дядя? – Выходит, дядя. Называет она его на «вы», по имени и отчеству. И еще, знаете, до того Она меня испугалась, передать не могу. Немного, правда, успокоилась, когда узнала, зачем я пришел. – Странно. – Очень даже! Вроде меня девушки еще не пугались. – А .дальше что было? – вмешался Лобанов – Ну, попили чай. Старик, между прочим, на нее прямо не надышится. Даже разговорчивее стал. Вроде как оттаял. Потом я приглашаю Марину погулять, показать город, в театр сходить. Ни за что! Уж и Федоров ее уговаривает. Не хочет, и кончено! И вижу, что боится. Ну, я ей говорю: «Хотите втроем пойдем. С Сергеем Павловичем. Это же солидный человек», – Урманский весело подмигнул. – Такую рекламу вам выдал, куда там! В Министерстве, говорю, внутренних дел в Москве работает. Полковник. – Ну, положим, подполковник. – Какое это имеет значение! Я чуть «генерал» не сказал. Так вы знаете? Она, по-моему, еще больше испугалась. Ну, может, мне это и показалось. Но Федоров вами заинтересовался. Расспрашивать стал. В общем, теперь вся надежда на вас, Сергей Павлович, – неожиданно заключил Урманский. – Это вы здорово повернули, – засмеялся Лобанов. – Он мастер по сердечным делам. Все уладит. Сергей смущенно усмехнулся: – При чем же все-таки тут я, не понимаю? – Как так «при чем»? – воскликнул Урманский. – Да если мы вместе туда поедем… это же все разом решит! – Ну знаете. Мне только этого не хватало! – Сергей Павлович! Ну что вам стоит? Любой вечер. Не отрывайтесь от народа, Сергей Павлович! Они еще некоторое время шутливо спорили между собой. Ужин незаметно подошел к концу. Когда Сергей поднялся к себе в номер, было около одиннадцати часов вечера. Радио передавало из Москвы последние известия. За окном бесновался ветер. «Как-то там ребята? – в который раз уже за этот вечер подумал Сергей, – В такую-то ночь…» Он прошелся из угла в угол по комнате, не зная, чем заняться. Потом сел к лампе, достал из портфеля начатую еще в Москве книгу, но через минуту отложил в сторону. Мысли скакали с одного на другое, и смысл прочитанного не доходил до сознания. То он думал о Семенове, о его загадочном приходе, о полученном им письме и сразу начинал думать о сотрудниках, находящихся сейчас в засаде; то вспоминал рассказ Урманского и начинал думать о Марине, о том, как она странно ведет себя, о Федорове, но мысли снова перескакивали на засаду в доме Семенова… Сергей, откинувшись на спинку дивана, курил одну сигарету за другой, устремив нахмуренный взгляд куда-то в пространство, потом вскочил и стал расхаживать по комнате. Наконец решил, что надо ложиться спать, и начал было раздеваться, когда зазвонил телефон. – Сергей? Он сразу узнал Лобанова. – Я. Ты чего? – Ну, как ты там? – Вот спать ложусь. – Я тоже собрался. Слышишь, как воет? – Слышу. Сергей чувствовал, что Лобанов тоже нервничает, и ему почему-то стало легче. Не он один все-таки. . – Дежурный звонил? – Звонил. – Ну? – Последний сеанс час назад был. Мерзнут ребята. А так все тихо. Знаешь, у меня такое ощущение, что засаду мы на самих себя устроили. Честное слово. Ведь наверняка этот гад что-то придумал. – Возможно. Остается только ждать, – вздохнул Сергей. – Эх, подскочить бы сейчас к ним… – Да… Только нельзя. – Вот именно. – Еще дежурному звонить будешь? – Через час. – Ну, и мне тогда. – Ты спи давай. – Тут с вами заснешь. – Завтра в форме надо быть, – наставительно сказал Лобанов. – Тебе, между прочим, тоже. – Ну, раз так, давай спать. Если что – разбудят. – Давай. Сергей раздраженно повесил трубку. Черт знает что! Как будто первый раз отправил людей в засаду. «Вот сейчас ты ляжешь и уснешь», – мстительно сказал он самому себе и стал поспешно раздеваться. Потом погасил лампочку у кровати, нырнул в холодные простыни и, натянув одеяло на голову, закрыл глаза. И не заметил, как уснул. Засада у Семенова ничего не дала: к нему никто не пришел. Тут же было решено оставить ее и на следующую ночь. Но утром… Лобанов зашел к Сергею и с ехидцей спросил: – Ты, кажется, говорил, что тебе кое-что неясно в поведении Горлиной? – Ну говорил, – насторожился Сергей, предчувствуя новые неприятности. – Например. Почему она телеграфировала Ивановой, что приедет к ней, а сама приехала сюда? – Именно. Хотя ее сюда вызвали письмом. И она… – Письмом? – запальчиво перебил его Лобанов, не в силах больше интриговать друга. – Так вот. Получен акт экспертизы трех текстов – письма к Горлиной, бланка с ее телеграммой Ивановой и листка, который Горлина заполнила в гостинице. Это я уже потом добавил. – И что? – А то, что все три текста написаны одной рукой! Все три! Сама себе, выходит, письмо написала? И какое! – Да-а, – ошеломленно протянул Сергей. – Вот это задача… – И в ней, чем дальше, тем все больше неизвестных. Я лично ничего уже не понимаю. – Я тоже. А потом, между прочим, будем удивляться: как все, оказывается, просто. – До этого «потом» еще дожить надо. – Я, например, рассчитываю, – угрюмо ответил Сергей. Но на расстроенном лице Лобанова уже появилась усмешка. Жизнерадостный его характер брал верх над любыми неприятностями. – Ладно, – объявил он. – Один древний мудрец сказал: пока живу – надеюсь. – Старик был оптимистом. – Вот, вот. Я эти слова здорово запомнил. Со школы еще. И тебе советую. Эх, какая у нас историчка Вера Григорьевна была! Теперь таких нет. – И совсем бодро заключил: – В общем, давай вкалывать. Дел у нас с тобой хватает. За Семеновым, который, как обычно, открыл утром свою палатку, наблюдали неотступно. Но ничего подозрительного замечено не было. Одновременно продолжали искать Сеньку. Но поиски оказались безрезультатными, хотя сотрудники уголовного розыска обшарили, казалось, весь город. Сенька был очень нужен: украденные им паспорта и неизвестно откуда взявшийся гашиш могли вывести сразу на Семенова. Никаких новых сообщений из Москвы по делу Горлиной и из Волгограда об исчезнувшей Ивановой пока не поступало, как и из других городов, куда были направлены ориентировки. Словом, день прошел хлопотливо. Когда стемнело, группа сотрудников снова уехала на Луговую. И снова невыносимо тягуче потянулся вечер. На этот раз Сергей поехал к Лобанову. Там и поужинали. Они словно боялись отойти от телефона. Но тот молчал, загадочно и угрожающе – так им, по крайней мере, казалось. Но среди ночи телефон зазвонил. Сергей вскочил с постели и в одних трусах, босиком кинулся к нему. Звонил дежурный по управлению. – Товарищ подполковник, вернулась засада с Луговой. Задержали кого-то. Майор Лобанов уже выехал. За вами машина будет через пять минут. Бросив трубку, Сергей стал лихорадочно одеваться. Когда он вышел из подъезда, у тротуара стояла залепленная снегом машина. На улице бушевала вьюга. Ехали медленно. В свистящем снежном круговороте свет фар тонул, как в вате. В кабинете Лобанова собралась вся оперативная группа. Уставшие, замерзшие, но возбужденные, люди, перебивая друг друга, рассказывали о происшедшем. Сергею бросилось в глаза выражение лица Лобанова, слушавшего своих сотрудников. В нем было столько искренней зависти и жадного интереса, что Сергей невольно улыбнулся. Оказывается, человек подкрался к дому Семенова незамеченным. Его увидели, когда он уже был на крыльце, у самой двери, и силуэт его вдруг четко обозначился на белой стене. Из засады выскочили мгновенно. Человек был задержан еще до того, как постучал в дверь. Семенов так и не узнал о его приходе. И задержали, его вполне квалифицированно: тихо и быстро, хотя парень оказался здоровый и горячий. Оружия при нем не было, и выбросить ничего он не успел. И еще, он был один, вот что странно. В окнах уже посерело, когда Лобанов наконец сказал: – Ну, все ясно, братцы. А сейчас по домам Отсыпайтесь. Утром начнем первый допрос. Но утро принесло новую неожиданность. Сообщение из Москвы гласило: «Фотография убитой Горлиной сослуживцами не опознана. Срочно направьте на экспертизу ее паспорт». Через час научно-технический отдел дал заключение-фотография на паспорте заменена, сам паспорт подлинный. Итак, убитая оказалась не Горлиной. |
||
|