"Эволюционная идея в биологии. Исторический обзор эволюционных учений XIX века." - читать интересную книгу автора (Филипченко Ю.А.)

новиться там, где прекращается ясное единство типа, независи-мое от цели и приспособления». В последнем,конечно, нельзя не видеть до известной степени дань тому времени, когда многие, как мы видели выше, пытались соединить признание эволюции в ограниченной степени с теорией типов в духе Кювье и Бэра.
В более подробном очерке 1844 г. Дарвин снова подтверждает, что «согласно этой теории все до сих пор известные организмы являются потомками, вероятно, менее, чем десяти исходных форм» — по числу типов животного царства и главных отделов растительного. Наконец, в «Происхождении видов» повторяется та же мысль («Я полагаю, что животные происходят самое большее от четырех или пяти родоначальных форм, а растения — от такого же или еще меньшего числа»), но к этому делается новое чрезвычайно существенное дополнение. «На основании начала естественного отбора, сопровождаемого расхождением при-знаков, не представляется невероятным, чтобы от какой-нибудь низкоорганизованной и промежуточной формы могли развиться как животные, так и растения, а если мы допустим это, мы должны допустить, что и все органические существа, когда-либо жившие на Земле, могут происходить от одной первобытной формы. Но этот вывод опирается главным образом на аналогию, и несущественно, будет ли он принят или нет».
Возвращаясь к принципу расхождения признаков, мы не мо-жем не признать в нем слабейшую часть всей теории, так мас-терски развитой Дарвином в его «Происхождении видов». Он должен был прибегнуть для обоснования этого начала к совер-шенно отвлеченным, чисто спекулятивным соображениям, не подкрепленным какими-либо реальными фактами. Дело, однако, не только в этом, ибо и принцип естественного подбора иллюстрировался им, как мы видели выше, воображаемыми примерами. Однако против последних трудно привести какие-либо возражения по существу, а против начала расхождения признаков в качестве объяснения происхождения высших систематических единиц это сделать легко. Подробнее мы остановимся на этом дальше, при разборе некоторых критиков теории Дарвина; здесь же отметим, лишь, что такова личная точка зрения автора этой книги, расходящаяся с мнением большинства сторонников эволюционной теории. Последние видят обыкновенно и в начале расхождения признаков чрезвычайно ценную часть теории, не уступающую учению о борьбе за существование и о естественном отборе. Кто прав в этом отношении, будет видно из дальнейшего.
5
В числе основных пунктов теории Дарвина мы поместили выше наследственность, которой до сих пор почти не касались. И действительно, это наименее разработанный пункт его теории, который в силу этого почти не фигурирует в «Происхождении
53

видов». Зато в своей более поздней книге «Изменения живот-ных и растений в состоянии приручения» Дарвин уделяет ему много места, посвящая вопросам наследственности целый ряд глав (XII—XIX, XXVII).
В последних собран с удивительной тщательностью и полнотой, столь характерными для работы Дарвина, весь тот фактический материал по наследственности, который был известен в то время. Дарвин останавливается прежде всего на широком распространении этого явления, затем переходит к случаям реверсии, или атавизма, т. е. появления новых признаков в результате скрещивания, объясняя это скрытым состоянием соответствующих особенностей, рассматривает явления преимущественной передачи признаков, наследственности, ограниченной полом и в соответствующие периоды жизни, и, наконец, подробно разбирает все данные о скрещивании и о плодовитости гибридов. За всем тем ясно чувствуется, что все это голый фактический материал, не освещенный ни для автора, ни для читателя какой-нибудь общей идеей или широким обобщением, каким для нас являются теперь законы Менделя.
Напомним, что последние были открыты Менделем как раз в это время, и его классическая работа о растительных гибридах появилась в 1865 г., за три года до выхода «Изменений живот-ных и растений в состоянии приручения». И, однако, для Дар-вина это выдающееся исследование осталось столь же неизвест-ным, как и для его современников — оно пролежало под спудом 35 лет и стало широким достоянием науки лишь в 1900 г.
Нельзя не отметить, что в нескольких местах своей книги Дарвин определенно описывает случаи типичнейшего моногиб-ридного расщепления по Менделю у львиного зева, мышей, кроликов и т. д., приводя даже характерные для этого цифры, но при этом он совершенно не отдает себе отчета, что имеет дело с чрезвычайно важной закономерностью.
Невольно является вопрос — что было бы, если бы Дарвин в свое время познакомился с открытием Менделя и оценил все его значение. Как выиграла бы от этого его теория и как рас-ширился бы его собственный кругозор! Однако судьбе угодно было поступить иначе, и этого не случилось. Благодаря этому мы находим в книге Дарвина лишь такое резюме о «законах наследственности»: «Во-первых, всякий признак, как новый, так и старый, имеет стремление передаваться семенами или почко-вым размножением, хотя передаче этой часто препятствуют из-вестные и неизвестные нам причины. Во-вторых, реверсия, или атавизм, который зависит от того, что передача и развитие суть две различные силы, проявляется различным образом и в раз-личной степени как при семенном, так и при почковом размно-жении. В-третьих, преимущественная передача может ограни-чиваться только одним полом или быть свойственной обоим полам преобладающей формы. В-четвертых, передача, если она
54

ограничивается полом, то тем, у которого впервые появился наследственный признак. В-пятых, признаки наследуются в со-ответствующие периоды жизни, причем замечается некоторое стремление к более раннему появлению их у потомков, чем у родителей».
Едва ли нужно говорить, что все это отнюдь не «законы», а простое обобщение известных наблюдений, из которого трудно даже сделать какие-либо выводы более широкого характера. Нет, к сожалению, Дарвин не знал совсем истинных законов наследственности, уже открытых в его время Менделем.
Более подробный разбор вопроса о наследственности вообще не входит в задачу настоящей книги, и мы можем касаться его лишь в самых общих чертах. Поэтому мы не будем останавливаться здесь на спекулятивной теории наследственности, предложенной Дарвином в его «Изменениях животных и растений» под именем «временной гипотезы пангенезиса» 2.
Для нас важно только отметить, что в этой гипотезе Дарвин стоит на точке зрения наследственности не только прирожден-ных, но и приобретенных в течение жизни свойств. «Множество вновь приобретенных особенностей, — говорит он, — полезных или вредных, существенно важных или ничтожных, часто и удивительно точно передается потомству — даже тогда, когда эти особенности принадлежат только одному из родителей. В общем итоге можно сказать, что наследственность — правило, ненаследственность — исключение».
Этой идеи Дарвин касается, однако, вскользь, не останавли-ваясь на ней более подробно (что было приблизительно в то же время сделано Геккелем), ибо она ни у него, ни у его совре-менников или предшественников не возбуждала особенных со-мнений. Подобно тому, как формулировал эту точку зрения в свое время Ламарк, большинство не видело ничего странного в том, что «все, что природа заставила особей приобрести или утратить под влиянием внешних обстоятельств, она сохраняет в новых особях, происходящих от прежних». Сомнения в спра-ведливости подобной точки зрения появились, как мы увидим, значительно позже — приблизительно в то время, когда сам Дарвин уже сошел в "могилу.
Мы знаем в настоящее время, что источником образования новых форм нередко является скрещивание, причем получающиеся в результате последнего новые «комбинации», как их теперь называют, могут закрепляться или утрачиваться в результате подбора. Первоначально и Дарвин допускал в полной мере эту возможность, и в его очерке 1844 г. специальный параграф посвящен вопросу о скрещивании рас, причем он приходит к заключению, что скрещивание, наряду с прямым влиянием вне-
2 См. о ней и о других спекулятивных теориях наследственности I главу моей книги «Наследственность», 3-е изд. М., Госиздат, 1926.— Прим. Ю. Ф.
55

шних условий, а также одомашниванием и подбором, является несомненным источником образования новых пород. Однако позже — 'под влиянием его опытов с голубями, по предположению Фрэнсиса Дарвина, — его взгляды на этот счет изменились. В «Изменениях животных и растений» он относится к этому вопросу более осторожно и считает, что «степень изменчивости наших домашних пород вследствие скрещивания, вероятно, преувеличена некоторыми авторами». При этом и здесь оказало свое неблагоприятное влияние незнакомство Дарвина с истинными законами наследственной передачи и скрещивания.
Разобранными нами пунктами исчерпывается та часть тео-рии Дарвина, которая изложена им в его двух главных трудах — «Происхождение видов» и «Изменения животных и растений в состоянии приручения». Однако выше уже упоминалось, что в 1871 г. Дарвин выпустил новую книгу «Происхождение человека и половой подбор», и на изложенных в ней взглядах следует остановиться отдельно.
Происхождение человека не может составлять исключения среди происхождения всех других живых существ, — это ясно, конечно, и без длинных пояснений, и мы видим уже, с какой легкостью Ламарк распространил свою теорию на эволюцию человеческого рода. Однако Дарвин 'первоначально был осто-рожнее и в «Происхождении видов» ограничился на этот счет единственной фразой: «Новый свет будет пролит на происхож-дение человека и его историю». Тем не менее он должен был высказаться по этому вопросу с большей определенностью, так как ряд других сторонников эволюционной теории, как Гексли, Фохт, Бюхнер, Геккель и другие, выступили в защиту естественного происхождения человека самым решительным образом.
Первая часть появившегося в 1871 г. труда Дарвина и по-священа рассмотрению этого вопроса. Разобрав все известные в то время факты, он приходит к заключению, что и человек подобно всем другим организмам мог произойти лишь чисто естественным, эволюционным путем. Вот как представляет себе Дарвин генеалогию человека: «Человек произошел от млекопи-тающего, покрытого волосами и снабженного хвостом, кото-рое, по всей вероятности, жило на деревьях и было обитателем Старого Света. Натуралист, которому пришлось бы исследовать строение этого существа, без всякого сомнения отнес бы его к четвероруким... Четверорукие и все высшие млекопитающие произошли, вероятно, от древнего сумчатого животного, а последнее через длинный ряд видоизмененных форм — от какого-нибудь животного вроде земноводного; это же в свою очередь от рыбообразного существа». «Таким образом, — говорит он в другом месте, — мы дали человеку чрезвычайно длинную родословную, но, нам могут сказать, не слишком благородного свойства. Не раз было говорено, что Земля как будто долго готовилась к принятию человека, и в одном отношении это строго
56

справедливо, потому что человек обязан своим существованием длинному ряду предков. Если бы не существовало какого-либо из звеньев этой цепи, человек не был бы совершенно тем, кем он есть. Если мы не станем добровольно закрывать глаза, то и с теперешними нашими знаниями нам можно будет приблизительно узнать наших прародителей. Стыдиться их, право, нечего. Самый простейший организм все же несравненно сложнее неорганической пыли под нашими ногами, и неизвращенный ум не может изучать какое бы то ни было живое существо, даже самое низшее, без удивления перед его чудесным строением и свойствами».
Однако центр тяжести «Происхождения человека» лежит отнюдь не в этом вопросе, а в чрезвычайно подробно изложен-ной в этой книге теории полового подбора, составляющей совершенно особую и самостоятельную часть учения Дарвина.
Заметим, что представление о половом подборе появилось у Дарвина, вероятно, почти одновременно с мыслью о естест-венном подборе. По крайней мере в очерке 1844 г. мы находим ряд соображений о том, что борьба самцов за самок являлась, вероятно, дополнительным фактором к процессу естественного подбора при выработке некоторых особенностей высших орга-низмов. В «Происхождении видов» принцип полового подбора сформулирован вполне ясно. «Эта форма отбора, — говорит Дарвин, — определяется не борьбой за существование по отношению к другим существам или внешним условиям, но борьбой между особями одного пола, преимущественно самцами, за обладание особями другого пола. Мне кажется, что в тех случаях, когда самцы и самки какого-нибудь животного при одинаковом образе жизни отличаются по строению, цвету или особыми украшениями, эти различия главным образом были вызваны половым отбором, т. е. в ряде поколений отдельные самцы обладали некоторыми незначительными преимуществами перед остальными,— в способе ли вооружения, средствах защиты или в особых привлекательных чертах, и передали их только своим потомкам мужского пола». Однако эта теория полового отбора не играет в «Происхождении видов» сколько-нибудь заметной роли, а в «Происхождении человека» она разработана чрезвычайно под-робно на примерах самых различных представителей животного царства.
Речь идет при этом о возникновении так называемых вторич-ных половых признаков, т. е. таких, которые, будучи развиты неодинаково у обоих полов и легко различимы друг от друга, не стоят в непосредственной связи с рождением детенышей. Сюда относятся органы борьбы или защиты и нападения у многих самцов, как рога оленей, грива льва, сильные клыки самцов многих млекопитающих, шпоры у самцов некоторых птиц, более крупные размеры самцов у целого ряда форм и т. д. Другую группу подобных образований представляют специальные органы и раз-
57

личные особенности самцов для возбуждения и привлечения самок; таковы более яркая окраска, различные придатки, способность к пению среди птиц и т. п.
Все эти особенности развились у самцов благодаря полово-му отбору, т. е. в силу того, что более сильные и лучше воору-женные или наиболее привлекавшие самок самцы оставляли потомство и передавали свои особенности лишь представителям того же пола. Для выяснения всех деталей этого процесса Дарвин привлекает в своей книге целый ряд различных явлений, как численное соотношение полов, наклонность самцов к полигамии и их якобы большую изменчивость, наследование в соответствующие периоды жизни и ограниченное полом и т. д. За этим следует подробнейший обзор вторичных половых признаков в низших классах животного царства, у насекомых, низших позвоночных, птиц, млекопитающих и, наконец, у человека.
Что касается последнего, то, по мнению Дарвина, больший рост, сила, смелость, воинственность, энергия и изобретатель-ность мужчин обязаны своим происхождением половому подбору, подобно всем органам борьбы и защиты у самцов. Мужская борода была, вероятно, приобретена нашими обезьяноподобными родоначальниками в качестве украшения, чтобы привлекать и пленять особей женского пола. Подобным же образом наши женские родоначальницы выработали в себе отсутствие волосяного покрова на теле, как украшение, но этот признак передался от них почему-то обоим полам.
Несмотря на то, что теория полового подбора разработана отнюдь не меньше, чем все другие отделы учения Дарвина, она не встретила особенного сочувствия, и, напротив, вызвала ряд возражений. Подробный обзор последних не входит в нашу задачу, и мы обращаем внимание читателя, интересующегося этим вопросом, на прекрасную сводку всех высказанных по этому поводу мнений, в цитированной выше книге Плате [54].
В общем все эти возражения направлены главным образом против происхождения этим путем органов возбуждения и при-влечения самок; что же касается органов защиты и нападения у самцов, то их возникновение в результате описанного Дарви-ном полового подбора, не вызывает у большинства особенных сомнений. Что же касается так называемых органов привлечения, то такое объяснение их происхождения едва ли может быть принято уже в силу того, что у очень многих форм самый факт выбора самками самцов более чем сомнителен; между тем подобные органы имеются и у них. К тому же нередко самцов бывает не только не больше, но даже меньше, чем самок; между тем и в этих случаях у них развиваются определенные вторичные половые особенности.
Все эти соображения заставляют признать, что происхожде-ние вторичных половых признаков является и при наличии тео-рии полового подбора все еще крайне темной и запутанной об-
58

ластью. Даже столь последовательный дарвинист, как Плате, должен был признать, что к этой области явлений едва ли при-менимо какое-либо одно объяснение; ее можно объяснить лишь совокупным действием ряда различных факторов. Впрочем, учение о половом подборе есть не более, как одна из частностей, притом менее важных и характерных в обширной теории Дарвина, и его успех или неуспех не имеет большого значения для последней, взятой в целом.
Если в заключение мы взглянем на теорию Дарвина именно с этой точки зрения, то нельзя не признать в ней одного из величайших завоеваний науки вообще и самого крупного до-стижения в области биологических наук за весь XIX век в част-ности. Это видно уже по одному тому, что она произвела гро-мадный переворот не в одной только биологии, а отразилась чрезвычайно сильно и на других дисциплинах, как психология, социология, языкознание и ряд других.
В свое время эта теория вызвала ряд самых различных воз-ражений, с которыми мы познакомимся подробнее дальше, и некоторые из них трудно не признать справедливыми. Однако из всех этих испытаний она вышла с честью и ряд ее положе-ний, а главное — общий дух остается одним из основных поло-жений современной науки.
Пусть некоторые частности в теории Дарвина, с нашей современной точки зрения, не совсем правильны, пусть в ней вопрос об эволюции организмов разрешен не полностью, а только частично (в чем, в частности, не сомневается и автор этих строк), но все же мы должны по справедливости гордиться ею, как одним из выдающихся произведений человеческой мысли!

Глава четвертая СПУТНИКИ ДАРВИНА
А. Р. Уоллес.— Его отношение к теории полового подбора и прямому влиянию окружающей среды.— Взгляд па происхождение человека.— Уоллес как первый неодарвинист.— Э. Геккель.— Его отношение к основам эволюционной теории.— Гипотеза произвольного зарождения.—¦ Филогения и биогенетический закон.— Монистическая философия.— Г. Спенсер.— Эволюционная философия.— Уравновешивание прямое и косвенное.— Недостаточность естественного подбора.— Спенсер как первый неоламаркист.