"Эволюционная идея в биологии. Исторический обзор эволюционных учений XIX века." - читать интересную книгу автора (Филипченко Ю.А.)
Под именем натурфилософии понимают, как известно, целое направление научной мысли на рубеже XVIII и XIX столетий, стремившееся свести всю природу, включая и духовные прояв-ления ее, на общие элементы. Природа и дух, по мнению пред-ставителей этого направления, идентичны, являясь противопо-ложными полюсами единого абсолюта. Кроме того, всем натур-философским системам свойствен совершенно особенный эле-мент— именно идея развития, что и делает их далеко небезраз-личными для интересующего нас специально вопроса об эволю-ционной идее в биологии. И действительно, большинство немецких натурфилософов так или иначе откликаются на этот вопрос и относятся очень сочувственно к идее эволюции организмов, облекая, впрочем, свои рассуждения об этом в довольно запутанную и туманную форму. Мы остановимся здесь только на наиболее видном и типичном представителе немецкой натурфилософии, имя которого Геккель также ставил рядом с именем Ламарка, именно на Окене.
Лоренц Окен (1779—1851) был профессором в Иене и изда-вал в течение 30 лет журнал «Isis». Им написано много книг и специальных научных работ, среди которых для нас особенно интересен «Учебник натурфилософии» в трех частях, вышедший в 1809—1811 гг. [51]. Остановимся вкратце на его содержании, что лучше всего поможет нам выяснить и сущность натурфилософского мышления и специально отношение Окена к идее эволюции.
Что же такое, по Окену, прежде всего натурфилософия? Это — наука о вечном превращении Бога в мир, иначе говоря, история развития мира, или космогония. Она делится на три части: 1) матезис, или учение о целом, где рассматриваются
19
такие понятия, как ничто, Бог, эфир; 2) ОНТОЛОГИЯ, или учение об отдельном, посвященная выяснению возникновения небесных тел, элементов и земных формаций; 3) пневматология и учение о целом в отдельном. В последней части рассматривается возникновение органического, или органогения, и различные проявления его — фитософия и зоософия.
Для вопроса об эволюции интересна лишь органогения Оке-на. Сущность ее заключается в следующем. Основной материей органического мира является углерод (§ 837). Смешиваясь с водой и воздухом, он дает слизь (§ 838). Все органическое произошло из слизи и есть не что иное, как различно образованная слизь (§ 840). «Первичная слизь, из которой создано все органическое, есть морская слизь» (§ 841). «Вся жизнь происходит из моря, а отнюдь не с суши» (§ 848). «Все высшие органические формы произошли из моря» (§ 855); «человек — тоже его дитя» (§ 856).
Как же можно, однако, представить себе превращение этой первичной слизи в различные организмы? На это мы находим у Окена такой ответ. «Первичная слизь состоит из бесконечного множества точек или пузырьков» (§ 915, 922). «Слизистый пер-вичный пузырек называется инфузорией» (§ 923). «Раз основная органическая масса состоит из инфузорий, то весь органиче-ский мир должен был развиться из инфузорий, так что растения и животные являются лишь метаморфозами инфузорий» (§ 928). «Ни один организм не создан, а развился» (§ 949); «человек тоже не создан, а развился» (§ 950).
Мы нарочно изложили учение Окена почти его собственными словами в виде тех сжатых положений, которые так характерны для стиля его книги. Нечего и говорить, что всё это — голая область отвлеченных понятий, своего рода игра известными абстракциями, имеющими весьма отдаленное отношение к действительности. Хотя Окен сам был известным натуралистом и, конечно, должен был связывать с понятием инфузории совершенно реальное представление, но из этого отнюдь не значит, что те инфузории, от которых он производит все организмы, являются действительными инфузориями. Скорее можно допустить как раз обратное, тем более что и Окен говорит про них так: «Инфузория есть гальванический пункт, гальванический пузырек, гальванический столб или цепь» (§ 925). Видно, что для него инфузория — чисто отвлеченное понятие, и вообще, говоря об «органогении», т. е. об эволюции, он имеет в виду скорее развитие в области понятий, чем настоящее историческое развитие.
Несомненно, и натурфилософия сыграла известную роль в развитии человеческой мысли, но все же между Океаном и Ламар-ком в смысле их влияния на развитие эволюционной идеи в биологии лежит целая пропасть, как видно достаточно ясно из всего изложенного.
20
* * *
Впрочем, у некоторых более умеренных представителей не-мецкой натурфилософии мысль об эволюции имела уже гораздо более реальную и конкретную форму. Особенно выделяется в этом отношении Готтфрид Рейнгольд Тревиранус, автор двух больших произведений «Биология, или философия живой природы» [65] и «Явления и законы органической жизни» [66].
«Можно представить себе, — говорит он во втором из этих трудов, — общую исходную форму, из которой развились все живые существа. Это развитие происходило не в одном, а в не-скольких, даже очень многих направлениях. От каждого такого направления опять исходили новые линии развития по другим сторонам, и так возникло своего рода древовидное разветвле-ние». Здесь мы имеем дело с идеей, лежащей в основе нашего современного представления о ходе эволюции, причем она вы-ражена уже в гораздо более ясной и несомненной форме, чем в чисто спекулятивных построениях Окена.
Согласно воззрениям Тревирануса, на Земле появились сна-чала низшие формы •— зоофиты первобытного мира, а из них путем постепенного изменения произошли все организмы выс-ших классов. Причину этой эволюции живых существ он видит главным образом во влиянии внешних условий.
Однако и у Тревирануса эти положительные, с нашей совре-менной точки зрения, данные переплетаются с чисто натурфилософскими понятиями — о единстве всех организмов, о жизненности Вселенной и т. п., т. е. и он является по своему общему мировоззрению типичным натурфилософом лишь более умеренного толка.
Понятно, что среди натуралистов того времени натурфилософия с ее туманными построениями и витанием в области чисто отвлеченных понятий не могла иметь особенного успеха. И действительно, наиболее крупные биологи того времени, вроде Кювье, Бэра и других, не могли не относиться к этому направлению довольно отрицательно. Включение в состав своего символа веры многими натурфилософами эволюционной идеи, трактуемой притом в чисто отвлеченной и часто не вполне ясной для них самих форме, не могло пойти особенно на пользу делу рас-пространения последней. Напротив, крайняя туманность всех воззрений, хотя бы Окена на его «органогению», заставляла многих вообще видеть в идее эволюции организмов нечто совершенно чуждое задачам и целям истинной положительной науки. Благодаря этому мы должны, конечно, говоря о Ламарке и его современниках, упомянуть о воззрениях натурфилософов, как упоминали и об Эразме Дарвине, но должны еще раз реши-тельно отметить, что все эти величины, безусловно, несравнимы друг с другом.
21
Таким образом, подводя итоги тому, что было сделано в об-ласти эволюционной теории в начале XIX столетия, мы видим здесь только одинокую фигуру Ламарка с его первой по вре-мени появления теорией эволюции, которая была в свое время недостаточно оценена и на время почти забыта. Ряд других лиц, придерживавшихся в это время эволюционных убеждений, не сумели облечь последние в форму чисто научной теории, почему они должны быть поставлены неизмеримо ниже Ламарка и приближаются в этом отношении к Бюффону и некоторым другим мыслителям XVIII века.
Глава вторая ОТ ЛАМАРКА ДО ДАРВИНА
Ж. Кювье и его учение о постоянстве органических форм.— Э. Жоффруа Сент-Илер.— Учение о единстве плана строения.— Изменение организмов под прямым влиянием внешней среды.— Ламаркизм и жоффруизм.— Спор Сент-Илера с Кювье.— Гёте.— Взгляды Лайеля.— Половинчатые сторонники эволюции во второй трети XIX века.
Жорж Леопольд Кретьен Фредерик Дагобер Кювье (1769— 1832) также был одним из профессоров Парижского ботаниче-ского сада и в течение долгих лет занимал место непременного секретаря Академии наук. Ему принадлежит ряд крупнейших работ в области систематической зоологии, сравнительной ана-томии и, наконец, палеонтологии, одним из создателей которой он является. В каждой из этих областей им оставлено по клас-сическому труду, значение которых сохранилось и по истечении целого столетия, вплоть до настоящего времени. Это «Лекции по сравнительной анатомии» (1800—1805), «Животное царство» (1817) и, наконец, ряд палеонтологических мемуаров, собранных в одно целое под заглавием «Исследования над ископаемыми» (первое издание появилось в 1812 г., третье, в два раза большее по объему, — в 1825 г.).
Из всех тех областей, с которыми приходилось иметь дело Кювье, важнее всего для него была анатомия, вернее сравни-тельная анатомия, причем среди всех когда-либо бывших срав-нительных анатомов ему до сих пор принадлежит в ней первое место. Основная идея Кювье в этой области — принцип соотно-шения частей, т. е. учение, что все части организма находятся в самой тесной связи друг с другом. «Всякое организованное существо, — говорит Кювье, — представляет нечто целое, еди-ную и замкнутую систему, части которой взаимно соответствуют.
23
Ни одна из этих частей не может измениться без того, чтобы не изменились другие и, следовательно, каждая из них, взятая от-дельно, указывает и дает все остальные». Исходя из этого прин-ципа, Кювье не только построил всю сравнительную анатомию на новом фундаменте, но мог создать и палеонтологию как нау-ку, воссоздающую для нас по незначительным остаткам исчез-нувшие с Земли ископаемые организмы. Наконец, тот же прин-цип послужил ему основой, на которой он создал учение о пла-нах строения и теорию типов, играющую до сих пор столь важную роль в систематической зоологии. Как известно, согласно последней, все классы животного царства группируются в небольшое число типов, для каждого из которых характерен свой собственный план строения, причем, в отличие от современных воззрений, Кювье считал, что каждый тип представляет строго замкнутую систему, не связанную с другими.
Конечно, при такой широте своих исследований Кювье не мог не коснуться в них эволюционной идеи, что он и сделал в двух своих трудах — в «Животном царстве» [14] и в «Рассуж-дении о переворотах на поверхности Земли» [15].
На первых же страницах своего «Животного царства» Кювье устанавливает понятие вида и разновидности. Под видом он понимает «собрание особей, происходящих одна от другой или от общих родителей и вообще сходных друг с другом настолько, насколько сходны между собой подобные особи», т. е. родители и дети. Однако степень такого сходства никогда не может быть вполне совершенной, что объясняется влиянием на организмы различных внешних обстоятельств. Различия этого рода, вызываемые внешними обстоятельствами, и обусловливают то, что называют разновидностями.
«Нет никаких доказательств, — продолжает далее Кювье, — что все различия, наблюдаемые в настоящее время между жи-"выми существами, вызваны также внешними обстоятельствами. Шее, что можно сказать по этому вопросу, носит чисто гипотетический характер, а опыт показывает, напротив, что при настоящем состоянии земного шара разновидности заключены в весьма тесные границы и, насколько можно спуститься в глубь прошлого, мы видим, что эти границы были всегда такими же, как теперь. Таким образом, мы вынуждены принять известное число форм, которые являются постоянными с возникновения всех вещей и не выходящими из своих пределов, и все существа, относящиеся к каждой такой форме, составляют то, что называют видом. Разновидности же представляют случайные подразделения вида».
Вот наиболее ясная и точная формулировка того учения о постоянстве органических форм, которое являлось раньше господствующим и которое пытался поколебать Ламарк. Однако последний, как мы видели выше, привел в пользу правильности своей точки зрения слишком мало доказательств, и точный ана-
24
литический ум Кювье не мог считаться с ними сколько-нибудь серьезно.
В «Рассуждении о переворотах» Кювье снова возвращается к этому вопросу и отмечает, что различия между разновидно-стями носят гораздо менее глубокий характер, чем между вида-ми, причем, как видно из сравнения диких животных из раз-личных мест, а также рас домашних животных, истинные видо-вые различия противостоят всяким влияниям как естественного характера, так и исходящим от человека. «Ничто не говорит, —¦ заключает он, — будто время может иметь на это большее влияние, чем климат и одомашнение. Я знаю, что некоторые натуралисты приписывают многое тем тысячам веков, которые они с легкостью приумножают движением своего пера. Однако в подобных вопросах мы можем приписывать деятельности очень долгого времени только такие результаты, которые могут быть получены умножением результатов менее продолжительного времени».
Тем не менее ведь Кювье был создателем палеонтологии, знал хорошо мир ископаемых живых существ — как же мог он стоять на подобной точке зрения неизменяемости органических форм? Мало того, добавим мы: Кювье первый совершенно ясно формулировал закон постепенного усовершенствования строения ископаемых животных, если подниматься от более древних пластов к новейшим. Он отмечает в своем «Рассуждении о переворотах», что яйцеродящие четвероногие (т. е. главным образом пресмыкающиеся) появились гораздо раньше живородящих (т. е. млекопитающих), а еще более древние слои содержат только остатки рыб и моллюсков. Что же вызывало на Земле эту последовательную смену различных фаун?
По мнению Кювье, это происходило благодаря громадным катастрофам, разыгрывавшимся время от времени на земной поверхности, причем существование таких катастроф он стре-мился доказать рядом точно установленных фактов и наблюде-ний из области геологии. Благодаря таким катастрофам живот-ный мир прошлых геологических эпох исчезал полностью и во-зобновлялся затем на Земле без всякой связи с предыдущими. «Я не утверждаю, — прибавляет он осторожно, — что был необходим новый акт творения, чтобы произвести существующие теперь виды: я говорю лишь, что их не было раньше там, где мы видим их в настоящее время, и что они должны были прийти туда из других мест».
Таким образом, строго говоря, Кювье является автором лишь знаменитой в свое время теории катастроф, по отнюдь не теории повторных творений, которую ему нередко приписывают. И действительно, учение о том, что каждая геологическая эпоха начиналась новым творческим актом, которых было, очевидно, столько же, сколько и громадных всемирных катастроф, развито значительно позже Кювье его учеником д'Орбиньи. Однако логи-
25
ческая связь той и другой теории несомненна, и, конечно, теория повторных творений является таким же логическим выводом, своего рода доведением до абсурда теории катастроф, как в свое время теория вложения зародышей друг в друга явилась естественным выводом из теории предобразования каждого организма в готовом виде в яйце. Все эти теории были порождены, конечно, одним и тем же: стремлением объяснить громадную и непонятную в свое время область явлений без достаточного числа фактических данных, почему и должны были быть оставлены наукой.
Однако, несмотря на все это, теория катастроф, опиравшаяся на громадный авторитет Кювье, продержалась некоторое время и среди геологов, и среди биологов; взгляды же его на постоянство органических форм встретили среди последних гораздо большее внимание и признание, чем теория Ламарка. Вот почему, читая в 1832 г. в качестве непременного секретаря Академии похвальное слово Ламарку и разбирая его труды, Кювье мог позволить себе совсем не останавливаться на эволюционной теории последнего, «...ибо никто не считает ее настолько опасной, чтобы она нуждалась в опровержении». Однако незадолго до этого Кювье пришлось выдержать горячий спор по тому же вопросу с одним из своих ближайших коллег — Жоффруа Сент-Илером, на взглядах которого мы должны остановиться отдельно.
* * *
Этьен Жоффруа Сент-Илер (1772—1844) 'был наиболее крупным сравнительным анатомом и морфологом того времени после Кювье. Одновременно с Ламарком он занял в 1793 г. одну из зоологических кафедр в Парижском ботаническом саду и два года спустя, познакомившись с первыми работами Кювье, способствовал привлечению его в Париж. С последним его связывали общность интересов и самая тесная дружба, хотя в смысле своего общего миросозерцания они были далеки друг от друга.
Как совершенно верно отмечает Радль [56], Жоффруа Сент-Илера правильнее всего считать французским натурфилософом, отличающимся от немецких отсутствием чисто философской подкладки и, добавим мы от себя, гораздо меньшей туманностью его построений. Его основной идеей, высказанной им в одной специальной работе еще в 1795 г., было представление о единстве плана строения животных. «Природа, — пишет он, — создала всех живых существ по одному-единственному плану, тождественному в своей основе, но изменяющемуся на тысячу ладов во всех второстепенных частях». Эта идея развивалась им затем в целом ряде его последующих анатомических работ.
1 Избранные труды Э. Ж. Сент-Илера опубликованы Издательством АН СССР в серии «Классики науки» в 1970 г.— Прим. ред.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |