"Эволюционная идея в биологии. Исторический обзор эволюционных учений XIX века." - читать интересную книгу автора (Филипченко Ю.А.)

Конечно, подобное косвенное действие внешних условий на организацию возможно только у животных, обладающих известными действиями и привычками. У растений нет ни того, ни другого, почему измененные внешние условия влияют на них прямо, изменяя их строение непосредственно, в результате чего также появляются и развиваются новые части и ослабляются и исчезают старые.
Заметим, что Ламарк вообще проводил резкое различие между животным и растительным царством, считая, что лишь животные обладают раздражимостью, которой совершенно ли-шены растения, так что никаких переходов между теми и дру-гими быть не может. Что касается возникновения новых органов, то они появляются под влиянием движения жидкостей (флюидов) в теле животного. У низших животных, еще не имеющих нервной системы, движущиеся флюиды проникают в их тело извне, и этим поддерживается жизнь этих существ. У высших животных появляется нервная система и возникает внутреннее чувство, т. е. возбудительная сила переводится внутрь и всецело отдается в распоряжение особи, отчего и изменение их в процессе эволюции приобретает несколько иной характер. Впрочем, эта сторона воззрений Ламарка слишком теперь устарела, чтобы на ней стоило останавливаться более подробно.
Мы видели выше, что в пользу относительности понятия вида Ламарк не дал почти никаких доказательств. Напротив, свои воззрения об изменяющем действии новых обстоятельств путем создания новых привычек и употребления или неупотребления органов, как это формулировано им в приведенных выше двух законах, он стремится доказать путем разбора ряда примеров. Последние носят тот же характер, как и те, которые приводятся нередко теперь в пользу правильности принципа Ламарка об изменяющем влиянии употребления и неупотребления органов. Сюда относятся исчезновение зубов, ног и крыльев у многих форм, имеющих теперь эти органы в рудиментарном состоянии, появление плавательных перепонок на ногах водяных птиц, удлинение языка у некоторых насекомоядных форм (муравьед, дятел) и шеи у жирафы, питающейся листьями высоких деревьев, и т. д. Можно не соглашаться с этими примерами, давать им иное толкование, но во всяком случае здесь нельзя сказать, чтобы Ламарк не пытался доказать эту часть своих воззрений тем материалом, который был ему знаком,
Нельзя не отметить, что свое учение Ламарк распространяет без всяких колебаний и на человека, считая, что все его особенности являются результатом перемен, происшедших в действиях
14

м привычках наших животных предков. «Вот к каким выводам можно было бы прийти, — заканчивает он последнюю главу перкой части своей книги, — если бы человек... отличался от животных только признаками своей организации и если бы его происхождение не было иным». Едва ли нужно пояснять, из каких оображений была добавлена эта фраза.
В особом дополнении к той же первой части «Философии зоологии» мы находим еще две крайне интересные вещи. Во-первых, там приведена на особой странице «Таблица, объясняющая происхождение различных животных» — иначе говоря, первое родословное дерево животного царства, вроде тех, которые играли сравнительно недавно столь большую роль во всех изложениях эволюционной теории. Пионером же в этом направлении был отнюдь не Геккель, как думают многие, а Ламарк. Во-вто рых, мы находим здесь же очень красивое и глубоко верное сравнение человеческой жизни с секундой, благодаря чему приходится заключить, что даже через 30 человеческих поколений нельзя подметить движения часовой стрелки, которая тем не менее не стоит на месте, а постоянно движется. Как часто многим теперь приходится в числе доказательств правильности идеи эволюции прибегать к этому аргументу и сколь немногие, вероятно, помнят, что его автором был еще Ламарк!
Словом, независимо от того, правильны или неправильны были взгляды Ламарка, удачно или неудачно он обосновывал свои положения, мы должны безусловно признать, что им создана целая теория — первая эволюционная теория в биологии, чем Ламарк резко и крайне выгодно отличается от всех подходивших довольно близко к такому же разрешению данного вопроса и до него. Скажем в заключение несколько слов о том отношении, которое вызывала к себе теория Ламарка в течение разных периодов XIX века и вызывает в настоящее время.
Теория Ламарка в первое время после своего появления не имела никакого успеха. Нельзя сказать, чтобы это объяснялось малым знакомством с ней. Напротив, в последующих крупных трудах Кювье, Бэра, Лайеля и других мы находим или непо-средственные ссылки на «Философию зоологии» или упомина-ние о сущности изложенных в ней взглядов, но последние не встречают в общем никакого сочувствия3. Вина в этом лежит отчасти и в самой теории Ламарка, ибо, как отмечалось выше,
3 Характерно, что даже Дарвин в свое время относился столь же отрицательно к Ламарку. Вот три цитаты из его писем Гукеру в сороковых годах.
«Да сохранит меня небо от глупого Ламарковского «стремления к про-грессу», «приспособления вследствие медленного хотения животных» и пр.».
«Я не знаю никаких систематических сочинений об этом предмете, кроме книги Ламарка, но это настоящая дрянь...».
«Ламарк... повредил вопросу своим нелепым, хотя и умным трудом».
См. книгу «Жизнь и письма Ч. Дарвина, изданные Ф. Дарвином» [21].— Прим. Ю. Ф.
IS

ее основной пункт — относительность понятия вида — был вы-ставлен почти без всяких доказательств, а при известном сомнении в этом вопросе приведенные в конце первой части примеры возможного изменения различных форм благодаря употреблению или неупотреблению органов не могли казаться особенно убедительными. Основная же причина лежит гораздо глубже. Каждый плод должен созреть, прежде чем он падает с ветки и становится съедобным для человека, — столь же справедливо это и для каждой новой идеи. Наибольший успех имеет всегда тот, кто высказывает новое учение, когда для него пришло время, а в момент появления «Философии зоологии» большинство умов было еще не подготовлено к восприятию эволюционной идеи. В этом и кроется главная причина того, что Ламарк в свое время был незаслуженно раскритикован и забыт, тогда как 50 лет спустя теория Дарвина (независимо от ее внутренних преимуществ) имела исключительный и быстрый успех.
Поворотный пункт в отношении к Ламарку произошел в 1866 г., когда появилась «Общая морфология» Геккеля [31], игравшая в течение известного времени роль катехизиса эволю-ционной теории. В ней Геккель впервые поставил имя Ламарка рядом с именем Дарвина и отметил его заслугу как лица, давшего первую научную формулировку эволюционной идеи в биологии. Взгляд этот получил быстрое распространение, и значение Ламарка особенно высоко было поставлено представителями школы так называемых неоламаркистов, о которой мы подробнее будем говорить дальше.
В общем в настоящее время взгляд на Ламарка как на пер-вого основателя эволюционной теории в биологии разделяется большинством, хотя раздаются до сих пор и иные голоса. Так, Радль в своей книге «История биологических учений» [56] от-носится к Ламарку резко отрицательно. По его мнению, «Фило-софия зоологии» не содержит в себе никакой теории, а является чисто фантастическим построением, так как Ламарк не только не дает каких-либо доказательств верности своей идеи, но даже не пытается найти их. По мнению Радля, Ламарк незаслуженно превознесен сторонниками филогенетического направления, вроде Геккеля, считавшими, что филогения есть последнее слово науки, а раз мы встречаем у Ламарка впервые эту идею, то его нельзя не признать крупнейшим мыслителем.
В нападках Радля есть доля истины, поскольку речь идет об отсутствии у Ламарка ясных и точных доказательств спра-ведливости его идеи. Но все же едва ли правильно утверждать, что книга Ламарка не содержит никакой теории, раз в настоя-щее время существует целая школа неоламаркистов. Поэтому формулированный выше взгляд на Ламарка как на первого, хотя и не вполне удачного во всех своих построениях теоретика эволюции в XIX веке, взгляд, разделяемый теперь большин-ством, кажется нам более правильным.
16

Однако, несмотря на малый успех учения Ламарка среди современников, приблизительно в то же время сходные мысли об эволюции организмов высказывались и некоторыми другими лицами. Впрочем, ни одному из них не удалось создать цельного учения, которое можно было бы поставить рядом с теорией Ламарка, почему в этом отношении все эти лица стоят значительно киже его.
Чаще всего рядом с именем Ламарка ставят другое имя — Эразма Дарвина, деда великого Чарльза Дарвина. Однако сходство между Э. Дарвином и Ламарком, как мы сейчас уви-дим, не особенно велико, и основное произведение первого, как по времени своего появления, так и по своему общему духу, относится к XVIII столетию. Мы останавливаемся здесь тем не менее на нем, так как в нем нельзя все же не видеть ближай-шего предшественника Ламарка.
Эразм Дарвин (1731—1802) был одним из известных прак-тических врачей в Англии и живо интересовался вопросами естествознания, по которым им опубликовано несколько произ-ведений, частью даже в стихотворной форме, так как он был в то же время и поэтом. Таковы его обширные дидактические поэмы — «Ботанический сад» и «Храм природы», о последней из которых мы еще будем говорить. Наиболее известное произ-ведение этого автора — «Зоономия, или законы органической жизни» в четырех томах появилось в 1794 г., и в нем-то и изло-жены его взгляды на происхождение и эволюцию живых существ.
«Зоономия» [22] представляет собой обширный трактат, имеющий целью классифицировать факты животной жизни и путем сравнения их друг с другом построить теорию болезней. Для нашей цели из него представляет интерес лишь одна (39-я) глава второго тома, посвященная размножению.
Как известно, одним из основных биологических учений XVII и XVIII столетий была так называемая теория преформации, согласно которой зародыш нового организма предобразован в одном из половых продуктов предыдущего поколения. При этом одни (так называемые овисты) считали, что зародыш предобразован в яйце, другие (анималькулисты) помещали его в сперматозоиде, или живчике. Эразм Дарвин примыкал к учению анималькулистов и считал, что первый зачаток зародыша возникает в виде живого волоконца, или филамента, подобного мускульному, которое отделяется от конца нервного волокна отца и, попадая при оплодотворении в яйцо, дает начало новому организму. Подобные волоконца, или филаменты, по его мнению, обладают раздражимостью, чувствительностью и волей, питаются, растут и усложняются в своей организации. Раз, та-
17

ким образом, все животные возникают при развитии одинако-вым путем, то не невозможно предположение, что они имеют одинаковое происхождение «путем смешения немногих есте-ственных порядков».
В дальнейшем Э. Дарвин останавливается на превращениях лягушки и насекомых, на изменениях животных под влиянием одомашнения, на изменениях под влиянием внешней среды, а также под влиянием упражнения, неупражнения и потребно-стей, приближаясь в этом отношении наиболее близко к идеям Ламарка. Все это приводит его к заключению, что, весьма вероятно, все теплокровные животные произошли от одного-единственного волоконца, которое Великая Первопричина снабдила всеми характерными для них свойствами. Подобным же образом можно допустить возникновение единственного начального волоконца для холоднокровных (насекомых и червей) и принять, что все эти волоконца, а также первоначальное волоконце для растений произошли из первичного общего волоконца, которое и явилось началом всей органической жизни, будучи одно создано творческой силой. «Какая великая идея, — восклицает в заключение Эразм Дарвин, — о бесконечном могуществе великого Создателя, Причины всех причин, Отца всех отцов, Сущности всего сущего!»
Еще раз все эти взгляды Э. Дарвин развил в своей поэме «Храм природы», появившейся уже после его смерти в 1803 г.4 В ее первой песне Урания так рассказывает музе поэта о проис-хождении жизни:
«Тягучей клейковиною виясь,
Нить с нитью, с тканью ткань вступили в связь,
И быстрой сократительности сила
В волокнах тонких жизнь воспламенила.
Так без отца, без матери, одни
Возникли произвольно в эти дни
Живого праха первые комочки;
Растений мир и насекомых рой
Восстал микроскопической толпой,
Стал двигаться, дышать и множить почки.»
«Замечательно, — говорит Чарльз Дарвин в предисловии к своему «Происхождению видов», — до какой степени дед мой, доктор Эразм Дарвин, предвосхитил в своей «Зоономии» взгля-ды Ламарка и ошибочное обоснование их». Нам думается, что это далеко не так: у Э. Дарвина имеются, правда, намеки на
4 По-русски имеется прекрасный стихотворный перевод этой поэмы, принад-лежащий Н. А. Холодковскому и напечатанный в «Журнале Министерства народного просвещения», 1911, т. XXXII.— Прим. Ю. Ф.
См. Э. Дарвин. Храм природы. М., Изд-во АН СССР, 1954.— Прим. ред.
18

многие из мыслей Ламарка, но имеются также и намеки на не-которые мысли самого Чарльза Дарвина; в общем же это только намеки, отнюдь не сложившиеся в стройную теорию, которая, безусловно, содержится в «Философии зоологии» Ламарка. Достаточно указать, что в «Зоономии» Э. Дарвина даже не разобрано, почему филамент каждой большой группы дал в дальнейшем все многообразие ее форм, а без этого о какой же можно говорить здесь теории! Отсюда понятно, что идеи Эразма Дарвина не имели ни в свое время, ни после какого бы то ни было влияния.
* * *