"Дзен в большом городе" - читать интересную книгу автора (Стрельцова Маша)

Глава двенадцатая

Пелагея среди нас, ведьм, самая старая. Сколько лет ей — никто не знает, а сама она застенчиво отнекивается: «А сколько дашь?». Я постоянно думаю в таких случаях — она что, серьезно думает, что кто-то даст возраст хотя бы полвека? Напрасные надежды!

Личико ее напоминает печеное яблоко, не пощадили годы Пелагеюшку. Видно, что была она когда-то замечательной красавицей — точеный профиль, узкие запястья, но сейчас все давно, давно в прошлом. И стали ее ресницы белыми как снег, а глаза выцвели до младенческой прозрачности. А что касается возраста, то уверена, что ей не менее ста лет. Помню, когда я воспитывалась у бабули в деревне, приезжала к ней Пелагея на поклон. И уже тогда ее волосы были седыми.

Однако все года, что с ней знакома, я всегда поражалась ее кипучей энергии, словно в ней запрятана маленькая, но мощная батарейка. Мне, лентяйке, остается только завидовать тому, как она все успевает. И огород у нее в образцовом состоянии, и внучата присмотрены, и с клиентами всегда ведет беседы долгие да душевные. В ее деле без этого никак, она у нас — мастер приворотной магии, вот и толпятся в ее горнице зареванные девицы всех возрастов. И что меня неизменно удивляло — ведьма всегда с первого взгляда точно определяла платежеспособность клиентки. Было на моей памяти, когда она не только приворот делала, но и денег давала, и в сумки продуктов совала горемыкам. А было — за простенькую ворожбу не моргнув глазом, заламывала больше, чем я за годовую охранку. «Мне внуков поднимать надо», — бесхитростно сообщала она всем, кто желал ее обличить в жадности. И опять на это сказать было нечего — все знали, что Пелагеина дочка, Женька, одна растит аж трех детей. Забрал Господь к себе ее мужа несколько лет назад. Простыл, вечером раскашлялся, утром с температурой на работу пошел. И через неделю от воспаления легких помер.

А Женька, похоронив его, собрала детей да поехала в город к матери. Так и живут.

Впрочем, надо сказать, что обманутых и беременных девчонок Пелагея никогда не облапошивает. Стиснув зубы, она напускает на шалопая такой лютый наговор, что он босиком бежит к девчонке, которая его полюбила, и которую он предал. И плату за это ведьма берет копеечную. Отчего-то мне кажется, что есть, есть у Пелагеи личные причины так поступать, откуда-то ведь взялась у нее Женька. Однако, при всей ее болтливости, про личную жизнь она никогда не рассказывала.

Впрочем, пустое. С чего это я решила, что мастера приворотных заклятий можно вот так просто бросить с дитем? Да она бы того негодяя так к себе привязала — всю жизнь бы на задних лапках около нее скакал и от счастья повизгивал.

Пустое.

Сегодня Пелагея была явно не в настроении. Кутаясь в длинную цветную шаль, она сидела на пассажирском сидении, смотрела за окошко и бурчала:

— Марья, ну почто же нынешние девки такие дуры-то, а?

— А что, раньше умнее были твои клиентки? — усмехнулась я.

Она задумалась, потом махнула рукой:

— Не путай меня. Нынешние какие-то странные. Сегодня вот ко мне пришла женщина, вальяжная такая, чистая львица. И знашь чего просит? Чтобы один мальчик, который ей в сыновья годится, поимел ее. Именно так.

— И что тут странного? Я много раз слышала, что стареющих дамочек на молодых тянет.

— Не перебивай, — досадливо велела Пелагея. — Ты дослушай сначала. Ей любовь того мальчишки не нужна. И мальчишка не нужен. Незамужем она, а ребенка хочет; парнишка же и красавец, и умница, дамочка и решила, что ребеночек от него будет замечательным. Так что готова заплатить, чтобы он ее имел, пока она не забеременеет, а после, чтобы я сделала ему отворот. Чтобы никаких проблем ей потом не было с ним.

— А какие могут быть проблемы? — не поняла я.

— А вдруг он ребеночка тоже захочет воспитывать? И ведь родной отец, хлопот не оберешься.

Я лишь хмыкнула. Слишком часто я видела, как мужья бросали своих жен и детей вместе с ними. Но вот чтобы мужчина требовал от родившей его дитя женщины поступить как честному человеку и выйти замуж за него — на моей памяти такого не было.

— Занятный случай, — кивнула я, — глядя на дорогу. — Ну и что ты решила? Послала ее аль займешься?

— Мне внуков растить надо, — буркнула Пелагея, и я лишь улыбнулась краем губ. Ну что же, значит, будет у вальяжной львицы вскорости ее львенок. Ее, и больше ничей.

— А вот еще ко мне тут девица приходила. Наглая, вся раскрашенная, во рту жвачка, и так лениво мне велит: «А ну, бабка, приворожи-ка мне вот этого», — и на стол фотографии кидает. Кто же так к ведьмам на прием ходит?

— Поучила? — засмеялась я.

— Пол-огорода мне под зиму вскопала, — самодовольно отозвалась она. — Потом сели с ней, чай попили, с нее наглость и сошла. Аж поплакала она тогда. Люблю, говорит, бабушка Пелагея, я этого гада, спать не могу, все стоит перед глазами. А он в койку тянет, пользуется как хочет, и все. Я ей — дура ты дура, кто же через койку путь к душе любимого ищет? А она глазами хлопает — мол, так ведь надо же как-то завязывать отношения, он помимо койки на меня и не смотрит.

— Приворожила? — рассеянно спросила я.

Старая ведьма покачала головой:

— Погадала я ей — напрасно она себе сердечко рвет, не судьба он ей. И можно было бы соединить, да ведь девка она неплохая, а у него дорожка больно кривая вырисовывается. Так что напоила я ее отворотом и с собой трехлитровую банку дала. Пока не возвращалась.

— И где ты только столько клиентов берешь? — подивилась я. — Мы же с тобой всего-то неделю не виделись, а ты уж про двоих мне рассказываешь. У меня вон, если клиент в неделю заглянет — отлично, а два — так вовсе праздник.

— Ты и дерешь с них как я с тридцати, — укоризненно покачала головой Пелагея.

— Так твой приворот на пару месяцев, потом подделывать к тебе же и прибегут, а я деру столько за годовую охранку. Что, жалко разве отдать десять тысяч баксов за год удачливости и неуязвимости? Причем простые люди ко мне не ходят, только бизнесмены да крупные чиновники из администрации области, им такие охранки как воздух нужны.

— Убедила, — улыбнулась Пелагеюшка.

— Так сколько у тебя было клиентов на этой неделе? — любопытно спросила я.

— Шестнадцать, — пожала та плечами.

— Сколько???

— Ну а ты как хотела? Девичье сердце оно во все времена будет болеть и страдать, — тяжко вздохнула ведьма. — Хотя раньше, что ни говори, девки такие не были.

— Слушай, так раньше ведь коммунизм был, — нахмурилась я. — Ты как жила-то?

— Как сыр в масле, — усмехнулась она. — Жены всех крупных партийщиков у меня в горенке пересидели тогда, плакались на мужей.

— Так ведь церковь тогда была под запретом! Ладно мы с бабулей в деревеньке жили, а ты-то прямо под носом у областной администрации!

— Так Господь — милостив, — объяснила старушка. — Пришли ко мне как-то проверяющие, три женщины, солидные такие. Сначала пошумели, стращать вздумали, а я их чайком напоила и погадала. Рассказала прошлое да будущее, дала каждой по мешочку, велев их под подушку на супружеской постели положить. А там, мол, увидите, что будет. С тех пор дамочек от меня поганой метлой было не вымести. И сами ко мне бегали, чуть муженьки от рук отобьются, и подруг направили. Одна мне всё путевки в санаторий подсовывала, так мы с Женькой каждый год на югах загорали. Эх, Марьюшка, какое время было славное! Сейчас девки не те. Не те.

— Пелагея, ну что ты все заладила? Да, времена наступили новые, но люди-то те же остались! — мягко сказала я.

Ведьма помолчала, тяжко вздохнула и покачала головой.

— Неправа ты, Марья. Раньше прибежит девчушка, так я и без карт вижу, как рвет она сердечко по парню. Незамужних вообще мало у меня было. А сейчас люди стали злые какие-то. Знаешь, сколько у меня клиенток, которые хотят приворожить парня, чтобы ему насолить? Просто, чтобы он бегал собачкой и обожал безмерно?

— Что, сильно много?

— Да больше половины! — в сердцах сказала ведьма. — Понимаешь? Не любовь им нужна, а перед девками-подружками покрасоваться, мол, посмотрите, какая я раскрасавица, как за мной бегают!

— Дорогой способ потешить самолюбие, — покачала я головой. — Ты, насколько я знаю, тоже порой дерешь немаленько.

— А у народа есть деньги, это раньше зарплаты были по сто рублей. И платят, Марьюшка! Только успеваю от денег уворачиваться!

— А ты не уворачивайся, тебе же внуков растить надо, — усмехнулась я.

— Не смешно, — отрезала вдруг обидевшаяся ведьма. — Ну-ка, останови!

— Что такое? — не поняла я. — Извини, если задела.

Мы уже выехали из города, и если она собралась дальше топать пешком…

— Васильковых корней набрать хочу, — кивнула Пелагея на подмерзшие пашни. — Дюже хорошо отвороты на их настое делать.

— Дашь заговор? — нейтрально спросила я.

Не принято у нас делиться секретами мастерства, но кто спросить-то можно.

— Дам, — охотно сказала она. — Чего не дать, он простенький.

Я припарковалась на обочине и мы вместе вышли. Покажите мне ведьму, которая упустит случая запастись травами! Во всяком случае, я такой не знаю.

Голыми руками мы просеивали влажную, подмерзшую сверху землю, выискивая нужные корешки. А то, что они тут есть — стопроцентно. Отчего-то именно среди пшеницы васильки растут в неимоверном количестве.

Нам повезло, в качестве бонуса попались и слегка подопревшие колоски. Ценная штука, на них что только не делается! И ломота в суставах сводится, и зубная боль, и роженице облегчение, и от нечистой силы они помогают. Хлебный колос — великое благо для человека, и большое благословение таится в этих сжатых и забытых на поле колосках для того, кто его найдет. Ветер его высушил, дождь его промыл, солнышко ему улыбнулось, и без всяких заговоров такой колосок силен!

Так что найденные шесть колосков мы с Пелагеей поделили по братски. Я свои три штучки сунула во внутренний карман куртки, Пелагея свои завернула в чистую тряпицу и положила в сумку, подальше от целлофанового кулька с корешками.

— Удачный день, — довольно изрекла она. — Ну, теперь только глины набрать — и можно зимовать. Перед Новым Годом девок мно-ого набежит.

— Слушай, а парни к тебе ходят?

Она, не раздумывая, покачала головой.

— Редко. На моей памяти за все года и десятка не наберется. И все до того недотепистые, что и правда без ведьмы не оженить.

— И как, всех оженила?

— Ну а куда их девать? — ведьма достала из сумки припрятанную в дорогу баранку и принялась степенно ее жевать. — Будешь?

— Не, ты чего? Я фигуру берегу, мучное не ем.

— Мда, раньше девки такими не были, — снова изрекла ведьма и вплотную занялась баранкой. Я промолчала, не решившись спросить, не меня ли она теперь имеет в виду.

Тем временем пришлось нам свернуть с хорошей дороги на проселочную, мы проехали насквозь деревеньку, в которой жила Лора—Святоша, по молчаливому уговору даже не заикнувшись о том, чтобы заглянуть к ней в гости. Пелагея ее тоже не любила, да и кто ее любил? Она основательно достала всех.

Вот только на душе у меня было нехорошо. Лора мне крестик подарила, а я…

За околицей дорога стала еще гаже. Глинистая, она размякла от сырости, и колеса оставляли в ней глубокие борозды. Лужи, подернутые ледком, попадались и там и сям. На бээмвушке я бы тут никогда не проехала. Машина бы уже сидела на брюхе, а я бы сиротливо сидела на капоте названивала Дэну: «Любимый, спаси меня».

— Не застрянем? — тревожно спросила меня Пелагея, глядя за окно.

— Да ты что? — самодовольно усмехнулась я. — Машина — зверь!

Мы проехали еще с десяток метров и застряли.

— Не понял, — с расстановкой сказала я, подаваясь назад, чтобы после рвануть вперед с удвоенной силой.

Через минуту моих энергичных действий «туда-сюда» в окошко постучал Женька и хмуро сказал:

— Ну и какого черта тебя сюда занесло? Вызывай аварийку, вляпались плотно.

«В багажнике ехал, что ли?», — подивилась я, глазами и мимикой показав, что не могу ему при Пелагее ответить. Но нельзя было не признать очевидность его слов.

— Доченька, ты тут давай выползай, а я пока до карьера сбегаю, тут всего-то пять километров будет, — бодро прочирикала Пелагея, открывая дверь. Только вот не открылась она. Я, насторожившись, нажала на кнопку, стекла отъехали вниз, мы высунулись с ней каждая в свое окошко и…

«Ничего себе», — озадачилась я.

— Святый Боже, — донеслось с другой стороны.

Глина с двух сторон плотно подперла дверцы, мы были словно в коробке. Пока я раскачивала машину, колеса успешно выгребли почву из-под себя и машина закопалась по самое днище. То-то мне показалось, что она вроде ниже стала.

— Можно тут вылезти, — хмуро сказала я, открывая люк в крыше.

«А нафиг?», — хмыкнул внутренний голос, но я уже подтянулась на руках, выбросила тело на крышу и подала ладонь Пелагеюшке.

— Охти, Господи, — грустно сказала она, глядя с высоты на то, как мы основательно закопались в глинистую грязь. Потом укоризненно посмотрела на меня, и мне сразу вспомнились все анекдоты про блондинок за рулем.

— Спокойно, нас спасут! — бодро сказала я и вытащила сотовый.

— Да, радость моя? — Дэн схватил трубку после первого же гудка и от его голоса у меня разлилось в душе какое-то щемящее счастье.

— Дэн, ты не мог бы меня спасти? — осторожно спросила я.

— Запросто, — согласился он. — Где дракон?

— Все гораздо хуже. Я застряла за Богандинкой, знаешь дорогу к карьеру? Меня бы дернуть…

— Без проблем, — согласился он. — Приеду и друзей прихвачу, чтобы они полюбовались, как ты на бээмвушке смогла по такой дороге так далеко заехать.

— Кхм, — неопределенно сказала я. — Знаешь, а я не на бээмвушке.

— А на чем? — я прямо видела, как посредине его бровей залегли две вертикально — недоуменные черточки.

— На твоем мерседесе, — хмуро призналась я. — Убивать будешь?

— Медленно и печально, — пообещал он. — Ранен в самое сердце, я же на нем еще и не ездил толком. Так что думай, как будешь компенсировать.

— Я ее потом помою, — жалобно сказала я. — И это… извини, что без спроса.

— Неделю без колдовства и ужин со стриптизом.

— Два горошка на ложку? — возмутилась я. — Ничего себе. Давай уж замени «и» на «или».

— Ну считай что заменил, — пакостно ухмыльнулся он. — Итак, что выбираешь?

— Вытаскивай меня, сквалыжник, — хмуро отозвалась я. — Второе. Не мог девушку бескорыстно спасти, да?

— Я бизнесмен, милая, — по тону слышалось, что он доволен как слон сегодняшней сделкой. — Лечу! Не скучай.

Я сложила сотовый, сунула его за горловину свитера и посмотрела на Пелагею с Женькой.

— Чип и Дэйл спешат на помощь, — обнадежила я их.

— Вытащат? — недоверчиво спросила старушка. — Времени ить уже четвертый час, кабы ночевать не остались.

— Боишься ночью в чистом поле остаться? — не поверила я.

Она молча отвернулась, оглядывая окрестности.

— Кладбище там есть, — сообщила она наконец, кивнув куда-то на северо-восток.

— И что?

— Нехорошее оно, — скупо пояснила ведьма.

— Насколько? — быстро переспросила я. — Что-то никогда не слышала про него.

— То и не слышала, что его еще тридцать лет назад прикрыли и сожгли Опенкино, что рядом стояло.

— Упыри, что ли? — тихо спросила я.

— Всякое бывало, — туманно ответила она. — Ведьму там однажды похоронили. Неотпетую.

— Это как — неотпетую? — не поверила я.

Да быть такого не может! Всякий знает, коль ведьму не отпеть, то потом греха не оберешься. И какими бы атеистами не были родственники, они, насмотревшись на шалости мертвого духа за три дня до похорон, сами упадут в ноги местному батюшке.

Мертвая и неотпетая ведьма — это, скажу я вам, стихийное бедствие.

— Сама она себя порешила, — ответила ведьма. — А поп тамошний не стал самоубийцу отпевать. Уперся как баран и все тут.

— А другого позвать?

— Очнись, доченька! Коммунизм тогда был, за этим-то в область ездили!

— Слушай, а чего же она убилась-то? — помолчав, спросила я. — Я просто представить не могу, что должно было случиться, чтобы ведьма — и вдруг такое с собой сотворила.

Если у нас депрессия — мы выпьем отвар травок, нашептав на него успокой, и все как рукой снимет. Если у нас проблемы — мы почитаем Богородицыны Сны, лютые заговоры от напастей — и солнышко вновь засияет над небом.

— Говорят, парень ее обрюхатил да бросил. А приворожить его она не смогла, женатый он уже был.

— И что, из-за мужиков травиться? — недоуменно спросила я.

— Много ты понимаешь, — строго сказала Пелагея. — Сердечная боль — самая сильная. Так жжет, что никаким успокоем ее не унять.

Мы помолчали, сидя на крыше, как две канарейки на жердочке. Женька бродил по полю, его светлые волосы мелькали как желтый флаг. А я вспоминала. Про то, как выла после смерти Димки бродила по дому, ничего не видя из-за слез. Успокой и правда не помогал.

А если бы он не умер? Если бы я просто узнала, что он женат, принадлежит не мне, что у него есть дети, и он никогда, никогда не станет мне мужем?

Сердце на миг кольнуло острой, непереносимой болью, я вздрогнула, с трудом выдохнула и сказала:

— Поняла тебя.

— Вот с тех пор та ведьма и шалит, — как ни в чем ни бывало, продолжила Пелагея. — Сначала-то люди не поняли, что к чему. Похоронят дедушку, а вечером он с ними ужинать садится. Психиатричка туда только ездить успевала, полдеревни в диспансере закрыли, от белой горячки лечили.

— А остальные? — тихо спросила я.

— Там остались, — снова махнула она на северо-восток.

— На кладбище, что ли?

— Ну а где еще?

— Хоть я и некромант, но что-то мне нехорошо, — изрекла я. — Три-четыре мертвых, это еще куда ни шло. Но против целого кладбища мертвых мне не выстоять, толпой завалят.

— Да не, тридцать лет уж прошло, давно уж плоть истлела, — равнодушно отозвалась Пелагея. — Неотпетая ведьма наверняка там еще, так что лишний раз соваться не стоит. А вот у обычных покойников уже и косточки рассыпались, не встанут.

— Но все равно не по себе, — поежилась я.

— Точно, — согласилась старушка.

Я нервно покосилась на часы. Без пяти четыре. Потом смерила расстояние до виднеющейся вдали сожженной деревеньке. Километра три. Час ходьбы даже по такой грязи, но кладбище наверняка дальше.

Зазвонил сотовый. Я посмотрела на дисплей — номер высветился какой-то незнакомый.

— Кто там? — доброжелательно спросила я.

— Иван, — слегка замешкавшись, ответил чарующий мужской голос.

— Мы знакомы? — воодушевилась я.

— Конечно. Вчера в церкви среди ночи встречались.

— Иоанн? Ты, что ли? — разочарованно протянула я.

— Послушай, надо срочно поговорить.

— Говори, — согласилась я.

— Лично.

— Ну тогда завтра встретимся.

— Магдалина, ты не понимаешь. Мне СРОЧНО надо с тобой поговорить, — в голосе его мне послышались панические нотки.

— Слушай, Иоанн, тут такое дело, — вздохнула я. — Машина моя застряла за Богандинкой, и я сижу, как муха в варенье. Так что не выбраться мне.

— Господь послал тебе меня, — радостно перебил он. — Еду на выручку! Говори подробнее, где ты стоишь!

— Да не стоит, — заотнекивалась я.

— Стоит! — пресек он все возражения. — Как раз и поговорим.

— Ну, коль тебе так срочно — то езжай после Богандинки по дороге на карьеры. На полпути я и кукую.

— Жди! — велел он и отсоединился.

А я запоздало удивилась — а на чем он меня вытаскивать собрался? На велике, что ли?

— Ты не поверишь, кто нас сейчас спасать приедет! — обернулась я к Пелагее. — Батюшка Иоанн!

— А что, у тебя и правда с ним шашни? — загорелись ее глаза.

— Чего??? — челюсть со стуком брякнулась на серебристую крышу джипа.

— Все знают, — снисходительно ответила она. — Полюбовница ты его!

Я в растерянности уставилась на нее, не зная, то ли смеяться, то ли плакать. В принципе, мне совершенно без разницы на такие слухи, но если это дойдет до начальства Иоанна — ему придется несладко. Могут не только выпереть с работы, но и от церкви отлучить.

— И с чего это вы так решили? — беспомощно выдохнула я.

— Ну так а как? — пожала она плечами. — Он же от девок шарахается как от чумы, а с тобой вечно приветлив, в уголок отводит, шушукается. Неспроста!

— Да я как раз единственная на него не вешаюсь! — взвыла я. — Понимаешь? Мы с ним друзья! Он знает, что я его домогаться как другие не стану, вот и рад общению со мной.

— Попова дочка, Алеська, уж как перед ним хвостом крутила, а он на нее и не смотрит, — укоризненно поведала ведьма. — А ведь Алеська уродилась красы невиданной да нрава тихого и скромного, чем ему не пара? Ну-ка, признавайся, приворожила Иоанна?

— Да уж, нрава тихого да скромного, — рявкнула я. — Эта Алесенька, красавица ваша, на исповедь пришла в юбке до пят и с во-от таким разрезом. Так что Иоанну строение ее ног теперь доподлинно известно!

— Ревнуешь! — всплеснула она руками.

— Да ну вас, — махнула я рукой. — За парня обидно. Налетели все на него, так каждая и старается от него отщипнуть. Думаешь, ему легко, когда столько красивых девушек ему чуть ли не прямо обещают секс без всяких обязательств? Он ведь не каменный, Пелагея. Только вот он — священник от Бога, понимаешь? Не пойдет он на грех. Потому и мучает его плоть.

— Это все он тебе сам сказал? — подозрительно сощурилась она.

— Да сама не слепая, вижу, — хмыкнула я. — Мы же друзья, понимаешь?

— Эх, была б ты нормальной девкой, так пожанили б вас, и делу конец, — она взглянула в сизое небо и задумчиво добавила: — Как раз осень, славно свадьбу играть.

— Э, — возмутилась я. — А сейчас я ненормальная? И вообще — какое «пожанить»? У меня Дэн!

— Сейчас ты — ведьма, а он — поп, — разъяснила Пелагея. — Так что ему сроду не разрешат на тебе жаниться.

— Да я и не настаиваю.

— А что касаемо этого Дэна, так не смеши народ, а?

— В смысле? — опешила я.

— Не пара вы, — жалостливо глядя на меня, произнесла она. — Ведь поиграет он и бросит, Марьюшка. Не женится он на тебе.

— Вы чего, сговорились? — тихо сатанея, спросила я.

— А что, я не первая? — с удовлетворением в голосе осведомилась она.

— Пелагея, мы с ним родные, как ты не поймешь. То, что мы будем всю жизнь рядом — это да и аминь.

— А чего же он тогда не женится?

— Вы дадите мне самой сделать выбор или нет? — гневно рявкнула я. — Что вы все меня провоцируете? Мне же с ним всю жизнь жить, детей растить, хоть присмотреться дайте! А то мы с ним и знакомы-то менее полугода, а вы уж все уши прожужжали — не женится да не женится!!! Да он уж давно мне предложение сделал, ответа ждет!

Пелагея испуганно посмотрела на меня снизу сверху, отняла ладони, которыми инстинктивно прикрыла ушки, и мелко закивала головой:

— Так бы сразу и сказала, теперь поняла!

«Врет», — хмыкнул внутренний голос.

«Точно», — согласилась я.

На дороге тем временем показалась какая-то машина, бодро подкатила к нам и оказалась джипом «Шевроле». Из него вылез батюшка Иоанн и радостно нам улыбнулся:

— А вот и я.

— Так быстро! — всплеснула руками Пелагея.

— Спешил, — коротко сказал он, взглянул на меня и мне отчего-то стало неуютно. — Магдалина, мне надо с тобой поговорить.

— Говори, — разрешила я, и дурные предчувствия охватили меня.

— Ну не при людях же, — смешался он.

Глаза Пелагеи победно блеснули. «А еще отпиралась», — читалось в ее взоре, обращенном на меня.

— Говори, — с нажимом велела я. — Все равно мне с этой крыши сойти затруднительно.

— Я помогу, — вызвался он.

Пелагея просто блаженствовала, глядя за нашим воркованием. Как же, Иоанн все бросил, полетел на выручку любимой, да еще и срочно что-то желает ей сказать! Некстати вспомнилось, что сплетница она еще та.

— Говори, милок, я уши-то закрою, — хитро велела бравая бабулька.

— Вань, если ты не скажешь, люди невесть чего подумают, — вздохнула я.

Он потоптался, собираясь с духом, и наконец помотал головой.

— Нет, Магдалина. Не могу. Боюсь.

— Чего? — хором воскликнули мы с Пелагеей.

— Да вдруг откажешь, — признался он.

Тут уж и я была заинтригована. Что же такое он мне собрался предложить?

— Да ладно тебе, — доброжелательно улыбнулась я. — Мы же друзья, забыл?

— А я уши уже заткнула, — сообщила Пелагея. — И ни-че-го не услышу. Беседуйте на здоровье.

Он нерешительно посмотрел на меня.

— Говори, — кивнула я. — Раньше выйдешь — раньше сядешь.

— Ну и шуточки у тебя, — пробурчала «ничего не слышащая» бабулька.

— Марья, — выдохнул он наконец, — выходи за меня замуж.

У нас с Пелагеей синхронно отвисли челюсти.

— Чего-чего? — недоверчиво протянула она. — Повтори-ка, милок, чегой-то я не расслышала.

Иоанн тем временем взял себя в руки, взглянул мне в глаза и спокойно сказал:

— Я понимаю, время неподходящее, и место тоже. Но я прошу тебя, Марья, выйди за меня. Ты единственная, кто стал мне душевным другом, единственная, с кем мне есть о чем поговорить, чьим умом я восхищаюсь, — он запнулся, окинул меня внимательным взглядом и неожиданно закончил: — И ты так прекрасна в лучах заходящего солнца, что любые слова тут бессмысленны.

— Иоанн… — я во все глаза глядела на него, завороженная его словами.

— Ты выйдешь за меня? — строго и слегка торжественно спросил он.

— Выйдет, конечно выйдет! — радостно закудахтала Пелагея, но внезапно ее лицо омрачилось и она осторожно спросила: — А что батюшка Серафим скажет? Или ты уходишь из церкви?

— Батюшка Серафим брак благословит, сам отправил нас Марью сватать, — раздался из «Шевроле» скрипучий голос. — Куда денешься, надо же грех покрывать.

И из машины на раскисшую дорогу вылезла… бабка Лукерья! Та самая, что вчера подглядела, как то, что было во мне, кинулось целовать Иоанна!

Вот вехотка старая, заложила Ваньку начальству!

Я перевела взгляд на Иоанна, тот слегка кивнул. Подмигнув ему, я принялась ломать комедию специально для двух сплетниц.

— Батюшка Иоанн, — мгновенно забыв про фамильярное обращение, благоговейно начала я свою речь. — Вы стали мне добрым другом и духовным наставником. Благодаря вам в моем сердце воссияла Божия любовь, осветив грехи. Я стала читать житие святых на ночь вместо Плейбоя; пятачки теперь не спускаю на игровых автоматах, а отдаю нищим. Вы для меня всегда были прежде всего священником, другом, которому я поверяла о своем духовном росте. И потому ваше предложение меня, откровенно говоря, смутило. Я слишком вас уважаю, отче, и все во мне восстает против того, чтобы воспринимать вас как мужчину, а без этого супружество невозможно. Простите меня, отче… Не смогу я быть вам доброй женой.

— Ну что ты, дочь моя, — смахнул он фальшивую слезинку. — Я тронут до глубины души твоей искренностью.

— Так вы что, еще не…, — Пелагея запнулась, ошарашено глядя на меня и на него.

Мы дружно посмотрели на нее безмятежным взглядом стопроцентных праведников.

— Да я сама видела, что вы целовались! — закричала бабка Лукерья.

— Когда? — изумилась я.

— Вчера! Вчера ночью, на дороге у церкви!!!

— Вы ничего не путаете? — недоуменно спросила я и подняла перед собой раскрытую ладонь: — Клянусь перед Господом, Богом нашим, что я, лично я, никогда не целовала батюшку Иоанна, коего я безмерно уважаю как своего духовного пастыря.

— Лукерья, а ты точно видела, что они цаловалися? — скептично спросила Пелагея. — Магдалинка, хоть и ведьма, а такими клятвами бросаться не будет.

— Видела, — потерянно пробормотала бабка.

— Так может очки забыла одеть да не рассмотрела толком?

— Я еще не в том возрасте, чтобы очки носить! — неожиданно кокетливо отозвалась старая вехотка.

— А на дороге вчера фонари не горели, — сказала я в пустоту. — Я специально вытащила батюшку Иоанна на улицу, чтобы показать ему звезды во всей красоте Божьего творения. Фонарь бы тут был некстати.

— Еще и фонарь не горел! — всплеснула руками Пелагея и укоризненно уставилась на сплетницу.

— Ну да, погорячилась я, наверно, — нехотя призналась она. Помялась и вдруг напустилась на Иоанна: — А чего же вы ничего не сказали перед батюшкой Серафимом, когда он вам велел грех покрыть, а?

— Он — джентльмен, — быстро сказала я. — Женщину поставить в неудобное положение или как-то обидеть не может.

— Тебя обидишь! — заносчиво выкрикнула бабка Лукерья.

— Я про вас, — скромно ответила я.

— А, — начала она, и вдруг осеклась, уставившись испуганными глазами на Иоанна, — а что же мы теперь батюшке Серафиму скажем?

— Хошь — помолчи, я сама скажу, — доброжелательно предложила Пелагея.

— Хочу!!! — вскричала Лукерья.

— Скажу, что ты сплетница, — продолжила ведьма. — И что напраслину возвела как на Магдалину, так и на батюшку Иоанна.

— Чего??? — взвилась она. — Нет уж. Видела я, видела, как они целовались.

— А перед иконой поклясться сможешь? — хладнокровно спросила я, уверенная в том, что видеть-то видела, да явно издалека, нечетко и полной уверенности у нее в том нет.

Бабка Лукерья задумчиво помолчала, повернулась к Иоанну и горько спросила:

— Батюшка, так и что теперь делать?

— Молиться, — благочестиво ответил он, кладя руку ей на голову. — Господь — он рассудит и всем воздаст по делам.

Лукерья вздрогнула и взглянула на него исподлобья, как фашист из окопа.

— А мы ведь Марью вытаскивать приехали, — напомнила она, явно стараясь замять эту тему.

— Ну, коль замуж она у нас идти отказалась, придется ограничиться спасением, — кивнул он, усмехаясь. — Идем!

— Куда? — насторожилась бабка Лукерья.

— А во-он там березу видишь? Как раз с нее веток и наломаем, под колеса надо подложить.

И он зашагал к дереву, не дожидаясь бабки.

— Далеко же! — охнула она. — А я старенькая, меня беречь надо. Возраст и все такое. Пусть Марья и идет, она лошадь здоровая.

— Нет уж, — лицемерно отказалась я. — Раз пошли такие инсинуации моих дружеских отношений с человеком, которого я так уважаю, то я теперь с батюшкой Иоанном буду только при свидетелях общаться. И вдвоем с ним я за ветками не пойду!

— Да иди, иди! — замахала руками бабка. — Ты не бойся, дочка, я не сдам!

— Мне с крыши не слезть, — ехидно отозвалась я.

Старая сплетница осмотрела вязкую глину, засосавшую в себя джип, и недоверчиво спросила:

— Так что, мне, старой женщине, все же идти за ветками?

— Нет! — твердо ответила ей Пелагея. — Не надрывайся, Лукерья! Иди садись в машину. Вон, смотри какой закат красивый, так бы и сидела да любовалась им. Жаль, что мы слезть не можем, придется Иоанну одному ветки таскать. Так что заночуем мы тут. Костер зажжем, лепота…

— Заночуем? — тревожно переспросила бабка, метнув взгляд на северо-восток.

— Ну так сама посмотри — вечер уж, а пока Иоанн нас вытащит…

— Пойду помогу, — хмуро сказала Лукерья и бодрой рысцой двинулась вслед за батюшкой.

— Вехотка знает про кладбище, — глядя ей вслед, молвила я.

— Старые люди все почитай про него знают, — пожала Пелагея плечами. — Я на то и рассчитывала. Лукерья — баба неплохая, вот только ленивая, да язык без костей.

— Я заметила, — вздохнула я.

— А что, и правда у тебя с Иоанном ничего не было? — осторожно спросила она. — Мужик-то дюже красивый, неужто ни разу сердце не екнуло?

— Пелагея, вот ты по приворотным делам мастерица, так что должна меня понять. Я Дэна люблю. И хоть какого передо мной раскрасавца поставь, я Дэна не променяю ни на кого.

Ведьма помолчала, глядя на розовый закат.

— Ты его привораживала, что ли? — как бы невзначай спросила она.

— Поначалу да, — неохотно призналась я. — Но ты учитывай, что мои привороты — это ведь ерунда. Детский чих, нет у меня к этому способностей. К тому же через несколько дней сняла я колдовство, и ушла от него.

— И что? — поторопила она меня.

— А он меня нашел, — просто сказала я. — Нашел и посмеялся над всеми моими приворотами-отворотами. С тех пор вот и живем.

— Так что, он около монастыря жил уже без приворота? — удивилась она.

— А ты откуда знаешь про монастырь? — довольно улыбнулась я.

— Настоятельница шибко ругалась, когда я при ней тебя упомянула. Велела передать, чтобы ноги твоей больше не было, они замучались дверное окошко после тебя ремонтировать.

Я лишь ухмыльнулась. Это окошко первоначально было весьма скромных размеров. Путник, решивший постучаться в монастырские ворота, видел через него только глаза монашки-привратницы. В монастырь Дэна не пустили даже на порог, и потому эта щелка стала для нас единственным способом свидания. И тогда мы принялись ее расширять. Я сперла на кухне здоровый тесак, Дэн привез из города охотничий нож из швейцарской стали. Так что шепчась у ворот о своем, мы усердно ковыряли дерево. Подозреваю, что Дэн и ночью прокрадывался к заветной щелке с ножом в зубах, ибо вскоре я уже могла высунуть в получившееся окошко лицо. Уши, правда, поначалу застревали, но целоваться это не мешало. Так мы с ним и жили, пока я отмаливала грехи в монастыре.

— Я бы еще раз туда съездила, — мечтательно зажмурилась я. — Было здорово.

— Не пустят, говорю же, — усмехнулась Пелагея. — Чудная ты, тут тебе батюшка замуж предлагает, а ты за своего Дэна цепляешься. А ведь батюшка и красивее…

— Хорош рекламой заниматься, они уж возвращаются, — блаженно улыбалась я, все никак не отойдя от монастырских воспоминаний.

А Иоанн с Лукерьей тем временем добрались до нас, скинули наземь вязанки веток и бабка тут же схватилась за поясницу:

— Ой, помру, надорвалася!

— Я полечу, — доброжелательно вызвалась Пелагея. — Вот только вытащат нас — и тут же возьмусь за дело!

Бабка зыркнула на нее и отошла в сторонку.

— Любит она посимулянтничать, — шепотом поведала мне Пелагея, — только я раз ее уже вывела на чистую воду, теперь она боится лишний раз прикидываться больной.

— Вот люди, — осуждающе пробормотала я и полезла в люк. Хватит на крыше сидеть, Дэн приедет — а я уже спасена! И никакого ему ужина со стриптизом, вот так-то! Пелагея проскользнула вслед за мной в салон машины, и мы принялись спасаться. Ветки вскоре были сунуты (кари, нет такого слова в русском языке.) под задние колеса, трос от Шевроле тянулся к моему джипу, и вот, наконец, батюшка Иоанн уселся в свою машину и принялся меня дергать. Делал он это усердно, глина только летела из-под колес, джип даже слегка выбрался, но тут оказалось, что Шевроле-то застрял!

Пока его колеса бешено крутились на одном месте, пытаясь поднять наш мерседес — он, так же как и мой джип, закопался по уши!

— Я фигею, Клава, в этом зоопарке, — растерянно говорила я чуть позже, сидя в привычной позе на крыше своей машины. — Ну что за невезуха?

— Все в руце Божией, — безмятежно отозвался с крыши «Шевроле» батюшка Иоанн. — Ничто без его ведома не происходит, так что не нервничай, Магдалина, и отдайся на волю Божьему промыслу.

Я подозрительно на него посмотрела:

— Ты что, в семинарии и дзен изучал?

— Нет конечно, святые отцы ереси не любят, — тут же открестился он.

Я оглянулась. Нагулявшийся по полям Женька сидел на капоте, и улыбка его была точь-в-точь такой же, как у христианского священника.

— Не суетись, — спокойно сказал он. — Все идет своим чередом.

«Вот тебе раз!», — удивилась я единомыслию таких разных конфессий, и тут на дороге показалась темная точка. Она быстро приближалась, и вскоре стало понятно, что это бэтмобиль любимого. Именно так мы называли его навороченный крайслер немыслимого футуристического дизайна.

— Это что у вас тут, митинг? Вечеринка? Пати на крышах? — удивился Дэн, высовываясь из окна.

— Мил человек, вытащи нас отсюда, — с мукой в голосе простонала бабка Лукерья из Шевроле.

— Не вопрос! — кивнул Дэн и вышел из машины, и у меня сердце замерло от его красоты.

А он со скорбным видом осмотрел свой мерседес, по уши заляпанный грязью, смерил меня печальным взглядом и перевел взгляд на Шевроле.

— А это еще кто такой, извините за бестактность? — холодно спросил он, оценивающе глядя на Иоанна, скрестившего ноги по-турецки на крыше.

— Это батюшка Иоанн из Знаменского собора, — с нажимом в голосе представила я, а то знаю я любимого.

Он внимательно посмотрел на меня, перевел взгляд на священника, здорово смахивающего на оживший девичий сон, и заколебался:

— Что-то не похож ты, батюшка, на попа. Это вы так изысканно стебетесь, что ли?

— Да как не похож, рукоположен он! — возмутилась из Шевроле бабка Лукерья.

— Приходи ко мне на исповедь, аль на службу, и сам увидишь, — спокойно сказал Дэну Иоанн.

— Ладно, разберемся, — хмуро сказал любимый. — Вытаскивать придется сначала попа…

— Батюшку Иоанна! — вредным голосом поправила Лукерья — … а потом уж тебя, Магдалина.

— Береза вон там, — бесстрастно указал рукой Иоанн.

Дэн резко обернулся к нему и очень вежливо сообщил:

— У меня хорошее зрение.

— Ну и слава Богу, — торопливо закрестилась Лукерья. — Ты, мил человек, на месте-то не стой, вечереет уж.

— Магдалина? — повернулся Дэн ко мне. — Идем?

— Конечно, — кивнула я, хорошенько оттолкнулась от крыши и прыгнула прямо на него. Он поймал, отряхнул и поставил на землю.

— А мне так говорила, что не может слезть! — возмутилась зловредная бабка.

— Ловить некому было, — очаровательно улыбнулась я, и мы, взявшись за руки, пошли к березе.

— Я бы поймал, — пробормотал Иоанн.

«И потом бы Лукерья нас точно пожанила», — хмыкнула я. Не, Ванька — парень классный, нечего ему жизнь портить.

— Это что еще за крендель? — недовольно спросил Дэн, едва мы удалились от машин.

— Да говорю же — священник! Я к нему на исповедь хожу!

— К этому??? А почему я об этом только сейчас узнаю?!

— Потому что надо больше интересоваться жизнью любимой девушки! — отбрила я.

— И что он тут делает?

— Позвонил по делу, узнал, что я застряла, и кинулся на выручку. У него профессия такая — спасать, понимаешь? Нельзя ему мимо пройти, грех.

— И что, он всех прихожанок спасает? — не поверил Дэн. — Вот так днями и ночами колесит по городу и всех спасает?

— Слушай, ты чего такой ревнивый? — довольно усмехнулась я.

Он помолчал, потом признался:

— Так страшно. А вдруг ты меня бросишь и к нему удерешь?

— Не, — помотала я головой. — Он — это вообще последний вариант. Понимаешь, за него замуж выходить надо, прежде чем в постельку тащить. Так что сам понимаешь…

— А за меня ты выйдешь? — остановился он.

— Конечно, — уверенно ответила я.

— Когда? — улыбнулся он.

— Скоро. А теперь пошли, чудо, ветки надо ломать да убираться отсюда, — поднявшись на цыпочки, я чмокнула его в ямочку на подбородке и потянула за руку к березе. — Ты в курсе, что тут кладбище нехорошее рядом?

— И что?

— Ночевать тут нельзя! Убираться надо поскорее!

— Ну ты же у меня ведьма, — ехидно усмехнулся он. — Тучи руками разведешь, всех покойничков прибьешь. Я с тобой не боюсь!

— Твой любимый швейцарский нож при тебе? — перебила я его, — режь ветки, душа моя. Покойников я и сама не боюсь, меня больше бабка Лукерья беспокоит. Если ночевать останемся — она к рассвету все нервы вытреплет и всю кровь выпьет.

— А по мне, так милая старушка, — удивился он.

— Все они, старушки, милые, пока спят зубами к стенке, — мрачно процедила я.

— Магдалина, у тебя старушкофобия какая-то, — укорил меня любимый. — Вон, на Лору-Святошу вечно жаловалась, а она, между прочим, тут звонила мне, о тебе спрашивала.

— Это когда она звонила? — я аж ветки ломать перестала от изумления. Мир сошел с ума, коль Лора обо мне справляется у Дэна! В жизни б не поверила, но крестик, что висел на шее Дэна, уверял в обратном.

— Сегодня и звонила, — пожал он плечами. — Видишь, какая старушка заботливая? Все выспросила: не кашляешь ли ты, не чихаешь, обещалась в гости зайти, проведать.

— С ума сойти, — растерянно протянула я. Поведение Святоши просто обескураживало.

Дэн развязал мой пояс на куртке и обвил им здоровенную кучу добытых веток.

— Пошли, — сказал он, взваливая вязанку себе на плечи.

— Здрасьте! А мне что, с пустыми руками возвращаться?

— Конечно. Тебе вечером стриптиз танцевать, так что не утруждайся, а то знаю я тебя! Задерешь ноги в потолок и скажешь, что зверски устала и у тебя болит голова.

Глаза его смеялись, и я помимо воли улыбнулась вслед за ним.

— Пошляк! — лицемерно заявила я ему, но он, не слушая меня, уже шел к машинам.

— Что-то долго вы ходили, — недовольно посмотрела на меня Лукерья по возвращении.

— Целовались, — любезно объяснила я, предвкушая как она сейчас заведется.

— Да мне без разницы, что вы там делали, — неожиданно зло сказала она. — Застряли тут по твоей милости, вечер на носу, а тебе все хаханьки да хихоньки.

— Дамы, не ругайтесь, — обворожительно улыбнулся Дэн. — Полчаса — и мы разъедемся по домам. Магдалина, что у нас на ужин?

— Пицца, — хмуро ответила я, расстроенная выпадом Лукерьи. — По дороге закажу, пока доедем — как раз и доставят.

— А ты на ней еще жаниться хотел, ишь, готовить-то она и не умеет, косорукая, — зашептала бабка Иоанну.

Тот неопределенно хмыкнул, а я воровато перекрестилась — Дэн укладывал ветки под колеса Иоанновой машины и ничего не слышал. Пока он ходил за тросом к своей машине, я наклонилась к шевроле и тихонько сказала:

— Баб Лукерья, ты что, хочешь, чтобы батюшка Иоанн с фингалом в церковь вернулся?

— С чего бы это? — насторожилась она.

— Ну так и молчи при моем Дэне про ваше сватовство, ясно? — рявкнула я. — Он у меня парень простой, его долго придется уговаривать, что Иоанн на самом деле в меня не влюблен, а просто жертва поклепа!

— Какого такого поклепа? — взвилась она.

— Если они подерутся — я сама Серафиму все расскажу, ясно? — веско сказала я. — И про все твои делишки расскажу, вот так-то!

Я блефовала. Грешков ее я не знала, только что бросающаяся в глаза вредность, но покажите мне человека старше тридцати, у которого нет на совести ни одного постыдного проступка, который он жаждет сокрыть от окружающих?

Бабка припухла, растерянно глядя на меня. Потом перевела взгляд на Иоанна и неуверенно пискнула:

— Забижают, батюшка.

— Молись о гонителях твоих, — доброжелательно посоветовал он. — Все в воле Божьей.

Глаза его блеснули ехидством. Так ее, Вань, а то совсем обнаглела. Ладно, я сегодня не растерялась, сыграла спектакль, а то пришлось бы нам обоим по ее милости кардинально менять свои судьбы. Иоанн стал бы священником, женатым на ведьме, ужас-то какой! А я бы стала попадьей. Подруги бы оборжались.

— Магдалина, — позвал меня Дэн.

Я обернулась, всмотрелась в его лицо, лаская любимые черты взглядом.

— Любовь моя, отойди в сторону, пособирай ромашки, — велел он. — Иоанн, готовься, сейчас дернем тебя.

Перечить Дэну я не стала, пошла в поле. С ромашками были проблемы ввиду погодных условий, так что я просто бродила кругами, всматриваясь в землю. Признаться, я надеялась найти под ногами какие-нибудь нужные корешки. Машины тут ездят редко, так что выхлопные газы не испоганили травки. Летом бы сюда, ох я и оторвалась бы!

Примерно через полкилометра вдоль дороги я набрела на сапог. Отличный такой сапог, от Вичини, заляпанный грязью, но видно, что почти не ношеный. Недоуменно нахмурившись, я подняла его двумя пальчиками, изумляясь тому, как он сюда попал. Глянцевая коричневая кожа крокодила, высокое голенище до колена, острый нос, высокий тонкий каблук, лодыжка кокетливо обернута норковым хвостиком. Хм, такую бы модель и я поносила. Неужто это местные пейзане столь изысканно развлекаются — выкидывают нафиг неподходящую им обувку? Но почему только один сапог?

Подумав, я принялась прочесывать местность. Минут через сорок основательно стемнело, но я к тому времени успела увериться — второго сапога поблизости не было. Чудеса, да и только!

Спохватившись, оглянулась назад. Наверняка обе машины уже вытащены и все ждут меня. И правда, Дэн с Ванькой стояли на обочине и о чем-то беседовали, бабульки не торопясь шли по направлению ко мне.

— Вытащили? — поинтересовалась я для проформы, когда мы встретились.

— Застряли, — мрачно доложила Пелагея. — И Дениска твой тоже вляпался. Правда, у него лопата нашлась, маленькая такая, так что дверцы откопали.

— И что теперь? — растерялась я.

— Мужики думают в деревню идти за трактором, — нервно отозвалась бабка Лукерья. — А пока они ходят туда, пока тракториста похмеляют да за руль содют…

Не договорив, она расстроено махнула рукой и снова кинула взгляд на северо-восток.

— А зачем куда-то идти? — удивилась я.

— Что ты предлагаешь? — старушки дружно воззрились на меня.

— Идем! — решительно велела я.

Парни при моем появлении сделали огорченные лица, несчастно вздохнули, и Дэн начал:

— Магдалина, нам придется идти в деревню за трактором, я тоже увяз.

— Не придется, — спокойно ответила я и достала сотовый. — В деревеньке как раз Лора-Святоша живет, сейчас ей позвоню, она махом помощь пригонит!

— Так что же ты раньше молчала! — закричала Лукерья.

— Так раньше и так помощников было полно, — вздохнула я, оглядев выстроившиеся цепочкой машины и набрала Лорин номер.

Линия у нее была старая, и потому связь радовала потусторонними завываниями и всхлипами. Прошло восемь гудков, прежде чем Лора взяла трубку.

— Алло! — сердито каркнула она, и голос ее был далеким и глухим, словно из-под земли.

— Привет, Лора, это Марья, — улыбнулась я ей. — Не занята?

— Марья? — с изумлением спросила она. — Не занята. Что случилось?

— Много чего, помощь твоя нужна, — вздохнула я. — Ты не могла бы местного тракториста подопнуть? Мы тут застряли на дороге за твоей деревней, на полпути к карьеру. Сидим плотно, не дернуться. Лора, на тебя вся надежда, больно ночевать не хочется тут, выручи уж, а?

— «Мы» — это кто? — настороженно спросила ведьма.

— Батюшка Иоанн, Пелагея, — перечислила я.

— А чего же вы в тех местах забыли, — перебила меня Лора.

— Да есть у нас одно дельце, по нашей ведьмовской линии, — туманно ответила я. Не хотелось позориться и рассказывать про то, что мы влипли из-за того, что кое-кому приспичило набрать из карьера глины.

— Да? — неопределенно буркнула Лора.

— Так ты поможешь? Пошлешь тракториста? — напомнила я ей.

— Конечно, — спокойно ответила она. — Прямо сейчас и побегу.

— Спасибо! — от души поблагодарила я и захлопнула крышку телефона.

— И чего, скоро трактор приедет? — с мукой в голосе спросила Лукерья, заискивающе глядя на меня.

— Скоро только сказка сказывается, — неопределенно пробормотала я.

— Холодно-то как, — поежилась Пелагея.

— Иди в машину, грейся, — улыбнулась я ей.

— Ты сама-то в легкой курточке, простынешь ведь, — озабоченно посмотрел на меня Дэн.

— Мы греться, — объявила я, взяла Дэна за руку и пошла к его машине.

— Охальники, ить опять цаловаться будут, — тоскливо пробормотала вслед Лукерья.

Мы с любимым, не сдержавшись, засмеялись.

— И ты будешь говорить, что старушки хорошие? — все еще улыбалась я, когда мы уже сидели в машине.

— Славная бабушка, что ты на нее бочку катишь? — удивился он.

Я помрачнела, взглянула на него из-под ресниц и робко спросила:

— Слушай, ты сильно на меня злишься за джип?

— Да ну тебя, — улыбнулся он. — Хочешь, я тебе его подарю?

— Купить меня вздумал? — всплеснула я руками.

— А что? — не моргнув глазом, сказал он. — Все женщины продажны!

— Сейчас обижусь! — пробормотала я.

Вот чувствовала, что подстроил он какую-то каверзу, плясали в его глазах чертики. И точно!

— Сейчас расскажу тебе одну очень правдивую историю, и ты сама со мной согласишься, — нахально пообещал он. — Слушай. Однажды английская королева шла по дворцу, и случайно подслушала беседу двух графов.

«Все женщины продажны!», — говорил один.

«Вне всякого сомнения — все!», — поддакивал другой.

Королева весьма оскорбилась, похлопала одного из графьев веером по плечику, и, глядя в испуганные глазки, ла-асково так спросила:

«Так уж и все?».

Граф поклонился и ответил:

«Все, Ваше Величество».

«И я?», — подняла брови королева.

«Разумеется, Ваше Величество».

И тогда изумленная такой наглостью королева спросила:

«И какова же моя цена?»

«Два фунта, Ваше Величество».

«Та мало ТАК???????», — вскричала королева.

И тогда граф усмехнулся и очень вежливо заметил:

«Вот видите — вы уже торгуетесь, Ваше Величество».

Дэнов бэтмобиль наверняка аж подпрыгнул от хохота, так мы с ним смеялись. А потом, когда он утер мне выступившие от смеха слезы, то задумчиво спросил:

— Дорогая, а ты сильно дорогая?

Я посмотрела в неожиданно посерьезневшие глаза и тихо ответила:

— Пять баксов — и я ваша навеки…

Только бы взял. Навеки.

Он задумался, словно что-то просчитывая, после чего решительно сказал:

— Беру!

— Обмену и возврату я не подлежу! — опасливо уточнила я.

— Отлично! — кивнул он, покопался в кожаном портфеле и достал оттуда планшетку, ручку и листы бумаги. — Заключим договор, Магдалина?

Через полчаса совместными усилиями мы родили следующий документ:

«Мы, Буймов Денис Евгеньевич, именуемый далее Покупатель и Потемкина Магдалина Константиновна, именуемая далее Любимая, договариваемся о нижеследующем:

1. Покупатель получает руку, сердце и прочие части души и тела Любимой в единовременное и бессрочное пользование.

2. Покупатель обязуется обращаться с вышеуказанными частями бережно и аккуратно (не бить, не трясти, не ронять на пол, доводить до оргазма не чаще 20 раз в день, носить на руках ____________________ (нужное подчеркнуть, дополнительные пункты по желанию Любимой вписать).

3. В качестве платы за вышеперечисленное Покупатель обязуется выплатить Любимой 5 (пять) долларов США или соответствующую сумму в местной валюте по курсу ЦБ немедленно после подписания договора.

4. Покупатель всегда прав.

5. Товар возврату и обмену не подлежит.

Настоящий договор составлен в 2 экземплярах, каждый из которых имеет равную силу».

Я полюбовалась на его четкий почерк, свернула свой экземпляр и сунула в карман куртки.

— Знаешь, для меня это не прикол, — подняла я глаза на него. — Душу греет это лишнее доказательство, что ты — мой.

— Я знаю еще лучший способ закрепить права на меня, — он ласково отвел с моего лба челку и чмокнул в нос. — Выходи за меня, а?

— Боюсь я, — нервно грызя кончик косы, призналась я.

— Чего, дурочка ты моя? — улыбался он.

— А вдруг ты меня через пару лет разлюбишь и бросишь? — страдальчески вздохнула я.

— И что? Если мы будем не в браке, то я просто соберу вещи и уйду от тебя. А вот при наличии штампика ты сможешь мне изысканно отомстить: отсудить у меня половину имущества, а при желании и больше. И останусь я босой, без кола и двора, поставлю табуретку около ближайшего от тебя супермаркета и вытяну руку с банкой из-под кильки. Каждый раз, когда ты будешь ходить за молочишком, сердце твое будет трепетать от радости за меня, коварного.

Он скорчил скорбную рожицу, и я, не утерпев, рассмеялась.

— Ну так что, выйдешь? — приставал он.

— Выйду, выйду, — все еще смеясь, ответила я.

— Не, ты при свидетелях скажи это, а то знаю я тебя, потом опять скажешь, что сболтнула не подумав!

И он вытащил меня из машины, постучался в Шевроле, в которой сидел Иоанн со старушками.

— Чего надо? — желчно отозвалась Лукерья.

— Свидетелями будете? Магдалина тут замуж собралась!

Лукерья, приподнявшаяся для переговоров через окошко, так и села. Метнула растерянный взгляд на батюшку Иоанна, на меня, на него, из груди ее вырвался какой-то клекот и наконец она вымолвила:

— Опять???

— Что значит…, — нахмурился любимый, но я его перебила.

— Дэн хочет, чтобы вы были свидетелями моих слов, — быстренько затараторила я. — Он сейчас у меня обманом и шантажом вымог обещание выйти за него замуж, и теперь боится, как бы я завтра не опомнилась!

— Ну слава тебе, Господи, пристроили девку наконец-то! — широко перекрестилась Пелагея.

— А…а…, — протянула Лукерья, растерянно глядя на Иоанна.

— Что значит: шантажом и обманом? — нахмурился батюшка.

— Я ее поцеловал и она тут же на все согласилась, — любезно объяснил Дэн, в упор глядя на него.

Иоанн неожиданно покраснел.

— Так что, милок, значит и правда ты ее замуж хочешь взять, а ента коза выделывается? — вклинилась тут Пелагея с недоверчивой миной на лице.

— Да полгода уже уговариваю! — в сердцах бросил он.

— Дела… — протянула ведьма. — Отойдем-ка, поговорим.

И она вылезла из машины и потащила Дэна вдоль дороги.

Наверняка будет учить его привороту. Ну-ну, Дэн колдовства не признает!

— Магдалина, я должен с тобой тоже поговорить, — серьезно сказал Иоанн.

— Ревнует, ты смотри-ка! — довольно всплеснула руками бабка Лукерья.

— Восьмой час, — посмотрела я на часы. — Темень-то какая, а тракториста все нет.

После этого демонстративно посмотрела на северо-восток, скосила глаза на сплетницу и с удовлетворением понаблюдала, как ее радость сменяется тревогой. На миг мне ее даже стало жалко.

«Господи, да скажи ты ей, что это кладбище давно уж мертво и неопасно!», — раздраженно велел внутренний голос.

«Да ни за что», — хмыкнула я.

— Ты позвони-ка этой своей Лоре, — жалобно попросила Лукерья. — Где там ее тракторист-то, а?

— Разумно, — согласилась я и набрала номер. Трубку на этот раз схватили неожиданно быстро. — Лора, это Марья.

— Заждались там уж наверно! — поинтересовалась та.

— Ну конечно! Три часа ведь ждем, Лора!

— Так а я что? Позвонить-то тебе ведь не знаю как! В общем, тракториста я нашла, но у него неисправность небольшая, он ремонтирует свой тарантас. Вот только от него, просит еще чуток обождать!

— Спасибо за заботу, ждем, — облегченно выдохнула я и отсоединилась. Пересказала Лукерье разговор, та пожевала губами, кинула вороватый взгляд на северо-восток и задумалась:

— Пешком домой пойти, что ль?

— До трассы километров двадцать, окстись!

Лукерья тяжко вздохнула.

— Ох, горе-то какое… В церкви уж вечерять сели, а я тут голодная да холодная кукую.

— Надобно смиренно нести тяготы, что посылает нам Господь, — нравоучительно велел ей Иоанн, повернулся ко мне и совсем другим тоном сказал: — Пошли!

Я усмехнулась, протянула ему руку и под пристальным взглядом вредной бабки мы отправились в противоположную от Дэна с Пелагеей сторону.

— Иоанн, ты чего хотел-то? — спросила я, когда мы отмахали метров двадцать в полном молчании.

— Марья, ты чего, серьезно за этого, — он выразительно качнул в сторону Дэна головой, — и замуж собралась?

— А в чем проблема? — удивилась я.

— Так ведь поматросит и бросит, — поморщился он.

— А я это уже слышала, — похвасталась я.

— Так ты слушай, чего люди говорят!

— Стоп, Ванечка! — решительно велела я. — Вообще-то это мое личное дело. И ты, кажется, слишком увлекся своей ролью моего духовного отца. Знаешь, мне уже почти тридцатник. Пора замуж, детишек заводить да памперсы покупать.

— Так ты просто замуж хочешь! — «прозрел» он. — Слышал, слышал я про эту напасть, но никак не думал, что и тебя это касается. Ну, коль тебе так не терпится замуж, то, может быть, выйдешь за меня?

— Чего-чего? — не поверила я ушам.

Оглянулась — бабки Лукерьи вроде не было. Что это с ним…

— Выходи, говорю, за меня, — вздохнул он. — Я тут подумал — а где я лучше тебя найду? Я же только тебе и доверяю, остальные-то женщины только юбками полы мести да глазки строить горазды.

— Вань, понимаешь, какое дело, — вздохнула я. — Вот все ты разумно говоришь, только для брака причина должна быть одна — любовь. Вот скажи, положа руку на сердце — ты меня любишь?

— Конечно, — спокойно улыбнулся он.

— Да не как сестру во Христе, а как девушку. Мечтаешь ли ты обо мне? Бьется ль твое сердце быстрее, когда я рядом?

Он молчал.

— Вот видишь, — усмехнулась я. — А я Дэна люблю. Потому я и живу с ним…

— …во грехе, — сурово вставил батюшка.

— … и за него одного выйду, — закончила я.

— Да не выйдешь ты за него! — закричал он. — Такие, как он, девушек только портят, речами смущают, а под венец их не затащишь!

— С чего бы это? — спокойно спросила я.

— Он слишком красивый, прямо как из Голливуда, — буркнул Иоанн.

И тут я засмеялась.

— Что? Что я такого сказал? — вскинулся батюшка.

— Вань, а ты на себя-то смотрел в зеркало? — сквозь хохот выдавила я.

— А что? — насторожился он.

— Да ты его во сто крат красивее! Так что признавайся, сколько девушек ты обманул, а?

— Он еще и слишком богат! — раздраженно повысил голос Иоанн.

— А у тебя-то откуда шевроле? — удивилась я.

— Господь послал, — туманно ответил он.

— А поточнее?

— Отец у меня в Лукойле работает, — стыдливо поведал он.

— Грузчиком или директором?

— Директором, — вовсе засмущался он.

— О, да ты у нас — мажор, — хохотала я.

— Веселись, веселись, — мрачно изрек он. — А только я тебе говорю — ежели сейчас откажешься за меня выйти, то пожалеешь.

— Шантажируешь? — не поверила я ушам.

— Предупреждаю.

— Мда, то не гроша, то вдруг алтын, — протянула я, глядя вверх. Луна, сияющая в немыслимой дали, напоминала пятирублевую монетку. А я вдруг поняла, что очень давно не видела звезды. Наверно, с самого детства. В городе их не видать, тучи, смог, луна еще пробивается сквозь них, а вот крошечных звездочек нет.

Тут же, за городом, темнота была такой плотной, словно воздух вокруг покрасили чернилами, и на этом фоне и луна казалась больше, и звездочки сияли золочеными точками.

Где-то вдали послышался протяжный вой. Деревенские собаки подхватили, да так слаженно да громко, что хоть святых выноси.

— Пошли обратно, — вздохнула я. — А то Лукерья и правда жениться велит.

— Марья, — задержал он мою руку в своей.

— Что? — обернулась я.

Он осторожно обнял меня, прислонил мою голову к своей груди, и тихо спросил:

— Слышишь, как сердце бьется?

Я молчала. На мой взгляд — нормально оно билось. Не быстрее и не медленнее положенного.

— Выходи за меня, — вздохнул он. — Меня, кстати, тянет тебя поцеловать.

— И давно? — только и сказала я.

— Часа три, — подумав, признался он.

— Значит, к утру пройдет, — облегченно выдохнула я и подумала: «Лучший на свете приворот — это отказ в любви и ласке».

— Думаешь?

— Да уверена! А теперь — пошли. Иначе Дэн точно твой богоугодный лик отфотошопит.

— Чего-чего сделает?

— Да программа такая есть, Фотошоп, для редактирования снимков, — улыбнулась я. — Можно рожки пририсовать, можно синяк.

— Вот только рожек мне и не хватало, — задумчиво потер он макушку.

— Пошли, отче, — усмехнулась я и мы отправились обратно. Неожиданно оказалось, что ушли мы довольно далеко. Я посмотрела на часы — бог мой, да уже девятый час!

Пришлось снова звонить Святоше.

— Чинит Юрок свою колымагу, потерпите чуток, — твердо пообещала она, и я снова ей поверила.

Мы уже подходили к машинам, когда Иоанн предпринял последнюю попытку.

— Магдалина, я тебе предлагаю брак, а этот… ничего он не предлагает, в общем. Подумай, а?

— Он меня любит, ну как ты не поймешь? — устало улыбнулась я.

Мы прошли еще несколько метров и внезапно Иоанн сказал напряженным голосом:

— Ты уверена, что он тебя любит?

— Конечно, — усмехнулась я.

— Тогда смотри, — он отодвинулся, чтобы не закрывать мне обзор, и протянул руку по направлению к Дэновскому бэтмобилю.

И я сначала даже не поняла, что я вижу. Темнота — она скрадывает очертания предметов, контуров тел… Но потихоньку, из движущихся теней в салоне машины вычерчивались детали, и разглядев, что там происходило, я с трудом сдержала крик.

На коленях Дэна сидела девушка, страстно извиваясь всем телом, она припала к его губам. Я видела, как ее ладошки скользят по коже моего парня, все дальше и дальше отодвигая с груди распахнутую рубашку.

Я молчала, не в силах вдохнуть воздух, остановившимся взглядом наблюдая эту картину. Не было боли, не было эмоций, ни мыслей — все вытеснил шок.

Иоанн, схватив меня за руку, оттащил в сторону.

— Все хорошо, — бормотал он, обнимая меня. — Бедная ты моя…

«Иди и расцарапай его подлую рожу, — велел внутренний голос. — Девке вырви космы и порви ее как газетку».

Пришла боль, непереносимая боль.

«За что мне это, Господи?», — билась в голове мысль.

И я очнулась. Вырвалась из Иоанновых рук и жестко припечатала:

— Не твоя!

— Его, что ли? — печально кивнул он в сторону машины. — Не любит он тебя.

— Ну и что? — зло усмехнулась я. — Пусть он меня разлюбил и он мне неверен. Моя-то любовь к нему никуда не делась. С чего я должна теперь к тебе бросаться?

Он молчал, жалостливо глядя на меня, и пауза дала мне время взять себя в руки.

— Я в деревню, — спокойно сказала я, сдерживая слезы из последних сил. — Проверю, что там с трактористом случилось.

— Э, я тебя в таком состоянии не отпущу! — по-хозяйски заявил он.

— В каком таком состоянии? — я резко обернулась и взглянула ему в глаза. — Поверь, я из-за парня не умру от горя, ясно тебе? И не вздумай ему сказать, что я что-то видела. Сама разберусь.

— Да я к нему, охальнику, и не подойду! — пробурчал он.

— Пока, — жестко сказала я и пошла по дороге в деревню.

С каждым шагом я шла все быстрее и быстрее, под конец попросту побежала, стремясь как можно скорее убраться с этого места, где любимый разбил мое сердце. Ветер не успевал осушать мои слезы, и я вытирала их рукавом куртки.

«Как он мог?», — шептала я, и сердце мне рвало непереносимое горе. Наверно, надо было остаться, отхлестать его по щекам, выдрать волосы этой деревенской шлюхе, но я просто не смогла тогда заставить себя подойти к нему, и взглянуть в его лицо, до сих пор мною любимое.

Я предпочла сбежать.

Деревня пролетела перед глазами, словно давний сон, я едва ее заметила, погруженная в мысли. Двадцать километров до трассы я отмахала в один миг, поймала попутку. Старичок на «копейке» кажется, пытался поболтать, и я даже изредка невпопад отвечала. Он обиделся, но когда он высадил меня около дома, на прощание он мне улыбался. Крупная купюра примирила его с моими дурными манерами.

Я шла по двору, ничего не видя. Кто-то меня окликнул, я не отозвалась. В подъезде я только на четвертом этаже сообразила, что на лифте было б гораздо удобнее добраться до квартиры, после чего так же тупо отмахала еще три этажа. Открыла дверь, тщательно ее заперла за собой, сползла по стеночке и заревела.

— Магдалина? — Женька стоял передо мной, хмурился и явно не знал, что делать. А я внезапно вспомнила, что давненько его не видела.

— Ты где был? — устало спросила я, вытирая слезы.

— Я же тебе говорил — я теперь заново жизнь проживаю эпизодами. Ангел водит. Ну а ты чего сидишь и рыдаешь?

— А ты ничего не знаешь? — вяло удивилась я.

— Отсутствовал, извини.

— Я сейчас застала Дэна целующимся с какой-то девкой, — монотонно сказала я.

— И что? — хмыкнул он. — Ты разве не знаешь, что у мужчин секс и любовь — отдельно?

— Мне такая любовь не нужна, — холодно сказала я.

На глаза попались ботинки Дэна, я сгребла их, пошла на кухню и выкинула в окно.

— Ты чего творишь? — ахнул Женька за спиной.

Достав из ванной ведерко, я принялась ходить по комнатам и наполнять его вещами любимого, потом это все летело в окно. Бритва, джемперы, ноутбук, кружка… нет, кружку оставим, на ней моя фотография, нельзя, еще разобьется.

К черту.

К черту такая любовь.

Зазвонил сотовый.

— Магдалина Константиновна, а из вашего окна вещи летят, — как-то по-детски, растерянно, сообщил охранник.

— Пожалуйста, выкинь их в мусорный бачок, — бесстрастно сказала я, вываливая за окно следующую порцию. — С меня за это сто баксов, договорились? Только не болтай, Андрей.

— Хорошо, — согласился он, но растерянности у него в голосе не убавилось.

Когда я в следующий раз подошла к окну с полным ведерком, на моем пути встал Женька.

— Магдалина, — улыбнулся он. — Ты можешь сесть и попить чай? Я тебя очень прошу.

— Ты будешь меня утешать? — подняла я бровь.

— Вряд ли, — честно признался он.

— Тогда иди к черту.

Я прошла мимо него и вещи Дэна снова полетели на улицу.

— Ладно. Буду, — раздалось за спиной.

Я щелкнула кнопкой чайника, заварила чай, села и кивнула:

— Утешай. Мне это сейчас необходимо.

Он начал с того, что изрек:

— Дура ты.

Я подняла бровь.

— Любит он тебя, ведь видно, что любит.

— Мне тоже так казалось, — согласилась я. — Только он ту девку целовал. Я сама видела, понимаешь?

— И что такого-то? — недоумение в его глазах было весьма искренним.

Я вздохнула.

— Понимаешь, Женечка, а я ведь знаю, что такое любовь. Когда действительно кого-то любишь — других не замечаешь. Более того — есть желание нравиться только ему. Чужие ухаживания попросту раздражают, а уж о том, чтобы позволить к себе прикоснуться, и речи быть не может. Все мысли только об одном, понимаешь?

— И нафиг такая сумасшедшая любовь нужна? — хмыкнул он.

Я промолчала. Что ему доказывать? У нас разные позиции, коль он считает, что можно любить девушку и одновременно спать с другими.

— Ты хоть куртку сними, чудо, — вздохнул он.

— Непременно, — кивнула я и принялась ее стягивать. На правой стороне рука нащупала какой-то жесткий прямоугольник, я достала из кармана бумаги, бросила их на стол…

Стыренная фотография Нинки и белый, сложенный вчетверо лист бумаги. Немеющими пальцами я развернула его, коря себя за желание увидеть его почерк, и снова прочитала:

«Мы, Буймов Денис Евгеньевич, именуемый далее Покупатель и Потемкина Магдалина Константиновна, именуемая далее Любимая, договариваемся о нижеследующем…»

Сердце кольнуло.

«Любимая».

А через час он целовал какую-то девку.

«А откуда эта девка там взялась? — влез внутренний голос. — До деревни далековато, не находишь? Да и как-то слишком быстро они стадию ухаживания прошли».

«Нынешние девки слишком наглые», — печально ответила я, и подумала, что где-то я уже это слышала.

Откинула в сторону листок, взяла фотографию Нинки, мазнула по ней взглядом и застыла, как громом пораженная.

На Нинке были сапоги из кожи крокодила. Матово блестящие, до колена, коричневые. Носок заострен, тоненькая шпилька, а лодыжку обвивал хвостик норки.

«Не может быть, — отрешенно подумала я. — Не-может-быть!!!»

Нинка беспечно улыбалась с фотографии. Невинно и очень добро. Взгляд скользнул ниже ее лица, и я обмерла.

На шее Нинки висел крестик. Простой, нательный, на суровой нитке.

«Не может быть, — снова проговорила я про себя в совершенном ужасе. — Мало ли крестиков?»

Только цифровая фотография высокого качества не дала мне обольститься ложными надеждами. Прямо над крестиком было завязано три узелка, не позволяющие ему скользить по нитке. И крестик, что я сама, своими руками, одела на шею Дэна — был совершенно так же зафиксирован.

«Это совпадение», — убедительно сказала я, отчаянно стараясь поверить в это.

И тут в мозгу щелкнуло и пазл сложился. Где крестик — там непременно появлялась покойница. Когда в додзё на меня напало нечто темное и мертвое, на мне был крестик. А ведь утром в тот день я гадала, и карты не предвещали мне никакой беды.

Алекс, который медитировал около Женьки — и ему досталось от злобной покойницы.

И на нем был крестик коварной Лоры.

А теперь он висит на шее Дэна.

«Мертво давно то кладбище, — раздался в голове беспечный голос Пелагеи. — За тридцать лет давно уж плоть истлела…».

У простых покойников — да. Но я сама читала в Библии ведьмы про то, как одна из моих прабабок воевала с похороненной полвека назад ведьмой! И плоть ее не истлела за это время, скорее мумифицировалась, усохла. Не ушла ее мертвая душа ни в рай, ни в ад, все осталось при теле, в котором давно перестало биться сердце. Являлась она бабке и в этом мертвом теле, и духом, который та описывала как темный сгусток, похожий на дым, от которого так и веяло злобой!

Сердце обожгло льдом, я достала сотовый и позвонила Дэну. Я вслушивалась в долгие гудки, сначала — с безумной надеждой, на то, что сейчас услышу его голос, и посмеюсь над своими страхами. Да я ему все прощу, только бы он был жив…

— Абонент не отвечает или временно недоступен, — наконец доброжелательно сказал автоматический женский голос и связь прервалась. Глотая слезы, я набрала номер Сереги-художника, своего старого друга.

— Привет! — он схватил трубку после первого же гудка. Слышен был какой-то шум около него, людские голоса.

— Ты где? — тут же спросила я.

— В Москве, на выставке.

— Счастливо отдохнуть, — невпопад брякнула я и отсоединилась.

После этого принялась лихорадочно листать телефонную книжку. Кого, кого можно взять с собой?

Нелька, Мультик… Господи, мне нужен кто-то сильный и преданный, кто и спину прикроет, и не удерет если что. Девчонки тут ни к чему.

На одном из телефонов я на секунду задумалась, после чего решительно его набрала.

— Слушаю, — спокойно сказал Тау.

— Это Магдалина.

— Вечер добрый, — очень вежливо отозвался он. — Как дела?

Отчего-то у меня создалось впечатление, что он борется со страстным желанием меня послать, и подальше.

— Хреново, — застенчиво призналась я. — Нужна помощь.

— Опять? — изумился он. — И что на этот раз?

— Да надо на одно кладбище съездить за городом. Ты не мог бы мне составить компанию?

— А что, одной страшно? — доверительно спросил он.

— Еще как, — созналась я в припадке честности. — Кладбище больно плохое, там раньше и покойники вставали, да и сейчас, чую, что-то есть.

— Магдалина, — скучающе сказал он. — Ты меня поражаешь. Знаешь, сколько сейчас времени? Самое оно по кладбищам гулять. Давай ты мне перезвонишь завтра утром, назначишь свидание в городском парке, покатаемся на карусельках, то-сё…

Я скосила глаза на запястье — одиннадцать вечера.

— Не пойдет. Мне срочно надо, прямо сейчас быть на том погосте.

— Тогда вперед, я тебя не держу, — зевнул он. — А я спать. Всего доброго, Магдалина.

— Стой! — быстро сказала я, боясь, что он бросит трубку.

— Ну?

— Алекс, мне правда больше не к кому обратиться, — вздохнула я. — Понимаю, что мы мало знакомы и все такое, но дело сильно опасное. Одной страшно, а знакомых туда взять не могу. Они хлюпики, живыми, боюсь, не выберутся.

— А мной рисковать можно? — иронично спросил он.

— Так ты-то воин, специально обученный!

— Магдалина, воины Катори клятву подписывают кровью, что не станут без нужды ввязываться в драку. Это не детские забавы, бой с воином Катори обычно заканчивается смертью, понимаешь ты это? Если ко мне привяжутся на улице хулиганы — я не стану им демонстрировать свои умения. Я свалю, потому что не хочу их смерти.

— Здорово, — прошептала я. — Значит, ты умеешь убивать?

— И что?

— Алекс, понимаешь, там очень — очень опасно, куда я сейчас иду. И если ты кого и пришибешь, то нелюдь. Боюсь, что там же попала в беду и Нинка, Женькина соседка. Так что ты мог бы попрактиковаться в реальных условиях, а заодно и спас бы кучу народа. Да и Женьке это точно поможет.

Он подумал и неожиданно сказал:

— Твоя взяла. Поехали на твое кладбище. Лопату как, захватить?

— Катану, катану лучше возьми, только заточенную! И, Алекс, я тебя люблю! — взвыла я в припадке благодарности.

— Ты мне начинаешь действовать на нервы, — сухо сказал он. — С тебя потом свидание в горсаду. Через двадцать минут встречаемся у «Киномакса».

И он отключился.

— Хам, — буркнула я, подумала и добавила: — Но зато смелый.

Женька за время разговора ушел. Я влезла в куртку, открыла для кота банку вискаса и поехала на встречу с настоящим самураем.