"Тьма" - читать интересную книгу автора (Деккер Тед)

18

Отель «Парадиз» — вшиво-блохастая дыра, в которой толклась всякая улично-розничная торговая мелюзга. Время от времени туда забредал и очередной лох, позарившийся на обещанные Интернетом прелести сочной полноценной экзотики за треть цены и вкусивший этих прелестей сполна. Или чокнутый американец, похитивший упрямую французскую тетку и желающий вдолбить ей в голову свою точку зрения.

А что делать? Ведь она его вынудила!

Кара не переставала ужасаться содеянным, Том не переставал настаивать, что иного выхода не оставалось. Если этой зажравшейся француженке наплевать на жизни нескольких миллиардов людей, то надо как-то вбить ей в башку то, чего она не хочет понять. Разъяснить истинное положение вещей. Доступными средствами убеждения. Доступными в его реальном мире.

Проржавевшие насквозь створки лифта со скрежетом разъехались в стороны. Кара вышла в подземный гараж, позвякивая нанизанными на кольцо только что полученными ключами, и подошла к машине, в которой находились Том и захваченная им Моника де Рейзон.

— Спокойно, — кивнул Том, как бы невзначай поводя перед носом француженки пистолетом девятимиллиметрового калибра. — Тихо-мирно поднимаемся наверх. Убивать я вас, мадам, не собирался и не собираюсь, но если станете выпендриваться, всю оставшуюся жизнь будете маникюрить на один-два пальца меньше. Надеюсь, ясно излагаю. Пистолет остается при мне.

Моника глядела на него, сжав челюсти.

— Ваше молчание считаю признаком согласия. Поехали! — Он распахнул дверцу, жестом приказал женщине выйти.

— Этаж верхний?

— Верхний. Том, не знаю, смогу ли я это осилить…

— Тебе ничего не надо осиливать. Ты тут ни при чем. Сны мои, я за все в ответе, и я должен вдолбить каплю разумения в башку этой долбаной дряни.

— Не ругайся.

— Прошу прощения.

Машина заняла место на стоянке.

— В лифт!

Он нажал кнопку пятого этажа и почувствовал облегчение, когда лифт послушно дернулся вверх.

— Что с вами, французами, происходит? Вам деньги важнее спасения мира.

— Смешно слышать такое от человека, который тыкал мне пистолетом под ребра. Кроме того, я не во Франции живу, как вы знаете. Мы с отцом не одобряем политику французского правительства.

— Ишь ты… — непонятно почему, но услышанное Тома удивило. Духи Моники де Рейзон заполнили тесное пространство. Какой-то душный мускусно-цветочный аромат. Совершенно не подходит к этому жаркому климату. И не по возрасту старушечий. — Если у вас нормально работает голова, через полчаса окажетесь на свободе.

Она не ответила.

Неудивительно, что номер не отличался дворцовой роскошью. Оранжевый ковер оказался грязно-бурым. Две шаткие двуспальные кровати под цветастыми покрывалами. Заросший грязью плетеный шкаф-комод с зеркалом. Телевизор работающий, но лишенный звука и всех цветов радуги, кроме зеленого.

Том молча указал Монике на единственный стул в углу, покосившуюся развалину. Положил пистолет на комод рядом с собой и повернулся к сестре.

— Значит, так. Мне надо, чтобы ты незаметно выбралась из этой дыры, нашла полицию и вышла на контакт с Жаком де Рейзоном. В полиции скажешь, что удрала. Скажи, что я чокнутый или что-то в этом духе. Мне нужно, чтобы ты осталась чистой, ясно?

— Не устаю поражаться твоей благоразумности. — Она покосилась на заложницу. — И что я скажу ее отцу?

— Скажешь то, что мы знаем. А если он не согласится задержать поставки, скажи, что я начну пальбу. — Он повернулся к пленнице. — Только по мизинчикам, само собой разумеется. Вы же понимаете ситуацию.

— Да, понимаю. Совершенно очевидно, что вы сошли с ума.

Том кивнул.

— Вот-вот. И потому мне нужен резервный вариант. Если она не начнет соображать, может, папаша ее окажется умнее. Он должен понять, что моей целью была не ты, а его дочь.

— А что я скажу о твоем местонахождении?

— Скажи, что удрала из машины. Выпрыгнула на повороте. Не помнишь где. И, естественно, не имеешь представления, куда меня понесло.

— Еще одна ложь. Нагромождение лжи!

— Ложь во спасение. Эта ложь простительна.

— Надеюсь, ты хорошо все продумал. Как я узнаю, что происходит?

— От Жака. Уверен, что он не откажется поговорить с дочерью, если нам это понадобится. Если нужно будет выйти на меня, позвони, только осторожно, чтобы никто не увидел.

Кара подошла к прикроватной тумбочке, подняла телефонную трубку, поднесла к уху, дождалась гудка.

Слишком долго она жила в Юго-Восточной Азии, чтобы слепо доверять местной технике.

Потом подошла к брату, обняла его.

— С ума сойти…

— Удачи, сестренка!

— И тебе, братец! — Она отступила, еще раз глянула на Монику, направилась к двери. — Удачи с дамой, — усмехнулась она и прикрыла за собой дверь.

— Да, удачи с дамой, — иронично повторила Моника де Рейзон. — Крутой заокеанский ковбой заарканил телку. Киногерой, ничего не скажешь.

Том подобрал пистолет, оперся о комод, уставился на пленницу. Способ лишь один: сказать все как есть. Теперь, во всяком случае, она вынуждена будет его выслушать.

— Поверьте, вы ошибаетесь. Ведь я действительно пересек океан, чтобы с вами поговорить. Я действительно рискую головой, чтобы этого добиться. С чего вдруг я пустился бы во все тяжкие ради того, чтобы пообщаться с заносчивой француженкой? Потому что, если я не ошибаюсь, вы можете оказаться единственным человеком, способным предотвратить ужасные последствия. Вопреки произведенному мною на вас впечатлению, я весьма приличный и вменяемый парень. И несмотря на все ваши усилия доказать обратное, надеюсь, что вы весьма разумная и адекватная женщина. Я хочу поговорить с вами, поговорить так, чтобы вы меня услышали. Я очень устал, я на пределе сил, так что не нужно запутывать ситуацию больше, чем она уже запутана. Не слишком многого я от вас требую.

— Согласна. Но если вы ожидаете, что я предам интересы тысяч акционеров, доверивших средства нашей фирме, я вас разочарую. Я не собираюсь распространять какую-то клевету, даже под угрозой обещанной вами потери мизинцев. Могу предположить, что вы наняты конкурентами «Рейзон фармасетикаль». Если же вы приличный парень, как вы утверждаете, тогда почему вы так убеждены в осмысленности ваших действий?

Том оторвался от комода, подошел к окну, выглянул. По улице снуют тысячи таиландцев, не подозревающих, какая драма развивается над их головами, в захудалом номере захудалой гостинички.

— Сон. — Он повернулся к ней лицом. — Сон, ставший реальностью.

Карлос Миссириан терпеливо ждал, сидя в «мерседесе» на противоположной от отеля «Парадиз» стороне улицы. Он ждал наступления темноты. Тогда можно будет действовать.

Мимо «мерседеса» катил свою тележку уличный продавец сатаи. Карлос нажал на кнопку, опустил тонированное стекло. В охлажденный салон ворвался горячий воздух улицы. Карлос высунул из окна руку с двумя монетами по пять батов. Продавец быстро снабдил клиента подносиком с палочками, унизанными кусочками жареного мяса, и принял монеты. Карлос поднял стекло, вернул в машину прохладу, стиснул зубами и стянул с деревянной шпильки сочный пряный ломтик…

Отец его не уставал повторять, что самый хороший план без надлежащего исполнения превращается в бесполезную труху. А надлежащее исполнение зависит в первую очередь от точного временного графика, от четкой выверенности во времени. Сколько заговоров, сколько покушений, террористических актов сорвалось из-за несогласованности, из-за несовпадения во времени! Да очень много…

Появление этого америкоса на пресс-конференции стало для него неожиданностью. Томас Хантер, маньяк-лунатик, наблюдал за происходящим, сидя на два ряда впереди. Он, Карлос Миссириан, сам собирался подойти к этой мадам после презентации, запросить интервью, прикрываясь крадеными креденциями «Ассошиэйтед Пресс». На случай неудачи у него, разумеется, готов был и резервный вариант, но очевидный план обычно оказывается лучшим.

Он уже направился к подиуму, когда этот псих выскочил вперед и отчебучил свой цирковой номер. Быстро, просто и банально — до примитивности: шагнуть к противнику, отнять у него оружие и нагло, как кот кильку, стащить добычу при свете фотовспышек половины мировой прессы! Не должно было получиться, но ведь получилось! Да еще и беспрепятственно удрал. И от него, от Карлоса, удрал бы, если бы он, Карлос, не оставил свои четыре колеса наготове у выхода.

Из этого фокуса проистекают, разумеется, определенные выводы. Прежде всего: в Центре контроля заболеваний его слушать не стали. И это хорошо. Далее: этот псих уверен в своем сне, или что там у него за галлюцинация. Это тоже хорошо. Посему он хочет любой ценой заставить фирму отказаться от выпуска вакцины. Это не столь хорошо, но, по счастью, исправимо.

И вот он последовал за зеленой «тойотой» сюда, к отелю «Парадиз». Оказавшиеся на месте событий репортеры мгновенно осветили происшествие, новости уже текут по всем мировым каналам. Полиция Бангкока лезет из кожи вон, стараясь проявить себя с наилучшей стороны, но никто так и не знает, куда девался этот чокнутый гринго со своей добычей.

Никто, кроме него, Карлоса.

Следующий кусок сатаи отправился догонять предыдущие, пополнять энергетические запасы Карлоса Миссириана. Американец сэкономил ему немало сил, изолировав Монику де Рейзон в отеле. Сопровождавшая его блондинка час назад покинула здание пешим ходом. Это несколько обеспокоило Карлоса, но оба главных объекта остались внутри, в этом он уверен. Из машины он видит все выходы отеля, кроме заднего — в проулке, который он заблокировал.

Теперь ситуация у него в руках, все под контролем. Очень удачно, очень удобно, что он сможет заняться ими обоими одновременно. Теперь все решает время.

Карлос глянул на себя в зеркало заднего вида, смахнул соринку со шрама, откинулся на спинку сиденья и удовлетворенно вздохнул. Время, время…

Моника следила, как Томас нервно вышагивал по номеру, и размышляла, может ли история, которую только что сплел этот парень, каким-либо самым странным, немыслимым образом оказаться чем-либо, кроме полной ахинеи. Такую возможность она ни в коем случае не собиралась исключать. В своей работе она зачастую преследовала цели совершенно невероятные именно потому, что не верила в их абсурдность. Она вообще остерегалась верить в несбыточность чего-либо, если таковая не доказывалась математически. А рассуждая технически, его история вполне могла оказаться истинной.

С другой стороны, рассуждая точно так же, его историю можно было, образно выражаясь, сунуть коту под хвост.

Последние пять минут он молча расхаживал по комнате, вертя в пальцах пистолет. У Моники появились сомнения, что он когда-либо использовал такое оружие. Сначала у нее такого рода сомнений не возникало, но теперь…

Кондиционер в номере нещадно дребезжал, но гнал лишь горячий воздух. Они оба обливались потом. Час назад она сняла свой пиджак.

Не будь она на него так зла, она, может быть, даже пожалела бы странного парня. В глубине души ей и сейчас было жалко этого дурня. Искренность его сомнений не вызывала, что однозначно означало сумасшествие. Что, в свою очередь, грозило неожиданной сменой настроения, возможностью непредсказуемых действий, вплоть до немотивированного жестокого убийства жертвы.

Неплохо бы выявить истинные мотивы его поступков…

Задыхаясь от жары, Моника попыталась провентилировать легкие глубоким вдохом.

— Томас, попробуйте в порядке исключения принять мою точку зрения.

— А чем я занимаюсь уже битых два часа?

— Вы рассматриваете все со своей позиции. Для вас все строго логично, состыковано, но для меня все ваши рассуждения — темный лес. К тому же здесь очень душно, и у меня болит голова. Первая партия вакцины, возможно, уже отгружена, через сутки-двое ее получит сотня больниц по всему земному шару. Если вы правы, то, сидя здесь, мы впустую тратим время.

— Вы хотите убедить меня, что отмените поставки?

Она уже взвешивала возможность обмануть его, но не доверяла своим способностям врать убедительно. Да и не поверил бы он ей, сколь артистично бы она ни солгала.

— И вы поверите, если я скажу «да»?

— Поверил бы, если бы мы сделали это вместе. Хватило бы звонка Моники де Рейзон в «Нью-Йорк Таймс».

Она вздохнула.

— Вы прекрасно понимаете, что я не могу этого сделать.

Что же делать, что делать? Надо завоевать его доверие, но как?

— Но если бы я вам поверила, я бы не остановилась и перед звонком в «Нью-Йорк Таймс». Вы понимаете мои затруднения?

Он не ответил, и это молчание послужило красноречивым ответом. Она продолжила напор.

— Я выросла на виноградниках юга Франции. Там намного прохладнее, чем здесь, очень приятный климат. — Она улыбнулась. Заставила себя улыбнуться. — Выросла в бедности. Мать была батрачкой на виноградниках. Наша семья производила вино, а не лекарства.

Он молчал. Она перевела дыхание и продолжила.

— Кровного отца своего я никогда не видела. Он оставил семью, когда мне было три годика. Жак, один из сыновей семейства де Рейзон, влюбился в мою мать. Мне тогда уже исполнилось десять. Стукнуло двенадцать — и умерла мать. Четырнадцать лет назад. Много воды утекло. Знаете, я ведь училась на медицинском в Калифорнийском университете.

— И какого черта вы мне все это внушаете? — наконец высказался он.

— Беседую с вами.

— Не лучшее время для беседы. Вы лучше внимательно слушайте то, что я вам говорю.

— Да, я слушаю вас внимательно, — ответила она, стараясь придать голосу убедительность. — Но вы, как я уже сказала, на все смотрите со своей колокольни. Я рассказываю вам, кто я есть, чтобы вы могли общаться со мной как с живым человеком, с женщиной, сбитой с толку и запуганной вашими выходками.

— Уж не знаю, как можно выражаться яснее. Вы мне либо верите, либо нет. А вы не верите, и это очевидно. Вот в чем проблема. — Он поднял руку. — Поймите меня верно, я бы, может, посидел с вами, болтая «за жизнь», посетовали бы мы, поплакались бы друг другу на отцов, бросивших нас в детстве, но не до того сейчас. Есть дело поважнее.

— Ваш отец тоже бросил вас?

Он опустил руку.

— Да.

— Печально. — Она чуть продвинулась. Так держать! — Сколько вам тогда было?

— Шестнадцать. На Филиппинах. Он был армейским капелланом.

Парень открылся перед ней в новом свете. «Сын полка», детство на заморской военной базе. И еще одна маленькая удача: она сносно говорит на тагалог.

— Саан ка накатира? (Где ты жил?)

— Накатира ако са Майнила. (Я жил в Маниле.)

Обмен взглядами. Его взгляд, похоже, смягчился.

— Не выйдет, мадам!

Вот черт! А вроде…

— Что не выйдет?

— Психологический этюд.

— Но… Вы неправы. Я вовсе не пыталась увести вас в сторону. Почему вы не можете разговаривать со мной как с человеком, а не как с каким-то купцом или делягой?

— Да-да. Разумеется. Вы бедная запуганная женщина, трясущаяся от ужаса при одном взгляде на жестокого бандита. Беспомощное брошенное дитя, жаждущее появления героя-избавителя. Да бросьте вы! Это я в безвыходном положении. Вы прекрасно поняли, что я для вас не представляю угрозы, что оружие применить не отважусь. К черту!

— Но рассудите здраво, как вам можно верить? Вы рассказываете сказки о черных летучих мышах, о цветных лесах, как будто в них сами верите, и хотите убедить в этом меня. Я защитила докторскую по химии, а вы хотите, чтобы я поверила в ваши сны, как какая-то девчонка-первоклашка.

— Да, именно этого я хочу! Эти черные мыши знают ваше имя! — выкрикнул он.

От этого выкрика у нее прошел мороз по коже. Он бросил пистолет на комод, стянул футболку.

— Ну и жара здесь!

Швырнув футболку на пол, он подхватил пистолет и подошел к окну.

Спина мускулистая. Он сильнее, чем казался. Тело блестит от пота. Шрам на левой лопатке. Под джинсами боксерские трусы, видна резинка с надписью «Олд Нэйви».

До того, как он сообщил ей, что размытый силуэт на видеозаписи камер наружного наблюдения принадлежит ему, Моника всерьез взвешивала возможность наброситься на него, оглушить, завладеть оружием и так далее… Но глянув на его спину, она поняла всю бредовость этих планов.

Том опустил штору и повернулся к Монике.

— Расскажите о вакцине.

— Я уже рассказывала.

Он выглядел возбужденным.

— Нет, расскажите больше! Подробнее!

— Но вы не поймете. Это специальные вопросы.

— Не ломайтесь. Постарайтесь, чтобы понял.

Она вздохнула.

— Ну, хорошо. Мы называем ее вакциной ДНК, но в действительности это синтезированный вирус. Поэтому…

— То есть ваша вакцина — вирус.

— Да, вирус. Вирус, иммунизирующий носителя изменением ДНК против других вирусов. Вирус, ведущий себя как микроробот, атакующий клетки носителя и модифицирующий его ДНК, что обычно завершается разрушением клеток. Мы нашли способ заставить этих микророботов работать на нас, а не против нас. Крохотные, стойкие, они быстро распространяются по воздуху.

— Но это вирус.

Типичная реакция обывателя на «ужасающий» термин. Большинству населения планеты идея полезного, дружественного вируса кажется дикой.

— Да, это вирус, но одновременно вакцина, которая отличается от обычных вакцин, основанных на ослабленных возбудителях заболеваний. И, хотя они достаточно устойчивы, при определенных условиях они все же погибают. При нагревании, к примеру.

— Но они могут мутировать.

— Да, любой вирус способен мутировать. Но ни одна из мутаций в наших тестах не выжила дольше, чем на протяжении двух поколений. Они мгновенно умирают, даже при благоприятных условиях. При нагревании же…

— Забудьте о нагревании. Скажите мне лучше о том, чего не знает никто, о… — Он предостерегающе поднял ладонь. — Нет, не надо. Не говорите. — Он прошелся до кровати и обратно. Остановился перед ней. Пистолет как будто сросся с рукой, стал чем-то вроде дирижерской палочки.

— Не могли бы вы следить, куда направляете эту штуку?

Он уставился на оружие, швырнул его на кровать, поднял перед собой обе руки.

— Предлагаю иной подход! Если я докажу вам, что все, сказанное мною, правда, что ваша вакцина действительно способна трансформироваться в нечто смертоносное, вы отзовете ее?

— Но как вы…

— Не отвлекайтесь. Отзовете?

— Разумеется.

— Клянетесь?

— Но…

— Клянетесь? Я, Моника де Рейзон… и так далее.

— Да! — раздраженно выкрикнула она. — Клянусь. В отличие от некоторых других, я не вру на каждом шагу.

Он не реагировал на ее выпад, и она пожалела о сказанном.

Том усмехнулся.

— Ну, хорошо. Вот что мы сделаем. Я сейчас засну и добуду во сне информацию, к которой не имею ни малейшей возможности доступа. Вы разбудите меня и проверите.

Он загорелся этой идеей, но от нее мудрость замысла как-то ускользнула.

— Чушь какая-то!

— Вы считаете это чушью, потому что не верите мне. Но если я проснусь и сообщу вам то, чего знать не могу, вы мне поверите? Почему мне это раньше не пришло в голову!

Он действительно верил, что может направиться в свой мир снов и добыть там какую-то информацию для дальнейшего использования. Однозначно, сумасшедший.

Но если он заснет… Перед ней откроются новые возможности.

— Ладно. Я согласна. Можете укладываться спать.

— Вот и отлично! Что бы вы хотели от меня услышать по возвращении?

— Что?

— Чем я смог бы вас убедить?

Она вздохнула и задумалась. Ох, ну и бред!

— Число базовых пар нуклеотидов моей вакцины, занятых приобретенным иммунодефицитом.

— Число базовых пар нуклеотидов, занятых приобретенным иммунодефицитом. О'кей. Что-нибудь еще, на всякий случай, если эта информация ускользнет от регистрации.

Энтузиазм этого молодого человека ее даже несколько развлек. Как будто она торговалась с ребенком из Нарнии.

— Дата рождения моего отца. Уж такие данные наверняка регистрируются. И конечно же, вы ее не знаете.

— Нет, не знаю. Договорились! Добуду больше, чем вы заказали.

Он схватил пистолет и снова подошел к окну.

— Что вы там высматриваете?

— Какой-то белый автомобиль торчит под окном уже не один час. Скоро стемнеет…

Он отошел от окна.

— Хорошо. Я сплю на кровати.

— Долго?

— Получаса хватит. Разбудите меня через полчаса. Время там и здесь не совпадает, естественно.

Он подошел к постели, откинул покрывало, одеяло, содрал простыню.

— Что вы делаете?

Он разорвал простыню надвое.

— Не могу же я оставить вас так запросто без присмотра. Уж извините, но придется вас иммобилизовать.

Она оскорбленно выпрямилась.

— Как вы смеете!

— Это мне нравится. Как я смею! Кто здесь вооруженный до зубов бандит, а кто бесправный пленник? Я вас свяжу. А если будете вырываться, орать и звать на помощь, проснусь и отстрелю все наличные мизинцы.

Кошмар какой-то!

— И я буду сидеть связанная, пока вы спите? А как я вас разбужу, если вы меня свяжете?

Он сгреб подушку, бросил ее к кондиционеру.

— Швырнете в меня подушкой. Идите сюда.

— Собираетесь привязать меня к кондиционеру?

— А что, солидный прибор. Консоль выдержит. У вас есть другие предложения?

— А чем я подушку швырну, коли руки связаны? Том почесал лоб.

— Умница. Хорошо, я привяжу вас так, чтобы вы смогли дотянуться до кровати ногой. Колотите по ней, пока не проснусь. Но рта не разевайте.

Она уставилась на Тома. Затем внимательно оглядела кондиционер.

— Шевелитесь! Чем скорее засну, тем скорее мы с этим покончим.

Пять минут ушло на то, чтобы разобраться с простынями и забинтовать жертву. Том заставил ее лечь на спину, примерил к кровати, убедился, что она достанет ногой до ножки. Руки ее он связал за спиной, обмотал каждый палец, чтобы исключить всякие непредвиденные возможности. Связал ноги. Работал быстро, не обращая внимания на то, что потный торс его елозит по шелковой кофте Моники. Ей все это напоминало театр абсурда. Он же воспринимал все абсолютно серьезно и шустрил, как тренированная крыса во время эксперимента.

Закончив, он оглядел плоды своих стараний, подошел к постели, растянулся на спине, закрыл глаза.

— Какая глупость, просто не верится, — пробормотала она.

— Тихо. Я сплю. Рот затыкать, что ли? — Он снова сел. Стянул обувь.

Зубы! Их-то она и использует.

— Вы сможете заснуть? Я не издам ни звука, обещаю, но… смешно как-то.

— Хватит пустой болтовни, вы уже достаточно высказались на тему моей глупости. Не мешайте, не то не смогу заснуть. Хотя я уже умираю от усталости. Хороший шанс хоть чуток отдохнуть.

Он снова улегся, закрыл глаза.

— Может, колыбельную спеть? — с удивлением услышала себя Моника.

Он повернул к ней голову.

— А вы поете?

Она отвернулась, уставилась в стенку.

Прошло пять минут, прежде чем она отважилась взглянуть в его сторону. Он лежал в той же позе, равномерно вздымалась и опускалась грудь… Отлично сложен. Темноволосый. Красавец.

Жаль только, мозги набекрень. Спит?

— Томас, — прошептала она еле слышно.

Он уселся, потом встал, подхватил обрывок простыни.

— Что такое? — испуганно спросила она.

— Спасибо за подсказку. Надо вас обеззвучить.

— Я молчу!

— Зубы! Неплохое оружие. Универсальный инструмент. Прогрызть дорогу к свободе, ха! Челюсти у вас завидные. Так что, извините… Иначе не засну. — Он обмотал ей и челюсти. Она не сопротивлялась. — Прошу прощения. А вообще-то голос ваш мне даже нравится.

И он снова направился к кровати.