"Секретная история вампиров" - читать интересную книгу автора

Майк Резник Два охотника с Манхэттена

комиссара полиции Нью-Йорка дела складывались не слишком удачно. Он бросился в работу со всем пылом и за год очистил город от наиболее бросающейся в глаза преступности, но потом как будто уперся в каменную стену. До сих пор ему еще не приходилось сталкиваться с проблемой, которую он не в состоянии был бы решить, приложив соответствующие усилия, но, хотя он успел освоить мир политики, литературный мир и то, что еще оставалось от Дикого Запада, Теодор Рузвельт не мог не признать, что после отличного старта все его попытки искоренить в городе криминальный элемент привели в тупик.

Он настоял на вооружении всех полицейских. В первых же трех перестрелках с разыскиваемыми преступниками было убито двое прохожих и ранено еще семеро, а преследуемые беспрепятственно скрылись.

После этого он вменил подчиненным в обязанность практиковаться в стрельбе. Но городской бюджет не смог выделить средства на оплату требуемого дополнительного времени, почти четверть полицейских предпочли уволиться, чем тренироваться бесплатно.

Он стал спать днем, а по ночам обходил самые опасные районы — но всем известно, что Тедди Рузвельт не тот человек, чтобы пропустить цель или отступить перед превосходящими силами противника, а потому, как только распространились слухи — а это случается очень быстро, — они предпочитали скрываться каждый раз, как только он выходил на охоту.

Приближался 1896 год, и он понимал, что не стал ближе к намеченной цели, чем был в конце 1894-го. Он всерьез подумывал об отставке. В конце концов, у них с Эдит было уже четверо детей, две его книги возглавляли список бестселлеров, и американский Музей естественной истории предложил ему пост главного натуралиста, а после назначения на должность комиссара полиции он едва находит время для прогулок по любимому Сагамор-Хилл. Но каждый раз, когда его посещали подобные мысли, подбородок упрямо выпячивался вперед, зубы непроизвольно скалились в невеселой усмешке, и он сознавал, что никуда не уйдет, пока не выполнит свою работу. Американцы не отступают перед трудностями; в таких случаях они проявляют храбрость и целеустремленность, чем и отличаются от европейцев.

Но если он решил остаться, он не мог продолжать работать, полагаясь только на своих подчиненных. Полицейские силы таяли с каждым днем, а оставались в основном лишь те, кто был уверен, что продажный коп в состоянии заработать больше, чем честный бизнесмен.

Должен был быть какой-то способ встряхнуть город, и в один из дней он его нашел. Кто лучше всех прочих знает преступную среду? Сами преступники. Кому больше других известны их привычки, лидеры и тайники? Ответ тот же самый.

Как-то в июне во вторник вечером в его кабинет привели двух членов одной из самых известных банд. Оба бандита, войдя в помещение, смотрели на него с нескрываемой ненавистью.

— Вы не имеете права нас задерживать, — сказал тот, что повыше, сурового вида мужчина с черной повязкой на глазу. — Мы ничего не сделали.

— Никто этого и не утверждает, — ответил Рузвельт.

Тот, что пониже, с обритым наголо черепом, что, как подозревал Рузвельт, было сделано для избавления от вшей или чего-то похуже, огляделся по сторонам.

— Это не тюрьма. Для чего нас сюда притащили?

— Я решил, что мы должны познакомиться поближе.

— Вы собираетесь нас поколотить и отправить в камеру? — огрызнулся Одноглазый.

— Зачем это мне? — спросил Рузвельт и повернулся к сопровождавшим бандитов офицерам. — Теперь вы можете нас оставить.

— Вы уверены, сэр? — спросил один из них.

— Совершенно уверен. Спасибо за службу.

Офицеры переглянулись, пожали плечами и вышли, прикрыв за собой дверь.

— Парни, мне кажется, у вас пересохли глотки, — заметил Рузвельт, доставая из ящика стола бутылку и пару стаканов. — Почему бы вам не промочить горло?

— Это очень по-христиански, мистер Рузвельт, сэр, — откликнулся Лысый.

Он наполнил стакан, поднес его к губам, но тотчас остановился.

— Напиток не отравлен, — заверил его Рузвельт.

— Тогда выпейте первым, — потребовал Лысый.

— Я не большой любитель спиртного, — сказал Рузвельт, но взял бутылку и отхлебнул прямо из горлышка. — Я выпил лишь для того, чтобы рассеять ваши сомнения.

Лысый отступил на шаг на случай, если Рузвельт вдруг упадет, но комиссар продолжал стоять и улыбаться, блестя зубами, и он опрокинул напиток в рот, а затем его примеру последовал и Одноглазый.

— У вас прекрасное пойло, сэр, — отметил Лысый.

— Я рад, что вам понравилось, — произнес Рузвельт.

— Может, мы ошибались насчет вас, — продолжал Лысый. — В конце концов, вы, вероятно, не такой уж плохой парень.

Он налил себе еще порцию.

— Но вы так и не сказали, ради чего нас сюда привели, — сказал Одноглазый. — Вам явно от нас что-то нужно.

— Только ради приятной компании, — ответил Рузвельт. — Мне кажется, после хорошего знакомства люди вряд ли останутся врагами.

— Это меня полностью устраивает, — кивнул Лысый. — Вы не возражаете, если я сяду?

— Для этого и придуманы стулья, — усмехнулся Рузвельт.

Он взял бутылку и снова наполнил оба стакана.

— У нас говорят, что вы некоторое время были ковбоем на Западе, сэр, — снова заговорил Лысый. — Не расскажете ли нам об этом времени? Я никогда не был западнее Гудзона.

— С удовольствием расскажу, — согласился Рузвельт. — Только я не был ковбоем. У меня было ранчо, и я охотился на медведей, лосей и бизонов, а какое-то время помогал шерифу.

— А вы не встречались там с Доком Холлидеем или Билли Кидом? — спросил Одноглазый.

Рузвельт покачал головой:

— Нет, я жил на равнинах Дакоты, а они обитали южнее, в Нью-Мексико и Аризоне. Но в Зиму Голубого Снега мне удалось поймать трех убийц.

Еще с полчаса он продолжал рассказывать им свои истории и следил, чтобы стаканы не оставались пустыми. Закончив рассказ, Рузвельт подошел к двери и приоткрыл ее.

— Вечер удался, джентльмены, — сказал он. — Надо будет как-нибудь повторить нашу встречу.

— Мне нравится эта идея, — пробормотал Лысый. — Вы отличный парень, мистер Рузвельт, сэр.

— Мне тоже понравилось, — присоединился Одноглазый.

Рузвельт обнял их обоих за плечи:

— Кто-нибудь хочет еще глоток на дорожку?

Оба бандита радостно улыбнулись от мысли продолжить выпивку, но в этот момент в кабинет вошел какой-то человек. Послышался громкий хлопок, и сверкнула ослепительная вспышка.

— Что это было, черт побери? — воскликнул Одноглазый, усиленно моргая здоровым глазом.

— А, это один мой приятель. Не обращайте внимания.

Они выпили еще по стаканчику и заковыляли к двери.

— Парни, — остановил их Рузвельт, — вы не в том состоянии, чтобы добраться до дома, а у меня нет под рукой свободной повозки с лошадьми. Я предлагаю вам переночевать прямо здесь. Вас никто не собирается арестовывать, и двери камеры можно не только не запирать, но и оставить открытыми. Вы сможете свободно уйти утром или еще раньше, если сочтете нужным.

— И вы не станете нас запирать и удерживать, когда мы захотим уйти? — спросил Одноглазый.

— Даю вам свое слово.

— Да, мне говорили, что ваше слово крепче железа…

— Я думаю, мы на это согласимся, — вмешался Лысый. — В противном случае я рухну на пол и вздремну прямо здесь.

— Я позову людей, чтобы они проводили вас до места, — предложил Рузвельт.

Он вышел в коридор, махнул рукой, и вскоре обоих бандитов доставили в две соседние камеры. Верный своему обещанию, Рузвельт приказал не запирать двери.

Когда они проснулись, Рузвельт уже стоял в коридоре и смотрел на них.

— Доброе утро, джентльмены, — произнес он. — Надеюсь, вы хорошо выспались?

— О господи, в моей голове как будто целая армия пытается тронуться в путь, — простонал Лысый.

— Мы ведь можем уйти, верно? — спросил Одноглазый.

— Верно, — подтвердил Рузвельт. — Но мне кажется, мы могли бы сначала немного поболтать.

— Еще несколько историй о преступности среди ковбоев?

— Нет, я имел в виду преступность в городе Нью-Йорке.

— А? — моментально насторожился Лысый.

— Криминальные элементы считают, что держат в руках весь город, — продолжил Рузвельт. — И по правде говоря, они почти правы. С этим нельзя мириться. Я приучу Нью-Йорк к закону и порядку, чего бы мне это ни стоило. — Он немного помолчал, разглядывая своих гостей сквозь очки. — Я думаю, вы двое захотите мне в этом помочь.

— Я так икрикнул Лысый, тревожно озираясь. — Где ваши резиновые шланги?

— Никто не собирается вас и пальцем тронуть, — произнес Рузвельт. — Мы ведь друзья, не забыли?

— Конечно, не забыли.

— Мы друзья, — повторил Рузвельт. — И у меня даже есть доказательство.

— О чем вы, черт побери, толкуете? — сердито спросил Одноглазый.

— Вот о чем.

Рузвельт протянул сделанную накануне ночью фотографию. На ней он был запечатлен в обнимку с двумя счастливыми бандитами.

— Я не понимаю, — пробормотал Лысый.

— Вы станете моими шпионами, — пояснил Рузвельт. — Я под вымышленным именем снял комнату в самом неблагополучном районе Бувери. Я буду приходить туда вечером по понедельникам и четвергам, а вы дважды в неделю будете докладывать обо всех планах, о тех, кто за ними стоит, о совершенных преступлениях и местонахождении участников.

— Да вы сошли с ума! — воскликнул Лысый.

— О, я так не думаю. У меня есть несколько копий этого снимка. Если вы не согласитесь сотрудничать, в следующий раз, как только нам попадется кто-то из вашей банды, это фото появится во всех городских газетах, а в подписи будет указано, что это я благодарю вас за доносы на своих приятелей.

— Вот дерьмо! — бросил Одноглазый. — Вы ведь так и сделаете, верно?

— Абсолютно верно. Так или иначе, но я собираюсь восстановить на улицах Нью-Йорка закон и порядок. Ну как, мы пришли к соглашению?

— У нас нет выбора, — сказал Одноглазый.

— Никакого выбора, — согласился Рузвельт.

— И как долго вы намерены хранить это фото, словно нож у нашей шеи? — спросил Одноглазый.

— Пока не достигну определенных результатов.

— С вами можно договориться?

— По-моему, мы уже договорились.

— Нет, я о другом.

— Продолжайте.

— Мы выполним ваши требования, — сказал Одноглазый. — Все равно нам больше ничего не остается. Но есть один тип, который может предоставить вам все нужные сведения быстрее, чем мы. А может, он для вас даже выведет из строя кого-ни-будь из больших шишек. Вы его не знаете — с этой стороны баррикад он никому не известен, — но если я сведу вас с ним и он вас устроит, вы сожжете фотографии?

— Он на это ни за что не согласится, — возразил Лысый.

— Я бы мог попробовать, — произнес Рузвельт.

— Я имел в виду не вас, сэр, — пояснил Лысый. — Я говорю о Громиле Д. Нет такого места, куда бы он не смог пробраться, и он ничего не боится.

— Громила Д.? — нахмурился Рузвельт. — Никогда не слышал о таком.

— Это не удивительно, — сказал Одноглазый. — Он выходит наружу примерно раз в неделю, обычно перед самым закрытием пабов. Но я сам видел, как он выпивал и разговаривал с теми людьми, которых вы пытаетесь прижать. Да, сэр, если вы пообещаете выполнить свою часть сделки, мы пошлем весточку Громиле Д., что вы хотите перекинуться с ним парой слов.

Рузвельт вытащил листок бумаги и набросал на нем адрес.

— Вот здесь я снял комнату, — сказал он, протягивая листок Одноглазому. — А под адресом имя, которым я буду там пользоваться. Передайте ему, что в случае согласия на мое предложение он получит кое-какие деньги.

— Так мы договорились?

— Нет, пока я с ним не встречусь и не пойму, что это именно тот человек, который мне нужен.

— А если он вам не подойдет? — настаивал Одноглазый.

— Тогда придется довольствоваться вашими услугами, — ответил Рузвельт.

— А что будет со снимками, если он вас убьет? — спросил Лысый.

— Ты думаешь, он может убить? — поинтересовался Рузвельт.

— Все возможно, — пожал плечами Лысый. — Этот Громила Д. странный тип. — Он неловко помялся. — И все же, если он решит вас убить…

Незаконченный вопрос повис в воздухе.

— Пусть попробует справиться с чемпионом Гарварда по боксу, — ответил Рузвельт. — Итак, сегодня среда. Вы успеете с ним связаться, чтобы он пришел в ту комнату завтра вечером?

— В этом городе чертовски хорошо отлажены каналы передачи информации, — заметил Одноглазый.

— Хвастун! Чем скорее мы начнем свой крестовый поход, тем лучше. Вы свободны, джентльмены.

Одноглазый шагнул к двери тюремного блока, а Лысый немного помедлил.

— Я не считаю, что что-то вам должен после такого трюка, — сказал он Рузвельту. Потом понизил голос почти до шепота: — Но будьте с ним осторожны, сэр. — Он даже не пытался скрыть легкую дрожь. — Сэр, я далеко не ребенок. Я никогда ничего и никого не боялся, но боюсь.

В четверг вечером Рузвельт пришел в неопрятную комнатушку в Бувери, положил шляпу и трость на кресло и приготовился ждать. На тот случай, если его приглашение не дошло до Громилы Д. или тот предпочтет не высовываться, он принес с собой книгу и к полуночи уже был уверен, что ему придется читать до самого рассвета.

Но в половине третьего в дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Рузвельт, не поднимаясь с неоднократно отремонтированного стула.

Он закрыл книгу и положил ее на стол, где стояла единственная во всей комнате лампа.

Дверь отворилась, и вошел высокий и тощий как скелет человек. Его черные волосы, казалось, не знали ни щетки, ни расчески, а на чрезвычайно бледном лице блестели пронзительно-голубые глаза. Сшитый на заказ костюм на нем явно знавал лучшие времена.

— Я слышал, вы хотели со мной поговорить, — произнес он, отчетливо проговаривая каждое слово.

— Если только вас зовут Громилой Д., — ответил Рузвельт.

По лицу человека скользнула мимолетная усмешка, едва заметная взгляду.

— Я именно тот, кого вы ищете. Но мое имя не Громила Д.

— Вот как?

— Меня так называют, поскольку люди малообразованны, чтобы выговорить мое настоящее имя. Но у вас, мистер Рузвельт, с ним не будет никаких затруднений.

— Я не давал моим… э-э-э… представителям полномочий раскрывать мою личность.

— Они и не раскрывали, — последовал ответ. — Но вы известный и узнаваемый человек, сэр. Я прочел несколько ваших книг и видел ваши фотографии в газетах.

— Но вы все еще имеете передо мной преимущество, — посетовал Рузвельт. — Если вас зовут не Громила Д….

— Можете называть меня Демосфен.

— Как древнего грека?

— Совершенно верно, — подтвердил Демосфен.

— Греки — нация темноволосая, — заметил Рузвельт, — но вы не похожи на жителя средиземноморского побережья.

— Мне и раньше об этом говорили.

— Хотя волосы вполне похожи.

— Мы и дальше будем обсуждать мою внешность или перейдем к вашему предложению? — спросил Демосфен.

— Обязательно перейдем к моему предложению, — сказал Рузвельт и показал на стул. — Прошу вас, присаживайтесь.

— Я предпочитаю стоять.

— Как пожелаете. Но должен сказать, ваш рост не производит на меня впечатления.

Демосфен улыбнулся и сел на стул.

— Вы мне уже нравитесь, мистер Рузвельт. По вашим книгам я понял, что так оно и будет. Вам так нравится убивать животных, которые стремятся только лишь убежать.

— Я охотник и спортсмен, а не убийца, — решительно ответил Рузвельт. — Я никогда не стрелял в животных, если у них не было шанса убежать.

— Как неэффективно! — заметил Демосфен и, слегка склонив голову, бросил взгляд на книгу Рузвельта. — Джейн Остин? А я-то думал, что вы выше комедии положений, мистер Рузвельт.

— Ей присуща исключительно изящная выразительность, которой, как мне кажется, вам недостает.

— Ее выразительность не ускользнула от моего внимания. — Мелькнула еще одна холодная улыбка. — А мне просто недостает хороших манер.

— Я это заметил. Теперь мы можем перейти к делу?

— Конечно, — согласился Демосфен. — Каких именно преступников вы ищете?

— Что дало вам повод считать, будто я ищу преступников? — спросил Рузвельт.

— Не будьте наивным, мистер Рузвельт, — сказал Демосфен. — Я свободно общаюсь со многими представителями уголовного мира. Вчера два бандита разнесли весть о том, что вы хотите со мной встретиться. Какое еще объяснение можете вы предложить для этой экстравагантной шарады?

— Хорошо, — кивнул Рузвельт. — На сегодняшний день семьдесят процентов нарушителей закона на Манхэттене контролируются тремя людьми. Это Уильям О'Брайен, Антонио Паскаль и Израэль Цукерман. Мои люди до сих пор не в состоянии их выследить. Мне сказали, что вы имеете к ним доступ и можете справляться с самыми опасными ситуациями. В случае, если вы доставите их в мой кабинет, город Нью-Йорк заплатит вам награду в тысячу долларов за каждого.

— И вы полагаете, что после этого преступления на Манхэттене прекратятся? — насмешливо спросил Демосфен.

— Нет. Но надо же с чего-то начинать, а я предпочитаю начинать с верхушки. Каждый из них ради снисхождения в суде выдаст десятки и десятки других. — Рузвельт помолчал, разглядывая высокого человека. — Вы можете это сделать.

— Конечно.

— сделаете?

— Да.

— Я требую соблюдения полной конфиденциальности нашего соглашения, — добавил Рузвельт. — Стоит вам сказать хоть слово кому-то постороннему, и я буду считать себя свободным от всех обязательств.

— Я никому ничего не стану говорить, — заверил его Демосфен. — Однако приятно сознавать, что даже знаменитый Теодор Рузвельт ради своих целей идет на нарушение закона.

— Только ради обезвреживания самых крупных преступников. Я не обсуждаю вашу мораль и методы действий и буду благодарен, если вы не станете обсуждать мои качества.

— О'Брайен, Паскаль, Цукерман, — повторил фамилии Демосфен. — Готовьте ваши денежки, мистер Рузвельт.

— Я каждый день буду в своем кабинете.

— Не пойдет. — Прежде чем Рузвельт успел возразить, Демосфен поднял руку. — Эти люди прячутся днем и выходят лишь по ночам. И я буду ловить их ночью.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и вышел из комнаты.

Рузвельт вернулся в свою манхэттенскую квартиру и проспал большую часть пятницы. Он проснулся после полудня, плотно пообедал, а после захода солнца отправился в свой кабинет…

…и обнаружил на полу тело Антонио Паскаля.

«Проклятие! — подумал Рузвельт. — Я же говорил, что хочу видеть их живыми, чтобы допросить!»

Он внимательно осмотрел тело. Убитый казался еще более бледным, чем Демосфен. На шее Паскаля был повязан голубой шелковый платок. Рузвельт отодвинул ткань и увидел, что у него разорвано горло.

Вид трупа не шокировал Рузвельта. Он слишком часто занимался таксидермией и слишком много времени провел в диких местах, чтобы отворачиваться в ужасе или негодовании. Но он был озадачен. Может, у Демосфена имелась собака-убийца, о которой никто не упомянул? Рузвельт попытался восстановить в памяти их встречу. Неужели Демосфен не понял, что Рузвельт хотел получить информацию от предводителя банды?

Он вызвал наряд полицейских и приказал перенести тело в морг, а сам тяжело опустился в кресло. Как теперь добраться до Демосфена прежде, чем тот убьет еще одного человека, владеющего необходимой информацией?

Несколькими часами позже он все еще размышлял над возникшей проблемой, когда Демосфен, чей цвет лица стал более ярким и насыщенным по сравнению с предыдущей ночью, вошел в кабинет, наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку.

— Вы должны мне тысячу долларов, мистер Рузвельт.

— Это вы должны мне объяснение! — бросил Рузвельт. — Вы знали, что этот человек нужен мне живым, он обладал неоценимыми сведениями!

— Он оказал сопротивление, — спокойно пояснил Демосфен. — Я убил его в целях самозащиты.

— И горло вы ему разорвали тоже ради самозащиты? — сердито спросил Рузвельт.

— Нет, — ответил Демосфен. — Я вырвал ему горло, потому что мне так захотелось.

— Вы хоть понимали, что он нужен мне живым, что я не планировал его убивать?

— Прекрасно понимал.

Рузвельт достал из кармана небольшой пистолет.

— Тогда я должен арестовать вас как убийцу.

— Уберите эту игрушку, мистер Рузвельт, пока я на вас не рассердился, — невозмутимо произнес Демосфен. — Я отказываюсь от своего требования выдать тысячу долларов, и мы в расчете.

— Похоже, вы не поняли, — не соглашался Рузвельт. — Вы убили человека и должны ответить за это перед судом.

— Если вы не перестанете мне угрожать, я отниму у вас пистолет и сломаю его.

— Я бы не советовал этого делать.

— Мистер Рузвельт, если мне потребуется ваш совет, — сказал Демосфен, делая шаг вперед, — можете быть уверены, я вас об этом попрошу.

— Не приближайтесь, — угрожающе бросил Рузвельт.

— Позвольте мне самому решать, когда остановиться, — парировал Демосфен.

Рузвельт в упор выстрелил из пистолета в грудь высокого человека. Он даже слышал удар пули, попавшей в цель, но Демосфен на нее никак не отреагировал. Он сделал еще шаг, и Рузвельт прицелился и выстрелил ему точно между глаз, но снова безрезультатно. Наконец Демосфен протянул руку, вырвал у него пистолет и согнул дуло пополам.

— Кто вы, дьявол вас забери?! — крикнул Рузвельт, не в силах понять, что происходит.

— Я тот, кто собирается вместо вас очистить город, — невозмутимо ответил Демосфен. — С тех пор как я появился здесь в прошлом году, я делал это частным образом. Теперь намерен продолжать по подстрекательству комиссара полиции. Можете не платить мне денег, я получу свою долю с тех преступников, чье присутствие мы больше не намерены терпеть.

— Не говорите о нас как о партнерах, — потребовал Рузвельт. — Вы убили человека и предстанете перед судом.

— Я так не думаю, мистер Рузвельт, — ответил Демосфен. — Я совсем так не думаю.

Он повернулся и покинул кабинет. Рузвельт выскочил в коридор, заметил в дальнем конце троих полицейских и закричал им:

— Задержите этого человека! Применяйте любые необходимые средства!

Все трое бросились на Демосфена, но он расшвырял их, словно кегли. Прежде чем полицейские сумели подняться и возобновить преследование, он исчез.

— Дьявольщина, кто это был? — спросил один из копов, выплюнув окровавленные зубы.

— Я сам хотел бы это знать, — ответил Рузвельт, озадаченно нахмурившись.

«Ну хорошо, — думал Рузвельт, сидя за своим столом, где провел последние два часа после ухода Демосфена. — Он не мог видеть мой пистолет в Бувери. Эдит обязательно сказала бы мне, если бы в квартире побывал кто-то из посторонних. Следующая наша встреча произошла прямо здесь, так что он испортить оружие. Он знал, что оно выстрелит, и знал, что не причинит ему никакого вреда.

А три офицера полиции, которые попытались его остановить? Он смахнул их с той же легкостью, с какой отмахиваются от жужжащих перед лицом насекомых. С кем же я связался?

Его действия беспрецедентны, и, если бы кто-то из полицейских мог наблюдать раньше нечто подобное, слух о нем наверняка бы до меня дошел. И все же он намекнул, что убивает людей уже в течение года. Возможно, это были преступники; среди них не принято заявлять об убийствах.

Но что все-таки происходит? Было бы легче всего объявить его сумасшедшим, но на меня он не произвел впечатления безумца».

Рузвельт вышел из-за стола и зашагал по кабинету. Внезапно он ощутил приступ клаустрофобии. Пора глотнуть свежего воздуха и истратить нервную энергию на пешую прогулку. Возможно, ходьба на свежем воздухе и несколько упражнений ненадолго выгонят из его головы мысли о Демосфене, а потом он сможет вернуться к проблеме со свежими идеями.

Внезапно он услышал с полдюжины пистолетных выстрелов и пронзительный вопль. Рузвельт ринулся вниз по лестнице к главному входу и увидел, что четверо его полицейских сгрудились вокруг пятого, неподвижно лежавшего на тротуаре. В нескольких футах от них лежало еще одно тело, такое же бледное, как тело Паскаля.

— Что здесь происходит? — резко спросил он, выходя наружу.

— Будь я проклят, если знаю, мистер Рузвельт, сэр, — отозвался один из офицеров. — Какой-то высокий тип, то есть действительно высокий и тощий, как жердь, появился ниоткуда и бросил перед зданием это тело. Мы подошли к нему и потребовали, чтобы он вошел внутрь и ответил на вопросы, но он отказался. Тогда Якобс подошел ближе и схватил его за руку, а этот тип швырнул его в фонарный столб. Сэр, Якобс весит не меньше двухсот фунтов, а до столба около двадцати футов. — Офицер немного помедлил. — Я думаю, что он мертв, сэр.

— Высокий тип?

— Якобс, сэр. Мы выхватили пистолеты и потребовали, чтобы он сдался, но он только рассмеялся и пошел прочь. Тогда мы открыли огонь. Ей-богу, сэр, мы попали в него четыре или пять раз, но он даже не вздрогнул.

— Пойдемте посмотрим, что за тело он нам принес, — сказал Рузвельт. — Вы его узнаете?

— Это Израэль Цукерман, главарь еврейской банды. — Офицер нахмурился. — По крайней мере, я так думаю.

— Вы не уверены?

— Мне помнится, Цукерман был смуглее, как если бы много времени провел под солнцем. Так выглядят жители средиземноморского побережья. А этот парень бледный, словно провел последние двадцать лет в тюрьме.

— Это Цукерман, — сказал Рузвельт. — Только не трогайте шарф на его шее, пока не внесете тело внутрь.

— Как прикажете, сэр.

К ним подошел второй офицер:

— Якобс мертв, сэр.

— У вас есть какое-нибудь объяснение случившемуся? — спросил Рузвельт.

Офицер отрицательно покачал головой:

— Это похоже на сюжеты дурацких книжек, которые сейчас все читают.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказал Рузвельт.

— Это что-то вроде серии триллеров, в которых странное существо убивает людей и выпивает их кровь.

— Я не читаю популярную литературу, — неприязненно заметил Рузвельт.

— Ну, если вы передумаете, сэр, — продолжил офицер, — то его зовут Дракулой.

— Я от кого-то слышал это имя — раз или два, — без всякого интереса сказал Рузвельт.

— Это о типе, которого ничем не возьмешь, по крайней мере ночью. Он пьет человеческую кровь и…

— Хватит! — крикнул третий офицер, который осматривал труп Цукермана. — Я хочу еще не раз поужинать, прежде чем погибну.

— Извините, — бросил второй офицер.

— Ладно, — заговорил Рузвельт. — Давайте занесем этих несчастных внутрь, пока не взошло солнце и они не привлекли внимания прохожих. Доставьте обоих в морг и выясните, от чего погиб Цукерман, хотя я уверен, что и так это знаю. Да, пусть кто-ни-будь свяжется с вдовой офицера Якобса.

— Сэр, разве это не обязанность?

— Обычно моя, но у нас убийца бродит на свободе, убийца, которого не останавливают пули. Я должен выяснить, что его остановить. — Он немного помолчал. — Наверное, надо бы организовать охрану О'Брайена, хотя это вряд ли остановит того типа, а я не желаю больше терять офицеров, пока не выясню, как можно его победить.

Он вернулся в здание, поднялся по лестнице и забрал в кабинете свою шляпу и трость. Потом снова вышел наружу. Спустя несколько минут он уже шагал по Парк-авеню. Пройдя около мили, он свернул на Тридцать четвертую улицу, потом налево, к Лексингтону. Он осматривал город, размышлял над проблемой, перебирал в уме различные варианты действий и внезапно обнаружил, что уже наступил день.

Остановившись у киоска, Рузвельт взял газету и с удовольствием убедился, что ни об одном из убийств еще не написали, а потом обнаружил целую страницу с рекламой нового бестселлера «Дракула», той самой книжки, о которой говорили его офицеры. Он выждал, пока откроется ближайший книжный магазин, отыскал популярную новинку и просмотрел первые шестьдесят или семьдесят страниц.

Полет фантазии чистой воды. Хорошо написано, хотя автор не идет ни в какое сравнение с Остин или Бронте или с такими американцами, как Марк Твен или Уолт Уитмен. Но сходство между вымышленным Дракулой и вполне реальным Демосфеном было потрясающим, и Рузвельт вскоре положил книгу обратно на полку. Он решил дойти до библиотеки Астора и провести кое-какие исследования. Задача оказалась не из легких. Он обнаружил ссылки на Носферату, вампиров и других существ, но материалы казались настолько неправдоподобными, что он не видел в них пользы. И все же в них имелось кое-что, а больше он нигде не мог найти интересующих его сведений.

Он собрал на столе несколько книг и начал делать заметки, так же скрупулезно изучая легенды, как изучал труды по орнитологии или морской стратегии. Он начертил две колонки. В первую выписывал предположения, содержащиеся в трех или более источниках. Если трех упоминаний не находилось или они опровергались другим источником, сведения помещались во вторую колонку.

К вечеру в первой колонке осталось всего два пункта. По мере чтения все остальные «факты» и предположения вступали в противоречие с какой-то другой легендой или случаями, якобы имевшими место в жизни.

Для построения стратегии этого было немного, но Рузвельт понимал, что не может больше ждать. Демосфен не собирается прекращать убийства, а после того как он доставит труп О'Брайена, на следующую встречу рассчитывать не приходится.

На приготовления требовалось около получаса, и солнце уже склонялось к горизонту, но Рузвельт не рассчитывал увидеть Демосфена раньше полуночи. Все три предыдущие встречи проходили между полночью и рассветом.

Он зашел домой и поужинал с Эдит. Затем закончил приготовления, сказал Эдит, что, возможно, проведет в кабинете всю ночь, пообещал не спать в кресле, а найти кушетку и наконец покинул дом, прихватив кожаный портфель с книгой для чтения и пачкой личных писем, требующих немедленного ответа.

В кабинет он пришел около восьми часов пополудни и отдал приказ дежурным офицерам не пытаться задерживать Демосфена даже в том случае, если он принесет еще один труп. Полицейские посмотрели на него как на пьяного, но он был комиссаром полиции, так что им ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Рузвельт прошел в свой кабинет, уселся за стол и немедленно уничтожил все копии своих фотографий в компании Лысого и Одноглазого. В конце концов, рассудил он, эти двое выполнили все, что требовалось, хоть никто из них не мог даже предположить, к чему это приведет. Он всегда с удовольствием писал письма и следующие три часа провел за приведением в порядок своей корреспонденции. Затем взял в руки экземпляр последних африканских мемуаров Ф. С. Селоуса и начал читать. Вскоре он так увлекся, что не заметил, как в комнате появился кто-то еще, пока не услышал глухой стук упавшего на пол тела.

— О'Брайен, — объявил Демосфен, указывая на бледнокожий труп.

— Почему вы продолжаете приносить их мне? — спросил Рузвельт. — Ведь наше соглашение аннулировано.

— Мой моральный кодекс отличается от вашего.

— Ясно, — произнес Рузвельт, едва взглянув на тело. — Я хотел бы кое о чем у вас спросить.

— Попробуйте.

— Вы в самом деле убили Перикла и Софокла или это позднейшие измышления?

На лице высокого мужчины мелькнула холодная усмешка.

— А! Вы знаете. Конечно, как же иначе. Вы не похожи на других, мистер Рузвельт.

— Очень даже похож, — возразил Рузвельт. — Я человек. Это вы отличаетесь от других, Демосфен.

— Все они бараны.

— То есть скоты? — переспросил Рузвельт. — Некоторые ваши родичи довольствуются скотом. Вас это не устраивает?

Снова появилась улыбка.

— Вы хорошо подготовились, мистер Рузвельт.

— Не стану отрицать. Достаточно того, что я с трудом смог поверить, будто вы считаете единожды сбежавшего воина достойным прожить до следующей битвы.

— Ко мне это не относится, — пожимая плечами, бросил Демосфен. — Я не отступаю. Никогда.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Несмотря ни на что, хочу дать вам хороший совет, — продолжал Демосфен. — Как я догадываюсь, вы считаете, что узнали обо мне достаточно, чтобы вступить в борьбу. Не стоит верить всему, что обо мне говорят. К примеру, говорится, будто вампиры не могут пересекать водные пространства, и все же я пересек Атлантический океан ради новых просторов для охоты. Еще утверждают, что меня может убить солнечный свет, а я в полдень гуляю по Пятой авеню. Кое-кто уверен, что я не могу войти в здание без приглашения, но вам известно, что никто не приглашал меня сюда.

— Все это верно, — согласился Рузвельт. — И не относится к делу.

— Мистер Рузвельт, я вами восхищаюсь. Не делайте глупостей и не заставляйте меня причинять вам зло.

— Вы не сможете мне навредить, — сказал Рузвельт, поднявшись со своего места.

— Я предупреждаю вас… — не унимался Демосфен.

— Приберегите свои предостережения для тех, кто боится зверей, — прервал его Рузвельт. — Я уже говорил: я охотник.

— Мы оба охотники, каждый в своем роде, — сказал Демосфен. — Вы надеетесь лишить меня жизни при помощи своего хваленого винчестера? — добавил он, высокомерно усмехнувшись.

— Нет, — ответил Рузвельт, поднял свое оружие и занял позицию между Демосфеном и дверью. — Мы оба знаем, что пули на вас не действуют.

— А! — с улыбкой воскликнул Демосфен. — Вы рассчитываете забить меня до смерти своей прогулочной тростью?

— У меня есть девиз, — сказал Рузвельт. — До этого момента я делился им только с несколькими людьми, но когда-нибудь объявлю всем, поскольку он хорошо служил мне в прошлом и еще лучше послужит сегодня ночью. — После небольшой паузы он продолжил: — Говори негромко и носи с собой большую дубинку. — Он сдернул с прогулочной трости металлический наконечник и обнажил заостренный конец, отточенный накануне вечером. — моя большая дубинка.

— Так вам и это известно, — невозмутимо произнес Демосфен. — А никто из ваших учителей не говорил, как можно вонзить деревянный кол в сердце человека, в пятьдесят раз превосходящего вас по силе?

— Давайте выясним, — предложил Рузвельт и шагнул вперед.

Демосфен уверенно поднял правую руку и схватил кончик трости. В следующее мгновение он пронзительно вскрикнул от боли и отдернул руку с почерневшими и покрытыми пузырями пальцами.

— Сегодня днем я узнал не только про деревянный кол, — сказал Рузвельт. — По пути сюда я взял на себя смелость окунуть трость в святую воду.

Демосфен яростно закричал и рванулся вперед.

— Я не собираюсь погибать в одиночестве! — выкрикнул он в тот момент, когда заостренный конец трости глубоко вонзился ему в грудь.

Демосфен отчаянно пытался дотянуться руками до шеи своего убийцы.

— В одиночестве и никем не оплаканный, — не дрогнув, пообещал ему Рузвельт.

Минутой позже существо, называемое Демосфеном, прекратило свое существование.

Места, освободившиеся после устранения Паскаля, Цукермана и О'Брайена, недолго оставались пустыми и вскоре были заняты новыми фигурами. Но после Демосфена эта проблема не казалась такой неразрешимой, как еще месяц назад.

Комиссар полиции с нетерпением предвкушал новый вызов.