"Эшелон" - читать интересную книгу автора (Шкловский Иосиф Самуилович)

чувство тошноты и гадливости, я упрямо писал эту мерзость опять и опять - и
каждый раз с нулевым результатом. В конце концов - ведь есть же всему
предел - я уже был готов плюнуть на эту странную затею - пытаться общаться с
зарубежными коллегами. Как вдруг в столовой МГУ со мной заговорил почти
незнакомый мне человек, который весьма вежливо спросил: над чем я работаю?
Только что без малейших перспектив заполнив очередную выездную анкету, я
мрачно буркнул: "Занимаюсь своим хобби - безнадежно оформляю очередное
выездное дело". "Зайдите ко мне завтра - я работаю в иностранном отделе
МГУ". Я зашел и уже через три дня ехал поездом "Москва - Прага". Мой
благодетель подключил меня к какому-то мероприятию, позвонил кому-то - и все
было решено. Много раз меня уже приглашали чешские коллеги прочитать на
Онджеевской обсерватории несколько лекций - и я, наконец, их прочитал.
______________
* Это выражение принадлежит Я.Б.Зельдовичу. 2-я космическая скорость
сообщается телу (человеческому) при поездке в капстрану.

После этого в течение шести летя довольно часто ездил за рубеж, чему
способствовало избрание моей персоны в Академию наук. Три раза был в Штатах,
столько же раз - во Франции и кое-где еще. Но поездка в Прагу в 1965 году
навсегда останется в моей памяти как один из волнующих эпизодов в моей
жизни, не так уж богатой радостью.
Яркие эпизоды начались еще в поезде, который совершенно неожиданно для
меня имел 4-хчасовую остановку в Варшаве. Все пассажиры высыпали из вагонов,
и я в том числе. Что меня могло интересовать в польской столице? Ведь даже
одного злотого в моих карманах не было. Было, однако, одно место,
единственное место, где я обязан был побывать. Но как его найти? И случилось
чудо: поезд остановился на Гданьском вокзале, близко от центра Варшавы. Я
прошел под каким-то виадуком и в далекой перспективе проспекта увидел нелепо
большое здание, которое я сразу же отождествил с творением тов.Руднева.
"Значит, этот проспект - Маршалковская", - подумал я. Самое удивительное - я
ни у кого из сновавших взад и вперед поляков не спросил ни слова. Молча шел
я по правой стороне проспекта, даже не имея представления, где может
находиться цель моей прогулки. прашивать поляков я просто не мог - как будто
разучился разговаривать.
Я шел по проспекту не дольше пяти минут и вдруг прочитал название
пересекающей его узкой улочки. Она носила имя Мордухая Анилевича - этой
фамилии, к стыду моему, я тогда не знал, но имя не вызывало никаких
сомнений - я иду верной дорогой. Круто повернув на эту улочку, я быстро
уперся в небольшую площадь, посреди которой темнело сооружение, издали
смахивающее на куб. Это поразительно, что, ни у кого не спрашивая, я шел к
этой площади кратчайшим путем. Я подошел ближе - с четырех сторон на
мраморном кубе были горельефы, изображающие моих уничтоженных на этом месте
соплеменников. Надпись на кубе была на двух языках. Я разобрал польскую:
"Народ жидовский - своим героям и мученикам". По-видимому, на иврите надпись
звучала более патетически, но - увы - прочесть я ее не смог. Впрочем,
польская надпись мне понравилась, она с предельной краткостью выражала суть
дела.
Я сел на каменную скамью и просидел так три с половиной часа - куда мне
была еще ходить в этом чужом городе с такой страшной судьбой? Поражало
безлюдье площади - лишь изредка сюда прибегали стайки детишек играть во