"Чувство отвоеванной свободы. Сборник" - читать интересную книгу автора

Когда мы снова увиделись, я узнал, что Наташа несчастлива. Брак ее не сложил-ся. В общем, так получилось, что в какой-то момент мы поняли, что, как два падаю-щих дерева, можем друг на друга опереться. Мы очень много проговорили. Наташа убеждала меня, что все образуется. Я же чувствовал, что все попытки будут тщет-ными. Правда, мне так не хотелось еще раз ее потерять, что вскоре мы с Наташей

32

поженились, что тоже было своеобразным подвигом. Нам пришлось уговаривать
и моих и ее родителей по второму разу. Только если 17 лет назад мы были молоды-ми и несмышлеными людьми, то сейчас каждый из нас имел биографию. Даже не знаю, как смогла убедить Наташа своих родителей. Я был не тот подающий надеж-ды юноша, а человек вне закона, с клеймом антисоветчика. И, пожалуй, с этого мо-мента начался совершенно иной, не менее драматический отрезок времени.
- А какой это был год?
- 1984-й. Умер Брежнев, умер Андропов. Многие резолюции, видимо, на моем деле потеряли силу. Наверное, поэтому мне разрешили в 1984 году выехать в соци-алистические страны. С этого времени каждый свой выезд я использовал для запи-си новой пластинки, потому что запас ЕМИ полностью истощился. Сделать это бы-ло не просто. Дело в том, что Госконцерт мог разрешить командировку только для выступления. А запись могла организовать только «Международная книга», которая не обладала правами оформления выезда. Таким образом, мне приходилось выезжать с концертами и одновременно заниматься записью. Двойная нагрузка. При том состоянии здоровья, в. котором я находился, это было очень утомительно.
В принципе все складывалось как нельзя лучше. У меня проходили интересные гастроли, я сделал кучу новых записей. Мне даже по состоянию здоровья разреши-ли ездить вместе с Наташей. В любой момент мог прихватить приступ, а в таком состоянии сам себе укол не сделаешь. Вроде бы все было нормально, но я понимал, что, несмотря на огромный объем работы, всего этого мало, чтобы не только восстановиться, но и пойти дальше.
- Не слишком ли много вы хотели?
- Много, конечно, много. Но музыка-это дело моей жизни, ради нее я готов был поступиться многим.
- Однажды я услышал, как музыкант в порыве гнева произнес следующую фра-зу: «Если вы не пойдете мне навстречу, я поступлю, как Гаврилов в Лондоне». Что же все-таки произошло в Лондоне в 1985 году?
- В 1985 году «Международная книга» подписала контракт с ЕМИ на создание двух пластинок. В первую входили четыре баллады и вторая соната, во вторую - двадцать четыре этюда Шопена. На все про все давалось две недели. Я вижу, вас эта информация не взволновала. Любой же профессионал, услышав, какой объем мне предлагали проделать за две недели, схватился бы за голову. Дело в том, что двадцать четыре этюда Шопена - это пробный камень для пианиста любого мас-штаба. За сто пятьдесят лет со дня написания этого цикла с ним справились только
единицы.
33

Я сразу понял, что две недели срок нереальный. Я записал одну пластинку. Когда приступил ко второй, мной овладело отчаяние. Времени совсем не оставалось, а эти этюды были моим больным местом. Дважды я пытался записать их в Союзе, и дважды ничего не получалось. Даже пластинка была готова, но когда я прослушал ее, то понял, что этюды не получились. Не было глубины, изящности. Я, кстати, очень благодарен сотрудникам фирмы «Мелодия» за то, что они по моей просьбе вынули уже почти готовую пластинку из производства.
- Неужели это так сложно?
- Конечно, Шопен был виртуоз феерический, но я сомневаюсь, что он играл все, что написал. Мне кажется, Шопен ставил сверхзадачу. А мне нужно было решить эту сверхзадачу всего за несколько дней. Я почувствовал, что это нереально да и не профессионально. Мы долго с Наташей обсуждали наше положение и пришли к выводу, что необходимо кардинально менять нашу жизнь.
- Не кажется ли вам, что и вы перед собой доставили сверхзадачу, причем невы-полнимую?
- Нет, это не сверхзадача. Это нормальное желание жить в полную силу, быть самим собой.
Вы говорите: сверхзадача. А хотите, я вам примерно набросаю план, что со мной произошло, если бы я не останавливался, не задумывался? Я бы исправно ходил в филармонию, занимался общественной жизнью, дожидаясь присвоения очередного звания. Кстати, я знал, что документы уже готовы и не за горами новое повышение по музыкальной иерархической лестнице. Как военный, от звания к званию, я бы ездил, как любят выражаться функционеры, по глубинке и давал концерты для галочки.
- Что вы имеете в виду?
- Не секрет, что существует много точек (тоже слово министерское), где нет подготовленной публики, хорошего инструмента - условий, просто необходимых для классической музыки. Глубинка - это значит бренчать на пианино, из которого лезут мыши. Бывало и молоток из струн вытаскивал. Однажды я поехал по Золотому кольцу. Сначала - Иваново. Кстати, там играть просто приятно. Хорошая публика, приличный инструмент, я туда несколько раз потом приезжал. Следующим пунктом в моем расписании была Кострома. До Костромы добирался на автобусе. Автобус опоздал, поэтому в городе никто не встретил. «Где тут у вас филармония?»-спрашиваю диспетчера на автовокзале. «Да у нас, милок, филармония давно сгорела». Потом все-таки нашел людей, которые были связаны с филармонией. Надо сказать, что я привез очень сложную программу. Позднего Скрябина. Специфическая музыка, требующая прекрасного инструмента. В конце концов выяснилось, что мне придется играть в медицинском училище, на пианино. Когда я попытался воз-

34

мутиться, представитель филармонии удивился: «А что вы беспокоитесь? Зато мы вам номер с холодильником даем». Я понял, что профессиональный концерт состо-яться не может, сел в автобус и уехал.
- Ну, а если бы вы были прославленным Гавриловым, вас бы, наверное, по-дру-гому встретили в Костроме?
- Вряд ли. Все решает не имя и популярность, а соответствующее положение в иерархической лестнице. Тогда бы меня встретили хлебом и солью, поселили в об-комовской гостинице, кормили бы в спецстоловой. Кстати, про столовую я сказал не случайно, потому что во многих городах просто негде поесть. Сейчас, когда я большей частью передвигаюсь на машине и даю по пути концерты, то постоянно сталкиваюсь с тем, что в городах трудно найти место, где можно было бы переку-
сить. Вот, например, Минск, Чудесная публика, отличная филармония, но совер-
шенно негде поесть. Однажды, в день концерта, моя жена носилась по Минску по всем магазинам в поисках продуктов. Попасть удалось только в ресторан при гос-тинице «Беларусь». Про еду я забыл. Меня поразили красные пьяные тупые лица, табачный туман и вместо музыки грохот. Мне показалось, что это ад. Нельзя так жить. И нельзя не замечать, потому что это заставляет обращать на себя внимание своей агрессивностью. И здесь не поможет ни чудесный зал, ни самый теплый при-ем публики. Не могут два таких разных мира существовать рядом.
- Вы мне напоминаете иностранца, который в ответ на вопрос, как вам понрави-лась наша страна, начинает методично перечислять все, что ему не понравилось.
- Я не иностранец, и именно поэтому мне небезразлично, что происходит у нас с культурой.
- Вы знаете, я вдруг на минуточку подумал: а не было бы доноса Климовых? Удержались бы ваши идеалы под воздействием дождя медалей, наград, подобо-страстного почитания? Представляете, вас бы все время показывали по телевизору и утром, и днем и вечером?
- Знаете, мне трудно себя представить другим. Думаю, что я не смог бы так су-ществовать. Что же касается телевидения, то я категорически против засилья одно-го персонажа в ущерб всей культуре. Представьте, что вас все время будут кормить мороженым. Я очень хорошо помню, какое раздражение в 70-х годах у меня вызы-вали Лев Лещенко и Валентина Толкунова, которые пели по всем общесоюзным программам. Они прекрасные, отличные профессионалы, но я их видеть не мог. А совсем недавно включил телевизор и случайно попал на «Песню-89» и обнаружил, что мне было приятно слушать Лещенко, выступавшего вместе с молодыми ребята-ми. Разные направления в музыке, разные жанры. Как ни странно, мой антагонизм сразу исчез, потому что телевидение просто дало всю палитру. Как же это хорошо, когда существует плюрализм. Какой угодно – музыканый, политический. Ужасно

35

себя ограничивать. Ограничивать себя нужно в пороках. А для этого у нас есть биб-ия, есть вещи ценные и непреходящие. На мой взгляд, отсутствие плюрализма в ис-кусстве, в научном или политическом направлении - это стагнация, это смерть. Это все равно, что отсутствие кровообращения.
- И поэтому в 1985 году вы...
- Я принимаю решение продлить свое пребывание в Англии.
- Вы попросили политического убежища?
- Нет, ни о каком политическом убежище речи быть не могло. Я попросил разре-шения заняться своей карьерой. Я понимал, что этим шагом мы наносим удар по нашим семьям. Но я также понимал, что, если мы вернемся домой, я просто заг-нусь, не выдержав унижений, которым подвергался постоянно. Дело даже не в Ми-нистерстве культуры или Госконцерте. Могли унизить при утверждении характе-ристики в райкоме или на выездной комиссии. Почему вы столько раз женились? -спрашивает какой-нибудь розовощекий товарищ, даже не догадываясь, что для то-го, чтобы ответить на этот вопрос, я должен рассказать всю жизнь.
В Лондоне мы жили в маленьком домике нашего торгпредства (аванса, кото-рый выплатила «Международная книга», не хватило бы даже на то, чтобы снять номер в гостинице на неделю). Мы все время думали. Наташа перестала есть. Ей казалось, что ее родители не выдержат, что разверзнется земля и они оба упадут мертвые. И в то же время она понимала: другого выхода нет; И тогда я написал письмо Демичеву. Я старался объяснить, что мне необходимо поправить свою карьеру, что за пять лет простоя ей был нанесен тяжелый урон. Я просил только од-ного - год пробыть за рубежом и затем вернуться домой. Первый, кто узнал эту но-вость, был мой продюсер Джон Вилла. Он пришел в ужас, схватился за голову. Бо-же, я никогда не думал, что ты это сделаешь». «А что же ты думал, что я не могу так поступить?» - разозлился я. «Да нет, конечно, мог, но я бы никогда тебе этого не посоветовал». Прошло несколько дней, ответ не приходил, и тогда мы решили, что необходимо связаться с МИДом Великобритании. Английская виза кончалась. Джон через своего адвоката нашел в этом ведомстве нужного человека. И тут мы пережили самый настоящий шок. Нам казалось, что империалисты страшно обра-дуются нашему решению и полностью его поддержат. Все произошло наоборот: представитель министерства начал нас сразу же отговаривать.
- Просто к вам послали хорошего актера?
- Может быть. Но тогда это, высочайший профессионализм. Единственно, я его попросил не сообщать прессе о моем решении.

36