"Философия и психология фантастики. Монография" - читать интересную книгу автора (Фрумкин Константин Григорьевич)

соответственно, говорят, что разложение мифа породило фантастику (а сказка
является ее первой разновидностью). Стоит вспомнить, что по мнению некоторых
специалистов (например, американского литературоведа Наторпа Фрая) сказка
была первой формой литературы вообще, - а значит литература возникла как
фантастика.
Интуитивное понимание того, что авторы прошлого относились к
фантастическому совершенно иначе, чем мы, порождает проблему, которую можно
было бы назвать проблемой неконтролируемого расширения границ фантастики.
Очень многие авторы встают в тупик перед следующей коллизией: формальное
определение фантастического как отклонения от действительности, и фантастики
как литературы, содержащей фантастическое, заставляет включить в понятие
"фантастика" слишком большое количество произведений искусства всех времен и
народов, никогда фантастическими не называемых. Об этом очень точно говорил
Владимир Березин: "Среди множества точек зрения на фантастическую
литературу, родившихся внутри круга писателей и критиков этой самой
литературы, существует одно общее мнение - о размытости границ жанра. Когда
фантастика - наше все, тогда все - фантастика. Гоголь, разумеется,
фантастический писатель, а уж Гофман - наверняка. Фантастами становятся
Одоевский и Достоевский, а также Милорад Павич"12).
На эту же проблему натолкнулась попытка определения фантастики,
предпринятая братьями Стругацкими. Известные фантасты предложили следующую
формулировку: "Фантастика есть отрасль литературы, подчиняющаяся всем
общелитературным законам и требованиям, рассматривающая общелитературные
проблемы, но характеризующаяся специфическим литературным приемом -
введением элемента необычайного" 13). Но, дав эту формулу, писатели сразу
сделали оговорку, что данное определение - только самое первое, грубое и
расплывчатое, поскольку под него подпадет огромное количество произведений,
которых не принято называть фантастическими, например, Свифта или Кафки.
Елена Ковтун пыталась решить эту же проблему путем подмены термина
"фанатика", термином "необычайное". Свою позицию Ковтун аргументировала тем,
что в XX веке ярлык "фантастика" закрепился за сравнительно узким кругом
литературных жанров - научной фантастикой и фэнтези. Между тем, историю
проявлений необычайного в литературе стоит начинать с Гомера и Апулея, и
дальше продолжать через Данте, Кампанеллу и Бальзака14). Однако понятно, что
замена термина не снимает существа проблемы.
Сомнения в отношении литературных произведений прошлого в основном
порождены тем, что для большинства этих текстов мы не можем констатировать
намерение авторов создавать что-то фантастическое. Весьма подробно об этой
проблеме говорится в докладе Андрея Шмалько. По его словам, если критерием
отличия фантастики считать наличие в тексте элементов нереального, то "...в
этом случае писателями-фантастами могу считаться Булгаков, Гоголь, Данте,
Гомер, а также сказители былин и рун. Такой подход обнадеживает (две трети
мировой литературы не что иное, как фантастика!), однако беда в том, что
этот взгляд не признается никем - кроме самих фантастов, и то не всех.
Почему? Если отбросить нелюбовь к фантастике как таковой, то можно вычленить
несколько весомых аргументов. Главный и наиболее серьезных из них состоит в
том, что большинство из указанных и неуказанных авторов не ставили перед
собой задачу создавать произведения фантастического жанра. То есть они не
писали фантастику, а их читатели, на которых произведения были рассчитаны,
относились к ним не как к фантастике" 15).