"Философия и психология фантастики. Монография" - читать интересную книгу автора (Фрумкин Константин Григорьевич)

В завершении это главы мы бы хотели остановиться на вопросе, вызывающем
довольно значительные трудности при литературоведческом анализе - это на
вопросе соотношения фантастики с аллегоричностью. Литературоведческие
представления о фантастическом возникли на основе анализа сложившихся жанров
современной фантастики. Именно поэтому аналитическая мысль часто заходит в
тупик, когда ей приходится сталкиваться с более ранними формами литературы,
которые неотличимы от фантастики при любом более или менее формальном
определении последней, но обладают очень серьезными жанровыми отличиями от
нее. Наиболее частый пример такого сходства-различия - это басни, притчи, и
любые другие литературные жанры, в которых причудливость образов и сюжетов
объясняется задачами иносказания или метафоры.
По мнению Цветана Тодорова, если фантастическое объясняется просто как
метафора или аллегория неких реалий, значит оно уже не фантастическое.
Мнение это разделяют многие пишущие о фантастике авторы. Например, Александр
Осипов считает, что "от фантастики следует отличать художественную
условность, которая в чем-то близка фантастике, но использует метафорический
строй условных образов и символов, чаще всего в иносказательном
качестве"25).
Мы позволим себе не согласиться с этим коллективным мнением. Свойство
аллегоричности относится не столько к содержанию текста, сколько к отношению
этого содержания к действительности, которое оценивается в рамках
интерпретации, являющейся вторичной по отношению к непосредственному
восприятию текста. Вторичность интерпретации хорошо видна даже в композиции
текста басни: отдельно от основного текста в баснях помещается мораль,
которая помогает расшифровывать иносказательность. Аллегорический смысл
невозможен без буквального, который всегда выступает перед читателем раньше
аллегорического. Сначала мы видим сюжет басни, и только потом вычисляем его
моральное, иносказательное значение. У любой аллегории есть буквальное
содержание, у которого хотя бы в минимальной степени имеется момент
самодостаточности, и в силу этого буквальное содержание аллегории можно
рассматривать как фантастический сюжет. Басни Эзопа, Лафонтена или Крылова -
это, не в последнюю очередь, просто истории про говорящих животных. Конечно,
может быть, басню нельзя назвать фантастическим произведением, но это
произведения с фантастическими элементами. Что же касается собственно
фантастики, то очень часто фантастические произведения интерпретируются как
более или менее сложные метафоры действительности. Правда, применительно к
научной фантастике об этом обычно забывают, о чем вполне резонно говорит А.
Ф. Бритиков: "И ученые и литераторы зачастую отказываются понять
метафоричность, условность научно-фантастической идеи, хотя прекрасно
сознают условность художественного образа в литературе реалистической"26).
Для сатирической фантастики это очевидно. Натаниэль Готорн был склонен
истолковывать свои фантастические новеллы в морально-аллегорическом ключе,
за что был критикуем Борхесом, считавшим, что новеллы Готорна от этого
только проигрывают. Братья Стругацкие говорили, что фантастические образы
для них - лишь "вешалки", на которые они вешают рассуждения о проблемах,
представляющихся им действительно важными. Александр Грин, как следует из
воспоминаний современников, обижался, когда его произведения называли
фантастическими, требовал, чтобы их считали символическими, объяснял, что
полет человека в романе "Блистающий мир" - лишь символ полета души.
Исключать на этом основании творчество Грина из общего корпуса российской