"Природа фантастики. Монография" - читать интересную книгу автора (Чернышева Татьяна Аркадьевна)

проблемы. Мы уже говорили о том, как в процессе познания рождается
фантастический образ. Дальнейшая его судьба также определяется
познавательным процессом.
Вопрос о том, жить или умереть какому-то фантастическому образу и
какова будет эта жизнь, решается не в сфере искусства, а в
общемировоззренческой сфере. Относительно сказочных образов этот вопрос был
поставлен в свое время Н. А. Добролюбовым в статье "Народные русские
сказки". Критик заинтересовался тем, насколько верит народ в реальность
сказочных персонажей и чудес, и в тех риторических вопросах, которые он
задает себе, просматривается любопытное противопоставление: или сказочники и
их слушатели верят в действительное существование тридесятого царства, в
могущество колдунов и ведьм, "или же, напротив, все это у них не проходит в
глубину сердца, не овладевает воображением и рассудком, а так себе,
говорится для красы слова и пропускается мимо ушей"19.
Далее критик замечает, что в разных местностях и у разных людей
отношение к этим образам может быть различным, что одни верят больше, другие
меньше, "для одних уже превращается в забаву то, что для других служит
предметом серьезного любопытства и даже страха"20. Но как бы то ни было,
способность фантастического образа завладевать рассудком и воображением,
возбуждать "серьезное любопытство" Н. А. Добролюбов связывает с верой в
реальность этих персонажей.
Интересно, что и современный исследователь сказки В. П. Аникин даже
самую сохранность некоторых сказочных мотивов ставит в прямую зависимость от
существования живой веры в судьбу, колдовство, магию и пр., пусть даже эта
вера до предела ослаблена. Анализируя мотив выбора невесты в сказке
"Лягушка-царевна", где каждый из братьев пускает стрелу, исследователь
замечает: "По-видимому, в какой-то ослабленной форме эта вера (в судьбу,
которой герои вручают себя. - Т. Ч.) еще сохранялась, что и дало возможность
древнему мотиву сохраниться в сказочном повествовании."21.
Итак, фантастический образ сохраняет относительную самостоятельную
ценность до тех пор, пока существует хотя бы слабая, "мерцающая" (Э. В.
Померанцева) вера в реальность, фантастического персонажа или ситуации.
Только в этом случае фантастический образ интересен своим собственным
содержанием. Когда же в связи с изменениями в мировоззрении доверие к нему
нарушается, фантастический образ как бы утрачивает свое внутреннее
содержание, становится формой, сосудом, который можно заполнить чем-то
другим.
Раннее художественное сознание, которое не знает еще многозначности
художественного образа и сознательной вторичной условности, вполне может не
уберечь, не сохранить такие "опустевшие" образы. Так, предполагают
фольклористы, были потеряны многие сказочные мотивы, к которым из-за
изменения в мировосприятии и условиях жизни люди утратили интерес22.
Подобное сознание может создавать прекрасные высокохудожественные
произведения, но форм условной образности не знает.
Таким в давние времена было мышление создателей народных сказок, и
история превращения человека в медведя, которая, по справедливому замечанию
Ю. Манна, в глазах нашего современника сама по себе не. имеет смысла, для
наших отдаленных предков не имела и не могла иметь никакого другого смысла и
только этим единственным значением и была интересна. Такую же совершенную
тождественность пластических образов "изображаемому, идее, которую стремится