"Девочка на холме" - читать интересную книгу автора (Кузнецова Ольга)Глава седьмая. Овечка для ДжинниЭто была первая ночь, в которую мне хоть как-то удалось поспать. Может быть, это было связано с тем, что наступил конец недели, а может с тем, что мой организм уже просто не мог сопротивляться. Мне не снилось ни единого сна: я точно провалилась в какую-то бездну, где чувствовала только невесомость и спокойствие. Но, едва я проснулась, как вновь ощутила себя усталой. Готова была поспорить, из-за недосыпания у меня теперь под глазами красовались очаровательные фиолетовые синяки, но я не могла заставить себя подойти к зеркалу. Рано или поздно все должно закончиться. Иногда я думала, что на самом деле схожу с ума. По сравнению с тем, что я видела на холме, проблема, связанная с моей бывшей подругой, стала быстро казаться глупой и несерьезной. Сев на кровати, я принялась на ощупь искать на тумбочке телефон, а затем по памяти набрала до боли знакомый номер. Я боялась передумать или струсить, поэтому делала все быстро. Стеф взяла трубку после третьего гудка. — Я ждала, что ты позвонишь, — произнесла она, но по ее голосу я так и не смогла понять, какой смысл она вкладывала в эти слова. — Привет, Стеф. — Я старалась говорить как можно спокойнее и приветливее, хотя это удавалось мне с трудом, если вообще удавалось. — Это бред, да, Джинни? Я не хотела, чтобы ты уезжала из-за меня. — Я уехала не из-за тебя, — возразила я. Это была правда. Отчасти. Нам обеим было тяжело говорить, и в этом споре уже не было правых и виноватых — были только два человека, которые отчаянно жалели о произошедшем. Если бы я могла увидеть Стеф сейчас, знаю, мы бы не выдержали, расплакались и стали бы обниматься. Но между нами была стена из тысячи миль и самолетного коридора между Западной окраиной и Основным регионом. Слишком много, чтобы быть до конца откровенными. — Знаешь, я думала, что делаю все правильно, — внезапно сказала Стеф. — И я собиралась рассказать тебе обо всем. — Когда? — Я не знаю, Джинни. Но я хотела. Мы были уже точно не лучшими подругами, а чужими. Мы еле подбирали слова, еле заставляли себя говорить. Мое сердце колотилось, будто пойманная в клетку крохотная пташка, но я понимала, что, если этот разговор не состоится сейчас, он не состоится никогда. — Как у тебя там на Диком Западе? — спросила Стеф, неожиданно сменив тему. Возможно, мне показалось, но голос ее стал чуть-чуть теплее. Я попыталась рассмеяться ее несостоявшейся шутке. — Здесь необычно, Стеф. — Необычно? Это значит: ужасно непривычно? — Ужасно странно. — Ты в порядке, Джинни? У тебя голос изменился. — Со мной все в порядке, Стеф. Я позвоню тебе позже. Облегченно вздохнув, я отключилась и положила телефон обратно на тумбочку. Все казалось таким сложным, пока я не решилась сделать первый шаг. Это был еще не мир, но уже не просто перемирие. Закрыв глаза, я плюхнулась обратно на кровать, но понимала, что заснуть уже не смогу. Больше всего на свете мне не хотелось признавать, что ледяной эльф был прав, когда говорил о том, что моя жизнь превратится в ад. Я не знаю, что бы я делала без Эовин, Освальда и даже без Лесли. Они помогали мне держаться в этом мире на плаву, пока я сама еще не совсем умела плавать. На некоторое время, благодаря своему гипсу, как это обычно бывает, я стала в школе кем-то вроде знаменитости. Многие считали своим долгом подойти ко мне и узнать, где это я так умудрилась навернуться. С некоторыми ребятами мне даже удалось познакомиться, хотя все же от моей сломанной руки было больше минусов, нежели плюсов. Особенно это касалось моментов, когда мне нужно было, допустим, принять душ. Послышался осторожный стук в дверь, а затем на пороге появился дядя Рей, одетый в новую рубашку в крупную бежевую клетку. Обитателя этого городка просто неисправимы! — Сегодня какой-то праздник? — спросила я, прищурившись. — Всего лишь осенний фестиваль, — улыбнулся дядя Рей. — Я подумал, ты захочешь поехать, Джинджер, а то за последнюю неделю ты стала точно сама не своя. Не думаю, что твоему отцу хочется увидеть такую хмурую дочь, когда он приедет к нам на Рождество. — Нет проблем, я бы с удовольствием развеялась. А что за фестиваль? — В основном — выставка лошадей. Иногда хорошего жеребца можно продать по очень даже неплохой цене. А так еще всякие мелочи: мелкий домашний скот, новое оборудование и прочая ерунда. Каждый год одно и то же, но это вроде как традиция. Думаю, тебе стоит на это взглянуть. — Ты повезешь туда Шварца? — спросила я, внезапно осознав, что всю последнюю неделю обходила конюшню стороной, больше не интересуясь судьбой черного коня. Конечно, у меня были проблемы и посерьезней. Зубастые эльфы и исчезающие холмы, например. Немного помедлив, дядя кивнул, и я поняла, что он не хочет говорить на эту тему. Неприязнь ковбоя и лошади здесь, на Западной окраине, вообще приравнивалось к государственной измене. Но спрашивать о причине этого отношения дяди к Шварцу я спрашивать не решалась. В конце концов, это было не мое дело. — Я жду тебя через двадцать минут около ворот! — крикнул дядя Рей, скрывшись за дверью. Протестующе застонав, я нехотя поднялась с постели и поплелась в сторону ванной, где по-быстрому умылась и почистила зубы здоровой рукой, стараясь даже ненароком не сталкиваться со своим отражением в зеркале. Теперь я не надеялась — боялась — увидеть там другую Джинни. Джинни, которая с каждым днем все сильнее загибается, точно растение, лишенное света. Холм-холм-холм… Это было единственной мыслью, которая помимо воли крутилась у меня в голове. Я не могла думать ни о чем другом ни ночью, ни днем, и теперь не помогала даже физическая работа. Перед глазами все время стояло холодное каменное лицо эльфа, его аквамариновые стеклянные глаза и неестесственно длинные уши с заостренными кончиками. Я испытывала перед ним и страх, и восхищение. И, несмотря на то, что в тот раз я чудом осталась жива, мне хотелось увидеть его вновь, но я боялась признаться в этом даже себе. Это было неправильно, у меня точно мозги теперь были набекрень. Но я не могла заставить себя думать по-другому. Что-то теплое и мягкое скользнуло по моей лодыжке, и я от неожиданности вздрогнула. Полосатый лентяй Дарси в кои-то веки решил выбраться со своего чердака. Этот кот не отличался ни сообразительностью, ни проворностью — он был просто котом, предпочитавшим все свое время проводить на мягкой подстилке, лишь временами отвлекаясь на еду. Он был настолько тихим и незаметным, что я всегда удивлялась, как дядя Рей еще помнил о его существовании и кормил его каждый день. Но что уж говорить — я бы тоже не отказалась от такой безмятежной жизни. Наверное, именно спокойствия мне сейчас и не хватало. — Дарси, кис-кис-кис! — позвала я, но кот как будто бы оглох. Обвив пышный хвост вокруг рыжего полосатого тельца, он уселся у входа в ванную и неподвижным взглядом принялся смотреть куда-то в пустоту. Дарси был приблудным котом, ему было всего несколько лет от роду, но в Мак-Марри это была обычная история. Здесь никто не обращался с котами так, как будто бы они члены семьи, в отличие от их мельбурнских избалованных их сородичей. Никто не помнит, как Дарси получил свою кличку, но, надеюсь, это не потому, что кто-то здесь перечитал "Гордость и предубеждение". Лучше уж тогда назвали бы его в духе лучших романов о Диком Западе. Например, Шериф вырви глаз или Папаша кислая рожа. Но, как корабль назовешь, так он и поплывет, так что Дарси больше напоминал обиженную барышню-аристократку, которой портной не успел в срок сшить новый наряд. Присев около кота на корточки, я здоровой рукой принялась чесать его за ухом, но коту, казалось, было по барабану. Он даже не шевельнулся. Наконец я прекратила все свои попытки ублажить животное и просто села рядом с Дарси на пол. Правая рука с еще толком не сросшимися костями немного побаливала, но боль хоть как-то отвлекала меня от посторонних мыслей, а их, поверьте мне, было предостаточно. — Хорошо тебе, Дарси, — с горькой усмешкой произнесла я, прекрасно понимания, что кот никогда не поймет, что я обращаюсь именно к нему. — Живешь себе на своем чердаке — все тебе до лампочки. Держишься от завтрака до ужина и временами садишься у дяди в ногах, когда по телевизору идет бейсбол. Если бы ты был человеком, Дарси, а не толстозадым ленивым котом, то ты бы обязательно был знаменитым бейсболистом, а у меня бы всегда были бесплатные билеты на матч. Здорово, правда? Играл бы в какой-нибудь "Джинджер" или "Калифорнии" и жил бы так же: от завтрака до завтрака с перерывами на бейсбол. Кот не обратил на мои слова никакого внимания, и, отряхнув льняную ночную рубашку от пыли, скопившейся на полу, я встала и направилась в сторону комода с одеждой. А что я хотела от Дарси? Наверное, поздравления в честь того, что я сошла с ума и теперь разговариваю с котами. Над одеждой особенно заморачиваться не пришлось: я схватила первые попавшиеся джинсы из стопки таких же, похожих, как близнецы, а затем, немного подумав, вытащила с самого дна ящика новенькую рубашку в мелкую красную клетку. Надо же, а когда я покупала ее в Мельбурне на какой-то из распродаж всего за несколько долларов, я смеялась и заверяла Стеф, что никогда не надену на себя такое уродство. Оказывается, все меняется. И подруги тоже. Наспех причесавшись, я спустилась на первый этаж, где на столе меня уже ждали два красных яблока и бутылочка с молоком. В одно из яблок я тут же вгрызлась зубами, а второе кинула в тряпичную просторную сумку, которую всегда носила с собой. Нужно же где-то было носить фотоаппарат, в конце концов. Дядя Рей уже ждал меня в машине. Мотор Шевроле уже сердито бурчал, а низкие облака, повисшие над фермой, обещали дождь. Забившись на заднее сиденье, я сразу же пристегнулась, а затем обернулась назад, чтобы взглянуть на прицепленный к пикапу специальный фургон для перевозки лошадей. Не знаю, почему, но мне стало жаль Шварца, хотя я совсем его и не знала. Это был самый прекрасный, самый грациозный конь, которого я когда-либо видела, и наверняка он стоил больших денег. Сразу было видно, что в роду у него были только чистокровные скакуны. Сквозь маленькую щелочку, предназначенную для поступления в фургон кислорода, я могла увидеть, как сверкали две пары чернильно-черных глаз. От этого взгляда мне стало немного не по себе, и я отвернулась. Не успела я опомниться, как мы уже выезжали за ворота. Я даже боялась представить себе, во что превратятся дороги после того, как хлынет надвигающийся ливень. Если и в хорошую погоду это было настоящим приключением, то еще и под струями дождя эта поездка обещала быть просто "незабываемой". Дядя Рей по-привычке смотрел на меня в зеркало заднего вида и ухмылялся. Я уже бросила всякие попытки отучить его от этого занятия, поэтому лишь временами посматривала на его улыбающиеся глаза, отражающиеся в мутном грязном зеркале. — Мне звонили из больницы, — начал дядя Рей спустя несколько минут тишины (только мотор рычал, точно дикий зверь), — сказали, что ты отказалась посещать психиатра. Я ожидала, что дядя заведет разговор на эту тему. Ему просто не могли не позвонить и не наябедничать эти зануды в белых халатах. Может быть, сам мистер Браун соизволил оторвать свою квадратную задницу от великолепного кожаного кресла и почтить Макэндорсов своим звонком. — Трех посещений было вполне достаточно, — выдавила я. Сердце бешено колотилось: надеюсь, мистер Браун тактично умолчал об истерике, которую я закатила в его кабинете? — Мне сказали, что, Джинджер, ты… э-э-э… была слегка не в себе в последний раз. Черт! Черт! Черт! — Дядя Рей, давай не будем об этом! — взмолилась я, пряча лицо в ладонях. И как можно было быть такой дурой и поднять на ноги всю больницу?! Здесь тебе не Мельбурн, Джинни, сказала я себе, здесь всего одна больница и едва ли два психиатра, в чем я очень сомневаюсь! — Как хочешь, Джинджер, но пообещай мне, что мы еще вернемся к этому разговору. — Хорошо, — буркнула я и отвернулась к окну. Что, интересно, дядя теперь обо мне думает? Что ему достался трудный подросток с неуравновешенной психикой? Как же ему объяснить, что со мной все в порядке? Ну ладно, было все в порядке неделю назад. По стеклу поползли первые крупные дождевые капли, похожие на слезы. Сначала дождь капал осторожно, лишь изредка отстукивая свой странный ритм, но потом забарабанил по крыше несчастного фургончика так сильно, что мне казалось, что, когда дождь закончится, на машине и живого места не останется. Сквозь пелену дождя я с трудом могла различить проплывающие за окном поля. Временами мимо проносились желтые и красные листья. Осень. Это была всего лишь осень. Незаметно для себя я стала гадать, как там сейчас холм. Опадают ли там листья на дубе? Сменяется ли трава голой грязной землей? А эльф? Этот странный эльф… Осознав, что я делаю, я мысленно встряхнула себя, ужаснувшись тому, с каким спокойствием я думала о существе, которое чуть было не лишило меня жизни. Эти мысли были омерзительны, но я не могла изгнать их из своей головы. Я не следила за временем, но уже совсем скоро мотор вечно ворчащего Шевроле заглох, и я, лениво потянувшись, отстегнула ремень безопасности. На улице все еще шел дождь. С моей рассеянностью было неудивительно, что я даже не подумала о том, чтобы взять с собой зонтик, поэтому я бегом направилась к огромной крытой площадке, внутри которой, наверное, и происходило все действо. Дядя крикнул мне вслед что-то о том, что он найдет меня, и остался около фургона со Шварцем. Я и вправду не хотела снова видеть этого самого прекрасного в мире коня. Внутри меня прятался какой-то почти суеверный страх перед этим грациозным животным. Оказавшись внутри сооруженного за несколько дней амбара, обтянутого огромной брезентовой тканью, я облегченно вздохнула и принялась выжимать насквозь промокшие волосы. Сумку я, к счастью, забыла в машине, иначе бы фотоаппарат точно не выжил бы в этом всемирном потопе. Перед моими глазами раскинулось невероятное зрелище: отовсюду слышались звуки — животных, людей и голоса простых зевак — и в нос ударяли сильнейшие запахи сена, пива и лошадиного навоза. Все вместе это производило невероятное впечатление. Конечно, атмосфера немного походила на ту, которая обычно царила на ферме у дяди Рея, но здесь чувствовался именно дух настоящего праздника. Неожиданно я почувствовала, как кто-то осторожно щиплет меня за коленку. Это был маленький черный ягненок — видимо, ему удалось сбежать от своего хозяина, и теперь он бродил между рядами со свиньями и ларечками с бесплатными крендельками, которые раздавали всем желающим. Подхватив ягненка на руки, я рассмеялась и вместе с малышом принялась пробираться сквозь толпу. Оставлять животное одно посреди всего этого сумасшествия было бы просто глупо, потому что несмышленого ягненка тут же бы затоптали чьи-нибудь неосторожные копытца. В моих руках ягненок жалобно блеял. Он был явно напуган тем, что потерялся, а еще тем, сколько народу было в помещении. Я пыталась успокоить его: гладила, шептала ему что-то на ушко, — но скорее всего, животное было к тому же изрядно проголодавшимся, а я не могла ему ничего предложить. У ягненка была нежная коротенькая шерстка, а сам он был невероятно теплым и мягким. Я ума не могла приложить, где узнать о владельце несчастного. — Улыбочку, Джинни! — послышался чей-то крик, а затем меня ослепила внезапная вспышка фотоаппарата. Это оказалась Эовин. Конечно, кто же еще мог вот так незаметно подкрасться? — Что ты здесь делаешь? — спросила я, пытаясь перекричать шум и гам, воцарившиеся в амбаре. Как всегда сияющая, точно звезда, Эовин улыбнулась и потрепала по холке прижатого к моей груди ягненка. — Это же осенний фестиваль, Джинни! На нем весь город собирается, и еще приезжают со всех концов территории! — А где Освальд и Лесли? — Они в западном крыле! У них в этом году распродажа куриц! От желающих отбоя нет! — с гордостью прокричала Эовин и потянула меня за собой куда-то в глубь амбара. Стараясь, чтобы никто случайно не задел мою сломанную руку и не испугал ягненка, я едва удерживалась от соблазна просто закрыть глаза и позволить Эовин вести меня, куда она пожелает. Освальда и Лесли я увидела почти сразу: вокруг них собралось больше всего народу, и все что-то кричали, вскидывая в воздух уже изрядно помятые десятидолларовые купюры. — Десять цыплят — десять долларов! — орала раскрасневшаяся Лесли, ставшая таким же цветом, как и ее яркая одежда. — Подходи — не пожалеешь! Десять цыплят — десять!.. Стоявший рядом Освальд только и успевал, что наугад выхватывать из толпы протянутые деньги и менять их на ящик с попискивающим желтым содержимым. Несмотря на то, что фестиваль начался совсем недавно, оба уже были без сил и еле держались на ногах. Мы с Эовин встали чуть поодаль, дожидаясь, пока у парня и девушки окончательно исчезнут и силы, и цыплята. Прижатый к моей груди ягненок теперь перестал блеять и аккуратно покусывал меня за плечо, отчего мне становилось невероятно щекотно. Вскоре толпа вокруг Освальда и Лесли начала рассеиваться, и они, уставшие, но довольные, пробрались к нам с одной-единственной коробкой, в которой лежала целая гора десятидолларовых, а также звенели четвертаки. — Это же целый новый велосипед! — Освальд с нарочитой мечтательностью прижал к себе коробку, краем глаза наблюдая за реакцией с ног до головы красной как помидор Лесли. — Сиденье тебе от велосипеда! — Она шутливо толкнула друга локтем в бок, и оба рассмеялись. — О, привет, Эв, привет, Джин! — Лесли со всей дури хлопнула меня по плечу здоровой руки, и я удивилась, как в ней вообще еще оставались хоть какие-то силы. Мне кажется, ничто на свете не заставило бы ее изменить своим привычкам. — Посмотрите-ка на Джинни-Перчинни! — Лесли забавно причмокнула языком и ткнула меня пальцем в то самое плечо, по которому несколько секунд назад меня хлопнула. — С тебя десятка, Оз. — Она коварно улыбнулась и протянула ладонь в сторону заметно расстроившегося Освальда. Тот нехотя достал из коробки одну из помятых десятидолларовых бумажек и, стараясь не смотреть на Лесли, положил ей день на раскрытую ладонь. Я нахмурилась. — Мне кажется, или Лесли только что выиграла какое-то пари, связанное со мной? — спросила я у хихикающей рядом Эовин. — Лесси и Оз поспорили, сколько дней ты продержишься в Мак-Марри и не наденешь клетчатую рубашку. Мысленно я хлопнула себя по лбу. Ну конечно! — Оз сказал, что месяц, — продолжала Эовин, — а Лесси заявила, что ты не выдержишь и десяти дней. — Я был о тебе лучшего мнения, Джинни, — буркнул Освальд, поджав губы в мнимой обиде. — Ой, а это кто? — Лесли впервые бросила взгляд на ютившегося у меня на руках ягненка. На мгновение лицо ее озарилось неприкрытой нежностью, и, глядя в черные глаза животного, она сама не заметила, как губы ее расползлись в улыбке. — Черненький, — сказала она и ласково похлопала малыша по холке. В ответ тот лишь слегка вытянул мордочку вперед, чтобы понюхать ладонь Лесли. — Когда-то на Западной окраине было полно таких, а затем их то ли всех истребили, потому что они переносили какую-то опасную инфекцию, то ли просто они повымирали, но факт один: теперь черные ягнята рождаются по одному на стадо в десять тысяч голов. — Лесли оторвалась от ягненка и, выпрямившись, серьезно посмотрела мне в глаза. Я сглотнула. — Говорят, чудо. Черный ягненок среди белых овец. — Никогда не слышала ни о чем подобном, — пробормотала я и инстинктивно прижала ягненка сильней. На мгновение мне показалось, будто в шоколадно-карих глазах Лесли вспыхнул огонек, но вскоре он погас, и я осталась стоять, потрясенная услышанным. — Он не мой, — добавила я после небольшой паузы. Глаза Лесли расширились. — Я нашла его здесь, он заблудился. — Готова поспорить, он твой, — прошептала она, но я снова не смогла уловить интонацию, с которой она это сказала. Лесли вообще было сложно распознать — она была ужасно непредсказуемой. Эовин коснулась моего плеча, и я точно очнулась от длительного гипноза. Кругленькое миловидное личико Эовин приняло игривое выражение. — Идем, Джинни. Скоро начнется самое интересное. — Самое интересное? — не поняла я. — Самое, — заговорщически подтвердил Освальд, и все трое принялись толкать меня в сторону центральной площадки, возле которой уже собралась основная масса народу. С трудом протиснувшись в первые ряды, мы замерли в ожидании чего-то. В ушах звенело, ладони вспотели, а ютившийся в моих руках ягненок заснул сладким сном, будто вокруг и не было гудящей и кричащей толпы. Площадка из неотесанных деревянных досок пока пустовала, но судя по аккуратной трибуне из того же светлого дерева, сейчас кто-то должен был произносить какую-то речь. От ожидания у меня уже начали затекать ноги, и, нетерпеливо покусывая нижнюю губу, я разглядывала обступивших площадку с противоположной стороны людей, пытаясь угадать, куда же пропал дядя Рей. Сомневаюсь, что я смогла бы пропустить его, ведь он должен был быть рядом со Шварцем, а этого жеребца не заметить невозможно. В душном воздухе летали облачка пыли, и я даже несколько раз чихнула, про себя посетовав на вечную аллергию. Хорошо хоть она не проявляется в виде каких-нибудь сыпей — я бы точно не выдержала. И тут на помост поднялся мужчина, точно сошедший с обложки журнала "Настоящий ковбой": сапоги песочного цвета со вставками из темной кожи и теребящей бахромой, рубашка в самую мелкую клетку, которую вообще только можно было придумать и самый главный атрибут — широкополая шляпа с болтающейся под подбородком резинкой. Это был непередаваемый образ, но поражало не это — мужчина как будто был уверен в том, что он должен был выглядеть именно так. В своем "наряде" он чувствовал себя так же легко и непринужденно, как я чувствую себя в своих старых заношенных джинсах и черных кедах. Мужчина подошел к трибуне и громко откашлялся, призывая толпу к тишине, — после чего все затихли. Клянусь, я могла услышать, как дышат кролики в запертых вольерах в противоположном крыле! — И!.. Здравствуйте! — взревел ковбой, и зал тут же взорвался аплодисментами. Это выглядело так заразительно, что я чуть было не присоединилась к хлопающим и свистящим фермерам, их женам и детям, едва не забыв о сломанной руке и крошечном ягненке, мирно дремлющем у меня на руках. — Я рад приветствовать вас на юбилейном сорок пятом ежегодном осеннем фестивале! И уже третий год подряд с вами я, Стю Гавард, и я объявляю начало традиционного конного аукциона! Только самые породистые кони, самые знаменитые участники скачек! И любая из этих красавиц может стать вашей! Театральным жестом Стю Гавард махнул рукой в сторону стоявших за его спиной огромных вольеров, с которых как по команде слетели темные накидки. Наконец увидев свет, лошади принялись ржать, разъяренно трясти головами и пускать из ноздрей густой пар. Почти сразу я заметила стоявшего посередине Шварца, гневно роющего копытом землю. У меня засосало под ложечкой: мне категорически не нравилось все это шоу. Это было похоже на то, как древние любили развлекаться, дразня животных, а затем убивая их. Головы убитых животных обычно вешались в отдельном зале владений богатого жителя республики, и его гости могли судить о том, насколько храбр или смел хозяин этого дома. Но прошло уже много тысячелетий, так почему люди так отчаянно не хотят меняться? Я видела лица детей, совсем еще маленьких, и эти лица смеялись веселым беззаботным смехом, как будто им нравилось то, как бесились лошади в своих крохотных вольерах, в которых они едва помещались. Перед глазами поплыло. Время для меня точно остановилось: я не чувствовала ни себя, ни окружающего пространства; все звуки в голове слились в один и протяжный вой. Я попыталась схватиться за что-то — за кого-то? — и лишь почувствовав у себя на щеке прохладную ладонь и услышав голос Освальда, я немного успокоилась. — С тобой все в порядке, Джинни? — спросил он, и я сдавленно кивнула головой. Я держалась за ощущение мягкого теплого тельца у меня в руках, представляла себе черную шерстку, завитую в мягкие игривые кудряшки, темные, как две гладкие блестящие пуговки, внимательные глаза животного, которое порой понимает гораздо лучше человека. Внутри меня что-то ломалось. Я чувствовала, как что-то инородное в моем теле пыталось завладеть мной, моим разумом. И это что-то хотело, чтобы я выполнила то, что оно будет мне говорить. Оно хотело, чтобы я помогла Шварцу. — Мне… нужно… на воздух… — с трудом выдавила я и как можно быстрее скрылась в толпе, чтобы Освальд не имел возможности меня догнать. Я прорывалась между людьми со скоростью ветра, ни на секунду не позволяя себе расслабить руку и ненароком потерять ягненка. В этот момент я услышала голос Стю Гаварда, который сообщал какие-то подробности аукциона: — …Но давайте позволим пока нашим скакунам отдохнуть! Накиньте на них черные вуали, джентльмены! Теперь вы знаете, на какой лошади сегодня должны уехать домой именно вы!.. Дальше голос Стю опять потонул в противном звоне, стоящем у меня в ушах. Я точно чувствовала, что надо делать. Подбежав к задней стороне вольеров — той, где собственно и были защелки, открыв которые, я бы выпустила Шварца на волю. Мне не было страшно — какая-то уверенность, граничившая с паранойей, поселилась в моей душе, и теперь я знала, что, что бы я ни делала, я делала верно. Защелка поддалась без труда, и уже через мгновение я ощутила на себе гипнотическое воздействие черных бездонных глаз великолепного коня. Он был в праведной ярости: ноздри медленно вздымались, и по всему телу дрожали напряженные мышцы. Сначала я подумала, что Шварц выдаст себя — начнет метаться и ржать в полную мощь, но он точно понимал, что я освобождаю его. Мне повезло, что клетки никто не охранял, поэтому я осторожно взяла коня за уздечку и быстрым шагом повела его в сторону выхода, через который лошадей и проводили. Оказавшись на улице, где воздух еще не совсем оправился от дождя и пах жухлой листвой, я хлопнула лошадь по крупу, и Шварц тут же ринулся вскачь — туда, на восток. Туда, где встает солнце. — Сигарету? — Чей-то смутно знакомый голос раздался над самым ухом. — Спасибо, я не курю, — машинально ответила я, тяжело дыша, и, повернувшись, нос к носом столкнулась с зеленоглазым парнем со школьной крыши. |
|
|