"Девочка на холме" - читать интересную книгу автора (Кузнецова Ольга)

Глава восьмая. Девочка из ниоткуда

— А зря. Иногда помогает расслабиться, — пожав плечами, произнес Тед и, отвернувшись, затянулся сигаретой.

Я готова была поспорить, он смотрел именно в ту сторону, где всего мгновение назад исчез Шварц. Но все, что оставалось делать мне, это стоять и ждать, пока парень произнесет хотя бы слово. Если он выдаст меня, это будет крах. За Шварца явно можно было выручить неплохие деньги, так что, если дядя узнает, кто именно помог коню выбраться на свободу, мне крупно влетит.

Тед был странным. Не таким странным, как его сестра, но, тем не менее, его странность была совершенно другого рода. Казалось, он все время находился где-то внутри себя, он был не из этого мира и даже не с этой планеты. Он всегда делал вид, будто он один и тебя здесь просто нет. И говорил он редко, но только то, что считал нужным. Это было все, что я о нем знала за исключением того, что его звали Тед.

День был уже в самом разгаре, но из-за того, что тучи почти полностью заволокли собой тусклое солнце, было серо и мутно, точно в тумане. И как я ни приглядывалась, крохотной фигурки скачущей вдали лошади я так и не смогла разглядеть.

Прошло уже, по крайне мере, несколько минут, но ситуация оставалась прежней: Тед докуривал уже третью сигарету, стоя ко мне спиной. Может, он действительно забыл о моем присутствии?

Вежливо откашлявшись, я подошла к парню ближе и уже хотела было тронуть его за плечо, но вовремя вспомнила о том, что правая рука у меня была сломана, а на левой покоился крохотный ягненок. Внезапно Тед сам повернулся ко мне, бросил сигарету на землю и небрежно потушил ее носком ботинка, после чего вопросительно посмотрел мне прямо в глаза.

— Слышала когда-нибудь байку про черных ягнят? — спросил он неожиданно.

— Нет. — Я мотнула головой, но затем добавила, — хотя мне Лесли рассказывала, что они рождаются по одному на сто тысяч голов.

Тед кивнул в знак одобрения и, хитро улыбнувшись, сказал:

— Если бы ты была немножко повнимательней на уроках профессора Болдрика, тогда бы ты услышала массу интересных вещей. — Я чуть было не сказала Теду, что была всего на нескольких занятиях по мифологии, но он тем временем продолжал, не дав мне вставить и слова: — Раньше на Западной окраине жили вовсе не люди. Именно они разводили этих самых черных овец. Говорят, у этих овец была кровь черного цвета — волшебная. — Тед понизил голос до шепота, и я слушала его, затаив дыхание. — А затем сюда прибыли первые переселенцы из-за гор, и народцу пришлось уходить с земель, которые они занимали много тысячелетий подряд. А вместе с ними исчезли и черные ягнята. Если они и рождались, то не проживали и нескольких недель: волшебства не хватало. А они без него гибнут, чахнут. — Парень кивнул головой в сторону мирно сопящего на моих руках ягненка, а затем, задумавшись, достал из нагрудного кармана очередную сигарету. Рефлекторно вдохнув ядовитого дыма, я тут же почувствовала предательское шипение в горле. Черт бы побрал эти сигареты!

— Хочешь сказать, он пришел ко мне, потому что у меня в крови… — я скривила лицо — слово, которое мне предстояло произнести, звучало до крайности глупо, — …волшебство?

Тед равнодушно пожал плечами, будто ему вообще было все равно.

А затем внезапно я вспомнила слова эльфа: "…твоя кровь предаст тебя. Она будет звать тебя. Ты не будешь спать ночами, будешь видеть странные сны, странных людей. Тебе захочется умереть, но смерть не придет к тебе так быстро, как тебе хотелось бы. И тогда ты пожалеешь, что я не убил тебя…"

Кровь? Неужели именно об этом говорил тогда эльф? Но почему тогда я прежде не чувствовала в себе ничего необычного? Какой вообще прок от того, что в твоей крови понамешана всякая дрянь?

Но не успела я задать Теду вопрос, как из амбара послышался шум: крики людей, перемешанный с плачем детей и визгом поросят. Это была поистине адская смесь. Мне не стоило, тем не менее, большого труда догадаться, чему посвящен был весь этот сыр-бор. Что уж говорить, мне нужно было иметь смелость признать, что все это было из-за меня.

— Тед… — начала я, но парень меня перебил.

— Иди, пока они не нашли тебя здесь, — отозвался Тед и, засунув руки в карманы, исчез за углом огромного ярмарочного шатра.

Пораженная, я тут же ринулась обратно в амбар и не узнала это место: всюду летали птичьи перья, люди беспорядочно бегали, что-то громко вопя, а на помосте за своей маленькой трубункой стоял Стю Гавард и прятал лицо в ладонях; ковбойская шляпа съехала ему прямо на глаза. Хаос стоял невообразимый.

Внезапно кто-то поймал меня за плечо. Это оказался Освальд. Он стоял, тяжело дыша, серьезно поджав губы, и смотрел мне прямо в глаза.

— Кто-то выпустил лошадь, — сказал он, и я не нашлась, что ответить, как просто кивнуть.

Затем ко мне подошел осунувшийся дядя Рей и тронул Освальда за плечо.

— Иди, сынок, мы с Джинджер справимся, — заверил он парня, после чего тот исчез в безликой толпе. Наверное, пошел искать Лесли и Эовин.

Обратно на ферму мы с дядей ехали с пустым фургоном, и точно в постоянное напоминание об этом, фургон постоянно грохотал как пустая бочка из-под вина. За всю дорогу дядя не проронил ни слова, лишь улыбнулся уголками губ, когда увидел у меня черного ягненка на руках. А ведь мне так и не удалось вернуть его хозяину.

Я обязана была испытывать чувство вины по отношению к дяде, но это было не так. Я чувствовала только уверенность в том, что сделала то, что должна была сделать, а еще дрожь в руках и то, что мои ноги промокли насквозь, и теперь при каждом моем движении кеды противно хлюпали.

Подумать только, я собственноручно выпустила из вольера самую дорогую лошадь на аукционе!

— Я знал, что так будет, — сказал дядя Рей, когда мы заходили в дом. — Мне самому стоило отпустить его.

Весь последующий вечер я провела, забившись под одеяло и рассматривая напечатанные на прошлой неделе фотографии. Все они казались мне неудачными: в основном это была птичка, которую я поймала сидевшей на карнизе, а еще пейзажи, которые я нащелкала, когда шла по шоссе на улицу Магнолий.

Временами я посматривала в сторону устроившегося в моих ногах ягненка и улыбалась. Я спрашивала у него, правильно ли я поступила, но ягненок молчал, свернувшись в клубок, точно котенок, и слабо посапывая.

Я видела, как за окном сходились малиновые лучи заходящего солнца где-то на самой линии горизонта, а вдалеке можно было даже различить едва заметно торчащие горные шпили. Небо было таким синим, точно банка с черничным вареньем. От грозовых облаков теперь не осталось и следа — казалось, небо теперь просто чего-то ждало. Может, поэтому чего-то ждала и я.

Я не успела заметить, как задремала. И впервые за эту неделю мне снился сон.

Долина тысячи дымов. Я слышала о ней прежде, но никогда не была здесь.

Медленно выдыхая горячие смолистые клубы дыма, я всматривалась в раскаленную докрасна землю. Эта земля была моей полной противоположностью. Я — нерешительная и холодная. И долина. Гордая и огненная. Именно такой мне и следовало бы быть. Но долина скоро остынет. Еще несколько десятилетий, и она станет такой же промерзшей, как и вся земля в округе.

Неторопливо теребя кипящую почву голыми ступнями, я чувствовала, как во мне медленно возрождалось желание жить, желание бороться до конца. В мгновение ока ко мне пришли миллионы разнообразных идей. Планы точно выстраивались в очередь, пихаясь и толкаясь, они кричали все одновременно, доказывая, что именно их задумка самая верная. Бежать в Антарктиду. Улететь в космос. Спрятаться под водой. Некоторые идеи казались слишком сумасшедшими, некоторые — слишком нереализуемыми. Но мне хотелось одного: исчезнуть из этого маленького городишки, зарыв свои страхи глубоко в эту красную землю. Мак-Марри никогда не сможет стать моим домом — уже никогда я не смогу привыкнуть к этому странному миру.

Внезапно я услышала, как где-то вдали что-то загромыхало. Это были звуки битвы. Битвы тяжелой и кровавой. Немного подумав, я направилась в ту сторону, откуда слышался звон оружия. В конце концов, это был всего лишь сон. Я смогу проснуться, когда пожелаю.

Почувствовав, как кто-то осторожно пощипывает сзади мои лодыжки, я улыбнулась и, обнаружив возле себя черного ягненка, улыбнулась и зашагала прочь. Сначала мне было достаточно просто идти, но затем я перешла на бег, чувствуя, как просыпаются заиндевевшие легкие. Мне было это необходимо: бежать и чувствовать, как внутри меня что-то оживает, возрождается. Здесь, в долине, я чувствовала себя в безопасности.

Когда долина внезапно закончилась обрывом, я остановилась и ужаснулась раскинувшемуся перед моими глазами зрелищу. Там, внизу, образовался большой просторный грот. Возможно, дожди вымыли его за много миллионов лет. Шел самый разгар битвы между… эльфами.

Белые, высокие, грациозные ледяные эльфы сражались против черных как уголь, диких, опасных эльфов с гораздо более острыми зубами, нежели у их противников. Черные пытались одержать верх любыми путями: они царапались, кусались, впивались в белых эльфов когтями. Все это более напоминало схватку диких животных, но невероятно быстрых и опасных диких животных, разъяренных, обозленных на весь белый свет.

Ягненок испуганно прижался к моим ногам, и я, нагнувшись, взяла его себе на руки, прижала к груди и принялась шептать ему на ушко слова утешения, которым я сама почему-то не верила. Странно, но в этом сне моя правая рука была совершенно здорова — никакого гипса, а на мне самой было одето просторное летнее платьице с причудливым растительным узором, которого в реальной жизни у меня и в помине не было. Ну, на то они и сны, чтобы показывать то, чего нет, верно?

Но думала я так ровно до того момента, пока не увидела среди сражающихся своего эльфа. Как и тогда, когда я видела его в последний раз на холме, он был спокоен и хладнокровен, но я видела, что силы изменяли ему: рука, поднимавшая нож, была уже не такой уверенной, а блеск прозрачных стеклянных глаз постепенно угасал. Неожиданно черному эльфу, с которым он сражался, удалось занести на него свой огромный острый шип, больше похожий на кол. Из тела эльфа брызнула белая прозрачная жидкость, но мне не стоило труда догадаться, что это была кровь.

Я хотела помочь ему, ринуться вниз, с обрыва в самое поле битвы, но к своему ужасу осознала, что, как и тогда на холме, проход был отрезан невидимой стеной. Эльфы сами заперли себя в этом вакууме, и теперь они всего лишь дожидаются того момента, когда окончательно истребят друг друга.

Но я не хотела, чтобы они умирали. Я кричала, колотила руками в невидимую стенку, но все это было в пустоту. Они меня даже не видели — что уже говорить о том, чтобы услышать меня. Вскоре от долгого протяжного крика у меня сел голос. Но, черт возьми, это же был всего лишь сон? Правда?

Я очнулась, почувствовав прикосновение к моему лбу чего-то прохладного. Резко распахнув глаза, я увидела перед собой мир, из которого ушла. Я лежала в кровати, крепко сжимая вспотевшие ладони, а сверху по покрывалу метался обеспокоенный ягненок, жалобно блея. И мне показалось, что он оплакивал тех, кто сейчас погибал там, в гроте… Что за чушь? Не было никакого грота, никаких эльфов. Ничего не было… Ничего!

На краю кровати сидел дядя Рей. Серьезно поджав губы, он держал на моем лбу холодную марлевую повязку. Рука снова болела. Черт.

— Ты кричала, Джинджер, — сказал дядя, но голос его дрогнул, когда он произносил мое имя. Это было не обвинение — просто констатация фактов. Дескать ты кричала. Ты постоянно кричишь.

— Психи… атр. Я схожу к мистеру Брауну, — хриплым голосом попыталась успокоить я дядю, но он, казалось, не поверил моим словам.

— Дело не в мистере Брауне, а в тебе. Что с тобой случилось, Джинджер? Ты так изменилась за последнее время. Где та маленькая девочка, которая лазила по деревьям и пальцами ног сбрасывала переспелые груши в корзинку?

Вопрос дяди остался без ответа, потому что я сама не могла понять, в чем было дело. Я изменилась, он был прав, но как вернуть все на прежние места? Как забыть все: холм, эльфов, реки черной и белой крови, которые, точно море, затопляли грот, унося за собой бездыханные тела? Как избавиться от всего этого? Умереть?

"Тебе захочется умереть, но смерть не придет к тебе так быстро…"

Это был тупик. Лабиринт без выхода. Лабиринт, где меня поджидал огромный жаждущий моей крови минотавр. Я хотела найти решение для ситуации, где решения не было.

Я должна вернуться домой.

Эта мысль ударила, как гром посреди ясного неба. Я должна была додуматься до этого раньше. Но убежать от проблемы вовсе не означало ее решить. Тем не менее, это было самым правильным решением за последнюю неделю. Это же так просто — уехать из Мак-Марри и никогда больше сюда не возвращаться.

— Я могу позвонить… папе? — выдохнула я, и дядя, кинув в мою сторону недоверчивый взгляд, кивнул.

— Подумай, о чем я говорил тебе. — Дядя вышел из комнаты.

Меня все еще немного трясло после пережитого кошмара, но я прижала к себе ягненка и почувствовала исходившие от него волны спокойствия. Вскоре мне стало лучше и, шмыгнув носом, я набрала на телефоне номер отца. Странно, но трубку никто не брал. Я подумала, что, возможно, папа забыл телефон дома, но вскоре я услышала на другом конце провода тяжелое дыхание.

Ллевелин Макэндорс, кто бы сомневался.

— Солнышко, как ты там? Мы по тебе так скучаем, — защебетала мачеха.

Я скривила лицо, радуясь, что еще не изобрели телефоны с экраном. Ллевелин тогда бы увидела, как меня тошнит от ее словечек.

— Мне нужно поговорить с папой.

— Папы сейчас нет дома, солнышко, он уехал в Перт на три дня, а телефон, глупышка, оставил, — с сожалением произнесла Ллевелин. Я едва сдерживала себя, чтобы не съязвить ей что-нибудь в ответ. Хотя даже если я и скажу ей что-нибудь дерзкое, боюсь, она все равно ничегошеньки не поймет.

Ллевелин была недалекой женщиной. Из разряда тех, у кого цвет волос совпадал с количеством серого вещества. А после того, как она покрасилась еще на тон светлее, поглупела окончательно. Весь ее маленький мирок вертелся только вокруг глянцевых журналов и ресторанов с вегетарианской кухней. Ну хорошо, ей еще нравилось называть меня "солнышко" и строить щенячьи глазки, когда я отказывалась убираться в своей комнате.

Однажды на мой четырнадцатый День рождения мачеха пригласила своих подружек с силиконовыми грудями и вечно недовольно поджатыми губами. Одна из них — кажется, ее звали Глория, — подарила мне пару дорогущих туфель на огромной шпильке. Проблема была всего одна: они были не моего размера — зато прекрасно подходили на "изящную" ножку Ллевелин. Да, не всегда сказка о Золушке воплощается в реальной жизни. Точнее, воплощается, но уж больно в искаженном виде. В сказке хрустальная туфелька была миниатюрной, а отнюдь не восьмого размера.

— Передай, что я звонила, — быстро бросила я и отключилось. Меня не прельщало еще два часа выслушивать бредни о новых нарядах моей мачехи.

Все. Теперь мой план обломался с обоих концов. Я оказалась запертой в Мак-Марри, точно птица в клетке, так что теперь мне осталось испытывать на себе весь этот кошмар еще целых три дня. Господи, я не выживу еще три дня в этом сошедшем с ума мирке!

Ладно, два дня из этих трех я проведу в школе, но сегодняшний день обещал быть адом, особенно с таким замечательным началом в виде "увлекательного" сна.

Чтобы не терять времени даром, я решила навестить Дейзи, а затем заглянуть к Эовин. Кажется, она обещала показать мне фотографии с фестиваля. Несмотря на то что воспоминания об этом мероприятии у меня были не самые приятные, мне все же нужно было как-то развеяться.

Дяди снова не было дома. Но на ферме всегда работы хватает: убраться в конюшнях, покормить животных, собрать последний урожай слив за домом… Я чувствовала, что дядя избегал разговоров со мной, потому что понимал, что происходит что-то не то. То, как он отзывался о Шварце, уже о многом говорило.

Ягненок сначала порывался пойти вместе со мной, поэтому мне пришлось пойти на хитрость: я налила ему в блюдечко немного молока, и пока тот жадно пил, потихоньку выскользнула из дома.

На улице дул сильный порывистый ветер, и воздушный поток вздергивал с земли опавшие листья, унося их куда-то далеко за пределы окраины. Поговаривали, что именно здесь, на Западе, и кончался мир. Он просто обрывался в определенном месте, и затем начиналась пустота. Там, вне нашего мира, должно быть, даже холоднее, чем на Северном пике, но точно никто сказать не может: из экспедиций живым еще никто не возвращался, приборы же уже через сотню миль от последнего поселения начинают барахлить.

Туман не рассеялся еще со вчерашнего дня, но мне даже нравилось быть поглощенной этим неощутимым дымом, нравилось чувствовать, что здесь я сама по себе, одна, и никто меня не заметит. Мне нравилось это ощущение одиночества, которое давал мне туман. На короткое время я точно становилась никем. Девочкой из ниоткуда.

Рыхлый мягкий воздух обволакивал мое тело, позволяя забыться. Я могла не беспокоиться о том, что где-то вдалеке внезапно мог возникнуть холм с одиноко стоящим посреди него дубом: туман все равно скрыл бы его от меня.

Покрепче закутавшись в тонкую ветровку, я спрятала нос от ветра, чтобы было легче дышать, натянув горло свитера на лицо. Мне было все равно, насколько смешно это выглядело со стороны, но я же была избалованной жительницей большого города, поэтому не могла без отвращения дышать терпкой пылью, все время попадающей в нос.

Хорошо, что дорогу к дому, где жила Дейзи, я знала наизусть, иначе бы точно заблудилась где-нибудь в тумане и выбралась бы только к четвергу — к тому времени, как синоптики обещали, что туман покинет границы Западных земель. Хотелось бы в это верить, потому что до тех пор, пока над землей будет стоять такой дым, не будут летать самолеты, а, следовательно, и я не смогу покинуть это проклятое местечко. Времени до четверга мне было достаточно, чтобы сказать отцу о своем возвращении, собрать вещи и попрощаться с новообретенными друзьями. С кем — с кем, а с Эовин, Осборном и Лесли мне было жаль расставаться. Я так быстро влилась в их компанию, что мне стало казаться, будто я всю жизнь сидела с ними за крайним столиком в кафетерии и смеялась, наблюдая за тем, как Лесли поглощает все, до чего может дотянуться.

Да, аппетита этой кажущейся на первой взгляд худенькой девушке было не занимать. Временами у меня даже возникало чувство, что, изучая, как какой-нибудь жук ползет по скамье, на которой она сидит, Лесли думала о том, насколько съедобным был этот самый жук. И только поймав мой настороженный взгляд, она небрежно улыбалась и делала вид, будто несчастное насекомое ее ни капельки не интересует.

Я даже почти привыкла к ее странной косметике, хотя, если признаться, еще ни разу не видела Лесли без этого жуткого грима. Если бы я была с ней не знакома и встретила бы поздно вечером ее на улице в каком-нибудь темном переулке, то испугалась бы до чертиков. Она походила на тех фриков из Мельбурна, что любили надевать на себя исключительно черную одежду и малевать себя помадой такого цвета, что губы становились похожими на губы мертвецов. Бледные, синие… Аж мурашки по коже. Но Лесли была не такая. Она была просто… особенная. И в ее гардеробе была не только черная одежда, но если там и было что-то пестрое, то это были только свободные сарафаны в пол с цветочным орнаментом. И, тем не менее, в традиционной для всех жителей Мак-Марри рубашке в клеточку я ее не видела ни разу, хотя она и не выказывала в сторону этого предмета гардероба никакого явного отвращения. В отличие от меня. Особенно теперь, когда Лесли и Осборн поспорили, буду ли я носить эти мерзостные рубашки. Я чувствовала себя подопытным кроликом, когда кто-либо заключал против меня хоть какие-нибудь пари и теперь из принципа не хотела облачаться в этот ужас.

Много раз я смотрела на Лесли и думала, что она необычная. Именно про таких снимают фильмы и пишут книги, потому что в них есть что-то особенное. Жизнь. Изюминка. Они притягивают взгляд и заставляют задуматься над тем, с этой ли они планеты. И брат Лесли был такой же. Неужели это наследственное?

Конечно, Тед не одевался столь вызывающе, но в нем притягивало нечто противоположное тому, что было в Лесли. И все же, в них обоих была загадка. Тайна.

Калитка на ферму, где жила Дейзи, была приотворена. Я не помнила, запирала ли она ее вообще хоть когда-нибудь, но на всякий случай, ступив на мощеную дорожку, ведущую к маленькому аккуратному домику, я оставила все, как было.

Крыша дома, выложенного из грязно-розовой черепицы, утопала в тумане. И лишь чуть выше туманное облачко открывало вид на кусок печной трубы, из которой еле заметно валил сизый дымок.

Набравшись смелости, я осторожно постучала в дверь. Спустя некоторое время в доме послышались тяжелые частые шажки, и я без труда узнала Дейзи. Прежде она была такая изящная, точно лебедь, а теперь я даже представить себе не могу, как тяжело ей было мириться с неуклюжестью, связанной с ее беременностью.

— Джинни! — Она набросилась на меня, застав врасплох.

Разрумянившаяся и посвежевшая Дейзи казалась мне распустившимся цветком посреди этого густого непроглядного тумана. Она и вправду выглядела цветущей: яркий блеск в голубых бездонных глазах, искренняя, теплая улыбка на губах. Глядя на эту неунывающую девушку и самой сразу же хотелось растянуть улыбку до ушей. Жаль, эффект временный. Когда я обычно покидаю Дейзи, настроение само собой резко ползет вниз. Она точно была живым солнцем посреди мертвой осени.

— Как рука? — заботливо проворковала Дейзи и, не давая мне выдавить и слова, повела меня в просторную гостиную с многочисленными фотографиями, беспорядочно приклеенными на стене. Это было в прошлое Рождество: Дейзи так классно каталась смотрелась на своем сером жеребце по имени Мэрин, что я и не заметила, как отщелкала всю пленку.

— Нормально, — улыбнулась я. — Совсем не болит.

И это было почти правдой. По сравнению с тем, какой ужас я испытывала, вспоминая о том, что произошло на холме, это действительно было пустяком.

— Ну и туманище на улице, — причмокнула губами Дейзи, но по ее лицу нельзя было сказать, что она как-то сожалеет о том, что за окном такая погода.

Заботливо усадив меня на одно из мягких кресел с обивкой, разрисованной под вьющийся плющ, девушка тут же принялась суетиться: откуда-то моментально появился маленький аккуратный чайничек и две чашечки из набора.

Пока же Дейзи колдовала над чаем, я рассматривала гигантскую гостиную с высокими потолками. Наверное, даже если я встану на табуретку, то вряд ли дотянусь до верха. В углу комнаты стоял старый патефон с поднятой спицей. Судя по тому, сколько пыли скопилось на одинокой старой пластинке, можно было сказать, что им уже давно не пользовались и стоял он только потому, что стоял. А еще я готова была дать руку на отсечение, что ничего, кроме кантри, этот патефон никогда не играл.

Когда же все было готово и Дейзи поставила две чашки с ароматным дымящимся чаем на маленький журнальный столик, она с чувством выполненного долга села напротив меня в такое же расписанное растительным орнаментом кресло. Положив маленькие ручки на круглый, точно шар для боулинга, живот, девушка мечтательно улыбнулась, и румянец на ее щеках стал еще сильнее.

— Еще не устала от Дикого Запада? — спросила она.

— Если бы не голос Дика Мелсона по пятничным вечерам и его занудное шоу, я была бы просто счастлива, — попыталась пошутить я. Конечно, я немного слукавила, но ведь не рассказывать же мне Дейзи о том, в каком болоте я вязну всю последнюю неделю.

Дейзи добродушно засмеялась, но в глазах ее сверкнул опасный огонек.

— Я тут подумала, Джинни, почему бы нам не попробовать организовать первую тренировку прямо сейчас?

— Дейзи, вообще-то у меня рука…

— Ничего страшного, — быстро заверила меня девушка. — Чтобы чувствовать лошадь, не обязательно иметь две ноги, две руки и шестой глаз на заднице. Идем, Джинни!

И, подскочив ко мне, точно реактивная ракета, Дейзи схватила меня за локоть и потащила к черному входу, из которого можно было сразу же попасть в просторную конюшню.

— Только не это… — чуть слышно простонала я, чувствуя, как у меня начинает настороженно сосать под ложечкой.

Но больше всего меня пугала не сама перспектива взобраться на лошадь со сломанной рукой. Манеж для прогулок у Дейзи был открытый и располагался на улице, сплошь заваленной густым непроницаемым туманом.

Я лишь надеялась на то, что Дейзи знает, что делает.