"Они предают мир" - читать интересную книгу автора (Катала Жан, Перевод с французского. )
Мошенничества де Голля, метившего в диктаторы, были бессильны отвести руку, протянутую Советским Союзом французскому народу. В самом разгаре интриг 15 сентября 1943 года генерал Пети, верный деятель «свободной Франции», имел честь быть принятым Сталиным. Сталин, в частности, сказал Пети, что он считает французов друзьями, от которых СССР нечего скрывать.
2. Приглашение в ноябре 1944 года
Эта политика принесла свои плоды. Франция была почти полностью освобождена. В Париже образовалось временное правительство, признанное державами. Оно вовсе не представляло собой ту коллекцию паяцев, о которой мечтали англо-саксы. В связи с этим советское правительство решило новым дипломатическим актом закрепить линию поведения, намеченную в письме от 27 сентября 1941 года. В ноябре 1944 года оно пригласило де Голля приехать в Москву для переговоров относительно пакта о дружбе и взаимопомощи, который бы позволил в мирное время еще больше усилить политику помощи французскому народу.
74
В телеграмме, посланной нам 27 ноября с Кэ д'Орсэ, были изложены мотивы, которые заставили де Голля принять приглашение. В тот момент они показались мне монументальной глупостью. Там было сказано, что генерал предпринимает эту поездку в Москву с тем, чтобы урегулировать с советским правительством «ряд нерешенных вопросов», как, например, консульские проблемы (мы никогда и не слышали, что подобные «проблемы» существуют!), а также вопросы, касающиеся «французских католических церквей в России». Кроме того, в последней фразе было сказано, что генерал «пойдет так далеко по пути договорных отношений, как этого пожелают его партнеры».
Однако при размышлении становилось совершенно ясно, что скрывалось за всей этой галиматьей. Кроме постоянной заботы оказать помощь шпионским службам Ватикана, телеграмма означала, что содержание пакта, который следовало подписать, меньше всего занимало де Голля. Его интересовало только одно — привезти с собой какой-либо пакт.
Из каких соображений? Всегда из одних и тех же — с целью шантажа. Де Голль хотел сделать вид, что он ищет сближения с СССР.
В самом же деле де Голлем еще в 1940 году овладела идея об «антибольшевистском блоке западных демократий». Он расходился с Черчиллем только по одному пункту. Если тот хотел, чтобы Англия была единственной хозяйкой этого блока, то де Голль мечтал войти в него на равных правах с шефом британского кабинета. В конце зимы 1943—1944 гг. его посол в Лондоне «социалист» Вьено начал обращать внимание генерала на то, что в Форейн оффис все больше развивается идея создания некоего «западного бастиона», который мог бы «помешать России делать то, что она захочет». Воспользовавшись все возрастающим «беспокойством», которое вызывает там «русская мощь» и «престиж коммунистов», писал дипломат, Франция могла бы «снова найти свое место» (все эти выражения взяты из секретного донесения Вьено от 9 марта 1944 года). На основании этих данных де Голль начал строить комбинацию. Заключение союза между Францией и СССР, думал де Голль, доведет Черчилля до состояния пароксизма. Поэтому необ-
75
ходимо заключить такой союз. После этого можно будет заставить Черчилля согласиться на создание «антибольшевистского западного блока», куда де Голль будет принят уже не как подчиненный, но как верховный военачальник будущей коалиции.
Это было действительно дипломатией пирата, поскольку все сводилось в сущности к тому, чтобы превратить пакт о дружбе в орудие агрессии. Но де Голлю была знакома только такая дипломатия, и во имя ее он и поспешил принять приглашение приехать в Москву.
3. Неделя с 2 по 9 декабря
Второго декабря 1944 года в полдень, в один из прекрасных русских морозных дней, специальный поезд, предоставленный советским правительством в распоряжение де Голля, медленно подошел к перрону Курского вокзала в Москве. Когда он остановился, невидимая рука открыла изнутри дверцу салон-вагона, где находился генерал. Воцарилась торжественная тишина. А больше не произошло ничего... Абсолютно ничего в течение долгих двух минут, только по истечении которых показалось бледное от ярости лицо кандидата в диктаторы. Он был в кепи, надвинутой на глаза, и меховой шинели, висящей на нем, как на манекене. Спускаясь, он силился улыбнуться, в то время, как из других вагонов выпрыгнуло болтливое стадо господ, одетых в черное, — штаб Палевского и эскорт вновь появившегося на политическом горизонте человека по имени Жорж Бидо...
Считая себя уже монархом, а не главой правительства, де Голль в течение двух минут, которые казались нескончаемыми, ожидал, что Молотов поднимется в вагон, чтобы приветствовать его. И поскольку В. М. Молотов, как человек, знающий обычаи, оставался неподвижным на платформе, де Голль с яростью в душе решил, наконец, сойти с поезда.
Но это было лишь прелюдией. С первых же дней совместной работы и в последующие дни началась «настоящая дуэль».
Новый франко-советский пакт представлялся нам крайне важным документом, который должен был спо-
76
собствовать и даже сыграть решающую роль в борьбе за возрождение и процветание Франции. Это объяснялось тремя причинами. Вo-первых, этот пакт должен был способствовать эффективному участию французских армий в победе. Во-вторых, он действительно должен был гарантировать безопасность обеих стран против угрозы возобновления немецкой агрессии. Наконец, в-третьих, пакт должен был содействовать урегулированию отношений между великими державами: с одной стороны, не беспокоить ни Англию, ни Америку, а наоборот, увеличивать цепь договоров, уже заключенных с этими государствами, и, с другой стороны, помочь Франции снова стать великой державой, чтобы англо-американские искатели приключений не могли превратить нашу родину в свою колонию.
Поэтому советская делегация хотела заключить соглашение, имеющее конкретное содержание, то есть, чтобы в нем был определен наличный состав сил, которые французское правительство желало иметь на восточном фронте, указаны точные обязательства по оказанию взаимной экономической помощи в послевоенный период, оговорено признание Францией польского демократического правительства в Люблине и пр. Третий пункт имел особенно решающее значение. Для того чтобы СССР мог гарантировать безопасность Франции против возможной немецкой агрессии, надо было обеспечить себя наличием дружественной Польши.
Но такое понимание франко-советского пакта по всем пунктам совершенно расходилось со взглядами и целями де Голля.
Он не хотел ни эффективного участия французских армий в победе над гитлеризмом, ни действительной гарантии безопасности, ни урегулирования отношений между великими державами. Он хотел сохранить французскую армию для будущей антисоветской войны. Он хотел аннексировать как можно больше немецких земель на западе, не препятствуя немецкой агрессии на востоке. Вообще, вся его политика была основана на подготовке третьей мировой войны.
Кроме того, де Голль совершенно не хотел иметь пакта с конкретным содержанием. Для того, чтобы торговаться с Черчиллем по поводу создания «западного
77
блока», надо было привезти из Москвы как можно более расплывчатый документ, то есть пустую протокольную бумагу.
Итак, переговоры начались. Вопрос об увеличении французских сил в СССР был решен довольно быстро. Безусловно де Голль и не думал воскрешать скончавшийся план «восточной армии». Но он без всякого труда согласился на то, чтобы превратить «Нормандию» в авиационную дивизию. Если проявить известное умение, думал он, то война уже успеет закончиться за то время, пока его штаб будет изучать пути и средства для подобного превращения.
Зато по вопросу, который французская делегация называла «польским условием», начиная с 5 или 6 декабря, стало совершенно ясно, что упрямство де Голля, твердившего «нет», поставит все переговоры под угрозу срыва. На все предложения о признании, которые в своем широком стремлении к урегулированию предлагали ему советские дипломаты, включая простой обмен письмами о назначении полномочных представителей, де Голль в течение недели систематически давал отрицательный ответ. И когда представители люблинского Комитета
78
любезно нанесли ему визит, он, который некогда протестовал во имя «французского достоинства» против оскорбительного отношения со стороны Черчилля, не нашел ничего лучшего, как заставить простого чиновника Кэ д'Орсэ, политического директора Мориса Дежана, принять их!
Конечно, де Голль не мог пояснить им настоящие причины своего упорства, то есть нити, которые связывали его с польскими фашистами в Лондоне. Поэтому он, как законченный комедиант, предпочел сделать вид, что не понимает, почему советские люди придают такое значение установлению хороших отношений между демократической Польшей и Францией. 9 декабря утром после очередного обзора прессы, сделанного мною, он вдруг закатил истерическую сцену, прекрасно имитируя Геббельса, крича, что «Москва хочет заставить его облегчить создание 17-й советской республики», что люблинские руководители «все коммунисты», что он не хочет «ставить себя в смешное положение перед порядочными людьми, общаясь с подобными типами». Предполагая, что я немедленно же передам эти слова журналистам, этот величайший обманщик рассчитывал создать себе таким образом алиби в случае, если из-за его упорства переговоры провалятся. Могли сказать, что от него ускользнул смысл советского требования, но никто не обвинил бы его в том, что он предал интересы французской безопасности.
Таким образом, целую неделю те из нас, для которых договор между Францией и СССР был залогом будущего нашей родины, жили в атмосфере все возрастающего беспокойства. А де Голль, раздираемый между обещаниями, которые он надавал польским эмигрантам, своим желанием вернуться во Францию с договором и своими намерениями, чтобы этот договор был всего пустой бумажкой, мало-помалу терял голову. Он вымещал свой гнев преимущественно на Бидо, который, будучи слишком трусливым, чтобы ответить, утешался тем, что тайком опустошал все бутылки с коньяком в столовой...
Девятого декабря, в субботу, в 8 часов вечера переговоры были окончательно прерваны из-за де Голля, и на утро уже был заказан специальный поезд. Француз-
79
ская делегация отправилась в Кремль, где Сталин устроил прощальный банкет.
Казалось, что все было потеряно, так как и на этот раз интересы Франции защищались только советскими представителями.
4. Ночь с 9 на 10 декабря
Банкет на сто персон был устроен в порфировом зале. С советской стороны атмосфера была исключительно теплой. Были глубоко волнующие моменты, например, когда Сталин, верховный главнокомандующий Красной Армии, несущей свободу всему миру, поднялся со своего места и братски чокнулся с молодым полковником из «Нормандии», сидевшим в самом конце стола.
Этим Сталин как бы хотел подчеркнуть, что, несмотря на все дипломатические крючкотворства и происки руководителей Франции, стремящихся отдалить ее от СССР, дружба между двумя народами, скрепленная кровью, пролитой сообща, остается самой сильной. Зато с французской стороны атмосфера была ледяной, как и подобает людям с нечистой совестью. Однажды даже гневная гримаса исказила лицо де Голля. Это было, когда Сталин поднял тост за Рузвельта...
Но даже несмотря на явно мрачное настроение де Голля, все мы, в том числе и большинство людей из его окружения, были весьма поражены, когда де Голль после кофе и просмотра фильма быстро поднялся, самым постыдным образом сбежал из Кремля и уехал в посольство, где заперся в отведенном ему кабинете. За ним последовали некоторые особо преданные люди из окружения де Голля, а также английский поверенный в делах Бальфур и американский посол Гарриман. Но они-то спешили телеграфировать в Лондон и Вашингтон о провале франко-советского пакта.
Однако в соседней комнате между советскими представителями и оставшимися членами французской делегации завязался последний разговор с целью найти формулировку для «польского условия».
Этот разговор продолжался в течение нескольких часов, и де Голль, сидя перед камином в углу пустого
80
посольства, злобно отвергал все предложения Кремля, которые ему по очереди сообщали приезжавшие к нему Дежан и Гарро.
Но неожиданно в два часа ночи он одумался. Он согласился в принципе на опубликование франко-польского коммюнике об обмене полномочными представителями между Парижем и Люблином, что фактически было равносильно обмену письмами, от чего он так яростно отказывался днем.
Теперь оставалось только урегулировать некоторые вопросы протокольного порядка для церемонии подписания пакта.
В пять часов утра в присутствии Сталина и председателя Временного правительства Французской республики франко-советский пакт о дружбе и взаимопомощи был подписан министрами иностранных дел Франции и СССР.
В преамбуле были изложены совершенно ясные принципы: «довести совместно и до конца войну против Германии»; уверенность в том, что «восстановление мира на прочной основе и поддержание его в течение длительного времени в будущем обусловлены существованием тесного сотрудничества между ними [Высокими договаривающимися сторонами] и всеми объединенными нациями»; решение «сотрудничать в деле создания международной системы безопасности для эффективного поддержания всеобщего мира и для обеспечения гармонического развития отношений между нациями»; торжественное возобновление «обязательств, вытекающих из обмена письмами от 27 сентября 1941 года» и, наконец, уверенность в том, что заключение союза между Францией и СССР «отвечает чувствам и интересам обоих народов».
Обязательства, вытекающие из этих принципов, были таковы, что от них невозможно было уклониться при помощи какой-нибудь уловки; обязательство о полной взаимопомощи в войне (ст. 1); обязательство не заключать сепаратного мира «ни с гитлеровским, ни с каким-либо другим правительством или властью, созданными в Германии с целью продолжения или поддержания политики германской агрессии» (ст. 2); обязательство «совместно предпринимать все необходимые меры для устранения любой новой угрозы, исходящей от Германии, и пре-
81
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |