"Они предают мир" - читать интересную книгу автора (Катала Жан, Перевод с французского. )

Мои наблюдения за деятельностью Шмитлейна позволяют мне сделать некоторые заключения о тех заданиях, которые де Голль поручал подобным господам.
Прежде всего, Шмитлейн должен был упорядочить всю документацию, ранее собранную различными шпионскими службами Франции, то есть собрать возможно больше секретных данных относительно боевого порядка Красной Армии, ее личного состава, командования, вооружения, методов ведения боя, стратегической промышленной продукции, снабжения продуктами питания, морального состояния войск и тыла.
Шмитлейн, как старый профессионал, имеющий двойной опыт — профессора и агента «Второго бюро», — не гнушался сбором «секретных сведений»... по газетам. В этом он достиг значительных результатов, в частности по вопросу о боевом порядке и количестве промышленной продукции. Он переписывал на листочки все самые минимальные данные, которые попадались ему в корреспонденциях с фронта, в новостях, касающихся социалистического соревнования, в списках подарков и пр. Он утверждал, что такой метод не раз давал ему возможность «изумлять» своих англо-саксонских коллег.
Но после хорошей выпивки или когда в нем поселялся демон хвастовства, — а это случалось часто!—наш дипломат иногда раскрывал и менее невинные методы своей работы. Так, однажды, он уверял, что располагает данными о состоянии личного состава советской пехотной
65
дивизии. В другой раз Шмитлейн не постеснялся рассказать о том, что он украл удостоверение офицера Красной Армии. Он также хвастался, что летом 1942 года несколько раз обманным путем попадал в офицерский клуб, где собирал сведения о «моральном состоянии армии»; но после скандала, о причинах которого Шмитлейн предпочитал не говорить, ему пришлось прекратить эти авантюры.
Но его главным поставщиком разведывательных данных было посольство лондонских польских фашистов в Куйбышеве. Дипломатические представители кабинета Сикорского создали в ряде областей СССР, под предлогом «помощи» своим соотечественникам, «консульства», «представительства» и «благотворительные общества». На самом деле это была шпионская служба, руководители которой вовсе не скрывали от нас, что их основная миссия заключается в подготовке войны против СССР на другой же день после победы над гитлеризмом. Они щедро снабжали шпионов всех объединенных наций (в том числе и нейтральных стран) информацией, которая могла способствовать этой цели.
В 1943 году вся польская шпионская организация в СССР была разоблачена и разгромлена, к великому огорчению Шмитлейна и его хозяев. Но до этого разгрома Шмитлейн был тесно связан с этим фашистским центром антисоветской деятельности. Военный атташе, некий Рудницкий, с которым он еще раньше сотрудничал в Риге и Стокгольме во время «странной войны», почти каждый день приходил к нему и сообщал о своих последних «находках». И едва за ним закрывалась дверь, как появлялась вторая секретарша польского посольства, некая Ашкенази, главной обязанностью которой было собирать «показания» своих соотечественников, приезжающих из индустриальных районов Зауралья.
Само собой разумеется, что такие «любезности» делались с расчетом. Расточая свои услуги в области шпионажа, польское «Второе бюро», уже державшее в своих руках де Голля и Палевского и знавшее все о немецких связях Шмитлейна, которого оно могло в любое время «потопить», лишь увеличивало зависимость этой клики. Оно открывало счет и полагало, что впоследствии он будет оплачен с процентами. Это был старый трюк, кото-
66
рым часто пользовались ростовщики, толкавшие своих клиентов на затраты.
Таким образом, шпионаж деголлевцев в СССР с 1942 года был в авангарде тайной войны.
4. «Поворотный момент» в 1943 году
Назначение Рене Массигли в качестве комиссара по иностранным делам вызвало неприятное удивление среди небольшой группы «свободных французов», верных принципу франко-советской дружбы. Этот бывший генеральный секретарь французской делегации на конференции в Женеве в 1922 году и на франко-советской конференции в 1926 году был одним из дипломатов Кэ д'Орсэ, который всегда активно действовал по ухудшению отношений между Францией и СССР. Со времени его миссии в Анкаре в 1940 году, где он вместе с Вейганом был одним из инициаторов подготовки антисоветской агрессии с юга, за Массигли установилась прочная антисоветская репутация. И его назначение начальником департамента иностранных дел лондонского комитета было похоже на провокацию. Поскольку Массигли, как и его приятель Вейган, был хорошо известен как «сторонник Англии», сбежавший из Франции при содействии «Интеллидженс сервис» за четыре дня до своего назначения, то не могло быть никакого сомнения в «повороте», который де Голль должен был совершить. Считая, что он достаточно напугал Черчилля своим вымышленным «просоветизмом», он решил снова доказать ему свою преданность, рассчитывая на то, что последний заступится за него перед государственным департаментом США, который продолжал запрещать де Голлю доступ в Северную Африку.
Но в то же время де Голль был уже в достаточной степени сам тайно связан с Вашингтоном. В этом главную роль сыграл Моннэ, который уверял де Голля, что там у него есть надежная опора в лице финансистов и что теперь он может считать свое будущее обеспеченным. С этого момента американские цепи де Голля становятся серьезными и все время укрепляются.
Он решил, что теперь ему больше незачем притворяться «другом» СССР. Прежде всего, он решил произвести «чистку» своих дипломатов в Куйбышеве. Массигли
67
прислал ряд телеграмм в заносчиво язвительном тоне, после которых Гарро немедленно уехал в Алжир. Таким образом, Шмитлейн остался поверенным в делах. А этого-то и добивался Массигли.
Шмитлейн занялся персоналом миссии. Я имел честь быть первым, на кого пал его выбор. Как только Шмитлейн приступил к исполнению своих обязанностей, он на другой же день предупредил меня, что отныне мне запрещается знакомиться с секретной корреспонденцией. После этого он немедленно написал шифрованную телеграмму в Алжир, где сообщил, что я... «воровал секретные документы» и что меня необходимо срочно отозвать. Эта гнусная клевета, между прочим, прошла длинный путь. Телеграмма попала в руки Гарро, который опровергнул ее и сообщил ее содержание мне.
Второй жертвой был шифровальщик Дельтур, который был очень привязан к Гарро. А так как ему нельзя было запретить доступ к секретной корреспонденции, то Шмитлейн использовал трюк из полицейского романа. Ранним утром — наша миссия в Москве была временно помещена в гостинице «Метрополь» — он вызвал шифровальщика в свою комнату и рассказал, что прошлой ночью его «дружески» предупредили, что «шифровальщика должны скоро арестовать за спекуляцию». Следовательно, «Дель-туру следует срочно покинуть СССР». Дельтур понял, что над ним издеваются, и отказался повиноваться. Тогда Шмитлейн, который предусмотрел такой случай, воспользовался своим званием офицера и стал угрожать своему подчиненному, что немедленно отдаст приказ о его мобилизации в сирийские войска; он не преминул намекнуть о наказаниях, которым подвергаются за неподчинение во время войны. Несчастный должен был собрать свои чемоданы и уехать вместе с женой и ребенком.
Расчистив себе таким образом дорогу, ставленник Пасси принялся за свое дело. Он запирался в своем кабинете с одной из служащих миссии, которую он считал достаточно скомпрометированной, чтобы быть уверенным в ее молчании. С ее помощью он целыми днями зашифровывал и расшифровывал. К несчастью, от этой его работы не осталось следов: Шмитлейн позаботился забрать с собой эту корреспонденцию, выдав ее за частную переписку. А ящики с архивами алжирского департамента
68
иностранных дел были своевременно затоплены в порту во время их перевозки во Францию.
Но в это время в Алжире разведка де Голля переживала трудный период. Там происходила упорная борьба за хорошие места, и малейшая ошибка конкурента немедленно использовалась остальными. Играя на этих противоречиях, Гарро восстановил свое положение. И Шмитлейну пришлось передать ему дела и покинуть СССР.
5. Снова антисоветская паутина
Однако наступил период, когда де Голль стал все менее и менее скрывать проводимую им подготовку тайной войны против СССР. В начале ноября 1943 года был сделан еще один шаг в этом направлении: пресса, подчиненная де Голлю, начала открытую кампанию антисоветской агитации.
Предлог для этой кампании был исключительно глупый. В октябре месяце в Москве происходило совещание министров иностранных дел СССР, Соединенных Штатов и Великобритании. Нужно было «доказать», что тот факт, что туда не пригласили представителя де Голля (участие которого в войне было гораздо незначительнее, чем участие Чехословакии или Польши!), был «нестерпимым оскорблением» и что это «оскорбление» было делом... СССР.
Оркестровка была во всех отношениях замечательной. Кампания началась с расплывчатых фраз де Голля на Консультативной ассамблее, в которых содержался упрек: «Франция считает, что все европейские дела, а также важные дела мирового значения, которые будут решаться без ее участия, не будут положительными делами». Немедленно вся алжирская пресса принялась хором твердить об этом, а за ней следом и лондонская Би-би-си стала рассыпаться в «соболезнованиях» по поводу того, что «Франция» была «отстранена» от переговоров в Москве.
Направленность этой кампании была ясна: де Голль начал всю эту шумиху, чтобы выставить перед французским общественным мнением Великобританию как единственного «верного союзника», а СССР — как «виновника отстранения» Франции. Неосторожная телеграмма Мас-
69
сигли, полученная в это время, послужила доказательством, что для распространения этой лживой версии существовал тайный франко-английский сговор. Под грифом «совершенно секретно» Массигли телеграфировал, что по сведениям из «достоверных» источников, которые ему передал помощник Идэна сэр Вильям Стронг, английское правительство просило, чтобы представитель Франции присутствовал на совещании в Москве, но оно столкнулось с «категорическим отказом» советского правительства. Сообщение было чудовищным, и Гарро решил произвести проверку. Результат оказался неопровержимым: Массигли был уличен во лжи. Гарро вежливо дал ему знать об этом, и больше об этой неудавшейся махинации не было и речи. Тем не менее было ясно, что началась моральная подготовка к будущему франко-советскому конфликту. Де Голль заложил первый камень в этом здании лжи, над сооружением которого он не перестает трудиться и сейчас.
6. Накануне освобождения
Де Голль был последовательным в своих поступках, в этом его нельзя упрекнуть. И если тысяча девятьсот сорок четвертый год для всего французского народа был решающим на пути к освобождению, то для де Голля он явился лишь новым шагом в подготовке антисоветских авантюр. Вот почему в феврале 1944 года он запросил у советского правительства агреман на назначение своим «послом» в Москве... Гастона Палевского.
Был найден даже официальный предлог: «показать русским, какую важность генерал придает отношениям между двумя странами, поручив своему самому близкому помощнику такую доверительную миссию» (это почти подлинные слова из телеграммы Массигли, из которой мы узнали об этой новости). Но значение этого маневра было ясно. Когда де Голль сбросил маску, ему был нужен «надежный» человек в Москве. Этот «надежный» человек должен был создать там под французским флагом новый активный центр международного антисоветского шпионажа.
Де Голль проявил себя здесь последовательным продолжателем «странной войны», человеком, который во имя своей ненависти к СССР не колеблется пойти на пре-
70
ступное установление связей с гитлеровской Германией. Но советское правительство избавило его от этого постыдного поступка, по крайней мере на этот раз: оно отказалось признать Палевского послом.
Де Голль мог только без шума проглотить эту пилюлю, которая разрушила его планы. Его «странная война» на этом закончилась. Теперь должна была начаться освободительная война французского народа, война той армии патриотов, которые не отделяли дело своей страны от дела Красной Армии и с любовью называли свои отряды именами «Вальми» и «Сталинграда».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ФРАНКО-СОВЕТСКИЙ ПАКТ
1. Дружба, которая оказалась сильнее предательства
На политику систематического предательства со стороны де Голля правительство СССР не переставало столь же систематически отвечать тем, что оставалось неизменно верным обязательствам, принятым на себя по своей инициативе. Оно неуклонно придерживалось политики союза и дружбы, определенной в письме от 27 сентября 1941 года.
Мне кажется излишним напоминать, в чем состояла помощь, которую СССР оказывал Франции. Вопреки чудовищной пропаганде, старавшейся доказать моим соотечественникам, что отказ Гитлера перейти Ла Манш является победой англичан, что стычки на Киренаике означают поворот в войне, а англо-американские операции на западе на последнем этапе войны были основным фронтом, где нацистские орды были разбиты, нет ни одного честного француза, который не знал бы, что своим освобождением он обязан Красной Армии. Без миллионов солдат и офицеров этой армии, которая фактически одна сражалась и одна победила, Гитлер до сих пор пребывал бы в добром здравии, а флаги с фашистской свастикой развевались бы во Франции.
Но СССР оказывал нам не только стратегическую помощь, но и моральную. В бесплодной надежде представить французских коммунистов в виде «агентов Москвы» изменники вроде Тито и Блюма твердили, что французская компартия «начала сопротивление» только 22 июня 1941 года. Факты и документы опровергают эту ужасную ложь. Но верно то, что вооруженное сопротивление французского народа, организатором которого являлась компартия, начало действительно ощущаться после вступления в борьбу Красной Армии. Это объяснялось двумя
72
причинами. Во-первых, — и это является основной причиной, — только тогда был создан настоящий фронт против фашистских орд, что дало конкретные возможности для движения сопротивления. Во-вторых, потому, что только из Москвы, а не из Лондона или Алжира, шли слова, вдохновляющие французский народ на борьбу с фашизмом. Для настоящих патриотов, желающих сражаться, которым французские передачи Би-би-си твердили, что нужно не бороться, а «ждать», только великолепные призывы Жана Ришара Блока и Мориса Тореза были единственными дружественными французскими голосами. Они говорили, что французы сражаются и должны продолжать сражаться.
Я имел великую честь принимать участие в патриотическом начинании московского радио, в так называемых передачах «Сражающейся Франции». Я продолжал это делать вплоть до июля 1946 года, когда эти передачи были запрещены, вследствие вмешательства в Париже... турецких властей, .которые действовали, очевидно, как марионетки государственного департамента США. Я могу подтвердить, что призыв к активному сопротивлению вызывал безграничный гнев де Голля. Сколько раз Массигли присылал нам злые телеграммы, в которых ругал то одного, то другого, кто имел смелость рассказывать о подвигах французских партизанских сил. Это является великолепной иллюстрацией того, что только в Москве голос французов был свободным, чтобы защищать независимость Франции.
Наконец, дипломатическая помощь, которую СССР оказал Франции, была не менее существенной, чем военная и моральная. В письме от 27 сентября 1941 года советское правительство заявило о своем твердом решении «обеспечить полное восстановление величия и независимости Франции». И вплоть до освобождения, не взирая на предательство де Голля, СССР не переставал бороться за осуществление этой программы.
Когда будут опубликованы архивные документы, то многие французы с удивлением узнают, что мечты государственного департамента и Черчилля о порабощении Франции в тот момент провалились только благодаря повседневной деятельности советских дипломатов. Вспомните коммюнике от 24 июня 1942 года, фактически адре-
73