"Они предают мир" - читать интересную книгу автора (Катала Жан, Перевод с французского. )Но с того момента, как немцы начали наступление на Францию, утром 10 мая, французские министры вынуждены были убедиться в том, что Гитлер ни за что не согласится «повернуть против России», пока не ликвидирует всякое сопротивление на континенте на Западе.
Тогда они с неумолимой последовательностью решили собственноручно ускорить ликвидацию этого сопротивления. В результате пятинедельного стратегического и тактического саботажа, подобного которому еще не знала история, самые большие города и сотни километров территории отдавались противнику без сопротивления. И в го время, когда армия могла бы и народ еще хотел сражаться, правители Франции пошли на постыдную капитуляцию перед Гитлером в Компьене. Они, конечно, не создавали себе иллюзий о последствиях подобной капитуляции. Результатом ее было жестокое порабощение Франции. Но для этих французских господ это, в конце концов, компенсировалось двумя факторами. Во-первых, на внутренней арене им обеспечивалось положение «хозяев» страны под защитой немецких штыков, что их спасало от возмущения французского народа. А во-вторых, на внешней арене они могли продолжать уже на новой основе политику антисоветской агрессии, не удавшейся в своей прежней форме. Такой основой явилось, конечно, полное подчинение политике «великой Германии». Они надеялись, что в тот день, когда Германия возглавит «антибольшевистский крестовый поход», Гитлер бросит своим парижским псам несколько костей со своего стола. Так возник «коллаборационизм». Начиная с лета 1940 года новый «глава французского государства» Петэн уже готовился к этой роли при поддержке министерства морского флота, известного царящим в нем реакционным духом. И на другой же день после капитуляции вблизи южных границ СССР появилось много шпионов, состоящих на службе «Второго бюро» министерства морского флота, которых я раньше знал как морских атташе в Прибалтике: Грюйо — в 38 Софии, Арзюр — в Анкаре, Ля Аль — в Афинах *. Все они принялись за работу, чтобы расчистить путь гитлеровской армии в этом секторе. Благодаря признаниям бывшего дипломата правительства Виши Раймонда Оффруа, опубликованным в Англии после его присоединения к «свободной Франции», известны некоторые подробности этой «работы». В этих признаниях Оффруа, в частности, рассказывает, что под руководством Ля Аль ему поручили собирать шпионские сведения о греческих портах Салоники и Воло, чтобы гитлеровская авиация могла с большим успехом бомбардировать эти объекты, а французский консул в Патрасе занимался тем же и с таким же результатом на авиационной базе на мысе Паппас... И как бы венцом загнивающей политики антисоветской агрессии явилась отправка Петэном на германо-советский фронт после 22 июня 1941 года банды проходимцев и «аристократов», известной под названием «Легиона французских добровольцев». Это сборище отбросов разлагающегося общества, направившееся воевать против социалистической страны, было одето в форму гитлеровских солдат, на которую преступные руки не постеснялись нашить трехцветную эмблему. Так позорно осуществилась эта антисоветская мечта, достойная ее авторов. Вот во что вылилась двадцатилетняя гнусная мечта «200 семейств» и их лакеев об антисоветской агрессии. Вот ради чего «200 семейств», то есть французские банкиры и промышленники в самом тесном и тайном контакте с английскими, гитлеровскими и американскими монополиями, подготовили июньскую катастрофу 1940 года, самую позорную страницу в истории Франции. Предав Австрию, Чехословакию, Польшу, Францию и тем самым развязав руки Гитлеру на Западе, они надеялись, что вооруженные фашистские армии набросятся, наконец, на СССР. Они были убеждены, что «игра стоит свеч», так как, по мнению этих торговцев смертью, СССР не выдержал бы натиска гитлеровских орд, которые были вооружены с помощью США и стран Западной Европы. Они продолжали наживаться на гибели простых людей. * Однако Пельтье не покинул своего «фронта». В 1941 году, во время гитлеровского нападения на СССР, он еще «трудился» в Хельсинки. 39 Предатели и их хозяева в Париже, Лондоне и Нью-Йорке все учли, все предусмотрели, кроме одного решающего фактора — мощи Советского государства и доблести советского народа. Этот великий народ был поднят Сталиным на борьбу против фашизма и в тяжелых кровопролитных сражениях с гитлеровской Германией одержал триумфальную победу. Именно победы армии Сталина принесли освобождение от гитлеровского ига всем народам Европы и в том числе моей родине — многострадальной Франции. И этого никогда не забудет французский народ. Пусть призадумаются над этим американские господа, мечтающие о превращении Франции в плацдарм, а французского народа — в «пушечное мясо» в новой агрессивной войне против СССР. Июньская катастрофа 1940 года является грозным и вечным предостережением для моей родины. ЧАСТЬ II АВАНТЮРИСТ де ГОЛЛЬ ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ЦЕПИ «СВОБОДНОЙ ФРАНЦИИ» 1. Как Черчилль сфабриковал «свободную Францию» После июньской катастрофы 1940 года многие французы присоединились к де Голлю только потому, что он заявил, что будет продолжать борьбу; французы хотели драться. Но люди мыслящие не могли не видеть совсем не французское происхождение движения «свободной Франции» и те предпосылки, которые способствовали его возникновению. При виде разгрома Франции Черчилль постарался извлечь из него максимум прибылей. Было ясно, что Франция на длительный период будет оккупирована Гитлером. Нужно было немедленно принять меры предосторожности на случай, если Гитлер будет побежден, чтобы сделать Францию настоящей английской колонией. С этой целью накануне капитуляции Черчилль предложил умирающему кабинету Рейно знаменитый план «слияния», по которому должно было быть создано «Соединенное государство Великобритании и Франции». Это положило бы конец существованию Франции как самостоятельного государства. Когда этот план был отброшен, как слишком явный, Черчилль принялся за изготовление «эрзаца» — «французского эмигрантского правительства», которое было бы полностью в руках американских и английских монополий и способствовало бы обеспечению абсолютной власти над Францией. План «слияния» обсуждался в Лондоне с временно назначенным бригадным генералом, помощником военного министра Шарлем де Голлем, которого Рейно послал к Черчиллю. Черчилль же, в свою очередь, послал де Голля в Бордо, где он должен был отстаивать этот проект перед французскими министрами. Когда эта хитрость не уда- 43 лась, то в день, когда Петэн пришел к власти, де Голля вызвали обратно в Лондон, «уда он прибыл на самолете некоего генерала Слирса, одного из руководителей «Интеллиджене сервис». И де Голлю поручили создать «свободную Францию». Вокруг него быстро образовался круг из военных и штатских, находящихся в Лондоне, — их называли «первыми спутниками». А Черчилль, конечно, постарался из предосторожности ввести в состав этой группы своих людей, чтобы следить за своим новым детищем. Так, к де Голлю был приставлен весьма любопытный субъект по имени Гастон Палевский. Он не был новым знакомым для де Голля, так как он уже однажды сыграл решающую роль в продвижении де Голля, представив его в 1935 году Полю Рейно; де Голль сразу же стал доверенным лицом Поля Рейно, который сделал его своим заместителем в военном министерстве. Там в 1940 году де Голль снова встретил Палевского, на этот раз в должности начальника кабинета своего «хозяина»... Эта серия встреч, прямо как в детективном романе, имела, конечно, серьезные основания. Мы, французы, жестоко ошибаемся, когда легкомысленно относимся к Палевскому только потому, что его неестественные манеры, изысканные костюмы и пристрастие к духам придают ему довольно смешной вид. Американский шпион Кеннет Пендар, который был компетентным в этой области, в 1943 году охарактеризовал Палевского как «субъекта, участвовавшего в целом ряде политических и международных интриг». Палевский в действительности был и является старым агентом разведок различных стран, среди которых одно из главных мест занимает «Интеллидженс сервис». Вот почему в 1940 году Рейно сделал его своим начальником кабинета!. И так как Палевский очень хорошо отзывался о де Голле, Черчилль остановился на нем. Но в то же время Черчилль приставил к де Голлю «ангелом-хранителем» того же Палевского, верность которого была настолько образцовой, что в тот момент, когда я пишу эти строки, де Голль все еще не может отделаться от него. 44 Все эти предосторожности, направленные на то, чтобы превратить штаб «свободной Франции» в кучку наймитов, преданных Великобритании, принимались без учета одного важного обстоятельства: все эти люди имели, кроме Черчилля, еще и другие связи. В самом деле, со стороны жены, урожденной Вандру (из семьи фабрикантов кондитерских изделий в Калэ), де Голль был родственником Фаржона, одного из тридцати двух председателей трестов, входящих в совет объединения химической промышленности. Брат де Гол-ля— Пьер — был администратором известного банка «Юнион паризьен». Зять его — Алэн де Буасье — был кузеном одного из доверенных лиц Шнейдера в административном совете «Сосьете миньер де Тер Руж» и «Европейском индустриальном и финансовом объединении». Позже сын де Голля женился на кузине де Ванделей — Монталамбер. Короче говоря, он являлся представителем «Комите де форж». Его «соратники» были также тесно связаны с банкирами и промышленниками. Так, будущий генерал Леклерк де Отклок был связан с де Ванделями. Будущий адмирал Обуано был сыном администратора Оттоманского имперского банка, братом администратора Западно-Африканского банка и племянником главного секретаря правления Индо-Китайского банка. Будущий полковник де Шевинье был родственником банкиров Родоканаки, Жуберов из «Асьери дю нор» и Форестье из «Эксплозиф Нобель». Будущий полковник Аристид Антуан представлял бельгийскую группу Ампэн в семи административных советах, в частности Электрического банка на авеню Клебера, финансируемого Лазаром — Ротшильдом — Шнейдером. Будущий полковник Деваврэн-Пасси был родственником владельцев «Компани эндюстриэль де реассюранс» и других банков на севере Франции. Инспектор финансов Дьетельм был администратором «Креди колониаль» и директором страховой компании «Юрбэн ви». Промышленник Рене Плевен был доверенным лицом банка в Сан-Франциско, зависящего от группы Моргана. Инспектор финансов Эрве Альфан — сын агента «Комите де форж», с которым мы уже встречались в первой части этой книги, был связан с Морганом. Конечно, со своей стороны тресты также все рассчи- 45 тали. Они не очень-то были уверены в конечной победе Гитлера и поэтому хотели оставить для себя «лазейку» на случай разгрома фашистов. Штаб «свободной Франции» был их представительством в Лондоне, и ему было поручено обеспечить прочность их гегемонии во Франции, если Гитлер потерпит поражение. Де Голль, так же как и его покровитель Петэн, был продолжателем традиций непрерывного ряда прислужников «200 семейств», державших бразды правления в Третьей республике. 2. Иностранные разведки в руководстве «свободной Францией» «200 семейств» не были единственными, кто внедрился в цитадель, созданную Черчиллем. Целый ряд правительств воспользовались соединением этой группировки эмигрантов, чтобы ввести туда своих агентов. Прежде всего Соединенные Штаты. Рузвельт, информированный о фашистских тенденциях де Голля, конечно, относился к возникшему движению с крайним недоверием, тогда как государственный департамент из чисто империалистических, захватнических соображений предпочитал делать ставку на приближенных Петэна. Но американские финансисты не хотели чуждаться этих «французов из Лондона», так как их поддержка могла им когда-нибудь понадобиться; и действительно, благодаря таким людям, как Рене Плевен или Эрве Альфан, они проложили себе путь в «свободную Францию», который продолжали все время расширять. Разведка Ватикана, со своей стороны, обеспечила себе солидное положение. В руках доминиканцев находился штаб морского флота, в составе которого были такие люди, как Обуано, тесно связанный с отцом Жиллетом, начальником этого ордена во Франции, и монах Тьери д'Аржанлье, которого для выполнения его миссии вызвали из монастыря. Что же касается ордена иезуитов, то в их руках находился сам де Голль, который раньше учился в их школе и был сыном одного из их доверенных лиц, сделавшего карьеру как преподаватель иезуитского колледжа. Польское «Второе бюро», эмигрировавшее в 1939 году, также имело солидные связи. В 1919—1921 гг. де Голль 46 был в Варшаве, где провел два года при штабе и был в близкой дружбе с Пилсудским и Галлером. Палевский, поляк по происхождению, так же был тесно связан с польской разведкой, как и с «Интеллидженс сервис», и это еще более привязывало де Голля к «старым друзьям». (Далее мы увидим, как эти узы давили на проводимую им внешнюю политику.) Наконец, гитлеровская разведка очень глубоко внедрялась в штаб «свободной Франции», в основном по трем направлениям. Во-первых, через польское «Второе бюро», от которого де Голль и сопутствовавший ему Палевский ничего не скрывали. Конечно, этот орган был во многом связан с «Интеллидженс сервис» и, следовательно, был для Черчилля дополнительным способом контролировать «свободную Францию». Но это не все: польское «Второе бюро» было пропитано фашистским духом и буквально ослеплено ненавистью к СССР; оно всегда поддерживало тесные деловые связи с берлинской секретной службой. Напомним, что полковник Бек во время своего пребывания на посту военного атташе в Париже был постыдно изгнан из Франции за шпионаж в пользу Германия. Во-вторых, через правительство Виши. Очень много писали о полковнике Деваврэне-Пасси, шефе БСРА — шпионской организации «свободной Франции», который состоял членом диверсионной организация «кагуляров». Де Голль под покровительством Петэна, которому он обязан своей карьерой при штабе, был связан с «кагулярами». И нет ничего удивительного в том, что одному из этих заговорщиков он поручил руководство БСРА, а Деваврэн-Пасси в свою очередь поспешил наполнить этот орган своими «коллегами». Этот факт является лишь яркой иллюстрацией того, что руководство «свободной Франции» было лишь веткой, отделенной от ствола правительства Виши. И все эти люди дружески обменивались между собой информацией разведывательного характера, оказывали друг другу взаимные «услуги». Первым публичным доказательством этого был процесс предателя Пюшо в Алжире в 1944 году, когда стало известно, что петэновская полиция помогала эмиссару де Голля «кагуляру» Френэ во время его поездок по Франции. Еще более наглядным доказательством явились документы 47 гестапо, найденные в 1947 году, по которым установлено, что один из друзей Френэ, Харди, выдал гитлеровцам первого председателя Совета сопротивления Жана Мулена, как подозреваемого в «прокоммунистических тенденциях»... Таким образом, от штаба де Голля до Гитлера через БСРА и вишийские коллаборационистские разведывательные службы тянулась непрерывная цепь. Наконец, третьим, самым прямым путем, было то, что некоторые личности из окружения де Голля были непосредственно связаны с гитлеровской Германией. Здесь мы видим того же Палевского, который был связан с гитлеровской пропагандисткой Унити Митфорд. А в составе представительства «свободной Франции» в Куйбышеве в 1942 году я наблюдал по крайней мере трех «интересных.» субъектов: два агента-дипломата, которые раньше поддерживали самые дружеские отношения с начальником разведывательной службы Риббентропа во Франции — Отто Абецом, и поверенный в делах подполковник Шмитлейн — член БСРА, о котором мне сообщили еще в 1934 году, что его жена, по происхождению немка, отмечена как «подозрительная». Шмитлейн, не зная о том, что мне известны эти подробности, открыто хвастался, что продолжает поддерживать письменную связь с этой женщиной, оставшейся в оккупированной Франции, и даже посылает ей деньги с каждым курьером, как будто бы для него вовсе не существовало никаких препятствий, созданных войной. Сейчас хорошо известно, в частности из писем Рузвельта, что во время встреч Большой Тройки всякий раз удаляли де Голля, когда шла подготовка важной военной операции. Это делалось потому, что были серьезные опасения, что планы Большой Тройки через некоторых представителей «свободной Франции» попадут в руки гитлеровцев. Именно по этой причине де Голля не уведомили ни о высадке войск в Северной Африке в 1942 году, ни о подробностях открытия второго фронта в 1944 году, а также не пригласили ни на Ялтинскую конференцию, где обсуждался конечный штурм гитлеровской Германии, ни на Потсдамскую, где обсуждались решительные меры по ликвидации империалистической Японии. |
|
|