"Они предают мир" - читать интересную книгу автора (Катала Жан, Перевод с французского. )

1. Пресс-конференция подполковника Маркье
Для тех, кто не забывает о своем долге перед Францией и перед миром, вывод был ясен: французский народ должен быть предупрежден о грозящей ему опасности.
В Москве некоторые из нас поставили и разрешили для себя эту проблему, не сообщая об этом друг другу. Обстоятельства были слишком серьезными, чтобы можно было позволить себе малейшую неосторожность. Тем не менее, каждый исходил из точного анализа положения и поступал так, как подсказывало ему сердце патриота.
Первым выступил подполковник Маркье. Утром 10 декабря он попросил меня помочь ему созвать пресс-конференцию в его квартире в отеле «Метрополь». Я поспешно вернулся домой (я жил тогда в том же отеле), и мы дружно принялись за дело. В то время как я с помощью жены приглашал по телефону всех советских и иностранных корреспондентов, в соседней комнате Маркье сел писать свое заявление. Его рукописные листы тут же печатала на машинке Генриета Дюма — единственный надежный офицер его миссии по репатриации. В другом конце коридора мой помощник Жан Триомф переводил текст на русский язык. Я нарочно напоминаю эти детали, так как прогнившая буржуазная пресса уверяла меня, что Маркье якобы «прочел заявление, врученное ему русскими в совершенно готовом виде», что нас всех весьма позабавило.
Пресс-конференция была назначена на пять часов вечера. Когда собралось примерно пятьдесят журналистов, начальник миссии по репатриации занял место за своим столом и очень спокойно прочел свое известное заявление, разоблачающее всю провокационную деятельность поджигателей войны.
«Прежде чем покинуть территорию СССР, — сказал
190
он в заключение, — я хочу еще раз выразить свою глубокую признательность советскому правительству и органам советской власти. Я уверен, что мое чувство благодарности разделяет весь французский народ. Впрочем, надо считать, что инициативу последних событий, которые наносят такой ущерб национальным интересам Франции, следует искать не во Франции. Они представляют собой часть генерального антисоветского плана, в котором Франция является одной из первых жертв. К сожалению, нет возможности опровергнуть это мнение».
Слова Маркье, сопровождаемые кратким заявлением лейтенанта Дюма, полностью солидаризировавшейся с позицией своего начальника, были встречены внушительным молчанием. С замечательной выдержкой, всегда поражавшей меня в каждом советском человеке, находящемся среди иностранцев, корреспонденты московских газет воздержались от всякой реакции. Только один из них, в офицерской форме, не смог до конца сдержать своих чувств: он обеими руками пожал руку своего французского коллеги, который защитил честь своего знамени. Англо-американские журналисты начали было задавать провокационные вопросы, обычные в этом полуполицейском кругу. Но при виде этого тридцатилетнего подполковника, жертвующего своим положением и, несомненно, своей свободой во имя долга, невольное уважение заставило и их замолчать.
Последствия известны. На следующий день во всех газетах мира крупными буквами было напечатано о «бунте» начальника французской миссии по репатриации в Москве. Во всей буржуазной французской прессе приводились злобные комментарии. Но на запросы в Национальной ассамблее Шуман не смог дать никакого разъяснения, несмотря на помощь всех фракций «американской партии» — от социалистов до деголлевцев. По приезде в Париж Маркье был заключен в крепость.
Не меньшее значение имело то, что произошло за кулисами. Оглушенный бунтом Маркье, Шарпантье тут же понял всю опасность этой неожиданной контратаки: развиваясь дальше, она грозила разоблачить весь американский маневр и, в первую очередь, действия, в которых он лично был повинен. Вечером Шарпантье связался со своими нанимателями из американского посольства.
191
А на следующее утро он телеграфировал в Париж, что нужно уменьшить значение поступка Маркье, отнеся его за счет «коммунистических убеждений» последнего. Это вызвало там новый ряд волнений и тайных совещаний с агентами связи из государственного департамента США. В конечном счете пришли к выводу об отступлении. В телеграмме Кэ д'Орсэ от 24 декабря поверенному в делах давались указания постараться уладить дело Маркье и, в частности, уверить советское правительство в том, что французское правительство твердо решило продолжать репатриацию, разрешив выделить для этого в советском посольстве специальных людей — военных или штатских. Маркье не только показал подлинное лицо Франции в момент, когда Шуман и К0 своими подлыми поступками старались исказить его в глазах советского народа. Строго придерживаясь в своем заявлении профессиональной области и самым убедительным образом разоблачая лживые выдумки Жюля Мока, он доказал, что честный человек, действуя в решительный момент так, как подсказывает ему совесть, может расстроить комбинацию целой банды политических жуликов и тем самым способствовать ее провалу.
2. Письмо Жана Шампенуа
Во время пресс-конференции Маркье корреспондент агентства Франс Пресс Жан Шампенуа, сидя на подоконнике, молча покуривал свою трубку. Все также молча он вернулся к себе домой. А на следующий день начальник французской миссии по репатриации получил от него письмо следующего содержания:
«Мой дорогой Маркье! Пока еще каждый француз имеет право выражать свои суждения по поводу событий, происходящих в его стране, мне не хотелось бы, чтобы вы уехали из Москвы, где вы, как мне известно, выполнили очень хорошую работу, без того, чтобы не поздравить вас со смелым патриотическим и полезным заявлением, сделанным вами.
Вы не только эффективно помогали возвращению многих французов на родину, но также помогли возврату во Францию нескольких здравых идей, главная из которых — это идея, что мы не имеем права
192
позволить — независимо от предлога и в целях какого-либо маневра — работу, направленную на разрушение франко-советской дружбы, на разрыв или превращение во что-то отжившее франко-советского договора, который, как сказал мне Эррио, «начертан на карте мира и в наших сердцах» и который является основой безопасности и независимости нашей страны.
Жан Шампенуа, корреспондент агентства Франс Пресс».
Маркье позвонил ему, чтобы поблагодарить его. Попутно он спросил, может ли он при случае огласить этот текст. Шампенуа ответил: «Это письмо является вашей собственностью, а собственность означает право пользоваться предметом, которым владеют, так, как находят это наиболее полезным». Письмо Шампенуа было опубликовано в «Юманите» 14 декабря.
Реакция агентства Франс Пресс была чрезвычайно глупой. Шифрованной телеграммой с Кэ д'Орсэ директор агентства Брет сообщил о немедленном отзыве Шампенуа в Париж, доказывая этим, что его агентство было лишь обыкновенным филиалом «американской партии». Брет сам себя высек. Шампенуа просто ответил на это, что он отказывается «подчиниться приказу о вызове, отданному без оснований».
Вскоре произошла и третья демонстрация. Возмущенные тем, что этот акт произвола над Шампенуа задевал их профессиональную честь, иностранные корреспонденты, аккредитованные в Москве, решили подать жалобу в Международную ассоциацию журналистов. Однако англо-американские журналисты, за исключением корреспондента «Дейли уоркер» и бывшего корреспондента «Таймс» Ральфа Паркера, отказались подписать жалобу. И Шарпантье сказал мне об этом раньше, чем текст был передан этим господам. Тем самым было доказано, что приказ исходил от американского посольства, а все эти люди находились у него в непосредственном подчинении.
Я считаю необходимым упомянуть их имена, так как некоторые из них продолжают выдавать себя за «демократов» и «независимых». Это были: корреспондент аме-
193
риканского агентства Юнайтед Пресс Кронкайт, корреспондент агентства Рейтер Джон Даллес, корреспондент Ассошиэйтед Пресс Эдди Гильмор и его помощник Томас Уитней, корреспондент «Иксченж телеграф» Магидов и его помощник Штейгер, корреспондент «Нью-Йорк геральд трибюн» Ньюман, корреспондент «Крисчен сайенс монитор» Эдмунд Стивенс и корреспондент «Манчестер гардиан» и «Фран-тирер» Александр Верт.
3. Новогодний подарок Шарпантье
После письма Шампенуа не последовало никакого нового удара, и Шарпантье постепенно начал освобождаться от того состояния страха, которое овладело им со дня пресс-конференции Маркье. В течение последних дней декабря он фактически пришел в свое нормальное состояние. Его американские хозяева смогли даже использовать его для обострения интриг, возникших в дипломатическом корпусе в связи с денежной реформой.
И в этот момент его постигла кара. 31 декабря 1947 года, перед самым новым годом, в телеграмме Кэ д'Орсэ сообщалось, что в Париж прибыли шпионы Шарпантье, действовавшие в СССР, — Бовард, Вассо и Зоммер. Они были арестованы, допрошены и высланы органами советской безопасности, а Шарпантье — их шеф — даже об этом не знал. Хороший новогодний подарок подготовили ему! Дело в том, что во время допроса в СССР Бовард, Вассо и Зоммер рассказали советским властям о своей шпионской деятельности в пользу французского поверенного в делах Шарпантье. В письме Зоммера, полученном с дипломатической почтой, последний сообщал, что он «очень сожалеет, что не смог ничего скрыть, так как допрашивающие слишком много знали».
Было не трудно анализировать факты. Поскольку ни советские власти, ни советская пресса ничего даже не упомянули о произведенных арестах, было ясно, что с советской стороны хотели действовать с максимальной осторожностью, чтобы не ухудшать отношений. Но советское правительство, таким образом, ответило на лживые обвинения Жюля Мока, показав, что ему прекрасно известна вся подрывная деятельность французского посольства в Москве. Одновременно разоблачив Шарпантье, совет-
194
ские органы лишали возможности действовать одного из главных сообщников в провокации Жюля Мока.
Это было последним ударом.
Реакция кабинета Шумана превзошла по своей низости все предыдущее. В шифрованной радиограмме от 31 декабря Бидо сообщил Шарпантье о своем намерении потребовать извинений за то, что поверенный в делах оказался «замешанным в деле» во время допроса трех шпионов. Это было самым верным средством разоблачить Шарпантье публично, в процессе обмена нотами, который произошел бы между Парижем и Москвой. Короче говоря, на Кэ д'Орсэ его хотели поскорее «прикончить», чтобы скрыть следы преступлений...
Я пришел к Шарпантье по его настойчивой просьбе, когда он заканчивал в одиночестве свои размышления по поводу катастрофы. С побагровевшим лицом он измерял большими шагами кабинет посла, где он находился. Изложив наспех факты, он пустился в истерический разговор с самим собой, где признание следовало за признанием.
— Эти люди в Париже, — кричал он, — хотят погубить меня теперь, .когда они взяли от меня все, что можно было взять... Им недостаточно того, что эти канальи рассказали все в НКВД... Они хотят, чтобы благодаря этой истории с протестом Бидо все узнали бы об этом... Однако я ничего особенно плохого не сделал. Я просил только этого негодяя Зоммера повторить мне то, что говорят вокруг него люди... Правда, два или три раза он посылал мне стратегические сведения... Но я их не просил... Нет никаких доказательств... Ведь не будут же из-за таких пустяков создавать новый франко-советский инцидент.
Я очень тихо спросил Шарпантье, думает ли он, что его роль поверенного в делах состоит в том, чтобы собирать сведения подобного рода. Его ответ был настолько великолепным, что я советую подумать над ним тем многочисленным наивным людям, которые еще воображают, что цели буржуазной дипломатии состоят в том, чтобы следить за хорошими отношениями между государствами и одеваться к обеду несколько вечеров в неделю.
— Вот именно! — сказал Шарпантье. — Я только выполнял свой дипломатический долг, предписывающий мне разузнавать обо всем любыми средствами и любой ценой.
195
И без всякого видимого перехода он бросил последнее признание, свидетельствующее о том, какая страшная ассоциация мыслей пришла ему внезапно в голову.
— В конце концов мне все равно... Все равно! Даже если русские скажут, что я собирал эти сведения для моих друзей из американского посольства!
Итак, французский поверенный в делах в Москве сам признал, что он работает на американскую разведку.
В последующие дни в телеграммах и в частных письмах он умолял своих «друзей» на Кэ д'Орсэ, чтобы они удержали Вида от его намерений. В своем безумии он даже осмелился потребовать от французских властей немедленного ареста Зоммера, «чтобы он не говорил глупостей». И Бидо согласился пощадить Шарпантье. Повидимому, государственный департамент США решил, что не следует бросать на свалку даже таких «мертвецов». Разве известный девиз иезуитов — «ты будешь послушен, как труп» — не означает, что наилучшими секретными агентами являются те, у которых больше не осталось ничего живого?
Французский поверенный в делах запросил выездную визу, чтобы сбежать из Москвы. По обычаю себе подобных, он до отъезда развил лихорадочную деятельность по ликвидации большей части своих личных вещей и по закупке предметов, которые можно было выгодно продать во Франции. К последним относились, например, такие советские медицинские препараты, как сыворотка Богомольца, которую невозможно найти в Париже. Как уверяют, Шарпантье получал и продолжает еще получать большие прибыли на этих спекуляциях.
4. Падение французских лакеев Трумэна
Начался новый этап.
Крушение надежд, связанных с «холодной войной», вызвало значительное снижение роли французских лакеев Вашингтона. Времена выступлений Бидо, провокаций Жюля Мока и запутанных интриг Шарпантье уже прошли. Государственный департамент поручал своим парижским шпионам лишь задания третьестепенного характера.
Их основная миссия сводилась лишь к тому, чтобы
196
по сигналу какого-нибудь американского делегата автоматически поднимать руки на международных ассамблеях и также автоматически подписывать каждый документ, который им дадут на подпись люди из Вашингтона. Так, например, Франция присоединилась к «Атлантическому пакту».