"Они предают мир" - читать интересную книгу автора (Катала Жан, Перевод с французского. )

дан, проживающих во Франции, о которой журнал американской разведки, переданный Шарпантье, писал всякие клеветнические небылицы.
На следующий день, когда весть об этом была получена во французском посольстве в Москве, Шарпантье немедленно телеграфировал на Кэ д'Орсэ, чтобы там не забыли вторую выдумку из «Социалистического вестника» — то есть еще более возмутительную клевету о советской миссии по репатриации. 28 ноября временно исполняющий обязанности министра иностранных дел Андре Мари — субъект, который вскоре вынужден был уйти с политической арены, так как был уличен во взяточничестве, — потребовал от советского посольства в Париже отъезда миссии по репатриации в течение семидесяти двух часов, «основываясь» на «переговорах» Шарпантье в Москве.
Эта «мотивировка», однако, совсем не устраивала государственный департамент США, который хотел, чтобы потребовали отъезда советской миссии по репатриации самым провокационным образом, то есть на «основе» лживых статей из «Социалистического вестника». И по приказу своих американских хозяев Шарпантье настойчиво напоминал об этом в своих телеграммах в Париж.
Но на Кэ д'Орсэ, очевидно, не хотели окончательно опозорить себя, пуская в ход сверхглупое обвинение. Следовательно, в течение недели, с 30 ноября по 5 декабря 1947 года, между французским посольством в Москве и министерством иностранных дел в Париже происходил лихорадочный обмен телеграммами. Шарпантье изо всех сил старался убедить Кэ д'Орсэ, пытаясь вызвать провокацию. А с Кэ д'Орсэ отвечали, что это придется сделать ему самому, поскольку он, Шарпантье, является крестным отцом этой клеветы.
Но американские режиссеры положили конец этой комедии. 6 декабря Шарпантье получил от Андре Мари приказ — немедленно отправить заместителю министра иностранных дел СССР Ф. Т. Гусеву угрожающее письмо, в котором обвинить в «подрывных происках» офицеров миссии по репатриации, фамилии которых нашли в журнале с зеленой обложкой, то есть в «Социалистическом вестнике». В своеобразной игре между трусишками, которые
183
передавали друг другу бомбу государственного департамента, она осталась, в конце концов, в руках Шарпантье.
Я зашел к нему после расшифровки этой телеграммы. Его гладкий череп был синим, и только багровые уши казались живыми на его физиономии трупа. Он посвятил всю свою карьеру ухудшению франко-советских отношений в надежде, что он сумеет сбежать до крушения. Теперь, когда хозяева заставили его разоблачить самого себя, он умирал от страха... Щелкая зубами, он сочинил свое письмо Гусеву.
Так, с помощью кнута, государственному департаменту удалось добиться от своих собак на Кэ д'Орсэ того, что он хотел: провокации, которая по замыслу американских дипломатов должна была вызвать разрыв дипломатических отношений между Францией и СССР.
Одновременно на другом фланге, в Лондоне, операции развивались параллельно.
Но там в день открытия сессии Совета министров иностранных дел Советский Союз отнял у «западных» заговорщиков всякую возможность маскировать их подрывные маневры. В частности, министр иностранных дел СССР отметил, что во время войны все великие державы вели борьбу сообща, но после победы положение совершенно изменилось.
«...Одни страны стремятся к установлению демократического мира — мира, основанного на равноправии народов и на признании суверенитета больших и малых государств ... Другие страны стремятся к установлению не демократического, а империалистического мира, установление которого означает господство некоторых сильных держав над другими, большими и малыми народами, не считаясь с их правами и национальным суверенитетом».
Отсюда те расхождения, которые возникли по вопросу мирного договора с Германией. «Для СССР, — сказал советский министр, — осуществляющего ленинско-сталинскую политику мира, ответ на этот вопрос ясен, и этот ответ может быть только таким: мирный договор с Германией должен быть основан на принципах демократического мира...» Но, очевидно, существуют другие планы — планы держав использовать Германию, «как базу для развития, прежде всего, военной промышленности, а
184
реакционные силы Германии, как опору в такой политике, которая преследует цели господства над демократическими странами Европы».
Однако имеется база для ликвидации этих расхождений. И этой базой является уважение принятых международных обязательств. Это — соблюдение решений, принятых в Потсдаме.
Этот луч прожектора сделал бесполезной тактику махинаций Маршалла. Тогда государственный секретарь США отдал приказ Бевину и Бидо открыть огонь, уже больше не скрываясь. С помощью лондонского виски маленький Бидо бросился очертя голову. На каждом совещании он автоматически присоединялся к каждому американскому предложению, лишь бы оно противоречило мнению, высказываемому советской делегацией. Его нисколько не смущало, что он в течение одного и того же дня противоречил самому себе.
Глава же советской делегации во время своих выступлений 27 ноября и 5 декабря разоблачал каждый маневр саботажа своих так называемых партнеров, особенно Бидо. В результате, после «военного совета» у Маршалла, эти господа 6 декабря решили попытаться прервать конференцию на процедурном вопросе, достаточно сложном, чтобы широкое общественное мнение не могло разобраться в нем.
И в тот же день, б декабря, Шарпантье получил приказ направить свое письмо Гусеву. Операции в Лондоне и Париже были синхронизированы с военной точностью.
6. Спокойствие сильных
На поток провокаций, направленных против миссии по репатриации советских граждан, проживающих во Франции, советское правительство ответило почти полным молчанием. Насколько мне известно, была получена лишь нота протеста против арестов, произведенных по приказу Жюля Мока. В Москве прекрасно понимали, чего добиваются поджигатели войны, и, не реагируя на их действия, вынуждали их тем самым полностью раскрывать свои карты. Это, например, заставило Шарпантье послать свое письмо в министерство иностранных дел СССР о миссии по репатриации, но ответ был ошеломляющим.
185
В ночь с 8 на 9 декабря 1947 года заместитель министра иностранных дел Гусев вызвал к себе французского поверенного в делах и дал ему прочесть письмо, согласно которому советское правительство, констатируя одностороннее нарушение французским правительством соглашения о репатриации, считало:
1) что обвинения, выдвинутые против советской миссии, являются «гнусной клеветой, лишенной всякого основания»;
2) что эта клевета является маневром, предназначенным для того, чтобы оправдать совершенные провокации и одновременно «ввести французское общественное мнение в заблуждение относительно действительного положения во Франции в настоящий момент»;
3) что весь маневр в целом представляет собой «враждебный акт со стороны французского правительства, противоречащий духу франко-советского договора о дружбе и взаимопомощи», ответственность за который несет указанное правительство;
4) советское правительство сообщало, что «оно дало указание всем членам советской миссии по репатриации покинуть Францию и требует, чтобы все члены французской миссии по репатриации немедленно оставили советскую территорию»;
5) оно доводило до сведения, что «в силу враждебной позиции, занятой французским правительством по отношению к Советскому Союзу», оно «решило прервать торговые переговоры с Францией» относительно хлебных поставок.
На следующий день Шарпантье уверял меня, что разговор был «очень любезным», чему я охотно верю, так как советские дипломаты не имеют привычки добивать умирающих. Не понимая суровости урока, он заметил, что последними словами Гусева при прощании были: «Теперь слово за французским правительством».
После такого решительного отпора любое независимое правительство поняло бы, что разрыва не будет — надо отступать и придумывать что-нибудь другое. Но клика Шумана не была независимым правительством. Узнав об ответе Гусева, американские поджигатели войны решили заставить своих парижских сателлитов прибегнуть к последней провокации. 10 декабря они приказали Шар-
186
пантье вернуть советскому правительству его ноту как «неприемлемую». Указание было, разумеется, передано совершенно секретной телеграммой, зашифрованной при помощи самого последнего и самого: сложного кода. Но связи с лагерями янки настолько перепутались, что прежде, чем шифровальщики французского посольства принялись за расшифровку телеграммы, позвонили из американского посольства и сообщили Шарпантье почти все ее содержание. Уже дошли до такой степени унижения, что Дюрброу был в курсе директив Кэ д'Орсэ раньше, чем его французский коллега!
Министерство иностранных дел СССР даже не ответило на этот последний визг вашингтонских лакеев. Адская машина с ее бомбой была затоплена и не взорвалась.
В то же время Маршалл должен был убедиться, что ликвидировать Совет министров иностранных дел, придравшись к процедурному вопросу, ему не удастся: Советский Союз разоблачал его перед всем миром с неумолимой последовательностью. Тогда Маршалл изменил свою тактику и дал своим двум подчиненным — Бевину и Бидо — новый приказ: прервать конференцию, воспользовавшись разногласиями по «основному вопросу». Таким вопросом были репарации.
В сущности государственный секретарь потребовал от Бидо, чтобы он открыто изменил своей родине, отказавшись от самого существенного из всех своих требований во имя интересов американского империализма, требовавших немедленной ликвидации Совета министров иностранных дел.
Но Советский Союз продолжал защищать права государств — жертв гитлеризма, в том числе и Францию, которую предал Бидо как по вопросу о мирном договоре, так и по вопросу контроля над Руром и репарациям.
Советская делегация настаивала на безотлагательном решении вопроса о репарациях, в соответствии с Ялтинским и Потсдамским соглашениями.
Этого Маршалл больше всего боялся. 15 декабря 1947 года он поспешил предложить даже без всякого повода закрыть лондонскую сессию, взяв на себя всю ответственность за это. Так он стал жертвой своих же сетей. Заговор не удался. Занавес был опущен...
187
Итак, самым очевидным итогом этих дней было то, что все провокации американских поджигателей войны провалились. Гигантский маневр изоляции, затеянный против СССР, потерпел фиаско. Совет министров иностранных дел не распался, и франко-советские отношения не были порваны. Это было огромной победой в интересах дела мира.
То, что франко-советские отношения не были порваны, являлось неоспоримым преимуществом для французских интересов, для Франции и ее народа. Но мы не должны забывать о двух вещах. Во-первых, то, что мы избежали позора нового разрыва только благодаря хладнокровию и мудрой выдержке лидеров СССР. Во-вторых, то, что мы были в опасной близости с этим разрывом и подобное положение может повториться, если мы будем сохранять в Париже лакеев американских монополий.
Поэтому конечный итог был трагическим для Франции.
После предательской деятельности Бидо в Лондоне мы лишились возможности предъявить наши требования при урегулировании германской проблемы. Отныне был открыт путь для реакционной реваншистской и вооруженной Германии, возрождения которой требовал государственный департамент во имя подготовки антисоветской войны. Отныне над французской безопасностью нависла страшная угроза, как будто бы Гитлер и не был побежден.
Кроме того, согласившись играть роль гончей собаки в провокационных маневрах американских поджигателей войны, так называемое «французское» правительство совершило окончательный переход в лагерь врагов мира. Франция была только предмостным укреплением и полем битвы, созданными по «плану Маршалла». Теперь она стала сателлитом и в военном смысле.
А последствия шли очень далеко. Угрожая миру атомной бомбой, хоть и потеряв монополию на нее, штабы поджигателей третьей мировой войны прекрасно знали: без сухопутной армии сражаться нельзя, американские матери никогда не согласятся отдать своих детей для этой армии. Следовательно, пока в Вашингтоне и Нью-Йорке еще не были уверены, что их парижские лакеи смогут отдать им Францию в качестве «пушечного мяса», война
188
казалась отдаленным призраком. Но теперь, когда Шуман, Бидо и Мок показали, что они были готовы на все, они поставили перед лицом катастрофы не только Францию, но и мир во всем мире, а угроза войны стала реальностью. Они взяли на себя такую же страшную ответственность, как Даладье и Чемберлен, без помощи которых Гитлер никогда бы не начал кошмар второй мировой войны.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
АМЕРИКАНСКИЕ ЛАКЕИ В ТУПИКЕ