"Они предают мир" - читать интересную книгу автора (Катала Жан, Перевод с французского. )

Эта миссия уже давно привлекала подозрительный интерес авторов темных дел на Кэ д'Орсэ. Начиная с 1942 года за каждым шагом советских офицеров следили с такой наглостью, которая буквально превышала всякую меру! Мы даже получали подробные описания их форменной одежды, доказывавшие, что их шкафы подвергались тщательной проверке. Мне вспоминается между прочими шедеврами подробный анализ их орденских ленточек; какой-то шпик, который никогда не нюхал пороха, писал, что там были «только юбилейные медали, вроде Севастопольской или Сталинградской».
Этот «интерес» подтвердился, когда Шарпантье приехал в Москву в 1945 году. Он распространял лицемерные жалобы о том, что миссии генерала Драгуна во Франции предоставлено «слишком много свободы» (очевидно, по мнению Шарпантье, членов миссии следовало бы посадить в клетку). Он изрекал фразы, от которых тут же отказывался, если требовали уточнения — о якобы имеющихся «беспорядках» в сборных лагерях, которые находились в ведении этой миссии. Очевидно, его воспитатели из американской разведки посоветовали ему думать над этим сюжетом. Подобно тем бездарным композиторам, которые стучат как попало по клавишам рояля в надежде, что вдруг появится какая-нибудь мелодия, Шарпантье направо и налево сыпал вымыслы, надеясь, что таким путем найдет нужную тему.
И когда его американские «боссы» поручили ему в начале сентября 1947 года явиться в министерство иностранных дел СССР с рядом предложений-ловушек о миссии по репатриации, Шарпантье уже успел «набить себе руку».
Если отбросить все дополнительные усложнения, которыми были переполнены эти предложения, то в основном они сводились к следующему: советское правительство в обмен на соответствующую меру со стороны Франции до 31 декабря должно окончательно ликвидировать единственный сборный лагерь во Франции, в Борегаре, и отозвать свою миссию по репатриации; эта миссия должна быть заменена в тот же день группой служащих-дипломатов, число которых не должно превышать количества служащих французского посольства в Москве, занимающихся подобной же деятельностью.
175
За этим лакированным с юридической точки зрения фасадом скрывалась грубая провокация. Мы знали, что в СССР уже давно почти не оставалось ни одного военнопленного француза, и, следовательно, сборный пункт в Одессе перестал существовать, а миссия Маркье вполне справлялась с задачей, даже без присланного ей последнего «подкрепления». Но во Франции, наоборот, еще оставались целые группы советских граждан, в частности армяне, которых надо было репатриировать в СССР, и поэтому на какой-то период еще нужно было сохранить лагерь в Борегаре и миссию во Франции. Таким образом, имелись все основания думать, что советское правительство отклонит «предложение» Шарпантье. А если французское правительство будет настаивать на своей точке зрения, то можно рассчитывать на серьезное ухудшение отношений, которое с помощью какой-нибудь новой провокации можно привести к разрыву дипломатических отношений.
Одновременно государственный департамент США поручил Шарпантье подготовить эту дополнительную провокацию.
24 сентября 1947 года я зашел в кабинет Шарпантье, чтобы сообщить содержание моих телеграмм для прессы, и застал его погруженным в чтение какого-то журнала в зеленой обложке. Он начал объяснять, что это очень интересный журнал, который был ему якобы прислан друзьями из Америки, и что, пожалуй, он может мне его дать посмотреть, если я никому не покажу...
Я взял журнал для просмотра домой. Он оказался, действительно, «очень интересным». Это был номер «Социалистического вестника», издаваемого в Нью-Йорке на русском языке группой белогвардейцев-фашистов, так называемых «социалистов», которые состояли на службе американской разведки. В этом журнале была напечатана статья, озаглавленная «Сеть НКВД во Франции» и написанная в стиле полицейского романа времен «рижских уток». По обычаю, там не приводилось ни одного факта и ни одной выдержки, которые могли бы придать этим бредням хоть тень правды. Это была антисоветская фальшивка, наспех сфабрикованная американской разведкой.
176
Но государственный департамент США, посылая эту фальшивку, вероятно, сообщил Шарпантье, как надо действовать. И это явилось отправным пунктом для его лихорадочной деятельности. Французский поверенный в делах в Москве начал бомбить Кэ д'Орсэ телеграммами, донесениями и письмами частного характера, которые в сущности были лишь выдержками из бредовых измышлений «Социалистического вестника». Очевидно, этот бред был также передан редакциям реакционных парижских газет, так как газета «Комба» открыла явно инспирированную кампанию, основанную на клеветнических измышлениях Шарпантье.
Теперь уже были видны основные линии маневра. Когда в результате «переговоров» с министерством иностранных дел СССР отношения станут достаточно натянутыми, эти клеветнические донесения будут таким провокационным поводом, который может привести к разрыву. А тот сложный и запутанный путь, по которому этот поток нечистот попал из американской разведки в парижскую печать — через белогвардейских фашистов в США, государственный департамент США, его агента в Москве Шарпантье, Кэ д'Орсэ и газету «Комба», — поможет замести следы. А если какой-нибудь любопытный когда-либо и обнаружит журнал с зеленой обложкой, то он, может быть, удовлетворится тем, что редакторы этого журнала — «социалисты», а министр внутренних дел Франции — тоже «социалист».
В мусорных ящиках истории дипломатии эти события уже названы «провокациями Жюля Мока». Но, как видите, правда требует, чтобы к этому имени было приписано хотя бы имя начальника американской разведки.
4. Последние приготовления
Но всей этой технической подготовки, как бы коварно она ни проводилась, все же было недостаточно для того, чтобы как-то повлиять на французский народ. Особенно в такой момент, когда удары нищеты, явившейся результатом «американизации» Франции, вызвали в рабочем классе движение протеста, которое уже превращалось в невиданную волну забастовок. Это вовсе не входило
177
в расчеты государственного департамента США. Правда, его «эксперты» и агенты считают, что забастовочное движение всегда может быть парализовано с помощью слезоточивых газов, полицейских дубинок и, в крайнем случае, танков. Но в такой «беспокойной» стране, как Франция, могут быть всякие неожиданности, поэтому решили принять предупредительные меры.
Прежде всего должен был быть создан «блок реакции». Нужно было сделать так, чтобы не осталось и следа от внутренних расхождений, которые существовали с момента разрыва де Голля с МРП, то есть между сторонниками генерала-авантюриста и «третьей силой», католиками и социалистами. В интересах операции было решено прекратить ссору между агентами американских банков.
25 октября Шарпантье сообщил мне, что американское посольство поручило ему предупредить Катру, что отныне государственный департамент «ничего не имеет против де Голля». Если после этого между де Голлем и «третьей силой» все еще сохранилась ревность лакеев, то лидеры партий католиков и социалистов из боязни, что их американские «боссы» предпочтут им генерала-авантюриста, с двойным усердием выполняли их приказания.
В то же время надо было внести раскол в рабочем классе для того, чтобы ведущая сила французского народа, которая боролась за национальную независимость, оказалась парализованной.
Это была главная цель раскола ВКТ (Всеобщая конфедерация труда), которую американские правящие круги поручили лидеру Американской федерации труда Грину, специально прибывшему в Париж. Раскол официально произошел только 19 декабря 1947 года, когда группа «Форс увриер» вместе с предателем Жуо вышла из ВКТ. Но уже в начале ноября это дело было решено.
7 ноября, прибыв в Москву на совещание франко-советских профсоюзов, Жуо сообщил Шарпантье, что им необходимо встретиться*; и с 7 по 10 ноября у них было
* Эта встреча была подготовлена задолго. По указанию своих американских хозяев Шарпантье всегда заискивающе относился к
178
несколько тайных совещаний. Несмотря на все меры конспирации, мы знали, что Жуо осведомил Шарпантье о переговорах французской и советской профсоюзных делегаций. В частности, он сообщил ему, еще до опубликования в прессе, текст соглашения, заключенного между профсоюзами Франции и СССР. Имеются все основания полагать, что посольство Соединенных Штатов поручило Шарпантье передать Жуо некоторые указания. Таким образом, за полтора месяца до раскола лидер «Форс увриер» уже действовал, следовательно, как простой американский агент, такой же, как и Шарпантье.
Но это еще не все. Государственный департамент решил еще предпринять гнусную операцию по дискредитации коммунистической партии, поручив это фашисту Тито. Он начал это своим выступлением на съезде Народного фронта в Белграде 29 сентября 1947 года.
Придя утром 30 сентября на работу, я был удивлен, застав Шарпантье в полном ажиотаже. Будучи в чрезвычайно возбужденном состоянии, он составлял обширную телеграмму. Он напоминал Кэ д'Орсэ, что упомянутое выступление Тито давало «решающие аргументы» тем, кто уверял, что французская компартия не играла никакой значительной роли в движении сопротивления, а дожидалась лишь гитлеровской агрессии против СССР, чтобы «стать в ряды патриотов».
В последующие дни это «открытие» служило темой для многочисленных сообщений в Париж. Но в этой первой телеграмме содержалась одна особенность, которая
прогрессивным французским делегациям, которые приезжали в столицу СССР. Ему было поручено «прощупывать» тех, кого государственный департамент считал «слабыми звеньями цепи», составлять на них полицейские донесения, а в случае необходимости проводить вербовки. С этой целью он устраивал приемы для различных профсоюзных, женских, молодежных делегаций, представителей медицины, науки, которые приезжали в СССР. «Заботы», которыми Шарпантье окружал прогрессивных французов, прибывших в СССР, имели также и другую цель. Поверенный в делах рассчитывал на устраиваемых в их честь приемах войти в контакт с той советской средой, которая их приглашала, но, конечно, не с тем, чтобы еще теснее завязать узы дружбы между двумя народами, а по примеру своих англо-саксонских коллег он надеялся, что ему удастся получить шпионские сведения и обнаружить «симпатизирующих».
179
мне бросилась в глаза. В тот момент, когда Шарпантье составлял эту телеграмму, газеты в посольство еще не были доставлены. Следовательно, он получил каким-то другим путем подробности речи Тито, произнесенной накануне в Белграде.
Оказывается, рано утром Шарпантье позвонили из американского посольства и сказали, что нужно сделать. Поскольку Дюрброу никогда не давал Шарпантье никаких указаний без Вашингтона, дело было ясным; государственный департамент США и Тито действовали вместе. Учитывая небольшой промежуток времени, истекший после заседания съезда Народного фронта, можно предположить, что Тито сообщил текст своей речи американскому правительству еще до своего выступления в Белграде.
Белградский предатель и фашист рисковал, конечно, разоблачить себя этой операцией. Но государственный департамент считал, что следовало рискнуть. Французская компартия была единственной политической силой, способной защищать свободу и независимость французского народа. Надо было во что бы то ни стало подорвать ее авторитет перед массами.
Осталось лишь провести последние приготовления для наступления.
По приказу из Вашингтона под каким-то диким предлогом Бразилия и Чили порвали дипломатические отношения с СССР. Операция сопровождалась яростным воем наемной прессы. Таким образом, не парижскому правительству предстояло сделать первый шаг. Господа из Вашингтона подыскали ему самый подходящий эскорт!
Спустя две недели, 14 ноября, министр внутренних дел «социалист» Депре под предлогом «розыска женщины, которая там не должна была быть», при помощи нескольких рот подвижной жандармерии, поддержанных танками, произвел налет на лагерь советских репатриантов в Борегаре. Это была не только отвратительная, но и смешная провокация. Шарпантье позвонил мне утром и испуганным голосом спросил, не упоминается ли его имя в газетах. Он всегда предпочитал работать в тени. И когда результаты его махинаций выплывали наружу, у него выступал холодный пот.
180
Этот приступ страха, очевидно, охватил и других агентов государственного департамента во Франции. Возможно также, что государственный департамент нашел, что в налете на Борегар имелись серьезные пробелы. Во всяком случае, получилось так, что наподобие прежних ямщиков, всегда меняющих упряжь перед тем, как перейти брод, американское посольство в Париже решило подарить Франции новый правительственный кабинет. Через шесть дней после налета на Борегар Рамадье подал в отставку без всякого повода к этому со стороны парламента, а 2 ноября «свеженький» кабинет взял в свои руки бразды правления Франции.
В том, что это был «ударный» кабинет, никто не сомневался. Достаточно было отметить, что министерство финансов, объединенное с министерством экономики, было поручено американскому агенту Рене Мейеру, ибо назначение ротшильдовского деятеля было настоящим вызовом трудящимся Франции. Но особенно поразительным было распределение портфелей с учетом подготовленного антисоветского заговора.
Прежде всего министром иностранных дел был оставлен Бидо. Стало быть, сценарист из Вашингтона не мог допустить никаких изменений, несмотря на всю неспособность этого актера.
Депре, которого нашли слишком бестолковым, был снят с должности министра внутренних дел, так как это была не менее решающая роль. Его место занял человек из «Стандарт ойл», «социалист» Жюль Мок, профессиональный тайный агент, специализировавшийся на антисоветских операциях. Возможно, что вашингтонские заправилы спекулировали также и на характере этого шпиона. Обладая больным самолюбием, будучи лгуном с замашками истерика, преследуемый болезненными предрассудками, заставлявшими его советоваться с астрологами и различными «провидцами», Жюль Мок был одним из тех неуравновешенных людей, которые способны пойти на любую авантюру.
Можно было быть уверенным, что патриотическая совесть не мучила больше того, кто должен понести высшую ответственность за преступление, — нового премьер-министра Робера Шумана из МРП. Этот старый лысый холо-
181
стяк с унылым видом, злой и лицемерный, считающийся лотарингцем, хотя и родился в Люксембурге, очень плохо говорящий по-французски, еще с 1919 года был, как и Бидо, давнишним агентом секретной дипломатии Ватикана, но, по всей вероятности, по иезуитской ветви. До конца первой мировой войны он работал за кулисами «Центрума», немецкой католической партии, как известно, тесно связанной с крупной металлургией Рура. Став французом после версальского соглашения, он вполне естественно продолжал свою карьеру в качестве депутата Мозеля под эгидой франко-немецкого магната «Комите де форж» — де Ванделя. Вполне естественно также, что в 1940 году Шуман вошел в первый кабинет Петэна в качестве «государственного секретаря по делам беженцев».
Последние годы гитлеровской оккупации он провел в монастырях, где его готовили для дальнейшего использования. После освобождения Франции, когда тайная папская дипломатия перешла в подчинение государственного департамента, а де Вандель — под контроль банка Моргана, Шуман оказался одним из главарей МРП. Это был столь старый лакей, переменивший в течение своей бродячей жизни столько ливрей, включая и ливрею офицера кайзера Вильгельма в 1914 году, что он не может представить себе другого состояния.
Теперь, когда американский посол Джефферсон Кэффери поместил вишистского изменника Робера Шумана на пост премьер-министра Франции, не было никаких сомнений в том, что все было готово для большого наступления.
5. Вашингтон спускает собак
Двадцать пятого ноября 1947 года в Лондоне открылась сессия Совета министров иностранных дел, которая по замыслу американских поджигателей войны должна была быть последней.
В тот же день Жюль Мок отдал приказ об аресте деятелей «Союза советских патриотов» под ошеломляющим предлогом: они обвинялись в том, что «вмешивались во внутренние дела Франции». Дубина нового министра полиции обрушилась на одну из тех групп советских граж-
182