"Они предают мир" - читать интересную книгу автора (Катала Жан, Перевод с французского. )

У колонизаторов-янки оставалась еще одна надежда: может быть, одна из стран Восточной или Центральной Европы согласится пойти на удочку «американской помощи», а затем потянет за собой и другие страны...
Очевидно, для такой роли вполне подошел бы Тито, который уже давно был тайными нитями связан с американским империализмом. Но тогда не могло быть и речи о том, чтобы уже разоблачить одну «пятую колонну», которую еще можно было использовать для шпионской службы. Тогда выбор пал на Чехословакию, где с помощью своих агентов государственный департамент рассчитывал произвести дипломатический, а может быть, и политический поворот, аналогичный тому, который произошел во Франции. И так как надежда взять под свой контроль чехословацкую металлургию была одной из причин присоединения французской финансовой олигархии к «плану Маршалла», то Вашингтон поручил своим парижским агентам «нажать» на Прагу.
Привлеченные возможностью заработать, эти господа с лихорадочным усердием принялись за дело.
Можно себе представить, какие каналы использовало французское посольство в столице Чехословакии, если вспомнить, что в феврале 1948 года оно явилось организатором неудавшейся попытки к бегству министров-епископов Шрамека и Галы; последний был личным другом Бидо, как видно из телеграммы с громкими поздравле-
166
ниями, которую Гала послал ему накануне вступления Бидо на пост министра иностранных дел 14 сентября 1944 года * через наше представительство в СССР. Это были каналы, объединяющие пражских и парижских агентов Ватикана.
Второй канал начинался прямо от «Комите де форж». По просьбе де Голля посол Катру развил активную деятельность, чтобы связаться с Яном Масариком, когда тот приехал в Москву вместе с чехословацкой правительственной делегацией. Позже, когда Катру должен был поехать в Прагу, ему было поручено «переговорить со своим другом, президентом Бенешем». У Катру с Бенешем были чудесные отношения. И если верить некоторым особо секретным телеграммам французского посла в СССР, президент Чехословацкой республики высказывал ему по поводу внутренней и внешней политики совсем другое мнение, чем то, что он утверждал в своих публичных выступлениях. Но поездка Катру не состоялась.
И, наконец, третьим каналом были секретные агенты Америки. Так, вернувшись в конце июня из Парижа, я заметил, что Шарпантье вдруг воспылал дружбой к своему чехословацкому коллеге Кашпареку, которого он почти каждое утро принимал у себя в кабинете и часто приглашал завтракать один на один. Мы уточнили, что эта дружба началась с момента появления «плана Маршалла». А однажды, когда я вошел в кабинет нашего министра-советника, я заметил, что он только что читал своему гостю Кашпареку шифрованные телеграммы, которые легко узнать по цвету бумаги. Было очевидно, что государственный департамент использует Шарпантье для осуществления связи с американскими агентами из чехословацкого посольства в Москве. В подтверждение этого факта Кашпарек в 1949 году сбежал из Чехословакии к своим хозяевам в Америку.
На Кэ д'Орсэ привыкли рассматривать дипломатию
* Вот перевод английского текста, который был послан по назначению за №171: «Дорогой друг, примите мои наилучшие поздравления по случаю назначения на важный политический пост министра иностранных дел в новом французском правительстве. Бог да благословит вашу работу на благо вашей дорогой страны! Шлю вам мои лучшие пожелания из Москвы по пути в Чехословакию.
Ваш Гала. Гостиница «Националы».
167
только под углом зрения антинародного заговора, и поэтому там были абсолютно уверены в успехе своего дела. Впоследствии лакеи пера, состоящие на службе у государственного департамента, утверждали, что Чехословакия будто бы «примкнула к плану Маршалла», а потом под каким-то «нажимом Москвы» отказалась. Это было чудовищной ложью, которую Ян Масарик самым категорическим образом опровергнул. Но можно с уверенностью сказать, что если чехословацкое правительство никогда не соглашалось принять американскую «помощь», то некоторые члены этого правительства — те, которые стояли во главе февральского антидемократического заговора, — главари пражской реакции, формально заверили своих парижских друзей, что они «заставят» Чехословакию принять эту «помощь». Об этом же сообщил мне Шарпантье. Уже 23 июня он сказал, что имеет «совершенно секретные сведения», доказывающие со всей очевидностью, что Чехословакия примкнет к «плану Маршалла».
Эти господа забыли, что, несмотря на все ухищрения изменников, народ Чехословакии с величайшей бдительностью контролировал всю государственную жизнь. Ян Масарик вместе с министрами иностранных дел всех славянских стран, а также Румынии, Венгрии, Албании и Финляндии отказался от американской «помощи».
Во французской правительственной прессе этот отказ вызвал взрыв бессильной ярости, который лишь подчеркивал всю глубину провала. Но это было совершившимся фактом. Для монополий янки отказ Центральной и Восточной Европы явился настоящим ударом, который отбил покушения на национальный суверенитет и грабеж стран народной демократии. А для французских «200 семейств» это было крушением всех несбыточных надежд, обещанных американскими банками.
Теперь от всех выгод, которыми поманили финансовую олигархию Франции, оставался лишь бледный отблеск: несостоятельное обещание бросить ей несколько обглоданных костей в административном совете Рурской области.
Но нужно отдать должное государственному департаменту США: он не применил своего обычного садизма и не стал долгое время вертеть обглоданной костью перед носом своих жертв. Двенадцатого августа 1947 года
168
в Вашингтоне начались англо-американские переговоры о Руре, но от участия в них была категорически отстранена французская делегация. А на «трехсторонних» переговорах 27 августа в Лондоне по поводу восстановления промышленного потенциала Бизонии Францию предупредили, что она ничего не получит.
Таким образом, парижская финансовая клика ни за грош бросила французскую экономику к ногам американских монополий. Для французского народа это означает прекращение широкой восстановительной деятельности, начатой министрами-коммунистами; крах самых развитых отраслей промышленности: автомобильной, авиационной, электрической, кинематографической; страшную безработицу и все возрастающую нищету как для рабочих, так и для крестьян.
В то же время американские лакеи согласились на возрождение военного потенциала Западной Германии, то есть на создание у самых ворот Франции новой угрозы вторжения, которое за семьдесят лет уже трижды превращало французскую землю в кровавое поле битвы. Франция становилась американским плацдармом для агрессивной войны против СССР, а французам отводилась роль пушечного мяса для вашингтонских торговцев смертью.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ПОДЖИГАТЕЛИ ВОЙНЫ ДЕЙСТВУЮТ
1. Первые признаки
«План Маршалла» означал серьезный шаг в подготовке третьей мировой войны. Поджигатели войны начали действовать с лихорадочной поспешностью, свойственной авантюристам.
Для того чтобы легче было готовить третью мировую войну, в Вашингтоне был подготовлен маневр, который раскрывался по мере развертывания событий. Этот маневр состоял в том, чтобы создать атмосферу международной изоляции СССР. С этой целью должны были быть использованы одновременно две возможности: во-первых, на предстоящей сессии Совета министров иностранных дел в Лондоне надо было привести к полной ликвидации этого международного органа и к отказу от совместного контроля над Германией; и, во-вторых, в это же время государственный департамент США должен был заставить ряд находящихся под его контролем стран-сателлитов порвать дипломатические отношения с СССР. Во второй операции главную роль поручили французским правящим кругам.
Угрожающие признаки, собранные мною во время летней поездки во Францию, доказывали, что здесь дело было не в импровизированной операции. Так, например, в Париже я узнал, что наши разведывательные службы имели точную информацию о подготовке в штабах Вашингтона высадки войск в Северной Африке на тот случай, если Франция заупрямится. И несмотря на настоятельные требования офицеров-патриотов — разрешить им расследовать и предупредить эту угрозу, — им было отказано в необходимых кредитах, потому что все погло-
170
щалось иной «деятельностью» — в СССР и демократических странах Центральной и Восточной Европы. В экспрессе Париж — Варшава я познакомился со священником — американским шпионом, который, принимая меня за классического антисоветского дипломата, вполне серьезно спросил меня, не думаю ли я, что «русский народ восстанет против большевиков, когда наши войска захватят их территорию». В Варшаве у меня был довольно странный разговор с нашим военным атташе генералом Тиссье, во время которого он сказал мне, что «проблема» более всего интересующая его в настоящее время, это... Албания. Он уверял меня, что «оттуда начнется будущая война», так как это «Данцигский коридор» третьей мировой войны. «Ведь на нее имеет виды Тито», — объяснил мне генерал Тиссье. Это было новым подтверждением того, какую роль играл фашист Тито в планах Америки, и новое доказательство активного участия титовской клики в готовящемся наступлении против мира... Все это было достаточно ясно.
Вскоре после моего возвращения в Москву произошел довольно поучительный инцидент.
С декабря 1945 года при нашем посольстве существовал пост коммерческого советника. Этот пост занимал некий барон Пиното, глупость, лень и тщеславие которого стали притчей во языцех всего дипломатического корпуса. Я думал, что это «элегантный» способ саботировать торговые отношения между Францией и СССР, которые представляли жизненную необходимость для нас. Но я должен был изменить свое мнение, когда узнал, что этот барон располагает специальными шпионскими фондами и что ему в помощники, в должности «атташе», дали считающегося демобилизованным капитана Лелу, потомственного специалиста по антисоветской деятельности. Его отец еще в период между двумя войнами действовал в Риге как агент нашего военного атташе. Мы знали, что капитан Лелу был агентом СДЕСЕ *.
И вдруг в августе 1947 года Лелу внезапно объявил о своем немедленном отъезде и в течение сорока восьми часов с необычайной поспешностью покинул СССР.
* «Служба внешней документации и контрразведки», отдел разведки, который находился в руках правых социалистов.
171
Барон Пиното с трогательной любезностью пытался распространить версию о том, что это бегство было связано с «грязной историей с женщиной». Но немного спустя Шарпантье, решив, что более не к чему скрывать, поведал мне, что Лелу был выдворен советскими властями, как шпион.
Из этого можно было заключить, что «деятельность» американских агентов с французскими дипломатическими паспортами уже принимает слишком скандальный характер...
Но все признаки предстоящей дипломатической авантюры раскрылись, когда Шарпантье после короткого отпуска вернулся в конце августа 1947 года из Парижа в Москву. Веселый конспиратор, которого я знал до сих пор, превратился в человека, угнетенного мыслью о том, что его «боссы» возложили на его плечи слишком тяжелую задачу, от которой он с лихорадочной быстротой спешил отделаться. Он беспрестанно повторял, что положение гораздо «серьезнее», чем он думал, что «война вероятна» и, в особенности, что скоро он, Шарпантье, «покинет этот пост». И в самом деле, у него в кармане уже было новое назначение на пост посла в Бухарест, заранее выданное ему на Кэ д'Орсэ. Таким образом, у него был открытый выход, если новая авантюра, порученная ему государственным департаментом США, провалится.
В это же время миссия по репатриации во главе с подполковником Маркье получила «подкрепление». По правде говоря, в этом не было никакой нужды теперь, когда все дело заключалось в том, чтобы обеспечить проезд во Францию отдельным эльзас-лотарингцам, которых находили советские власти. Но в Вашингтоне Маркье значился «опасным человеком», как впоследствии проговорился американский военный атташе Крокет. И поэтому, в целях предосторожности, для него надо было создать соответствующее «обрамление». Как и следовало ожидать, некоторых его новых коллег еще издали можно было определить как разведчиков: среди них был даже один личный друг Бидо. Это доказывало, что государственному департаменту для осуществления новой операции нужна была французская миссия по репатриации, а для этого требовалось, чтобы там были надежные люди.
172
2. Провокационные переговоры о хлебе
Тем временем американские агенты занялись вспомогательной провокацией.
В начале июня 1948 года французское посольство в Москве получило указание от Кэ д'Орсэ ходатайствовать перед советским правительством о помощи зерном. Такая просьба уже однажды была удовлетворена советским правительством. Тогда, в 1946 году, французский народ получил хлеб, несмотря на гнусную клеветническую кампанию, которой встретила этот благородный жест большая часть — девять десятых — реакционной парижской печати. Но на этот раз Бидо действовал по приказу своих хозяев из Вашингтона, и он должен был добиться, чтобы французский народ не получил хлеба. И в Вашингтоне, и в Париже надеялись, что советское правительство, учитывая антисоветский курс французских правителей, отклонит эту просьбу, и тогда можно будет распространить в газетах версию, что «Москва отказывает Франции» в хлебе. Эти господа так плохо скрывали свои намерения, что в инструкциях, присланных в посольство в Москву, забыли уточнить два очень важных момента: количество хлеба, которое они желали бы получить, и какой способ оплаты они предлагают!
Это подлое мошенничество, которое в глазах его изобретателей должно было выходить за рамки обычной провокации, внезапно усложнилось интригами тех лиц, которым было поручено выполнить это. Деголлевец Катру, воспользовавшись возможностью поставить в неприятное положение Бидо, категорически отказался ходатайствовать перед правительством СССР, объяснив это тем, что в настоящее время такая просьба неуместна. Но как только Катру отправился в одну из бесконечных поездок, Шарпантье, исполнявший его обязанности, наоборот, поспешил с этой просьбой.
Ответ советского правительства разрушил все интриги. А. И. Микоян сообщил Шарпантье, что советское правительство согласно продать Франции 1 500 000 центнеров зерна, и предложил, чтобы оплата производилась французскими товарами, которые будут поставлены в СССР; этим, с одной стороны, будут удовлетворены заказы французской промышленности, а с другой — парижскому
173
правительству не нужно будет расходовать свои долларовые запасы. Таким образом, СССР еще раз удовлетворил просьбу, как будто бы союзник вовсе не предал его. И в этом случае условия платежа основывались на интересах французского народа. (Но эти интересы расходились с целями парижской правящей клики: 20 октября Рамадье прислал телеграмму, в которой настаивал на платежах в долларах!). Советское правительство показало, что оно не поддается на провокацию, что оно по-прежнему, несмотря ни на что, остается верным французскому народу.
Надо было по возможности стереть впечатление, которое произведет ответ советского правительства на общественное мнение Франции, и затянуть как можно дольше переговоры. Имея на одном конце цепи Кэ д'Орсэ, а на другом — глупого барона Пиното, американским провокаторам это нетрудно было сделать. Начались бесконечные словопрения по поводу стоимости хлеба на международном рынке и о перевозочных тарифах. Эксперты министерств иностранных дел и национальной экономики Франции приводили аргументы о неспособности французской промышленности поставить требуемые советским правительством электромоторы. И все это сопровождалось массой фальшивок, которые, будучи разоблачены, немедленно заменялись другими. Сам Шарпантье был поглощен подготовкой «главной операции» и не занимался такими пустяками, как хлеб для французского народа. Однажды он даже охарактеризовал поведение своих парижских коллег такими словами, которые в устах этого профессионала-провокатора приняли оттенок, достойный Мольера. Показывая телеграмму, особенно запутанную, с какими-то фантастическими цифрами о ценах на хлеб по расчетам какой-то американской биржи, он сказал мне убедительным тоном: «В конце концов я поверю, что на Кэ д'Орсэ саботируют!»
3. Как подготовлялись провокации Жюля Мока
«Главная операция», которой был занят Шарпантье, касалась советской миссии по репатриации в Париже. (Вот зачем американским агентам нужно было «обезвредить» подполковника Маркье!)
174