"Они предают мир" - читать интересную книгу автора (Катала Жан, Перевод с французского. )

Так было и во время «странной войны», когда предатели из «Франко-германского комитета», французские фашисты, как де Бринон и все великосветские попугаи, твердили: «Лучше Гитлер, чем коммунизм!» Все это сборище уже однажды с известным результатом проводило такую же работу, что и службы политического советника в Берлине в 1946 году. Как тогда, так и теперь, они делают это потому, что являются фашистами, или потому, что боятся за свои капиталы в банке, или потому, что герр Вейцзекер тогда и мистер Мэрфи теперь платит им за это подчинение разведывательной службе иностранной державы. .
4. Роль французского посольства в Москве
В привлечении французских дипломатов на службу государственному департаменту США французское посольство в Москве занимало самое первое место. Это был самый удобный пост для массовой фабрикации антисоветской клеветы, которую можно представить, как «неопровержимую». И в то же время только французским дипломатам в Москве можно было поручить подготовку провокационных актов, могущих действительно саботировать или подорвать отношения между Францией и СССР. Поэтому вскоре после подписания франко-советского пакта государственный департамент добился назначения первым помощником Катру («министром-советником») своего самого надежного агента — посланника 2-го класса Пьера Шарпантье.
125
На первый взгляд казалось, что это самый неподходящий человек для такой трудной роли. Этот высокий человек с покатыми плечами и голым как колено черепом, которого красные оттопыренные уши делали похожим на клоуна, имел с самого начала «карьеры» прочную репутацию глупца, и об этом было известно на Кэ д'Орсэ. Но внешнее впечатление было ложным. У этого человека было настоящее призвание к гнусным и запутанным интригам. И он мог бы в этой области стать автором настоящих шедевров, если бы у него не было двух природных недостатков: на редкость смятенный ум и полнейшее отсутствие хладнокровия. Почти всегда кончалось тем, что он сам выдавал свои тайно задуманные комбинации. Иногда это случалось потому, что он сам терялся, но очень часто потому, что при виде результата своих махинаций его охватывала паника, и он испытывал страшную необходимость излить свои страхи первому встречному...
Но назначая Шарпантье в Москву, американские хозяева и их французские лакеи вовсе не руководствовались психологическими соображениями
Прежде всего, это был человек, связанный с монополиями. Его отец Жан Шарль был администратором доброй дюжины таких солидных акционерных обществ, как «Сосьетэ женераль», «Ля компани женераль де колони», трест химической промышленности «Эр ликид». Его жена Мария-Виктория—дочь бывшего посла в Москве Шарля Альфана, агента «Комите де форж», о котором мы уже упоминали.
Во все эти тресты настолько глубоко внедрились американские банки, что не только Шарпантье представлял интересы французских трестов, но они в свою очередь являлись связующим звеном между государственным департаментом и министерством иностранных дел Франции; и по их воле этого субъекта послали в Москву. Ибо Шарпантье давно приобрел репутацию тайного агента Вашингтона, и это было известно на Кэ д'Орсэ еще до капитуляции 1940 года. Один мой коллега, потерявший его из виду еще в начале войны, предупредил меня об этой особенности, как только нам сообщили о скором прибытии такого «подкрепления». Еще во время своего первого пребывания в Москве в 1935 году он привлекал внимание подо-
126
зрительной близостью с Буллитом и его агентами, а именно с Кеннаном, который тогда еще только начинал свою карьеру. Последующая поездка в США еще более укрепила эту связь. Деятельность Шарпантье в кабинете Жоржа Боннэ в 1938 году* в то время, когда Буллит был послом в Париже, еще более сблизила их. И эти связи стали неразрывными, когда министерство иностранных дел Петэна послало Шарпантье в 1940 году в Марокко, как раз в то время, когда Мэрфи выполнял известное нам задание, касающееся французских дипломатов, которые там находились.
Таким образом, Шарпантье служил одновременно двум хозяевам, подчинявшимся один другому, но Франция, которая оплачивала его, не была ни одним из них. Все связующие нити сходились в Вашингтоне.
Приехав в Москву, Шарпантье начал так открыто действовать, как будто бы старался оправдать свою репутацию. Он сейчас же наладил связь со своим старым знакомым американским советником Кеннаном. Это были отношения слуги и господина: Шарпантье почти каждый день приходил к нему с визитом, а когда предмет разговора не казался ему настолько секретным, то он звонил ему по телефону, причем разговоры длились бесконечно; то он сообщал, что ему удалось узнать, то спрашивал совета относительно заданий, порученных ему с Кэ д'Орсэ, то инструктировался или сообщал, что данное поручение выполнено. А когда спустя некоторое время Кеннана перевели в Вашингтон, то Шарпантье установил такую же связь со сменившим его Дюрброу, который никогда ни упускал случая подчеркнуть, какой характер косили отношения между ним и министром-советником французского посольства в Москве: на дипломатических приемах, когда Шарпантье спешил смиренно приветствовать своего «босса», Дюрброу хлопал его по животу, а тот расплывался в блаженной улыбке.
Мэрфи, который посоветовал государственному департаменту назначить Шарпантье в Москву, решил лично про-
* Следует заметить, что его шурин Эрве Альфан также служил в кабинете Жоржа Боннэ, когда тот был министром финансов в 1935 г. Все эти люди связаны между собой и с Америкой таким количеством нитей, что стоит только разоблачить одного из них, как вслед за ним всплывают все остальные.
127
верить на месте его работу. Летом 1945 года он приехал на несколько дней в Москву, и самый первый визит он нанес своему агенту. Судя по нерадостному выражению лица Шарпантье, когда после продолжительного разговора при закрытых дверях он заискивающе проводил Мэрфи до машины, эмиссар из Вашингтона остался недоволен своей проверкой.
До 1945 года государственный департамент давал Шарпантье лишь второстепенные задания, самым главным из которых было информировать своих «ангелов-хранителей» из американского посольства о секретной деятельности французского посла в Москве.
Только в двух случаях Вашингтон поручил Шарпантье определенные задания. Во-первых, когда надо было наладить связь англо-американских шпионов с первой румынской торговой делегацией, приехавшей в Москву. Он выполнил это поручение самым глупейшим образом. Через жену одного из членов делегации, по происхождению француженку, ему удалось пригласить покататься в своей машине нескольких румын; затем, якобы ввиду поломки, машина остановилась прямо перед английским посольством, и пока исправляли «аварию» он пригласил своих гостей зайти в посольство «выпить». И, во-вторых, когда под техническим руководством американского секретного агента некоего Гудри, «специалиста по нефти», он сочинил обширное донесение. В нем он «доказывал», что советская нефтяная промышленность никогда не будет восстановлена, так как понесла огромные «потери» в войне и теперь «окончательно разрушена». Из этой затеи Шарпантье ничего не вышло.
Оставаясь в самых мелких деталях верным своей роли слуги, с января 1945 года Шарпантье был как бы «на испытании». Американские хозяева натаскивали его на второстепенных делах в ожидании, когда он понадобится для более важных поручений.
5. Первые провокации и их провал
Такой момент наступил после ухода де Голля. Потеряв своего шефа, Катру перестал интересоваться своим посольством в Москве и проводил все время в поездках вне Советского Союза, откуда возвращался лишь для
128
чистой формальности. Таким образом, Шарпантье был настоящим главой посольства, как временно исполняющий обязанности.
Американское посольство в Москве поручило ему начать подрыв или хотя бы обострение франко-советских отношений. Но это надо было сделать втайне от французского общественного мнения. Для начала ему дали задание, которое получило известность в посольстве под названием «дело о визах».
Указания, переданные государственным департаментом Шарпантье, были в сущности очень просты. Как и подобает стране, серьезно относящейся к союзному договору, Советский Союз создал в Париже многочисленную миссию, в то время как по совершенно противоположным соображениям личный состав французского посольства в Москве был очень малочисленный, и на Кэ д'Орсэ вовсе не намеревались увеличить его персонал. Шарпантье поручили, чтобы он подал мысль в Париж о том, что такое положение вещей не соответствует «принципу взаимности». И поэтому число советских дипломатов во Франции — а соответственно и число виз, выдаваемых Францией, — не должно превышать количества французских дипломатов в СССР. Такое требование должно было «вызвать вспышку».
Французскому поверенному в делах в Москве было трудно официально предупредить свое министерство о том, что такие инструкции он получил из американского посольства и что он должен их выполнить. Предупредив своих друзей из американской клики Кэ д'Орсэ письмами личного характера, посланными с надежными дипломатическим курьерами, Шарпантье принялся усложнять это дело, чтобы замести следы. С этой целью он развернул кампанию лжи «на два фронта». В Москве он старался вызвать па частные разговоры по этому поводу советских служащих, с которыми он встречался, например, на приемах. А в своей официальной переписке с Парижем он выдавал эти частные разговоры за формальные переговоры, якобы ведущиеся по инициативе министерства иностранных дел СССР. После двух месяцев такой игры дело стало до того запутанным, что потребовалось бы настоящее судебное следствие, чтобы через год или два добраться до истины!
129

Между тем, американское посольство боялось просчитаться: оно полагало, что, оставаясь верным принципу союза и не желая портить отношения со своими французскими союзниками, советское правительство сделает уступку, и все кончится полюбовным соглашением. Тогда Дюрброу надоумил Шарпантье включить в свои «переговоры» дополнительный пункт, от которого могли встать дыбом волосы на голове: потребовать, чтобы каждого француза, получающего визу на въезд в СССР, автоматически обеспечивали квартирой в Москве!
В конце лета 1946 года американцы ввели в это дело еще одну марионетку — Жоржа Бидо. Он заявил, что с этого времени ни одному советскому гражданину не будут выдавать визы на въезд во Францию до тех пор, пока не будут удовлетворены требования Шарпантье.
Разумеется, это был «липовый» ультиматум, так как на Кэ д'Орсэ продолжали выдавать визы. Но с этого времени и поныне эта процедура связана с различного рода трудностями. Господа из Вашингтона одним выстрелом убили двух зайцев. Франко-советские отношения были осложнены, и основанием послужил самый глупый повод. А кроме того, создалась такая обстановка, что государственный департамент мог в любой нужный ему момент еще более обострить эти отношения, заставив Кэ д'Орсэ отказать без объяснений в визе тому или иному советскому гражданину.
В то время, когда развертывалась эта сложная интрига, американские хозяева Шарпантье не давали ему бездельничать. По их указаниям, например, он заставил Катру в августе месяце заявить протест министерству иностранных дел СССР по поводу кинофильма «Клятва» под предлогом, что там есть места, «обидные» для предателя Жоржа Боннэ, — показательная иллюстрация американских связей всей этой клики!
Но это было лишь прелюдией. А главным козырем явилось «дело Франциска Борнэ».
Вечером 13 сентября 1946 года в помещение второго советника, в то время как Шарпантье ушел обедать в город, ворвался какой-то тип с бородкой, до такой степени походивший на лжесвидетеля, что казался театральным персонажем. Он назвал себя французским гражданином Франциском Борнэ, инженером, только что освобожден-
130
ным из лагеря заключенных близ Караганды, где он пребывал с начала гитлеровской агрессии против СССР. Но довольно приличная одежда и вообще внешний вид этого человека указывали на то, что ему вовсе нечего жаловаться на тюремный режим, в котором он провел пять лет. Я сказал ему об этом. Он мрачно посмотрел на меня...
Когда на другой день я пришел к себе на службу, то он уже виделся с Шарпантье, и свидетели уверяли меня, что встреча была довольно дружественной. Я не замедлил узнать причину. Борнэ не нашел нужным скрыть от меня, что знаком с поверенным в делах еще с 1935 года. И боясь, что я не пойму сущности их отношений, он поспешил добавить:
— Понимаете, ведь я был французом, очень хорошо знающим Донбасс...
Иначе говоря, он был старым агентом Шарпантье. А так как в 1935 году Шарпантье уже работал в пользу посольства Буллита, тесно связанного с посольством Гитлера, то без дальнейших объяснений становится ясным, почему во время второй мировой войны Борнэ был «спрятан в тени». Вероятно, этот субъект был скомпрометирован в антисоюзнической деятельности. Спустя некоторое время он и сам признался, что в Караганде он сидел в одной камере с гитлеровскими шпионами, захваченными в Иране.
Но французского поверенного в делах не остановили такие «неактуальные» факты. Он незамедлительно отправился в американское посольство, чтобы рассказать там об этом событии и, получив соответствующие инструкции, тотчас же принялся за работу. Борнэ поселился в квартире Шарпантье, вместе с ним завтракал, кроме того, ему отвели один из лучших кабинетов посольства. Он имел право пользоваться всеми секретными досье, которые ему нужны были для составления донесения о «произвольных арестах французских граждан». А Шарпантье начал бомбардировать Бидо телеграммами, требуя «энергичных действий» или, как он говорил своим приближенным, «громогласного протеста русским».
Как и всякий раз, когда американские хозяева поручали ему «секретное задание», Шарпантье пребывал в состоянии лихорадочного возбуждения, и в это время он был способен неосторожно проболтаться. И на этот раз
131
по таким его фразам, как «я бы не удовлетворился извинением», «американцы сказали, что на моем месте они порвали бы отношения», которые он повторял каждому встречному в посольстве, можно было очень легко догадаться о плане маневра. Он заключался в том, чтобы вокруг этого «дела» спровоцировать дипломатический скандал.
Но, к несчастью для государственного департамента, в это время проходили выборы во Франции. Коммунистическая партия получила преобладающее большинство голосов. Момент оказался неподходящим для такой провокации, которую нельзя было скрыть от общественного мнения, как от него скрыли «дело о визах». Американское посольство сообщило Шарпантье, что он должен изменить курс и постараться как-нибудь иначе использовать Борнэ.
Лишенный своего прекрасного кабинета и вкусных завтраков у поверенного в делах, Борнэ был посажен на первый самолет и отправлен во Францию с запиской от Шарпантье: он просил Кэ д'Орсэ поручить Борнэ написать несколько антисоветских клеветнических измышлений для какой-нибудь своей ежедневной газеты. Следовательно, сразу же по приезде в Париж Борнэ направили в «Фигаро». В январе 1947 года после предварительной рекламы измышления Борнэ появились на страницах газеты Франсуа Мориака, а впоследствии были изданы отдельной брошюрой. Шарпантье сам проверял эти статьи и заставил уничтожить то место, где Борнэ описывал гостеприимство, оказанное ему поверенным в делах в Москве. Как Шарпантье мне сказал, он побоялся, что некоторым «щепетильным» коллегам может показаться злоупотреблением допуск к секретным архивам субъекта, которого союзная держава сочла необходимым «изъять из обращения» на время войны.
Видимо, американские интриганы и их слуги терпели нехватку в людях, если такую мелкую сошку, как Борнэ, использовали с таким упорством. Но несмотря на то, что его «произведение» в конце-концов потерпело крах, государственный департамент все же не упустил его из виду. В январе 1949 года он использовал его еще раз как «свидетеля» по делу предателя Кравченко во время процесса с «Леттр франсез». Это появление Борнэ рядом с Крав-
132
ченко, так же как и участие Шарпантье в «деле Борнэ» и то, что он подвизался на страницах «Фигаро», является поучительным фактом; лучше и нельзя было подчеркнуть, что весь этот сброд появился из шапки-невидимки американской разведки, которая не делала никакого различия между разными категориями своих лакеев.
В конце марта 1946 года в Москву вместо Гарримана прибыл новый посол США, генерал Беделл Смит. Он считался в Вашингтоне специалистом в области шпионажа. Он и начал свою «дипломатическую» деятельность с реорганизации этой наиболее знакомой ему области, которая, по его мнению, велась его подчиненными слишком по-дилетантски. Шарпантье также получил приказ улучшить свою работу. Есть предположение, что он даже получил хорошую головомойку за то, что небрежно относился к этому роду деятельности, так как он несколько раз повторял мне, что Беделл Смит не такой «друг», как его предшественник. И он принялся «улучшать работу».
Из среды служащих посольства он мог бы выбрать несколько подходящих, так как там были атташе, закончившие школу «восточных языков» — заведение, известное как поставщик агентов — специалистов «по русским вопросам». Но он выбрал только одного Ладре де ля Шарьер, которого ради повышения можно было заставить ходить на четвереньках.