"Они предают мир" - читать интересную книгу автора (Катала Жан, Перевод с французского. )диозных финальных сражениях. Более того, де Голлю удалось даже лишить пилотов возможности принять участие в праздновании Дня победы в Москве. Спустя неделю после последнего пушечного залпа де Голль потребовал возвращения «Нормандии» во Францию. В то же время его агенты распространяли между офицерами этой группы неимоверные слухи о том, что «русские хотят оставить их в России!» «Нормандия» возвратилась в Париж за пять дней до исторической демонстрации на Красной площади на самолетах «ЯК-3», подаренных соединению Сталиным.
Ловко маскируя дипломатический саботаж, де Голль продолжал активно проводить его. Обязательство «сотрудничать в деле создания международной системы безопасности» было нарушено еще 6 марта 1945 года, когда де Голль официально отказался принять участие в посылке приглашений на конференцию Объединенных наций в Сан-Франциско. Не было также выполнено обязательство «совместно предпринимать все необходимые меры, чтобы устранить всякую новую угрозу со стороны Германии». Наконец, несмотря на обмен дипломатическими миссиями с демократической Польшей, де Голль проявлял явную озлобленность к деятелям новой Польши. Во время подписания польско-советского договора о дружбе и взаимопомощи 21 апреля Сталин торжественно предупредил: «Теперь, — заявил он в речи, произнесенной в конце церемонии, — можно с уверенностью сказать, что немецкая агрессия осаждена с востока. Несомненно, что если этот барьер с востока будет дополнен барьером с запада, то-есть союзом наших стран с нашими союзниками на западе, то можно смело сказать, что немецкая агрессия будет обуздана и ей нелегко будет разгуляться... Поэтому я не сомневаюсь, что наши союзники на западе будут приветствовать этот Договор». Де Голль был предупрежден, что, сворачивая с пути, намеченного пактом от 10 декабря 1944 года, он покушается на безопасность Франции. Его деятельность по подрыву союза была настолько явной, что только совершенно слепой человек мог не 90 заметить ее. Когда Эррио 5 или 6 мая проезжал через Москву, направляясь во Францию, я счел своим долгом весьма серьезно предупредить его в присутствии генерала Пети, одобрившего мое намерение, что второй франко-советский пакт почти полностью саботирован, как это было с предыдущим пактом во времена Мюнхена. 4. Стратегическая подготовка войны с СССР В это время де Голль бросил свою разведку на выполнение важной шпионской операции стратегического характера, направленной против СССР. Главным объектом этой операции были тылы Красной Армии в Польше. Напомним, что Фуше как раз с этой целью был назначен полномочным представителем в Польше. Он должен был вести эту операцию в тесном сотрудничестве с фашистским подпольем, подчинявшимся лондонскому эмигрантскому правительству—пресловутой «А. К.» *. Он очень тщательно выполнял свою миссию. Прибыв 24 декабря 1944 года к месту своего назначения, он немедленно связался с польскими фашистами, получил у них сведения о частях Красной Армии и их передвижении, сообщил им со своей стороны все то, что его привилегии дипломата позволили ему узнать, и помог им передать некоторые сообщения, в частности письмо с угрозой смерти по адресу корреспондента «Таймс» в Москве Ральфа Паркера, которому «А. К.» не могла простить, что он писал правду о демократической Польше. Во второй половине марта Фуше вернулся в Москву, затем направился в Париж, чтобы дать отчет о достигнутых результатах лично де Голлю. Попутно заметим, что в это время Красная Армия готовилась к последней атаке на Берлин, и, следовательно, шпионские сведения, собранные Фуше, учитывая отношения, существовавшие между польскими фашистами и гитлеровцами, пошли в первую очередь на пользу гитлеровскому штабу. Когда уехал Фуше, то начатую им работу продолжало все посольство Катру. И это было до середины лета 1945 года одним из его главных занятий. Очень легко было пустить дымовую завесу, чтобы замаскировать эту oпe- 91 * Армия крайова. рацию. К этому времени Гарро приступил к исполнению своих обязанностей посла в Варшаве. Но так как не было прямой почтовой или телеграфной связи между Парижем и польской столицей, то под предлогом помощи своему коллеге в пересылке корреспонденции Катру посылал к нему своих верных людей с официальной миссией «дипломатических курьеров», а в действительности с целью сбора возможно большего количества шпионских сведений стратегического характера. Эти господа постарались. По крайней мере, один из их подвигов наделал шуму в среде международных разведок. Вернувшись из такой «курьерской» поездки, морской атташе Мезойе написал большой отчет о состоянии Штеттинского порта. Это дало повод для поучительного инцидента. Спустя несколько дней после отъезда Мезойе в новую «учебную поездку», к Катру явился английский морской атташе с просьбой дать ему экземпляр этого отчета; как он сказал, это было обменом, обусловленным заранее с автором. Французский посол не был противником такого обмена и сам очень часто пользовался им. Но он хотел быть монополистом в этой области особенно, когда дело касалось одной из главных тайн деголлевского шпионажа. Он не простил Мезойе, что тот заранее разболтал об этом, что, в конце концов, явилось причиной отзыва офицера с занимаемой должности. Параллельно с этим проводилась другая серия шпионских операций под предлогом «помощи» репатриации французских военнопленных, освобожденных Красной Армией. И главная роль в выполнении этой операции была поручена также посольству Катру. Безучастное отношение де Голля к исключительно важной проблеме, которая возникла в связи с быстрым освобождением сотен тысяч французов, когда рушились все фронты, долго было для нас загадкой. Советские войска освободили уже многие десятки тысяч наших соотечественников, а ничего конкретного еще не было предпринято, хотя «министерство по делам военнопленных» в Париже растрачивало миллиарды. Между тем, все объяснялось очень просто, хотя и жестоко: в секретных донесениях ДЖЕР * о положении в немецких лагерях 92 * Начальные буквы «Дирексьон женераль д'этюд эде решерш». Такое название после освобождения дал де Голль бывшей БСРА (как пленные характеризовались, как «неблагонадежные» люди, «зараженные крайне левыми идеями», а де Голль предпочитал, чтобы к общему числу людских потерь Франции прибавился еще миллион умерших от голода и нужды, чем видеть вернувшийся во Францию миллион «коммунистов». И вдруг де Голль крайне заинтересовался этой проблемой. Решающим фактором в этом изменении отношения явился, вероятно, страх перед народным возмущением. Но интересы шпионского характера сыграли в этом также немаловажную роль: де Голль решил воспользоваться возможностями передвижения, которые предоставлялись его эмиссарам по репатриации, чтобы попытаться собрать секретные данные стратегического характера об СССР. Для этой цели посольству Катру был придан специальный персонал под видом офицеров, сестер милосердия и лиц из комитета по оказанию общественной помощи, который подчинялся непосредственно генеральше Катру, как «представительнице Красного креста». Для того, чтобы весь этот люд мог спокойно и без помех заниматься своим делом, задерживался отъезд из Парижа настоящей миссии по репатриации во главе с подполковником Маркье. Каждая такая поездка использовалась в разведывательных целях. Так, Мезойе, воспользовавшись поездкой в лагерь для репатриантов в Кандалакше, написал на основании опроса военнопленных донесение об оборонительных сооружениях Мурманского побережья, а приехав из Одессы, он дополнил секретные наблюдения нашего постоянного агента некоего капитана Дю Гужар. Один добрый малый, которого нам прислали, чтобы он «занялся военнопленными», рассказал мне, что перед отъездом его вызывали на главную квартиру ДЖЕР, где предложили захватить с собой подпольный радиопередатчик и изучить «возможности создания сети в России»... Примерно к этому же времени в разведывательных службах Парижа разрабатывалась третья серия шпион- раньше называлась разведка де Голля), во главе которой был и оставался Пасси до того момента, когда было раскрыто дело о мошенничестве, в связи с чем он был отстранен от должности в начале 1946 года. ских операций. Дело заключалось в том, чтобы организовать под прикрытием «франко-советской дружбы» ряд «визитов, предусмотренных этикетом», с целью сбора максимального количества сведений... Так, во «Втором бюро» министерства морского флота задумали «визит дружбы» Балтийскому флоту. В связи с этим попросили разрешить посещение Ленинграда эскадренным миноносцем «Террибль». Но этот проект осуществить не удалось, о чем я узнал гораздо позже от одного коллеги, который во всех подробностях описал мне все выгодные стороны неудавшейся экспедиции. По его словам, в Ленинградском военном порту были «совершенно неизвестные сооружения», и он думал, что их удастся сфотографировать «с помощью специальных аппаратов новейшей модели». К огорчению разведки военно-морского флота Советское правительство ответило, что эсминец может быть принят в Таллине. — Вы сами понимаете, что визит был отменен, — добавил дипломат, — Таллин не представлял для нас интереса. Прежде всего, там все разрушено, и к тому же у нас есть все планы этого города... Деголлевцы уже больше не скрывали своих намерений. 5. Моральная подготовка войны против СССР Стратегическая подготовка сопровождалась во всей деголлевской прессе разнузданной кампанией лжи для того, чтобы морально подготовить французский народ к войне против СССР. В феврале под предлогом того, что де Голль не был приглашен на совещание трех Великих держав в Ялте, он наводнил почти всю парижскую прессу, от органа социалистов «Попюлер» до ультрареакционной газеты «Фигаро», целым потоком обвинений и клеветы по адресу СССР. Во всем этом потоке можно было различить два основных лейтмотива. Во-первых, что это по требованию «России» Франция не была приглашена на переговоры (когда всем было хорошо известно, что этого потребовал Рузвельт из соображений безопасности, о которых уже говорилось); и, во-вторых, что это было сделано потому, что Москва «решила возродить агрессивную Германию», 94 для которой было уже приготовлено правительство... из генералов во главе с фон Паулюсом! Здесь был применен старый воровской прием, когда сам вор кричит: «Держи вора!» Нужно было, чтобы люди поверили, что не де Голль саботирует союз, а СССР, что Советский Союз, а не де Голль, хочет возродить милитаристическую Германию в целях подготовки третьей мировой войны и что вовсе не де Голль угрожает безопасности Франции, а СССР. Это было уже слишком скандально, и все брехуны внезапно остановились. Но почти в то же время и в тех же газетах начались еще две кампании, еще более лживые. Первая заключалась в том, что Красная Армия обвинялась в «совершении неслыханных зверств» в освобожденной Польше, вторая же — в распространении небылиц о том, что советские власти отказались возвратить на родину «освобожденных военнопленных французов», репатриировав лишь небольшое число из них после того, как они подвергались «самому худшему обращению». Изготовление «материалов» для той и другой кампании было также поручено посольству Катру, и я, таким образом, имел возможность вблизи наблюдать, какое внимание уделял де Голль этому способу подготовки войны. Дело о «зверствах в Польше» начинал Фуше. Три месяца, в течение которых он был связан с господами из «А. К.», дали ему возможность составить объемистый сборник антисоветских анекдотов. Как только он вернулся в Москву, Катру поручил ему составить на этой «базе» подробный «политический отчет». Я первым узнал о содержании этого отчета, так как автор почти ежедневно по утрам приходил ко мне и рассказывал всякие страшные вещи, чтобы посмотреть, какое они произведут на меня впечатление. Это длилось все время, пока шло редактирование его «трудов». В них широко развивались две основные темы. Первая заключалась в том, что «98% жителей» — ни одним больше, ни одним меньше! — требовали вернуть к власти эмигрантстко-фашистское лондонское правительство; вторая — в том, что Польша страшно страдает от... «русской оккупации»! Для иллюстрации второй темы Фуше приукрасил свою диссертацию рассказами о «зверствах большевиков», чтение которых, должно 95 быть, облегчило последние минуты жизни Геббельса в его «бункере», когда гестапо передало ему копию документа. Большинство из этих рассказов были простой переделкой отчетов о подлинных зверствах гитлеровцев в Польше, то есть были сфабрикованы по тому же методу, как была сфабрикована Катынская провокация. Но некоторые из них были плодами собственного воображения Фуше. В частности, мне вспоминается его рассказ о массовом изнасиловании «ста француженок»; один раз Фуше уверял, что это были «монашки католического монастыря»; а в другой раз, что «изнасилование происходило на главах мужей»; и он никак не мог решить, какой из двух вариантов был более ужасающим... Как только Фуше вернулся в Париж, в ряде газет стали появляться большие выдержки из этого «отчета» под заглавием «сенсационных сообщений», якобы переданных мифическими «специальными корреспондентами». Демократическое общественное мнение Франции ответило негодованием на эту кампанию клеветы на СССР и его героическую армию. Потребовали даже расследования о происхождении всей этой клеветы. Над посольством в Москве пронесся панический ветер. Но оно не отступилось от своей «работы». Дипломатические курьеры, которых посылали в Варшаву со шпионскими заданиями, должны были привозить из своих поездок как можно больше антисоветских анекдотов; эти материалы они должны были затем на манер Фуше приводить в отчетах. Таким образом, почти каждую неделю из Москвы в Париж посылалась добрая дюжина страниц фантастических вымыслов, среди которых самыми «замечательными» были сообщения Мезойе, из-под пера которого выходили самые избитые небылицы, принимая вид «дипломатического» доклада. Между прочим, один молодой атташе, слишком сообразительный, чтобы не понять, какому риску он подвергается, сочиняя подобные лживые измышления, но также слишком трусливый, чтобы осмелиться рассказать правду, попытался выйти из затруднительного положения с помощью хитрости. Притворившись больным, он по возвращении из поездки ничего не написал, а ограничился лишь тем, что рассказал лично Катру несколько антисоветских анекдотов, которые он выдумывал 96 находу. Нo, к своему несчастью, спустя три дня, он был неприятно удивлен, узнав, что посол передал по телеграфу в Париж его россказни, но все же прибавил, что он «оставляет рассказ под полную ответственность автора». «Дело о репатриации» было сфабриковано подобным же образом. Здесь также первый камень заложил Фуше. В его знаменитом отчете была целая серия лживых измышлений о якобы «плохом обращении» Красной Армии с французами, выпущенными из лагерей в Германии, По его словам, «целые лагери» были «расстреляны дивизиями монголов». Те же, которые остались в живых, «бродили совершенно голые по полям, так как русские отобрали у них все имущество». Это была возмутительная ложь. Все вернувшиеся военнопленные подтверждали обратное: в условиях титанического наступления, во время 'Которого освобожденные французы загромождали пути сообщения, советское командование приняло все возможные меры, чтобы собрать наших людей, накормить их, одеть и эвакуировать. После отъезда Фуше посольство с лихорадочной активностью продолжало свою деятельность, поручая шпионам, посылаемым в СССР под предлогом репатриации собирать как можно больше сведений о «плохом обращении». Это было систематически организовано и порой принимало такие вопиющие формы, которые возмущали даже старых дипломатов. Например, донесение, написанное рукой генеральши Катру, в котором Красная Армия обвинялась в смерти двух тысяч пленных в лагере близ Берлина, хотя все знали, что эти пленные погибли во время налета американских бомбардировщиков на этот лагерь. Или случай, который сотрудники Катру называли «Кандалакшским скандалом». Один честный сотрудник французской миссии был послан в лагерь репатриированных, находившийся в Кандалакше. Он написал о своей поездке правдивый отчет, в котором расхваливал советское правительство. Немедленно туда же был направлен Мезойе. Он вернулся с коллекцией «ужасающих историй», что и требовалось от него... Очевидно, де Голль готовился к очень близкой войне. И он прилагал все усилия, чтобы представить СССР в глазах общественного мнения как «врага № 1». 97 Когда же намечал де Голль начать войну против СССР, которую он подготавливал с таким рвением? |
|
|