"Тринадцать часов" - читать интересную книгу автора (Мейер Деон)

5

На улицах сплошные пробки. На то, чтобы добраться от Лонг-стрит до Бёйтенграхт, ушло целых пятнадцать минут. Машины ползли в гору бампер к бамперу. Гриссел допил сладкий кофе. На кофе он продержится некоторое время, а потом надо бы что-нибудь съесть. И быстренько написать Карле по электронной почте, хотя вряд ли получится. Придется ждать до вечера. Ладно, проклятый ноутбук целую неделю отказывался подключаться к Интернету; можно подождать еще несколько часов. Карла не обидится; он с самого начала не справлялся с дурацкой машиной. Откуда ему было знать, что бывают ноутбуки и без встроенного модема? Свой ноутбук он приобрел по баснословно низкой цене на аукционе для полицейских — там распродавались краденые вещи, не востребованные владельцами. Карла в Лондоне, и Грисселу хотелось постоянно знать, как она там. Как дела у его Карлы, которая специально уехала за границу, чтобы «разобраться в самой себе», прежде чем решать, чем она будет заниматься дальше?

Интересно, каким образом работа горничной в лондонском отеле помогает разобраться в себе?

На подключение к Интернету он потратил еще пятьсот рандов. Пришлось купить проклятый модем и подключиться через провайдера. Потом Гриссел три часа провисел на телефоне, слушая наставления мастера из группы техподдержки. Настройка нужных параметров превратилась в настоящий кошмар. Прошел еще час, прежде чем он смог отправить Карле сообщение через Microsoft Outlook Express: «Это я. Как дела? Я скучаю по тебе и волнуюсь за тебя. Читал в „Бургере“ статью о том, как ведут себя молодые южноафриканцы в Лондоне: в основном напиваются и буянят. Не поддавайся чужому влиянию…»

Набирая первое письмо, Гриссел понял, что клавиатура не приспособлена для письма на африкаансе, где немало букв с надстрочными знаками.

«Милый папочка!

Я устроилась в отель „Глостер-Террас“, недалеко от Мраморной Арки. Район приличный, Гайд-парк совсем рядом. Работаю уборщицей. Моя смена с десяти утра до десяти вечера, шесть дней в неделю. Выходной понедельник. Не знаю, надолго ли меня хватит, работа нудная и тяжелая, и платят не очень много, но это хотя бы что-то. Все остальные уборщицы — девушки из Польши. Когда я говорю, что приехала из Южной Африки, все как одна удивляются: „Но ведь ты же белая!“

Папа, ты ведь знаешь, пить я не буду ни за что…»

Последняя фраза обожгла его, точно каленым железом. Дочь напомнила ему о том, что он натворил. Карла ни за что не станет пить, потому что ее отец — алкоголик, разбивший семью. Да, он одержал победу над собой и уже сто пятьдесят шесть дней не пьет, но прошлое не изменишь. Он не знал, как ответить дочери; он понял, что допустил бестактность, грубую ошибку, и ее никак нельзя загладить. Он ответил Карле только через два дня. Поделился радостью от покупки велосипеда. Похвастал, что теперь служит в Главном управлении уголовного розыска Западной Капской провинции. Карла порадовалась за него: «Папа, как хорошо! Наверное, твоя работа гораздо интереснее, чем моя. Я работаю, сплю и ем. Разве что в выходной, в понедельник, осмотрела Букингемский дворец…»

Постепенно их переписка наладилась. Они обменивались письмами раза по два в неделю. Послания где-то по четыре-пять недлинных абзаца. Гриссел все больше и больше втягивался в переписку, с нетерпением ждал ответов дочери. Сначала ему лишь хотелось узнать, как она живет, но потом появился интерес и писать самому. В течение дня он прикидывал, о чем будет писать: не забыть рассказать Карле о том, об этом. Слова придавали его незначительной жизни некоторый вес.

Но неделю назад ноутбук неожиданно не захотел выходить в Интернет. И даже компьютерный гений из отдела техподдержки, который наставлял его по телефону, неожиданно растерялся. Его окончательный вердикт обескураживал:

— Придется вам отнести ноутбук туда, где вы его покупали!

Но как последовать такому совету? Гриссел купил ноутбук на аукционе-распродаже краденых вещей…

Вечером в пятницу после работы он столкнулся в подъезде с Чармейн Уотсон-Смит, соседкой из сто шестой квартиры. Чармейн уже давно отпраздновала свое семидесятилетие. Тихая старушка с пучком седых волос. Одинокая, щедрая, жизнерадостная. Чармейн знала почти всех жильцов — в том числе и то, какая у кого профессия.

— Как ваша дочь? — осведомилась Чармейн.

Гриссел поделился с ней огорчением: компьютер не работает, и невозможно обмениваться письмами.

— А знаете, возможно, мне удастся найти человека, который вам поможет.

— Кто он такой?

— Подождите денек-другой.

Вчера, в понедельник, в полседьмого вечера, он гладил в кухне, когда к нему в дверь позвонила Белла.

— Тетушка Чармейн попросила меня взглянуть на ваш компьютер.

Гриссел и раньше сталкивался возле дома с молодой женщиной в сером офисном костюме безобразного покроя. Она жила в соседнем подъезде и возвращалась примерно в одно время с ним. Он почти не замечал ее, помнил только короткие светлые волосы и очки. В руках соседка сжимала портфель. В конце дня она всегда выглядела усталой.

Увидев соседку у себя на пороге, Гриссел едва узнал ее: она показалась ему красавицей. Настораживал лишь портфель, который она прижимала к бедру.

— О… входите! — Он выключил утюг.

— Белла ван Бреда. Я из шестьдесят четвертой квартиры. — Видимо, ей было так же неловко, как и ему.

Гриссел быстро пожал протянутую руку. Ладонь у нее оказалась маленькая и мягкая.

— Бенни Гриссел.

После работы Белла ван Бреда успела переодеться в джинсы и красную блузку. Гриссел заметил, что она накрасила губы ярко-красной помадой. Глаза за линзами очков смотрели застенчиво, но полные, чувственные губы Гриссел оценил сразу.

— Тетушка Чармейн у нас… — Гриссел запнулся, подыскивая нужное слово, — настоящий сыщик!

— Знаю. Но она — прелесть. — Белла разглядела ноутбук, лежащий на рабочем столе в кухне. Другого стола у него в квартире не было. — Этот компьютер?

— Д-да… — Гриссел включил ноутбук. — У меня Интернет не работает… отключился, и все. Вы разбираетесь в компьютерах?

Они стояли рядом и ждали, пока ноутбук загрузится.

— Я работаю в отделе техподдержки, — ответила она, ставя портфель на пол.

— Вот как…

— Многие считают, что это мужская работа.

— Нет, что вы… Мне совершенно все равно, лишь бы человек разбирался…

— В чем, в чем, а в компьютерах я разбираюсь. Можно? — Она показала на ноутбук.

— Да, пожалуйста. — Гриссел придвинул ей барный стул. Белла уселась перед воплощением искусственного интеллекта.

Гриссел исподтишка разглядывал ее. Какая стройная фигура! Раньше она казалась ему настоящей толстухой, но, наверное, все дело в уродливом костюме, а может, в ее лице. Такое круглое лицо подходит более полной женщине.

Гриссел определил на глазок возраст соседки: лет двадцать восемь. Он ей в отцы годится.

— Вы так подключаетесь? — Она ткнула в иконку на рабочем столе.

— Да.

— Можно войти в меню?

Гриссел не сразу понял, о чем она толкует.

— Да, пожалуйста.

Белла щелкнула мышью, посмотрела в монитор, ненадолго задумалась и сказала:

— Похоже, вы случайно изменили IP-адрес назначения. В нем не хватает одной цифры.

— Вот как…

— Номер у вас где-нибудь записан?

— Кажется, да… — Он вытащил из буфета целлофановый пакет, в который складывал все инструкции к бытовой технике, и принялся рыться в бумажках. — Вот… — Он ткнул пальцем.

— Так и есть! Видите, восьмерки не хватает. Должно быть, вы ее стерли. Такое случается довольно часто… — Белла набрала номер, щелкнула мышью, и вдруг модем ожил и, как всегда, жалобно запищал.

— Чтоб мне провалиться! — Гриссел был потрясен до глубины души.

Белла рассмеялась.

Потом он предложил ей выпить кофе. Или чай ройбуш — его любила Карла.

— Больше у меня ничего нет.

— Спасибо, выпью кофе.

Когда Гриссел ставил чайник, она сказала:

— Вы сыщик!

Гриссел ответил вопросом:

— Что тетушка Чармейн вам обо мне не рассказала?

Понемногу они разговорились, может, лишь потому, что впереди у обоих маячила перспектива одинокого вечера. Без всякой задней мысли — Бог свидетель! — он отнес кофе в гостиную. Он твердил себе: по возрасту он годится ей в отцы. Но… какие у нее губы! Он успел заметить и безупречную кожу, и пышный бюст, который, как и лицо, как будто принадлежал другой, более полной женщине.

Бенни и Белла вели светскую беседу; разговор то и дело буксовал. Ведь они были совершенно чужими друг другу людьми, которым не с кем поговорить вечером в понедельник…

Они пили растворимый кофе с сахаром и искусственными сливками. А потом Гриссел совершил большую ошибку. Машинально взял верхний компакт-диск из стопки и поставил в CD-плеер на ноутбуке. Больше не на чем прослушать музыку. Правда, у него имеется переносной «сони», но его можно слушать только в наушниках.

Белла удивилась:

— Вы любите Лизе Бекман?

— Да, очень люблю, — ответил Гриссел в порыве откровенности.

В глазах у Беллы сверкнули искорки, она словно заново что-то разглядела в нем.

Диск Лизе Бекман он купил после того, как услышал по радио в машине песню «Мой любимый». Голос певицы — страстный и вместе с тем ранимый — тронул его за живое. И мелодия тоже понравилась. Гриссел оценил и аранжировку, и аккомпанемент. Он пошел в магазин и купил диск. Он слушал его на своем переносном плеере «Сони», прикидывая, как аккомпанировал бы на бас-гитаре. Ему очень понравились стихи. И не только. Сочетание слов, музыки и голоса вызывало ощущение счастья и грусти. Гриссел не помнил, когда в последний раз музыка вызывала в нем такие чувства, такую тоску по неведомому. И когда Белла ван Бреда спросила, любит ли он Лизе Бекман, он впервые за много времени получил возможность излить душу. Вот почему у него и вырвалось: «Да, очень люблю». Он ответил пылко, от всего сердца.

— Хотелось бы и мне так петь, — вздохнула Белла, и Гриссел, как ни странно, понял, что она имела в виду. Он испытывал такое же желание: петь о жизни во всех ее проявлениях так же проникновенно, глубоко и… так же принимать жизнь. Сам он не умел относиться к жизни так, как лирическая героиня Лизе Бекман. Отвращение — вот что он испытывал чаще всего. Трудно объяснить, откуда у него постоянное омерзение и раздражение по отношению ко всему, и прежде всего к самому себе.

— Я понимаю, — признался Бенни.

Вскоре они разговорились. У них нашлось множество тем для обсуждения. Белла рассказала ему о себе. Он рассказал о своей работе. Уголовный розыск — настоящий кладезь разных историй об интересных делах, дураках свидетелях, причудах сослуживцев. Белла призналась, что хотела бы открыть собственную фирму, и ее глаза зажглись страстью и воодушевлением. Гриссел по-хорошему позавидовал ей. У нее есть мечта. А у него ничего нет. Только так, фантазии. Но о них никому не расскажешь. Их можно ворочать в голове, бренча по вечерам на гитаре. Например, приковать Тёнса Йордана наручниками к микрофону и приказать: «А ну, пой, да не одну песню, а все подряд!» И чтобы соло на гитаре исполнял Антон Ламур, а он, Бенни, подыгрывал на басе… Эх, они бы такое устроили! А еще Грисселу хотелось познакомиться со Скалком Яубертом и задать ему единственный вопрос: «Чувак, как ты ухитряешься играть на бас-гитаре, словно она встроена тебе в голову?»

Или, может быть, создать собственную группу, квартет. Петь старые блюзы. Роберта Джонсона, Джона Ли Хукера или настоящий старый рок-н-ролл — Берри, Домино, Рикки Нельсона, раннего Элвиса…

Мечты вихрем проносились в голове, пока он слушал Беллу. Около десяти она пошла в туалет. Потом вернулась и села на диван. Он вышел из кухни, где мыл посуду, и спросил:

— Еще кофе?

Они оказались очень близко друг к другу, и она отвела глаза в сторону, но на губах появилась едва заметная лукавая улыбка. Она прекрасно поняла, куда он клонит, и как будто не возражала.

Поэтому он ее поцеловал.

Сидя в пробке и обливаясь потом в душной машине, Бенни вспоминал вчерашний вечер. Вначале он не испытывал особой страсти. Близость стала естественным продолжением их разговора. Их потянуло друг к другу от тоски, оба жаждали утешения — как в песне Лизе Бекман. Два одиноких человека, нуждающиеся в ласке. Они долго целовались, а потом встали и прильнули друг к другу. Гриссела снова поразила ее стройность. Белла отошла от него, присела на диван. Он подумал: сейчас она скажет, что с нее хватит. Но она сняла очки и аккуратно положила их на пол. Без очков ее темно-карие глаза показались какими-то беззащитными. Он сел рядом; они снова поцеловались. Она сняла бюстгальтер, и он ахнул, увидев ее роскошную грудь… Сидя на жаре в машине, Гриссел вспоминал ее тело — мягкое, теплое, шелковистое, ласковое. Он помнил ее неспешную настойчивость… Потом они лежали рядом, на диване. Приподнявшись, он заглянул ей в лицо и прочел в ее глазах такую же бесконечную признательность, какую ощущал и сам. Признательность за то, что они оказались вместе, за то, что все вышло так замечательно — нежно и без спешки.

Что толку грызть себя, подумал Гриссел. Им было хорошо. Значит, все правильно…

В настоящее его вернул звонок мобильника. Должно быть, Деккер недоумевает, где застрял его наставник. Но на экране высветилось имя Анна, и у Гриссела екнуло сердце.


Ее спасло падение.

Она инстинктивно побежала вверх, по крутым ступенькам, которые поднимались на склон горы. Она бежала между высокими, увитыми плющом стенами. Неожиданно она оказалась на узкой, извилистой тропинке. И вдруг впереди замаячила громадная Столовая гора: крутые каменистые склоны, густые заросли, широкие уступы, овраги. Беглянка поняла, что совершила ошибку. Здесь, на склоне, они непременно найдут и схватят ее. Ее швырнут на землю, как Эрин, и перережут ей горло.

Она заставляла себя двигаться в гору. Назад она не оглядывалась. Подъем отнимал последние силы. Колени подгибались, голова кружилась, словно ее организм постепенно отравлялся нервно-паралитическим ядом. Наверху справа показалась станция фуникулера. Солнце бликовало на стеклах кабинок; видны были и люди — маленькие, совсем крошечные. Они находились так близко и вместе с тем так ужасно далеко… Если бы только добраться до них! Нет, склон слишком крутой, люди далеко, ей ни за что не добраться доверху.

Тропа впереди раздваивалась. Она побежала налево. Через сорок шагов тропа неожиданно закончилась, и беглянка оказалась на краю каменистого оврага. От неожиданности она споткнулась и полетела вниз. Она закрыла голову руками. Больно ударилась плечом, перекатилась на бок. Подбородок саднило. Она оцарапала руки. Но больше всего ей не хватало воздуха. Легкие как будто ссохлись. Она задышала — часто, неглубоко. Сначала она вообще захрипела, как раненый зверь, и тут же в страхе задержала дыхание. Они не должны ее услышать! Сначала вдохи давались с трудом. Постепенно дыхание восстановилось, сделалось ровнее. На дне оврага тек ручей; опустив голову, она заметила расщелину, которую вода вымыла под огромной скалой за несколько сотен лет. Расщелина небольшая, узкая, но в ней можно отлежаться.

Извиваясь, как змея, с трудом перебираясь через круглые, обточенные водой валуны, цепляясь за камни окровавленными руками, она поползла вниз. Наверху, над головой, послышался топот. Ее преследователи! Где они? С рюкзаком на спине она не помещалась в расщелине под скалой. Время на исходе; они вот-вот заметят ее! Она привстала, повела плечами… Рюкзак не снимался. Беглянке пришлось расстегнуть карабин на животе. Она стащила с плеч лямки — сначала правую, потом левую, с трудом заползла в расщелину и втащила за собой рюкзак. В трех метрах от нее трое сильных молодых людей перепрыгнули пересохшее русло ручья. Беглянка затаила дыхание. На камень закапала кровь с подбородка. Она легла и зажмурилась, словно так могла стать невидимой для них.


Гриссел нажал кнопку «Прием вызова»:

— Здравствуй, Анна.

При воспоминании о вчерашней ночи сердце у него ушло в пятки.

— Бенни, нам с тобой надо поговорить.

Не может быть, это невозможно! Как она узнала…

— О чем?

— Обо всем, Бенни. Ты сегодня вечером свободен?

Обо всем? По телефону трудно разобрать интонацию.

— Да, наверное. Где поговорим? Мне приехать домой?

— Нет. Наверное, лучше… куда-нибудь сходить, поужинать.

Господи! Это еще что?

— Хорошо. Куда?

— Не знаю. Давай на Канал? Там есть итальянский ресторанчик…

— В какое время тебе удобно?

— В семь.

— Хорошо, Анна. В семь так в семь.

— До свидания, Бенни. — Без дальнейших разговоров жена отключилась. Как будто он допустил какую-то оплошность.

Гриссел продолжал сидеть, прижимая телефон к уху. Водитель стоящей сзади машины нетерпеливо гуднул. Гриссел понял, что должен двигаться вперед. Он переключил передачу и прополз несколько метров вперед. «Обо всем, Бенни». Что это значит? И почему не дома? Может, ей просто хочется куда-то сходить. Вроде свидания. Но когда он сказал: «Хорошо, Анна. В семь так в семь», она тут же попрощалась, словно злилась на него.

Неужели она все-таки каким-то образом узнала, что произошло вчера? А если она побывала у его квартиры, у его двери? Она, конечно, ничего не видела, но могла услышать… В порыве страсти Белла вскрикивала. Ее крики возбуждали его. А если Анна в самом деле услышала?

Но она ни разу не приходила к нему на съемную квартиру. С чего бы ей явиться туда вчера? Чтобы поговорить?

Конечно, нет ничего невозможного. Она могла что-то подслушать, а потом подождать, увидеть, как Белла выходит, и… Но, если она что-то видела и слышала, зачем ей предлагать встретиться и вместе поужинать?

Нет. Может быть.

Если она знает… Ему конец. Теперь он отчетливо это понял. Но она, скорее всего, ничего не знает.