"Тринадцать часов" - читать интересную книгу автора (Мейер Деон)

7

— Ах ты… — воскликнул Бенни Гриссел. — Говоришь, гонятся за двумя девушками? По Лонг-стрит?

— Они попали в объектив камеры без четверти два ночи. Пятеро мужчин прибежали со стороны Уэйл-стрит и двигались в сторону церкви.

— То есть… четыре квартала?

— Между Уэйл и церковью шесть кварталов. Полкилометра.

— Господи… Вуси, обычные грабители не станут гнаться за жертвой шесть кварталов, чтобы отобрать кошелек!

— Знаю. И еще. Запись недлинная, но видно — среди парней, которые гонятся за девушками, есть и чернокожие, и белые.

— Какая разница? — В нашей стране, подумал Гриссел, преступники не делятся по расовому признаку.

— Может, и никакой… Я подумал, может, они вышибалы, может, девушки поскандалили в каком-то ночном клубе, но, видишь ли…

— Вышибалы не режут горло иностранным туристкам.

— Пока еще нет, — согласился Вуси. Гриссел понимал, куда клонит его сослуживец. Ночные клубы — рассадник организованной преступности, настоящие пороховые бочки. — В общем, я объявил вторую девушку в розыск.

— Отлично, Вуси.

— Правда, не знаю, поможет ли нам это, — сказал Ндабени перед тем, как отключиться.

Гриссел видел, что Деккер с нетерпением ждет, когда он закончит разговор.

— Извини, Франсман. На мне еще дело Вуси…

— А убийством Барнарда занимаюсь я. — Деккер был явно настроен на ссору.

Такой враждебности Гриссел не ожидал, но понимал, что он идет по тонкому льду. Сыщики — народ самолюбивый, а он сейчас всего лишь «наставник».

— Ты прав, — согласился он и зашагал к двери. — Но может быть, я сумею помочь.

Деккер, хмурясь, молчал.

И только когда Бенни был уже на пороге, он произнес:

— Погоди…

Гриссел остановился.

— Ладно, — выдохнул наконец Деккер. — Поговори с ней.

Она больше не слышала их шагов. Только птичье пение, стрекот цикад да шум большого города внизу. Несмотря на тень от нависающего утеса, в овраге делалось все жарче. Но вставать ни в коем случае нельзя. Скоро они поймут, что она где-то здесь, и вернутся.

Может, пролежать здесь весь день, пока не стемнеет и она не станет невидимой? Лежать можно несмотря на жажду, несмотря на то, что в последний раз она ела вчера вечером. Если ей удастся отдохнуть, если удастся хоть немного поспать, к вечеру у нее появятся силы, и она будет в состоянии искать помощи.

Но они догадываются, что она где-то здесь.

Они позовут остальных и начнут прочесывать склон. Вернутся назад по той тропе, откуда прибежали, и осмотрят каждую щель. Стоит кому-нибудь из них подобраться поближе, и ее заметят. Расщелина, в которой она прячется, довольно мелкая. Она помнила почти всех своих преследователей. Все как один спортивные, энергичные, ловкие, сосредоточенные, уверенные в себе. Искать ее они не прекратят. Не могут себе позволить.

Придется уходить.

Она глянула вниз, на русло ручья. В кустах вился узкий каменный проход. Она должна по нему спуститься — осторожно, крадучись, бесшумно. Зачем она побежала в гору? Здесь слишком безлюдно, слишком открыто. Значит, придется спускаться в такое место, где людей побольше; там еще можно на что-то рассчитывать. Кто-нибудь, где-нибудь выслушает ее и поможет.

Она нехотя подняла голову с рюкзака, подтолкнула его вперед и выползла из-под утеса. Волочить рюкзак по земле нельзя, слишком шумно. Беглянка присела на корточки, медленно закинула рюкзак за спину, закрепила на животе. И на четвереньках принялась карабкаться по валунам — медленно, стараясь не производить никакого шума.

Гриссел вошел в гостиную и что-то прошептал на ухо Тинки Келлерман. Александра Барнард закурила еще одну сигарету; она не сводила взгляда с Тинки. Та встала и вышла. Закрыв дверь за сотрудницей Социальной службы, Гриссел, не говоря ни слова, подошел к большому викторианскому буфету с застекленными дверцами сверху и дверцами темного дерева снизу. Открыл верхнюю дверцу, снял с полки стакан и бутылку джина и сел в кресло рядом с Александрой.

— Меня зовут Бенни Гриссел, и я алкоголик. В последний раз я пил сто пятьдесят шесть дней назад, — сказал он, отвинчивая колпачок. Александра не сводила взгляда с прозрачной жидкости. Гриссел налил примерно на три пальца джина. Протянул ей стакан. Она схватила его дрожащими пальцами. Сделала первый жадный глоток и закрыла глаза.

Гриссел отнес бутылку на место. Вернувшись, сказал:

— Больше я вам дать не смогу.

Александра Барнард кивнула.

Гриссел точно знал, что она сейчас чувствует. Спиртное течет по пищеводу, словно мягкая, нежная струя, исцеляет раны и заглушает голоса, оставляя после себя гладкую серебристую полосу покоя. Он не торопил ее; пусть сделает глотка четыре, а может, и больше. Нужно дать организму время впитать небесное тепло. Вдруг он осознал, что не сводит глаз со стакана у ее губ, вдыхает запах спиртного, чувствует, как сам хочет выпить. Он откинулся на спинку кресла, сделал глубокий вдох, оглядел журналы, лежащие на столе. «Домисад», «Дизайн и интерьер». Выпуски двухлетней давности, так и не читанные. Выложены просто для красоты.

Наконец она проговорила:

— Спасибо.

Он заметил, что голос ее сделался мягче.

Александра медленно поставила стакан на стол. Рука у нее почти не дрожала. Протянула ему пачку сигарет.

— Нет, спасибо! — отказался Гриссел.

— В первый раз вижу некурящего алкоголика.

— Я пытаюсь бросить. Сокращаю количество выкуренных сигарет.

Александра Барнард щелкнула зажигалкой. В пепельнице рядом с ней высилась кучка окурков.

— Мой куратор в «Анонимных алкоголиках» — врач, — пояснил Гриссел.

— Тогда найдите себе другого куратора, — посоветовала Александра Барнард. Наверное, хотела пошутить, но неожиданно скривилась и беззвучно заплакала. Лицо исказила мучительная гримаса. Из глаз катились слезы. Она положила сигарету и закрыла лицо ладонями. Гриссел полез в карман за носовым платком. Протянул платок Александре. Но та ничего не замечала. Плечи у нее тряслись, голова поникла, нечесаные патлы снова закрыли лицо, точно занавес. Гриссел заметил, сколько в ее светлых волосах серебристых прядей. Странно… Большинство женщин в ее возрасте красятся. Интересно, почему она больше не заботится о том, чтобы выглядеть моложе? Она ведь когда-то была звездой первой величины. Отчего же она так опустилась?

Он терпеливо ждал, пока утихнут рыдания.

— Моего куратора зовут доктор Баркхёйзен. Ему семьдесят лет; он алкоголик. У него длинные волосы только на затылке; обычно он заплетает их в косичку. Он признался мне: как-то раз его дети спросили, почему он курит, и он назвал им сотню причин. Чтобы справиться со стрессом, потому что ему нравится… — Гриссел старался говорить непринужденно, он понимал, что его рассказ не имеет большого значения, ну и пусть, главное — чтобы разговор не затухал. — Выслушав отца, его дочь заявила: в таком случае он не будет возражать, если она тоже начнет курить. Тогда-то доктор и понял, что пытается обмануть самого себя. Он бросил. И сейчас пытается помочь мне. Я постепенно сокращаю количество выкуриваемых сигарет, дошел до трех-четырех штук в день…

Наконец Александра подняла голову и увидела протянутый носовой платок. Взяла его.

— Вам было трудно? — Голос у нее сел от плача. Она вытерла лицо и высморкалась.

— Завязать с алкоголем? Да. Было и есть. До сих пор. И с курением тоже.

— А я не смогла. — Она смяла мокрый платок, взяла стакан и отпила еще глоток.

Гриссел ничего не ответил. Ей надо дать время, чтобы разговориться. Он знал, что она непременно разговорится.

— Ваш платок…

— Оставьте себе.

— Я его постираю. — Александра Барнард поставила стакан на стол. — Я его не убивала.

Гриссел кивнул.

— Мы с ним давно перестали разговаривать, — продолжала она, глядя куда-то в пространство.

Гриссел старался не шевелиться, чтобы не спугнуть ее.

— Он приходит домой с работы в половине седьмого. Потом поднимается в библиотеку, стоит на пороге и смотрит на меня. Прикидывает, в каком я состоянии. Если я молчу, он спускается в кухню и ужинает там один или уходит к себе в кабинет. Или куда-то уезжает из дому. Каждую ночь он укладывает меня спать. Каждую ночь! Днем, когда я еще могу соображать, я часто думаю: может, из-за этого я и пью? Чтобы он продолжал хотя бы укладывать меня спать… Разве вам не грустно? У вас не разрывается сердце? — Слезы снова полились у нее из глаз. Они мешали ей говорить, но она упорно продолжала: — Иногда я пытаюсь его спровоцировать. Когда-то мне хорошо удавалось… Вчера ночью я… спросила его, чья сегодня очередь. Вы должны меня понять. У нас с ним… долго рассказывать… — В первый раз рыдания прорвались наружу, как если бы она вдруг осознала всю тяжесть произошедшего.

Бенни разрывался от жалости. Он снова увидел призрак той певицы, какой она была когда-то.

Александра Барнард смяла окурок.

— А он ответил: «Да пошла ты!» — и все. И снова ушел. Я закричала ему вслед: «Да, брось меня здесь!» Правда, вряд ли он меня слышал, ведь я была пьяна…

Она снова шумно высморкалась в платок.

— Вот и все. Больше я ничего не помню. Он не уложил меня спать, бросил в библиотеке, а утром вдруг оказался рядом… — Александра подняла стакан. — Вот его последние слова, обращенные ко мне: «Да пошла ты!»

Она снова разрыдалась.

Допив остатки джина, она посмотрела на Гриссела. Взгляд у нее остекленел.

— По-вашему, я действительно могла его пристрелить?

Молодая толстушка, сидевшая за стойкой хостела «Кот и лось», посмотрела на фотографию, которую протягивал ей констебль, и спросила:

— А почему у нее такой странный вид?

— Потому что она мертва.

— О господи! — Кое-что сообразив, девушка спросила: — Значит, это ее нашли сегодня утром у церкви?

— Да. Вы ее узнаёте?

— Ну конечно, узнаю! Они вселились вчера. Две американки. Погодите… — Толстушка открыла журнал записи постояльцев и пробежала пальцем по строчкам. — Вот, пожалуйста. Рейчел Андерсон и Эрин Рассел, они из… — Она наклонилась ниже, чтобы разобрать адрес, записанный мелким почерком. — Уэст-Лафейетт, Индиана… Ну надо же! Кто ее убил?

— Мы пока не знаем. Кто на снимке — Андерсон?

— Не знаю.

— А вторая? Вам известно, где она сейчас может быть?

— Нет. Я работаю посменно… Сейчас посмотрим. Они остановились в шестнадцатом номере. — Толстушка захлопнула журнал и пошла по коридору, приговаривая: — О господи!

Осторожно задавая наводящие вопросы, Гриссел выяснил насчет пистолета. Оказывается, он принадлежал ее мужу. Адам Барнард держал пистолет в сейфе, в комнате. Ключ от сейфа всегда носил с собой. Наверное, боялся, что жена, напившись, наделает глупостей. Александра Барнард понятия не имела, как пистолет очутился рядом с ней на полу. Может, она действительно его пристрелила? Кстати, у нее и повод имелся. Она очень разозлилась на мужа, и еще ей стало очень жаль себя. А мужа она временами просто ненавидела. Иногда даже желала ему смерти… Нет, не совсем так. Она мечтала совсем о другом. Часто представляла, как покончит с собой, и думала: интересно, что он тогда будет делать?

— Вот он возвращается домой в половине седьмого, как всегда, поднимается на второй этаж и находит мой хладный труп. Падает передо мной на колени и умоляет о прощении. Он рыдает, он сломлен… Правда, — с иронией заметила Александра Барнард, — у меня концы с концами не сходятся. Как я буду следить за его реакцией, если меня больше нет?

Выговорившись, она долго сидела молча.

— «Пресная вода», — прошептал Бенни Гриссел.

Александра ничего не ответила. Целую вечность сидела опустив голову. Потом медленно протянула ему стакан, и Гриссел понял: если он хочет выяснить все до конца, придется налить ей еще.