"ПО ЛЕЗВИЮ НОЖА, ИЛИ В ПОГОНЕ ЗА ИСТИНОЙ. Книга первая" - читать интересную книгу автора (Окулов Максим)

Часть III. Солнечный остров

Нервозность отца передалась и мне. Эту ночь я почти не спал. В 6 утра с больной головой пошел в душ. Выйдя из ванной, я отправился на кухню, но при мысли о еде к горлу подкатила тошнота. Включив на всякий случай чайник, я отправился читать молитвы. Удивительно, но это занятие традиционно благотворно действовало на мое настроение. Ближе к 7.00 мне стало значительно лучше, и я даже съел кусочек сыра, запив чашкой крепкого чая.

В 7.20 раздался условный стук в дверь - верхний свет по прежнему был выключен. Впустив в квартиру двух мужчин, в одном я сразу узнал гримера с Мосфильма: это был невысокого роста интеллигентный старичок, одетый в потертое пальтецо, вышедшее из моды уже, наверное, лет двадцать назад. Со вторым моим гостем я бы не хотел встретиться ночью в безлюдном месте. Ежик коротких седеющих волос, накачанная шея, рост под два метра и какой-то стальной отблеск в глазах выдавали в нем бывшего или действующего сотрудника серьезных силовых структур.

- Василий, - представился он первым.

- Очень приятно, Денис, - с опаской пожал я протянутую мне руку.

- А это Самсон Семенович, - представили мне гримера.

- Очень приятно, молодой человек, очень приятно, - мелькнули искорки в живых, подвижных старческих глазах. - Ну-с. Не будем терять времени, где у вас тут местечко посветлее, да еще нужно большое зеркало.

Мы устроились в гостиной, подсветив рабочее место настольной лампой и принесенным из спальни бра. Минут через 40 мое лицо очень странно изменилось. С одной стороны, это был, конечно, я, никаких кардинальных метаморфоз типа уродливых шрамов, накладных париков и бороды, со мной не произошло. Однако несколько пластиковых вставок в рот, усы, очень короткая стрижка и совершенно незаметный глазу макияж, обозначивший тени в определенных местах лица, изменили физиономию так, что, наверное, отец, мельком взглянув на меня в толпе, прошел бы мимо.

- Ну, вот так, молодой человек, - подытожил Самсон Семенович, - пришлось немного изуродовать ваше симпатичное лицо, вы уж извините старика, - опять по его лицу пробежала мимолетная усмешка.

- Спасибо вам огромное, - искренне поблагодарил я.

- Не за что, не за что, - ответил старик и обратился к Василию: - Я могу быть свободен?

- Мы сами сейчас уезжаем, так что подбросим вас до работы. Вам не рано?

- Нет, нет, в самый раз, это будет очень любезно с вашей стороны.

- Ты собрался, Денис? - обратился ко мне Василий.

- Да, готов.

- Пока не забыл, отец сказал, что ты должен был написать показания, отдай их мне.

Я передал ему пухлую пачку листов и пейджер:

- Это тоже передайте папе, пожалуйста.

- Обязательно. У нас еще минут 15 есть, кофейком не угостишь?

- Конечно, - засуетился я.

- Василий, а куда мы сейчас поедем? - осмелился я спросить, когда мы втроем сидели за столом, наслаждаясь ароматным кофе.

- Я тебе в машине обо всем расскажу, - ответил он, слегка скосив глаза на гримера. Я все понял и больше не задавал вопросов.

Выйдя из подъезда, я остолбенел. Вплотную к поребрику стоял «шестисотый» Мерседес с мигалкой и… новенький милицейский Форд.

- Не бойся, это свои, - мягко подтолкнул меня в спину Василий. Мы быстро сели на заднее сиденье «шестисотого». Водитель неприветливо бросил невнятное приветствие. Гримера усадили в милицейский Форд, и процессия двинулась в путь.

- Так, Денис, начнем по порядку, - Василий достал из своего кейса пухлую пластиковую папку на резинках. - Мы сейчас едем в Шереметьево, ты летишь рейсом Аэрофлота на Кипр. Мы будем проходить через VIP коридор. Нас будут обслуживать люди, которым сделаны соответствующие звонки и вручены соответствующего размера конверты, - его губы впервые с момента нашего знакомства тронуло подобие улыбки. - Главная наша задача до посадки в самолет - делать все быстро и тихо, не привлекая к себе лишнего внимания. Старайся не вертеть головой по сторонам, смотри прямо перед собой под ноги и делай все в точности так, как я тебе говорю. Будь внимателен и собран. Понятно? - я утвердительно кивнул. - Идем дальше. Это твой паспорт, тебя зовут Денис Гришин, 1968 года рождения, уроженец Москвы. Билет на самолет, немного наличных, кредитная карточка на твое имя. Блокнот с необходимой информацией: номер твоего счета, координаты обслуживающего менеджера банка, адрес твоих апартаментов, координаты людей, которые должны тебя встретить. Поскольку ты будешь жить в квартире, то на паспортном контроле на Кипре не сможешь предъявить гостиничный ваучер. В самолете тебя попросят заполнить специальный бланк, я тебе даю уже заполненный, здесь указан другой адрес, именно его ты и должен будешь подтвердить в случае возникновения вопросов на границе. Ты едешь погостить у своих друзей, которые принимают тебя в своем доме, они тебя встречают, мобильный телефон указан в блокноте. Ты собираешься пробыть на Кипре один месяц, дата возврата в билете - 3 марта. За этот месяц тебе оформят вид на жительство, по которому ты сможешь легально жить на острове постоянно. Пока все понятно? - я опять утвердительно кивнул. В это время мы высадили гримера у проходной на Мосфильмовской, выехали по Минской улице на Можайское шоссе, свернули на Рублевку, а затем по МКАД понеслись к Ленинградскому шоссе.

- Так, идем дальше, - продолжил Василий. - Теперь краткие инструкции от твоего отца. - Ты не должен звонить с Кипра никому, понимаешь, НИКОМУ, кроме отца. Звонки ты должен делать только, запомни, ТОЛЬКО со своего московского телефона (у него подключен международный роуминг) либо с мобильного телефона, который тебе дадут на Кипре. Звонки внутри Кипра лучше делать с местного мобильного, а домашним телефоном не пользоваться вовсе. Ты не должен общаться на Кипре ни с кем, кто тебя знает по твоему предыдущему приезду туда. И вообще, постарайся по возможности меньше посещать людные места, где бывает много туристов: на Кипр ездит огромное количество русских, не хватало еще, чтобы кто-нибудь случайно узнал тебя. И последнее - по поводу твоего грима. В Шереметьево на паспортном контроле на тебя смотреть не будут, в самолете ты летишь в гриме и стараешься максимально не привлекать к себе внимания: забейся в угол, притворись спящим, со стюардессами не любезничай. Помни, что ты окажешься в относительной безопасности, только когда сядешь в машину встречающего тебя человека в Ларнаке. После посадки самолета в аэропорту пассажиров бизнес-класса первым делом доставят автобусом в здание аэровокзала, ты попадаешь в довольно обширный зал, где люди проходят паспортный контроль. Тебе надо тихонечко шмыгнуть в туалет в правой части зала и пробыть там не меньше 15 минут. Закрывшись в кабинке, ты снимаешь грим, потом умываешься и выходишь другим человеком, - он опять ухмыльнулся. - Да, все атрибуты грима спусти в унитаз. Пройдя паспортный контроль, направляйся к выходу из аэропорта, там тебя будет ждать человек с табличкой, не забудь свое новое имя. Вот и все инструкции. Информацию по поводу твоего пребывания на острове тебе изложит человек, который встретит тебя в Ларнаке. Теперь повтори подробно все, что я тебе сказал.

Пока я излагал данные мне инструкции, мы домчались до аэропорта. При подъезде к Шереметьево милицейский Форд умчался вперед. Мы подрулили практически вплотную ко входу в правом крыле зала вылета аэропорта. Все тот же Форд караулил слегка в отдалении.

- Я иду первым, ты за мной, - скомандовал Василий. Водитель открыл заднюю дверцу, мы покинули салон автомобиля и вошли в здание. Василий уверенной походкой направился к стеклянной двери с красной табличкой «Зал VIP», я следовал за ним. Улыбчивая девушка зарегистрировала мой билет, сотрудник пограничной службы сделал отметку о пересечении границы, даже не взглянув на фотографию в паспорте, и мы уединились в какой-то маленькой, но очень уютной комнатенке.

- Ну что, господин Гришин, пока все идет нормально. Через 5 минут начнется посадка в самолет, у нас есть минут 25, попить не хочешь, - Василий вздохнул с облегчением.

- Было бы неплохо.

Сняв трубку телефона, Василий сделал заказ. Любезная официантка через пару минут принесла две запотевшие бутылки. Василий пытался шутить, но я был очень напряжен. Чуть пониже солнечного сплетения периодически шевелился прохладный шарик, а левый глаз подрагивал в нервном тике.

Наконец та же любезная официантка пригласила нас на посадку, мы долго шли по каким-то безлюдным коридорам, пока не оказались у «кишки», состыкованной с самолетом. Все пассажиры уже заняли свои места, и мы беспрепятственно взошли на борт. Кроме меня, в салоне бизнес-класса летело еще человек семь. Тепло распрощавшись с Василием, я занял место у иллюминатора. Самолет начал движение и через 10 минут поднялся воздух.

По совету Василия я был тих как мышь и не нагружал официанток дополнительными просьбами. В целом, полет прошел спокойно, и через 3,5 часа самолет приземлился в аэропорту Ларнаки. Кипр встретил неприветливо. За бортом было около +15 градусов, моросил дождь и дул сильный ветер.

В аэропорту все прошло по плану. Я закрылся в кабинке мужского туалета, просидел там минут 10, расправившись с аксессуарами грима, затем тщательно умыл лицо с мылом, убрав все остатки грима и клея, и вышел к паспортному контролю. Любезный пограничник уточнил, где я собираюсь жить, спросил, сколько дней я пробуду на Кипре, и уверенным жестом проштамповал мой фальшивый паспорт.

Перед выходом из здания аэропорта собрались встречающие. Я сразу заметил табличку с моим новым именем. Ее держал худощавый мужчина лет 30 с темными курчавыми волосами. Он был мало похож на киприота.

- Hello, I’m Denis, Denis Grishin, How are you? [15] - приветствовал я незнакомца.

- Добрый день, Денис, с приездом, - неожиданно ответил он по-русски с легким акцентом. - Меня зовут Майкл.

- Рад знакомству, Майкл! - искренне обрадовался я тому, что не придется напрягаться, общаясь на английском.

- Как долетел, Денис? - спросил Майкл, выходя из здания. Мы ускорили шаг, чтобы не намокнуть под дождем.

- Нормально, только погодка что-то подкачала у вас.

- Ой, тем, кто живет на Кипре, очень нравится такая погода. Дождь здесь довольно редкое явление.

- Понимаю, здесь, наверное, дождливых дней столько же, сколько в Москве солнечных.

- Наверное! - засмеялся мой новый знакомый.

Мы загрузились в старенькую Мазду и двинулись в путь. Я тут же позвонил отцу, сообщив, что все прошло гладко. Он был просто счастлив. Мы попрощались, договорившись созвониться вечером.

- Нам долго ехать? - спросил я у Майкла.

- Достаточно долго. Ты будешь жить в Пафосе. Он расположен в западной части острова. В I веке после Рождества Христова это была столица Кипра. Нам ехать около 150 километров.

- Я буду жить далеко от моря?

- Не очень, но пешком идти далеко. Ты машину водишь?

- В Москве водил, но здесь же левостороннее движение, не знаю, как я смогу освоиться.

- О! Это очень просто, - засмеялся Майкл. - Пара сбитых пальм - и все в порядке! Если серьезно, то без машины здесь тоскливо, так что осваиваться все равно придется.

- Майкл, а я в принципе могу рассчитывать на твою помощь, хотя бы не бесплатную? - робко спросил я. - А то я здесь практически ничего не знаю. Сам понимаешь, что жизнь в отеле и жизнь в квартире сильно отличаются. Ты вообще где работаешь?

- В строительной компании, которая и построила дом, где ты будешь жить. Твой друг, живущий на Кипре, обратился к хозяину компании и попросил помочь устроить тебя. Ты, безусловно, можешь рассчитывать на мою помощь. Когда мы продаем квартиры русским, то опекаем их довольно долгое время, пока люди не освоятся, поэтому такая работа мне знакома. Кстати, твои апартаменты оплачены на три месяца вперед, да еще нам передали некоторую сумму для аренды автомобиля, так что, когда ты будешь готов, мы легко решим эту проблему.

За разговором время пролетело быстро. Пафос мне показался несколько более зеленым по сравнению с Лимассолом. Это был совсем маленький город, довольно уютный. Мы остановились у трехэтажного здания, стоящего на бетонных опорах, между которыми устроен паркинг для автомобилей жильцов. Мы поднялись на третий этаж.

- Вот и твоя квартира, - открыл входную дверь Майкл.

Мои апартаменты оказались очень приличными, с одной спальной комнатой и гостиной, совмещенной с кухней. С просторного балкона открывался замечательный вид на раскинувшийся внизу город, а вдали, километрах в пяти, было море. Из спальной комнаты можно было любоваться горами. Дождь к этому времени уже кончился, и сквозь редеющие тучи начало пробиваться солнце. «Жизнь налаживается, - подумал я и перекрестился: Слава Богу!»

Майкл передал мне мобильный телефон, куда заботливо вбил номера, которые могут мне понадобиться, объяснил, где находятся ближайшие магазины и уехал, обещав быть на следующее утро в 9.00.

Ближе к полуночи я поговорил с отцом и отправился спать.

Утро встретило меня ярким солнцем и щебетанием птиц. Подойдя к окну, я невольно ахнул от красоты, представшей моему взору. Все было новым и необычным: звуки, особый запах удивительно свежего воздуха. Мне показалось, что никогда в жизни я еще не завтракал с таким удовольствием. Мысли о московских проблемах полностью улетучились. Появилось сильное желание позвонить на работу, узнать все ли там в порядке, но это уже было слишком опасно. Не стоило выдавать страну своего проживания.

Майкл оказался пунктуальным, и в 9.10 мы уже ехали в компанию по аренде автомобилей: я таки решился сесть за руль.

Любезный менеджер прокатной конторы подобрал мне годовалый Mitsubishi Lancer с автоматической коробкой, что существенно облегчило привыкание к новым условиям вождения. Я поблагодарил Майкла и отправился в свое первое самостоятельное путешествие. Часа через 2 непрерывной езды по городу и его окрестностям уже практически не ощущалось никакого дискомфорта.

На ужин ч решил приготовить рыбу. На балконе апартаментов в углу красовался газовый гриль, на котором я и зажарил жирную ципуру [16] - одну из самых популярных здесь рыб. Здесь главное как следует обсушить рыбу бумажными полотенцами перед тем, как класть на гриль. Блюдо получилось отменным особенно в сочетании с белым сухим вином Alkion, которое я распробовал еще в прошлый свой визит.

- Да-а-а-а, Денис Григорьевич, от такой «тяжкой» жизни на чужбине можно через месяц перестать в двери пролезать, - сказал я сам себе вслух. Поужинав, я устроился на балконе, укутавшись в теплый плед, на столе дымилась крошечная чашечка удивительного, особенного на вкус кипрского кофе.

Зазвонил кипрский мобильный телефон - это был отец.

- Ну, как жизнь в изгнании? - раздался в трубке чересчур уж бодрый голос.

- Да вот боюсь, что скоро не смогу проходить в стандартные двери от усиленного питания на фоне безделья! А что это у тебя подозрительно радостный голос?

- Ты знаешь, у нас неплохие новости. Сегодня днем встречался с Александром Ивановичем. Он всерьез разрабатывает Юрия Колобова, считает, что это по сути подозреваемый №1 сейчас, во как! Но не радуйся слишком, ты все равно еще в федеральном розыске.

- Да это понятно. Ты знаешь, па, а чего меня раньше не объявляли в федеральный розыск? - мы засмеялись одновременно.

- Па, а как там у меня на работе? На пейджер ничего срочного не приходило?

- Да в порядке все там! Трудоголик несчастный! Звонил я в «Радомир», разговаривал с Сергеем. Тебе просили передать, чтобы ты держался и не унывал, а твой любимый рабочий стол ждет своего хозяина. Хорошие у вас в конторе ребята, сын.

- Да, очень хорошие.

Поболтав еще минут 15, я пожелал отцу спокойной ночи и отправился спасть.

В пятницу, поедая жаренных осьминогов в маленькой таверне в Coral Bay, я понял, что длительный период безделья начал сильно меня утомлять. Здесь, в чужой стране, при отсутствии элементарного общения, можно было свихнуться. Первым делом я поставил себе целью решить давнюю проблему и наконец покреститься, запланировав поездку в храм на ближайшее воскресенье. Майкл любезно нарисовал мне схему, как проехать к русской церкви в Лимассоле. Кроме этого, я вдруг вспомнил, что в свое время в Питере окончил художественную школу. Когда-то мои работы брали призы на городских юношеских конкурсах. Еще вчера, блуждая по городу на машине, я заметил маленький магазинчик товаров для художников. Решив не откладывать дело в долгий ящик, я сел в полюбившуюся мне машину и отправился в магазин. К моему большому удивлению, маленький с виду магазинчик полностью удовлетворил все возможные запросы, и вскоре я в сильном творческом порыве помчался на облюбованное сегодня местечко по дороге в Coral Bay, успев прибыть к закату. Акварель - мой любимый материал - оказалась высочайшего качества, я никогда в юности не работал такими красками. Руки с величайшим удовольствием вспоминали забытые навыки, а то, что появлялось на бумаге, во много раз превосходило уровень моих юношеских работ.

На следующее утро, быстро позавтракав, я поехал искать новое место для этюдов. Такого творческого удовлетворения я еще ни разу в жизни не получал! Я полюбил Кипр всей душой. Он заново открыл во мне дремлющие способности и давал удивительные пейзажи для новых работ.

В воскресенье с большим внутренним волнением я отправился в церковь. Дорога до Лимассола заняла чуть более часа. По нарисованному Майклом плану я без труда нашел храм. Это было совсем маленькое кирпичное одноэтажное строение, в котором собрались человек пятнадцать прихожан. Священнику на вид было около сорока. Я дождался конца службы и, когда батюшка освободился, подошел к нему, попросив уделить мне несколько минут.

- Подождите здесь, - он указал на ряд деревянных сидений с высокой спинкой и подлокотниками, - через 5 минут я освобожусь, - голос священника был приветлив, а лицо озарила улыбка. Через несколько минут он присел рядом со мной: - Ну, давайте знакомиться - отец Михаил.

- Денис, - представился я.

- Слушаю вас, Дионисий.

- Батюшка, а вы можете меня покрестить? - и я рассказал историю моего обета Богу, умолчав при этом о московских неприятностях.

- Ну что же, дело благое, его надо сделать обязательно, - не торопясь начал батюшка. - Только вот вы, Дионисий, хотите сделать, как делает сегодня большинство людей в России: покреститься «на всякий случай» и о храме забыть, или все же рассматриваете Крещение как Таинство, открывающее путь в Церковь Христову?

- Батюшка, скажу откровенно, не знаю, но очень хотелось бы выбрать второе.

- Ух ты! Нечасто слышишь настолько честный и откровенный ответ, - искренне изумился священник. - Молодец, Денис. Думаю, что вы на верном пути. Подождите меня минутку, - и он отлучился в алтарь. - Вот вам книжица, она совсем небольшая, вы без труда сможете ее изучить за пару дней, - протянул он мне маленькую брошюрку «Готовящемуся ко святому Крещению». Это тот минимум, который необходимо знать, чтобы сознательно подходить к Таинству. Кроме того, если вы не читали Евангелие, нужно обязательно это сделать и желательно выучить Символ Веры наизусть, он есть в любом молитвослове. Почему это необходимо? Видите ли… Когда совершается церковное Таинство, мы можем говорить о его действительности и действенности. Действительность зависит от священника, то есть в нашем с вами случае - от меня. А вот действенность зависит только от вас. Понимаете, насколько благодать Святого Духа подействует на вас, зависит от того, насколько искренне вы будете верить в необходимость и серьезность того, что будет происходить. И, конечно, мне бы очень хотелось после крестин регулярно видеть вас в храме, если только вы не уедете в ближайшее время в Россию. А то знаете, как говорят о некоторых: человек в своей жизни в церкви был дважды - на своих крестинах и на собственном отпевании. Вот это очень грустно.

- Спасибо, батюшка, я в принципе настроен серьезно, думаю, что у меня не хватит совести забыть Господа и Его помощь, уж слишком явно Он мне ее явил… - последняя фраза была сказана в глубокой задумчивости.

- Вот даже как?! - искренне удивился батюшка. - Если у вас будет желание мне рассказать вашу историю, послушаю с великим интересом.

- Отец Михаил, я не хотел бы сейчас…

- Денис, я же сказал, если сможете, - перебил меня священник.

- Хорошо.

- Давайте встретимся здесь в 15.00 в ближайшую среду. Вам удобно?

- Да, конечно, я сейчас совершенно свободен. Что мне взять с собой?

- Возьмите новую чистую белую рубашку, большое банное полотенце и тапочки. Крестик с цепочкой будут моим вам подарком, - радушно улыбнулся священник.

- Спасибо, батюшка! До встречи в среду.

В церковной лавке я купил Евангелие и попрощался с отцом Михаилом.

- Помоги вам, Господи! - благословил меня священник, перекрестив правой рукой.

За оставшиеся до крестин дни я прочитал Евангелие и брошюру, которую дал мне батюшка. Символ веры никак не хотел укладываться в голове, несмотря на то, что какая-нибудь пошлятина иногда запоминается с первого раза. Я по-прежнему ездил писать этюды, забросив пышные трапезы: днем я перекусывал в тавернах, а вечером питался бутербродами, оставляя время на чтение книг.

11 февраля, среда, Кипр

С утра я съездил на побережье Акамас, где были просто изумительные пейзажи, но работа шла вяло: мысли постоянно обращались к предстоящему сегодня событию. В результате я вернулся домой, где и пробыл в жутком нетерпении часа два, пока, наконец, около 13.30 не выехал в храм.

Скоростная трасса между Пафосом и Лимассолом была построена примерно наполовину: к Пафосу примыкал участок старой дороги, на котором все и произошло. Как говорится, ничто не предвещало беды. Я ехал около 80 км/ч при ограничении в 65 км/ч. Дорога была достаточно узкой: всего две полосы - по одной в каждом направлении, слева - горный склон, а справа - глубокий обрыв. Неожиданно раздался еле слышный хлопок, и машина полностью потеряла управление. Я резко нажал на педаль тормоза, и автомобиль круто ушел вправо, в сторону обрыва. Все дальнейшее происходило как в замедленной съемке. Я несся наперерез огромной фуре, которая чудом успела разъехаться со мной. Стремительно приближался обрыв. В этом месте начинался плавный изгиб трассы влево, и, соответственно, правая часть дорожного полотна несколько приподнималась относительно левой. Это меня и спасло. Ударившись о заграждение справа, машина начала двигаться в левую сторону, на дороге не было ни единой машины. Мой Lancer пересек дорогу и, ударившись о скалу левым боком, некоторое время с жутким скрежетом двигался вдоль нее. Я притормаживал совсем легко, боясь, что меня опять кинет вправо. Скорость тем не менее заметно упала. Вдруг слева появилась довольно большая площадка, где были складированы бетонные блоки, один из которых и принял в свои «объятия» мой автомобиль. Сработала подушка безопасности, и я потерял сознание.

Видимо я пришел в себя довольно быстро. На месте происшествия еще не было дорожной полиции и скорой помощи, только какой-то пожилой киприот суетился около моей машины, пытаясь открыть водительскую дверь. Он что-то спрашивал меня по-гречески, я, естественно, ничего не понимал. Дрожащими руками я вытащил мобильный телефон и позвонил Майклу. Лишь услышав суть дела, он тут же пообещал мне приехать в течение 15 минут. Вскоре подъехала машина дорожной полиции и скорая помощь. Полицейские с помощью лома вскрыли машину, а медики бережно вытащили мое бренное тело наружу. Меня начали о чем-то спрашивать, но я забыл даже английский и тупо таращился по сторонам.

Подъехал Майкл, и дело пошло лучше. Я объяснил ему вкратце, что произошло, а он перевел все полицейским. Меня на носилках загрузили в машину скорой помощи, Майкл пообещал, что поедет следом. В пафосском центральном госпитале меня тщательно обследовали, и я ожидал результатов, лежа на больничной кровати.

Я неожиданно вспомнил о том, куда сегодня ехал, когда попал в аварию, и позвонил отцу Михаилу. Он постарался меня успокоить, пообещал молиться и попросил держать его в курсе состояния моего здоровья. Только я попрощался с ним и нажал на кнопку «отбой», как телефон зазвонил вновь.

- Сынок, привет, - это был голос отца, - у меня скверные новости.

- И у тебя тоже, - задумчиво произнес я.

- Ты еще шутишь, - не понял он моего намека, - слушай внимательно. Сегодня мне звонил Александр Иванович и сказал, что из его сейфа в Прокуратуре исчезли твои показания.

- Да брось, разве такое возможно? - резко сел я на кровати.

- Оказывается, возможно. Александр Иванович говорит, что вся Прокуратура на ушах стоит - шутка ли, сейф без пяти минут зама Генерального! Да, но главное-то не это. Если выкрали твои показания, то это значит, они надеются, что новых ты не напишешь, или напишешь, но с другим содержанием. Соображаешь к чему я клоню?

- Да-а-а-а… - только и смог вымолвить я. - Пап, а я сейчас в госпитале лежу, в аварию попал.

В трубке раздалось многоэтажное ругательство, которое я не смогу даже и воспроизвести.

- Как это случилось? - пришел в себя отец после продолжительной паузы. Я вкратце поведал все обстоятельства.

- Получается, ты был на волосок от гибели, - сказал отец.

- Именно так.

- А не могли тебе это подстроить?

- Да сейчас после твоей информации уже и не знаю.

- Сынок, может тебе слинять с той квартиры?

- Пап, а есть смысл? Ну посмотри, с какими предосторожностями я убегал из Москвы - и что? Нет, от судьбы не уйдешь, да и бегать больше не хочется, - заупрямился я.

- Сын, а может, попробуем? Давай сделаем так: мы не будем пороть горячку, а ты пока узнай, будет ли полиция делать экспертизу твоей разбитой машины.

- Хорошо. Пап, у меня голова сильно заболела, давай закругляться, я тебе попозже перезвоню, хорошо?

- До свидания сынок, береги себя.

Врачи с удивлением констатировали, что скорее всего никаких серьезных повреждений я не получил. Тем не менее, они настаивали на том, чтобы оставить меня хотя бы на ночь в больнице, дабы исключить возможные скрытые травмы. Я наотрез отказался, оставил адрес, по которому они могут прислать счет за оказанные услуги, и Майкл отвез меня домой. По дороге он сказал, что связывался с арендной компанией, моя машина полностью застрахована, и они сами урегулируют все дальнейшие вопросы. Полиция отправила машину на техэкспертизу, которая будет готова примерно через неделю, а арендная компания готова предоставить мне другой аналогичный автомобиль. Это была какая-то сказка, чтобы совершенно посторонний человек так искренне заботился обо мне. Насколько только мог, я душевно поблагодарил Майкла за его помощь и участие.

Дома я сварил кофе и устроился на балконе писать заново показания, чтобы как можно быстрее отправить их в Москву. Ощущение счастья и безмятежности было совсем недолгим, увы. Я опять оказываюсь в бегах. Правда, внутри еще теплилась надежда, что это простое совпадение, очень хотелось в это верить, ОЧЕНЬ!

Седоватый мужчина средних лет сидел в баре «Крокодил» и потягивал прохладный яблочный сидр из запотевшего бокала. Он расположился на улице под навесом, хотя было уже довольно прохладно. Эпитет «средний» подходил не только к возрасту незнакомца, но и ко всей его внешности: средняя комплекция, средний рост, средней длинны волосы… Его незапоминающийся облик дополняла нейтрального вида одежда. Тихо зазвонил лежащий на столике громоздкий телефон спутниковой связи, сигнал которого тоже был каким-то безликим, тусклым.

- Алло, да, это я, говорите, - тихо ответил незнакомец.

- Че за фигня, командир!? - раздался в трубке голос невидимого собеседника, бывшего, видимо, на грани истерики.

- Я вам объяснял, что в моей работе существует небольшой процент осечек, это нормально, у меня есть вторая попытка.

- Какая, блин, вторая попытка?! Ты понимаешь, урод, что мы уже выкрали… Это… Ну короче, он не должен был остаться живым, потому что снова напишет свою заяву, и наши бабки плакали! Ты хоть представляешь, сколько бабок мы отвалили?! - незнакомец слушал далекого собеседника совершенно спокойно, ни один мускул не дрогнул на его лице. Разговор он продолжил по-прежнему спокойно:

- Вы меня не предупредили о том, что для вас принципиально сделать дело с первой попытки. Ваши проблемы меня не касаются, я четко выполняю договор.

- Значит, так, деятель! Если ты облажался, то теперь давай отрабатывай! Ты должен проследить за этим щенком, чтобы он ни строчки не нацарапал своими погаными ручонками, чтобы он ни с кем и словом не перемолвился, пока ты его не успокоишь! В противном случае ты у меня кровью умоешься, падла!

- Слежка не входит в мою компетенцию, и я не буду этим заниматься, а угрожать мне не стоит, я сам умею это делать, - его голос слегка похолодел. - Вы ненадежный партнер, для окончания дела я требую выплатить мне оставшуюся часть гонорара, иначе я отказываюсь иметь с вами дело, а аванс обратно вы не получите, поскольку договор нарушен по вашей вине, - незнакомец замолчал, медленно потягивая сидр.

- Ты че, урод! Ты че творишь!? Ты бабки получишь, как только дело закончишь, понял?! И дело ты сделаешь немедленно! Бери ствол и действуй! - собеседник почти визжал.

- Нет, я еще раз повторяю вам, что, во-первых, такой работой я заниматься не буду, это не моя специализация, - казалось незнакомец начинает терять терпение, - а, во-вторых, я закончу дело только после получения денег на свой счет. Сегодня среда, до пятницы вы успеете без проблем, а в выходные я все закончу.

- А я тебе говорю, что ты обязан его шлепнуть! Прямо сейчас! Слышишь?! Ты сделаешь это немедленно! Поедешь и вышибешь мозги!

- Я сказал нет! - незнакомец оглянулся по сторонам и удостоверился, что разговор никто не слышит: бар был совершенно пуст, а бармен за стойкой смотрел телевизор, - с оружием я не работаю, это не мой профиль, и я шага не сделаю до тех пор, пока не получу всю сумму на свой счет! Всего хорошего, - незнакомец нажал отбой и отключил трубку. Его губы тронула легкая улыбка и он вполголоса произнес:

- Козел! Закрутил задницей, когда жареным запахло! - мужчина допил сидр, расплатился с барменом и, не торопясь, поехал в сторону центральной набережной Пафоса на внушительном Mitsubishi Pajero цвета металлик.

На следующий день у меня немного кружилась голова и слегка поташнивало. Звонили из больницы, интересовались моим самочувствием. Услышав о новых симптомах, от меня потребовали лежать в кровати неделю и ни в коем случае не садиться за руль. Перед обедом приехал курьер из пафосского отделения DHL [17] и забрал мою новую «рукопись». По совету отца я отправил документы непосредственно на имя Александра Ивановича Соколова по адресу Генеральной прокуратуры.

Ближе к вечеру раздался звонок отца Михаила.

- Как поживаете, Денис? - прозвучал в трубке бодрый голос.

- Да ничего вроде. Похоже, что отделался совсем легким сотрясением мозга.

- Поздравляю со вторым рождением.

- Отец Михаил, а как так получилось, что я ехал к вам креститься, а Господь, получается, не допустил меня?

- Ты знаешь, Денис, такое часто бывает: чтобы совершить какое-то исключительно важное событие в своей жизни, человек должен преодолеть некоторые трудности. Этим Господь испытывает его веру, но не только. Сам человек видит, что в его жизни совершается нечто экстраординарное, он понимает, что вступает на путь войны, войны за свою душу. В таких вот неприятностях особенно накануне Крещения есть глубочайший духовный смысл.

- Да уж… Но ведь я мог и не доехать, - пробурчал я.

- А вот это уже дудки! - весело ответил отец Михаил. - Да, подстроил тебе дьявол эту аварию, он-то хотел, чтобы ты погиб, так и не крестившись, но вот Господь этого не попустил, а показал тебе, что ты собрался не ванну принять, а совершить Таинство, которое полностью переродит тебя, откроет тебе дверь в Церковь Христову, сделает Его воином. Кстати, я как-то самовольно перешел на «ты», ничего?

- Да, батюшка, мне даже так проще. Но что же теперь делать?

- Выздоравливай, как почувствуешь себя лучше, назначим новый день. Или передумал?

- Да нет, наоборот. Я, отче, чувствую себя в принципе нормально, думаю, к воскресенью оклемаюсь окончательно.

- Может, так и договоримся? Созвонимся еще раз в субботу: если все будет нормально, то в воскресенье и покрестим тебя. Как?

- Отец Михаил, вы просто читаете мои мысли.

- Вот и славно!

Наконец, настала суббота. Весь день мне было очень беспокойно - мучила немотивированная тревога. Под вечер волнение немного улеглось, и я решил посмотреть телевизор, включив музыкальный канал MTV. Стало зябко, и я решил включить кондиционер: дело в том, что кипрские многоквартирные дома обычно не имеют центрального отопления. Проблема решается с помощью кондиционеров, которые летом работают на охлаждение, а зимой - на обогрев. Относительно теплые кипрские зимы вполне позволяют такую роскошь. Дни в последнее время стояли солнечные и теплые, а вот ночью спальню приходилось обогревать. Неожиданно я подумал о том, что накануне такого важного события, как Крещение, может, и не стоит смотреть на кривляния полуголых девиц, а лучше освежить в памяти информацию, почерпнутую из брошюры, да почитать Евангелие. Так и не включив кондиционер в гостиной, я отправился в спальню, где вскоре забылся беспокойным сном.

Незнакомец сидел за рулем своего Pajero, припаркованного у пустыря напротив жилого дома под названием «Пандинос». Он следил за окнами квартиры, расположенной на втором этаже. Часы на приборной панели автомобиля показывали 6:59. В это воскресное утро на улице не было ни души. Водитель закурил и успел сделать всего пару затяжек, как раздался сильный взрыв, смертельным грохотом прокатившийся в тишине. Сверху посыпались осколки стекла разнесенной вдребезги балконной двери.

- Кто рано встает, тому Бог подает, - криво усмехнулся незнакомец, - в добрый путь, парень, ничего личного.

Киллер вынул телефон спутниковой связи и набрал длинный номер. Ответили практически немедленно:

- Говори, не томи!

- Дело сделано, спите спокойно. Деньги я получил еще в пятницу, мы в расчете, - и он, не дожидаясь ответа, отключил телефон.

- Надо валить с этой долбанной скалы, как же мне надоела эта вонючая страна! - с этими словами незнакомец включил передачу и отпустил рукоятку стояночного тормоза.

Москва

На следующий день, в понедельник, Александр Иванович Соколов с некоторым волнением готовился к очередному допросу по этому гнусному делу, сидя у себя в кабинете в здании Генеральной прокуратуры России в Москве. За окном забрезжил рассвет, солнце с трудом пробивалось сквозь снежные хлопья, ускоряемые порывистым ледяным ветром: одним словом, понедельник. Следователь взглянул на часы, которые показывали 8.45. Он успел выпить утреннюю чашку кофе, как в дверь кабинета постучались.

- Войдите! - отозвался Соколов, убирая пустую чашку в письменный стол.

На пороге появился Юрий Колобов, вызванный на очередной допрос. Он был необычайно пунктуален. «Небось приехал намного раньше, чтобы не опоздать, и сидел под дверью, дожидаясь назначенного часа», - с неожиданным злорадством подумал следователь.

- Доброе утро, - слегка заикаясь сказал Колобов.

- Доброе, проходите присаживайтесь, - указал Соколов на стул, стоящий напротив его стола.

Александр Иванович вытащил из папки бланк допроса и, не торопясь, заполнил его, четко задавая Колобову необходимые вопросы.

- Юрий Олегович, - начал следователь, - я забыл представиться. Александр Иванович Соколов, в настоящее время исполняю обязанности заместителя Генерального прокурора России, - казалось, челюсть Колобова сейчас упадет на пол. Повисла долгая пауза. - Да, это мой старый кабинет, - как ни в чем ни бывало продолжил Соколов, - я решил дождаться официального назначения, так что пусть это обстоятельство вас не смущает. Итак… Вы, гражданин… Ох, простите, - натянуто улыбнулся следователь, - господин Колобов, приглашены для дачи показаний в качестве свидетеля по делу об убийстве вашего непосредственного начальника Федора Семеновича Силина, - Юрий попытался прервать следователя, - хотите что-то сказать?

- Да… - начал неуверенно Колобов, - я уже давал показания по этому делу, больше мне вроде добавить нечего… Вы позволите водички - что-то в горле пересохло.

Соколов налил стакан воды и протянул его Юрию. От взгляда следователя не ускользнули дрожащие руки собеседника и то, как они пил воду жадными большими глотками: допрос начался удачно.

- Да, я читал ваши показания, которые вы давали следователю Голопупенко, именно поэтому, я надеюсь, не задержу вас надолго: мне нужно уточнить лишь ряд деталей. Итак, приступим. Меня интересует, что вы делали после того, как в компании Силина и Заречина покинули гостиницу Националь.

- Мы втроем на машине Федота, то-есть, Силина поехали в ночной клуб на Новый Арбат, - начал неторопливо Колобов.

- С какой целью, - перебил следователь.

- Ну э-э-э-э…, в ресторане произошла ссора между Заречиным и Силиным, потом они помирились и решили продолжить вечер в другой обстановке, ну и пригласили меня - мы же дружили в студенческие времена.

- Понятно, рассказывайте дальше.

- А дальше рассказывать практически нечего. Мы приехали в клуб, нас проводили в VIP-кабинет, только приступили к выпивке, как мне позвонила на мобилу моя первая любовь Инночка, ну я и…

- Кто такая Инночка? - cпросил Соколов.

- Инна Кудряшко, мы все вместе учились в одной группе. У меня с ней был роман на первом курсе. В этот раз в Национале встретились, поговорили, какая-то искорка пробежала. Она замужем, я даже и не думал, что возможны какие-то отношения, поэтому никаких шагов не предпринял. Но, как говорится, сердце женщины загадка, - на лице Колобова появилась сальная ухмылочка, - знаете, как бывает - «муж объелся груш». Она сама позвонила мне и прямым текстом сказала, что муж перевелся работать в Австралию, он пока там устраивается, а она ждет здесь.

- Он что, дипломат? - уточнил следователь.

- Да какой там! Мы же физики все. Он себе там научного руководителя нашел, вот и перевелся поближе к кенгуру и сумчатым крысам.

- Понятно, продолжайте.

- Ну вот, она мне позвонила, я и поехал.

- Во сколько был звонок?

- Не помню уже точно, приблизительно около 22.30.

- Очень интересно, - ухмыльнулся Соколов, заглядывая в некий документ. - А вот в распечатке звонков на ваш мобильный телефон в это время только один звонок, но поступил он с мобильного телефона Елены Силиной, вдовы покойного Федора. Как объясните этот факт? - Колобов стал пунцовым, он сидел и усиленно вращал глазами.

- Так это! - лицо допрашиваемого осенила гениальная идея. - Она - Инка - поди с мобилы Ленки и звонила, у нее же своей трубки нет, - Колобов улыбался, как ребенок.

- Ах вот оно что! - с улыбкой подыграл следователь, - ну ладно, допустим. В Националь поехали сразу?

- Да, практически, только выпили напосошок.

- На чем поехали?

- Извозчика поймал, там ехать-то 5 минут.

- Вы поехали в Националь?

- Да, я попросил машину подождать, а сам поднялся в банкетный зал, забрал Инку и мы поехали к ней домой. Не повезло водиле, моя подруга ему всю машину уделала - она ведь выпить не дура, нажралась не слабо, - его лицо опять исказила отталкивающая ухмылка. - Приехали к Инночке, еще выпили, потом завалились в койку до самого утра, - Соколов изо всех сил старался не показать овладевавшее им чувство отвращения к этому человеку.

- Вы хотите сказать, что всю ночь провели у Кудряшко, никуда не отлучаясь?

- Именно так, она, хоть и бухая, но измочалила меня вусмерть! Оно и понятно, муженек-то уже месяц как уехал…

- Кто кроме Кудряшко может подтвердить ваши показания?

- Кроме нее, думаю, никто.

- Номер машины вы не запомнили?

- Какой?

- Той, которая привезла вас в гостиницу, а потом к Кудряшко домой.

- Нет конечно, товарищ следователь! Я же тоже был изрядно выпивши, сами понимаете.

- Нет, не понимаю, я вообще не пью.

- А, трезвенник, - ответил Колобов с неким вызовом. Казалось, что он вполне освоился и, успокоившись, стал наглеть. «Ну погоди у меня», - подумал про себя Соколов.

- Хорошо, вашу версию я понял. Однако у меня есть показания других свидетелей, которые расходятся с вашими.

- Это какие же это? - театрально изумился Юрий, а лицо его вмиг стало бледным.

В этот момент на столе следователя зазвонил телефон. Соколов обменялся с невидимым собеседником несколькими фразами и положил трубку.

- Мне надо отлучиться на 5 минут, подождите меня в коридоре, - сказал Соколов и поднялся из-за стола. Вместе с Колобовым они вышли в коридор, и следователь запер дверь в кабинет на ключ. - Ждите здесь, - указал он Колобову на ряд стульев, стоявших вдоль стены. Александр Иванович вернулся, как и обещал, через 5 минут в приподнятом настроении, в руках у него был плоский картонный пакет с логотипом DHL. Он отпер дверь и пригласил Юрия войти.

- Итак, продолжим. На чем мы остановились? Ах, да, я обещал вам представить показания, расходящиеся с изложенными вами обстоятельствами дела. Но сначала вопрос: сколько времени вы провели в банкетном зале до того времени, как поехали к Кудряшко?

- Ну, минут 5, не больше.

- У меня есть показания официанта, обслуживавшего ваш банкет, что вы пробыли после возвращения не менее 40-50 минут. Кроме того, он утверждает, что вы практически все это время находились рядом с Еленой Силиной - женой убитого, которая покинула Националь уже после полуночи. Как вы объясните этот факт?

- Да никак! - Колобов пытался изобразить возмущение. - Или врет эта халдейская сволочь, или сам был бухой!

- Колобов! Прошу выбирать выражения и помнить о том, где находитесь.

- Извините, вырвалось.

- Проблема в том, что эти факты отчасти подтверждаются показаниями ваших одногруппников, присутствовавших на банкете.

- Ну, товарищ следователь, вы сами посудите, там же все поддатые были - это же халявная выпивка, а народ там в основном - нищие научные сотрудники, чмошники на госзраплате… - речь Юрия резко оборвалась, он понял, что явно сказал лишнее. - Извините, я не то хотел сказать, я…

- Ничего-ничего, я все понимаю. Банкиры, судя по доходам, самые нужные люди в нашей стране, продолжайте, не отвлекайтесь, - на скулах Соколова играли желваки.

- Да, ну вот, я и говорю, нажрались там все на халяву, они ведь таких напитков в глаза не видели, а вы им верите.

- Так, хорошо, допустим. Но изложенные вами факты опровергаются показаниями Дениса Заречина, который был с вами в клубе, - следователь выдержал паузу, дабы насладиться произведенным эффектом.

- Какие показания? - Колобов был похож на ребенка, который никак не мог поверить, что взрослый его нагло обманул.

- Как какие? Обычные показания, где он черным по белому пишет… - Соколов достал из папки пачку ксерокопий показаний Дениса, - вот смотрите: «…вскоре после того, как мы приехали в ночной клуб, Юрию Колобову позвонила его давняя знакомая Инна Кудряшко, и он поехал к ней обратно в гостиницу Националь». Здесь все сходится, - заметил Соколов, - читаем теперь в другом месте: «Примерно около 23.30 мы с Федором Силиным решили поехать прогуляться на Воробьевы горы, но захотели избавиться от его надоедливой охраны. С этой целью Федор позвонил Юрию Колобову, который все еще был в Национале, и попросил поймать такси и приехать за нами к служебному входу в клуб». Как вы прокомментируете это? - Колобов ехидно ухмыльнулся и нагло произнес:

- А что это за листочки, с которых ты мне это читаешь, гражданин начальник? - лучше бы он этого не говорил!

- Про «гражданина» это вы верно заметили, очень скоро именно так и никак иначе будете ко мне обращаться. Только вот эти замашки бросьте, им еще научиться надо, и я вам эту науку устрою, - Соколов говорил очень тихим шепотом, практически шипел. Он привстал со своего кресла, перегнувшись через стол так, что его лицо почти вплотную приблизилось к лицу Колобова. - А вот «тыкать» мне не советую! Я с вами в вашем поселке городского типа Бердяйка Ордынского района Смоленской области свиней не пас! Понял! - неожиданно рявкнул следователь. Колобов побелел как полотно, его рот беззвучно открывался и закрывался, казалось он сейчас упадет в обморок. - Итак, - как ни в чем не бывало продолжил Соколов, - чем вас не устраивают показания Заречина, товарищ, - следователь сделал ударение на этом слове, ехидно ухмыльнувшись, - Колобов?

- Т-т-т-так ксерокопия не имеет юридической силы, - вид Юрия был жалок, на лбу выступил крупные капли пота.

- А кто вам сказал, что у меня НЕТ оригинала? Отвечать быстро, смотреть в глаза!!! - Соколов резко вскочил с кресла, в мгновение ока оказался рядом с Колобовым, схватив его за грудки. - Быстро! Отвечать! Что тебе известно про оригинал показаний! В глаза смотреть сказал, падла!!!

- Я… мне… это… я ничего не знаю, отпустите меня!!! - из глаз Колобова брызнули слезы. Соколов отпустил его с видом крайней брезгливости и вернулся за свой стол. Уже спокойным голосом он продолжил:

- Я повторяю свой вопрос: что вам известно о свидетельских показаниях Заречина?

- Да ничего не известно, - Юрий походил на третьеклассника в кабинете директора школы. Он сидел, ссутулившись, и растирал слезы кулаком. - Просто увидел у вас, гражданин, то есть товарищ следователь, ксерокопии, ну и решил обратить внимание на то, что ксерокопии силы не имеют. Я ничего не знаю ни о каких оригиналах…

- Ну что же… Вы действительно правы: ксерокопии показаний юридической силы не имеют. Да никто и не знал о существовании этих ксерокопий. Я их снял, чтобы изучить дома, там они у меня и лежали, а оригиналы выкрали вот из этого сейфа, - Соколов указал на железный ящик, стоящий в углу, - и я тебе клянусь, мальчик, что найду всех, причастных к этому! Это уже полный беспредел, когда кто-то залезает в сейф заместителя Генпрокурора страны. Так что, если тебе что-то известно по этому делу, то советую сказать сейчас - пойдешь как свидетель, но если я тебя раскручу потом, то не обессудь. Испытаешь на себе всю мощь государственной машины - суровой и беспристрастной!

- Да не знаю я ничего! - Колобов слегка успокоился. - У вас документы воруют, а мне отвечать?

- Хорошо, я тебя предупредил. А вот сейчас мы с вами посмотрим оригиналы, которые чудесным образом вернулись в этот кабинет, - с этими словами Соколов изящным жестом взял картонный пакет DHL и начал его распаковывать. Колобов стал похож на улитку - его глаза настолько вылезли из орбит, что, казалось, сейчас упадут на пол. Следователь, оценив эффектность момента, медленно распаковывал тщательно запечатанную посылку. Наконец он извлек на свет пачку исписанных мелким почерком листов.

- Ну вот, смотрите, и здесь почти слово в слово то, что было написано в ксерокопии. Извольте полюбопытствовать, - Соколов протянул страницу поближе к глазам Юрия, не выпуская ее из рук. - Почерк товарища по учебе узнаете? - на Колобова было жалко смотреть. Из пунцово-красного он опять сделался белым как мел, дыхание его участилось, а глаза никак не могли сфокусироваться на конкретном предмете. - Ну успокойтесь, вот попейте водички, - Соколов протянул Юрию стакан с водой. Тот сделал несколько жадных глотков и немного успокоился.

- Вот так, Юрий, - миролюбиво сказал Соколов, - можно сказать, письмо с того света… Как бывает в жизни, - задумчиво закончил следователь.

- Да уж, - в тон Соколову ответил Колобов, - на самом деле письмо с того света…

Александр Иванович медленно встал, положил листы на подоконник и подошел вплотную к Юрию, у которого натурально начала отвисать челюсть. Следователь взял его за лацканы пиджака, рывком поставил на ноги и впечатал спиной в стену. Нос следователя практически касался носа Колобова. Юрий, казалось, вот-вот потеряет сознание.

- А теперь, - медленно, почти по слогам начал Соколов, произнося слова зловещим шепотом, - ты, крыса канцелярская, мне четко и подробно все расскажешь. А начнешь ты с того, откуда тебе известно, что Денис Заречин в данный момент мертв. Ты расскажешь мне ВСЕ! Иначе будешь отвечать не только за убийство Силина, но и за убийство Заречина.

- Я не убивал! - прокричал Колобов. - Я не убивал, поверьте, товарищ следователь!

- А вот теперь я тебе гражданин следователь! Ты сам напросился, - Соколов отпустил Юрия и тот мешком рухнул на пол. Он поднялся на четвереньки и пополз к столу, за который сел Соколов. - Я не виноват, я не виноват, поверьте, меня подставили, поверьте, пощадите, я не хочу в тюрьму, не хочу!!! - у Колобова началась самая настоящая истерика. Следователь в очередной раз наполнил стакан водой и сунул его в руки допрашиваемому. Расплескав половину воды на пол, стуча зубами по стакану, тот осушил его и поставил на стол. - Я все расскажу, все, только не отправляйте меня в камеру, я боюсь, понимаете, боюсь!

- Понимаю. Излагай! - грозно произнес Соколов.

- Сначала обещайте мне, обещайте!

- Ты у девки своей будешь требовать обещания, хватит испытывать мое терпение! - рявкнул Соколов.

- Да, я все расскажу, все… Понимаете, товарищ, гражданин следователь, Силин вел какие-то темные дела, я о них толком не знаю, но он был связан с криминалом, к нему такие бандюганы приезжали…

- Конкретно - имена, фамилии, адреса, телефоны, - прервал его следователь.

- Я не знаю фамилий, одни только клички, знаю некоторые телефоны.

- Хорошо, об этом позже. Кто убил Заречина?

- Я не знаю, поверьте! Это бандюганы его заказали. Понимаете, Силин работал с солнцевскими, но решил расширить нелегальный бизнес, о котором я и слыхом не слыхивал, и перешел дорогу ореховским, те ему предъявили серьезную претензию, но сейчас утверждают, что не убивали его.

- А ты-то откуда знаешь, что они утверждают, если с ними не общался и был не в курсе темных делишек Силина? - перебил Соколов.

- Ну так они же после его смерти ко мне пришли, долги требовать и вообще… Они решили солнцевских кинуть, воспользоваться, так сказать, случаем.

- А ты, стало быть, сменил своего шефа на боевом посту?

- Ну зачем вы так, Федота же только похоронили, я собирался к вам идти, я же хотел все рассказать…

- Как честный пионер Павлик Морозов, - иронии Соколова не было предела. - Хватит! Давай по существу!

- Да-да! Так вот, на них, на ореховских, наехали какие-то люди из госструктур, у которых с Федотом тоже были дела, но я там никого не знаю, поверьте!

- Дальше!

- Хорошо. Эти люди из госструктур решили, что бандиты убили Федота, ну и предъявили им претензию. Для бандитов лучший выход свалить все на Заречина, уж больно удобным козлом отпущения он оказался. Кстати, они не отрицали и версии, что он на самом деле убил, хотя вряд ли. Они выследили Дениса, который был на Кипре, наняли киллера, чтобы тот подстроил несчастный случай, а параллельно выкрали документы, они…

- Так, стоп! Теперь два очень важных вопроса. Первый: кто и кого нанял для убийства Заречина, и как его вообще нашли? Второй: кто и как организовал кражу документов из моего сейфа?

- Я слышал, что кто-то у вас здесь в прокуратуре «шепнул» по поводу того, когда и куда улетел Заречин. Вроде бы этот же человек помог организовать кражу документов. Но больше я ничего не знаю, ни фамилии, ни должности. Заплатил за убийство один из лидеров ореховских по кличке Губа, а нанял он какого-то спеца, который делает все, кроме убийства из огнестрельного оружия, ну вроде такой прикол у него. Его фамилия…

- Гансов, - задумчиво произнес Соколов.

- А вы откуда знаете? - удивленно спросил Колобов.

- Неважно откуда. Да и не фамилия это, а кличка, от английского «Ганз офф» [18]. Все же кто выкрал документы, кто это организовал, напрягись, Колобов!

- Правда, я ничего не знаю, вот честное слово! Услышал только факт, что документы выкрали, и мне бояться больше нечего… - лицо Колобова опять стало пунцовым.

- Ну что, Юра, устал совсем, опять проговорился, - почти ласково произнес Соколов. - Давай уже, не тяни, говори…

- Нет! Я не убивал Дэна, я не убивал! - визг допрашиваемого был слышен, наверное, на улице.

- Итак, Колобов, ты по звонку Силина вернулся в ночной клуб. Что было дальше? - как ни в чем не бывало продолжил Соколов.

- Я не убивал, я всю ночь, всю ночь провел с Инночкой, она подтвердит, спросите у нее, всю ночь, я не убивал, - Колобов был похож на китайского болванчика, раскачивающегося из стороны в сторону.

- На, посмотри, - следователь протянул Юрию две компьютерные распечатки.

- Что это? - остановился Колобов.

- Посмотри, ты же грамотный.

Колобов очень долго пытался понять, что же отражено в этом документе, но тщетно.

- Это та самая распечатка звонков с твоего мобильного телефона за вечер 25-го и утро 26-го января, - спокойно пояснил Соколов. - Вот смотри: 23.44 - входящий звонок из ночного клуба. Это, насколько я понимаю, звонил тебе Силин, чтобы пригласить прогуляться на Воробьевы горы. А вот это, - ткнул пальцем в следующую строчку Соколов, - гораздо интереснее. Это вы звоните своей ненаглядной пассии Инночке Кудряшко. И время звонка примечательно - 00:46, а еще удивительнее номер, по которому вы звонили - это домашний телефон указанной особы. Она, наверное, уже забылась крепким сном, а вы даму с постели подняли, некрасиво…

Колобов сидел на стуле, уставившись глазами в точку на полу перед собой, рука его непроизвольно опустилась и листы выпали на пол.

- Говорить будем? - спросил следователь, - ты только начни, легче будет, это я тебе обещаю.

- Я не убивал, - произнес Юрий совершенно безжизненным голосом. Вдруг в нем произошла глобальная метаморфоза: глаза налились кровью, руки сжались в кулаки. Он медленно встал со стула, глаза безумно вращались, а губы еле слышно шептали:

- Ты, мент поганый, за раскрываемость преступлений рубишься, хочешь на меня это дело повесить, не выйдет! - последнюю фразу он прокричал и бросился на Соколова, который был к этому готов. Он лихо скрутил Колобову руки за спиной и нажал кнопку под столом. Буквально через несколько секунд в кабинет вбежал сержант с резиновой дубинкой наготове.

- Наручники, - скомандовал Соколов, - и в камеру его.

Колобов быстро пришел в себя и начал кричать:

- Не надо в камеру, не надо, не хочу, пустите, пустите, не хочу, не хочу, пустите… - еще долго эхом раздавалось в коридоре.

Александр Иванович достал немытую кофейную чашку из стола и, вскипятив воду маленьким кипятильником в граненом стакане, наполнил чашку ароматным напитком. Как же ему хотелось позвонить начальнику СИЗО и попросить его поместить Колобова в «нужную» камеру. В такую, ради выхода из которой тот бы не то что в совершенном преступлении признался, но и взял бы на себя убийство Джона Кеннеди. Раньше он в крайних случаях прибегал к таким методам, но ему всегда было противно после этого. А последние пять лет следователь старался даже в мыслях не допускать подобных методов работы. Обретя веру во Христа и став прихожанином одного из подмосковных храмов, Александр Иванович искренне раскаялся во всех гнусных поступках, которые он допускал в своей работе, и старался всеми силами не совершать их вновь. Следователь закурил, медленно потягивая горячий кофе. Лицо его осунулось: с начала допроса прошло 1,5 часа. Соколов снял трубку телефона и по памяти набрал номер.

- Григорий Александрович? - устало спросил следователь.

- Да, Александр Иванович, какие новости, - взволнованно спросил отец Дениса Заречина.

- Он не сознался в убийстве Силина, но, думаю, это уже дело техники. Он очень слабый человек, расколется. Я в этом даже не сомневаюсь.

- Ну слава Богу!

- Григорий Александрович, сделайте как мы договорились, я жду звонка.

- Обязательно, Александр Иванович, спасибо вам за все.

В трубке раздались гудки. Затем из внутреннего кармана пиджака он достал компактный мобильный телефон. Несомненно, он ждал звонка, который не заставил себя долго ждать.

- Алло, Александр Иванович, рад вас слышать! - голос в трубке был громким и отчетливым.

- Здравствуй, Денис! Как переживаешь очередное рождение? - впервые за это утро по-настоящему радостно улыбнулся Соколов.

- Начинаю привыкать! Как наши дела?

- Все в порядке! Думаю, что скоро ты исчезнешь из списков лиц, находящихся в федеральном розыске, но вот приезжать сюда еще рановато, побереги себя и будь осторожен. Я не могу сейчас долго говорить, очень рад был тебя слышать. Рад, что ты жив!

- Спасибо, Александр Иванович! Огромное спасибо за вашу помощь и участие. Даже не знаю где бы я был сейчас без вас. Вернее, знаю прекрасно! В персональной квартире без окон площадью 2x2 м.

- Денис, перестань о грустном! Многое уже позади, а впереди забрезжила надежда, что твои злоключения скоро кончатся. Мне пора идти, давай прощаться, да и разговор наш стоит немало, побереги деньги отца.

- Александр Иванович, всего один вопрос. Это Колобов?

- Да, Денис, он пока не признался, но это дело времени.

- Даже не верится, что он мог это сделать, не укладывается в голове. Если бы это сказали не вы, никогда бы не поверил.

- Да, Денис, вот такой подлой иногда бывает жизнь. Береги себя, счастливо!

- До свидания.

Гудки звучали из трубки, зажатой в моей руке. Я стоял на живописном горном склоне и смотрел вдаль, вспоминая события, вчерашнего воскресного дня, растянувшегося, казалось, на несколько лет и навсегда запечатлевшегося в моей памяти.

15 февраля, воскресенье, Кипр

Ночь с субботы на воскресенье прошла беспокойно: снились какие-то кошмары, уснул я только под утро, а проснулся от того, что взорвался мой дом…

После грохота из-под закрытой двери в спальню повалил едкий дым с пылью. Я резко сел на кровати и пытался понять, что же происходит и что мне теперь делать. После секундного замешательства я выскочил в гостиную. Густой белый дым быстро улетучивался сквозь выбитую балконную дверь. Все стены были выщерблены, а из покореженного кондиционера вился сизый дымок. На улице были слышны громкие голоса. «Если я дождусь здесь полиции, то вряд ли сегодня состоится Крещение» - мелькнуло в голове. ЭТОМУ НЕ БЫВАТЬ!!! Я мигом оделся, схватил стоявшую в коридоре сумку, подготовленную еще в прошлый раз, рассовал по карманам все свои документы и наличность, а также зарядные устройства от двух мобильников и выбежал из квартиры. В зоне паркинга никого из соседей не было, я завел автомобиль и выехал со стоянки.

Водитель Pajero цвета металлик, перед тем как свернуть за угол дома, еще раз оглянулся на дом со странным названием «Пандинос» и, грязно выругавшись, утопил педаль тормоза в пол. Pajero, недовольно скрипнув тормозами, встал как вкопанный. Незнакомец увидел, как со стоянки выезжает так хорошо знакомый ему автомобиль.

- Ну, парень, это уже ни в какие ворота не лезет! Ты заговоренный что ли? Ты чего творишь?! Вся многолетняя репутация летит коту под хвост! - он сунул руку под сиденье и вытащил пистолет с длинным глушителем, - вот гадство! Придется первый раз нарушить строго установленный принцип, но другого выхода нет, репутация дороже…

Мужчина положил пистолет на соседнее сиденье, прикрыл его газетой и поспешно тронулся с места, догоняя темно-синюю Короллу с красными номерами [19].

- Идеально, если он выедет на какую-нибудь безлюдную трассу - стрелять в городе, даже сейчас, слишком опасно, - пробормотал незнакомец.

Метрах в пятистах от дома я разминулся с полицейской машиной, мчавшейся с включенной мигалкой. У меня не было сомнений в том, куда она так торопилась.

Это очень странно, но я был совершенно спокоен. Главное - у меня была цель. Город, удивительно тихий в это время года даже в будни, в воскресное утро был словно вымерший. На дороге не было ни одной машины, кроме серебристого Pajero, ехавшего на приличной дистанции сзади. Я вырулил на круг, с которого отходила дорога на Лимассол. И тут я почувствовал сильную жажду: я ведь не то что не позавтракал, но и глотка воды не сделал. Делать нечего, в это время купить что-либо можно было только в немногочисленных круглосуточных магазинах (даже магазинчики при заправках в воскресенье закрыты). Я сделал полный круг по кольцу и поехал в противоположную сторону к супермаркету. Странное дело… Серебристый Pajero тоже повторил мой маневр и упорно двигался за мной, лишь увеличив дистанцию. «Это неспроста», - понял я. Стараясь ничем не выдать своей догадки, через 5 минут я припарковался у магазина. Pajero остановился метрах в двадцати сзади: последние мои сомнения отпали. Я не спеша вылез из машины, прихватив сумку с вещами. Дверь запирать не стал. Войдя в магазин, я взял бутылку минеральной воды из холодильника, готовый сэндвич с ветчиной и сыром и пару маленьких пакетов сока. Рассчитавшись с продавцом, я как можно более беспечно с лукавой улыбкой на лице спросил его:

- Не подскажете, в вашем магазине нет случайно второго выхода на другую улицу? - ответом мне послужило удивленное выражение лица продавца и взгляд на припаркованный у входа автомобиль. - Дело в том, что мы едем на пикник на двух машинах, - постарался я объяснить ситуацию. - Мои приятели вчера меня разыграли, вот и я хочу немного приколоться над ними таким образом - пусть поищут! - моя шутка не показалась продавцу слишком веселой, но, тем не менее, он кивнул и повел меня в подсобное помещение. Служебный вход в магазин выходил в боковой переулок и был не виден моему преследователю. Вежливо поблагодарив продавца и дождавшись, пока он скроется внутри магазина, я побежал из всех сил. На бегу я начал усиленно молиться, прося помощи у святителя Николая. Пробежав примерно с километр, я оказался на одной из центральных улиц и, решив, что передвигаться по ней будет опасно, нырнул в другой переулок. Прямо перед собой я увидел припаркованный на обочине Мерседес со знаком taxi на крыше.

- Слава Богу! - непроизвольно вырвалось у меня. Это было удивительно - найти такси в воскресенье утром в достаточно удаленной от туристической зоны части города.

Я подошел к машине, выравнивая дыхание. Водителя внутри не было, но стекло водительской двери было опущено. Я постоял рядом пару минут и легонько нажал на сигнал. Из окна дома выглянул пожилой грек и вопросительно уставился на меня. На вопрос, его ли это машина, он утвердительно кивнул. Тогда я спросил, не согласится ли он меня отвезти в Лимассол. Таксист обрадовался неожиданному заработку и через 5 минут мы уже ехали. Неожиданно зазвонил мобильный телефон: это был Майкл.

- Денис, с тобой все в порядке? - он чуть ли не кричал. - Что случилось? Мне только что звонили полицейские из Пандинаса! Говорят, был взрыв в твоей квартире.

- Майкл, прости, что так получилось: от меня одни неприятности. Поверь, мне сейчас надо сделать одно очень важное дело, а потом я все объясню.

- Да, но что мне говорить в полиции?

- Все как есть. Я отключу сейчас свой мобильный телефон, и до меня просто невозможно будет дозвониться, а потом я сам тебе позвоню, и ты скажешь, что мне нужно сделать, договорились?

- Договорились, - тяжело вздохнул Майкл. - Там на самом деле был взрыв?

- Да, правда.

- Три дня назад авария, теперь - взрыв, похоже, кто-то сильно тебя «любит»… Ну ладно, решай свои проблемы и звони, пока.

- Пока, Майкл.

По дороге я периодически оглядывался назад, но ни одна машина нас так и не нагнала. В Лимассоле я решил, что не стоит ехать сразу в храм и попросил отвезти меня к отелю, расположенному недалеко от церкви. Минут через 20 машина остановилась перед входом в гостиницу, я рассчитался с водителем, оставив хорошие чаевые, и выбрался наружу. Дождавшись, пока таксист уедет, я отправился пешком и уже через 10 минут переступил порог церкви.

Богослужение еще не началось, и отец Михаил разговаривал с одним из певчих. Когда он закончил, я подошел под благословение.

- Рад тебя видеть. В этот раз ничего экстраординарного не произошло? - радостно приветствовал меня священник.

- Да нет в общем, если не считать небольшого взрыва у меня в квартире.

- Надеюсь, не серьезнее банки консервов?

- Да нет, что-то типа гранаты.

- Ты шутишь? - лицо священника враз посерьезнело.

- Да какие уж тут шутки. Похоже, кто-то всерьез добивается моей смерти.

- И ты, несмотря на это, поехал креститься? Велика твоя вера, Дионисий. У тебя есть какие-то мысли насчет этого взрыва?

- Есть, отец. Я же в федеральном розыске в России, - вырвалось неожиданно у меня.

- Понятно, - казалось, совсем не удивился батюшка. - Давай-ка отслужим сначала Литургию, помолимся как следует, а потом и попытаемся решить твои проблемы, - уверенно сказал священник.

- Давайте, - без особой надежды согласился я.

На службе я был впервые, практически все было непонятно, а стоять на одном месте уже через 15 минут стало невыносимо. Все деревянные сиденья вдоль стен церкви были заняты, и я решил уже выйти на улицу, как среднего роста мужчина, любезно улыбаясь, настойчиво усадил меня на свое место, а сам встал рядом. С большим облегчением я плюхнулся на сиденье: ноги гудели, а спину ломило так, будто я разгрузил вагон угля. Теперь больше внимания я смог уделять службе, а не своим болящим конечностям. Мой благодетель старался подсказывать, в какие моменты службы необходимо встать, а когда можно сидеть, несмотря на то, что большинство прихожан молятся стоя. В какой-то момент я сосредоточился на молитве о разрешении свалившихся проблем, и остаток службы пролетел на одном дыхании.

Отец Михаил вышел из алтаря уже без богослужебного облачения и направился к выходу, я ждал, сидя на деревянном сиденье у выхода из храма. В руках у батюшки был объемный саквояж. К священнику подходили люди: кто за благословением, кто с вопросами. Еще минут 15 он медленно продвигался к выходу, уделяя внимание всем, кто его ожидал. Передо мной был человек, находящийся в жизни на своем месте. Он был нужен людям, отдавая им всего себя без остатка! Почему-то вспомнилась моя работа. Какой ничтожной и мелкой показалась мне она на фоне священнического служения! Наконец отец Михаил добрался до выхода, кивнул мне, и мы вышли на улицу. Люди по-прежнему подходили к священнику - казалось, этому не будет конца. Батюшка велел мне подождать его, а сам отвел в сторону того самого прихожанина, который так кстати помог мне во время службы. Они поговорили буквально несколько секунд, и священник широкой походкой направился к старенькому Fiat Tipo, кивнув мне следовать за ним. Я уселся на переднее сиденье, и мы не спеша тронулись.

- В сложившихся обстоятельствах в церкви тебе оставаться небезопасно. Мы сейчас поедем к одному нашему прихожанину в гости, сначала тебя покрестим, а потом пообедаем и решим, как жить дальше, - сказал отец Михаил.

- Батюшка, спасибо вам за все! Я очень смущен тем, что, как только начались мои злоключения, вот уже не в первый раз совершенно посторонние люди оказывают мне искреннюю и бескорыстную помощь - это просто удивительно!

- Да ничего удивительного здесь нет, - буднично ответил священник, - Господь попускает искушения, но Он же дает силы их пережить.

- Так получается, что зло исходит от Бога? - задал я давно мучающий меня вопрос.

- Нет, Денис, не получается! - уверенно возразил отец Михаил. - Бог зла не творит, зло появляется там, где нет Бога, но царствует дьявол, зло исходит от нас самих, от нашей воли, когда она не хочет подчиняться божественным законам.

- Но вы же сказали: «Господь попускает искушения» - как это понимать?

- Это надо понимать так, что ничто в мире не происходит без воли на то Господа…

- Вот я и говорю, - грубо перебил я, - что Бог разрешает зло!

- Денис, успокойся, - улыбнулся священник. - Я понимаю, что это очень непростые вопросы, мы попытаемся с тобой в них спокойно разобраться. Вот смотри. Господь создал человека свободным, создал по Своему Божественному образу. Из этого следует, что Господь не может ограничивать нашу волю, Он не может заставлять нас принимать решение, которое было бы угодно Ему. Это понятно?

- Да.

- Идем дальше. Господь вмешивается в ситуацию тогда, когда наши действия затрагивают другого человека, ибо, как сказано в Евангелии, ни один волос с головы человека не упадет без воли Божьей [20]. Мы не сможем творить в отношении другого человека все, что нам заблагорассудится.

- Вот! - опять перебил я. - Но при этом ведь мы видим массу примеров, когда один человек делает зло другому. Получается, Бог разрешает это?

- Да, Бог это попускает. Но опять же, очень важный вопрос, о ком конкретно идет речь. Если мы говорим о человеке, который живет без Бога, который, быть может, даже сознательно отказывается от Него, то какие претензии в этом случае можно предъявить Богу? Ты хочешь жить без Бога - живи. Ты рассчитываешь только на свои силы? Вперед! Зло тебе делает не Бог, а другие люди - не вижу никаких проблем.

- Да, логично, - согласился я. - Но ведь не все люди безбожники, а страдают, насколько я понимаю, все. Или вы хотите сказать, что верующие в Бога и живущие по Его заповедям не страдают?

- Зришь в корень, Дионисий! - улыбнулся батюшка. - Здесь у нас начинается уже чуть-чуть другая тема. Во-первых, нет на земле людей, которые бы могли сказать, что они живут по заповедям Божьим и ни одну из них не нарушают, но все исполняют. Вернее, сказать-то можно, но вот реально так жить - нет. Природа человека испорчена грехом, тяга к которому является частью нас. Мы должны бороться с грехом, но полностью искоренить его в себе удается единицам - святым людям. Теперь давай посмотрим на проблему вот с какой стороны. Ребенок систематически не слушается отца. Как ты считаешь, разумно ли, необходимо ли в этой ситуации ребенка наказать?

- Да, конечно, иначе из него вырастет монстр!

- Правильно. Но для ребенка это зло?

- Ну какое же это зло? Это делается для его блага!

- Да, это понятно, но ребенок плачет, с его точки зрения с ним случилось самое настоящее несчастье. Вот и смотри, что получилось. С разумной точки зрения происходит благо - ребенка воспитывают, чтобы он вырос порядочным человеком. Но с точки зрения ребенка происходит самое настоящее зло, исходящее от самого любимого и любящего человека - его отца. Аналогию улавливаешь?

- Еще бы… - задумчиво произнес я.

- Я тебе даже больше скажу, Денис. Страдание просто необходимо нам в жизни. Это истина, какой бы ужасной или парадоксальной она ни казалась на первый взгляд.

- Но… - попытался возразить я.

- Подожди, послушай пару примеров, - отец Михаил говорил очень эмоционально, - всего два вопроса. Первый: ты не задумывался, отчего бывают такими жестокими дети?

- Ну-у-у-у… Вообще-то нет.

- Очень просто! Дети не знают, что такое боль! Вспомни мультфильм про Маугли, где он впервые в жизни ранит себе палец ножом, а мудрый воспитатель советует ему запомнить это чувство и никогда не причинять боль другим без необходимости. Очень мудрый момент! Человек, не знающий НА СОБСТВЕННОМ опыте, что такое боль, превращается в самого настоящего монстра. Вот тебе первое оправдание страданий - они делают нас милосерднее, чувствительнее к чужой боли, они делают нас людьми! Без сострадания невозможна любовь, а любовь к Богу и ближнему являются главными заповедями в Законе Божьем: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» [21], - процитировал отец Михаил Евангелие на память. - Теперь вопрос второй: скажи мне, Денис, по своему опыту, тебе не приходилось переоценивать свое отношение к окружающим - друзьям, родным, близким - в момент, когда приходила беда, когда ты терпел какие-то лишения?

- Да, батюшка, согласен с вами. В этот раз я остро ощутил теплоту и любовь, проявленную по отношению ко мне со стороны не только моих близких, но и фактически посторонних людей. Совершенно иначе стал я относится к своему отцу, друзьям…

- Вот! - словно ребенок обрадовался отец Михаил. - О чем я и говорю! Ты же к Богу обратился, когда тебя приперло так, что просто деваться некуда. И это, к сожалению, очень часто встречающееся явление. Мы вообще, когда нам хорошо, всех вокруг забываем. Но вот как петух клюнет, так сразу вспоминаем и родителей, и давно забытых друзей, и Бога.

- Но, батюшка, - не сдавался я, - объясните мне: погибает новорожденный младенец. За что?! За что он гибнет? За что страдает его мать? Разве это справедливо?

Отец Михаил задумался, внимательно глядя на дорогу.

- Да, Дионисий, смерть младенца - это страшно, это очень сложно понять, но понять можно и нужно. Это невозможно объяснить убитым горем родителям в течение какого-то времени после трагедии, да и не надо ничего объяснять, они должны сами ЭТО пережить. Но вот по прошествии времени рана закрывается, и воспоминания о том ребеночке становятся одними из самых светлых в семье. Это кажется парадоксальным лишь на первый взгляд, и это действительно так. После небольшой паузы он продолжил:

- Понимаешь, Денис, пути Господи известны только Самому Богу, только Ему открыто и ведомо наше прошлое, настоящее и будущее. Он знает все наши слабости, наклонности, наши возможности и хочет, понимаешь, СИЛЬНО хочет, чтобы мы все спасли свои души, оказались в жизни вечной с Ним вместе в Царствии Небесном! Отчасти и по этой причине некоторые уходят из жизни младенцами, дабы не искушаться без меры суровостью нашего мира: не каждый сможет устоять перед его соблазнами. Не лучше ли уйти из жизни младенцем - чистым, светлым и радостным? На основании своего священнического опыта могу засвидетельствовать, что не так уж редко бывает ситуация, когда мать, убитая горем, причиненным ей взрослым сыном или дочерью, горько рыдая, взывает к Богу: «Господи, ну почему Ты дал мне дожить до этого позора?! Почему Ты не забрал меня или моего ребенка раньше?» И как быть с этим? Кроме того, семья, похоронившая крещеного младенца, приобретает на небесах молитвенника о себе. И я как пастырь могу свидетельствовать, что очень часто такие семьи заметно меняются к лучшему после потери младенца…

Мы уже въехали на территорию частного дома. Отец Михаил заглушил двигатель, и мы разговаривали в полной тишине.

- Прости, Денис, я тебя совсем утомил, да и приехали мы уже. Давай займемся нашими делами, а потом, если захочешь, продолжим этот очень важный и серьезный разговор, - с улыбкой сказал священник.

- Спасибо вам, отец Михаил. Вы на самом деле на многое открыли мне глаза. Я сначала переварю то, что услышал сейчас, а потом, если позволите, помучаю вас снова, - я тоже улыбнулся в ответ.

По дорожке мы направились к центральному входу в дом. Участок был достаточно большим и поражал своей ухоженностью. Подстать и дом - двухэтажный каменный особнячок в средиземноморском стиле. Вокруг все было очень добротным и солидным, но отсутствовала напыщенная броскость, так часто присущая домам богатых людей в Москве. День выдался чудесный, солнечный, и стол был накрыт на улице. Навстречу поднялся уже знакомый мне мужчина из храма.

- Вот, познакомьтесь, это один из наших самых активных прихожан и мой друг Глеб, - представил его отец Михаил. - А это Дионисий, он же Денис, наш беглец от правосудия.

- Очень приятно, Денис, - протянул мне руку Глеб. - Глеб Казанцев. Рад знакомству, добро пожаловать, - его одежда была подстать дому - солидная, дорогая и неброская.

- Батюшка, все уже проголодались. Мы, наверное, приступим к трапезе? - обратился Глеб к отцу Михаилу.

- Понимаешь, Глебушка, нам бы раба Божия Дионисия покрестить, а потом уже…

- О! Так ты у нас нехристь!? - состроил хозяин дома шутливо-грозную физиономию, глядя на меня. - Тогда с трапезой повременим. Что нужно сделать батюшка? - как солдат, получивший приказ, ответил Глеб.

- Надо бы емкость типа бочки, да водой ее наполнить, - задумчиво произнес отец Михаил, - да где ее взять? Боюсь, что придется крестить обливанием.

- Ни за что! - решительно произнес Глеб. - Следуйте за мной!

Во двор въезжала новенькая Audi TT. Эту машину я видел только в рекламе, а здесь она во всей красе предстала живьем - шикарная черная «тэтэшка», которая совсем недавно начала продаваться в Европе. Автомобиль уверенно занял свое место под навесом, и из него вышла очаровательная молодая женщина.

- Моя жена, Марина, - Глеб подошел к супруге и нежно поцеловал ее в щеку. - А это наш новый знакомый Денис, - представил он меня. - Мы с тобой счастливые хозяева! В нашем доме совершится Таинство Крещения, которое патер Михаил сейчас и совершит! - Марина улыбнулась в ответ на мою смущенную улыбку и сказала:

- Очень приятно, Денис, это замечательно, что вы решили креститься, я очень рада! - она говорила дежурные фразы, но взгляд светло-серых глаз свидетельствовал о том, что слова эти совершенно искренни. - А я думала, что уже опаздываю за стол. Я вот нам привезла сладкого на десерт, - продолжила Марина, демонстрируя объемную разноцветную коробку. - Тортик должен быть просто замечательный!

Глеб привел нас в небольшое помещение, где он организовал спортзал. За тренажерами был вход в предбанник, где я и увидел объемную деревянную емкость. Мы перетащили бочку в центр помещения, и Глеб начал наполнять ее водой из шланга.

- Батюшка, какую водичку набрать? 36,6? - спросил Глеб.

- Ну что ты, Глебушка! Он же у нас не ванну будет принимать! Наливай холодной, - ответил священник.

- Батюшка, водичка у меня из скважины идет, она, мягко скажем, прохладная, - ответил хозяин дома.

- Денис, у тебя с сердцем как, нормально? - обратился священник ко мне.

- Да в порядке все.

- Ну вот и наливай, Глеб! Крещение должно быть Крещением!

- Как скажете, - пожал плечами Глеб. - Ох, Дэнис, завидую я тебе, - это уже было сказано мне, и я как-то не понял - была здесь ирония или нет.

Отец Михаил тем временем развернул маленький столик, накрыл его чистым полотенцем и раскладывал все необходимое. Я же ощутил очень сильное волнение, как-будто сейчас должно произойти что-то страшное или опасное. Мне стало плохо, лоб покрыла испарина, голова закружилась, и я присел на деревянную скамейку.

- Денис, тебе плохо? - Отец Михаил присел рядом. - Ну вот, все как надо происходит.

- Вы шутите? - изумился я.

- Да какой там, - ответил священник и поднес мне ко рту небольшую банку сводой. - На, глотни, это Крещенская вода, сейчас станет легче.

Я повиновался, и действительно - буквально через минуту в голове все прояснилось.

- Что это было? - удивленно спросил я.

- Да враг на тебя нападает, - буднично ответил священник. - Очень, понимаешь, бесам не нравится, когда человек серьезно решает стать частью Церкви Христовой. Бесится он сам, ну и старается на тебе в первую очередь отыграться.

- А что же Господь? Может, я не с тем чувством к Таинству приступаю?

- Все в порядке, - успокоил меня отец Михаил. - Бывает по-разному, но если бы Господь не сдерживал ненависть бесовскую, то не только ты сейчас был бы уже порван на мелкие клочки, но и я, и Глеб с Мариной, да и, наверное, от дома их ничего бы не осталось. А так Господь тебе показывает, насколько серьезное событие происходит сейчас. Борьба начинается уже в этот момент и не прекратится до самого твоего последнего вздоха на смертном одре!

- Батюшка, а обязательно ли доброе и благое дело сопровождается какими-то неприятностями, - уточнил я?

- Практически всегда или до важного в духовной жизни события, или после него происходят какие-то искушения. Однако я бы не стал утверждать, что это обязательное правило. Враг ведь может и на этом сыграть - он оставит тебя в покое накануне важного события, а ты станешь переживать, сделав из этого вывод, что что-то не в порядке. Так что к неприятностям нужно быть всегда готовым, но не думать о них много, а уповать на милость Божию, свято верить в то, что ВСЕ, попущенное Господом, происходит для нашего же блага.

За разговором все приготовления были закончены, и отец Михаил начал читать молитвы.

Я понимал далеко не все слова, но старался изо всех сил, чтобы мои мысли не разбегались в разные стороны. Когда становилось совсем тяжело, я просто обращался к Господу своими словами, прося Его наставить и вразумить меня, защитить от всех жизненных невзгод, вспомнил я добрым словом и попросил Господа о близких мне людях, о своих друзьях и благодетелях, которые поддержали меня в трудный момент.

Самым незабываемым и неповторимым событием стало погружение в крещальную купель - центральная часть Таинства. Я стоял в импровизированной купели, и ледяная вода обжигала ноги. Отец Михаил подошел и, положив мне руку на голову, попросил меня присесть. Холодная вода дошла до шеи, обжигая тело.

- Крещается раб Божий Дионисий, - торжественно начал священник произносить крещальную формулу, - во имя Отца, аминь, - моя голова погрузилась в ледяную воду, после чего я вынырнул, - и Сына, аминь, - опять вода сомкнулась надо мной, - и Святаго Духа, аминь! - в третий раз я вынырнул и встал на ноги. Вода казалась мне горячей, сердце было готово выпрыгнуть из груди, а душа пела! Это была какая-то внеземная, удивительно тихая и одновременно с тем всепоглощающая пронзительная радость. Мне хотелось обнять весь мир, буквально со всеми поделиться переполняющим душу счастьем. Еще я ощутил совершенно потрясающее чувство внутренней чистоты. Я словно вернулся в раннее детство, когда ты можешь открыто смотреть в глаза любому человеку ясным взглядом непорочного младенца. Все, что происходило дальше, пронеслось каким-то удивительным вихрем - ярким и радостным: помню, как отец Михаил помазывал меня удивительно благоухающим Святым Миром, запах которого сопровождал меня потом не менее суток, помню, как я шел за батюшкой вокруг купели под красивое песнопение «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся…»

Но все когда-то кончается. Было произнесено заключительное «Аминь», и отец Михаил, а потом и Глеб с радостью расцеловали меня. Я смотрел на них и поражался, откуда у этих людей, для которых я фактически чужой человек, столько радости из-за произошедшего со мной, в чем причина и источник этого счастья? Пока это было для меня загадкой, поскольку я не мог вспомнить, чтобы сам хотя бы раз в жизни так искренне радовался о другом человеке.

Мы вышли на улицу и направились к бассейну. Солнце светило вовсю, на небе не было ни единой тучки, погода была совершенно безветренной - ни дать ни взять московское лето, но в середине февраля!

- А погодка-то сегодня, а?! - словно прочитал мои мысли Глеб. - Как будто специально для тебя, Денис!

Праздничный стол был накрыт на улице рядом с бассейном.

Право первого тоста принадлежало отцу Михаилу:

- Денис, - неторопливо начал он, - сегодня в твоей жизни произошло удивительное событие - ты стал частью Церкви Христовой. Сегодня ты в прямом смысле заново родился. То-есть буквально: сначала умер, умер для греха, для жизни без Бога, а потом родился обновленным и исцеленным для жизни святой, жизни с Богом и в Боге, для жизни вечной. Я прошу тебя, храни как можно бережнее ту чистоту, которую приобрел сегодня, ибо сейчас ты безгрешен, совершенно чист перед Отцом нашим Небесным. Будь всегда в Церкви, пусть все твои дела отныне несут незримый отпечаток полученной сегодня благодати Божией. За нового воина Христова!

Все присутствовавшие за столом сильно проголодались, и первые несколько минут тишину нарушали лишь стук столовых приборов и позвякивания бокалов. Отец Михаил снова взял слово:

- Дорогие мои, удивительно, что никто не обратил внимание на одно совпадение, которое, я уверен, совершенно неслучайно. Я говорю о том, что Дионисия мы покрестили не в обычный воскресный день, а в великий праздник - Сретение Господне! - Глеб артистично ударил себя ладонью по лбу, а священник продолжал, обращаясь уже ко мне: - Денис, это замечательный праздник. В этот день вспоминается евангельское событие: Матерь Божия приносит в иерусалимский храм новорожденного Господа Иисуса Христа. Согласно Закону Израиля, все первенцы мужского пола посвящались Богу. Сначала они предназначались для службы при храме в Иерусалиме, но со временем эту службу стали исполнять мужчины из колена Левиина [22], а все остальные мальчики на сороковой день после рождения выкупались за символическую жертву. В принципе для этого не обязательно было матери идти в храм, но благочестивые израильтянки обязательно приходили в храм лично и приносили свое чадо. Так поступила и Дева Мария - Пречистая Матерь Божия. И вот здесь, в храме, Господа встречает благочестивый старец Симеон, которому Духом Святым было предсказано, что не умрет он до тех пор, пока не увидит своими очами Господа Иисуса Христа. Святой старец, уже уставший жить в этом грешном мире среди людей, которые через тридцать с небольшим лет распнут Сына Божия, встречает Бога в виде чудесного Младенца. И удивительно, Денис, что именно в этот знаменательный день произошла твоя первая серьезная встреча с Богом в Таинстве Крещения. Я очень рад, что тебе будет намного проще запомнить эту дату, - священник улыбнулся, - ибо это был великий праздник! И еще важнее, чтобы память о совершившемся Крещении была не только в голове, но в сердце твоем, направляя и исправляя всю твою жизнь! С праздником! - все со звоном сдвинули бокалы.

Это было какое-то удивительное застолье! Дивным было все - живописный участок, изысканная еда, чудесное вино, а главное - замечательные люди за столом, в присутствии которых было уютно и тепло. Дивным было и то тепло, которое грело меня изнутри каким-то неземным ласковым светом! Наверное, мое состояние было красноречиво написано у меня на лице: я видел, какие взгляды, полные любви, тепла и радости, время от времени бросали на меня мои сотрапезники.

Мы все постепенно насыщались, скорость движения вилок по траектории от тарелок ко ртам постепенно уменьшалась, сам собой начал завязываться разговор. Я с внутренним содроганием ждал вопросов о себе, о том, кто я такой и как появился на Кипре, прекрасно понимая, что в данной ситуации не получится отделаться какими-то общими фразами. У меня все же были сомнения, поверят ли мне? В сущности ведь эти люди меня совсем не знают, ну как им признаться, например, что я нахожусь в федеральном розыске по обвинению в убийстве? Неудобные вопросы не заставили себя долго ждать.

- Денис, ты… - оборвал свою речь на полуслове Глеб, глядя на меня, - может, давай на «ты»?

- Давай!

- Да и Марина, думаю, будет не против, - улыбнулся Глеб.

- Конечно, - подтвердила его очаровательная жена.

- Да, так о чем я, - продолжил хозяин дома. - А! Вспомнил. Я хотел спросить, ты в первый раз на Кипре? Как тебе остров? Вообще ты долго здесь пробудешь еще?

Я бросил вопросительный взгляд на отца Михаила, тот все понял и, кивнув, сказал:

- Да, Денис, здесь все свои, рассказывай, будем вместе решать, как тебе помочь.

Я излагал обстоятельства последних дней уже не в первый раз, так что рассказ получился кратким и конкретным, я закончил его словами:

- Вот в такое дерьмо, Глеб и батюшка, я вас втравил.

Глеб был серьезен, но не удручен. Он задал мне несколько уточняющих вопросов по сути произошедшего и вынес свой вердикт.

- Для меня очевидно, что тебя нужно на время как следует спрятать.

- Да куда же меня теперь спрячешь? - уныло возразил я. - Покинуть Кипр сложно, мной же, поди, и местная полиция сильно интересуется. Обращаться к ней, кстати, у меня нет никакого желания. А на Кипре разве спрячешься?

- Ну да, маленькая деревня, хутор близ Диканьки, - усмехнулся отец Михаил.

- Думаю, что прятать тебя нужно именно здесь, - ответил Глеб. - У меня есть несколько идей на этот счет. Так что я сейчас попрошу Марину приготовить вам с батюшкой кофе, а сам пойду кое-кому позвоню, - и с этими словами он уверенной походкой направился к дому. Удивительно, но у меня даже сомнения не было в том, что моя проблема будет решена: такая сила и уверенность исходила от этого человека. Я не был уверен, но мне показалось, что он сам не раз побывал если и не в аналогичных, но все же в достаточно серьезных ситуациях.

Воспользовавшись тем, что мы остались с отцом Михаилом наедине, я задал вопрос, который давно не давал мне покоя:

- Батюшка, я как мне быть теперь? Последние дни мне казалось, что Крещение - это главная цель, но теперь встает вопрос - а как быть дальше?

- Очень хорошо, что этот вопрос тебя интересует, - искренне обрадовался священник. - Любое церковное Таинство, в том числе и Крещение, венчает Причастие Тела и Крови Господней. Это Таинство Таинств, вершина, то, к чему ведет весь строй церковной жизни.

- Это причастие хлебом и вином? - уточнил я.

- Нет, Дионисий, это Причастие Телом и Кровью Христовыми! - твердо сказал священник. - Да, мы получаем его под видом Хлеба и Вина, но верим, что это есть истинные Тело и Кровь Христовы.

- А как это может быть?

- А как Господь Иисус Христос одновременно был Богом и Человеком? Это тайна, которая совершается во всех православных храмах за каждой Литургией.

- Как же можно причаститься? - спросил я после долгой паузы.

- Приходи на службу - и причастишься. В нашей Церкви единое Богослужение суточного круга разделено на две службы - вечернюю и утреннюю. Причастие происходит утром в конце Литургии, но необходимо присутствовать и на вечерней службе накануне. Так что приезжай в церковь в субботу вечером к 17 часам, а потом в воскресенье к 8.30 утра. К Причастию надо подготовиться: попоститься 3 дня (в нашем случае это четверг, пятница и суббота), а накануне прочитать правило ко Святому Причащению. Оно есть в любом молитвослове. У тебя есть молитвослов? - я утвердительно кивнул.

- А как правильно поститься?

- Если говорить о гастрономической составляющей поста, то нельзя употреблять в пищу любое мясо и субпродукты, все молочные продукты и яйца. То есть остается у нас растительная пища. Однако воздержание в пище - это лишь инструмент, помогающий нам сделать главное. В период поста необходимо постараться смирить свои страсти, необходимо побыть в тишине, вдали от веселья и развлечений, подумать о своих грехах. И здесь мы подошли к другому очень важному моменту. Обычно Причастию предшествует другое Таинство Церкви - Исповедь, необходимое для очищения и исцеления своей души. Дело в том, что любой грех ранит душу, искажает правильное видение мира и делает невозможной нормальную духовную жизнь. Чтобы исцелиться, и необходимо это Таинство. Оно состоит из трех неразрывно связанных частей. Во-первых, необходимо искренне раскаяться в совершенном греховном поступке. Раскаяться так, чтобы иметь решимость раз и навсегда более его не совершать или начать непримиримую борьбу с той или иной греховной привычкой. Далее необходимо прийти к священнику и исповедовать ему все грехи, в которых ты раскаялся. Исповедовать - значит назвать вслух. При этом мы веруем в то, что священник лишь свидетель, а исповедание грехов происходит непосредственно Христу, незримо находящемуся рядом. И в конце священник читает разрешительную молитву, завершая Таинство. Подходя формально, на тебе, Денис, сейчас грехов нет. Да, да, - улыбнулся батюшка в ответ на мой недоуменный взгляд. - Таинство Крещения смывает все грехи, ты у нас сегодня родился заново чистым и непорочным! Разве ты не помнишь, что я говорил сразу после Крещения?

- Да я как-то… Мне так хорошо было тогда, что я, кажется, и слов не слышал, - смутился я.

- Понятно, - улыбнулся батюшка. - Да, это так и есть на самом деле. Но с другой стороны, те греховные наклонности и страсти, которые развились у тебя к сегодняшнему дню, никуда не ушли. Они непременно дадут о себе знать в самое ближайшее время. И с ними необходимо бороться. И вот здесь тебе необходим совет священника. Поэтому нам неплохо было бы побеседовать как раз в форме исповеди, чтобы ты мне рассказал о событиях своей сознательной жизни, а я бы смог тогда тебе посоветовать, на что особенно следует обратить внимание. Ты не против?

- Конечно батюшка, - сказал я, наверное, слишком быстро.

- Тяжко, Денис? - на меня смотрели мудрые, все понимающие глаза. - Я знаю, поверь, каково это - рассказывать о своих грехах, но это необходимо! Ты сильный, Денис, ты сможешь! Нужно понимать главное: ты придешь ко мне не для того, чтобы я тебя наказал или осудил, но подобно врачу предложил тебе лекарство.

- Я понимаю, отец Михаил, - щеки мои горели огнем, а внутри было полное смятение, - но как же мне собраться с мыслями, как понять, о чем вам рассказать?

- Денис, все намного проще, чем кажется. Помнишь советскую поговорку: совесть лучший контролер? - я недоуменно кивнул. - Так вот, она невероятно точна. Наша совесть не спит никогда. Она начинает «зудеть» даже тогда, когда мы полностью оправдали свой некрасивый поступок, совершаемый, как нам кажется, исключительно из добрых побуждений. А уж когда мы совершаем что-то серьезное, то совесть просто вопит! Она кричит, бывает просто физически больно, что-то щемит в груди и хочется выть волком на весь белый свет - вот как бывает плохо! Практически все отрицательные дела остаются в нашей памяти, поверь! Надо лишь как следует в ней покопаться. В том числе, и для этого необходим пост перед Причастием, чтобы в душевной тишине и покое как следует взглянуть внутрь своего сердца.

Я сидел в тихом оцепенении. Сразу вспомнилась первая близость с женщиной, которая принесла не то что разочарование, а какую-то жуткую тоску, словно я утратил что-то очень важное. Я помню прекрасно это физическое чувство нечистоты, которое заставило меня потом долго сидеть в ванной, пытаясь от него отмыться. Батюшка тактично выдержал длинную паузу, после которой продолжил:

- В помощь я дам тебе брошюрку, в которой сформулированы основные типы грехов. Знаешь, я не очень доверяю таким вот пособиям и не рекомендую их использовать постоянно в духовной жизни, но в качестве начального пособия она вполне подойдет, - с этими словами он протянул мне тоненькую книжицу.

В этот момент появился довольно улыбающийся Глеб.

- Ну, Денис, все о’кей! Будешь жить в замечательном месте в горах Тродос. Я не думаю, чтобы тебя там легко отыскали. Кстати, у тебя как со связью?

- Один телефон московский, на него только отец звонит, а второй мне выдал представитель строительной компании, где я снимал жилье в Пафосе. Оба при мне с зарядными устройствами.

- Сразу видно, человек в бегах, - сказал Глеб без тени иронии. - Я думаю, что местным телефоном тебе лучше не пользоваться и вообще его отключить, а вот московский оставь, только лучше кроме как с отцом по нему не разговаривай. Завтра я тебе привезу новую sim-карту.

- Тогда лучше и трубку новую. Береженого Бог бережет, - ответил я. - Только вот как быть с деньгами, у меня, - я осекся под неодобрительным взглядом Глеба.

- Разберемся, - беззаботно бросил он. - А сейчас давайте помолимся, и нам пора ехать.

Часа через два мы ехали по извилистой горной дороге. Глеб вел машину молча, видя мое умиротворенное состояние. Несмотря на то, что я сегодня утром должен был быть напичкан осколками гранаты, невзирая на то, что я опять в бегах, а впереди ждет полнейшая неизвестность, - несмотря ни на что, я был счастлив! Таким счастливым, наверное, человек бывает очень нечасто в своей жизни. Я долго думал, как описать поточнее свое состояние: трудно подобрать адекватные слова. Отдаленно это напоминает состояние, когда ты вообще никому ничего не должен, твоя совесть абсолютно чиста. Ты сам чист внутри, как свежевыпавший январский снег, тебе легко и совершенно ничего не гнетет душу. Эта какая-то тихая радость, очень похожая на то чувство, которое я испытал у Гроба Господня. Да, именно! Это, конечно, была благодать!

Постепенно дорога становилась все круче, пока мы не съехали на узкую дорожку, видимо, ведущую к дому, но самого дома видно не было, а подъем был не меньше 35 градусов. Я невольно зажмурился, но Мерседес уверенно преодолел горную кручу, остановившись у маленького сказочного домика, словно облокотившегося на могучий горный склон. Выйдя из машины, я застыл в восхищении: передо мной раскинулась изумительная горная долина, видневшаяся сквозь могучие сосны и ели. Такой природы на Кипре я еще не видел! Ноги сами подвели меня к низкому заборчику, отгораживающему обрыв, и я ощутил себя птицей, свободно парящей среди горных вершин.

- Впечатляет, - раздался за спиной тихий голос Глеба. - Я очень люблю бывать здесь, в Пилье - удивительное место, никакой Швейцарии не надо.

Проведя экскурсию по дому и участку, Глеб уехал. Мы договорились, что он вернется завтра, чтобы помочь мне решить проблему с автомобилем и финансами.

Первым делом я позвонил отцу, поведав ему все свои сегодняшние приключения. Его реакция была неожиданной:

- Если ты меня разыгрываешь, то это плохая идея, Денис, - голос отца был хмурым.

- Папа, да разве такими вещами шутят! - возмутился я.

- А чего у тебя голос такой спокойный и даже довольный? - отец был обескуражен.

- Папа, я покрестился сегодня. А еще я познакомился с удивительными людьми, которые меня и спрятали в этом тихом месте. Так что настроение у меня на самом деле замечательное, несмотря ни на что.

- Понятно. Поздравляю, - без энтузиазма ответил отец. - Я очень за тебя волнуюсь, сынок, очень, - в его голосе была нешуточная тревога.

- Папа, не переживай! Чему быть, того не миновать. Я верю, что все будет хорошо. Кстати, ты не мог бы перечислить немного денег на один кипрский счет? Мне их здесь обналичат. Сам понимаешь, кредиткой мне пока лучше не пользоваться.

- Да без проблем, - отец, казалось, немного успокоился. - Денис, может тебе все же лучше слинять из твоего теперешнего убежища? Я бы тебе сейчас быстренько подыскал новое.

- Па, как ты это сделаешь? Через прежних знакомых? А ты уверен, что это лучше? Сейчас мне помогают ранее совершенно незнакомые люди. Я уверен, что в моей ситуации - это лучший вариант, - перебил я отца.

- Да, здесь ты прав, - согласился он. - Ладно, отдыхай и позвони мне завтра утром. Спокойной ночи, береги себя.

- Спокойно ночи, папа. Я тебя так люблю, спасибо что ты есть.

- Ну что ты, что ты, - мне показалось, что голос отца как-то неестественно напрягся, как будто горло перехватили слезы. - Ты самое дорогое, что у меня есть в жизни. Знай это, сын! - в трубке раздались гудки.

Вскоре меня начало клонить ко сну, хотя не было еще и 21 часа. Неудивительно, учитывая то, какой день сегодня выдался. Я быстро прибрался в комнате, постелил постель и уснул безмятежным сном. Сколько лет я прожил за этот день? Можно с уверенностью сказать одно: сейчас в кровати мирно посапывал совершенно другой человек по сравнению с тем, который вскочил утром с постели от взрыва ручной гранаты…

Этот сон приснился утром. Мама сидела рядом с кроватью и нежно гладила меня по голове.

- Ты молодец, сынок, - звучал ее тихий теплый голос, - ты сделал очень важный шаг в своей жизни, так не останавливайся на этой дороге, она приведет тебя ко мне, я молюсь за тебя. Ничего не бойся и иди. Главное, не оступайся, иди путем, который тебе подсказывает совесть.

- Мама, я что - умру? - недоуменно спросил я.

- Ну что ты, это будет еще очень нескоро, - мама мягко улыбнулась. - Но рано или поздно умирают все, и я мечтаю, чтобы мы были вместе, - лицо мамы неожиданно озарилось каким-то странным внутренним светом, - все вместе - с тобой, с папой и с Господом.

Мягкий свет нежно пробивался сквозь оконное стекло. Я лежал в теплой спальне под толстым одеялом и постепенно стряхивал с себя остатки сна. Настроение было удивительно благодушным. За окном шел снег. Господи! Как я соскучился по снегу! В один миг я оказался на полу и ноги понесли меня на улицу. Какая же там была красотища! Нежный, пушистый снег покрывал собою все вокруг: сказочные деревья и пряничные домики - я был в сказке!

С замирающим сердцем, в одних трусах и хозяйских тапках я стоял недалеко от крыльца и растирался чистейшим снегом. Какое же это наслаждение!

Лишь только основательно озябнув, я вернулся в дом, принял душ, оделся и приготовил завтрак. Усевшись в кресле, я чувствовал себя счастливым и умиротворенным, и этому не было ровным счетом никакого реального объяснения. Проблемы за последнее время лишь усугубились, но у меня была абсолютная уверенность, что все, что ни случится, будет мне во благо. Часы показывали 9.30 утра. Я прибрался на кухне и, накинув хозяйскую теплую куртку, вышел на улицу. Снег похрустывал под ногами, а с неба еще продолжали медленно падать крупные белые хлопья. Я неторопливо прогуливался по огромному участку, вдыхая чистейший пьянящий воздух. Будто из другого мира, маленьким чужеродным монстром ожил мобильный телефон. Как же мне не хотелось нарушать этой идиллии, но отцу я не мог не ответить. Папа был краток, поинтересовался новостями и загадочным тоном попросил позвонить Александру Ивановичу на мобильный телефон, который отец, также как и мне, выдал ему для связи с нами. Я в легком нетерпении набрал продиктованный отцом номер и получил долгожданное известие. Все! Я почти оправдан! Как же это замечательно!

Гудки звучали из трубки, зажатой в моей руке. Я стоял на живописном горном склоне и смотрел вдаль, вспоминая события, вчерашнего воскресного дня, растянувшегося, казалось, на несколько лет и навсегда запечатлевшегося в моей памяти.

Неожиданно за спиной раздался гул мотора и скрип шин по подъездной дорожке. Я инстинктивно присел, спрятавшись за широкий ствол ели. К дому подъезжал автомобиль Глеба.

- Глеб, ты меня напугал, - спешно покинул я свое убежище. - Я тут, понимаешь, прогуливаюсь, и вдруг машина!

- Да кто тут кроме меня может быть, - недоуменно спросил Глеб. - А-а-а-а! - хлопнул он себя по лбу. - Старик, прости. Я уже забыл, как это бывает, когда на тебя пытаются смотреть в оптический прицел. Извини!

- Да ничего, немного потренировался в бдительности.

- Ладно, давай одевайся, и поехали.

Мы быстро домчались до города, Глеб снял со счета деньги, перечисленные отцом, а также передал мне ключи от машины своего друга. Дима держал маленький Mitsubishi Pinin для своих гостей, но сейчас был не сезон, и машина простаивала без дела. В бардачке автомобиля лежала мобила с новым номером.

- Ну что, будем прощаться? - Глеб с улыбкой протянул руку. - Удачи беглецам от правосудия! Дорогу в Пилью запомнил?

- Думаю, да.

- Если что, звони!

- Глеб, храни тебя Господь! - видимо эта фраза, сказанная от души, получилась очень искренней. Глеб подошел ко мне и обнял за плечи:

- Удачи, Денис! Береги себя и не делай лишних звонков и передвижений по городу. Будь осторожен.

На мои глаза навернулись слезы, и я поспешно отправился к машине. Каким бы оптимистичным ни было мое настроение, но я искренне не знал, увижу ли еще этого ставшего вмиг таким близким человека.

Оказавшись за рулем, я ощутил удивительно приятное чувство полной свободы передвижения, которое дает автомобиль. Первым делом я отправился за продуктами в запримеченный ранее супермаркет. Затем поехал в магазин для художников, чтобы купить все необходимое для работы. Пейзажи в Пилье сами собой располагали к творчеству.

Дорога в Пилью лежала через скоростную лимассольскую трассу, выехав на которую, я заметил подозрительный зеленый джип, плетущийся в паре машин позади меня. Впереди был очередной раундэбаут, и решение созрело само собой. Я сделал два полных круга и с облегчением отметил, что джип спокойно укатил в сторону Пафоса, я же выехал на дорогу, ведущую в горы, и спокойно поехал вверх, отмахиваясь от параноидальных мыслей.

После обеда меня сморил сон. Опять снилась мама. В этот раз она ничего не говорила, а тихо гладила меня по голове, мягко улыбаясь. На ней была очень красивая торжественная одежда насыщенного красного цвета. Этот красноватый свет, казалось, лился прямо из воздуха, заполняя собой пространство. Я открыл глаза. Передо мной за огромным окном предстала заснеженная горная долина в алых лучах заката. Не в силах удержаться, я вскочил и ринулся на улицу, по дороге сдирая обертки с покупок из магазина для художников. Руки набрасывали эскиз, а из головы не уходил мамин образ: «Мамочка, как же мне тебя не хватает! Почему ты так рано ушла. Что за нелепая смерть…»

Мы с отцом так толком никогда и не обсуждали, что же, собственно, произошло в ту роковую ночь. Нам было слишком больно, чтобы об этом разговаривать. Отец как-то пришел домой сильно пьяный и заплетающимся языком сказал, что мамино дело отправили в архив, так и не найдя преступников. Я пытался расспросить его на следующий день, но он только отмахнулся, отправившись в кухню за очередной порцией выпивки.

Солнце село довольно быстро, и продолжать работу дальше не имело никакого смысла. Я вернулся в дом, сварил кофе и набрал номер отца. Он, как всегда, ответил сразу:

- Привет, сын. У тебя все в порядке? - голос его был немного взволнован.

- Да, все нормально, а что случилось?

- Нет, ничего просто волнуюсь за тебя. Деньги дошли?

- Да, спасибо, пап. Ты такой щедрый, куда мне столько?!

- Ну, знаешь, сынок, запас карман не тянет. Пусть будут. Ты просто так позвонил?

- Па, тут мне мама снится уже второй раз за сутки. Я начал вспоминать ее и сообразил, что мы с тобой так толком и не разговаривали об обстоятельствах ее смерти. Как думаешь, может пришло время? - повисла долгая пауза. - Папа, если для тебя это все еще слишком тяжело, давай прекратим разговор, я…

- Да нет, сынок, - перебил меня отец. - Удивительно то, что мама снится и мне. И я тоже в последние дни начал задумываться о ней все чаще. Это произошло, как ты, думаю, помнишь в ночь с 7 на 8 мая 1983 года. Это совсем темная история, сынок. Я долгое время гнал даже саму мысль о маминой смерти из памяти, чтобы опять не мучиться ненужными подозрениями.

- Подозрениями?! - опешил я. - Даже так?

- Да, сынок. Если говорить кратко, то мамы в этот день не было дома потому, что она должна была дежурить. Но, когда началось следствие, выяснилось, что ее подменила напарница, и мама должна была быть дома. Вот такие дела. Тело нашли где-то за городом в лесу, обезображенное, с какими-то вырезанными на теле непонятными знаками. И самое ужасное, у нее была отрезана голова, которую нашли в нескольких метрах от тела. Следствие установило, что маму убили не там, где нашли тело. Я тебе даже не буду озвучивать, какие версии выдвигало следствие - это просто ужасно. Я в то время просто не мог с ними разговаривать, все норовил морду набить. Так дело потом и сдали в архив.

- И что, никаких концов не было?

- Да кто его знает. Я же говорю, разговаривать со следователями я не мог, да и они со мной тоже общаться не стремились. Я решил поскорее выкинуть из головы весь этот кошмар, твердив про себя как заведенный, что мама была самым честным человеком на свете, она не могла меня обманывать, я просто не должен сомневаться в ее честности и преданности. И мне удалось как-то весь этот кошмар забыть. Теперь, видно, пришло время вспомнить, - повисла пауза.

- Папа, а может нам обратиться к Александру Ивановичу?

- Денис! Пожалей человека! Он и так для нас делает столько, что даже и не знаю, как с ним рассчитаемся. Скажу откровенно, мне будет неудобно его беспокоить.

- Хорошо, пап, а я все же попробую. Я его сразу предупрежу, чтобы он откровенно сказал, если у него нет такой возможности.

- Ну ты и нахал у меня, - пробурчал отец. - Ладно, давай прощаться, тут у меня совещание намечается, пока!

Я допивал безнадежно остывший кофе, как вдруг зазвонил местный телефон, переданный мне Глебом. Его веселый голос и раздался в трубке:

- Привет беглецам! Проверка связи. Как устроился, Денис? Проблем, вопросов нет?

- Все в порядке, Глеб. Спасибо за беспокойство.

- Ты уже ужинал?

- Да рано еще, вот только собираюсь что-нибудь приготовить.

- Мне тут хозяин твоего дома Георгис позвонил. У него проблема.

- Что такое, - насторожился я.

- Ты понимаешь, у него в погребе уже места не хватает - все домашним вином заставлено. Вот он и просит слезно, можно сказать умоляет, помочь, - последние слова были сказаны с едва сдержанным смехом.

- Уф! Ну и шутки. Я уж думал что опять какие-то проблемы. И что надо сделать?

- Как что? Взять и выпить вина! Оно у Георгиса просто замечательное! Там у входной двери на стене висит ключ от сараюшки - она одна, рядом с домом. В ней, опять же у входа, висит другой ключ от двери в погреб, вырубленный в скале. Вот там и обретешь «красаки [23]».

- А это удобно?

- Еще как! Бери смело. Уверяю тебя, вино превосходное.

- Спасибо Глеб. Ты знаешь, стыдно признаться, но мне здесь, кроме приготовления еды, и заняться не чем. Да, еще я пытаюсь немного рисовать, но это занятие только для светлого времени суток.

- Понимаю, тебя, Денис. Не сочти за нотацию, но у христианина всегда есть выход в такой сложной ситуации - молиться.

- Глеб, ты, конечно, прав, - немного смутился я. - Но, понимаешь, тяжело мне это дается, очень тяжело.

- Это понятно. Как говорится, молиться - кровь проливать! Это никому не бывает легко, а особенно на начальном этапе духовного становления. Так что ты, Денис, не унывай, иди трапезничай, но и о молитве не забывай. Договорились?

- Договорились! Кстати, ты мне не мог бы дать телефон отца Михаила?

- Без проблем, записывай, - сказал Казанцев и продиктовал восьмизначный мобильный номер. - Мы попрощались, и я пошел заниматься ужином.

На сегодня я решил приготовить запеченную на гриле баранину на косточке. Свежее мясо я купил в супермаркете и ненадолго его замариновал в остро-сладкой заправке из сладкого китайского соуса для утки по-пекински и острого соуса чили. Еще утром на открытой веранде, примыкающей к дому, я обнаружил солидный газовый гриль. Щелкнул поджиг, и аппарат важно загудел. Пока он нагревался, я быстро приготовил классический греческий салат из помидоров, огурцов, оливок, репчатого лука, феты и салатной заправки на основе уксуса и оливкового масла. Накрыв стол, я вспомнил о вине и, вооружившись фонариком, отправился в погреб. Его размеры и содержимое по истине впечатляли! Думаю, что кардинально «помочь» хозяину в деле освобождения этого помещения было под силу лишь роте солдат, вернувшихся на дембель. Я взял самую маленькую канистру емкостью в пять литров, запер дверь и направился обратно в дом. В тумбе на кухне я отыскал графин, куда и перелил часть содержимого канистры: вино было густое, благородного темно-рубинового цвета.

Как и положено, лишь в самом конце настал черед мяса: баранина готовится быстро, и есть ее надо сразу же! Поджарив котлетки, я уселся на диван за уже полюбившийся журнальный столик у большой стеклянной двери. Сегодня не шел снег, но светила яркая луна, отбрасывая причудливые тени от больших деревьев. Снег уже почти стаял, белея кое-где под развесистыми елями. Видимо, сказалась напряженность последних дней: голова звенела пустотой, не хотелось думать ни о чем, а просто сидеть и смотреть на живописную горную долину, луну, небо и звезды. Хотелось, чтобы абсолютно все обо мне забыли, хотя бы ненадолго, оставив в этом оазисе покоя и тишины…

18 февраля, среда, Кипр

Предшествующий день прошел в мелких хлопотах. Я позвонил отцу Михаилу и договорился, что сегодня приеду в храм на Исповедь.

Утро сегодня выдалось хмурым - подстать настроению, душу терзали какие-то неясные сомнения, а при мысли о том, что должно было произойти на таинстве Исповеди, сразу краснели щеки и кровь приливала к вискам. Несколько раз я брался за трубку, чтобы позвонить о. Михаилу и под любым предлогом отменить намеченную встречу. Но мне все же удалось себя удержать. Краем сознания я понимал, что реальных причин для отмены таинства у меня нет. Позавтракав, я помолился и сел за стол готовиться к Исповеди, внимательно изучая переданной священником брошюру.

Москва

Александр Иванович Соколов не планировал на сегодня никаких важных дел. Он просто не мог ни о чем думать, находясь в состоянии томительного ожидания.

- Гансов… Гансов…, - периодически бормотал себе под нос следователь. Он очень хотел спасти Дениса. Еще тогда, на Кипре, Соколов был поражен, насколько Денис похож на их Виталика. Они с Денисом ровесники. Витальке было бы сейчас 27… Эта нелепая автомобильная катастрофа - у них с женой ни одной царапины, а двенадцатилетний подросток вылетел с заднего сиденья через стекло и сломал шею. Смерть наступила мгновенно. Там, на Кипре, Соколов был поражен благородным поступком Дениса и подумал, что его отец может гордиться своим сыном. Он тоже старался вырастить Виталия честным и отзывчивым человеком.

Соколов очень надеялся, что его бывший подследственный отзовется, откликнется на просьбу связаться со следователем, которую Александр Иванович передал вчера через нескольких своих агентов. Он был уверен, что информация до киллера дойдет и дойдет очень скоро: воровская связь невероятным образом работает четко и быстро. Вот только захочет ли он ответить?

Это было лет пятнадцать назад. Да, да, горбачевский дурдом под названием «перестройка» еще не начался. Семен Гришин по кличке «Гришаня» проходил по двум эпизодам, которые его адвокат пытался представить как убийство по неосторожности. Смех да и только! Гришаня убил двух людей в разное время, в разных местах в течение одного месяца «случайно по неосторожности». Это прямо как в анекдоте: «он поскользнулся и упал прямо на кончик моего кинжала, и так сорок раз подряд». Соколов, конечно, не верил этой версии: перед ним сидел начинающий киллер, который уже тогда не пользовался огнестрельным оружием. Кличка «Гансов» прилепится к нему позднее как фирменный знак добротной, быстрой и высокооплачиваемой «работы».

Многие считали, что следователю тогда повезло. Всплыло еще два убийства. Он был уверен, что Гришин их не совершал, но легко мог повесить на него, и тогда от высшей меры убийце не отвертеться, а адвокатская версия смотрелась бы уже очевидным издевательством. Соколов понимал, что Гришаня убийца по жизни, и отдавал себе отчет в том, что он вряд ли остановится. Александр Иванович даже пытался успокоить свою совесть тем, что, подведя Гришина под «вышку», спасет людей, которые останутся живы. Но все же не стал брать этот грех на душу. Обман всегда обман. Когда же речь идет о жизни и смерти, он абсолютно недопустим. Следователь не Господь Бог, чтобы выносить суд и вершить приговор. Некоторые коллеги тогда косо смотрели на Соколова, наверное, по-своему понимая мотив его поступка. Не поняло следователя и начальство: упустить такой случай отделаться от двух «глухарей»! Он никого не пытался переубедить, но честно сделал свою работу, передав дело в суд. Надо сказать, что судья не впечатлился версией адвоката, и Гришаня получил «пятнашку». Однако через три года отсидки ему удалось бежать. До сих пор Семен Гришин, ныне Гансов, находится в федеральном розыске.

Александр Иванович хорошо помнит их последнюю встречу в его кабинете в прокуратуре. Гришаня прекрасно знал свои перспективы, знал он и о том, что могут на него повесить. Следователю показалось тогда, что киллер по достоинству оценил благородство его поступка, сказав, что считает себя должником «по гроб жизни». Ну что же, скоро станет ясно, насколько хороша у него память.

В очередной раз зазвонил телефон. Не тот, не тот… Следователь нехотя снял трубку со служебного аппарата. Надо же, как быстро: Колобов просится на допрос. Созрел, горемыка, созрел, «раскольников» недоделанный!

Колобова привезли через 1,5 часа - около 10.30 утра. Соколов был опытным следователем, много повидавшем на своем веку. Он понимал, что пребывание в тюрьме не красит человека. Но чтобы опуститься настолько, это бывает редко! Затравленный взгляд, всклокоченные волосы, периодически выползающие из ноздрей сопли, дрожащие губы и колоритный синяк под глазом. Нет, его не били по настоящему - Соколов знает, как выглядит человек, которого били серьезно. Это было лишь начало «разговора», который Колобов тут же проиграл. Собственно, трудно было ожидать от него чего-то другого.

- Присаживайтесь, Колобов, - голос следователя был холоден как лед. - Вы о чем-то хотели со мной поговорить?

- Да, товарищ следователь! Понимаете, меня там бьют, надо мной издеваются! Помогите мне, пожалуйста! - Колобов закрыл лицо руками и зарыдал. От него исходил отвратительный запах. Да, заключенные живут в нечеловеческих условиях, не имеют возможности часто мыться, и запах от них соответствующий. Но здесь было что-то особенное. Соколов пожалел, что бросил курить. Сейчас это было бы весьма кстати.

- Во-первых, я вам не товарищ, гражданин Колобов. А во-вторых, если у вас есть претензии, то вы можете написать официальную жалобу. Только мой вам совет: подумайте хорошенько, прежде чем ее писать. Вы меня понимаете?

- Что же мне делать, кто меня защитит? Я пытался договориться там в тюрьме, чтобы меня посадили в одиночку, я предлагал им деньги, много денег, но они и слушать не хотят. Все ссылаются на вас, на то, что вы принципиальный, и без вашего разрешения они ничего сделать не могут. За что вы меня так? - Колобов опустил руки. По его лицу катились слезы. Следователь достал из стола пачку бумажных салфеток и бросил подследственному.

- Возьмите себя в руки и утрите сопли! И думайте, что и где вы говорите! Вас поместили в самую обычную камеру, в которой сидят самые обычные люди. Заметьте! Я проверил, вы сидите не с уголовниками, а с простыми подследственными. С теми людьми, которые совсем недавно ходили по улицам, работали у станка, чистили дороги, чтобы вам было комфортнее по ним ездить. Это на этих людей вы смотрели сквозь тонированное стекло своего Мерседеса! Вы, наверное, называли их лохами или быдлом, никчемными людишками, которые не умеют жить, которые не могут себе позволить дорогую машину и деликатесную жратву! Это те самые люди, которых ты обрызгивал водой из луж, проносясь мимо на своем автомобиле! - с Колобовым что-то произошло. Лицо его побелело, челюсть отвисла.

- Кто вам рассказал? - наконец выдавил он из себя.

- О чем? - искренне удивился Соколов.

- Ну о том, что я любил в сырую погоду подъезжать близко к обочине, чтобы обрызгать пешеходов? Они так забавно прыгают и потом грозят вслед.

- Мразь! Считай, что я прочитал это на твоем лице! - Сколов встал и подошел к окну, он из последних сил сдерживал себя, чтобы не ударить этого подлеца. - Так вот, - продолжил следователь, взяв себя в руки, - считай, что люди в камере - это те, кого ты не один раз обрызгал. Они-таки догнали тебя, Юра! Понимаешь? За все в жизни надо платить, и ни одна подлость не останется безнаказанной. Тебя в детстве этому не учили? - Колобов отрицательно замотал головой. Казалось, он плохо понимает о чем идет разговор. - Не учили, понятно. И, наверное, никогда не били. Ну вот теперь тебе придется наверстать упущенное. А теперь хватит! - рявкнул Соколов. - Мне некогда выслушивать твой лепет! Я хочу услышать правду о том, как ты убил своего друга и компаньона Федора Силина!

Колобов застыл на месте, словно каменное изваяние, только нижняя губа слегка подрагивала.

- Я же вам говорил, что я не убивал, вы разве не помните? - Соколов немного опешил, он готов был биться об заклад, что его собеседник говорит истинную правду, но вида не подал.

- Так ты сюда не в убийстве сознаваться пришел?! -следователь навис над Колобовым так, что тот вжался в стул. - Ну смотри сюда, - Соколов вытащил из папки несколько листов формата А4, исписанных мелким почерком. - Вот это показания официанта ночного клуба, который обслуживал в ту роковую ночь Федора Силина. Он утверждает, что Федор незадолго до полуночи звонил человеку по имени Юрий и договорился, слышишь, договорился с ним встретиться у служебного выхода из здания через 30 минут.

- Так мало ли на свете Юр? - у Колобова определенно отключились мозги.

- Гениальный ты мой! Конечно! Юр очень много в Москве. Только вот ты сможешь мне назвать еще одного близкого знакомого Силина по имени Юрий? Ну такого, который смог бы ночью приехать и забрать Федора от служебного входа в клуб? Нет? - следователь достал из папки еще один документ. - А вот это расшифровка звонков с мобильного телефона убитого. В районе полуночи есть только один звонок. Понимаешь, только один! И это звонок на твой мобильный. Соображаешь? Ты разве не помнишь прошлый допрос? Я же тебе показывал уже распечатку звонков на твой мобильный!

- Со-о-бражаю, - Колобов начал часто зевать, широко раскрывая рот.

- Ну соображай дальше, - продолжил Соколов, вытаскивая из папки еще одну тонкую пачку исписанных листов. - А вот это показания твоей подруги Инночки. Это ведь она должна была обеспечить тебе алиби, но она во всем призналась. Она нам во всех подробностях описала, каким образом ты принудил ее дать показания в твою пользу.

- Сука! - Колобов неожиданно собрался, и в его глазах сверкнул огонь.

- Ох, какой смелый ты с бабами! Прям герой! Должен тебя огорчить, подруга твоя вела себя не в пример тебе. Она раскололась после того, как ей предъявили расшифровку звонков с твоей трубки, а также содержимое памяти ее определителя номера. Звонил ты ей домой, а не в Националь. И было это уже в 0.45 ночи. А это и есть предположительное время убийства Федора Силина. Еще вопросы есть? Да, кстати, она отрицает, что звонила тебе с аппарата Силиной. Кудряшко утверждает, что у нее и в мыслях не было тебе звонить.

Колобов отрешенно смотрел в пол перед собой, плавно покачиваясь из стороны в сторону.

- Я все расскажу, - тихо проговорил он. - Только дайте попить, - следователь наполнил стакан водой и протянул подследственному. Колобов жадно осушил его в два глотка, утерев рот тыльной стороной ладони. - Да, я действительно поехал в клуб после звонка Федота. Поймал машину прямо у Националя. Служебный вход в клуб расположен со стороны Старого Арбата, туда подъехать на машине сложно. Извозчика оставил в переулке, а сам пешком пошел. Федот обещал выйти на улицу, вот я его там и ждал. Минут через 15 начал замерзать, а Федота все нет, пытался ему на трубу звонить - никто не ответил. Я уже решил войти в клуб, как заметил под ногами лужу крови и окровавленный след, ведущий к кустам - как будто кого-то тащили. Вообще странно, что я этот след сразу не заметил. Я туда заглянул и увидел Федота. Он уже мертвый был.

- С чего вы взяли?

- У него глаза открыты были, уже остекленели. Я испугался. Решил, что могут вполне на меня подумать. Уже потом, когда все обдумал, понял, что зря это сделал, но тогда эмоции захлестнули, очень не хотелось влезать в это дело. Вот я и убежал. Рассчитался с водилой, созвонился с Инночкой, поймал другую машину и поехал к ней.

- Скажите, Колобов, а почему у служебного входа в клуб не установлены видео-камеры?

- Так кто же будет сам на себя компромат снимать?

- В смысле?

- Ну там же наркотики продавали со служебного входа. Подходишь, стучишь условным стуком, открывается окошко - и получай билет в сказку, - Колобов криво ухмыльнулся.

- Никогда не поверю! - искренне изумился Соколов. - Не поверю, что солидный клуб занимался такой мелочевкой, подставляя себя!

- Да все удивлялись, гражданин следователь. Но у Федота в последнее время уже крыша съезжала от чувства, что у него все схвачено, да и до денег он всегда жадный был. Сначала продавали только внутри клуба, а потом решили, так сказать, освоить новую нишу - подростков, которых к клубу на пушечный выстрел не подпустят. Поэтому внутри установили вторую солидную дверь, вот там и стоят камеры, а рядом с уличной дверью сидел охранник, оформленный по трудовому договору на испытательном сроке. В случае чего, всегда можно свалить на то, что это он решил сделать свой личный бизнес, а клуб здесь и ни при чем.

- Так, идем дальше, - продолжил следователь. - Что насчет драки Заречина и Силина? Только предупреждаю! Говорить правду!

- Да, да! Все скажу! Это Ленка во всем виновата! Она…

- Какая Ленка? - перебил Соколов.

- Ну Силина, жена Федота. У них же с Дэнисом роман был в студенчестве, а потом ее Федот и увел. Она очень не хотела встречаться с Дэнисом, просила Федота его не приглашать, но тот и слушать не стал. Тогда она попросила меня «завести» Заречина. Вообще Дэнис никому Ленку не показывал тогда, никто не знал об их романе. И то, что Федот ее увел, тоже было тайной. Для Дэниса их разрыв был ударом, она это прекрасно понимала, вот и рассказала мне подробности, чтобы я в нужный момент сказал нужное слово. Она очень хотела, чтобы получился скандал и праздник был бы испорчен.

- Когда это было?

- Буквально за пару дней до того злополучного банкета. Да, в пятницу. Точно. Федот тогда уехал в командировку на пару дней, я ночевал у Ленки, вот утром за завтраком она мне все и поведала, - Соколов уставился на Колобова, не в силах что-то произнести. - А, ну да, вы же не знали, - казалось, случилось невозможное: Колобов смутился. - Мы были любовниками. Да даже не любовниками, а так - спали вместе. Любовники - это когда любят, а Ленка никого и никогда не любила, кроме себя. Мужиков просто использовала. Я ей нужен был для того, чтобы быть в курсе банковских дел. У них с Федотом со дня свадьбы противостояние началось. Ленка видела себя крутой банкиршей, ворочающей миллионами, а Федот ее и близко к делам не подпускал. Лену это просто бесило, она всеми правдами и неправдами лезла в дело. Вот и со мной спала, чтобы я ей рассказывал подробности наших финансовых операций.

- А какие у нее могли быть перспективы?

- Да откуда я знаю. Может, надеялась, что Федот рано или поздно сломается, может думала оказаться с нужным советом в нужное время, чтобы поразить мужа и получить желаемое. Она же по жизни никогда ни с чем не смирялась и всегда добивалась своего. Причем добивалась любыми средствами. Кстати! - хлопнул себя Колобов по лбу, - именно Ленка меня и вызвала из клуба в ту роковую ночь. Что-то наплела по поводу того, что скучно одной, что муж опять всю ночь будет гулять и приедет под утро пьяный, что не хочет спать одна и хочет видеть меня прямо сейчас, а потом и поехать ко мне домой. Я сорвался, а приехав, застал ее в отвратительном настроении, мы поцапались, и я больше старался ей на глаза не попадаться. Лена вообще очень изменилась в последнее время, особенно после знакомства с тем странным типом.

- С каким типом? - насторожился Соколов.

- Никто ничего толком не знает, даже имя его неизвестно. Какой-то мужик средних лет очень неприятной наружности. Взгляд у него такой, что холодом до костей пробирает. Говорят, он то ли колдун, то ли экстрасенс. Лена после того, как с ним связалась, стала совершенно другой. Даже, пардон, в постели. Э-э-э-э… - замялся Колобов, - понимаете, нормальная женщина вдруг стала секс-машиной: страстной, неутомимой… Она думает только о своем удовольствии. И еще губы… Совершенно холодные, просто ледяные губы.

- Имени его не знаете? - уточнил Соколов.

- Нет, понятия не имею.

- Допрос окончен, - тихо сказал Соколов. У него уже не было сил и желания продолжать. Собственно, все и так было ясно. Колобов не врал, опытный следователь видел это совершенно отчетливо, но отпускать его на свободу сейчас было бы верхом неразумия. Подследственный молча подписал протокол, развернулся и отправился к выходу, где его ждал конвойный.

- Колобов, - окликнул его следователь в дверях. - Я распоряжусь, вас переведут в одиночку, до окончательного решения вашего дела.

Казалось, Юрий не мог поверить своим ушам. Он дернулся было обратно к следователю, но сдержался и тихо ответил:

- Благодарю, вы просто спасли меня.

Александр Иванович еще не успел собраться с мыслями, как дверь кабинета открылась, и на пороге появился его заместитель Илья Гриценко. Заместитель и друг с десятилетним стажем. Бывший друг…

- Иваныч, привет! - пробасил Гриценко. - Не заходишь ко мне, весь в делах? Кто это у тебя был? По делу Заречина?

- Привет, привет, Илюша. Как дома дела?

- Да все в порядке. Вот Люська о тебе волнуется. Совсем, говорит, Саша с этим делом закопался.

- Да уж. Дело премерзкое. Колобов сознался.

- Да ты что?!

- Да уж. Вот такие пироги. Один друг убивает второго, а подставляет третьего. Прямо Шекспир, мать его!

- Слушай, Саш, дай почитать протокол, а? - Илья потянулся рукой к пухлому делу Колобова, лежащему на столе. Соколов сделал вид, что не заметил этого движения, резко встал из-за стола, взяв дело:

- Илюш, давай не сейчас, я бегу на ковер как раз с этим делом, уже опаздываю. Почитаешь еще! - Соколов постарался улыбнуться как можно радушнее и беззаботнее, выходя вместе с Гриценко из кабинета.

- Да конечно, Саш, беги, удачи тебе, - бывшие друзья пожали друг другу руки, и Соколов с огромным облегчением зашагал по коридору прочь от своего зама. Мысли шумным роем вились в голове следователя: «Илюша-Илюша, да как же ты мог? Ты же не просто должностное преступление совершил, ты нашу дружбу предал. На чем же они тебя поймали, Илюша?» Соколов еще позавчера, после первого допроса Колобова, получил информацию от своего осведомителя, указывающую на зама и друга, но верить отказывался. Чтобы развеять сомнения, он немедленно установил за Гриценко наружное наблюдение, которое подтвердило связь Ильи с преступной группировкой. Александр Иванович был рад тому, что есть разумный повод оттянуть арест друга: надо использовать еще одну возможность спасти Дениса. Пусть бандиты узнают, что реальный убийца пойман и изобличен, тогда нет никакого смысла убивать Заречина.

Соколов зашел к своему другу, работающему в архиве, и оставил дело Заречина на хранение - своему сейфу он уже не доверял. Оттуда же позвонил в СИЗО и попросил перевести Колобова в одиночку. Следующий звонок был сделан операм, занимающимся этим делом. Александр Иванович поведал о новостях, появившихся в деле, и попросил взять в плотную разработку Елену Силину. В этот момент зазвонил мобильный телефон, подаренный Заречиным.

Кипр

- Александр Иванович, здравствуйте, как наши дела?

- Здравствуй Денис, неплохо, вскрылись кое-какие новые данные, но пока рано говорить об этом, - Соколов решил пока ничего не говорить о Колобове. - Как у тебя дела, что нового?

- Спасибо, все в порядке. Я, собственно, чего вам звоню. Александр Иванович, не сочтите за наглость и, если вам сейчас не до этого, скажите прямо, но меня очень волнует один вопрос…

- Слушаю, Денис.

- В ночь с 7 на 8 мая 1983 года в Питере была убита моя мать. Дело раскрыто не было. Это страшное убийство, там очень много непонятного. Мне хотелось бы по возможности узнать, что же произошло в ту ночь. Я был еще подростком, а отец… Он тогда запил. Короче, нам практически ничего не известно о ее смерти. Вы не могли бы навести справки?

- Без проблем, Денис. Не обещаю, что это будет быстро, но трудностей никаких это не составит. Дату преступления я записал, скажи мне имя мамы.

- Елена. Елена Николаевна Заречина.

- Будет сделано. Береги себя, Денис. До свидания.

Закончив разговор, я начал собираться: пора было ехать в храм на встречу с отцом Михаилом.

Я выехал из дома в 14.00: дорога до церкви не должна занять более 45 минут, так что я ехал не спеша, любуясь изумительными горными пейзажами. Дорога постепенно становилась более пологой - я приближался к морю. Неожиданно машину повело влево, руль затрясся, и послышалось шуршание спущенного колеса. Я припарковался на обочине и выскочил из машины: так и есть - переднее левое! Только этого и не хватало! К счастью, в Pajero оказалась полноразмерная запаска и необходимые инструменты. Замена колеса заняла минут 15, так что запаса по времени у меня уже не осталось, а я не привык куда-либо опаздывать. В небольшом волнении я снова сел за руль и повернул ключ в замке зажигания - в ответ услышал лишь жужжание стартера. Повторив операцию несколько раз, я понял, что проблемы на спущенном колесе не закончились. Что делать? Я открыл капот и с умным видом туда заглянул… Что я надеялся там увидеть? Торчащие обломки деталей или вырванные с мясом провода? Нет, на первый взгляд все было в порядке, а глубже устройство автомобиля меня никогда не интересовало. Я закрыл капот и уселся за руль. Попробовав завести двигатель еще раз, я набрал номер отца Михаила.

- Привет Денис, рассказывай, какая проблема тебя неожиданно постигла! - его голос был весел.

- Батюшка, мне показалось или вы на самом деле ждали моего звонка?

- Ждал на самом деле.

- Это как так? - моему изумлению не было предела.

- Видишь ли, Дионисий, я уже не первый год в Церкви, в твоей ситуации люди очень редко обходятся без каких-то искушений. Ты разве забыл, как мы тебя крестили?

- Вы хотите сказать, что это правило?

- А ты не понял? Да, почти что правило. Так что постигло тебя? Судя по шуму, что-то с машиной?

- Вы угадали, я стою на дороге, на подъезде к Лимассолу. Сначала у меня спустило колесо, и я его поменял. А теперь не заводится машина.

- Понятно. Делаем так. Сейчас мы с тобой прочитаем вместе молитву «Да Воскреснет Бог». Я буду читать по одной строчке и останавливаться, а ты повторять за мной. И пойми главное, против тебя орудуют бесы, мешая совершиться Исповеди. И Господь тебе поможет, нужно только с верой к Нему обратиться. Понимаешь, с верой! Мы с тобой не магией занимаемся, но просим Отца Небесного.

- Да, батюшка, я все понял.

- Хорошо, тогда выйди из машины и встань сбоку на обочине, - я повиновался. - Теперь перекрестись, и начнем: Да Воскреснет Бог и расточатся враги его…

Закончив, я еще раз перекрестился и слушал дальнейшие наставления священника.

- Теперь трижды перекрести машину, садись, заводи и поезжай, я уже в храме и жду тебя, - в трубке раздались гудки. Я смотрел на мобильник в руке, тупо хлопая глазами. Что происходит? С чего он взял, что машина сейчас заведется? Но делать нечего, я сел за руль и повернул ключ, стартер сделал оборот и двигатель заработал ровно и устойчиво. С отвисшей челюстью я включил передачу и тронулся в путь.

Отец Михаил встретил меня с радостной улыбкой.

- Доехал, слава Богу! Ну, сейчас начнем.

- Батюшка, ну объясните мне, как это происходит? Я все же ничего не понимаю!

- Денис, здесь все просто. Когда человек идет к Богу, дьявол старается этому всячески помешать. Ничего серьезного он сделать не может, поскольку все его действия ограничиваются волей Бога. Господь попускает ему только «мелочи», чтобы проверить нашу решимость и укрепить нас в вере. Я уже тебе нечто подобное говорил. Один московский батюшка рассказывал, как у него на приходе одна молодая семейная пара - начинающие христиане - пытались причаститься в течение нескольких месяцев. Они только подготовятся к Причастию, соберутся, настроятся, как что-то происходит: то один заболеет, то другой, то еще что-то случится. Им бы стараться не обращать внимания, но стремиться сделать главное, а решимости не хватает. Так и откладывали, пока, наконец, не решили: завтра, что бы ни случилось, если будем в состоянии, хоть ползком, но до храма доберемся. Утром они оделись, вышли в сени (жили они в деревенском доме) и услышали грохот: в доме обвалилась крыша. Молодые постояли, посмотрели на это, закрыли дом и поехали причащаться.

Я от души рассмеялся:

- И такое бывает!

- Ой, Денис, лучше сказать: бывает и не такое! Ну, ладно, давай помолимся и начнем.

Следующие 1,5 часа растянулись на сутки. Я стоял перед аналоем, на котором лежали Крест и Евангелие, а отец Михаил стоял рядом. Дверь храма была закрыта, внутри царил полумрак, медленно двигались тени от горящих лампад. Иногда казалось, что все это происходит не на земле. Каждой клеточкой своего тела и души я ощущал важность и серьезность происходящего. Последовательно, год за годом я вспоминал события своей жизни, обращая внимание на то, что оставило след в моей памяти, на то, что заставило мою совесть напоминать о себе. Удивительно, но, пожалуй, одним из самых ярких событий был первый в моей жизни обман. Мне тогда только исполнилось шесть лет, но я помнил этот день так, как будто это было вчера. Я разбил любимую мамину чашку и очень боялся наказания. «Дельная» мысль пришла в голову неожиданно, и я свалил все на нашу кошку Муську. Мама поверила, но в этот момент я не испытал облегчения, но напротив: гадкое чувство впервые накрыло меня с головой. Я обманул маму! Ничто не было мне в радость до тех пор, пока я не пошел и не признался, что Муська тут ни при чем. Только тогда мне стало легче. Как же меня поразила тогда реакция мамы: она была счастлива. Да, она меня пожурила, но радости своей скрыть не могла.

Медленно я продвигался к годам своей бурной молодости. Говорить становилось все тяжелее, все более постыдные вещи приходилось произносить вслух. Отец Михаил был очень тактичен. Иногда священник комментировал тот или иной поступок, называя причины, его вызвавшие, или последствия, которые должны были наступить. И практически всегда он оказывался прав. Например, я рассказал ему, как в седьмом классе связался с хулиганской компанией и вскоре впервые участвовал в коллективном избиении школьника, который был года на два младше нас. Мы впятером завели его в заброшенный питерский двор-колодец, обчистили карманы, а потом били все поочереди. Батюшка тут же сказал:

- И через сколько дней побили тебя?

- А откуда вы знаете, что меня побили?

- Да закон такой, Денис. Закон жизни. Так сколько дней прошло?

- Это случилось на второй день.

- Любит тебя Господь! Как Он тебя сразу и вразумил. Обошлось без больницы?

- В травмпункт меня мама водила - вывих и сильные ушибы. К нам - троим - привязались семеро десятиклассников. Они были пьяные. Мы еще легко отделались. Я тогда порвал с той компанией.

- Ты согласен, что это для тебя было благом?

- Еще бы!

Особенно тяжко было говорить о своих сексуальных похождениях и вообще обо всем, что связано с интимной сферой. Отец Михаил был особенно внимателен к подобного рода грехам:

- Понимаешь, Денис. Каждый грех отвратителен по своей сути. Ведь грех - это не просто нарушение закона. Грех ранит нашу душу, как будто острым лезвием вонзается в нее. Душа становится больной, теряет способность правильно чувствовать, теряет верную ориентацию в мире. Добро для нее становится злом, а зло - добром. Но из всего множества грехов особняком стоят самые тяжкие грехи - смертные. Они так называются потому, что, согрешая ими, человек фактически убивает свою душу, полностью отделяет себя от Бога. В наше время самые коварные из смертных грехов - это грехи блудные. Поскольку среднестатистический современный человек все еще принципиально не приемлет убийства или воровства, но к своей интимной жизни относится в высшей степени вольно. Этому способствует и современная пропаганда, культура и искусство, увы.

Исповедь подходила к концу, и только теперь я ощутил, сколь тяжкий груз упал с моих плеч. Кроме того, от священника я получил бессчетное число ценнейших советов и пояснений. Мне стали ясны причины многих поступков, а также способы противостояния тем или иным неподобающим желаниям. В конце о. Михаил напутствовал меня такими словами:

- Дионисий, сейчас тебе просто необходимо быть предельно внимательным к себе, к своей духовной жизни. Я всегда стараюсь предупредить людей, которые решаются креститься, что это в высшей степени ответственный шаг. Сам Господь предупреждает нас, говоря о человеке, из которого изгнан бес. Этот бес ходит и скитается, не находя себе приюта, пока не решает вернуться обратно. И вот, если он находит прежнее жилище пустым и чисто прибранным, то приводит с собой еще семь злейших бесов, и становится человеку гораздо хуже прежнего. Это тоже закон духовной жизни. Есть в миру такая поговорка: природа не терпит пустоты, она и к нашему случаю подходит. В Крещении душа человека очищается, и бес, имевший до той поры определенную власть над ней, многого лишается, то есть по сути изгоняется. Но это освободившееся место необходимо заполнить. И чтобы оно не было заполнено злейшими бесами, необходимо там присутствие Духа Святого. Дух же стяжается постом, молитвой и таинствами церковными. А от прежних страстей необходимо избавляться.

- Батюшка, я постараюсь.

Я встал на колени, а отец Михаил накрыл меня епитрахилью и прочитал разрешительную молитву. Я не мог подняться с колен несколько минут: случилась нечто уже знакомое мне, когда теплая волна подкатывает к груди, и невозможно сдержать слез, когда испытываешь невероятную легкость, когда так хорошо, что хочется поделиться этим счастьем с каждым человеком на земле. Рука священника мягко легла мне на голову, я вспомнил маму. Немного успокоившись, я попросил отца Михаила уделить мне еще немного времени, и мы сели на деревянные стасидии [24], стоявшие вдоль стен храма.

Я рассказал отцу Михаилу все, что касалось мамы: все сны, а потом и то немногое, что знал о ее смерти.

Священник надолго задумался, что-то усиленно перебирая в памяти. Наконец он спросил:

- Какого числа, ты говоришь, маму убили?

- В ночь с 7 на 8 мая.

- Нет, вряд ли, хотя… - пробормотал отец Михаил. - Подожди минутку, - это уже было сказано мне, а батюшка стремительно ушел в алтарь. Вернулся он в большой задумчивости, неся в руке какую-то книгу. - А ты знаешь, раб Божий Дионисий, что матушка твоя погибла в Пасхальную ночь?

- Нет, - изумленно протянул я в ответ.

- Видишь ли, Пасха очень редко бывает так поздно, я и засомневался, решил проверить. Вот в этом справочнике, - кивнул он на книгу, - вся пасхалия за этот век. Ошибки быть не может. Собственно, на мысль о том, что это ритуальное убийство, меня натолкнуло твое описание происшедшего.

- Ритуальное? В смысле? - я ровным счетом ничего не понимал.

- Ты с Луны свалился, парень? - в свою очередь изумился священник. - Ни разу не слышал о религиозных сектах, практикующих человеческие жертвоприношения?

- Слышал, но разве это не журналистские выдумки?

- Ах, если бы, - вздохнул отец Михаил. - В случае с твоей мамой все очень похоже на сатанистов.

- Сатанистов? Вы серьезно? Это вы про этих быдловатых подростков в майках с черепами, пишущих на заборах «сотона the best»? Вы шутите?

- Да уж какие шутки, Денис, какие шутки. Эти подростки лишь исходный материал, из которого делают настоящих адептов реальных сект. Они уже не будут писать глупости на заборах, да и внешне постараются не выделятся. У них уже другие игры - взрослые. Так, давай по порядку. Ты ничего не слышал о том, что твоя мама была верующей?

- Нет, ни я не слышал, ни отец не говорил.

- Ну это еще ни о чем не говорит. Времена тогда были такие, что редко кто не скрывал своей веры. У тебя, кстати, матушка кем работала?

- Инспектор детской комнаты милиции.

- Ну вот видишь, работа с детьми - важный идеологический участок. Она была членом партии?

- Нет. Я как-то спросил ее об этом, она ответила, что недостойна быть в рядах этой организации.

- Ну понятно, - криво ухмыльнулся священник. - «Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли», послание апостола Павла к Евреям… Да, это даже не вопрос кто и кого был не достоин. А папа твой где работал?

- Офицер, член партии.

- Ну вот видишь! Не могла матушка твоя открыто Христа исповедовать. Хотя бы ради мужа не могла, да и ему вряд ли что-то говорила. Он же неверующий был тогда?

- Да, - вздохнул я.

- Теперь ясно, почему мама твоя в ту ночь не ночевала дома, почему подменилась с дежурством, да и где дежурить она должна была, тоже, небось, догадываешься, - я утвердительно кивнул. - Теперь смотри, нашли ее за городом, что вполне соответствует тому, что сатанисты чаще всего устраивают свои оргии за чертой города - там спокойнее, легче найти уединенное место. Тело мамы нашли не там, где убили. Опять понятно: им не нужно выдавать место расположения своего «храма». Ну и ряд других признаков. Собственно, мне пока добавить нечего. Можно что-то определенно утверждать, имея то старое уголовное дело на руках.

- Я уже попросил следователя, который мне помогает в Москве, чтобы он навел справки.

- Тогда подождем, Денис, не будем гадать на кофейной гуще. Но то, что мама тебе помогает, помогает прежде всего своей молитвой, для меня факт. Я почти уверен, что ты жив еще только благодаря заступничеству твоей матушки. Помолись о ней - уверен, что ей будет очень приятно.

- Батюшка, у меня мурашки по коже. Вы так говорите, как будто она… Ну, жива.

- А какая же она?! - изумленно спросил священник. - Ты разве не понял, что мама твоя усиленно молится за тебя, сопереживает и милостью Божией следит за тобой, участвуя в твоей судьбе?

- А я думал, что это мистика все. Ну там спиритизм, духи мертвых и прочее, - оторопел я.

- Э-э-э-э, Денис. Подожди! Давай не будем валить все в одну кучу! Для нас, людей православных, является фактом, что душа после смерти не умирает. Над ней вершится предварительный суд, и душа по делам человека в его земной жизни определяется либо в Царствие Небесное, где пребывает в блаженстве, созерцая Господа, либо во ад, где, как сказано в Писании «плач и скрежет зубов». Душа, находящаяся в Царствии Небесном, может молитвенно обращаться ко Господу, прося за тех, кто ей дорог, кого она любит и помнит. Господь же, по любви Своей, не отказывает искренне просящим у Него. Мы, в свою очередь, можем и должны молиться Богу о душах наших умерших близких. И эти молитвы очень радуют не только Господа, но и наших ушедших любимых. Что же касается спиритизма, оккультизма и прочего, то никакого отношения к Богу это не имеет. Это есть не что иное, как вхождение в духовный мир с черного хода. И встречают человека там отнюдь не Бог и святые, и не ангелы, а бесы. И все эти «доказательства» того, что спирит общается непосредственно с душой умершего человека, основанные на том, что, дескать, открываются в глубоко интимные подробности из жизни усопшего, рассчитаны, прости меня, на очень недалеких или слишком доверчивых людей. Вся эта информация объясняется до смеха просто. Человека по жизни сопровождает не только ангел-хранитель, но и бес, можно сказать, бес-искуситель. Он ничего не забывает, а живет вечно. Так, скажи на милость, какую трудность для него представляет изложить эти подробности спириту? Да он может такое рассказать, что и сам человек о себе не знает! Или вот иногда говорят о том, что один человек вдруг «вспоминает» какие-то очень личные подробности из жизни другого, жившего несколько сотен лет назад. Из этого делается «гениальнейший» вывод о переселении душ! Но почему-то никому не приходит в голову гораздо более простой ответ: этих двух людей «обслуживает» один и тот же «бес-куратор». Так что, Дионисий, помолись о своей матушке, можешь просто своими словами.

- Так мама, получается, в Царствии Небесном? То есть в раю?

- Денис, кто тебе сможет наверняка ответить на этот вопрос, кроме Самого Господа? Я могу сказать лишь одно: умереть в Пасхальную ночь после Причастия Святых Христовых Таин - это мечта каждого искренне верующего христианина. Такого сподобляются единицы. Если же твою маму убили сатанисты, которые обязательно требуют от христианина отречения от Христа и убивают в случае отказа, то раба Божия Елена - мученица за Христа. И тогда никакого сомнения быть не может в том, что сподобилась она одной из самых высоких наград у Господа, ибо нет подвига выше мученической смерти ради Христа или ради ближнего своего.

Когда мы вышли на улицу, уже почти стемнело. По московским меркам был чудный теплый вечер. Мы попрощались, и я поехал в Пилью. Приехав домой, я первым делом позвонил отцу и рассказал новость относительно гибели мамы. Отец надолго замолчал, потом, наконец, ответил:

- Да, сынок, только сейчас я начинаю понимать, сколько маме пришлось пережить от меня. Насколько я был черствым и невнимательным по отношению к ней, к ее проблемам, переживаниям и заботам. Мне все казалось, что в нашей семье больше всех достается мне: я главный, я на передовой, я кормилец, и мои проблемы для всех должны быть на первом месте. Какая-то минимальная доля истины, конечно, была в таком подходе. Ты же знаешь, как в те времена обходились с неугодными офицерами: ракетные войска плотной сетью покрывают всю территорию страны - было предостаточно гнилых мест, куда можно было перевести опального офицера. Я, откровенно говоря, всегда этого опасался. И боялся я не за себя, а в первую очередь за вас с мамой. Но, конечно, это меня не оправдывает. Я прекрасно помню, как мама пыталась достучаться до меня, намекнуть о своих чувствах, о своей вере, делала это очень осторожно, боясь моей гневной реакции, пытаясь прощупать мое отношение к этому вопросу. Я же клеймил в духе партийных съездов церковь, называл верующих тупыми дегенератами, говорил что-то о том, что не допущу, чтобы в моем доме была эта гадость и тому подобное. Вспоминать противно! Как подумаю, что маме пришлось пережить, становится тошно…

- Папа, не кори себя, все еще можно исправить!

- Как сынок, как исправить?

- Очень просто. Жить так, чтобы мама там радовалась за нас - за меня и за тебя.

Отец опять надолго замолчал.

- Сынок, ты же знаешь, что я всю жизнь был атеистом, что… - он замолчал опять, и я попытался его успокоить:

- Папа, я не предлагаю ничего резко менять, не делать никаких немедленных шагов. Если ты сегодня, вот прямо сейчас чувствуешь, что мама жива, что она не умерла навсегда, но просто перешла в мир иной, что она сейчас наш слышит, чувствует, переживает, заботится о нас. Если ты это чувствуешь, то просто помолись о ней. Просто своими словами обратись к Богу и попроси, чтобы он помиловал нашу маму. Я уверен, что одно это уже будет ей очень приятно.

- Хорошо, сын, я попробую. Как интересно в жизни происходит иногда: дети оказываются мудрее и рассудительнее своих родителей. Сынок, я очень горжусь тобой. Я счастлив, что у меня такой сын, что у нас такие отношения. Береги себя, я очень тебя люблю!

Мне на глаза накатились слезы, а к горлу подкатил комок, так что я почти не мог говорить.

- Папочка, я тебя тоже очень люблю, ближе тебя у меня нет человека на свете. Не переживай и не рви душу напрасно.

Мы попрощались, и я пошел на улицу немного пройтись и привести свои мысли в порядок. Прогулка перед сном сказалась благотворно: я спал как убитый и проснулся свежим и отдохнувшим.

19 февраля, четверг, Кипр

Помня о том, что с сегодняшнего дня у меня пост, я приготовил на завтрак овсянку на воде с медом и фруктовый салат. Трапезу дополнила чашка крепкого кофе, апельсиновый сок и тост с джемом. Для меня оказалось откровением, что постная еда может быть такой вкусной. Я привык к достаточно плотным завтракам с неизменной ветчиной, яичницей или творогом. Сегодняшний завтрак показался мне предпочтительнее, поскольку после него было приятное чувство сытости без удручающей тяжести. В общем и целом, день не сулил ничего плохого: настроение было оптимистичное, самочувствие прекрасное, на улице светило солнце и пели птицы, а я решил пойти прочитать один из положенных канонов.

Москва

День начался для Соколова точно так же, как и предыдущий: с ожидания звонка от Гансова. Мобильный телефон, который следователь взял у оперов специально для связи с киллером, лежал на столе и мерно подмигивал зеленым светодиодом. Аппарат ожил в 10.30 утра.

- Здравствуй, Гришаня, рад тебя слышать, рад, что откликнулся на мою просьбу.

- Начальник, ты же знаешь, что погоняло у меня уже другое, ты уж не позорь профессионала, лады?

- Нет проблем, я наоборот думал тебя порадовать. Думал, ты молодость вспомнишь, понастальгируешь…

- Слушай, начальник, если ты меня таким фраерским образом засечь решил, то зря стараешься, я звоню со спутниковой трубы, она не ловится. И, кстати, минутка каждая стоит гораздо дороже, чем у тебя, так что может ближе к делу?

- К делу так к делу, Гришаня. Ты сейчас работаешь по одному парню. Причем, очень неудачно работаешь, слава Богу. У меня к тебе просьба, как к давнему, - Соколов сделал короткую паузу, - знакомому: оставь парня в покое. Это, понимаешь, моя личная просьба.

В трубке повисла тишина.

- Иваныч, ты меня с кем-то спутал. Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Я в последнее время часы ремонтирую. Не понимаю, откуда ты узнал, но у меня действительно проблема с последним заказом, никак не могу запчасти найти. Но, будь уверен, я его выполню, потому что не в моих правилах не выполнять работу, сделать которую я обещал.

- Гансов, поверь, тебе лучше оставить этот заказ. Еще тогда, пятнадцать лет назад, ты был на волоске, и мне стоило огромных трудов удержаться от соблазна намазать тебе лоб зеленкой [25]. Я тогда положился на Господа, пусть он рассудит, и ты остался жив. Ты ходишь по лезвию, Гансов, а Бог терпит. Он терпит и ждет твоего раскаяния. Одумайся, я просто уверен, что именно сейчас ты подошел к самой последней черте.

- Ха-ха-ха-ха-ха-ха! - зашлась трубка нервным хохотом. - Бог, говоришь! Ты, что у нас, верующий?! Ну ты и лох! Да нет твоего Бога, нет! Это я тебе как профессионал в ремонте часов говорю!

- Гансов, давай заканчивать этот разговор. Ответь мне, ты бросишь последний заказ?

- Нет, мент, не брошу! Я эти часы в самые ближайшие дни отремонтирую!

Давно Соколову не было так плохо. Он очень надеялся на этот разговор, он был почти уверен в том, что Гансов согласится уважить его просьбу. Что же теперь делать? Скрепя сердце, он позвонил Денису.

Кипр

- Алло.

- Здравствуй Денис, ты сейчас свободен, мы можем поговорить? - Соколов на ходу пытался найти нужные слова.

- Что-то случилось?

- Я разговаривал с человеком, который два раза пытался тебя убить. Я очень надеялся уговорить его оставить тебя в покое. Он мне кое-чем обязан. Под «кое-чем» имеется в виду его поганая жизнь. Но благородные разбойники - это персонажи из сказки, увы. Киллера заклинило, он во что бы то ни стало хочет довести начатое до конца. Так что, Денис, тебе надо быть очень осторожным. И я сейчас же позвоню отцу, чтобы обсудить наши дальнейшие планы.

- Я все понял, Александр Иванович. Но в этот раз проблемы я буду решать сам.

- Что ты надумал?

- Пока ничего. Александр Иванович, я здесь один. И именно в этом моя сила. Чем меньше людей будет мне помогать, чем меньше я буду контактировать с кем-либо, тем сложнее будет меня отыскать. Так что не волнуйтесь, пора мне самому о себе позаботиться.

- Помоги тебе Господи, сынок! Береги себя и почаще звони.

Странно, но не могу сказать, чтобы это известие выбило меня из колеи, хотя холодок между лопатками еще остался. Оставаться в этом доме я, конечно, не могу. Я просто не усну здесь, да и подставлять гостеприимных хозяев мне совершенно не хотелось. План действий уже созрел в моей голове, и я не спеша ехал в сторону Лимассола.

Седой мужчина средних лет сидел в баре пятизвездочного отеля «Amathus» и пил пиво. Его взгляд был устремлен в огромное окно, за которым открывался чудесный вид на Средиземное море. Со стороны могло показаться, что человек погружен в приятные возвышенные мысли, но совсем другое творилось в душе Гансова: «Чертова страна, мерзкое пиво, мерзкий щенок, поганый мент! Сколько можно торчать в этой убогой стране, где даже в пятизвездочном отеле приходится пить отвратное местное бутылочное пиво! Куда же ты подевался, гаденыш!» Гансов использовал все возможные связи для поиска беглеца, но тот как сквозь землю провалился. Ситуация усугублялась тем, что парня искала и полиция Кипра, а значит, нельзя было использовать для поисков официальные каналы, дабы не привлечь к себе ненужного внимания. Киллера раздражало буквально все: и неторопливость киприотов, и очень высокие цены на их услуги: «Еще неделя поисков, и я начну работать себе в убыток», - не успокаивался Гришаня. «Здесь всё проблема, всё! В любой стране мира за деньги я могу достать себе все необходимое, только не здесь! Когда мне понадобилась, смешно сказать, ручная граната «Тип 73» китайского производства, то мне предложили российскую «РГД-5» за такие деньги, что в России на них я бы мог купить авиационную бомбу! И еще не могли взять в толк, зачем это мне нужна именно китайская граната, если по поражающему эффекту они одинаковы. А какое твое собачье дело!? Я тебе, козлу, должен объяснять, что в гребаный кондиционер этого щенка не влезет «РГД-5», а только «Тип 73»! Как я устал, боже, как я устал!»

У Гансова из головы не шел разговор с Соколовым. Он даже не мог понять, почему его так взволновали слова о Боге. Взволновали его, атеиста до мозга костей, не верящего ни в черта, ни в дьявола, но только в свое умение и везение. Этот старик! Он во всем виноват! Он никак не шел у Гришани из головы. Конечно, такое трудно забыть. Его глаза опять предстали перед мысленным взором киллера сразу после разговора со следователем. Как же Гансов корил себя за ту поездку! Это случилось около месяца назад. Гансов «работал клиента», который должен был прибыть по делам во Псков. На утреннем московском поезде его не оказалось. Гансов связался с заказчиком, и тот сообщил, что клиент изменил планы и прибудет в город лишь вечером. Гришаня не любил светиться в гостиницах, а впереди был длинный день, провести который в холодном здании вокзала совсем не хотелось. И тут появилась тетка с мегафоном, которая предлагала обзорную экскурсию по городу на автобусе с посещением какого-то местного старца. Ни экскурсия, ни тем более старец не привлекли киллера, он просто забился в угол на заднее сиденье, намереваясь немного подремать: еще с детства он очень любил спать в транспорте. Автобус долго колесил по городу под монотонный нудный голос экскурсовода, а потом отправился по льду через псковское море на остров. Автобус остановился рядом с ничем не примечательной деревенской избой, и народ начал выходить наружу. Гансов намеревался остаться в салоне, но у него резко перехватило дыхание и закружилась голова. Покачиваясь, он вышел из автобуса, надеясь, что свежий морозный воздух поможет. Стало немного легче, и он присел на скамейку у забора, люди толпились рядом. Из калитки вышел старичок в странной одежде: что-то вроде длинного балахона [26]. В руках он держал маленький флакончик и кисточку. Старичок обмакивал кисточку в масло и крестообразно мазал лбы подходящих к нему людей. Кто-то после этого целовал руку старца, кто-то отходил так. Гансова заинтересовало это действо, и он не отрываясь наблюдал. Некоторые подходил молча, другие задерживался, о чем-то разговаривая с этим странным человеком. Люди, отходя от старца, постепенно рассаживались в автобусе. Наконец, последний пассажир отошел от старичка, и тот, развернувшись в сторону дома, встретился глазами с киллером. Что это были за глаза! Огромные, круглые, небесно-голубого цвета, чистые, будто умытые весенней росой. Они смотрели не на человека, а внутрь, в самую душу, и ничего от них невозможно было скрыть. Человек понимал, что старцу известно о нем ВСЕ! Но, удивительно, от этого не делалось страшно. ЭТИ глаза не могли принадлежать человеку, который способен был причинить хоть малейшее зло. Взгляд старца завораживал, от него невозможно было оторваться. Гансов медленно поднялся и встал напротив старичка. Сколько они так простояли, киллер не помнил. Ему захотелось плакать, просто уткнуться в грудь этого чудаковатого старика и выплакать ему всё: все свои обиды, горести, свалить на него весь тот черный груз, который тяжелейшей ношей лежал на душе.

- Он сегодня не приедет, езжай домой, - наконец очень тихо, почти шепотом сказал старец.

- Что, что вы сказали? Кто «он»? - опешил Гансов.

- Ты все понял. Езжай домой. Этот человек будет жить.

- Кто ты такой, чтобы… - начал было Гришаня, но осекся.

- Я никто, и ты никто. Он, - старец показал правой рукой на небо, - Все! Он дает тебе шанс. Пришло твое время, раб Божий Семен, пришло время выбирать: жить как человеку или умереть как собаке.

- Откуда вы… как… я не пони… - слова застревали в горле киллера, он стоял и тупо смотрел на удаляющуюся спину старика.

Гришаня даже не запомнил, как ехал обратно во Псков, его мысли путались, но слова старца впечатались в мозг подобно надписи, вырубленной на камне. Он помнил этот разговор до самой мельчайшей подробности, до вздоха, до жеста.

Оказавшись на вокзале, киллер позвонил заказчику и уточнил, что все остается в силе. Но в ожидаемом поезде клиента не оказалось. Гансову пришлось-таки ехать в гостиницу, а утром он узнал от заказчика, что клиента схватил приступ аппендицита, его сняли с поезда где-то по дороге. Гансов вернулся в Москву, а через два дня клиент отменил заказ. В тот день Гришаня впервые в жизни напился до беспамятства. Ночью ему снились кошмары, а на утро он решил завязать со своей работой. Как только решение было принято, зазвонил телефон, и один из «постоянных» заказчиков попросил сделать «совсем легкую работу», а Гансов почему-то согласился. Это и был «заказ» на Дениса Заречина.

Обыкновенный мобильный телефон, лежащий на столе перед киллером, ожил мелодичной трелью.

- Алло.

- Это Стас, есть новости.

- Говори.

- Его видели в это воскресенье в местной русской церкви. Он разговаривал с местным попом, с ним же и уехал. Куда неизвестно.

- С попом не говорили?

- Нет, не стали, побоялись спугнуть.

- Молодцы. За домом попа наблюдаете?

- Обижаешь! Мы еще установили круг его ближайших знакомых, сейчас отрабатываем их адреса - может, он там у кого-то прячется.

- Хорошо, действуйте. Если будет что-то новое, звоните. Кстати, когда следующее собрание у них?

- Служба. Следующая служба в субботу вечером. Начнется в 17.00, а кончится около 19-19.30 вечера.

- Ну что же, не исключено, что там я с ним и повстречаюсь.

- В субботу помощь нужна?

- Нет, мне лишние свидетели не нужны. Отбой.

Помещение бара сотряс оглушающий истеричный хохот. Бармен выронил из руки бокал, который протирал уже пару минут, а бедный англичанин за соседним столиком поперхнулся джином с тоником. Смех прекратился так же резко, как и начался. Мужчина сидел абсолютно серьезный, глядя безумными глазами прямо перед собой. Его губы еле слышно шептали:

- Ну что, ублюдочный старик, где твой Бог? Где Он? Ты хотел, чтобы я подобно Диоклетиану стал выращивать капусту? Ты ЭТО называешь жизнью? Да хрен тебе! Я буду убивать! Буду! Буду! Буду! И никто меня не остановит! Ни ты, ни этот придурок следователь, ни твой Бог. Этот щенок вон побежал к Нему, ища защиты. И что? Что он нашел? Он нашел меня! Потому что я и есть бог! В моих руках жизни человеческие! Я решаю, кому жить, а кому умереть. И этот щенок умрет! Умрет на крыльце дома твоего Бога! Я так решил, и так будет! - Гансов грохнул кулаком об стол и быстрым шагом вышел из бара.

Впереди показался Лимассол, и я неожиданно остановился. Какая-то неясная еще мысль не давала покоя. Ну да. В моих карманах лежали два мобильных телефона, которые могли выдать мое месторасположение с точностью до нескольких метров. Я понимал, что, возможно, это паранойя, но решил не рисковать. Сначала я позвонил отцу и предупредил его, что выходить на связь буду сам, а в перерывах телефон будет отключен. Потом позвонил Глебу и отцу Михаилу, сообщив о своем решении. Отключив телефоны и отсоединив аккумуляторы, я двинулся дальше. Въехав в город, я проехал по хайвэю поближе к храму и свернул в горы, медленно продвигаясь по узким улочкам, вьющимся между частными домами. Искать мне пришлось недолго: буквально минут через 5 я увидел вполне приличный двухэтажный дом с небольшим участком соток в шесть с табличкой «Сдается», ниже был указан мобильный телефон. Я припарковал машину рядом с низким симпатичным забором, внимательнее осмотрел дом и, оказавшись удовлетворенным увиденным, машинально вытащил аппарат. Появилось сильное желание плюнуть на предосторожность и воспользоваться маленьким помощником: как быстро мы привыкаем к благам цивилизации! Пересилив себя, я отправился в соседний дом. К счастью, там я и нашел хозяина сдающегося жилища. Пожилой англичанин повел меня осматривать дом, который внутри оказался таким же добротным, как и снаружи: все чисто, функционально, ничего лишнего, очень уютно и комфортно. Мы быстро договорились о цене. К счастью, англичанин даже не заикнулся по поводу моего паспорта, тем более, что я без разговоров расплатился с ним наличными за неделю вперед. «Вот и твой новый дом, Денис», - я уже начинал разговаривать сам с собой. Я перенес свои немногочисленные вещи из машины в дом и начал обживать помещение.

Выпив крепкого чаю, я разобрал свою сумку. Взяв в руки Евангелие, я с удивлением подумал о том, что совсем недавно - перед Крещением - прочитал его полностью, но сейчас не помнил оттуда практически ничего. «Как такое может быть?» - моему недоумению не было предела. Я открыл книгу наугад. В этом месте начиналась первая глава Евангелия от Луки: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен». Эта фраза неожиданно захватила меня. Я увидел в Евангелии не какой-то отвлеченный текст, некое изложение Истины, лишенное конкретной логической связи (увы, именно таким мне показалось Евангелие в прошлый раз), но передо мной было конкретное изложение реально произошедших событий. Я вдруг со всей отчетливостью понял, что здесь, в этой Книге, рассказывается о событиях, которые происходили на самом деле. Все, что здесь написано - правда. То есть не только Истина, а еще и совершенно конкретная историческая правда.

Вот передо мной семейная пара, муж и жена - Захария и Елисавета. Они уже немолоды, а детей нет. Они очень переживали по этому поводу. Священник молится в храме, а ему является Ангел. Захария испугался, но Ангел успокоил его и сообщил радостную весть: у Елисаветы родится сын! И не просто сын, а великий пророк Божий. Муж смущен, ведь они с супругой уже стары, он сомневается. И тогда Ангел говорит, что за это неверие Захария не сможет говорить, пока не случится это событие - пока не родится сын. Эта сцена настолько ярко предстала перед моими глазами, я так живо ощутил чувства Захарии: страх, сомнение и радость, радость от того, что наконец сбудется их с супругой мечта, что наконец Бог услышал его молитву!

Я уже не мог оторваться: никогда в жизни не читал ничего прекраснее! Вот предо мной старец Иосиф и его молодая Жена, Которая вот-вот должна родить. Они послушно идут на перепись в другой город, в далекий Вифлеем. Святому семейству не нашлось свободной комнаты, и беременная Женщина с мужем располагаются в загоне для скота при гостинице. Слезы наворачиваются мне на глаза. Я невольно вспомнил фразу, процитированную отцом Михаилом: «Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли». И вот происходит чудо, оно происходит тихо так, обыденно: рождается Царь мира - крохотного Младенца держит на руках Женщина, Она кладет Его в «ясли» - туда обычно кладут корм для скота. Я представил, что в самой гостинице кто-то уже спал, кто-то что-то праздновал, люди занимались своими делами, добрыми и злыми, а рядом Небо пришло на землю! Удивительно, но первыми об этом узнали пастухи: простые люди, которые тяжким трудом вынуждены зарабатывать свой хлеб. Ангелы Господни явились к ним и сообщили радостную весть. Пастухи с благоговением пошли и нашли пещеру, и поклонились Младенцу, а Мать, как драгоценное сокровище, запоминала каждое слово, сказанное о Ее любимом Чаде. Иисус Христос вырос, начинается Его служение. Насколько Его любит большинство простого народа, настолько ненавидит духовная элита еврейского общества. Они ждали земного Царя, который возвеличит Израиль, решит все проблемы и сделает нацию евреев самой могущественной на земле. Но пришел Плотник из Назарета, который заявил, что «Царствие Мое не от мира сего». Нет, этого Ему не смогли простить!

Глаза мои слипались, и, коротко помолившись перед иконой в углу спальни, я лег спать.

Ночью опять приснилась мама. Она сидела на богато украшенном троне в ярко-красном одеянии. Ее лицо было возвышенно-величественное, если не сказать гордое, а вокруг находилось множество молодых юношей, взиравших на нее с подобострастием. Сон почему-то был мне неприятен с самого начала: и мамино выражение лица, и ее окружение как-то диссонировали с тем маминым образом, который у меня сложился по предыдущим снам. Мама посмотрела на меня внимательно и грустно произнесла:

- Молодец, сынок, я горжусь тобой! Ты на верном пути. Вот, - указала она рукой на пустой трон поменьше, стоящий рядом, - приготовлен для тебя, скоро увидимся, - с этими словами мама начала смеяться, пока ее смех не перешел в громкий хохот. Я вскочил на кровати: часы показывали 3.15 ночи. Сказать, что на душе у меня было противно, значит не сказать ничего. Меня трясла мелкая дрожь, было так гадко, что хотелось забыться немедленно, прямо сейчас любым способом. Я уже дошел до холодильника и достал из морозилки запечатанную бутылку водки. Внутри боролись два человека. А я, как трехголовое чудовище, будто со стороны наблюдал разговор двух разумных существ, происходивший в моем сознании:

- Ну я же не думал, когда зарекался пить до воскресенья, что приснится такой отвратительный сон. Неужели прямо я осквернюсь от ста пятидесяти граммов? Неужели священник не допустит меня к Причастию? Что, это уж такое серьезное нарушение поста?

- Нет, я сказал, что пить не буду, значит, не буду! - Второй голос был мягким, но настойчивым.

- Да ладно, в конце концов скажу батюшке, ну что он запретит мне Причаститься? Да и не требовал он от меня не пить вообще эти дни! - Не унимался оппонент.

- Ну как же он не требовал? Он же сказал, что надо поститься, а спиртное - продукт по виду постный, но результат от него скоромный - это его слова.

- Хорошо, а как же теперь спать? Ну неужели так уж плохо выпить водки? Ну, а если выпить как снотворное, как лекарство?

Все это время я стоял перед открытым холодильником с бутылкой в руке. Само осознание подобного «разговора» неожиданно ввергло меня в шок, хотя я смутно помню, что и раньше нечто подобное было, может быть не так ярко, поскольку я не акцентировал внимания на подобной внутренней борьбе. Я перекрестился и обратился мысленно ко Господу: «Господи, помоги, худо мне!»

Перекличка голосов в голове прекратилась. Совершенно спокойно я поставил бутылку обратно в холодильник, а в голове возникла мысль накапать себе Валокордина, который я привез из Москвы. Так я и сделал. 45 капель сделали свое дело, и через 20 минут я спал как убитый до самого утра, и ни одно сновидение не посетило мою бедную голову.

Утром гнусный ночной сон не шел из головы. Я быстренько позавтракал и отправился на лимассольскую набережную. Прогуливаясь по променадной дорожке вдоль моря, я включил телефон и набрал номер Соколова.

- Денис, как хорошо, что ты позвонил! Я как раз хотел уточнить у тебя одну важную деталь, - искренне обрадовался звонку следователь.

- Да, Александр Иванович, слушаю вас внимательно.

- Денис, вспомни как следует, ты незадолго до того злополучного банкета встречался с Силиной?

- С кем?

- Ну с Еленой Силиной, вдовой Федота.

- Ах, простите, у меня Лена никак не ассоциируется с этой фамилией, - я невольно покраснел, - да, мы встретились случайно на Лубянке. Я ездил к одному из своих клиентов и уже шел обратно к машине, как меня окликнула Лена. Она приезжала по делам в какую-то контору и тоже шла обратно. Мы пообедали в ресторанчике неподалеку.

- Денис, а чего-нибудь необычного не произошло?

- Вроде нет, - кровь еще сильнее прилила к моему лицу, ложь всегда давалась мне с трудом.

- Денис, это очень важно, я с тобой не в игрушки играю, - голос следователя приобрел металлические нотки.

- Простите, Александр Иванович, да, действительно кое-что необычное произошло. Лена попросила меня подать ей сумочку, которая лежала на соседнем стуле. Сумочка оказалась очень тяжелой, и я поинтересовался, чего это она возит гантели. Лена ответила, что жизнь в последнее время опасная, вот она и возит с собой пистолет. Я же всегда был слаб к оружию и попросил показать ствол, благо кроме нас в ресторане не было посетителей. Из сумочки я достал компактный Браунинг - изумительная игрушка!

- Ты его разбирал? Патроны извлекал?

- Да. Ну так когда еще такая возможность представится! Вот я и… - я неожиданно осекся. - Александр Иванович, а что случилось-то? При чем здесь вообще Лена и этот пистолет?

- Денис, у меня сейчас мало времени, извини, пока никаких подробностей. Но я все же рассчитывал, что ты более благоразумен и догадаешься изложить такие важные детали в показаниях.

- Александр Иванович, я и подумать не мог, что это может быть важно, кроме того, сами понимаете, речь идет об огнестрельном оружии, которое вряд ли было приобретено официально.

- Хорошо, Денис, я понял, до свидания, - я стоял с отключившейся трубкой в руке, совершенно ничего не понимая. Решив, что сам вряд ли до чего-то смогу додуматься, я позвонил отцу Михаилу. Батюшка, казалось, ждал моего звонка и сразу решил озвучить мучивший его вопрос:

- Денис, я вот подумал, ты правильно сделал, что переехал в новое место, о котором никто не знает. Разумно твое решение и по поводу мобильных телефонов. Но вот как в этом аспекте будет выглядеть твой визит в храм на Причастие? Это же очень опасно!

- Батюшка, а какие могут быть варианты?

- Можно причастить тебя персонально, так сказать, запасными Дарами, где-нибудь тайно.

- Не хочу! - неожиданно резко сказал я. - Моя мама в ту ночь не отсиживалась дома! И мученики за Христа не исповедали Господа тайно, но шли за Него на смерть! Я чувствую, что поступлю неправильно, если приму ваше предложение. Неужели Господь, если решит меня помиловать, не остановит какого-то киллера?

- Денис, это слова искренне верующего человека. Но, видишь ли, не всегда стоит проламывать лбом стены. Иногда надо и поберечься.

- Не хочу! - упрямо твердил я. - Не хочу, чтобы первая встреча с Господом происходила с черного хода. Будет служба, будет праздник, на котором я вместе со всеми и причащусь, если Господь сподобит. Вот и мама меня ждет…

- В смысле? - я рассказал священнику свое сновидение. - Знаешь, Денис, это мое упущение. Я в последнюю нашу встречу не предупредил тебя, что к снам надо относиться в высшей степени осторожно. Понимаешь, сновидения могут быть как от Бога, так и от лукавого: слишком незащищен наш рассудок во время сна. Святые Отцы Церкви советуют вообще не обращать на сны внимания, несмотря на то, что они же сами утверждают о реальности снов от Бога - слишком велик соблазн.

- Батюшка, но я вам рассказывал, что мне снились сны, которые буквально были вещими, они спасли меня!

- Да, я помню это. А какое чувство у тебя было от тех снов и от последнего? Одинаковые?

- В том то и дело, что раньше, когда снилась мама, мне было очень хорошо, сегодня же я был в ужасе.

- Вот это и ответ на твой вопрос. Некоторые Отцы указывают на эту особенность. Когда сон от Бога, то никогда от него не возникнет в душе человека уныния или страха. Хотя, повторюсь, лучше тебе, Денис, стараться не обращать внимание на сны. А уж последний, судя по твоему рассказу, на сто процентов от лукавого. Пугает тебя бесенок! А по поводу Причастия я тебя поддерживаю. Только давай договоримся так: ты не пойдешь на вечернюю службу в субботу, вместо этого я дам тебе дополнительное молитвенное правило - будешь молиться дома. Ты приедешь в воскресенье на Литургию, договорились?

- Согласен, батюшка. Помолитесь за меня.

- Денис, молюсь каждый день, поверь! Храни Господь, звони.

Мы попрощались, я выключил телефон и поспешил к машине, которую оставил на парковке перед отелем «Amathus».

Оставшееся время до субботнего вечера прошло в удивительной тишине и покое. Сны более не досаждали мне, постная пища оказывала удивительное действие на организм: чувство тяжести и ленивой сытости отсутствовало не только в теле, но и в голове. Ум стал намного яснее и чище, было легче сосредоточиться на молитве, но главное, чтение Евангелия приносило все новые и новые чувства и откровения. Я уже поужинал, дочитал оставшиеся молитвы, положенные перед Причастием, а также те, которые отец Михаил велел мне прочитать вместо вечерней службы, и сел продолжить чтение Евангелия от Луки.

Вот Пилат умывает руки, отправляя Невиновного на казнь. Над Господом издеваются, Его бьют, но Он молча переносит все: Он должен «испить чашу до конца». Он делает это не ради Себя, но ради нас, ради меня. Ради того, чтобы я, лично я получил возможность исповедовать свои грехи и получить прощение, а потом, причастившись и соединившись со Христом, стать наследником жизни вечной, наследником Царства Небесного, где верные Богу пребывают в радости и счастье общения с Ним. Я ощутил непосредственную и явную связь со Христом. Перед взятием Господа под стражу было моление в Гефсиманском саду. Безгрешный Господь берет на себя грехи всего мира, то есть всех людей на земле, которые жили до Него и будут жить после. Ему неимоверно тяжело, Он молится до кровавого пота. И каждый грех, который лично я совершаю сейчас, непостижимым образом ложится грузом на Христа в Его Гефсиманском молении. От этой мысли стало страшно! Господи, прости меня грешного и неразумного, не ведал я что творил, прости меня, ОТЕЦ!

Часы показывали 17 часов пополудни. Гансов уже около получаса пребывал в терпеливом ожидании. Он расположился на скамейке вблизи русского храма, вход в который прекрасно просматривался. В наплечной кобуре покоилась девятимиллиметровая «Берета» с глушителем. Киллер собирался воспользоваться огнестрельным оружием в первый и последний раз, решив просто подойти к щенку, когда тот будет выходить из церкви, и выпустить в него всю обойму. Он отдавал себе отчет в том, насколько это опасно: придется выбираться из страны в гриме по второму фальшивому паспорту, но у Гансова была уверенность, что это надо сделать именно так. Это было какое-то внутреннее чувство, сопровождавшееся незнакомой ранее лютой леденящей злобой. Убийство должно быть публичным, кровавым и обязательно совершено на пороге храма, обязательно!

Время шло, а сильно задержавшийся на этом свете «клиент» все не появлялся. Голова киллера начала гореть огнем, руки тряслись, за шиворот струился холодный пот. Всегда такой спокойный Гришаня просто не узнавал себя, не мог понять, что же случилось в этот раз.

21 февраля, суббота, Кипр

Tассос Ангелис, руководитель лимассольского подразделения криминальной полиции Кипра торопился домой. Уезжая утром, он обещал любимой дочке Марии, которой сегодня исполнилось 8 лет, вернуться к обеду. 2 часа назад позвонила жена и сказала, что Мария в слезах, очень переживает, что на празднике нет папы, которым она так гордится. «Вот всегда, как что-то из ряда вон выходящее, так замешаны русские!» - думал со злостью Тассос. Взрыв гранаты в жилом доме - экстраординарное событие для тихого и спокойного Кипра. К расследованию подключили все подразделения острова. Майор Ангелис собирался сегодня провести совещание и сразу вернуться домой, но неожиданно появилась информация о возможном поставщике оружия. Граната «Тип 73» - большая редкость для Кипра, она не стоит на вооружении кипрской армии и никогда еще не привозилась сюда нелегально. Убийца разместил гранату за поворотной планкой комнатного блока кондиционера, выдернув кольцо. Расчет был прост: хозяин включит кондиционер пультом дистанционного управления, практически наверняка находясь рядом с ним. При этом откроется поворотная планка, выпустив на волю гранату, которая до взрыва как раз успеет упасть на пол. Парня спас таймер. Хозяин квартиры запрограммировал кондиционер, установленный в гостиной, на 7.00 утра, чтобы комната успела прогреться к моменту его пробуждения. Граната взорвалась утром, когда хозяин сладко спал в другой комнате - в спальне. Информатор сообщил имя посредника, который искал китайскую гранату «Тип 73»: некий русский по имени Стас, уже давно крутившийся вокруг чеченцев. Его привезли вскоре после обеда, допрашивал посредника лично майор Ангелис. Молодой человек оказался крепким орешком, по-видимому, он очень боялся людей, на которых работал, но в конце концов разговорился. Он сообщил, что передал гранату человеку по кличке Гансов, описав его приметы. В конце из допрашиваемого удалось выжать марку и номер машины киллера. Это была явная удача. Если Гансов еще не покинул остров, то найти его будет несложно: все полицейские уже получили соответствующую ориентировку.

Тассос подъехал к дому уже в начале восьмого вечера, он медленно вел машину через городской паркинг к воротам на участке своего дома. Сегодня стоянка была заполнена машинами: это обычное явление, поскольку многочисленные русские верующие приезжают на службу в свой маленький храм. Машинально правая нога майора вдавила педаль тормоза в пол, и его машина встала как вкопанная. Полицейский не мог поверить своим глазам: справа от него был припаркован разыскиваемый джип предполагаемого киллера. Майор припарковал автомобиль невдалеке на свободном месте и связался с участком…

Голова Гансова горела нестерпимым огнем, руки тряслись, а по спине стекал холодный пот. Часы показывали почти 7.30, люди стали выходить из храма. «Щенка все нет. Но почему я решил, что он непременно сюда опять заявится? - подумал киллер. - Может, он был здесь в прошлое воскресенье в первый и в последний раз. Да, но для меня это пока единственная возможность найти его, придется караулить завтра с утра, ничего не поделаешь, но почему же так плохо?» Гришаня, превозмогая слабость, встал со скамейки и отправился к машине. Не доходя до Pajero пары метров, киллер нажал кнопку на брелоке, сработал центральный замок, и машина приветливо подмигнула поворотниками. Неожиданно дорогу преградил низкорослый мужчина. Судя по характерной смуглости лица, он был киприотом. На Гансова смотрели глаза мента!

- Пожалуйста, предъявите Ваши документы, - вежливо обратился незнакомец по-английски.

- Одну минуту, они у меня в машине, - физиономию киллера озарила приветливая улыбка. Он открыл водительскую дверь и наполовину скрылся в салоне, делая вид, что тянется к бардачку. Тем временем его правая рука незаметно извлекла «Беретту» из наплечной кобуры. Гансов спокойно вылез из салона и, встав к незнакомцу вплотную лицом к лицу, выстрелил дважды в грудь. Этого никто не услышал, поскольку пистолет убийцы был снабжен глушителем. Тело полицейского обмякло, и Гансов осторожно усадил полицейского, облокотив спиной о стоявшую рядом машину. Затем он запрыгнул в Pajero и, чуть не сбив двух прихожан, с визгом шин вылетел со стоянки. Выезжая на главную дорогу, ведущую к хайвэю, киллер разминулся с двумя полицейскими машинами, которые ехали в сторону храма. С замершим сердцем он уставился в зеркало заднего вида: сегодня удача отвернулась от него - полицейские машины, развернувшись и включив сирены, пустились в погоню.

Тассоса Ангелиса спасло чудо. Во внутреннем кармане пиджака лежал бумажник, в одном из отделений которого покоилась серебряная табличка с изображением ребенка. Он уже неделю возил ее с собой в надежде доехать до храма целителя Пантелеимона и разместить перед иконой святого в благодарность за чудесное исцеление любимой дочки. Мария три месяца назад тяжело заболела инфекционным менингитом. Врачи предсказывали самое худшее. Вот тогда они с женой и отправились в церковь, простояв перед иконой святого на коленях всю ночь. Наутро девочка была практически здорова, а врачи только разводили руками [27]. Толстый кожаный бумажник вместе с серебряной пластиной практически остановил пули. Полицейский потерял сознание лишь на несколько секунд. Придя в себя, он позвонил в участок и сообщил о случившемся.

Димитрис Димитриу сидел за рулем первой из двух преследовавших преступника полицейских машин. Две минуты назад по рации он получил информацию о том, что его лучший друг Тассос ранен преследуемым киллером. Было дано разрешение открывать огонь на поражение без предупреждения, но Димитрис понимал, что это крайняя мера: не его дело решать, кто будет жить, а кому пора умереть. Словно робот, вел он мощный «Toyota Land Cruiser», непрерывно сокращая расстояние до преследуемого Pajero. Киллер был не в себе: он постоянно делал непонятные и нелогичные маневры, пару раз чуть не перевернув автомобиль. Водитель явно не знал района города, в котором пытался оторваться от преследователей, но почему-то решил уходить переулками: его участь была решена. Примерно через 10 минут преследования Гансов заехал в тупик: дорогу ему преградил забор, которым было обнесено строящееся здание, сзади его плотно блокировали две полицейские машины. Водитель выскочил из машины и юркнул в дыру в заборе, оказавшись на стройплощадке. Димитрис, не обращая внимания на своих коллег, кинулся следом, уверенно держа в руке табельный револьвер. Гансов бежал на последнем дыхании: перед глазами все плыло, а голова горела нестерпимым огнем. Киллер запрыгнул на невысокое препятствие и, обернувшись, выпустил в преследователей несколько пуль. Димитрис выстрелил в ответ. Пуля попала Гришане в бедро, и он, охнув, медленно завалился навзничь. Торчащая со дна котлована арматура пронзила тело киллера насквозь. Гансов забился в агонии и замер, испустив какой-то непонятный леденящий рык. В момент смерти его взгляд затуманился, перед глазами возник образ темного длинного коридора, по которому он несся с огромной скоростью к яркому всепоглощающему свету. Наконец свет заполнил собою все пространство, а перед Гришаней возникло лицо встреченного месяц назад старца. Его пронзительные голубые глаза были печальны, могло даже показаться, что он плачет. «Я исправлюсь, я больше не буду, простите», - Гансов не слышал своих слов, но был уверен, что старец все понимает. В ответ он услышал:

- Поздно.

Трое полицейских стояли в оцепенении. Наконец Димитрис хриплым голосом произнес:

- Он умирал, словно бешеная собака…

Дальнейшее чтение Евангелия далось мне еще тяжелее: вот Господь в полном изнеможении дошел до Голгофы, где Его пригвоздили ко кресту. Эта казнь была самой позорной и самой лютой. Человек держался на четырех гвоздях в запястьях и ступнях. В изнеможении он повисал на руках, и тогда возникала асфиксия из-за перенапряжения мышц в районе груди - становилось нечем дышать, ему необходимо ослабить напряжение в районе плечевых суставов, и он, опираясь на пробитые гвоздями ноги и превозмогая нестерпимую боль, поднимался повыше. Дышать становилось легче, но боль в ногах нестерпима - человек опять повисает на руках. Такое движение продолжается до самой смерти, которая наступает очень не скоро - через несколько часов. Господь мучается на кресте, а стражники по жребию делят Его одежду: ничего не изменилось в мире, ничего! Вокруг стоят зеваки, они кричат Ему, чтобы явил чудо и сошел с креста. Всем интересно, забавно или просто любопытно. И только сердце Матери рвется на части от горя. Она здесь, Она рядом со Своим Сыном, как Она смогла все это перенести!?

Господь умирал три часа. Три часа над землей стояла тьма: умирал Тот, Кто создал этот мир: происходило немыслимое, необъяснимое, невероятное! И, наконец, произошло главное. То, ради чего Господь и пришел: Светлое Христово Воскресение! Господь Телом воскрес, оставив гроб пустым, а потом вернулся на землю уже обновленный телесно: жизнь победила смерть! Он опять пришел к Своим ученикам, чтобы Собою засвидетельствовать Истину. Истину того, что Он говорил и чему учил.

Время близилось к полуночи, закрыв Евангелие, я еще долго не мог уснуть, переживая прочитанное.

Москва

Александр Иванович Соколов тоже собирался провести этот субботний день в кругу семьи, но обстоятельства заставили его покинуть дом сразу после завтрака. Часы показывали полночь. Соколов смертельно устал, ощущая внутри холодную пустоту: сколько же можно выносить дальше соприкосновение с гнуснейшими человеческими пороками?! Как же может человек вот так, не моргнув глазом, предавать святое: дружбу, преданность, любовь…

Елену Силину увезли 5 минут назад. Ее руки были скованы наручниками, а заплаканные глаза смотрели колюче и зло. Лицо этой женщины было просто отвратительно, напоминая страшную злобную маску.

По началу же Елена показалась Соколову милой очаровательной молодой женщиной: она с приветливой улыбкой открыла дверь своего загородного дома.

- Добрый день, проходите, пожалуйста.

Соколов и старший опер Клюев вошли на большой и чисто убранный участок. Цель визита они уже объяснили хозяйке дома по видео-домофону, предъявив свои служебные удостоверения. Соколов ехал на эту встречу с горячим желанием развеять свои подозрения, найдя разумные объяснения вновь полученным фактам. Уж больно не соответствовал образ этой милой женщины облику убийцы.

Хозяйка пригласила непрошеных гостей в гостиную, а сама отправилась на кухню сварить кофе. Силиной не было минут 10, за это время следователь с опером еще раз обсудили некоторые моменты предстоящего разговора.

- Слушаю вас, господа, - первой начала разговор хозяйка дома, расставив перед гостями дымящиеся чашки.

- Елена Георгиевна, - ответил Соколов, - понимая ваше состояние после смерти мужа, мы решили не вызывать в прокуратуру, а побеседовать у вас дома, в привычной для вас обстановке. Тем более, что, уверен, это не займет много времени, нам надо уточнить всего несколько моментов.

- Да, слушаю вас внимательно, - Елена мало походила на убитую горем вдову. Александр Иванович сразу обратил на это внимание.

- Елена Георгиевна, вы не вспомните, кому принадлежала идея поехать вашему мужу, Заречину и Колобову в ночной клуб после ссоры?

- Уж и не помню точно. Мне эта мысль не понравилась, поскольку я осталась одна с гостями, уже изрядно подвыпившими и, откровенно говоря, сильно надоевшими.

- Странно, - искренне удивился Соколов, - а вот официант, который помогал забинтовывать вашему мужу руку после его драки с Заречиным, утверждает, что именно вы предложили мужу пригласить Дениса в клуб и таким образом с ним примириться, - следователь вопросительно уставился на Силину. Та смутилась и покраснела.

- Ну я и не знаю, - неуверенно начала она, - может быть. Это давно было, да и выпившая я была. Может, и я сказала, но мне казалось, что это муж настоял. А какое это имеет значение?! - уже с вызовом закончила Силина.

- Да вы не волнуйтесь, Елена Георгиевна, - миролюбиво ответил Соколов, - я просто хочу досконально выяснить все обстоятельства дела и ликвидировать неясности и неточности. Спасибо, я понял ваш ответ. Идем дальше. Вы звонили Юрию Колобову из Националя после его отъезда в клуб?

- С чего бы это? - удивлению Силиной не было предела.

- Дело в том, что об этом свидетельствуют показания самого Колобова, которые подтверждаются данными вашего сотового оператора, - Соколов протянул несколько страниц, отпечатанных на принтере. Елена даже не взглянула в них.

- Ничего не знаю, я никому не звонила по мобильному в тот вечер, а аппарат оставила за обеденным столом, им воспользоваться мог кто угодно. Что же касается Колобова, то лучше у него спросите, зачем он решил сделать из меня козла отпущения! - Силина враз изменилась: перед гостями дома сидела злобная фурия.

- Тогда уж козу, - тихо, словно про себя изрек Клюев.

- Что? Что вы сказали? - Силина не поверила своим ушам.

- Не обращайте внимания, это мой коллега так шутит. Продолжим, - Соколов зыркнул на Клюева гневным взглядом. - Скажите пожалуйста, вы были в близких отношениях с Колобовым?

Даже опытный следователь не ожидал подобной реакции: Елена вскочила на ноги и, подняв поднос с посудой над головой, грохнула им об пол. Осколки битого фарфора полетели во все стороны.

- А вот это, свиньи, вас не касается! Вон отсюда! Вон из моего дома! - трясущийся указательный палец правой руки Силиной указал на входную дверь. - Вон! И если хотите меня допросить, то вызывайте официально повесткой, а домой дорогу забудьте! - она подбежала к молчащему до сих пор оперу Клюеву и, схватив его за лацкан пиджака, попыталась поднять из глубокого кресла. В ответ женщина получила легкий толчок локтем в живот и, охнув, вмиг оказалась сидящей на полу, в недоумении хлопая глазами.

- Что вы себе… Как вы со мной… Ублюдки… Вы пожалеете, - бормотала она несвязно. Клюев тем временем медленно встал из-за стола и глыбой навис над хрупкой Силиной:

- Заткни пасть, стерва! - рявкнул он. - Я уже наслушался вдоволь твоего вранья! Повестку говоришь?! На держи, ты сама напросилась! - с этими словами еле сдерживающий себя опер вытащил из папки два листа формата А4. - На, смотри! Вот это постановление о твоем аресте, а вот это ордер на проведение обыска в твоем доме и на московской квартире. Этого достаточно?!

- Вы не имеете права! - слегка пришла в себя Силина. - Я требую адвоката!

- Чего! - вытаращил глаза Клюев. - Не, Иваныч, ты прикинь! Пришила своего муженька, потом решила все это свалить на невиновного парня, а теперь козу валдайскую из себя строит! Ты, девочка, американских фильмов насмотрелась?! Может тебе еще права зачитать?! Я тебя, суку, сейчас посажу в СИЗО в одну веселую камеру, из которой ты выйдешь уже совсем другим человеком. Тебе тогда не то что адвокат, но и психиатр не поможет. Хочешь?! - с этими словами опер подскочил к Силиной и, намотав ее собранные в хвост волосы на руку, резко потянул вниз, к полу. Елена вскрикнула и закричала:

- Больно, отпустите!

Соколов не мог далее взирать на эту отвратительную сцену:

- Хватит, Степан! Прекрати! - он силой оттащил опера в сторону. Таким своего давнего знакомого Александр Иванович еще не разу не видел. - Какая муха тебя укусила?! Иди займись обыском, - Соколов помог Силиной подняться и усадил ее в кресло. Клюев тем временем по рации вызвал опер группу, ожидавшую в микроавтобусе рядом с домой, и отправился открывать им дверь.

- Елена Георгиевна, я прошу простить моего коллегу, не знаю, какая муха его укусила, а мы с вами продолжим, но уже официально, - с этими словами следователь достал из портфеля бланк допроса и начал не торопясь его заполнять.

- Вы еще пожалеете о том, что здесь произошло. У меня очень влиятельные покровители, вы не знаете, с кем связались! - Елена пришла в себя и говорила зловещим полушепотом. - Я тебе ни слова не скажу, мент поганый, ни слова, слышишь!? Я требую адвоката!

- Требовать, девочка, будешь в другом месте, - Соколов был на удивление спокоен. - Если не станешь говорить, то отправишься в СИЗО. Я, конечно, не стану проделывать таких паскудных штук со спецкамерой, но уверяю тебя, что и самая обычная «хата» человек на двадцать произведет на молодую, красивую и богатую женщину, самое неизгладимое впечатление. Итак, я даю вам 2 минуты. Решайте. Или будем говорить, а там как выйдет, или прямо сейчас отправляетесь в камеру, - Соколов не спеша налил себе кофе из уцелевшего кофейника и медленно, глядя в глаза Силиной, отхлебнул.

- Хорошо, я буду говорить, - злобно прошипела Елена, - спрашивайте побыстрее и убирайтесь, у меня много дел.

- Не хотелось вас огорчать, Елена Георгиевна, но у меня очень сильное подозрение, что текущие дела вам придется надолго отложить. Впрочем, посмотрим. Итак, мы остановились на вопросе о том, был ли Колобов вашим любовником.

- Моя личная жизнь вас не касается!

- Позвольте мне решать, что касается следствия, а что нет. Итак, я настаиваю на своем вопросе.

- Да, мы спали вместе иногда, - фыркнула Силина брезгливо.

- Это вы звонили Колобову в клуб в ту роковую ночь?

- Нет! Я уже сказала вам, что не звонила ему!

- Хорошо. В котором часу вы уехали из Националя?

- Около 1.30.

- И сразу поехали домой?

- Да сразу. Я доехала до Газетного переулка меньше, чем за 5 минут. Меня об этом уже спрашивали и даже допрашивали консьержку, подтвердившую мои показания. К чему эти вопросы?

- К тому, что вы врете. И заставили врать консьержку, которая уже во всем созналась. Да, да! Не сверлите меня взглядом и не сомневайтесь. Ее не просто было расколоть, но свое дело сделали камеры видеонаблюдения, установленные в вашей квартире.

- Не бери на понт, начальник! - Елена состроила презрительную физиономию. - Никаких камер в нашей квартире не было и нет.

- Вам, Силина, очень не идет этот жаргон. Кроме того, право пользоваться им еще надо заслужить. Но, думаю, такую возможность я вам предоставлю, - терпение Соколова подходило к концу. - Ваш покойный муж владел маленькой однокомнатной квартиркой этажом выше. Она была оформлена на подставное лицо. Из этой квартирки потайная дверь вела в соседнюю квартиру, относящуюся к другому подъезду, выход из которого располагался с другой стороны дома. Это очень предусмотрительно, учитывая род занятий Федота. Да, так вот, в этой маленькой квартирке и было установлено видеооборудование, связанное с камерами в вашем основном жилище и работавшее круглосуточно. К сожалению, Силин был полностью в курсе всех ваших похождений в семейном гнездышке, - Соколов криво усмехнулся. Силина же ни капли не смутилась:

- Фетишист поганый, небось смотрел кассетки и онанировал! Ублюдок!

- Однако… Образ убитой горем вдовы вам удается слишком хорошо, - сарказму следователя не было предела. - Но мы отвлеклись. Камеры, установленные в вашей квартире, зафиксировали время, когда вы явились домой - 2.30. Это время подтвердила консьержка. Так где же мы катались столько времени?

- А с каких пор у нас запрещено ездить ночью по городу на автомобиле? - с вызовом ответила Силина.

- Это не запрещено, но вы лгали в ходе предыдущего допроса, угрозами заставили лгать другого человека. Кроме того, у вас напрочь исчезает алиби, и остается вопрос - где вы провели этот час.

- У меня колесо спустило, я долго стояла на дороге, потом остановился какой-то мужик, который помог мне поставить запаску.

- Номер машины, на которой подъехал мужчина запомнили?

- Это был прохожий.

- Колесо проколотое уже починили?

- Да.

- Не подскажете в каком шиномонтаже.

- Не помню!

- Ах, какая забывчивость! Хорошо, я так и запишу. А теперь распишитесь здесь.

Силина, с опаской глядя на следователя, подписала свои показания.

- Мы что, уже закончили? - удивленно спросила она.

- Да что вы, милочка, мы только начали! Сейчас будет самое интересное, - жестом фокусника Соколов вытащил документ из папки: - Вот такая бумажка вам знакома? - Силина побледнела, но все же не сдавалась:

- Что это?

- Это протокол об административном правонарушении. Гаишник попался принципиальный, да? Вы же, как сами заявили, прилично выпили и за руль сели, да… Примечательно, что поймали вас при выезде с арбатских переулков, и время интересное - 2.00 ночи.

- И что? - глаза Силиной смотрели с вызовом. - Я каталась по городу после того, как колесо проколола, нельзя что ли?

- Угу, только катались вы как раз недалеко от тела убитого мужа, вот в чем закавыка. А вы из машины не выходили?

- Нет, не выходила!

- О’кей! Расписываемся снова, - Соколов радостно потирал руки, а Елена в растерянности долго не могла подписать показания, но все же решилась.

- Идем дальше! - На столе появилась новая бумага. - Это показания жильца дома в одном арбатском переулке, которому не спалось, вот он и смотрел в окно. После 1.30 ночи он увидел, как совсем недалеко от окна его квартиры, расположенной на первом этаже, остановилась машина, откуда вышла красивая молодая дама. Дедушка у нас ветеран НКВД, так что он сразу записал номер авто, поскольку поведение девушки показалось ему подозрительным. Девушка вернулась бегом минут через 5, она была очень взволнована, села в машину и уехала. Лицо незнакомки дедушка разглядел очень хорошо, благодаря ярко горящему во дворе фонарю. Он профессионально составил словесный портрет, который полностью вам подходит, а номер машины, как сами понимаете, соответствует вашему автомобилю. Примечательно то, что тело вашего супруга нашли буквально метрах в двадцати от того места, где вы парковали машину и именно в том направлении, куда вы изволили прогуливаться. Комментарии будут? - повисла напряженная пауза, было слышно тиканье настенных кварцевых часов. Наконец Силина очнулась:

- Я просто гуляла, ничего не видела, никого не убивала, все! - она плотно сжала губы и опустила голову вниз.

- Гражданка Силина, это самая что ни на есть страусиная политика. Так вы себе не поможете. Вы же взрослый человек и должны понимать, что надо или вообще ничего не говорить, или говорить складно. А вы врете так, что все шито белыми нитками. Вы только представьте себе, какое впечатление на судью произведут вот эти ваши показания! Я очень не завидую вашему адвокату, очень!

В этот момент к Соколову подошел Клюев, до сих пор руководивший обыском в доме Силиной, и, ехидно глядя на Елену, что-то прошептал на ухо следователю. Александр Иванович удивленно вскинул брови:

- Вот это да! Ну подожди пока. Оформляй, я тебя потом позову, - а сам продолжил, обращаясь к подследственной: - Что же, гражданка Силина, мне у вас осталось выяснить последний запутанный эпизод этого дела. Вам известен человек по имени Евгений Смирнов?

- Это тот наркоман, который работает у моего мужа? - она осеклась: - В смысле, бывшего мужа.

- Да, тот самый. Какие у вас с ним отношения?

- Да какие у меня могут быть отношения с этим доходягой? Он был довольно успешным замом Федора, но потом подсел на героин. Он еще имел наглость открыто обвинять в этом моего мужа! Якобы Силин сам предложил ему попробовать «дурь», которую они вместе перепродавали. Когда с ним стало совсем плохо, Федор перевел его в тот самый клуб, как говорится, старшим помощником младшего дворника. Вот и все.

- А зачем вы ему звонили несколько раз в ту роковую ночь?

- Я уже вам говорила неоднократно, - почти закричала Елена, - что никому и никуда в ту ночь не звонила, у меня дел было по горло! Так что допрашивайте наших милых одногруппников лучше!

- Хорошо-хорошо… Но вот какое дело. Господин Смирнов рассказал нам просто детективную историю! - Соколов театрально состроил удивленную физиономию. - Он поведал нам о том, что жена его босса Федора Силина, Елена, решила убить собственного мужа. С этой целью она и наняла его - Евгения Смирнова. Передала пистолет, велев касаться его только надев перчатки и стараясь не стереть имеющиеся отпечатки пальцев того лоха, которого она подставит под убийство. Смирнов должен был выстрелить в Силина в предбаннике VIP-кабинета, где они как раз и будут отдыхать с тем самым лохом, а потом бросить пистолет на пол и бежать звать охрану. За это Жене были обещаны деньги и хорошая должность в банке, который и возглавит после смерти Силина его безутешная вдова. И все бы хорошо, да вот наркоман Смирнов в тот день купил героин не у проверенного поставщика, а у незнакомого дилера. Товар оказался, по его словам, «бодяжный», вот он и потерял возможность что-либо соображать еще до приезда ожидаемой компании. Что скажете?

- А что я могу сказать? Наркоманский бред. У него же галлюцинации, - Силина почти смеялась.

- Понятно, однако его показания непременно будут учтены судом, имейте в виду, - Соколов был совершенно спокоен, главный козырь ждал своего часа.

- Что за человек не так давно появился среди ваших знакомых: не то колдун, не то экстрасенс? - это было меткое попадание. Впервые за весь допрос Силина ощутимо напряглась.

- Я не знаю, о ком идет речь, - жестко и на этот раз без улыбки ответила она. - У меня много знакомых, потрудитесь назвать имя человека, о котором хотите узнать, - на лице допрашиваемой мелькнула ехидная ухмылка. Она довольно быстро брала себя в руки.

- Мне неизвестно его имя, есть лишь словесный портрет, - спокойно ответил следователь.

- Вот и играйте сами в свои ментовские игры, а я решительно отказываюсь понимать, о ком вы меня спрашиваете, - Силина опять открыто издевалась.

- Ну что же, - «сдался» Соколов, - подпишите протокол, допрос окончен, сейчас мы вас покинем, извините за беспокойство, - следователь взял протокол и направился к Елене. Та ликовала, с ее плеч свалился огромный груз, она так легко смогла выпутаться из серьезных неприятностей. - Ой, подождите, - театрально хлопнул себя по лбу Александр Иванович, - совсем забыл о последней формальности, старею, - с ехидной улыбкой следователь вернулся в свое кресло. - Степан, что ты там хотел нам показать, мы ждем, - громко крикнул Соколов.

Через пару минут в комнату вошел опер Клюев в сопровождении супружеской пары из соседнего дома, их пригласили в качестве понятых. Степан молча подошел к столу следователя и положил на стол бумажный сверток:

- Вот это мы нашли в прачечной под грудой грязного белья, понятые зафиксировали факт находки, вот протокол, - на стол следователя лег заполненный бланк. Улыбка на лице Силиной немедленно испарилась. Она смотрела на сверток с искренним изумлением:

- Что это вы мне подбросили, я впервые вижу этот сверток, - начала было она, но Соколов оборвал подозреваемую на полуслове:

- Замолчите! Будете говорить, когда к вам обратятся! А теперь посмотрим что же здесь, - с этими словами Соколов медленно развернул сверток и достал оттуда устрашающих размеров нож причудливой формы. Елена ахнула, но что-либо говорить не решилась. Все присутствующие заворожено смотрели на клинок, который стоил того: обоюдоострое лезвие длиной сантиметров тридцать имело причудливую изогнутую волной форму; отполированную до зеркального блеска сталь украшал причудливый орнамент, в котором читались змеи, ящерицы и какие-то рогатые чудища. Рукоятка, выполненная из дерева ценных пород, была инкрустирована золотом, в центре композиции красовались три шестерки. Лезвие клинка было покрыто бурыми пятнами. - Сделайте мне фото ножа и отправляйте на экспертизу, - распорядился Соколов, после чего обратился к Силиной:

- Ну что же Елена Георгиевна, круг улик замкнулся. Вы планировали убить мужа не своими руками, но обстоятельства сложились так, что вам пришлось действовать самой. У меня на данный момент на руках полный набор доказательств вашей вины, включая мотив преступления. Да-да, мне прекрасно известно, что ваш покойный супруг готовил бракоразводный процесс. Он даже нанял для этой цели адвоката. Вам причитались гроши по сравнению с тем, что вы получили в качестве вдовы. Поверьте, я говорю искренне, мне нет надобности кривить душой - вы отправитесь на скамью подсудимых, шансов на мягкий приговор у вас нет никаких. Так что я даже не собираюсь вас больше слушать, но отправляю в СИЗО, - Александр Иванович даже не успел перевести взгляд на Клюева, как Силина вскочила со своего кресла, подбежала к следователю и рухнула на колени:

- Подождите, не торопитесь, я все расскажу, все! Поверьте мне, я впервые вижу этот нож, я не убивала своего мужа, поверьте, поверьте, - шептала она с мольбой в глазах.

- Нет, я не буду вас слушать, вы уже довольно повесили мне лапши на уши, я устал, - и Соколов обратился к Клюеву: - Степан, увози ее.

- Иваныч, ты это… Может послушаешь даму, а?

- Хорошо, - нехотя согласился Александр Иванович, - только одно условие - не врать!

- Да, конечно, я расскажу вам правду, - торопливо произнесла Силина. - Да, я готовила убийство своего мужа, этот доходяга все правильно вам рассказал, что еще вы хотите узнать?

- Что вы делали ночью около клуба?

- Я приехала на машине, оставила ее в переулке и пошла к служебному входу, решив узнать у охранника, что случилось с этим уродом Смирновым.

- Почему не пошли через основной вход?

- Мне не хотелось, чтобы меня видели сотрудники и записали камеры наблюдения.

- Понятно, продолжайте.

- До служебного входа я не дошла, увидела кровавую дорожку, ведущую к кустам. Там и обнаружила тело своего благоверного. Он был уже мертв. Сначала я подумала, что это все же Женя сделал свое дело, а я определенно сглупила, явившись сюда, но потом сообразила, что план у нас был совершенно иной. Ничего не понимая, я вернулась в машину, а дальше вы все знаете.

- Дальше я хочу узнать какова роль того самого неизвестного мужчины, о котором я спрашивал, во всем этом деле, - Соколов шел напролом, он нутром чуял, что находится на верном пути.

- Это страшный человек, - ответила Елена после длинной паузы, - вы уверены, что хотите услышать о нем? Дело в том, что это может иметь для вас негативные последствия, - Силина не шутила, это было видно по ее лицу.

- Я не боюсь колдунов, а стараюсь служить Тому, Кто выше любого самого могущественного колдуна, - тихо, но уверенно ответил следователь.

- Вы имеете в виду вашего Бога?! - удивлению допрашиваемой не было предела. Казалось, она сильно разочарована в своем собеседнике. - Не ожидала от вас!

- Моя духовная жизнь вас совершенно не касается, давайте вернемся к вашему знакомому!

- Как скажете… Я сама нашла этого человека. Это произошло около года назад. Меня впервые в жизни бросил мужчина, - глаза Силиной полыхнули огнем, а кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев. - Ни разу до этого меня не бросали мужики, а этот возомнил себя суперменом! Да кто он такой, чтобы бросить МЕНЯ!? Козел, урод, скотина, - далее последовала длинная тирада нецензурных слов. - Смириться с этим я не могла, никак! - Елена почти кричала, - я готова была умереть, но отомстить! - последовала длинная пауза, пока Елена не взяла себя в руки. - Одна моя знакомая посоветовала экстрасенса. Его зовут Зергос. С самой первой встречи я поняла, что это очень необычный человек, он обладал колоссальной внутренней силой. Как же классно он отомстил тому козлу, который меня бросил! - Силина блаженно прикрыла глаза, которые, открывшись, сверкнули прямо-таки неземной злобой. - Он приполз ко мне, понимаете?! В прямом смысле приполз! Я открыла дверь, а он стоит на коленях: половина туловища скрючена, штаны мокрые, язык периодически вываливается. Я даже не поняла сначала, что он мне говорил! Как же я была счастлива в тот момент, как я над ним издевалась! Но он лишь плакал и что-то мычал. Он стал меня просить, чтобы я его простила и вернула все назад, как было, но я ответила, что за все в жизни надо платить! Он нанес мне смертельное оскорбление и получил достойное наказание! - Силина глубоко и часто дышала, а ее ноздри раздувались в такт дыханию, щеки раскраснелись; казалось, что волосы развиваются в потоке несуществующего ветра: перед мужчинами сидела прекрасная и одновременно зловещая ведьма с горящими злобой глазами. Через пару минут Елена успокоилась и тихо продолжила:

- Своего бывшего любовника я больше не видела. Зергос сказал, что он долго не проживет. А я захотела сама овладеть этой колоссальной силой. Экстрасенс стал моим наставником, по его мнению я смогла бы достичь больших высот в духовном мире и научиться влиять на людей так, как это делает он. У Зергоса были проблемы: он должен был основать церковь из своих последователей в Москве, но ему мешал Распятый!

- Кто мешал?! - лицо Соколова невольно вытянулось.

- Кто-Кто! Ваш Бог! Иисус Христос, Которого распяли! - Силина зашлась в громком истерическом смехе, ее тело сотрясалось в жутких конвульсиях. Смех не прекращался несколько минут, пока Клюев не залепил ей звонкую пощечину. Силина враз успокоилась, бросив на Степана полный ненависти взгляд. - Так вот, ему мешал Распятый! Ему нужны были талантливые помощники, и с моей помощью он надеялся решить свои проблемы. Мне надо было…

Соколов перебил Елену:

- Каким образом колдун собирался решить свои проблемы?

- Этот путь подсказала ему я! - Силина гордо ткнула себя пальцем в грудь. - Вам наверняка известно, что мой околевший муженек уже давно занимается оптовыми поставками наркоты. Именно на этом он зарабатывал основные бабки. Кроме этого, он пытался заниматься и розницей. Я ему говорила с самого начала - отдай розницу мне! Отдай! Зачем тебе это? Я лучше знаю как это организовать, но он упрямый. Он считал, что женщины ни на что больше не годятся, как ублажать мужиков в постели, да рожать и растить маленьких вонючих ублюдков! Эта скотина - мой муж - держал меня на голодном пайке! Что я от него имела? Крохи! Какие-то паршивые двадцать тысяч зелени в месяц! Ублюдок! Я даже на новую машину вынуждена была у него клянчить год, а потом экономить свои копейки, дабы купить приглянувшуюся тачку! - Соколова до глубины души потряс цинизм и ненасытность сидевшей напротив женщины. Он понимал, что затевает бессмысленный разговор, но не смог сдержаться:

- А вы знаете, Силина, что 20 тысяч долларов - немыслимая сумма для большинства граждан России, для самых простых людей, которые работают ради того, чтобы, в частности, и вам жилось уютно в этой стране.

- Кому?! Этим мерзким копошащимся в своем навозе людишкам?! - Силина опять зашлась диким хохотом, и Соколов с нетерпением ждал очередной оплеухи от Клюева, но допрашиваемая вовремя остановилась: - Не смешите меня! Я с самого рождения была не такая, как все, и не собираюсь довольствоваться тем, что для большинства норма. Не ровняйте меня с этим серым быдлом! Силин не умел жить. У него было как минимум полмиллиарда долларов, но он жил в этом убогом доме в Жаворонках, - обвела она взглядом шикарный трехэтажный особняк, - и плавал, как последний нищий, на яхте всего за миллион баксов!

- Хватит! - рявкнул Соколов. Он уже не мог терпеть этот театр абсурда. - Вернемся к вашему барану, я имею в виду колдуна!

- Силин не отдал мне розницу, в то время как у нас были грандиозные планы. Зергос собирался организовать свою церковь, члены которой привлекали бы сатанинской романтикой прыщавых металлистов, сажали их на иглу и делали их уличными распространителями наркотиков. Жесткая дисциплина, показательные казни «отступников», ритуалы и прочее должны были сделать свое дело - мы бы очень быстро поднялись, я это видела четко, но все испортил мой муж, козел! Тогда Зергос предложил мне убить мужа. Это было тем заданием, исполнив которое, я заняла бы второе после Зергоса место в церкви. Но все сорвалось. Зергос был в ярости, он обещал расправиться со мной, позвонив под утро в ту ночь, но потом сам куда-то пропал. С тех пор я не могу его найти, я думаю, что дни мои сочтены.

«Ну да, - подумал про себя Соколов, - стала бы ты сейчас так откровенничать здесь, если бы считала себя трупом!»

- А чем же вам так насолил Заречин? - сменил тему Соколов. - У вас же вроде даже роман был в молодости.

- Роман! - из Силиной так и сочилось презрение. - Ну подвернулся мальчик под… ну под эту самую - под руку, - сально ухмыльнулась Елена, - как только я поняла, что перспектив у него никаких, то сразу и слиняла. Симпатичных мальчиков вокруг пруд пруди, а восторженным романтизмом сыт не будешь.

- Это понятно, но все же это не повод обрекать его на смерть.

- Так получилось. Он был слишком удобной кандидатурой: реальный мотив для убийства, природная доверчивость - его развести проще простого, да отсутствие реальных покровителей. До сих пор не понимаю, как ему удалось выкрутиться.

Соколов молча дал Силиной подписать протокол и кивнул Клюеву. Силина в удивлении вытаращила глаза:

- Эй, дядя, постой! Мы еще не оговорили самый важный вопрос!

- Это какой же? - удивился Соколов.

- Ну как какой? Сколько тебе надо бабок, чтобы отпустить меня под подписку.

- А-а-а-а… - театрально ударил себя по лбу следователь, - только, девочка, произошла ужасная вещь! Перед тобой сидит мент, который не берет. Увы! Помочь ничем не смогу!

- Погоди, погоди! Ты хочешь сказать, что в натуре отправишь меня в камеру?!

Пришла очередь смеяться Соколову. Он хохотал так, как уже очень давно не смеялся, глядя на обескураженное лицо Елены.

- Да, девочка, ты сейчас поедешь в камеру, я не шучу и твоих поганых денег мне не надо.

- Постой, - лицо Силиной побелело, - но хоть одиночку-то ты можешь мне устроить?

- Нет, не могу! И, скажу тебе прямо, никто в СИЗО с тобой связываться не будет - в смысле, не возьмет от тебя взятки, так что готовься: будешь сидеть, как все! - Клюев увел Силину в полнейшем молчании, только с улицы раздались истеричные вопли и проклятия…

Александр Иванович сидел в абсолютной тишине и пытался собрать разбегавшиеся мысли. Этого еще не хватало! Появился какой-то колдун! Вся история приобретала книжный облик - ни дать ни взять Агата Кристи! В жизни такое случается редко, но, похоже, Силина не врет. Да и никак не вязался у Соколова в мыслях образ этой холеной молодой женщины с диковинным огромным тесаком в руках. Стрелки часов приближались к полуночи, и Соколов решил поехать домой, чтобы хоть немного поспать. Завтра он собирался съездить к своему духовнику - отцу Николаю, настоятелю храма в подмосковном Одинцове.

Выйдя из дома на свежий морозный воздух, Соколов обратился к Клюеву:

- Степа, подбросишь меня домой, а?

- Дак не вопрос! - они сели в старенькую «девятку», которая резво покатила в сторону Москвы. Опер открыл бардачок и достал оттуда пачку листов А4 в мягкой прозрачной папке:

- Иваныч, ты спрашивал по одному питерскому делу пятнадцатилетней давности. Вот держи, это копия, мне сегодня утром передали. Да, вот еще что. Я нашел-таки ту девушку, которая подобрала твоего Заречина у клуба. Мой стажер беседовал с ней сегодня днем. Она на самом деле живет на проспекте Вернадского в хрущевской пятиэтажке на первом этаже. Зовут ее Катя. Она все подтвердила - и время и обстоятельства, описанные Заречиным. Так что у твоего парня есть алиби. Девушка подписала свои показания, я тебе их в понедельник передам, лады?

- Степан, спасибо тебе! - обрадовался Соколов. - А за свидетельницу особенная благодарность, которая очень скоро материализуется, - следователь озорно подмигнул.

- Я взяток не беру! - состроил опер злобную гримасу.

- Ага, но пить еще, кажется, не перестал?

- Ах вот ты о чем! Тогда ладно, жду приглашения.

- Ты не против, если я включу свет и немного почитаю?

- Давай, мне сейчас говорить совсем неохота, да и опасно.

- Чего так?

- Да, боюсь, если мы вспомним в разговоре эту даму, то могу с рулем не совладать, - в этот момент машина слегка вильнула в сторону.

- Осторожнее, Степа! Ты еще нужен Родине и семье! - Следователь погрузился в чтение. У него было достаточно опыта, чтобы быстро выделить из довольно обширной информации главное. К сожалению, в далеком 83-м уже было хорошо известно, кто такие маньяки, но вот сатанисты и вообще явление ритуальных жертвоприношений встречались крайне редко. Следователь, который вел дело, явно схалтурил, списав все на ограбление.

- Я бы не удивился, если бы это убийство произошло в Пасхальную ночь, но вряд ли, 8 мая - слишком поздно, хотя… - тихо бормотал себе под нос Соколов.

- Иваныч, ты чего, беседуешь с умным человеком? - подал голос Клюев.

- Да так, тут прост… - Соколов замер на полуслове, держа в руках последнюю страницу. Это был приблизительный набросок ножа, которым убили женщину. Патологоанатом оказался очень опытным и с явными художественными способностями. - Степа, а ну-ка притормози! - скомандовал Александр Иванович. «Девятка» прижалась к обочине и следователь протянул оперу бумагу. - Что думаешь, Степан? - тот внимательно вгляделся в набросок и присвистнул:

- Иваныч, а достань снимок, который я тебе отдал, сейчас приложим для пущей убедительности.

Поляроидный квадрат лег на искусно исполненный набросок: без сомнения, все основные изъяны на клинке, найденном в доме Силиной, были четко описаны питерским патологоанатомом.

- Вот тебе, Степа, и колдун… Ну ладно, поехали, в понедельник все обмозгуем, - «девятка» резво покатила дальше, ее пассажиры более не проронили ни одного слова до самого дома Соколова.

«Это конец, моя жизнь кончилась, что меня ждет впереди?» - безостановочно крутилось у меня в голове. Я сидел в маленькой кухоньке однокомнатной квартиры в убогом панельном доме подмосковного Одинцово. Именно сюда недавно переселил меня Варгот, существенно урезав деньги на содержание. Зарабатывать я уже не мог: Наставник покинул меня. Правда, покинул не насовсем: я лишился помощи Наставника, но систематически получал наказания за малейшую провинность. Наказания становились все жестче, иногда мне казалось, что они не имели вообще никакой причины: так в армии подвыпившие дедушки издеваются над молодыми. Все чаще я вспоминал, что мое имя не Зергос, а Николай.

Сегодня я отчетливо вспомнил, когда начались мои неприятности. Это случилось примерно через месяц после моего приезда в Москву, в ночь накануне провала первой инициации создаваемой сатанинской церкви.

Тогда я неожиданно проснулся вскоре после полуночи, ощутив присутствие Наставника, от которого исходила ранее невиданная злоба.

- Что случилось, Наставник?!

- Твоя гнусная бабка! - услышал я внутренний голос, от которого стыла кровь в жилах. - Это она крестила тебя, посвятив Распятому! Эта сука теперь решила за тебя молиться! Мы проморгали ее, падлу! Упустили из самых рук! - на меня волнами накатывал то леденящий душу холод, то нестерпимый жар. Казалось, злоба Наставника периодически материализуется. Стало очень страшно. Внутренний голос тем временем продолжал: - И этот поп, живучая скотина! Все как сговорились, мерзкие хрюсы!!!

- Наставник, - несмело сказал я, - о каком священнике идет речь, и при чем здесь моя бабушка? Она же умерла!

- Умерла… Вот в этом-то и дело! Она теперь молится за тебя Распятому, сука!

- Но разве Христос сильнее? Разве не сатана самый сильный и имеет полную власть, ведь, как мне рассказывал Варг…

Поросячий визг, подобный тому, какой издал Варгот в ходе ритуального убийства христианки тогда под Питером, чуть не разорвал мою голову:

- Заткнись ублюдок! Как ты Его назвал?! Как ты посмел Его назвать этим Именем?! Он Распятый, Распятый, Распятый!!! Запомни!!! И как ты смеешь задавать мне такие вопросы?!

- Но как же, ведь если бабушка может как-то… ну своими молитвами, то… это… значит… - мои мысли сильно путались, я просто остолбенел от столь бурной реакции Наставника.

- Запомни, падаль! Сатана самый сильный, ему нет равных, он может все, для него нет преград и помех, запомни это раз и навсегда! И если задашь еще один подобный вопрос, то издохнешь в жутких муках! А сейчас, чтобы лучше запомнил этот день, я преподам тебе урок!…

Невероятная боль пронзила все мое тело. Боль проникла в каждую клеточку организма, казалось, что болели даже волосы, но особенно сильно досталось голове: в мозг впились миллионы раскаленных булавок, которые медленно, покачиваясь, входили все глубже и глубже, череп распирало изнутри, глаза горели огнем и, казалось, вылезли из орбит. Суставы начало выкручивать, было ощущение, что ноги и руки сейчас разорвутся на куски. Мне показалось, что эта мука продолжалась не один день, но, конечно, это все длилось не более нескольких минут. Когда боль отступила, я пришел в себя, лежащий на полу в собственной блевотине. Говорить я не мог. Медленно встав, я добрел до шкафа и прямо из горлышка осушил бутылку водки, в которой оставалась еще треть. Тогда-то и появилась у меня эта привычка: пить водку после наказаний Наставника. За окном начинался новый день, который закончился первым моим серьезным провалом, за ним опять последовало наказание…

Наставник больше не разрешил мне предпринимать попыток создания «церкви», и я занялся оказанием различных услуг населению: отворот, приворот, поиск пропавших людей и вещей, лечение болезней, помощь в процветании бизнеса и тому подобное. Все это, конечно, делал Наставник, я же был лишь «вывеской». Дела шли очень успешно… Для меня, по крайней мере. Люди же, попавшие ко мне однажды, уже, как правило, навсегда становились моими клиентами.

Со временем я обратил внимание на такой парадокс: человек приходил ко мне с одной несущественной проблемой и уходил очень довольный тем, как легко и быстро она решалась. Но потом на него начинали сыпаться проблемы более глобальные, для решения которых он опять шел ко мне. Например, сначала человек приходил с бессонницей, я помогал ему, и он начинал спать как младенец, но позже у него обязательно появлялась какая-нибудь другая болезнь - язва или рак. Очень хорошо помню одну клиентку: состоятельная дама владела крупной риэлтерской компанией, у нее был взрослый сын, молодой муж, два любовника и, конечно, куча денег. Один из любовников решил ее бросить, а она не привыкла, что в жизни что-то происходит не по ее воле - вот и пришла ко мне. Неверный любовник вернулся. Однако через месяц любимый сын увлекся героином, пришлось его лечить. Бросив наркотики, он увлекся женщиной на 25 лет старше себя, опять я делал «отворот», потом чадо увлеклось азартными играми и в конце концов пропало без вести. Я указал даме, где искать труп убитого сына. Вскоре после похорон на фирму этой дамы «наехала» налоговая полиция, Наставник с трудом нашел чиновника, на которого он смог воздействовать, однако фирма за это время почти развалилась. Вскоре у дамы обнаружили рак, и она сгорела за полгода: я оказался бессилен. Я тогда спросил Наставника, почему такие случаи происходят регулярно. Он ответил, что это часть правильного маркетинга: мерзкие людишки так охотнее расстаются со своими денежками.

Другой частью маркетинга была смена имиджа. Сначала я работал как черный маг, но, оказалось, что некоторые боятся именно черной магии. Смешные! Как будто смена названия меняет суть! В любом случае, задействуются определенные духовные механизмы, замыкающиеся на сатану [28]. Мне пришлось арендовать кабинет в районной поликлинике в качестве экстрасенса. Потом я работал как белый маг и параллельно трудился «православным целителем» - это было противнее всего! Пришлось обставить кабинет иконами, зажигать свечи и даже воскуривать благовония, похожие на мерзкий хрюсовский ладан. Я, конечно, использовал не освященные иконы, но сами изображения за спиной, казалось, буравили меня раскаленными иглами. Наставник говорил, что при таком подходе мы охватываем наиболее широкие слои населения, ища тех, кто может стать продолжателями нашего дела.

Действительно, иногда приходили люди, на которых Наставник указывал, как на одаренных. Я предлагал им поучиться - и большинство соглашалось. Через месяц-два они получали своего «наставника» и начинали вести самостоятельную практику. Я как-то спросил Наставника, для чего мы плодим себе конкурентов. Он ответил, что лохов на наш век хватит, да и не деньги главная наша цель, а воспитание как можно большего количества служителей сатаны. Надо сказать, что не всем я оказывался в состоянии помочь. Наставник старался обходить эту тему стороной, говоря, что мне пока рано знать причины.

Наконец я познакомился с этой блудливой сучкой - женой банкира. Это был последний шанс основать «церковь», которым я не смог воспользоваться. Я был в клубе в ту ночь, пытаясь контролировать ситуацию. Все было тщательнейшим образом спланировано, но вмешался случай. Этот наркоман все испортил. Наставник велел мне ждать Силина у служебного входа и закончить дело. Выйдя на улицу, я достал из машины свой нож и притаился в кустах. Ждать пришлось недолго, банкир вышел в одиночестве, и я тут же набросился на него, выхватив клинок. Не знаю, что произошло дальше… Ватная слабость сковала мне руки и ноги, движения стали замедленными. Так иногда бывает во сне, но в этот раз все произошло наяву.

- О! Наркоша! Ты чего ко мне пристал, тебе вот в эту дверь, - с этими словами Силин схватил меня за шиворот и головой впечатал в металлическую дверь служебного входа в клуб. Мое сознание помутилось, и дальнейшее я помню плохо. Неожиданно откуда-то появился Варгот, который выхватил у меня нож и убил банкира, а затем оттащил его тело в кусты. Меня он, схватив за рукав, потянул к припаркованному невдалеке автомобилю. Мне было так плохо, что я, кажется, не удивился неожиданному появлению бывшего наставника. Мы стояли около новенького Opel Astra, когда раздался голос наставника:

- Зергоса надо проучить!

- Слушаюсь, Наставник! - Варгот начал меня методично избивать. Побои сопровождались уже привычным для меня наказанием Наставника. Окончательно раздавленный, я полулежал на заднем сиденье автомобиля, несущегося в сторону подмосковного Одинцово. Мы уже заехали ко мне домой, где я взял некоторые личные вещи. Варгот презрительно молчал, у меня же просто не было сил что-либо говорить. Через полчаса я вошел в убогую квартиру, в которой и нахожусь по сегодняшний день, отлучаясь только в магазин. Мой бывший наставник, ничего не объясняя, велел мне взять в руки нож, которым еще совсем недавно был убит банкир, а затем забрал его и завернул в промасленную бумагу. Затем он забрал у меня ключи от загородного дома банкирши (эта сучка безраздельно доверяла мне как своему учителю) и, подбрасывая завернутый нож в руке, произнес:

- Твоя клиентка обрадуется, когда менты найдут у нее в доме этот подарочек, - комнату сотряс так хорошо знакомый мне нечеловеческий хохот.

- Зачем же резать курицу, которая несет золотые яйца? - искренне изумился я.

- А кто сказал, что мы собираемся ее резать? Человек, находясь в СИЗО, становится гораздо сговорчивее, а потом всю жизнь помнит своих благодетелей, вытащивших его оттуда. Да ты не парься, твоя партия закончена, вот тебе все необходимое, чтобы скоротать время, - с этими словами мой бывший наставник открыл кухонный шкаф, полностью забитый водкой. Варгот неожиданно замер, как будто внимательно слушая невидимого собеседника.

- Да, наставник, - коротко ответил он, - будет сделано, - он молча положил передо мной лист бумаги и ручку, а затем сказал: - Пиши признание в убийстве Федора Силина. Ты пытался через его жену получить контроль над банком, но у тебя ничего не получилось. Тогда ты убил банкира, а вину свалил на его жену, подбросив нож ей на дачу.

- Но зачем тебе нуж… - мои слова прервал новый приступ невыносимой боли, которая слегла ослабнув, не отступала до тех пор, пока я не подписал свои показания.

- Ну вот и замечательно! - Варгот забрал бумагу, оставил мне немного денег и, велев, никуда надолго не отлучаться и никому не звонить, уехал. Я позвонил только банкирше, обматерив ее как следует и сообщив, что нам кранты. А потом у меня начался банальный запой. Я, кажется, ничего не ел, только пил водку, закусывая иногда картофельными чипсами.

Сегодня был первый трезвый день. Утром сильно схватило сердце, я подумал, что не выкарабкаюсь. Хорошо, что в доме оказалась аптечка, в которой я нашел спасительный валидол. Придя в себя, я выпил крепкого чаю, принял контрастный душ и, кажется, начал что-то соображать. Даже с больной головой мои перспективы просматривались весьма отчетливо. Варгот с Наставником решили разыграть эту карту сами: Силину сдадут милиции, она сядет в СИЗО по обвинению в убийстве. Самой ей ни за что не выпутаться, а вот новые «друзья» вполне смогут ей помочь за право контролировать деятельность банка и, главное, налаженную торговлю наркотиками. И мне совершенно ясно, как именно они это сделают - выдадут следствию меня. Именно мои отпечатки пальцев остались на ноже, плюс показания… Только вот живым в СИЗО я Варготу не нужен: зачем оставлять свидетеля?! Я жив лишь пока. Меня оставили в этой убогой квартире так, на всякий случай, до той поры, пока я не понадоблюсь. Наставник прекрасно понимает, что я никуда не денусь, я полностью в его власти - и духовно и физически. «Выхода нет… Выхода нет… Выхода нет…» - крутилось безостановочно в моей голове.

Вдруг какая-то смутная мысль мелькнула и исчезла! Что-то очень важное, спасительное, что я никак не мог ухватить. Я напрягся до предела, казалось, что измученный мозг издал тихое поскрипывание заржавевшего механизма.

- Ну конечно! - громко в голос прокричал я. - Сатана не всесилен, ему мешает факт крещения человека, он не может противостоять молитвам, обращенным к Богу за другого человека. «Не вздумай, гаденыш», - немедленно раздался в голове знакомый голос Наставника, тело скрючила волна сильной боли, превозмогая которую я закричал так, как, наверное, взывает о помощи человек на краю смерти:

- Господи, ну помоги мне, Господи! Господи прости меня, я предал Тебя, я полное ничтожество, я мерзавец, который пытался воевать с Тобой, но прости меня, прости, прости! Защити, спаси! - я стоял на коленях, уперевшись лбом в пол и кричал так, что, наверное, было слышно на улице. Это просто невероятно, но боль ушла! В голове была полная тишина. Неужели это сработало?! Я не мог поверить! Мой всесильный и могущественный Наставник неожиданно пропал при одном моем обращении к Богу. Так значит, я прав? «Ты прав, гаденыш, но это новое знание тебе не поможет, потому что ты мой! Слышишь?! Ты мой, ты служил мне, а теперь предал меня, ты умрешь!» - тело опять сотрясла волна нестерпимой боли.

- Господи, не оставляй меня! Господи, я Твой! Защити меня, Господи! - это было невероятно, но боль отступила опять. - А, сука! Опять сбежал, - заорал я, обращаясь к Наставнику. Тут же с полки сорвалась стеклянная банка с крупой и на бешенной скорости устремилась в мою голову. Я не успел уклониться, и банка разлетелась вдребезги, раскроив мне лоб. Я сидел на полу, зажав рану руками, по которым струилась кровь:

- Господи, прости меня, Господи, защити, помилуй и спаси, - шептали окровавленные губы. - Господи, научи, подскажи, что же делать, как мне теперь жить, Господи, не оставляй меня!

То, что произошло потом, не было похоже на голос Наставника - всегда жесткий и властный, выгонявший из головы все мысли, не допускавший ни малейшей возможности ему прекословить. Робкий, тихий внутренний голос был более похож на мои собственные мысли, мирно текущие сквозь сознание: «Ты сам ничего не сможешь сделать, надо молиться Богу. Надо вспомнить святых, которые тоже смогут заступиться за тебя. Тебе нужна молитва, постоянная, непрестанная и глубокая». Неожиданно я вспомнил, что, выглядывая недавно в окно, увидел куполок церкви: до нее можно было дойти пешком, надо только дойти до железнодорожной станции и перейти пути. «Надо идти в храм, только там мне смогут помочь!» Я решительно встал, но новая волна боли свалила меня на пол:

- Господи, не оставляй меня, Господи, я иду к Тебе! Помоги мне! Бабушка, если ты меня слышишь, помолись за меня, прости меня идиота, прости! - боль отступила, а я бегом кинулся к двери. Я бежал по улице, непрестанно шепча молитвы, которые каким-то чудом стали вспоминаться моим измученным мозгом:

- Святителю отче Николае, моли Бога о мне, Пресвятая Богородица спаси нас, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного! - когда накатывали приступы боли, я падал на колени и крестился - это движение тоже каким-то чудом вспомнилось - это было почти забытое воспоминание детства: пока я не пошел в школу, бабушка иногда брала меня в церковь. Боль отступала, и я бежал дальше. Переходя железнодорожные пути, я чудом не попал под несущийся пассажирский состав: меня лишь отбросило мощным воздушным потоком. «Ну вот, я жив, я не умру, я дойду до храма, а там будь, что будет!» - пронеслось в голове. Впереди уже желтела церковь, окруженная высоким забором. Я не знал, открыта ли она, есть ли кто-то внутри, я даже не отдавал себе отчета, сколько сейчас времени, но была внутренняя уверенность, что надо во что бы то ни стало добраться до этой церкви, а там хоть умереть на ступенях.

Отец Николай закончил Всенощную службу уже час назад. В течение этого времени он терпеливо выслушивал прихожан, оставшихся в церкви, чтобы получить от священника совет в непростых жизненных ситуациях. Наконец все разошлись, и батюшка, переодевшись, отправился домой. Этого странного мужчину он заметил сразу, выйдя из храма. Незнакомец, покачиваясь, приближался к калитке в церковной ограде. С его разбитого лица капала кровь, одежда была сильно перепачкана и порвана в нескольких местах. Отец Николай, решив, что это местный пьяница, стал закрывать входную дверь, но с удивлением увидел, что незнакомец пытается войти на территорию церкви. Калитка была открыта, но незнакомец, пытаясь войти, словно натыкался на невидимую преграду. Его губы что-то непрестанно шептали, а тело сотрясала крупная дрожь. При очередной попытке войти внутрь невидимая сила подняла несчастного в воздух метра на полтора и шлепнула плашмя о землю. Батюшка не раз в своей жизни сталкивался с бесноватыми и сразу понял, что перед ним именно такой случай. Он торопливо вернулся в храм, взял напрестольный Крест, пузырек с Крещенской водой и освященное масло и выбежал на улицу. Незнакомец уже пришел в себя и, стоя на коленях, крестился. Подойдя ближе, батюшка разобрал слова молитв, которые шептали разбитые вкровь губы.

На улице уже стемнело, но незнакомец находился в конусе света от фонаря. Колю священник узнал сразу. Как ни странно, первой реакцией батюшки была радость. Он постоянно молился все эти годы за несчастного парня, но в последнее время все чаще и чаще думал о том, что, возможно, зря поминает его в молитвах о живых. И вот такое чудо! Коля, хоть и сильно побитый, стоял перед храмом, к которому в буквальном смысле приполз.

- Коленька, здравствуй! - слова священника остались без ответа, Зергос ничего не слышал, но из последних сил взывал ко Господу.

Отец Николай окропил его святой водой, помазал лоб, грудь, руки и лодыжки ног маслом. Мышцы Николая напряглись, он упал на землю навзничь, а изо рта раздался утробный звериный рык. Грубый голос произнес:

- Оставь его, он мой! Уйди проклятый поп! - батюшка слышал это не в первый раз. Он никогда не разговаривал с бесами, поселившимися в теле человека, подобно гнусным паразитам. Священник приложил крест ко лбу Николая, и тело того сразу обмякло. Через минуту он пришел в себя и чуть не лишился дара речи.

- Отец Николай! Вы?! Я что, умер? Где я, что со мной, что произошло?!

- Спокойно, Коля, все хорошо, - священник стоял на коленях и поддерживал мою голову, - ты жив, мы рядом с храмом, в котором я настоятель. Ты шел ко мне и, слава Богу, дошел!

- Отец, но вас же убили тогда!

- Меня почти убили, а это совсем другое дело, - батюшка широко улыбнулся. - Я выкарабкивался с того света больше месяца, потом около года лечения и реабилитации и переезд в Подмосковье, но теперь вот почти как новый. Однако, мы заговорились, давай вставай и пойдем ко мне. Я живу сейчас в домике при церкви, а матушка, жена моя - ты должен ее помнить - в Московской квартире с детьми. Ну пойдем, пойдем, - священник помог мне подняться и повел в небольшой деревянный одноэтажный дом, расположившийся неподалеку от церкви.

Дом был пуст. Священник помог мне раздеться и, уложив на диван в гостиной, отправился за аптечкой. Промыв и перевязав раны, батюшка накрыл стол прямо в гостиной и поднял на меня вопрошающий взгляд. - Я молитву прочитаю, ты как?

- Отче, я с вами! - отец Николай обрадовался этой моей реакции, как мальчишка. Он прочитал молитву, благословил скромную трапезу, и мы принялись за еду. Только сейчас я ощутил, насколько проголодался. Еда таяла с невероятной скоростью, пока моя тарелка не засверкала первозданной чистотой. Батюшка, кажется, совсем не притронулся к еде. Мы выпили чаю, и над столом повисла долгая тяжелая пауза. Первым не выдержал я.

- Отец Николай, мне надо вам очень многое рассказать.

- Догадываюсь Коля, догадываюсь. Только сначала я хотел уточнить очень важный вопрос. Ты пришел к священнику просто как к человеку, который разбирается в определенных вопросах и сможет дать совет, или же ты пришел в Церковь, где царствует Господь Иисус Христос, пришел к Отцу нашему небесному за помощью и защитой, пришел с покаянием и упованием на милость, доброту и прощение?

- Отче, конечно второе! И не пришел я, а приполз, как побитая собака, как самый гнусный предатель. И нет у меня другого выхода, нет!

- Радостно слышать мне эти слова, Николай! Одновременно больно и радостно, ибо сейчас у тебя есть реальная надежда на спасение. Тебе будет очень трудно, очень! Но надежда есть, поверь!

- Верю, батюшка, и полностью полагаюсь на вас, на вашу волю. Как вы скажете, так я и сделаю.

- Ну что же, Коля, это твои слова, смотри не забывай их, держись сынок! - священник подошел ко мне и крепко обнял за шею, поцеловав в голову. Я сильно смутился и растрогался до слез. Тихо плача, я сидел на диване, а батюшка удалился в соседнюю комнату.

Отец Николай вернулся минут через 5, надев поручи и епитрахиль [29].

- Коля, время уже позднее, а нам надо очень многое успеть сделать, так что я решил совместить твой рассказ с Таинством Покаяния, чтобы тебе не говорить одно и то же дважды. Сейчас тебе будет необходимо припомнить внимательно все грехи, которые ты совершил в своей жизни, начиная со школы. Я тебе помогу, не бойся. Здесь обязательны два условия: ты должен назвать эти грехи. Говоришь ты их не мне, но Самому Христу, который будет невидимо присутствовать здесь вместе с нами. - Я невольно оглянулся и поежился. - Да, Коля, вот настолько все серьезно. И еще: ты должен иметь внутреннюю волю к тому, чтобы больше исповеданные грехи не совершать. В конце я прочитаю разрешительную молитву, и можешь считать все названное не бывшим.

- Так просто?! - изумился я.

- Ты думаешь, это просто? - серьезно произнес священник. - Ошибаешься, Коля, это очень непросто. Кроме того, человеку прощаются грехи, но страсти и наклонности остаются. Так что очень часто бывает так, что человек кается в грехе, а потом совершает его снова и снова, не в силах противостоят своей плоти. В этом случае не надо унывать, но, падая, вставать и снова идти. Итак, начнем?

- Начн… - мое сознание помутилось, тело сотрясли частые конвульсии, и я повалился на пол.

Тело Николая сотрясала мелкая дрожь, изо рта выступила пена, конечности начали выкручиваться в стороны. Наконец тело замерло. Лицо медленно преобразилось, будто на него надели страшную зловещую маску, открылись горящие огнем глаза, а изо рта, как из громкоговорителя, раздался чужой зловещий низкий голос:

- Не смей этого делать! Я потратил на него уйму сил. Он мой, мой, мой! Слышишь ты, мерзкий поп, оставь его мне, иначе пожалеешь!

- Угу, сейчас, только штаны подтяну, - ответил отец Николай как ни в чем не бывало. Больше он не стал разговаривать с Колиным Наставником, но открыл одну из принесенных богослужебных книг и, перекрестившись, стал читать:

- Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится, речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него [30]… - священник прочитал текст трижды, периодически осеняя лежащего на полу Николая крестом. Тот затих, а вскоре пришел в себя.

- Что со мной было? - я недоуменно смотрел на священника.

- Что-что… Не отпускает тебя наставник твой. А ты говоришь, легко. Это, брат, война у нас началась, самая настоящая, а ты не то что без оружия, так еще и израненный до предела. Ну ничего, у нас Главнокомандующий всемогущий! Если Бог за нас, то кто против нас! Начнем, Николай! - я вместе со священником встал перед иконой, и отец Николай начал читать вступительные молитвы Таинства Покаяния. Закончив, он сел на стул, а меня попросил встать рядом на колени. Исповедь началась. Это был самый настоящий бой! Бой за мою душу. Не один раз я терял сознание, но священник был неумолим, он отражал нападения молитвой, святой водой, освященным маслом и Крестом. Он всячески помогал мне наводящими вопросами, разъяснениями сути тех или иных поступков, уточнением обстоятельств конкретных событий. Ни разу батюшка не повысил голос, ни жестом, ни словом не укорил меня, но только искренне сострадал несчастному старику, которым я стал в тридцать с небольшим лет.

На голову Николая легла епитрахиль и прозвучала заключительная молитва. Исповедь закончена.

Николай, казалось, в изнеможении опустился на пол и, облокотившись локтями на диван, положил голову на руки. Отец Николай сначала подумал, что ему опять стало плохо, но через мгновение он увидел глаза Николая. Эти глаза светились счастьем, внутренней тихой радостью. Казалось, что бывший Зергос помолодел лет на тридцать.

- Спасибо, отец, спасибо! - шептали мои губы. - Господи, слава Тебе! Я никогда не чувствовал себя таким… таким… - долго не мог я найти подходящее слово, - СВОБОДНЫМ! Я свободен! Господи, какой же груз Ты снял с моих плеч! - я на коленях подполз к сидящему на стуле священнику и, задрав полу его подрясника, начал целовать ботинки. Батюшка даже не сразу опомнился, но настойчиво поднял меня с ног:

- Коля, что ты делаешь, перестань!

- Отец, вы не представляете, что со мной произошло! Я теперь чувствую, что я - это я! Даже не знаю, как вам объяснить, но после того, как я впервые услышал внутренний голос Наставника, меня не покидало ощущение внутренней раздвоенности. Во мне жил чужой, как в кино. Он не только действовал на меня физически, но еще и вторгался в мои мысли. Его голос был все настойчивее, а моя воля все сильнее подавлялась.

- Понимаю тебя, Николай. В тебя вселился бес. И произошло это по твоей воле. Да, тебя никто не спрашивал: «Можно войти», они этого и не делают, но врываются в человека, как гнусные паразиты, овладевая им настолько, насколько смогут. Такое «подселение» становится возможным в результате тяжких смертных грехов, когда человек полностью отходит от Бога, отдавая себя в руки темных сил. Ты совершил тяжкий грех, став членом сатанинской организации. Фактически ты отрекся от Христа и стал действовать против Него. Ты совершенно добровольно сам себя отдал в руки сатане. Вообще каждый человек в той или иной мере творит зло, все мы так или иначе подвержены воздействию силы бесовской, но они имеют над нами тем меньше власти, чем ближе мы ко Господу. Если говорить об обычном «среднестатистическом» человеке, то его бес-куратор не в силах читать его мысли. В твоем случае все иначе. И, как ты мне рассказывал, даже твои мысли были ему доступны.

- Батюшка, так и сейчас Наставник может читать мои мысли?

- Очень надеюсь, что нет. И причиной тому Таинство покаяния. Не зря он так бесновался: понимал, что теряет тебя.

- Так он еще во мне?

- Николай, это вообще понятие относительное. Что значит «в тебе» или «не в тебе»? Ангел - существо духовное, а бесы по своей природе и есть ангелы. Все дело в том, какую степень власти имеет бес над человеком. Я верю в то, что совершенное Таинство очень сильно ограничит власть твоего бывшего наставника над тобой, но обольщаться не стоит. Так просто он тебя не отпустит.

- Так получается, что Иисус Христос не всесилен? - я сказал это, не подумав, сходу. А сказав, внутренне съежился, помня какую реакцию похожее по сути высказывание вызвало со стороны Наставника. Но, казалось, священник вообще не обратил внимания на кощунственность сказанного.

- Конечно, Господь всесилен, Николай, в этом даже нет сомнения. Но Он создал человека свободным, и Он никогда этой свободы не нарушает. Если ты захотел служить сатане - твое право. Господь не хочет, чтобы Его любили насильно, но чтобы относились к Нему, как к Отцу.

- Да, батюшка, я это понимаю, но я же покаялся! Я же хочу теперь служить Христу, я не хочу иметь ничего общего с сатаной!

- Угу, - произнес священник с иронией, - предал Бога, послужил лет 15 сатане, напакостил, погадил вволю, а потом покаялся: «прости меня, Господи, дурака грешного» - и опять «в шоколаде»! Ты думаешь, духовная жизнь игра?! - голос священника звучал почти грозно. - Здесь, Коля, война идет! Самая настоящая - кровавая и беспощадная! Святые, которые бросали бесам открытый вызов, доходили до того, что себя по плечи в землю закапывали, дабы не согрешить, бесы их натурально били, калечили - чисто физически! [31] А ты, получается, перешел на сторону противника, открыто воевал против Бога, а теперь покаялся и что? Тебя должны в тыл отправить? В санаторий? А может еще паек на усиленное питание выдать? Ты же САМ записался в воины! Так?

- Так, батюшка, но я же плохо чего понимаю, мало что знаю. Как мне теперь?

- А я на что, Николай? Тебя не удивил факт того, что ты «случайно» пришел именно в тот храм, где я служу настоятелем?

- Да уж… Чудеса.

- Чудеса, Коля, чудеса! И я с тобой искренен. Готовься к борьбе! К борьбе не на жизнь, а на смерть.

- Я понимаю, отец. Я сделал много зла в жизни, теперь надо за это рассчитываться.

- И так, и не так, Коля. За все наши грехи рассчитался Господь Иисус Христос на Кресте. И Богу наши страдания сами по себе не нужны. Ему не нужна какая-то сатисфакция, какое-то удовлетворение в виде наших страданий. Но с другой стороны, все мы ответственны за то, что творим в своей жизни. И получается так, что, например, убийца, даже искренне раскаявшись, очень редко заканчивает жизнь мирно в постели. А вот служители сил тьмы, обратившись к Богу, проходят через очень суровые испытания. Примечательно то, что последствия имеют не только подобные твоему случаи явного предательства Господа. Я, как священник с многолетним стажем пастырского служения, могу с полной ответственностью засвидетельствовать, что ни одно, слышишь, НИ ОДНО обращение к темным силам не остается без последствий. Даже, если речь идет о почти что шутке, когда девушка применяет некую практику, описанную в газете Московский Комсомолец, с целью вернуть любимого или обратить на себя внимание одноклассника. Каждое, так называемое, рождественское или крещенское гадание, все эти походы в полночь на улицу с бросанием туфельки и произнесением заклинаний обязательно будут иметь определенные духовные последствия для человека. И если такие факты имели место, то нужно обязательно их исповедовать в Церкви. Вот и люди, которые приходили к тебе за помощью, получали самое настоящее зло! Диавол не может исцелять. Вся его помощь - лишь временная видимость, обязательно приводящая к намного более катастрофическим последствиям.

- Отче, я вот хотел вам задать мучающий меня вопрос. Почему я не смог убить этого банкира, что случилось со мной?

- Я почти уверен, что именно Господь удержал тебя от этого шага. Сколь ни глубока была бездна твоего падения, но вот стать убийцей ты не смог. Слава Богу, - священник перекрестился, - убийство человеком человека настолько противоестественно, что людям очень не просто переступить через этот внутренний барьер. Практически всегда это происходит при «помощи» бесовских сил. Но в твоем случае, даже твой наставник ничего не смог сделать. Скажи спасибо бабушке, которая за тебя молится. Это вообще чудо, что за все эти годы ты так и не воспользовался тем «подарком», который сделал тебе Варгот: я имею в виду тот самый причудливый нож, - отец Николай непроизвольно прижал руку к животу. - Ну ладно, время у нас позднее, - взглянул священник на часы, которые показывали без малого час ночи. - Завтра в девять утра воскресная Литургия. Тебе будет необходимо причаститься.

- Что сделать?

- Причаститься Тела и Крови Христовых.

Я подумал, что ослышался.

- В чем дело? А-а-а-а-а, - улыбнулся батюшка, - вспомнились ваши «службы»?

- Откровенно говоря, да.

- Дело в том, Коля, что сатана - это обезьяна Бога. Там, где он не в силах придумать что-то свое, диавол просто копирует обряды и традиции, установленные Господом. Тело и Кровь Христовы - величайшая святыня у христиан. Совершать Таинство Причащения заповедовал нам Сам Господь Иисус Христос на Тайной Вечери. В каждом православном храме, за каждой Литургией совершается это чудо: хлеб и вино невероятным, непостижимым образом, сохраняя свои вещественные свойства, прелагаются в Истинное Тело и истинную Кровь Христовы! Потребляя Святые Дары человек соединяется со Христом, исцеляется его тело и, главное, душа. Человек получает силы для исправления своей души, для борьбы со страстями. Тебе благодать Духа Святаго сейчас необходима как никому другому!

- Батюшка, а как объяснить то, что некоторые служители сатаны на самом деле получают от него богатые дары, над ними не издеваются, они счастливы. Это за меня молилась бабушка, молились вы, вот Наставник и обиделся, а с другими все в порядке же!

- Коля-Коля! - укоризненно покачал головой священник. - Такое впечатление, что в плане знаний о духовном мире ты остался на том же самом уровне, на котором был тогда, 15 лет назад в электричке… Оно и не удивительно. Твой наставник не обиделся на тебя, он просто в высшей степени озлобился, поскольку обнаружил, что по молитвам бабушки он не имеет над тобой той власти, которую мог бы иметь. Твой бес-куратор натурально взбесился, уж прости за тавтологию. Вся проблема сатанистов в том, что они нормальные человеческие, читай христианские, принципы проецируют на свои отношения с сатаной. Ведь как мы считаем: раз я кому-то служу, раз я кому-то предан, то он за это будет мне благодарен. Но что такое благодарность? Ты в само слово вдумайся! Благо дарить! Какое благо может подарить сатана?! Что он может дать кроме зла, ненависти и разрушения? Ты пойми, что ему в принципе неведомы такие понятия как благородство, преданность, любовь, дружба, справедливость, честность и т.д. Сатана есть зло! Зло в чистом виде, без малейшей примеси добра. Исходя из этого происходит парадоксальная вещь: своих служителей сатана ненавидит больше всего! Он вас использует как, прости за грубость, латексные контрацептивы: насилует с вашей помощью других, а потом выкидывает на помойку! Ну да ладно, я смотрю у тебя глаза закрываются, - сказал священник поднимаясь. - Пойдем, я покажу тебе твою постель, а мне еще надо помолиться. Завтра утром я тебя разбужу часиков в 8, вместе прочитаем правило ко Святому Причащению. Вообще-то с формальной стороны я не должен допускать тебя к Причастию. Перед этим необходимо как следует попоститься, но у тебя случай особый, ты без Причастия просто пропадешь, не выстоишь, так что готовься, Коля.

22 февраля, воскресенье, Москва

Поспать мне в эту ночь не пришлось. Как только я ложился на кровать, в ушах звучал зловещий голос Наставника: «Гаденыш, я убью тебя, убью, мерзкий предатель, тебе никто не поможет…» Я тут же вскакивал с постели и начинал читать 90-й Псалом. После двух-трех прочтений голос прекращался, но стоило лечь в постель, как все повторялось снова. В конце концов я понял, что спать мне сегодня не придется. Бросив взгляд на старомодную этажерку, стоявшую в углу, я сразу заметил книгу, на переплете которой было написано «Евангелие». Смутно вспомнив, что это самая главная христианская книга, я взял ее. Я читал при свете настольной лампы, стоя на коленях, слезы катились по моим щекам… Совершенный Господь, невинный и всемогущий, способный даже не движением пальца, но краткой мимолетной мыслью стереть весь наш мир с лица земли, пришел к нам, чтобы всех спасти, чтобы даровать жизнь вечную, избавить от страданий и мук после смерти человека. Он добровольно и безропотно отдает Себя на жуткие страдания за нас… за меня! Он любит каждого - и меня в том числе, именно поэтому я и оказался в конечном итоге здесь! Христос ежедневно совершает во всех православных храмах чудо, прелагая хлеб и вино в Свои Тело и Кровь, фактически принося Себя в жертву ради нас! Я вспомнил ЧТО мы творили в наших сатанинских оргиях. Господи, прости! Хотелось выть в голос, подобно собаке. Я кусал кулак, чтобы не закричать и не разбудить священника за стеной. ТАКОЕ не сможет простит человек, но только Бог! Ярость Наставника периодически накатывала на меня, и тогда я откладывал Евангелие и читал 90-й Псалом, который к утру знал наизусть. За окном запели петухи, спать совсем не хотелось, а в голове пребывала поразительная легкость и тишина…

Кипр

Крепко заснув с вечера, я проснулся вскоре после полуночи от ужасного кошмара. Какие-то чудовища гонялись за мной с огромными ножами, а я не мог двигаться быстро, постоянно спотыкался и падал. Я лежал на скомканной простыне в холодном поту, сна не было и в помине. Всю оставшуюся ночь я провел в тяжкой полудреме, кошмар в том или ином виде время от времени возвращался, а в период бодрствования в голову лезли мысли о киллере и его зловещих планах.

Около 7.00 я наконец заставил себя сесть на кровати. Таких атеистических и, можно даже сказать, кощунственных мыслей еще ни разу в жизни не было в моей несчастной голове. Предстоящее Причастие казалось мне в высшей степени ужасным событием. Все нутро мое как будто ощущало непоправимость того, что должно произойти. Смешно сказать, но в голову даже пришла мысль о том, что еще до конца неизвестны пути передачи СПИДа, и я вполне могу заразиться этим смертельным заболеванием, причастившись из одной ложки после кого-то. Это был бурный поток мыслей, явно идущих извне. Я попытался это остановить и подумать немного, но ничего не вышло: бурный мрачный вихрь насильно входил в мою голову. Сообразив, что это все неспроста, я открыл Псалтирь и начал читать 90-й Псалом - отец Михаил посоветовал мне так поступать в тяжких духовных ситуациях. Появилось впечатление, что невидимая рука резко закрыла кран: поток мыслей совершенно прекратился. Без труда я, используя одну лишь логику, не оставил камня на камне в нагромождении того маразма, который еще минуту назад всецело господствовал в моей голове. Еще раз с удивлением отметив такую потрясающую очевидность духовной борьбы, я отправился на кухню сделать чашку чая, но вовремя спохватился, что перед Причастием нельзя ничего есть и пить. Я умылся, прочитал утренние молитвы и в 7.30 выходил из дома к поджидавшей меня машине.

К храму я подошел одновременно с отцом Михаилом.

- Как прошла ночь, Дионисий? - радостно улыбнулся священник.

- Ох, батюшка, и не спрашивайте! Это была ночь кошмаров.

- Но ты все-таки доехал! Слава Богу! А мне есть чем тебя порадовать!

- Я выиграл миллион в лотерею или у меня объявился богатый родственник?

- Гораздо лучше! Похоже, что твоего киллера вчера застрелили, - священник сказал это как-то буднично.

- Как это? Где застрелили и почему решили, что это именно он?

- Он поджидал тебя вчера вечером недалеко от церкви. Полиция уже вышла на его след, офицер случайно обнаружил машину киллера рядом с храмом, дождался водителя и был ранен.

- Даже так?! А что потом?

- Киллера догнали вскоре, пытались остановить, но он, легко раненный, упал на стройке на торчащую из земли арматуру. Умер мгновенно. Меня уже допрашивали, показывали твое фото, я вынужден был сказать, что ты бываешь здесь иногда, но телефонной связи с тобой у меня нет. Следователь попросил меня передать тебе номер его телефона, чтобы ты с ним созвонился и дал показания.

- И что я должен делать, батюшка?

- Я думаю, что пора перестать бегать от всех. Ты вполне можешь встретиться со следователем. Я уже созвонился с Глебом, он обещал прислать своего хорошего знакомого адвоката, он и как переводчик поработает, ну и подстрахует тебя от излишних вопросов и ненужных ответов. Не бойся! Нам сейчас главное сделать необходимо, а все остальное приложится, - отец Михаил вошел в храм, направившись в алтарь. И НАЧАЛАСЬ СЛУЖБА.

Москва

Я стоял на коленях перед иконами и уже в бессчетный раз читал 90-й Псалом, когда в комнату постучал отец Николай.

- Коля, как ты там?

- Я в порядке, батюшка, входите!

- Ух ты! Воин Христов на молитве! Так сказать, вооружен и очень опасен! - мы оба рассмеялись. - Посерьезнев, священник спросил: - Очень тяжко было ночью?

- Терпимо, отче.

- Молодчина! Теперь, я уверен, чем дальше, тем будет легче. Пойдем, умоешься, но помни, что ничего есть и пить нам нельзя, и будем молиться.

Прочитав положенное правило ко Святому Причащению, мы оделись: отец Николай дал мне кое-что из своей одежды взамен того, что пришло в полную негодность, и мы отправились в храм. Священник вошел в алтарь и вернулся в сопровождении двух немолодых мужчин, он познакомил нас и обратился ко мне:

- Коля, в самых общих чертах я объяснил моим давним друзьям суть твоих проблем. Они будут рядышком с тобой и в случае чего подстрахуют.

- Спасибо, батюшка, спасибо за заботу, - на мои глаза навернулись слезы. Отец Николай вернулся в Алтарь. И НАЧАЛАСЬ СЛУЖБА.

Они стояли в разных храмах, разделенные тысячами километров и границами нескольких суверенных государств, но они слышали одни и те же молитвы; одни и те же песнопения ласкали их слух. Их сердца бились в унисон в ожидании, наверное, одного из самых главных событий в жизни - Причастия! Они, такие разные, с настолько разными судьбами и абсолютно противоположным жизненным опытом, предстояли пред Одним Создателем, они всей душой стремились к Нему. Они оба прошли нелегкий путь. Путь от греха и смерти к жизни, путь от тьмы к Свету! Они, как миллионы православных по всему миру, в момент Литургии были едины в Теле Христовом, Которым и является Его Церковь. Они вместе слушали слова Евангелия, всегда читаемые в этот день: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов - по левую» [32]. Они оба шли по жизни прямой дорогой в стан козлов, но по молитвам близких людей и по милости Божией нашли в себе силы попытаться стать овцами Христовыми. Они оба стояли в самом начале трудного пути - пути к Богу. Они оба уже ощутили, что на этом пути, когда человек делает ко Господу один шаг, Он делает навстречу два, но все равно первой должна быть воля человека. Они ощутили на себе, что путь этот тернист и тяжел, даже несмотря на то, что в самых тяжелых ситуациях Господь берет человека и несет на руках, но одновременно этот путь радостен и счастлив. По-разному у всех складывается эта дорога, кто-то ломается, падает, но опять встает и идет, превозмогая боль и стыд, а кто-то уходит в сторону, но счастья и покоя все равно не обретает, ибо счастье человеческое только в единении с Богом, с Создателем всего и вся! Идите, рабы Божии, терпения и сил вам обрести Господа и встать от Него по правую руку и услышать заветное: «приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» [33]. Они одновременно подошли к Чаше и Один Христос вошел в них, оживляя тело и душу, исцеляя пороки, наполняя все их естество животворящей силой. Они оба отходили от Чаши другими людьми. Случилось главное: плоть человеческая соединилась с плотью Христовой, преображаясь и исцеляясь!

Кипр

Я вышел из храма, словно вылетел на крыльях. Было ощущение полностью исполненного долга, чувство завершенности очень важного и благого дела. На душе было легко и радостно, да и погода под стать - светило теплое кипрское солнышко и дул легкий ласковый ветерок. Я вдруг осознал, что можно уже включить оба мобильных телефона, и немедленно позвонил отцу, сообщив радостную весть, а затем набрал номер Александра Ивановича…

22 февраля, воскресенье, Москва

Соколов сегодня проспал, впервые в жизни не услышав звонка будильника. На Литургию он опоздал минут на 30, в результате чего пришлось стоять в изрядно заполненной церкви непосредственно рядом с выходом. По окончании службы о. Николай пригласил его в домик, расположенный рядом с храмом.

Александр Иванович познакомился с отцом Николаем около 5 лет назад. Тогда он вел дело одного молодого парня, который проходил по групповому изнасилованию несовершеннолетней. Просить за него к Соколову - тогда еще совершенно нецерковному человеку - и пришел отец Николай. Батюшка убеждал следователя в том, что его духовное чадо - ныне подследственный - не виновен. Да, он был в злополучной квартире в тот вечер, но покинул ее, как только там началась пьяная оргия. У Соколова тоже были большие сомнения в невинности той «пострадавшей девочки», но все сходилось к тому, что ее действительно изнасиловали. Следователь пообещал священнику обратить на дело самое пристальное внимание. В результате дело полностью развалилось: на пострадавшей негде было пробы ставить, а изнасилование она инсценировала при помощи двух своих подруг, дабы выбить деньги из родителей парней.

Батюшка приезжал к Соколову еще раз - поблагодарить, оставил свой телефон, которым Александр Иванович и воспользовался буквально через пару месяцев. Следователь не любит вспоминать то дело, когда поступить по закону ему не давала совесть. Ее голос был очень громким, но решиться на должностное преступление он тоже не мог. Соколову был просто необходим совет мудрого человека, и он вспомнил об отце Николае. Вот тогда он впервые и оказался в этом уютном домике. Совет батюшки оказался простым и мудрым - поистине соломоново решение [34]. Он увидел выход там, где его, казалось, не было вовсе. Вот тогда Соколов впервые и задумался о том, какая же мудрость по всей видимости хранится в Церкви и в ее учении. Через несколько месяцев он уже был прихожанином уютного храма в подмосковном Одинцове.

Когда Соколов вошел в дом, батюшка встретил его в гостиной.

- Рад вас видеть, Александр, как успехи?

- Вашими молитвами, отче! Простите, что отвлекаю, но требуется ваш совет, как эксперта, так сказать.

- Сейчас мы чайку сообразим, а потом и поговорим, - священник ушел в кухню, вернувшись через 10 минут с подносом в руках. - Вот, прошу!

Александр Иванович наполнил чашки, отхлебнул из своей и полез в карман за несколькими поляроидными снимками:

- Батюшка, вот такой нож мы нашли вчера в результате обыска в одном доме. Вещь в высшей степени занятная, а начертанная символика, кажется, как раз по вашей части.

Священник лишь увидев общий снимок ножа, тихо пробормотал:

- Не может быть! - его лицо сильно побледнело.

- Что случилось!? - изумленно воскликнул Соколов.

- Александр Иванович, я могу взять эти снимки буквально на минутку? - священник был очень возбужден, поляроидные квадратике, зажатые в его руке, тряслись мелкой дрожью.

- Конечно, отче.

Отец Николай выбежал из гостиной. Он вернулся минуты через две, ведя за собой странного незнакомца.

- Знакомьтесь. Александр Иванович, а это мой тезка, Николай. - Мужчины пожали друг другу руки и все уселись за столом. Повисла пауза. Первым начал священник.

- Александр Иванович, это просто невероятно, но именно этим ножом меня пытались убить в том далеком 83-м году. А до самого недавнего времени нож принадлежал рабу Божию Николаю. Так-то вот… - Соколов потерял дар речи, не зная, что и сказать. Священник продолжил, обращаясь к Николаю: - Коля, я тебе уже сказал, что Александр Иванович как раз ведет дело об убийстве того банкира, убитого Варготом. Я не первый день знаком с Александром Ивановичем и абсолютно ему доверяю. Я прошу тебя рассказать ему все, что ты знаешь по этому делу. Мне, может быть, уйти? - обратился священник к Соколову.

- Как пожелаете, батюшка, мне вы никак не помешаете. Николай, вы не будете против, если я сразу запишу ваши показания, а вы их потом подпишете? Это очень важно для дела.

- Нет, конечно, - удивительно, но взгляд Николая был по-прежнему благодушен. Казалось, что ничто в мире не могло омрачить его радости. - Делайте, как считаете нужным.

Священник принес ручку и пачку чистых листов, и следователь начал допрос. Они закончили достаточно быстро, Николай подписал свои показания, и, с улыбкой глядя на следователя, спросил:

- Вы меня теперь арестуете?

- За что же?! - удивился Соколов.

- Ну как же? Я же готовил убийство человека!

- Готовила убийство Силина, а вы склоняли ее к этой подготовке. Я не собираюсь вас брать под стражу на время следствия, а дальнейшую вашу судьбу решит суд. Думаю, что попасть за решетку вам не грозит. По крайней мере, можете рассчитывать на мою помощь, - следователь улыбнулся, - в рамках закона, разумеется. Николай, позвольте спросить вас еще об одном случае, вдруг вы в курсе?

- Пожалуйста, Александр Иванович, отвечу на любой ваш вопрос.

- Кстати, батюшка, вы не забыли дату, когда вас чуть не убили? - перевел следователь взгляд на священника.

- Как забыть… 27 апреля 1983 года это случилось. Это все вон с Колей и связано было.

- Как? - опешил следователь.

- Так вы, Александр Иванович, разве не удивились, что я ножик этот узнал?

- Удивился, но тут такие дела, что… Так что же произошло?

Священник рассказал свою часть истории, а Николай продолжил с того момента, как он оказался на платформе в Красницах в день инициации. Когда он дошел до обстоятельств получения ритуального ножа, Соколов сильно побледнел. Когда Николай закончил, Соколов уточнил:

- Как, ты говоришь, звали ту женщину, которую ритуально убили на Пасху?

- Елена, раба Божия Елена - так она себя назвала.

- Да уж… Вы, братия и отцы, сегодня моей смерти хотите. В нормальной жизни таких совпадений не бывает!

- Так то ж в нормальной, - улыбнулся отец Николай, - а мы в Церкви Христовой. Здесь чудеса происходят, как говорится, в рабочем порядке. Что случилось-то, Александр?

- Похоже, что я знаком с одним молодым человеком, который и есть сын ритуально убиенной мученицы Елены… - за столом возникла длинная пауза. Первым тишину нарушил Николай:

- Александр Иванович, батюшка, я подумал, может, мне подробно написать все обстоятельства гибели этой женщины? Это же, наверное, важно?

- Да, Николай, очень правильная мысль.

- Только можно мне это сделать наедине с самим собой?

- Да, конечно. Иди в свою комнату.

Священник и следователь, оставшись наедине, долго молчали, погруженные каждый в свои мысли. Тишину нарушил звонок мобильного телефона.

- Алло!

- Александр Иванович, здравствуйте! - раздался в трубке голос Дениса Заречина.

- Денис, здравствуй, рад тебя слышать! У меня для тебя очень радостные новости!

- Вы уже знаете?! - удивился Денис.

- О твоей маме? - уточнил удивленный Соколов.

- Да нет, киллера убили, того самого, что охотился за мной! А что вы узнали о моей маме? - спохватился Денис.

- Мама твоя на самом деле была замучена сатанистами в Пасхальную ночь.

- Господи, помилуй! - непроизвольно вырвалось у Заречина. - А откуда вы узнали?

- В соседней комнате сидит свидетель этого убийства и излагает все подробности на бумаге.

- Но кто он?

- Денис, давай все подробности при встрече, хорошо?

- Думаю, что тебе пора возвращаться. Я нашел девушку, у которой ты тогда ночевал. Она подтвердила твое алиби. Порядка ради надо провести очную ставку, чтобы она тебя признала и все подтвердила, тогда и закроем уголовное дело в отношении тебя.

- Александр Иванович, а можно как-то избежать этой очной ставки? - кровь прилила к щекам Дениса.

- А что случилось? - удивился следователь.

- Да я, свинья пьяная, тогда, кажется, пытался приставать к ней в машине, да и рвало меня… Короче, стыдно мне очень…

- Детский сад, честное слово! - в сердцах воскликнул Соколов. - Тебе с ней что, детей крестить? Ну встретились, ну опознали, подписали бумажки и разбежались. Ты, дважды от смерти спасенный, вообще - о чем думаешь? Не стыдно?

- Стыдно, Александр Иванович, говорю же стыдно, перед девушкой той… Ну ладно, договорились. Возьму билеты на ближайший рейс и прилечу.

- Прилетай, прилетай, беглец от правосудия!

- Да, Александр Иванович, меня же можно поздравить! Я сегодня первый раз в жизни причастился!

- Да ты что?! - искренне изумился следователь. - Поздравляю, Денис, от всей души!

- Спасибо, до свидания.

- До свидания.

- Слава Богу, - пробормотал Соколов и объяснил священнику кратко историю Дениса Заречина.

- Да-а-а-а… Сегодня особый праздник на Небесах, - улыбнулся священник.

Изливая на бумагу воспоминания о том чудовищном жертвоприношении, я был искренне рад за женщину по имени Елена. Я преклонялся перед ее силой и верой. Она отдала Богу всю себя без остатка. Вот это и есть образец настоящей любви, той Любви, которую и показал Господь Иисус Христос: Любви до самой смерти! Закончив писать, я не мог остановить свои мысли. Вспомнился Господь, молящийся в Гефсиманском саду до кровавого пота. Он принимает на Себя грехи людей, Он принял на Себя и мои грехи! И ради прощения этих грехов Он страдает на Кресте под издевательства бездушных зрителей.

- Господи, как облегчить Твои страдания! Как стать их соучастником!

Я понимал, что мученическая смерть - это не наказание, а награда для искренне верующего человека. Награда, которой я недостоин. Но мне очень захотелось именно так доказать Богу свою любовь. Я, конечно, не чувствовал в себе для этого сил, но был уверен в том, что Господь мне поможет.

Утерев руками слезы, я бросил взгляд в окно и увидел… Варгота. Он смотрел прямо на меня сквозь оконное стекло. Его лицо было перекошено злобой, он сильно сдал за последние дни: мятая одежда, всклокоченные волосы и глаза… Эти глаза пылали злобой. Таких глаз у бывшего наставника я не видел ни разу. Решение пришло само собой.

- Господи, в Твои руки отдаю себя. Ты видишь мое сердце, Ты знаешь мои мысли, Тебе решать, что делать со мной, я полностью полагаюсь на Твою волю и делаю то, что мне кажется правильным в этот момент, а Ты направь меня и убереги от неверного шага, - мои мысли были четкими и ясными, я был совершенно спокоен. - Господи, я хочу сам ответить за то, что совершил, я не хочу, чтобы из-за меня страдали невиновные, как в прошлый раз, я не хочу больше подставлять под удар замечательного священника Николая. С Богом!

Я перекрестился, накинул на плечи куртку, которую дал мне батюшка, и на цыпочках вышел на улицу, прикрыв за собой входную дверь.

Варгот стоял перед домом священника и ждал, так велел ему новый Наставник. Тот самый наставник, из-за которого Варгот так завидовал Зергосу, завидовал с того самого дня, когда недавно инициированный Николай покинул квартиру сатаниста.

Самого Варгота инициировала сатанистка по имени Дара. Она увлекалась молоденькими мальчиками, и юный четырнадцатилетний Георгий ей очень приглянулся. Они стали любовниками, а через пару месяцев произошла его инициация. Проснувшись утром, Варгот ощутил присутствие своего наставника. Он не слышал никаких голосов, но иногда перед его взором возникал словно полупрозрачный экран, по которому медленно двигался текст - это и была информация от его наставника. Иногда, чтобы лучше различить текст на «экране», Варготу приходилось прикрывать глаза. К моменту инициации Зергоса Варгот уже знал, что каждый инициированный сатанист имеет своего невидимого покровителя, которые не равны с точки зрения сил и возможностей, а подчинены определенной иерархии. Этому щенку Зергосу повезло, ему достался в высшей степени могущественный и влиятельный Наставник, что и было предметом зависти до минувшей ночи.

Это произошло вскоре после полуночи, Варгот уже спал, когда неведомая грубая сила словно приподняла его над кроватью. Он вскочил на ноги, пугливо озираясь по сторонам.

- Кто здесь? - он явно чувствовал чье-то присутствие.

- Твой новый Наставник, Варгот! - раздался в голове громкий властный голос. - Мне пришлось покинуть этого предателя Зергоса! Тебе выпала большая честь. Теперь ты подчиняешься мне!

- Да, но как же мой прежний наставник?

- Он, как и ты, теперь будет служить мне! Я повторяю, теперь ты служишь мне! - Внутренний голос явно начинал раздражаться.

- Хорошо, но… - тело сотрясла волна страшной боли, - ой, больно, что ты делаешь?

- Когда Наставник что-то говорит или приказывает, надо отвечать: «Слушаю и повинуюсь», ясно?

- Ясно, ясно, больно!

- Ясно!? - рявкнул Наставник.

- Слушаю и повинуюсь, Наставник! - боль немедленно отступила.

- Вот и хорошо. Ты облажался с Зергосом, Варгот. Надо исправлять эту ошибку.

- Но я следовал тогда указаниям своего бывшего наставника, я же… Больно! - в голос закричал Варгот.

- Что нужно говорить?

- Слушаю и повинуюсь, слушаю и повинуюсь!

- Вот так! А то вы, мерзкие людишки, распускаетесь, как только вам даешь волю. Вот и Зергоса я распустил, выполняя по началу его дурацкие прихоти: ему очень нравилась власть над людьми. Но теперь этого не будет! Итак! Зергос должен умереть. Сейчас как раз полнолуние, он должен быть принесен в жертву сатане.

- Но я же не жрец, как я смог… Больно!

- Ты что - тупой? - в голове раздался дикий хохот. - Ты думаешь, я не позаботился об этом?

- Слушаюсь и повинуюсь, Наставник! -сквозь боль прокричал Варгот.

- Вот и хорошо. Теперь езжай к квартире Зергоса в Одинцово, оттуда я тебе укажу путь к месту, где его искать. Смотри, Варгот, не провали это задание, а то я начинаю сердиться всерьез.

- Наставник, позволь один вопрос, - произнес Варгот заискивающим тоном.

- Чего тебе еще?

- Насколько я понял, мы планировали свалить убийство банкира на Зергоса, это остается в силе?

- Нет, ты упустил Зергоса, он предал сатану и должен умереть как предатель!

- Но тогда мы теряем контроль над банком. А если выпутается жена банкира, то будут искать настоящего убийцу и могут выйти на меня, тогда… - внутренний голос прервал его на полуслове.

- Вот и поторопись! Поторопись заткнуть рот этому щенку, чтобы он про тебя ничего никому не рассказал. А банк мы уже потеряли, и это твоя вина, Варгот!

Наутро, после бессонной ночи Варгот осознал, что совершенно напрасно все эти годы завидовал Зергосу. Его новый Наставник был настоящим монстром. Нет, и прежний наставник бывало наказывал Варгота и требовал от него исполнения различных прихотей помимо воли. Варгот даже сетовал иногда на его жестокость, но это были цветочки…

Варгот стоял перед церковным домиком и с ненавистью смотрел на Зергоса сквозь оконное стекло. Он ненавидел его за все: за то, что повстречал тогда - пятнадцать лет назад; за многолетнюю зависть его более могущественному наставнику и, наконец, за то, что Зергос теперь свободен. Да, Варгот это понял, лишь взглянув в его глаза. Учитель был готов к тому, чтобы силой увести своего нерадивого ученика, как он это сделал тогда, в электричке. Сейчас он видел, что это не понадобится. Варготу хорошо знаком этот взгляд, которым обреченные хрюсы смотрели на него. И этот взгляд не раздражал его, а бесил! Нет, Варгот решительно не мог понять, что может быть дороже жизни?! Что такого могли знать эти людишки? И как Зергос, еще совсем недавно не вылезавший из запоя, смог ТАК измениться?

Я вышел на улицу и встал перед бывшим учителем. Пауза затянулась: мы молча смотрели друг на друга, первым не выдержал Варгот:

- Ну здравствуй, брат Зергос, как поживаешь?

- Я не собака, Варгот, у меня есть имя - Николай, так что оставь клички для козлов! И прибереги любезности для другого случая. Делай то, ради чего пришел, - Варгот не был готов к подобному разговору. Он молча развернулся и бросил сквозь зубы:

- Иди за мной!

Новенький Opel Astra не торопясь ехал в сторону от Москвы. Минут через 15 машина остановилась перед высоким забором, за которым виднелась лишь крыша добротного дома. Варгот просигналил, и ворота вскоре открылись: хмурый мужчина лет 50 впустил их внутрь. Варгот вышел из машины, обменялся несколькими словами с хозяином дома и, подойдя к машине, открыл дверь с моей стороны:

- Выходи.

Я молча повиновался. Варгот и хозяин дома начали меня избивать. Я не знаю, сколько это продолжалось, но в результате все тело мое болело нестерпимо. Глаза опухли и практически ничего не видели, а дышать я мог только ртом. Затем меня куда-то поволокли. Мое тело водрузили на что-то твердое и плоское, руки развели в стороны и привязали, а затем начали срывать верхнюю одежду. Раздев до гола по пояс, мои мучители сделали перерыв. Все это время я усиленно молился. Было очень страшно: больше всего пугала полная неизвестность. Наконец я услышал чтение характерных заклинаний и острая жгучая боль пронзила мою грудь. Я не выдержал и закричал, тогда мой рот заткнули кляпом. Дышать стало практически невозможно. Боль в груди переместилась к животу. Я догадался: на моем теле вырезали ритуальные знаки. Наконец, пытка закончилась. Отвязав руки, меня поволокли по лестнице вниз и втолкнули в какое-то помещение, за спиной лязгнула металлическая дверь. Стихли все звуки, пахло сыростью подвала, было абсолютно темно. С трудом я поднялся и встал на колени.

- Вот, Коля, это и есть твоя Гефсимания, - прошептал я разбитыми губами. - Господи, прости меня за это сравнение! Ты, безгрешный и безвинный, брал на Себя огромную ношу там, в Гефсиманском саду, я же по своим грехам получаю то, что заслужил. Но, Господи! Как же тяжело и страшно! Как больно! Помоги мне! Я взываю к Отцу Небесному: да исполнится воля Твоя!

Неожиданно сверху начал струиться странный свет. Казалось, что он был материальным, плотным, так что его можно было пощупать. В сыром затхлом подвале распространилось дивное благоухание. Свет был яркий, но я не видел даже очертаний стен подвала. Казалось, что кроме меня здесь был только свет - и ничего более. Постепенно сияние начало рассеиваться, истончаться подобно туману, и передо мной чудесным образом предстала фигура старца в богатом торжественном одеянии. Я уже несколько раз встречал этого человека за время своего служения сатане. Обычно он препятствовал моим злым делам. Последний раз это было совсем недавно, когда я пытался найти того парня в Олимпийской деревне в Москве.

- Здравствуй Николенька! - голос старца был мягким и ласковым. Николенька - так называла меня бабушка в детстве. Неожиданно из глаз моих хлынули слезы. Дедушка подошел ближе, сел прямо на пол и положил мою голову к себе на грудь. Ладонь незнакомца ласково гладила мою голову, пока я не успокоился. - Тяжело тебе?

- Больно. Все тело болит, сильно!

- Сейчас мы тебе поможем, - старец достал откуда-то пузырек с благоухающим маслом и стал пальцем помазывать мне больные места. Как только он коснулся глаз, я увидел, что нахожусь в грязном подвале, заставленном наполовину картонными коробками. Постепенно боль уходила, а раны затягивались прямо на глазах. Незнакомец убрал флакончик и ласково посмотрел на меня: - Лучше теперь?

- Да, совсем не болит. Простите, а кто вы?

- Так мы же с тобой встречались, Коля. Или забыл?

- Как же не помнить, - от стыда я отвел взгляд, - простите меня, дедушка, я ругался на вас, простите…

- Пустое, Николенька, пустое. Ты уже во всем покаялся. Господь тебя простил, так как же я могу не простить? - незнакомец изумился совершенно искренне.

- Как вас зовут?

- А я думал, ты меня знаешь. Ты же мне молился совсем недавно. Не помнишь?

- Так… вы… Святитель Николай?!

- Да, Николенька, твой тезка и твой небесный покровитель. Бабушка крестила тебя в мою честь. Я же тебе говорил раньше. Думал, ты догадаешься.

- Да как же это… - моему изумлению не было предела. - И вы мне помогли?! После всего того, что я вам говорил и вообще делал?!

- Да какая разница, Николай, - сказал старец серьезно. - Тебе было плохо, ты шел ко Господу, как я мог тебе не помочь, когда ты ко мне обратился? Забудь об этом. У меня к тебе другой разговор.

- Слушаю, отче.

- Господь услышал твои молитвы, и Он ждет тебя. Ты на самом деле готов? Еще не поздно все изменить, для этого я и пришел к тебе.

- Да, отче, я готов. Я был искренен сегодня утром, когда молился Богу. И прошу лишь об одном: страшно мне, пусть Господь мне поможет! Но я не хочу сейчас ничего более, чем встретиться с Ним. Я знаю точно, что без Бога меня ожидает жестокое и бесчеловечное рабство. Я более не могу так жить. Не могу и не желаю!

- Хорошо, Николенька, будь по твоему. Не бойся ничего, Господь тебе поможет. Надо же, какой праздник сегодня на Небесах!

- Какой же, отче?

- Как какой?!Еще одна спасенная душа! Что же может быть ценнее и отраднее для Бога?! Держись Николай, держись и молись! - свет стал опять уплотняться, а потом медленно растаял, как и не было. Я бы мог подумать, что это галлюцинации, но мое исцеленное тело было немым свидетелем всего произошедшего. Перекрестившись, я начал читать 90-й Псалом, поскольку более никаких других молитв не знал наизусть. Я дочитывал псалом первый раз, как дверь неожиданно открылась, и яркий электрический свет ударил в глаза. Я на время потерял возможность что-либо видеть. Чьи-то руки схватили меня и поволокли по лестнице вверх. Ощутив, что оказался на улице, я осторожно приоткрыл глаза. Странно, была глубокая ночь, а у меня сложилось ощущение, что с момента, как я покинул дом священника, прошло не более пары часов. Меня завели в крытую беседку в центре участка. В свете ритуальных факелов расположился сатанинский алтарь со всей необходимой атрибутикой вокруг. Вот только не было «братьев». Кроме меня присутствовали только Варгот и хозяин дома, который переодевался в одеяние жреца. Они явно торопились. Быстро отслужив начало сатанинской мессы, они дошли до самого главного. Жрец ввел меня в круг факелов, расположившихся около алтаря и замер, в изумлении оглядывая мое тело. Наконец он пришел в себя и позвал Варгота.

- Что случилось? - недовольным тоном спросил тот.

- Посмотри на его тело. Где символика, которую мы нанесли днем? - Варгот также в изумлении уставился на мою грудь.

- Гаденыш, что ты сделал? - в глазах бывшего учителя сверкала злоба.

- Это не я, - голос мой был удивительно спокоен. - Меня исцелил святитель Николай силою Господа Иисуса Христа.

В ответ раздался так хорошо знакомый мне визг, на мою голову посыпались оплеухи.

- Не смей! Не смей повторять это имя!

- Странно, если твой сатана такой сильный и могущественный, то почему ты боишься даже имя Божие произнести? А каково тебе будет предстать перед Ним в день Страшного Суда?

- Не говори ерунды! Верные слуги сатаны не будут судиться Распятым!

- Угу. Именно поэтому ты Его так боишься, что даже Имя не можешь переносить спокойно? Не убедительно, Варгот, очень не убедительно. И, я уверен, эти вопросы тебе самому приходили в голову, только вот задавать ты их не решаешься.

- Заткнись, предатель!

- Я-то замолчу, только вот свой собственный внутренний голос совести заглушить гораздо сложнее.

- Что будем делать, Варгот? - вмешался жрец. - У нас мало времени.

- Нанеси знаки снова. Пусть этот гад помучается еще раз!

- Это не предусмотрено установленным обрядом. Кроме того, Варгот… - повисла короткая пауза. - Это очень плохой знак. Жрец, который меня учил в свое время, однажды столкнулся с подобным явлением. Он завершил жертвоприношение, только прожил после этого не больше месяца. Я не хочу заканчивать сегодняшнюю мессу.

- Ты спятил? - Варгот был совершенно обескуражен. - Щенок должен сегодня умереть!

- Вот и убей его. Просто убей и все.

- Нет! Он должен быть принесен в жертву! Это воля моего Наставника!

- Хорошо, подожди минутку, - жрец прикрыл глаза и так стоял с минуту. - Ну хорошо, я согласен. Мы нанесем знаки вновь.

Удивительно, но в этот раз мне не было больно. Я чувствовал, как холодная сталь касается моего тела, ощущал, как горячая кровь струится по коже, но боли не было. Я усиленно молился молча, было страшно, тело сотрясала мелкая дрожь, но утешало главное - впереди была встреча со Христом!

Жрец закончил дело и поставил меня перед алтарем. Я понял, что жить мне осталось не более минуты: в руках незнакомца блестел ритуальный нож. Между тем, жрец обратился ко мне:

- Зергос, если ты отречешься от Христа и вновь дашь клятву на верность сатане, то ограничишься наказанием, но останешься жить. Даю тебе минуту на раздумье, - перед моими глазами предстала сцена пятнадцатилетней давности, когда приносили в жертву христианку на Пасху. Я пожалел, что не знал наизусть Символа веры православных христиан. Буквально через несколько секунд я произнес:

- Думать мне не о чем. Свой выбор, выбор окончательный, я уже сделал. Я остаюсь верен Господу моему - Иисусу Христу, - я медленно сложил руки на груди, поднял глаза к небу и тихо произнес: - В руки Твои, Господи, отдаю душу мою! - после чего я закрыл глаза.

Несколько секунд ко мне никто не прикасался. Наконец сильная рука схватила меня за волосы, отогнула голову назад, и холодная сталь обожгла шею…

Свет померк, а в кромешной темноте стало разливаться чудесное, плотное, благоухающее сияние. Оно обволокло меня, и невероятная радость и покой вселились в мою измученную душу.

- Господи! Слава Тебе! - дивное неземное пение заполнило все пространство, звуча в унисон с голосом моего сердца.

Варгот со Жрецом вышли из беседки. Последний держал в руках ритуальную чашу. Он дочитал очередное заклинание и сделал из нее глоток. Его тело затряслось, чаша выпала из рук, и хозяин дома упал замертво: его быстро стекленеющие глаза с тоской смотрели в небо, куда только что вознеслась душа убитого им христианина. Варгот замер в сильном изумлении, его привел в себя душераздирающий рык Наставника:

- Щенок! Он отомстил нам! Не прикасайся к чаше, оставляй все так, как есть, и беги!

- Куда бежать, Наставник?

- Куда глаза глядят! - дикий хохот заглушил все мысли Варгота. - Машину оставь здесь, будем выбираться на попутках в сторону от Москвы, а там видно будет. Поехали!

Отец Николай и Соколов заметили исчезновение Николая только через час. Священник начал обзванивать прихожан и уже через пол часа один из алтарников, который во время службы стоял рядом с Колей, рассказал, что видел Николая, садящегося вместе с незнакомцем в Опель Астра зеленого цвета. Он даже запомнил номер и описал водителя. Никаких сомнений не осталось: это был Варгот. Отец Николай не верил своим ушам: Коля добровольно ушел вместе со своим бывшим учителем! Это просто не укладывалось в его голове. Александр Иванович молча сидел напротив: он уже приказал оперативникам объявить в розыск автомобиль преступника, а также передал ориентировку на Варгота.

- Нет, я не могу в это поверить! - наконец сказал священник. - Понимаете, Александр Иванович, он был совершенно искренен со мной, он не мог опять вот так взять и предать Господа, Которого снова обрел. Это решительно невозможно…

- Всякое бывает, батюшка, - философски изрек следователь.

- Нет, не в данном случае. Александр Иванович, я думаю, что Николая надо объявить в розыск.

- Хорошо, батюшка, воля ваша, - следователь не спорил со священником, поскольку не хотел его расстраивать, но внутренне был почти уверен в том, что Николай сбежал опять. Он просто не мог представить себе реального мотива, по которому человек уходит из дома тайком и уезжает вместе со своим смертельным врагом. Соколов более не мог смотреть на искренние переживания батюшки и, попрощавшись, отправился домой.

На следующий день у Александра Ивановича была запланирована масса дел. Утром привели Колобова.

- Здравствуйте, Юрий. У меня для вас хорошие новости.

- Неужели вы решили отпустить меня под подписку? - на следователя смотрели удивленные глаза подследственного.

- Нет, еще лучше, - улыбнулся Соколов. - Уголовное дело по факту убийства Федора Силина в отношение вас прекращено. Вы свободны. Правда, в этой бочке меда есть и ложка дегтя. Открывшиеся факты, связанные с торговлей наркотиками, осуществлявшейся сотрудниками банка, переданы мной в соответствующую службу, которая возбудила уголовное дело. Сейчас идет следствие, которое, уверен, коснется и вас.

- Вот так подарок к дню защитника Отечества! - Колобов никак не мог оправиться от удивления. - Новое следствие мне не страшно, Александр Иванович. Я на самом деле не участвовал в этом.

- Ну дай Бог, чтобы и следствие пришло к тем же выводам. Если будут серьезные проблемы, звоните.

- Спасибо вам, господин Соколов, вы на многое мне открыли глаза. Я ухожу отсюда совсем другим человеком, во многом благодаря вам, ну и, конечно, в целом той ситуации, которая сложилась. Эта встряска заставила меня на многие вещи посмотреть по другому.

- Юрий, я очень рад, что вы уходите не с озлобленным сердцем. Простите меня за излишнюю грубость и всего хорошего, вот ваш пропуск, - Соколов протянул Колобову бумажный квадратик.

- До свидания, Александр Иванович, - улыбнулся Юрий на прощание.

- Вы уверены?

- В чем? - застыл Колобов на пороге кабинета.

- В том, что хотите со мной еще раз свидеться? В этих стенах в почете слово «прощайте».

- Ах, вот вы о чем. Да, тогда так. До свидания, но не в этом месте, - они оба расхохотались.

Далее Соколов вызвал следователя, которому передал дело Силиной. Александру Ивановичу было невыносимо общаться с этой дамой, а исход ее дела уже ни коим образом не мог повлиять на Дениса Заречина. Подходило время обеда, и Соколов наконец решился. Он неоднократно откладывал этот разговор, каждый раз находя свои причины, но сегодня это надо было сделать, как бы тяжело ни было.

- Да, войдите, - раздался голос Ильи Гриценко.

- Здравствуй, Илья. Ты сейчас свободен? Разговор будет не быстрым.

- Свободен, Саша, а что случилось?

- Не догадываешься разве, что случилось? - Соколов сел напротив Гриценко и смотрел ему прямо в глаза. Илья опустил взгляд, руки его задрожали.

- Нет, а чт-т-о т-т-акое, - бывший друг стал предательски заикаться.

- Илья, мне все известно и по поводу показаний Заречина, украденных из моего кабинета, и по поводу информации о Кипре. Я даже могу назвать имя человека, которому ты сливаешь информацию.

Повисла длинная пауза, Гриценко нервно перебирал руками какую-то бумажку. Наконец он с вызовом вскинул на Соколова глаза и резко произнес:

- И что?! Сдашь меня? Или уже сдал?! Что ты пришел ко мне? Исповедь мою хочешь услышать, а потом позвать оперов?

- Зачем ты так, Илья? В твоем ли положении устраивать скандал? Ты же сейчас сидишь по уши в дерьме! Ты не только преступление совершил, но и дружбу нашу предал. Ты это понимаешь?! - почти закричал Соколов, грохнув кулаком об стол. Илья втянул голову в плечи и опять опустил взгляд. Он продолжил совсем тихо.

- Они меня на любовнице взяли. Подложили под меня какую-то путану, когда я в командировку ездил в Тверь. Номер предварительно оснастили аппаратурой, ну и засняли все на видео.

- Подложили, - фыркнул Соколов. - Ты, Илюша что, чемодан, чтобы под тебя вот так можно было кого-то подложить? Я тебе еще года три назад говорил, чтобы ты завязывал с бабами! Говорил?!

- Ну, Иваныч, ну говорил, но я же не железный. Ну слабое место у меня, что поделаешь!

- А голова и совесть у тебя тоже слабые места? Ты почему сразу не пришел ко мне?

- Саша, я испугался, думал ты меня не простишь.

- Илюша, что за бред? Ты меня разве первый год знаешь? Никогда в это не поверю. И я думаю, что ты уже тогда был готов стать предателем. Тебе деньги хорошие предложили, вот ты и купился. Так?! - глаза Гриценко налились кровью.

- А что?! Что мне было делать? Смотреть, как вечно удачливый Соколов лихо карабкается вперед по служебной лестнице, не замечая друга? Мне сейчас, по-твоему, надо спокойно сидеть и смотреть, как ты занимаешь кресло зама Генерального?! А ты думал когда-нибудь обо мне? Ты подумал о том, что чувствую я в такие моменты?! - ноздри Гриценко широко раздувались, а лицо покраснело, как свекла.

- Илюша, ты ли это? - Александр Иванович, казалось, потерял дар слова. - Разве я тебя оставлял хоть на минуту? Всегда, слышишь, всегда мое повышение однозначно означало и твое, разве не так?! Я был совершенно уверен в том, что ты искренне радуешься моим новым назначениям.

- Ага! Ты тащил меня за собой, как списанную торбу! Думаешь я не видел, с каким выражением лица ты иногда смотрел на меня? Я занял свое положение не благодаря своим способностям, а благодаря тебе, и еще тебе же за это я должен быть благодарен? - перед Соколовым разыгрывался какой-то театр абсурда. Он уже понял, что ждать адекватной реакции от бывшего друга вряд ли придется. Гриценко был весь во власти страсти - страсти зависти, всепоглощающей и страшной. Когда человек находится в таком состоянии, взывать к логике бессмысленно.

- Илюша, а какое еще чувство, кроме благодарности, уместно в такой ситуации? Я относился к тебе как к другу, и я хотел, чтобы рядом со мной всегда был друг, а твои способности абсолютно соответствуют той должности, которую ты занимаешь, поверь. Это может показаться смешным, но я тебе часто по доброму завидовал. Да, да! Не смейся! Ты думаешь, это легко - быть крайним и отвечать за все и вся? Не гораздо ли легче, когда твою спину прикрывает надежный друг?! Ты не думал об этом?

- Не издевайся надо мной, Соколов! Ты получал все вперед меня! И квартиру, и служебную машину! ВСЕ! И вообще не тебе меня учить! - огрызнулся Гриценко.

- А может как раз мое? Может оно бы все по другому сложилось, если бы ты время тратил не на блудливых бабенок, а на воспитание своих детей?

- Заткнись! Я не желаю от тебя слушать нотации! - разговор явно выходил за пределы разумного, когда еще возможно достичь какой-то благой цели.

- Так, Илья, давай заканчивать, - взял себя в руки Соколов. - В данной ситуации мне совершенно все равно, как ты себя поведешь. Если тебе нужен будет мой совет - всегда к твоим услугам. У меня к тебе будет лишь одно требование: в течение недели ты уйдешь из Прокуратуры и вообще из правоохранительных органов. Если через неделю ты все еще будешь занимать этот кабинет, то в него войдут сотрудники службы собственной безопасности. Как ты понимаешь, принимая такое решение, я уже иду на должностное преступление. Но я делаю это ради нашей дружбы… Бывшей дружбы. Все, Илья, прощай, - Соколов вышел в коридор и громко хлопнул дверью. В столовую идти расхотелось, он отправился в небольшое кафе неподалеку от Прокуратуры на сегодня рабочий день, очевидно, был закончен.

Но поесть в одиночестве Соколову не удалось. Только он подцепил вилкой кусочек нежной осетрины, как администратор кафе прервал его уединение:

- Александр Иванович, я дико извиняюсь, что нарушаю такое славное пиршество, но вас пытается разыскать некто Клюев. Я вот отправился в зал вас поискать. Как думаете, я вас нашел? - на лице собеседника была игривая улыбка. Соколов-таки опрокинул в рот содержимое запотевшей рюмки и закусил дымящейся снедью.

- Ох… И здесь отыскал! Ничего удивительного, он же опер. Спасибо, Володя, давай трубку. Алло, - ответил Соколов хмурым голосом, жуя осетрину.

- Слышь, а я вот сегодня даже не позавтракал, брось издеваться! - пробурчал Клюев.

- Ты не забыл куда звонишь? Удивляешься, что человек, сидя в кафе, жует? Ладно, что стряслось?

- Что-что… - ворчал Клюев. - Тут не спишь, не ешь, обувь топчешь по чем зря, и никакой благодарности.

- Степа, я тебя поцелую, потом, если захочешь. Говори не томи, у меня осетрина стынет, а водка - наоборот - нагревается!

- Садист! Ладно, уж так и быть. Нашли твоего пропавшего вчера Николая.

- Вот это оперативность! Хвалю!

- Так на то я и опер! - хохотнул Клюев. - Только радуешься рано. У него, понимаешь, проблемы…

- Живой он? - напрягся Соколов.

- Нет. Похоже на ритуальное убийство. Примечательно то, что рядом нашли второй труп - очень похоже, что это тело того, кто твоего подопечного и порешил.

- Дела… - в задумчивости проговорил Соколов.

- Иваныч, так мы на место происшествия поедем?

- Угу, вот только осетрину домучаю. Кстати, а куда ехать?

- За городом, чуть подальше Одинцово - поселок Большие Вяземы. Я за тобой заеду.

Соколов позвонил в церковный домик отца Николая. Трубку параллельного аппарата в храме сняла регент церковного хора Людмила Петровна.

- Людмила Петровна, добрый день, это Александр, следователь.

- А, Сашенька, добрый день, - сразу потеплел голос пожилой женщины. - Батюшка сейчас крестит, подойти не сможет.

- Хорошо, не будем его отвлекать. Людмила Петровна, передайте отцу, что нашелся его давний знакомый, который вчера пропал.

- Ой, Коленька, радость-то какая, - прервала регент Соколова на полуслове.

- Да радоваться, к сожалению, нечему. Убит он, ритуально убит.

- Господи, помилуй! - только и смогла вымолвить женщина.

- Вы батюшке передайте, что часа через 1,5 я заеду в храм, мы все равно мимо поедем, если батюшка сможет, мы его с собой возьмем.

- Хорошо, Александр, передам.

Отец Николай ждал гостей в церкви. Соколов представил его Клюеву, и тот как-то неловко пожал священнику руку.

- Вот учишь, тебя, учишь, бестолочь, как со священником здороваться, все без толку! - пробурчал Соколов.

- Так, это, Иваныч, батюшка, простите, если что не так, - искренне смутился видавший виды опер.

- Александр Иванович, не смущайте человека, - улыбнулся священник и обратился к Степану. - Все в порядке, я же не женщина, мне вполне можно пожать руку!

Через 15 минут автомобиль Клюева въезжал на мрачный голый участок. Следственная группа, похоже, уже заканчивала свою работу: два тела лежали на носилках, укрытые простынями. К Степану подошли оперативник и судмедэксперт. Он представил им своих спутников. Медик подошел под благословение, чем удивил коллег, но вопросов никто задавать не стал. Он и начал говорить первым, обращаясь более к священнику.

- Это просто чудо какое-то, батюшка! Я когда над телом наклонился, то благоухание почувствовал, думаю, и вы тоже ощутите, - он подошел к одному из двух тел и откинул простыню. Присутствующим открылось ужасное зрелище. Живот и грудь Николая покрывала вырезанная сатанинская символика - в некоторых местах кожа была срезана до мяса. Но вот лицо… Клюев видел бессчетное количество тел людей, умерших насильственной смертью. В подавляющем большинстве случаев на их лицах застывала маска ужаса и страданий. В этот раз перед опером было счастливое лицо с блаженной полуулыбкой. Даже сотрудники, находившиеся в нескольких метрах от тела, инстинктивно вздохнули. В воздухе распространялось дивное благоухание.

- Это явное чудо! - сказал батюшка и перекрестился.

- Это еще не все, отче, - продолжил эксперт, - вы его за руку возьмите. Возьмите, возьмите!

Священник подошел к Николаю, опустился рядом на колени и взял кисть его руки. Та оказалась мягкой, словно принадлежала живому человеку. Священник поднял руку Николая и приложил его кисть к своей щеке. Первым спохватился Клюев:

- Так он что, умер недавно? - лицо опера выражало крайнее удивление. - Ты же говорил, что он убит ночью.

- Так и есть, ночью, тело остыло совсем.

- Так как же оно не окоченело?!

- Я и говорю - чудо! У меня такое впервые!

- Да уж… - Клюев смотрел на тело с искренним подозрением. - Ну ты уж посмотри там повнимательнее на вскрытии.

- Посмотрю, но время смерти я тебе назвал довольно точно. Очень интересен второй мужчина. Это, по всей видимости, жрец, который и совершил убийство: на ритуальном кинжале его пальчики.

- А отчего он-то умер, убил кто-то третий? - спросил Соколов.

- Третий здесь был. Только жрец, думаю, не убит, - эксперт откинул простыню и Соколов невольно отшатнулся: лицо трупа представляло собой жуткую злобную маску, отражавшую непереносимые мучения. Изо рта, как у вампира, выходили две засохшие кровавые дорожки. - Вот, похоже он пил из ритуальной чаши, в этот момент и окочурился.

- Что скажете, батюшка, - обратился к священнику Соколов.

- Очень похоже на правду то, что излагает Василий. Перед нами случай ритуального сатанинского жертвоприношения. Александр Иванович, - обратился батюшка к Соколову, - насколько я понял, у Коли нет ни родных, ни близких. Вы позволите нам, нашей общине, похоронить его тело?

- Конечно, батюшка! Только, боюсь, можем к среде не успеть.

- Ничего, вы постарайтесь, а там уж как будет.

Соколов посмотрел на судмедэксперта, и тот понимающе кивнул.

В полном молчании трое мужчин двинулись в обратный путь. Тишину нарушил священник. Когда машина остановилась около храма, на его глазах были слезы:

- Не перестаю удивляться дивному промыслу Божию! Эта история - невероятная, книжная - каким-то чудом началась и закончилась на моих глазах. Я не перестаю удивляться глубине божественной Любви! Он любит всех, каждая душа Ему дорога. И этот случай является прекрасным ответом на фразы типа: «Да как же его земля носит?!» Не наше дело, кого, за что и сколько терпит Господь. Бог ждет от нас покаяния, и, что действительно важно, чтобы Господь продолжал терпеть нас! - священник сказал это в пустоту - казалось, он не замечал присутствующих. В сильной задумчивости батюшка вышел из машины и, не попрощавшись, отправился к церковному домику.

24 февраля, вторник, Кипр

Глеб, Марина и отец Михаил устроили мне сказочные проводы. Прощальный обед плавно перешел в ужин. Была последняя неделя перед Великим Постом - всеми любимая масленица! Все дни недели по сути праздничные, а церковный устав позволяет есть все, кроме мяса. Вот и пекутся в изобилии блины, готовятся кулебяки, пироги, расстегаи и, конечно, рыба! Стол ломился от разнообразной снеди, но главным, конечно, была не еда, а удивительная атмосфера радости и счастья, царившая за столом. Почти все тосты были сказаны обо мне, я не переставал удивляться радушию этих замечательных людей. Иногда казалось, что эта простая русская семья каким-то фантастическим образом культивировала здесь - в отдалении от России - дивный уголок своей Родины с ее лучшими традициями, которые с такой любовью описаны Шмелевым и Никифоровым-Волгиным.

Самые глубокие слова сказал отец Михаил в конце застолья:

- Дениска, мы отпускаем тебя с чувством выполненного долга. Здесь, на Кипре, за столь короткое время с тобой случилось главное - ты стал частью Церкви Христовой! Именно так и никак иначе - ты веточка Виноградной Лозы, Которой является Сам Христос. Я не стану сейчас давать тебе долгих напутствий и наставлений - у нас было время поговорить и ты узнал многое. Но, смею заверить, что ты сейчас в начале долгого, трудного, но прекрасного пути. Иди по нему, не сворачивай в сторону и всегда помни о тех чудесах, которые на тебе явил Господь. Они есть пример и для всех нас - пример Божественной заботы и Любви, Его чудесных и неисповедимых путей! И самое удивительное в том, что подобные чудесные истории может рассказать практически каждая православная семья. Когда человек живет без Бога, он на самом деле Его не видит, человеку кажется, что подобные истории вымысел или какое-то самовнушение, но стоит лишь сделать махонький шажок к Богу, как открывается человеку сказка. Да, это сказка, куда мы все мечтали попасть в детстве! Мир, где есть добро и зло, но первое всегда побеждает второе, хоть часто приходится нелегко. Мир чистой любви и истинного благородства. Мир, только в котором и возможно высшее человеческое счастье! Не покидай этот мир, Денис, храни тебя Господь!

Кипр провожал меня дождливой погодой. Душа с нетерпением рвалась в Москву, где ждал меня отец. Однако душу не покидала грусть из-за расставания с этим прекрасным солнечным островом, который дал мне слишком много. Самолет набрал высоту, заложил вираж, и прекрасный зеленый клочок земли в обрамлении морской лазури предстал во всей красе. «До свидания, Кипр, я еще вернусь к тебе, и, надеюсь, это случится очень скоро».

Москва

Отец никак не мог обойтись без барских замашек и заказал для меня VIP-встречу в Шереметьево. У выхода с самолета меня ждал человек с табличкой «Денис Гришин». Все формальности заняли считанные минуты, и я оказался в крепких объятиях отца, на глазах которого были самые настоящие слезы.

- Дениска, сынок, слава Богу, слава Богу ты живой. Господи, сколько же времени прошло, сколько мы не виделись!

- Отец, ты не поверишь, но прошел ровно месяц.

- Как?! - удивленно уставился на меня отец.

- Вот так! Все мои неприятности начались 25 января, а сегодня у нас 25 февраля. Каким неоднородным бывает время!

- Да уж… Ну поехали, поехали! - мы вышли на морозный воздух, сели в поджидавшую «Toyota Camry» и понеслись в сторону Москвы.

Оказавшись в тишине салона автомобиля, я первым делом набрал номер Соколова:

- Александр Иванович! Здравствуйте! Я прилетел. Едем с папой домой.

- Здравствуй Денис, очень рад за тебя! У тебя на завтра есть какие-нибудь планы?

- Да какие планы могут быть у вчерашнего почти что трупа?! Весь в вашем распоряжении.

- Завтра я буду на похоронах одного удивительного человека, приезжай и ты, я тебе расскажу совершенно потрясающую историю, тем более, что она напрямую касается тебя.

- Приеду обязательно, говорите куда.

Соколов объяснил, как найти одинцовский храм. Мы попрощались.

- Ты куда собрался? - поинтересовался отец.

- Соколов завтра едет на похороны. Говорит, что умерший проходит по моему делу. Я хочу тоже съездить.

- А поехали вместе, - неожиданно заявил отец. - Эта машина с водителем в нашем распоряжении.

- Здорово! - обрадовался я и перезвонил Соколову, сказав, что мы будем вместе с отцом.

Следующий звонок я сделал в «Радомир».

- Серега, привет, ты на работе еще?

- А где же мне быть, если сотрудники-лодыри все разбежались! - радушно ответил директор. - Дэн, как ты, где ты?

- В Москве. Слава Богу, мои проблемы, кажется, окончательно решены.

- Слава Богу! Я так рад за тебя! Когда мы увидимся? Когда накрывать стол?

- Сергей, я прошу у тебя буквально несколько дней. Мне надо еще сделать несколько неотложных дел, и я весь твой!

- Договорились Дэн, делай свои дела и приезжай. Мы все по тебе очень соскучились.

- Па, а как там Стас? Не знаешь, он в Москве?

- Не знаю точно, - отец загадочно улыбнулся. - Дома увидишь!

За разговорами время в дороге пролетело незаметно. Вот и родной до боли тихий дворик, а вот и полюбившийся мне Hyundai Accent, стоящий под огромной шапкой снега: «Бедняга, завтра я тебя почищу». Вот и родная квартира, в которой я не был, казалось, несколько лет. Все было чисто прибрано, а в гостиной накрыт стол на две персоны. За столом, широко улыбаясь сидел Стас.

- Привет славным антикиллерам! - Он и здесь не смог обойтись без шуток. Я, сглатывая комок в горле, молча подошел к другу и мы обнялись. Я не смог произнести и слова, да это было и не нужно, все было ясно без слов.

Пока я принимал душ, на столе появились разнообразные закуски.

- Па! Откуда такое великолепие? - удивился я.

- Вот приготовил к твоему приезду.

- Ты сам?! - моему удивлению не было предела, поскольку отец никогда не любил готовить.

- Хотелось тебя порадовать, да вон Стас помог. - папа был явно смущен.

- Папа, Стас спасибо вам огромное!

- Давай садись, закусим, а потом я горячее принесу.

Отец отправился спать вскоре после полуночи, а мы со Стасом просидели почти до утра.

На следующее утро, войдя в храм, я сразу увидел Соколова, он стоял около гроба и разговаривал с незнакомым мне священником. Я, как положено, подошел под благословение к батюшке, а потом мы крепко обнялись со следователем.

- Александр Иванович, в этой ситуации все слова, которые я мог бы сказать вам, даже в малой доле не смогут передать глубины моей благодарности. Вы просто спасли меня. Храни вас Господь! Только ваше служебное положение до сих пор сдерживает отца от серьезного подарка вам, который также не сможет никогда компенсировать то, что вы сделали для нашей семьи. Но мы все же…

- Денис, успокойся, - ласково перебил меня Соколов. - Ты же не думаешь, что я делал все это ради корысти?

- Что вы, я…

- Так вот, в любом случае сейчас не место и не время. Вот посмотри, - указал следователь на стоящий рядом гроб, - это и есть тот человек, про которого я тебе говорил.

Я перевел взгляд на усопшего и остолбенел. Было такое впечатление, что в гробу лежит живой человек: на счастливом лице застыла блаженная улыбка. Казалось даже, что на щеках играет легкий румянец. Это не было лицо покойника. Просто человек задремал, и ему снился приятный сон.

Пока не начался чин отпевания, мы с отцом в компании Соколова и священника вышли на улицу. Александр Иванович представил нас друг другу и вкратце рассказал невероятную историю. Наверное, в других обстоятельствах я должен был ненавидеть усопшего, ведь он так или иначе участвовал в ритуальном убийстве моей мамы. Но у меня не было на него ни капли злости или обиды. Этот человек испил свою чашу до дна, он сподобился от Бога прощения всех своих грехов и умер христианином - моим братом во Христе! Следователь рассказал еще одно маленькое чудо. Изначально похороны планировались на среду, но в силу какой-то невероятной цепи мелких нестыковок пришлось перенести церемонию на сегодня. Благодаря этому мы с отцом смогли тоже оказаться здесь.

А затем началась чудесная служба. Нет, здесь не было горя, традиционно связанного с похоронами, была радость проводов спасенной души. Николай сподобился быть похороненным на маленьком кладбище при церкви.

Пока накрывали стол для поминальной трапезы в маленьком домике священника, мы опять уединились вчетвером: отец Николай попросил меня рассказать вкратце свою историю. Батюшка был поражен тем фактом, что и я, и Николай Причастились впервые в жизни в один и тот же день.

- В духовной жизни, Денис, не бывает совпадений. Ты и Николай каким-то удивительным, непостижимым образом связаны. Вполне возможно, что связаны вы кровью твоей матушки. Случаи обращения ко Христу палачей, пораженных стойкостью казнимых ими христиан, не так редки. Не забывай, Дионисий, раба Божия Николая и наш храм.

- Куда уж мне, батюшка! Все так переплелось: Николай, вы, Александр Иванович, мама. Это все настолько удивительно, что, совершенно очевидно, никак не может быть случайностью.

Поминки закончились ближе к вечеру. Мы с отцом и Соколовым вышли на морозный воздух. Прощаясь, Александр Иванович неожиданно хлопнул себя по лбу ладонью:

- Вот голова садовая! Совсем закрутился. Я же на завтра пригласил Катю Озерову для очной ставки, - глаза следователя смотрели на меня, но я совершенно не понимал о чем идет речь.

- Какую Катю?

- Ну твою спасительницу! Ту самую, которая увезла тебя от клуба домой.

- Ой, - вмиг покраснел я. - Завтра, да?

- Да, Денис, завтра в 11.00 утра. Так что приезжай ко мне, и закроем окончательно твое дело.

- Ну, надо так надо, - тяжело вздохнул я.

Отец отвез меня домой и помчался на вокзал: завтра в Питере у него была важная встреча. Мы договорились, что я приеду в отчий дом в субботу утром. Мне очень хотелось сходить на мамину могилку, где я не был уже несколько лет.

27 февраля, пятница, Москва

Пятничное утро не добавило оптимизма: резко потеплело, на улице было около нуля, а с неба сыпалось что-то среднее между дождем и снегом. В 10.45 я входил в приемную прокуратуры. Формальности не заняли много времени. В это здание обычно входят легко, лишь с выходом обратно регулярно случаются проблемы. Вот и кабинет Соколова. Я постучал, и услышав стандартное «войдите», шагнул внутрь. Кроме сидевшего за столом следователя в комнате находились еще четыре человека.

- А вот и наш дебошир! - весело сказал Александр Иванович. - Садись сюда скраю, - показал он на свободный стул рядом с двумя молодыми людьми примерно моего возраста и комплекции. - Цэ подставные, - смешно изобразил Соколов украинский акцент, - а цэ понятые, - показал он на двух пожилых мужчин, сидевших напротив. - Сейчас приведу девушку, одну минуту.

Открылась дверь кабинета, она вошла первой. Наши глаза встретились, и я полетел в пропасть… Под ложечкой засосало так, как бывает, когда самолет попадает в воздушную яму. Эти неземные глаза небесно-голубого цвета, глядящие из под светлой челки, затмили собою все вокруг: я тонул в теплых ласковых волнах, ничего не замечая: ни в миг покрасневшего прекрасного лица девушки, ни ее длинных волос соломенного цвета, ничего не было в этом мире, кроме широко раскрытых голубых глаз. С трудом совладав с собой, я опустил взгляд в пол, сердце стучало нещадно, пытаясь вырваться из груди. Такое было со мной впервые: какая-то сладкая щемящая боль разливалась в груди. Сквозь ритмичный стук крови в ушах я с трудом улавливал фразы.

- Ваша фамилия, имя и отчество, - это был голос Соколова. - Девушка, вы меня слышите? - чуть громче повторил он.

- Да-да, - еле слышно ответила она. Я украдкой посмотрел на свою спасительницу. Ее взгляд тоже был опущен вниз. - Озерова. Озерова Екатерина Витальевна.

- Год рождения.

- Одна тысяча… сьмой, - только и смог расслышать я. Мысли самостоятельно ушли прочь от совершенно неважных для меня событий, происходивших вокруг. «Что же сейчас делать?! ТАКУЮ девушку нельзя потерять. Но, Господи, как же стыдно! Она же меня ни видеть, ни слышать не захочет после того, что произошло. Свинья! Скотина! Козел!» - ругал я себя последними словами. В чувство меня привел громкий голос Соколова:

- Господин Заречин, вы слышите меня?!

- А? Что? - вздрогнув, я повернулся в сторону следователя. Тот, увидев мою физиономию, не смог сдержать усмешки.

- Встаньте, пожалуйста, - это было сказано сквозь смех. Я повиновался.

- Екатерина Витальевна, этого человека вы только что опознали?

- Да, - Катя бросила на меня мимолетный взгляд и тут же отвернулась.

- Где и при каких обстоятельствах вы с ним встречались, - продолжал Соколов.

«О, Господи! Только не это!» - я готов был убить следователя за то, что он специально заставляет ее вспомнить ту нашу злополучную встречу. Мое мысленное самобичевание продолжилось с новой силой. Кто-то начал трясти меня за рукав.

- Парень, парень, да садись ты! - это был мой сосед слева, один из подставных. Соколов смотрел на меня и был уже не в силах сдерживать смех. Смеялась и Катя, опустив глаза в пол и прикрыв нижнюю часть лица рукой. Только сейчас я заметил, что ее щеки и уши горят огнем. Я плюхнулся на стул и, насупившись, уставился на свои ботинки. «Нельзя ее отпускать одну. Это будет ужасно, если она уйдет! Тогда я никогда ее не увижу. Такой шанс бывает только раз в жизни! Надо что-то сделать, что-то предпринять, как-то объясниться…» - вертелись в голове мысли.

Кабинет тем временем опустел. Разошлись все кроме Соколова меня и Кати. Девушка склонилась над столом, подписывая какие-то бумаги.

- Все, Екатерина Витальевна, вы свободны. Спасибо, вы очень помогли этому оболтусу, - они оба посмотрели на меня. Катя с трудом сдерживала смех. Эта очаровательная улыбка и решила дело.

- Катюша, милая, простите засранца ради Христа! - я вмиг оказался стоящим на коленях перед девушкой с прижатыми к груди руками. - Я с самого начала, в смысле уже давно, в общем мне очень хотелось перед вами извиниться. Ну за тот вечер, вернее ночь. Я, кажется, вел себя по-свински, но я правда плохо помню. Так что вы меня извините, сами знаете за что, ну в смысле за то, что вы знаете, а я лишь догадываюсь, короче вот…

Они засмеялись одновременно - Катя и Соколов. Смеялись в голос, да так заразительно, что через мгновение расхохотался и я.

- Ой, уморил! Как жаль, что у меня фотоаппарата нет. Заснять бы сейчас твое, Денис, выражение лица! - следователь сел за стол, вытирая слезы.

- Какое замечательное извинение! Я в свою очередь жалею, что не взяла с собой диктофон. Этот текст достоин публикации, - у Кати был замечательный голос, похожий на звон серебристого колокольчика.

Соколов пододвинул мне заполненный бланк.

- Расписывайся здесь, горе, и дуйте оба из моего кабинета!

Не теряя ни секунды, я расписался около галочки, и мы покинули кабинет. Выходя на улицу через проходную, я взял Катю за руку и так и не выпускал ее, боясь потерять. Я решительно не представлял о чем говорить в такой ситуации. Так мы и шли молча по Большой Дмитровке, затем свернули направо в Столешников переулок. Как будто из другой жизни возникло до боли знакомое здание ресторанчика «У дядюшки Гиляя». После того памятного посещения заведения вместе с отцом я стал его завсегдатаем. Метрдотель Татьяна узнавала меня по телефону, а швейцар расплывался в радушной улыбке в предвкушении традиционных чаевых. Надо сказать, что это место не очень подходит для трапезы в масленицу: основные фирменные блюда здесь мясные, но я натурально ничего не соображал - сработала моторная память, когда ноги сами несут в знакомое место. Наверное я сильно удивил сотрудников ресторана, поскольку никого не узнавал, а лишь смотрел искоса, тайком на свою прекрасную спутницу. Я заказал два «Гиннеса» и два жульена. Осушив кружку пива, я немного пришел в себя. Вспомнив о том, что все же являюсь мужчиной, я попытался взять инициативу в свои руки, первым нарушив молчание.

- Катенька, правда, хоть все и смеялись там в кабинете, но я просил у вас прощения совершенно искренне.

- Денис, я уже все забыла, не корите себя. В принципе, ничего страшного тогда и не произошло, а ту записку я написала в сердцах, уж простите.

- Да уж, я могу себе представить ваше негодование! Катя, поверьте, тогда был совершенно невероятный день, у меня были реальные причины, то-есть их конечно не было, чтобы надираться как свинья, но все же причины были таковы, что мне трудно было… - мою тираду опять прервал звонкий смех.

- Ой, вы меня решили уморить!

- Все, хватит! - состроил я грозную физиономию. - А то вы решите, что я не только алкоголик, но и придурок! Катенька, давайте закажем поесть. Правда, здесь в основном мясо, но что-нибудь найдем. Кстати, - осенила меня гениальная мысль, - вы, вполне возможно, и не поститесь, скорее наверняка, тогда мы можем…

- Почему же? С удовольствием составлю компанию великому постнику! - Мы от души рассмеялись.

Я пригласил официанта, и мы сделали заказ.

Гостеприимный ресторан отпустил нас только вечером: мы никак не могли наговориться. Хотелось как можно скорее узнать друг о друге все. Было ощущение, что разговариваешь с родным и очень близким человеком, которого не видел много-много лет, и жадно впитываешь каждое слово, сорадуясь счастливым моментам и сопереживая неприятностям.

Выйдя на свежий воздух, мы не спеша отправились ко входу в метро. Разговор продолжался и в метро и по пути к хрущевке, которая смутно всплыла в моей памяти.

- Господи, а ведь это было ровно месяц назад, - с удивлением сказал я, стоя перед подъездом.

- Ну, Денис, будем прощаться?

- Как, уже? - снова задал я «логичный» вопрос. - Катюша, а во сколько мы завтра увидимся? - я действительно не мог себе представить и дня, проведенного без Кати.

Девушка слегка смутилась, но возражать не стала.

- Я на завтра наметила кое-какие дела. Даже не знаю… - это не был отказ - каким-то шестым чувством я это четко понимал.

- А давай эти дела делать вместе?

- Хорошо! - с улыбкой согласилась Катя.

- Договорились, в 10.00 я у тебя. Это нормально?

- Вполне!

Мне было хорошо и легко с этой замечательной девушкой. И, конечно, больше всего на свете я хотел бы остаться сейчас у нее и никуда больше не уезжать. Но в жизни действуют законы, которые нельзя нарушать, я это уже в полной мере осознал. Какое-то глубокое внутреннее чувство подсказывало мне, что подобный шаг перечеркнет все то светлое, что у нас с этой неземной девушкой еще впереди. Поцеловав Катю в щеку, я решительно отправился домой, дабы не искушать судьбу. Только сидя в своей уютной кухне и вспоминая подробности этого чудесного дня за чашкой чая, я вдруг осознал, что должен сидеть сейчас в купе поезда, следующего по маршруту Москва - Санкт-Петербург. Жар обдал меня с головы до ног, и я кинулся звонить отцу:

- Па, прости негодяя, а? - сходу начал я.

- Денис, что опять стряслось? - отец был явно обижен.

- Пап, ты не поверишь, но я, кажется, встретил свою судьбу.

- Слушай, ну ты даешь! Еще толком из одной передряги не выпутался, а уже в другую лезешь! - папа и не думал смягчать тон.

- Отец, а с каких это пор любовь - искренняя, чистая и настоящая - стала передрягой? - начал сердиться и я.

- Сынок, прости. Я, наверное, погорячился, но это так неожиданно.

- Па, так для меня это тоже неожиданно. Я понимаю все твои сомнения, но я уже не мальчик. Поверь, то, что случилось сегодня, совершенно невероятно, - и я поведал отцу сегодняшнюю историю.

- Да-а-а-а… - только и смог вымолвить папа. - Чудеса продолжаются. Если позволишь, я обязательно позвоню Соколову и попрошу его комментариев, как стороннего наблюдателя.

- Позвони-позвони, думаю, он тебя сильно развеселит!

- Ладно, сын. Раз гора не идет к Магомету… Я в понедельник приеду, посмотрим, что это за Сухов. Давай, жених, дерзай!

Ночью я не смог спать. Голова немного кружилась при одном лишь воспоминании Катиного лица: нос с небольшой горбинкой, большие широко посаженные глаза и чистая белая словно полупрозрачная кожа… Промучившись часов до 3 ночи, я встал, сварил крепкого кофе и достал томик Есенина. Ничего другого делать или читать не хотелось.

В 9.00, на целый час раньше, я входил в подъезд хрущевской пятиэтажки. Нажимая кнопку звонка, я услышал, как этажом выше хлопнула дверь.

- Светка, ты что-то забыла? - дверь открылась, и на пороге предстала Катя в домашнем халате. Голову ее украшали забавные розовые бигуди. Девушка вмиг стала красной, как свекла, инстинктивно обхватив голову руками.

- Т-т-ты, ты вроде должен позже приехать, я в таком виде, з-з-аходи, я с-с-сейчас… приведу себя в порядок, - Катя хотела было удрать в ванную, но я, вбежав в квартиру, успел схватить ее за руку и, развернув к себе лицом, крепко обнял за тонкую талию, прижав голову девушки к своей груди.

- Милая, я так соскучился по тебе! О какой ерунде ты говоришь?! Ты выглядишь просто замечательно!

Катя слегка отстранилась и посмотрела мне в глаза.

- Дениска, знаешь, не в моих правилах демонстрировать себя в бигудях окружающим. Вот пришел человек первый раз в дом, а я как лахудра, - Катя опять опустила взгляд.

- Во-первых, у тебя совершенно замечательные бигудюшки, которые тебе к лицу. Во-вторых, когда мужчина критически смотрит на женщину в бигуди, то он эту женщину не любит. Я это понял именно сейчас, понял со всей отчетливостью! Кроме того, я уже не первый, а второй раз в этом доме. И если вспомнить подробности того визита, то краснеть надо в первую очередь мне. Тебе не кажется?

- Ну да, мы друг друга стоим! - наконец улыбнулась она. - Ты завтракал?

- Нет, только кофе выпил.

- Тогда поставь, пожалуйста, чайник, а я все же приведу голову в порядок.

Этот день пролетел на одном дыхании. Мы ездили сдавать в чистку демисезонную одежду, затем зашли в библиотеку, в супермаркете купили продуктов на неделю, заехали еще в пару магазинов. Катя призналась, что на машине успели сделать кучу дел гораздо быстрее. Мне было совершенно все равно, что делать и куда ехать - главное, чтобы все это происходило вместе с прекрасной Катюшей!

После позднего обеда Катя нерешительно обратилась ко мне:

- Дениска, знаешь, я сегодня собиралась на службу в церковь - завтра же Прощенное Воскресенье, заговенье на Великий Пост - большой праздник.

- Да, Катюш, я слышал.

- Но ты, наверное, собирался в свой храм?

- Ты знаешь, в Москве у меня пока нет «своего» храма - я же крестился совсем недавно на Кипре. Так что с удовольствием присоединюсь к тебе, если ты не против.

- Как здорово! Ты чудо! - Катенька вскочила со стула и, склонившись надо мной, поцеловала меня в щеку. Я невольно покраснел, волна сильного жара обдала мое тело.

- Ох, Катерина! - я игриво погрозил пальцем. - С огнем играешь!

- Вах, горячий мужчина, сын гор! - театрально продекламировала Катя с кавказским акцентом. Я просто покатился от хохота. Так легко и просто мне еще никогда не было ни с одной женщиной.

В 17.15 мы входили на территорию Свято-Данилова монастыря. Служба была длинной - это монастырская традиция. Немного утомившись, я шепнул Кате на ухо и вышел на улицу, глотнуть свежего воздуха. На крыльцо поднимался отец Кирилл, которого я встретил в далеком 91-м во время поездки в Иерусалим. Надо сказать, что я уже перестал удивляться. Видимо мой лимит на удивления уже закончился. Священник тоже воспринял мое появление так, будто мы расстались только вчера:

- Дионисий, очень рад видеть вас! - священник приветливо улыбнулся. - Как ваши дела?

- Батюшка, в двух словах не расскажешь. Но главное произошло - я таки крестился, а неделю назад впервые сподобился Причастия.

- Слава Богу! - священник был искренне рад. - А к нам какими судьбами?

- Да вот, пришел на службу вместе со своей невестой.

- Так вы и жениться собрались?! Поздравляю!

- Пока я не уверен, батюшка, насчет женитьбы, поскольку моя невеста еще ничего об этом не знает… - отец Кирилл в голос рассмеялся.

- Ну ничего, это дело поправимо! Это не та прекрасная спутница, которая сопровождала вас в том давнем путешествии?

- Нет, батюшка, Елена сейчас в СИЗО сидит. Ее обвиняют в подготовке убийства собственного мужа, которое она хотела свалить на меня, - священник смотрел на меня круглыми от удивления глазами. - Да, Батюшка, это длинная история, в результате которой я и оказался внутри церковной ограды.

- Ну и слава Богу! Так твоя невеста из числа наших прихожанок?

- Я так понял, что да, - я стоял спиной ко входу, поэтому увидел только, как отец Кирилл расплылся в приветливой улыбке, обращаясь к кому-то позади меня:

- Здравствуй, Катюша, рад тебя видеть!

- Батюшка, я хотела познакомить вас с моим новым знакомым, - голубые глазки Кати ласково смотрели на меня, - это Денис. А это отец…

- А мы давно знакомы, Катенька, - перебил священник девушку.

- Как? - опешила она.

- Мир тесен, - улыбнулся я. - Или, как говорили в университете, «тонка прослойка»! Я тебе потом все расскажу, - шепнул я Кате.

Отец Кирилл смотрел на нас с любовью и радостью. Было такое ощущение, что он собирается с мыслями, чтобы сказать нам какие-то важные слова. Я не ошибся. Батюшка отвел нас в сторону и начал разговор:

- Екатерина и Дионисий, прошу не расценивать мои слова, как намек и уж тем более предсказание, но лишь как совет и предостережение. Я вижу, что вы искренне влюблены друг в друга - и это прекрасно! Это изумительное чувство является тем ростком, из которого и вырастает настоящее большое чувство. Храните его, лелейте и бережно взращивайте. Я не знаю, какова воля Божия о вас, но если суждено вам быть вместе, стать мужем и женой, то самой большой ошибкой будет для вас не удержаться и быть вместе до свадьбы. Вы понимаете о чем я? - мы оба кивнули. - Храните чистоту ваших отношений, как одну из величайших ценностей, и Господь даст вам богатые дары. Вся ваша жизнь сложится иначе в этом случае, поверьте! - священник улыбнулся. - Вы очень красивая пара, поверьте мне как художнику - в прошлом, конечно. Идите с Богом.

Мы попрощались с батюшкой и отправились к выходу из монастыря, поскольку служба уже кончилась. Я первым вышел за монастырскую ограду и ждал Катюшу, остановившуюся у киоска церковной утвари. Она вышла через минуту, развернулась лицом ко входу и перекрестилась, глядя на надвратную икону. Сколько красоты было в этом сосредоточенном в молитве лице, сколько нежности скрывалось в глубоком взгляде голубых глаз, как она была прекрасна - МОЯ Катенька! Волна необычайной нежности и безрассудства накрыла меня с головой, я вихрем подскочил к ней, бормоча что-то невнятное, отвел ее в сторону и поцеловал… Это был совершенно невероятный поцелуй! В нем не было похоти и нечистоты, но лишь безудержное стремление двух любящих сердец биться вместе. В себя нас привел залихватский свист и беззлобный веселый окрик:

- Во дают православные! - компания старшеклассников шла мимо нас.

Я с виноватой улыбкой посмотрел на Катю и, прижав ее голову к себе, зашептал на ухо:

- Катюша, милая, прости, вот такое на меня накатило… Я люблю тебя, милая! Никогда не верил в любовь с первого взгляда, а тут… Быть с тобой рядом - это то, чего я хочу сейчас больше всего на свете. Но я не собираюсь торопить события и готов ждать столько, сколько понадобится. И еще. Я очень серьезно отношусь к словам, сказанным отцом Кириллом. Просто хочу, чтобы ты это знала, - закончив эту тираду, я услышал характерные подозрительные всхлипывания у себя на груди. В ужасе подняв голову любимой, я увидел слезы. Но это были слезы радости! Счастливая улыбка на прекраснейшем на свете личике и теплый взгляд голубых глаз были самым лучшим ответом на мои слова…