"С букварем у гиляков. Сахалинские дневники ликвидатора неграмотности" - читать интересную книгу автора (Поляновский Макс, Быков Илья)

Гиляки узнают азбучные истины

Идут дни, подвигаются вперед занятия, и гиляки относятся к ним очень хорошо, исправно посещают школу, прекрасно усваивают уроки, — словом, ребята способные, такие могут выйти в люди, если ими хорошо руководить.

Лучший показатель внимательного отношения туземцев к школе — то пополнение, которое прибыло. Прибавилось немного, всего три ученика, но нельзя ни на минуту забывать, что это всего лишь гиляцкое стойбище, заброшенное в дебри глухой сахалинской тайги. Здесь вообще-то каждый обитатель на счету.

Двадцать с лишним человек из народа, не имеющего своей письменности, никогда не бывавшего за пределами острова, учатся у меня азбуке, чтению, письму и еще кое-чему такому, что трудно объяснить в нескольких словах.

На каждом уроке рассказываю своим ученикам о переменах, происшедших в огромной стране со времени Октябрьской революции, о том, как видоизменяется жизнь и взаимоотношения людей, как переделывается труд, какие формы он принимает и должен иметь.

Ученики внимательно и с любопытством слушают политграмоту в самой примитивной моей передаче, когда я замечаю, что то или иное место моего рассказа им недостаточно понятно, начинаю говорить об этом же снова, еще проще, еще популярнее.

Гиляки мне определенно нравятся. У них есть своя культура, первобытная, но заслуживающая поощрения. Гиляки не знают воровства, обмана, никогда не совершают преступлений из корысти, не убивают людей. Пускающийся на обман или кражу гиляк редок, как белая ворона.

Царское правительство, чтобы держать «инородцев» в полном себе подчинении, спаивало их водкой и спиртом. А пьянство, как известно, порождает и другие пороки. Такова была культура, насаждавшаяся в прежние годы царизма в сахалинской тайге.

Не желая организовать гиляков, не принимая никаких мер для их просвещения, старый строй делал все возможное, чтобы туземцы пребывали в постоянной нищете. Организованный гиляк был страшен правительству каторги так же, как сознательный рабочий.

Не получая никакой поддержки и помощи, гиляки жили древними таежными способами, которые иначе, как первобытными, не назовешь.

Поймал рыбу, наелся — сыт.

Подстрелил зверя, сменял ценную шкуру на водку — пьян.

Не удалось раздобыть того и другого — значит, голод. Гиляки, предоставленные в своем промысле воле стихии, знают, что если нет юколы, — значит, беда. А в чем кроется причина недостатка юколы? В недолове рыбы. Отчего происходит недолов? Оттого, что отстающий от жизни не меньше чем на век туземец вынужден ловить рыбу древними способами. У него нет современного снаряжения, он даже не знает толком о его существовании.

Почему же казна не помогает? Разве советская казна не поддерживает в первую голову бедняков? Конечно поддерживает, отвечал я сам себе на вопрос, но для этого им надо соорганизоваться в коллектив и всем вместе заявить ходатайство о поддержке со стороны государства.

«Коллектив» — это слово по-иному звучит в дьявольски далекой глуши, где люди живут первобытным укладом. Но почему бы гилякам не организоваться в коллектив? У них достаточно много для этого предпосылок. Не они ли делятся друг с другом всем, что имеется у них в юрте? Не у них ли крепок обычай ни в чем не отказывать человеку, который просит?

Наконец, не у гиляков ли чрезвычайно развита взаимопомощь решительно во всем? Разве не заслуживает внимания их способ преодоления беспризорности? Здесь, в тайге, не знают этого слова. Если дети лишаются родителей, они ни на минуту не остаются сирыми. Их немедленно распределяют по юртам, и ни один самый бедный гиляк не откажется взять к себе ребенка покойного соседа. Больше того: относятся к чужим детям ничуть не хуже, чем к собственным, это я сам могу засвидетельствовать.

Обсудив все это, еще больше пришлось мне призадуматься над словом «коллектив». У нас, в Советском союзе, трижды доказано, что коллектив — единственный выход из нужды, что он переиначивает и труд и жизнь. Но как объяснить это туземцам, отстоящим так далеко даже от островного центра?

Уже давно доказано, что на Сахалине возможно земледелие. Здесь, в Чирево, им занимаются, но такими способами, какие применялись тому назад несколько столетий. Лучшим примером может быть случай с картофелем. Русские крестьяне, живущие в недалеких от стойбища деревнях, предложили гилякам научиться выращивать картофель, и дали им некоторое количество этого овоща для посадки.

Гиляки вняли совету: взяли картофель, засадили в землю и назавтра же явились к месту посева, чтобы снять урожай. Выкопали засаженную накануне картошку и были немало удивлены тому, что ее не прибавилось. Никак не могли понять, почему русские получают от каждой засаженной картофелины много, а у них ничего не уродилось.

Итак, меня одолевает мысль о необходимости создать в Чирево туземный сельскохозяйственный коллектив. Чтобы поскорее претворить ее в жизнь, я написал подробное письмо в районный исполнительный комитет, запросил разрешения совета и инструкций.

Позавчера оттуда прибыл ответ.

Разрешили, одобрили, прислали все необходимые сведения и инструкции для организации гиляцкого колхоза.

Теперь надо созвать на собрание всех обитателей стойбища Чирево и хорошенько потолковать с ними. Поехал за подкреплением в Адатымово, получил в подмогу трех тамошних комсомольцев, и все вместе двинулись в Чирево.

Мои дневные ученики дожидались в школе возвращения своего учителя. Они были в полном сборе, и на этот раз занимался с ними не я один; трое адатымовских комсомольцев, не теряя времени, занялись преподаванием. Урок получился насыщенным и очень содержательным. Один преподаватель хорошо, а четверо лучше.

Вечером созвали чиревских гиляков в школу на собрание по вопросу об организации сельскохозяйственного коллектива.

Никто из них не понимал толком, для какой цели созывается собрание, но явились все.

Комсомольцы и я очень подробно и просто объясняли цель, для которой созваны нами чиревцы. Были прочитаны и детально разъяснены инструкции, рассказано о превосходстве коллектива над слабым нищенским хозяйством отдельных гиляков.

Туземцы единогласно выбрали меня секретарем собрания. Не теряя времени, я начал проводить с ними беседу том, что будет сделано для улучшения жизни коренных жителей Сахалина — туземцев.

Я рассказал им о возможностях, которые открывает острову наш пятилетний план строительства, объяснил, что пятилетка покажет подлинное лицо Сахалина.

Мне кажется (комсомольцы это подтверждают), чиревские гиляки были заинтересованы тем, что я им сообщил. Моя беседа имела целью показать Сахалин недалекого будущего тем, кто живет в нем и меньше всего об этом знает.

Когда я толковал о перспективах рыбного дела на острове, как оно представлено в пятилетке, гиляки слушали, точно интересную сказку. Они, не знающие другого лова, кроме берегового, услыхали о том, что теперь специальные суда будут выходить навстречу рыбе, что на смену жалким юкольникам идет высококачественный засол, строятся консервные заводы, рефрижераторы (долго приходилось пояснять им, что это за штуки), что рыбы будет выловлено в двадцать раз больше, чем сейчас ее добывают на Сахалине, и для этого государство (гиляки имеют об этом слове самое отдаленное понятие, им больше говорит слове «казна») вкладывает в рыбную промышленность острова около 38 миллионов рублей.

Рассказал им, как будет в пятилетке развернута добыча леса, угля и нефти, сколько комбинатов, заводов, фабрик, рудников и вышек прибавится за эти несколько лет. Говорили о сельскохозяйственных и рыбацких коллективах на Сахалине, об их достижениях, о том, как много выиграли люди променявшие свое единоличное хозяйство на колхозное, потому что казна советская пошла им навстречу, дала и машины, и семена, и снасти, и наживу, и людей, которые обучают работать по-новому.

Гиляки слушали внимательно, но когда я предложил им создать у себя в Чирево такой же вот коллектив, большинство ответило вежливым молчанием. Гиляки привыкли работать бессистемно или вообще не работать, их не пугает даже нищета, и тот факт, что в коллективе надо работать не покладая рук, просто пугает их, привыкших удовлетворяться куском юколы, а затем лежать весь день брюхом вверх.

Но адатымовских комсомольцев, также и меня, не смутило молчание гиляков. Ответили мы тем, что стали еще упорнее агитировать, на этот раз не безуспешно. Пятеро гиляков изъявили желание вступить в коллектив.

Может быть где-нибудь в центре нашей страны такой результат сочли бы ничтожным, но здесь, в глухом стойбище, и это было большим достижением. Мы решили для начала организовать коллектив из пятерых записавшихся, будучи уверены, что впоследствии найдутся желающие пополнить колхоз.

Важно было другое: одновременно с азбукой туземцы узнавали азбучные истины. Мои ученики уже начинали читать по складам. Спустя несколько недель они будут читать свободно. Так и в этом деле, с коллективом: на собрании гилякам была преподана азбука, появление колхоза можно будет приравнять к чтению по складам, а затем, если он привьется и притянет еще и других, о, тогда можно будет смело сказать, что гиляки научились при советской власти читать свободно.

Пусть не покажется смешным тем, кто будет читать впоследствии мой дневник, тот факт, что наше серьезное собрание закончилось несколько легкомысленно: когда закрылось собрание и в моей юрте, то есть в школе, остались ученики, все они пристали с просьбой научить их танцовать по-русски. Мы не отказали им в этой просьбе.

Вместе с комсомольцами, как умели, показывали танцевальные приемы, затем учили петь «Интернационал». Так вот, между пляской и песней, мы научим туземцев кое-чему другому: научим их перестроить на новый лад свой труд, быт, всю свою жизнь.