"Обольстить грешника" - читать интересную книгу автора (Хойт Элизабет)

Глава 2

Вскоре Джек увидел сидевшего на обочине старика. Его одежда превратилась в лохмотья, ноги были босы, и он сидел с таким видом, как будто весь мир лежал на его плечах. — О, добрый господин, — жалобно сказал нищий, — не найдется ли у вас корочки хлеба? — У меня есть и кое-что еще, отец, — ответил Джек. Он остановился, развязал свой мешок и вынул из него половину мясного пирога, аккуратно завернутую в платок. Он поделился со стариком, а также принес ему оловянную кружку с набранной из протекавшего неподалеку ручья водой, и получился у них замечательный обед… Из «Веселого Джека»

В этот вечер Мелисанда сидела за обедом, состоявшим из вареной говядины, вареной моркови и вареного гороха. Это были любимые блюда ее брата Гарольда. Во главе длинного стола из темного дерева сидел Гарольд, а на противоположном конце его жена Гертруда. В комнате, освещенной всего лишь несколькими свечами, было полутемно, и в углах сгустились тени. Они, конечно, могли бы позволить себе и восковые свечи, но Гертруда была экономной хозяйкой и считала подобную трату излишней. Гарольд ее полностью одобрял. Мелисанда часто думала, что Гарольд и Гертруда идеально подходят друг другу: у них были одинаковые вкусы и мнения и они оба были довольно скучными людьми.

Она смотрела на свою порцию сероватой говядины и думала, как ей сказать брату и его жене о соглашении, заключенном с лордом Вейлом. При этом она осторожно отрезала маленький кусочек мяса, взяла его в руку и опустила ее под стол. Холодный носик прикоснулся к руке, и мясо исчезло.

— Мне так жаль, что я не была на свадьбе Мэри Темплтон, — со своего конца стола заметила Гертруда. Ее широкий чистый лоб портила ямочка между бровей. — Или, вернее, на несостоявшейся свадьбе, ибо я уверена: ее мать, миссис Темплтон, была бы мне признательна за мое присутствие. Многие, очень многие говорят, что я приношу успокоение и утешение людям в те минуты, когда счастье изменяет им, а миссис Темплтон именно сейчас изменило счастье, не правда ли? Можно даже сказать, что судьба обошлась с миссис Темплтон ужасно.

Она откусила крохотный кусочек вареной моркови и взглянула на мужа в ожидании подтверждения своим словам.

Гарольд кивнул. Он унаследовал от отца тяжелые челюсти и жидкие светло-каштановые волосы, скрытые сейчас седым париком.

— Эту девушку надо посадить на хлеб и воду, чтобы она образумилась. Отказаться от виконта! Глупость, вот это что. Глупость!

Гертруда подтвердила:

— Я думаю, она сошла с ума.

Гарольд оживился: его всегда патологически интересовали болезни.

— А безумие у них в роду?

Мелисанда почувствовала толчок в ногу и, опустив глаза, увидела выглядывавший из-под стола черный носик. Она отрезала еще кусочек говядины и опустила его под стол. И носик, и мясо исчезли.

— Не знаю, есть ли безумие в этой семье, но я бы не удивилась, если бы было, — ответила Гертруда. — Да, совсем не удивилась бы. Вот в нашей семьи не было безумных, но Темплтоны… Боюсь, они не могут сказать этого о себе.

Мелисанда очень жалела Мэри: ведь та всего лишь слушалась своего сердца. Думая о Мэри, она собирала вилкой горошины на краю своей тарелки. Чья-то лапа тронула ее колено, но на этот раз она оставила это без внимания.

— Я думаю, Мэри Темплтон влюблена в этого викария. Глаза Гертруды чуть не выскочили из орбит, как две вареные ягоды крыжовника.

— А я думаю, что это не так. А ты как полагаешь, мистер Флеминг? — обратилась она к своему мужу.

— Разумеется, этого просто не может быть, — уверенно заявил Гарольд. — У девчонки был вполне подходящий жених, а она променяла его на викария. — Он задумчиво пожевал губами. — По моему мнению, Вейл просто отделался от нее. Она могла занести безумие в его родословную. Нехорошо. Совсем нехорошо. Ему лучше поискать себе жену где-нибудь в другом месте.

— Что касается этого… — кашлянула, прочищая горло, Мелисанда. Она не знала, как начать. Впрочем, лучше поскорее покончить с этим.

— Я хочу кое-что сказать вам обоим.

— Да, дорогая? — отозвалась Гертруда, не глядя на Мелисанду, она пилила кусок говядины на своей тарелке.

Мелисанда набрала в грудь воздуха и решила говорить напрямую — как еще сделать подобное признание? Ее левая рука лежала на колене, и она чувствовала подбадривающее прикосновение теплого язычка.

— Сегодня мы с лордом Вейлом приняли совместное решение. Мы собираемся пожениться.

Гертруда выронила нож. Гарольд поперхнулся вином. Мелисанда поморщилась:

— Я подумала, что вам надо знать.

— Ты выходишь замуж? — медленно проговорила Гертруда. — За лорда Вейла? Джаспера Реншо, виконта Вейла? — уточнила она, как будто в Англии мог быть еще один лорд Вейл.

— Да.

— А… — Гарольд взглянул на жену. Гертруда смотрела на него, потеряв дар речи. Он повернулся к Мелисанде: — А ты уверена? Может быть, ты не так поняла его или…

Он не закончил фразы. Едва ли можно спутать предложение вступить в брак с чем-то еще.

— Я уверена, — сказала Мелисанда тихо, но отчетливо. Она говорила спокойно, но ее сердце пело. — Лорд Вейл сказал, что приедет к тебе через три дня, чтобы обо всем договориться.

— Понятно… — Гарольд оцепенело смотрел на вареную английскую говядину в тарелке, будто она превратилась в испанского тушеного кальмара. — Тогда прими мои поздравления, дорогая. Желаю тебе счастья с лордом Вейлом. — Он заморгал и растерянно посмотрел на нее. Он никогда по-настоящему не понимал ее, бедняга, но она знала, что брат беспокоится за нее. — Если ты уверена…

Мелисанда улыбнулась ему. Как бы мало ни было у них общего, Гарольд был, ее братом и она любила его.

— Уверена.

Он кивнул, но вид у него был обеспокоенный.

— Тогда я сообщу лорду Вейлу, что буду рад принять его.

— Спасибо тебе, Гарольд. — Мелисанда аккуратно сложила на своей тарелке вилку и нож. — А теперь извините меня, сегодня был длинный день.

Она вышла из-за стола, уверенная, что, как только она выйдет из комнаты, Гарольд и Гертруда начнут обсуждать произошедшее. Сопровождаемая торопливым постукиванием когтей по деревянному полу, она вышла в тускло освещенный коридор — здесь тоже господствовала экономия Гертруды.

Их изумление вполне понятно. Мелисанда не проявляла никакого интереса к замужеству уже много лет, с той давней неудачной помолвки с Тимоти. Странно было теперь вспоминать, какой несчастной чувствовала она себя, когда Тимоти бросил ее. Боль утраты была невыносима. Ее чувства так обострились, что ей казалось: еще немного — и она умрет. У нее болела грудь, кровь стучала в висках. Ей ни за что не хотелось бы пережить такую агонию еще раз.

Мелисанда завернула за угол и поднялась по лестнице. После Тимоти у нее было несколько поклонников, но ничего серьезного. Гарольд и Гертруда, вероятно, давно смирились с тем, что она проживет с ними всю оставшуюся жизнь. Она была им благодарна за то, что они никогда не проявляли своего неудовольствия по этому поводу. В отличие от многих старых дев она не чувствовала себя обузой или лишней в их доме.

Комнате ее была наверху, справа за поворотом. Она закрыла за собой дверь, и Маус, ее маленький Терьер, вскочил на кровать, покрутился на месте и, посмотрев на нее, улегся на покрывало.

— Утомительный день и для вас, сэр Маус? — спросила Мелисанда.

При звуке ее голоса песик поднял голову — его черные глаза-бусинки выражали внимание — и насторожил маленькие ушки, одно белое, а другое коричневое. В камине угасал огонь, и она зажгла от него несколько свечей, расставленных в маленькой спальне. Мебели в комнате было мало, но каждая вещь выбрана с большим вниманием. Кровать узкая, но с изящными резными золотисто-коричневыми спинками. Скромное покрывало чисто белого цвета аккуратно закрывало простыни из тончайшего шелка. Перед камином стояло только одно кресло, но с позолоченными подлокотниками и сиденьем, богато расшитым золотом и пурпуром. Здесь было ее убежище. Здесь она скрывалась от всего мира, и здесь она могла быть сама собой.

Мелисанда подошла к письменному столику и посмотрела на лежавшую, на нем стопку бумаги. Она уже почти закончила перевод волшебной сказки, но…

В дверь постучали. Маус соскользнул с кровати и злобно залаял на дверь, как будто в нее ломились мародеры.

— Тише. — Мелисанда оттолкнула его в сторону и открыла дверь.

За дверью стояла горничная. Она сделал книксен.

— Пожалуйста, мисс, можно мне с вами поговорить?

Мелисанда удивленно подняла брови и, кивнув, отошла от двери. Девушка, не спуская глаз с тихонько ворчавшего Мауса, осторожно обошла собачку.

Закрыв дверь, Мелисанда посмотрела на горничную. Девушка была хорошенькой. С золотистыми волосами и свежими розовыми щечками, в довольно элегантном платье из зеленого пестрого ситца.

— Салли, не так ли? Горничная снова сделала книксен.

— Да, мэм, Салли Сачлайк с нижнего этажа. Я слышала… — она перевела дыхание, зажмурилась и быстро-быстро заговорила: — я слышала, вы выходите замуж за лорда Вейла, мэм. И если вы это сделаете, то вы уедете из этого дома и будете жить с ним, и тогда вы будете виконтессой, мэм, и если вы будете виконтессой, мэм, то вам потребуется настоящая горничная для леди, потому что виконтессу надо причесывать и одевать, как это требуется, а, простите меня, они это делают теперь неправильно. Нет-нет, — девушка в испуге широко раскрыла глаза, как будто только что оскорбила Мелисанду, — сейчас у вас с волосами и одеждой все в порядке, но это не… не…

— …годится для виконтессы, — сухо закончила Мелисанда.

— О да, мэм, если вы позволяете мне сказать так, мэм. И вот что я хотела попросить: я буду всегда вам благодарна — правда буду, — если вы возьмете меня с собой как вашу камеристку. Поверьте, вы не будете разочарованы, мэм. Нисколечко.

Салли замолкла. Она только смотрела, разинув рот, на Мелисанду, словно от тех слов, что она скажет, зависела ее судьба.

Да так оно и могло быть: различие в статусе горничной нижнего этажа и личной горничной леди было значительным.

Мелисанда кивнула. — Мэм?

— Да. Ты можешь уехать со мной как моя камеристка.

— О! — Салли взмахнула руками, как будто хотела заключить Мелисанду в объятия, но не решилась и просто в восторге всплеснула руками. — О! Благодарю вас, мэм! О, благодарю вас! Вы об этом не пожалеете, честно, не пожалеете. Я буду самой лучшей из всех камеристок, каких вы видели.

— Не сомневаюсь. — Мелисанда открыла дверь. — Более подробно мы поговорим о твоих обязанностях завтра утром. Спокойной ночи.

— Да, мэм. Спасибо, мэм. Спокойной ночи, мэм.

Салли, продолжая приседать, вышла в коридор, повернулась и затем еще несколько раз присела перед закрытой дверью.

— Кажется, она довольно приятная девушка, — сообщила Мелисанда Маусу.

Маус фыркнул и снова вскочил на кровать.

Мелисанда похлопала его по носу и подошла к туалетному столику. На нем стояла маленькая оловянная табакерка. Мелисанда провела пальцем по ее помятой поверхности и достала пуговицу, спрятанную в рукаве. В свете свечи блеснула серебряная буква «В».

Она любила Джаспера Реншо долгих, долгих шесть лет. Это началось вскоре после его возвращения в Англию, когда она увидела его на каком-то вечере. Он ее, конечно, не заметил. Когда их представляли друг другу, взгляд его сине-зеленых глаз скользнул выше ее головы, и почти тотчас же он извинился и отправился флиртовать с миссис Редд, пользующейся дурной славой и славящейся своей красотой вдовой. Сидя у стены в ряду с дамами почтенного возраста, Мелисанда видела, как он, откинув назад голову, самозабвенно заливается смехом. У него была сильная шея, а губы широко расплывались в веселой улыбке. Он привлек ее внимание, но не более того, и она, вероятно, сочла бы его глупым, легкомысленным аристократом, если бы не то, чему она была свидетелем несколькими часами позже.

После полуночи, устав от развлечений, она уехала бы домой, но это испортило бы все удовольствие ее подруге леди Эмелин. Эмелин заставила ее приехать на этот бал, потому что прошло уже более года после разрыва Мелисанды с Тимоти, а она все еще была в подавленном настроении. Но шум, жара, толкотня и взгляды незнакомых людей — все это стало невыносимым, и Мелисанда вышла из бального зала. Она направлялась к комнате отдыха для дам, но внезапно услышала мужские голоса. Ей следовало бы повернуться и тихонько пройти по темному коридору к выходу, но один из мужчин повысил голос, он почти рыдал, и любопытство победило. Она заглянула за угол и увидела… ну, просто драму.

Молодой человек, которого она никогда раньше не видела, стоял, прислонившись к стене, в конце коридора. Он был в белом парике, с безупречно гладкой кожей лица, только на щеках горели красные пятна. Он был красив. Его голова была откинута назад, глаза закрыты, на лице написано выражение глубокого отчаяния. В руке он держал бутылку вина. Рядом с ним стоял лорд Вейл, но совсем другой лорд Вейл, не тот, который три часа назад флиртовал и смеялся в бальном зале. Этот лорд Вейл стоял молча и слушал.

Слушал, как рыдает другой мужчина.

— Обычно они приходили ко мне только в моих снах, Вейл, — со слезами говорил молодой человек. — Теперь они приходят, даже когда я не сплю. Я вижу в толпе лицо, и мне представляется, что это француз или один из дикарей, явившийся, чтобы снять с меня скальп. Я понимаю, это только, кажется, но не могу убедить себя в этом. На прошлой неделе я ударил своего слугу и сбил его с ног только потому, что он испугал меня. Я не знаю, что мне делать. Не знаю, кончится ли это когда-нибудь. Я не знаю покоя!

— Тсс, — тихо прошептал Вейл, совсем как мать, успокаивающая ребенка. В его глазах была печаль, уголки губ опустились. — Тише. Это кончится. Обещаю тебе, это кончится.

— Откуда ты знаешь?

— Я ведь тоже там был, — ответил Вейл. Одной рукой он вытащил бутылку из руки молодого человека. — Я выжил, выживешь и ты. Нужно быть сильным.

— А ты видишь демонов? — прошептал молодой человек.

Вейл, словно от боли, закрыл глаза.

— Самое лучшее не обращать на них внимания. Создавай в уме более легкие, простые, более здравые образы. Гони прочь отвратительные мрачные мысли. Иначе они овладеют твоим рассудком и увлекут тебя за собой.

Молодой человек бессильно привалился к стене. Вид у него по-прежнему был несчастным, но лицо прояснилось.

— Ты меня понимаешь, Вейл. Больше никто не понимает.

В конце коридора появился лакей и вопросительно посмотрел на лорда Вейла. Тот кивнул.

— Твоя карета уже подана. Этот человек проводит тебя. — Лорд Вейл положил руку ему на плечо. — Поезжай домой и отдохни, а завтра я заеду и мы вместе, друг мой, поедем кататься в Гайд-парк.

Молодой человек вздохнул и позволил лакею увести его.

Лорд Вейл смотрел им вслед, пока они не скрылись за углом. Тогда он закинул голову и сделал большой глоток из бутылки.

— Будь все это проклято, — тихо сказал он, и его губы скривились от боли или какого-то иного непонятного чувства. — Будь оно все проклято.

Он повернулся и ушел.

Спустя полчаса она снова увидела лорда Вейла. Он был в бальном зале и с заговорщическим видом что-то нашептывал на ухо миссис Редд. Мелисанда никогда бы не подумала, что этот беззаботный повеса был тем самым человеком, который утешал своего друга, если бы не видела этого собственными глазами. Но она видела, и она поняла. Вопреки всем жестоким урокам судьбы, вопреки своей печали она поняла: этот человек хранит свои тайны так же глубоко, как она хранит свои. В этого мужчину ей было суждено безнадежно влюбиться.

Она любила его шесть лет, хотя знала, что он просто ее не замечает. Она стояла в стороне и смотрела, не моргнув глазом, как Эмелин обручилась с лордом Вейлом. Какой толк лить слезы, когда этот мужчина все равно никогда не будет принадлежать ей? Она смотрела, как он обручился с этой скучной Мэри Темплтон, и снова оставалась спокойной, по крайней мере, внешне. Но когда она осознала, что вчера в церкви Мэри действительно отказалась от лорда Вейла, что-то необузданное и неуправляемое вспыхнуло в ее груди. «Почему бы и нет? — подумала она. — Почему бы, не попытаться завладеть им?» И она попыталась.

Мелисанда вертела пуговицу, пока ее гладкая поверхность не заблестела в свете свечи. Она должна быть очень, очень осторожной в своих отношениях с лордом Вейлом. Она прекрасно понимала: любовь к нему была ее ахиллесовой пятой. Ни словом, ни делом она не должна позволить ему догадаться о ее истинных чувствах. Мелисанда открыла табакерку и осторожно положила в нее пуговицу. Она разделась и, перед тем как лечь в постель, погасила свечи. Приподняв одеяло, она позволила Маусу заползти под него. Он завертелся, укладываясь, и затем улегся, прижавшись гладкой теплой спинкой к ее ногам.

Мелисанда смотрела в темноту. Скоро она будет делить постель не только с маленьким Маусом. Сможет ли она лежать рядом с Джаспером, не выдавая своей безграничной любви? Дрожь пробежала по ее телу при этой мысли, и она закрыла глаза, пытаясь уснуть.

* * *

Прошла неделя, и Джаспер остановил пару своих серых перед городским домом мистера Гарольда Флеминга и спрыгнул с фаэтона. Его нового фаэтона. Высокого и элегантного, с невообразимо большими колесами, стоившего баснословных денег. Джаспер охотнее отвез бы мисс Флеминг после полудня на музыкальный концерт. Конечно, сама музыка не интересовала его, но он полагал: если ездишь в фаэтоне, то должен же ты где-то остановиться.

Лихо сдвинув набок треуголку, он взбежал по ступеням и постучал. Минут десять он нетерпеливо ожидал в скучной библиотеке появления своей невесты. Он уже видел эту библиотеку четыре дня назад, когда приезжал к мистеру Флемингу, чтобы обсудить брачный контракт. Это были самые утомительные три часа, единственное облегчение — то, что мисс Флеминг говорила правду: у нее действительно было отличное приданое. Во время этого визита сама мисс Флеминг не появлялась. Впрочем, ее присутствия и не требовалось: обычно такие дела решались в отсутствие невесты, хотя ее появление внесло бы приятное разнообразие.

Джаспер расхаживал по библиотеке и рассматривал книги. Похоже, все книги были на латыни. Интересно, читал ли их мистер Флеминг, или он просто покупал книги ящиками у книготорговца. В эту минуту в комнату, натягивая перчатки, вошла мисс Флеминг. Он не видел ее после той встречи в ризнице, но у нее было почти такое же выражение лица: на нем одновременно читались решительность и некоторое неодобрение. Странно, но это выражение он нашел просто очаровательным.

Джаспер поклонился, напыщенно приветствуя ее:

— Ах, моя дорогая, вы свежи, как ветерок в солнечный день. Это платье обрамляет вашу красоту, как золото обрамляет рубин в кольце.

Она посмотрела на него:

— Ваше сравнение не кажется мне удачным. Мое платье не золотого цвета, а я не рубин.

Джаспер улыбнулся еще шире, показывая зубы.

— Ах, я не сомневаюсь, что ваша добродетель сделает вас рубином среди женщин.

— Ясно. — Она скривила губы — то ли от раздражения, то ли от смеха, трудно было понять. — Знаете, меня всегда удивляло, почему в Библии нет соответствующего поучения мужьям.

Он прищелкнул языком.

— Осторожнее. Вы слишком близки к богохульству. Кроме того, для чего нужны поучения? Разве не все мужья добродетельны?

Она хмыкнула.

— Так как же насчет моего платья?

— Конечно, оно не может быть сделано из золота, но имеет цвет… э… — Здесь уже следовало хорошенько подумать, потому что платье на мисс Флеминг было цвета конского навоза.

Мисс Флеминг вопросительно подняла бровь.

Стараясь найти нужные слова, Джаспер схватил ее руку в перчатке и, наклонившись над ней, вдохнул крепкий запах цветов апельсинового дерева. Пожалуй, он мог бы сказать, что чувственный запах апельсиновых цветов совсем не подходит к ее простому платью. Однако ему удалось стимулировать работу своего мозга, и когда он выпрямился, то одарил ее очаровательной улыбкой и сказал:

— Цвет вашего платья напоминает мне скалистый утес в штормовую погоду.

Мисс Флеминг по-прежнему сохраняла скептический вид.

— В самом деле? «Проклятая девица». Он взял ее под руку.

— Да.

— Так какого же оно цвета?

— Экзотического и мистического.

— А я думала, просто коричневого.

— Нет. — Он в притворном ужасе широко раскрыл глаза. — Никогда не говорите «просто коричневый». Пепельный цвет, или цвет дуба, или чая, или цвет беж, и даже цвет беличьего меха, но только не коричневый.

— Цвета беличьего меха? — Она искоса взглянула на него, когда он вел ее вниз по лестнице. — Это комплимент, милорд?

— Я так думаю, — сказал он. — Во всяком случае, я изо всех сил старался сделать это комплиментом. Возможно, все зависит от того, как относиться к белкам.

Они подошли к фаэтону, и она, нахмурившись, посмотрела на сиденья.

— Белки иногда бывают очень хорошенькие, — заметила она.

— Вот видите, это определенно комплимент.

— Какая глупость, — проворчала Мелясанда и осторожно поставила ногу на деревянные ступеньки, приставленные к фаэтону.

— Позвольте мне. — Джаспер поддержал ее за локоть, и, ощущая под кожей ее тонкие и хрупкие косточки, почувствовал, что мог бы обхватить пальцами всю ее руку до предплечья. Он ощутил, как она напряглась, усаживаясь в фаэтон, и подумал: может быть, ей страшно сидеть так высоко. — Держитесь ближе к стенке. Ничего страшного, не беспокойтесь. К тому же дом леди Эддингс совсем недалеко.

Ответом ему был сердитый взгляд.

— Я не боюсь.

— Конечно, нет, — откликнулся он, обходя экипаж и взбираясь на свое место. Взяв вожжи и тронув с места лошадей, он почувствовал, как она напряглась. Одна ее рука лежала на коленях, а другой она оперлась о стенку кареты. Что бы она ни говорила, его невеста опасалась экипажей. Он почувствовал к ней нежность. Какая же она ранимая! Должно быть, поэтому ей неприятно показывать свою слабость. — Знаете, я подумал, что вы очень любите белок, — сказал он, отвлекая ее от беспокойных мыслей.

Между бровями у нее появилась складочка.

— Почему вы так говорите?

— Потому что вы часто носите этот цвет — цвет белки. По вашей любви к платьям цвета беличьего меха я и определил, что вы любите этого зверька. Может быть, в детстве у вас была ручная белка, и она бегала по дому, пугая горничных и вашу няню.

— Какой полет фантазии! — проговорила она. — Вы хорошо знаете, что это коричневый цвет, и я не знаю, люблю ли этот цвет, просто я привыкла к нему.

Джаспер искоса взглянул на нее. Мелисанда нахмурилась, глядя на его руки, державшие вожжи.

— Белки коричневые, потому что так они незаметны. Она отвела взгляд от его рук и с некоторым удивлением посмотрела на него:

— По-видимому, вы не слышите меня, милорд.

— Боюсь, мы снова возвращаемся к белкам. Простите, но, если вы не смените тему, вероятно, я буду болтать о них всю дорогу до дома, где будет концерт. Белки беличьего цвета, потому что этот цвет незаметен в лесу. Не поэтому ли вы и носите его?

— И поэтому я могла бы спрятаться в лесу? — на этот раз с более уверенной улыбкой сказала она.

— Вероятно. Возможно, вам хочется перелетать с дерева на дерево в тенистом лесу, избегая и зверей, и бедного человека. А вы как думаете?

— Я думаю, вы недостаточно хорошо знаете меня.

Он повернулся и встретил ее насмешливый взгляд, но рукой она по-прежнему опиралась о стенку кареты.

— Полагаю, вы правы.

Он понимал, это раздражающее его создание всячески скрывает свой страх, но ему хотелось бы узнать о ней больше.

— Вы довольны тем соглашением, к которому мы пришли с вашим братом? — спросил он. Первое оглашение было сделано накануне, а свадьба назначена через три недели. Многим леди не понравилась бы такая короткая помолвка. — Должен вам сказать, мы спорили долго и упорно. Был момент, когда я подумал, что наши деловые споры дойдут до драки. Но ваш брат спасал положение при помощи чая и оладий.

— О Боже, бедняга Гарольд!

— Конечно, Гарольд бедняга, но, а как же я?

— Вы, очевидно, святой среди всех мужчин.

— Рад, что вы это сознаете, — сказал он. — Ну и как вам условия, на которых мы договорились?

— Я довольна, — коротко ответила она.

— Хорошо. — Он прокашлялся. — Должен вам сообщить, что завтра я покидаю город.

— О! — Ее голос не дрогнул, но лежавшая на коленях рука сжалась в кулак.

— Боюсь, тут ничего не поделаешь. Меня уже несколько недель забрасывает письмами мой управляющий поместьем. Он пишет, что мое присутствие совершенно необходимо для разрешения какого-то земельного спора. Полагаю, я больше не могу оставлять его письма без внимания, — пояснил Вейл. — Видите ли, Эббот, мой сосед, снова разрешил своим арендаторам строиться на моей земле. Он делает это каждые лет десять — пытается расширить свои владения. Человеку не меньше восьмидесяти, и он занимается этим в течение полувека. Бывало, доводил моего отца до бешенства.

Наступила короткая пауза, пока он заворачивал лошадей в боковую улицу.

— Вы знаете, когда вернетесь? — поинтересовалась его невеста.

— Через неделю, может, через две.

— Понятно.

Он взглянул на нее. Она поджала губы, может, она хочет, чтобы он остался? Эта женщина была непроницаема, как сфинкс.

— Но я обязательно вернусь ко дню нашей свадьбы. — Естественно, — тихо проговорила она.

Он посмотрел вперед и увидел, что они уже находились у дома леди Эддингс. Он остановил лошадей, бросил вожжи подбежавшему мальчику и выпрыгнул из экипажа. Как он ни спешил, но, когда он обогнул фаэтон, мисс Флеминг уже стояла, собираясь спуститься на землю. Это весьма не понравилось ему. Он протянул руку: — Позвольте вам помочь.

Она упорно не замечала его руки и, держась за стенку экипажа, осторожно спустила ногу к приставленной к экипажу ступеньке.

Джаспера это задело. Она может быть храброй, если ей этого хочется, но ей не следовало пренебрежительно отказываться от его помощи. Он протянул вверх руки и обхватил ее тонкую теплую талию. Она, словно задохнувшись, вскрикнула, и он опустил ее на землю. В воздухе растекался запах цветов апельсинового дерева.

— В этом не было никакой необходимости, — сказала она, отряхивая юбки.

— О нет, было, — проворчал он, надежно заталкивая ее руку себе под локоть и направляясь к внушительным белым дверям городского дома Эддингсов. — Музыка. Можно восхитительно провести день. Я очень надеюсь, что мы услышим народные баллады о девицах, которые топятся в колодцах, а вы?

Мисс Флеминг бросила на него недоумевающий взгляд, но устрашающего вида дворецкий уже распахнул перед ними дверь. Джаспер улыбнулся своей невесте и ввел ее в дом. Кровь бурлила в его жилах, но не потому, что ему предстояло наслаждаться так называемой народной музыкой или провести день в обществе мисс Флеминг, какой бы интересной она ни была. Он надеялся увидеть здесь Мэтью Хорна. Хорн был старым другом, собратом — ветераном армии его величества и, самое главное, одним из немногих, кто выжил у Спиннерс-Фоллс.

* * *

Мелисанда сидела на узеньком стуле и старалась, не отвлекаясь, слушать пение молодой девушки. Если бы можно было сидеть неподвижно, закрыв глаза, в конце концов, эта ужасная паника оставила бы ее. Она, увы, не предвидела, что их неожиданная помолвка так взволнует светское общество. Как только они вошли в дом леди Эддингс, глаза всех присутствующих устремились на нее и Джаспера, и Мелисанде захотелось просто исчезнуть. Она ненавидела быть в центре внимания. Ее бросало то в жар, то в холод. Во рту пересыхало, а руки дрожали. Но хуже всего было то, что она потеряла способность говорить разумные вещи. Она просто тупо смотрела на эту ужасную миссис Пендлтон, когда та высказала предположение, что, должно быть, лорд Вейл сделал ей предложение от отчаяния. А в ответ она не могла сказать ничего вразумительного — так, какое-то блеяние.

Стоявший рядом лорд Вейл наклонился и довольно громким шепотом спросил:

— Как вы думаете, она пастушка? Мелисанда, не понимая, смотрела на него. Он округлил глаза.

— Точно, она самая!

Джаспер взглядом указал на девушку, которая стояла рядом с арфой. Это была самая младшая дочь леди Эддингс. Девушка неплохо пела, но на бедняжке был огромный кринолин, бесформенный чепчик, и в руках она держала не что иное, как ведерко.

— Горничной она быть не может, — размышлял лорд Вейл. Он легко воспринял этот нездоровый интерес к ним, и, когда перед следующим номером его окружили несколько джентльменов, он громко смеялся. Он сидел, покачивая ногой, как мальчишка, которого заставили сидеть в церкви. — Я думаю, будь она горничной, она несла бы ящик с углем. Но он был бы довольно тяжелым.

— Она молочница, — тихо предположила Мелисанда.

— В самом деле? — Он свел густые брови. — Но не в этом же кринолине?

— Тсс! — прошипел кто-то позади них.

— Я хочу сказать, — прошептал лорд Вейл, лишь чуть понизив голос, — как это коровы не наступят на ее юбки? Выглядит очень непрактично. Правда, я мало, что знаю о коровах, молочницах и тому подобном, но я люблю сыр.

Мелисанда прикусила нижнюю губу, подавляя неожиданное желание хихикнуть. Как странно! Ей несвойственно глупое хихиканье. Она покосилась на лорда Вейла и увидела, что он наблюдает за ней.

Он широко улыбался и наклонился ниже, так что его дыхание касалось ее щеки.

— Я обожаю, сыр и виноград, темные, красные ягоды винограда, сладкие, сочные, и лопаются во рту. Вы любите виноград?

Его слова звучали абсолютно невинно, но он произнес их с таким горловым звуком, что ей трудно было не покраснеть. И вдруг она вспомнила: она видела, как он это делал и раньше — близко наклонялся к какой-то леди и нашептывал ей на ухо неприличные вещи. Она видела это бесчисленное количество раз, с бесчисленным числом дам, на бесчисленных вечерах. Но сегодня — другое дело.

Сейчас он флиртовал с ней.

Поэтому она выпрямилась и, скромно опустив глаза, сказала:

— Я люблю виноград, но предпочитаю малину. Ее сладость не так приедается. И иногда бывают фрукты с… горчинкой.

Когда она подняла глаза и посмотрела на него, то увидела: в его взгляде было сомнение, как будто он не знал, как ее понять. Она не отвела глаз и смотрела на него до тех пор, пока ее дыхание не участилось, а его щеки не раскраснелись. Исчезла его беспечная улыбка, а в лице появилось что-то серьезное, даже мрачное.

Раздались аплодисменты, и Мелисанда вздрогнула.

— Принести вам пунша? — спросил он.

— Да, благодарю вас.

Она смотрела, как он встал и ушел, и постепенно возвращалась обратно в этот мир. За ее спиной молодая матрона, которая шикала на них, сплетничала со своей приятельницей. Дочь леди Эддингс поздравляли с успешным выступлением. Прыщеватый юноша стоял рядом с девушкой, любезно держа ее ведерко. Мелисанда расправила юбки, довольная тем, что никто не подходит к ней с разговорами. Если бы можно было просто сидеть, наблюдая за окружавшими, она получила бы от этого концерта истинное удовольствие.

Мелисанда обернулась и увидела лорда Вейла в толпе у стола с закусками. Его трудно было не заметить. Он на полголовы возвышался над другими джентльменами и громко смеялся, держа в вытянутой руке стакан с пуншем и угрожая пролить его на парик стоявшего рядом джентльмена. Мелисанда улыбнулась — трудно было сдержать улыбку, глядя на его непринужденное веселье, но тут она увидела, как его лицо изменилось. Изменилось чуть заметно, всего лишь сузились зрачки, и улыбка стала не такой широкой. Вероятно, больше никто не заметил этого. Но она заметила и проследила за его взглядом. В комнату вошел мужчина в белом парике. С вежливей улыбкой он разговаривал с хозяйкой дома. Мужчина показался ей знакомым, но она не узнавала его. Он был среднего роста, с открытым свежим лицом и военной выправкой.

Мелисанда снова взглянула на лорда Вейла. Все еще держа в руке стакан пунша, он шагнул вперед. Молодой человек увидел Вейла и, извинившись перед леди Эддингс, пошел навстречу Вейлу. Здороваясь с ним, он протянул руку, но его лицо оставалось серьезным. Мелисанда смотрела, как ее жених пожал руку этого человека и, придвинувшись к нему ближе, что-то шепнул. Затем обвел взглядом комнату и невольно посмотрел на нее. Когда он пересекал комнату, улыбка исчезла с его лица — оно было совершенно бесстрастным. Лорд Вейл отвел от нее взгляд и взял молодого человека под руку. Только теперь, когда мужчина в белом парике оглянулся, Мелисанда свободно вздохнула, вспомнив, наконец, где она его видела.

Этого молодого мужчину она видела рыдающим шесть лет назад.