"Обольстить грешника" - читать интересную книгу автора (Хойт Элизабет)

Глава 1

Лондон, Англия

Май 1765 года

Не может случиться в жизни мужчины большего невезения, чем быть брошенным невестой в день свадьбы, думал Джаспер Реншо, виконт Вейл. Но быть брошенным в день свадьбы и к тому же страдать от тяжелого похмелья после пьянки накануне вечером… Это можно назвать рекордом по невезению.

— Мне так ж-ж-жаль! — рыдала мисс Мэри Темплтон, эта самая невеста, таким душераздирающим голосом, что можно было подумать: с человека снимали скальп. — Я никогда не хотела обманывать вас!

— Тише, — сказал Джаспер. — Я тоже так думаю.

Ему страшно хотелось обхватить руками разрывавшуюся от боли голову, но это был явно самый драматический момент в жизни мисс Темплтон, и он чувствовал, что его жест не будет соответствовать важности происходящего.

Хорошо еще, что ему удалось сесть. В церковной ризнице, куда они вошли, был только один стул с прямой спинкой, которым он совсем не по-джентльменски завладел. Мисс Темплтон, казалось, не возражала.

— О Бог мой! — воскликнула она, обращаясь, видимо, к нему, хотя там, где они находились, она могла бы взывать к самому Всевышнему, а не к нему. — Я ничего не могла с собой поделать, честно, не могла. Слабость, имя тебе женщина! Слишком трудно сердцу устоять перед ураганом страсти!

«Ураган страсти?» — подумал Джаспер, но вслух пробормотал:

— Без сомнения.

Он жалел, что утром не успел пропустить стаканчик-другой вина. Это могло бы прояснить его мысли и помочь ему понять, что именно пытается сказать его невеста, — кроме того факта, что она больше не желала становиться четвертой виконтессой Вейл. А он, несчастный тупой осел, шатаясь, встал с постели этим утром, не ожидая ничего худшего, чем скучная брачная церемония и следующий за ней длинный свадебный завтрак. Но у дверей церкви его встретили мистер и миссис Темплтон, первый был мрачен, а другая — подозрительно взволнованна. Кроме них там была его миленькая невеста с мокрым от слез личиком, и он, где-то в глубине своей черной и мрачной души, понял, что сегодня ему не попробовать свадебного пирога.

Он подавил вздох и посмотрел на свою бывшую невесту. Мэри Темплтон была хорошенькой. Темные блестящие волосы, ярко-синие глаза. Свежий цвет лица и приятно округленные груди. Он не возражал бы и против более пышной груди, уныло подумал Джаспер, глядя, как она расхаживает перед ним.

— О, Джулиус! — воскликнула мисс Темплтон, протягивая свои хорошенькие пухлые ручки. Какой неудобной была эта маленькая ризница: драма мисс Темплтон требовала больше места. — Если бы только я не так любила тебя!

Джаспер заморгал и подался вперед: должно быть, он что-то пропустил, потому что совершенно не помнил этого Джулиуса.

— А, Джулиус… — пробормотал он.

Она повернулась и широко раскрыла свои серо-голубые глаза. Они действительно были великолепны.

— Джулиус Фернвуд. Викарий из городка, того, что рядом с имением папы.

«Значит, меня бросили ради какого-то викария?» — понял Вейл.

— О, если бы вы видели его добрые карие глаза, его светлые волосы и степенные манеры, думаю, вы бы чувствовали то же, что и я.

Джаспер поднял брови. Невероятно.

— Я люблю его, милорд! Я люблю его всем моим бесхитростным сердцем.

И неожиданно — он даже испугался — она упала перед ним на колени, подняв к нему хорошенькую заплаканную мордашку и сжимая на пышной груди мягкие белые ручки.

— Пожалуйста! Пожалуйста, умоляю вас, освободите меня от этих жестоких уз! Верните мне мои крылья, чтобы я могла улететь к моей истинной любви, любви, которую я буду носить в своем сердце, даже если меня принудят выйти за вас замуж, бросят в ваши объятия, заставят переносить вашу животную похоть, заставят…

— Да-да, — поспешил перебить ее Джаспер, чтобы она не успела изобразить его совсем уж отвратительным в своей похоти животным. — Я вижу, что не могу сравниться с праведником, этим светловолосым викарием. Я покидаю поле матримониального сражения. Пожалуйста, отправляйтесь к своей истинной любви. Мои поздравления, и все прочее.

— О, благодарю вас, милорд! — Мэри схватила его руки и замусолила их поцелуями, — Я вечно буду вам благодарна, навеки останусь у вас в долгу. Даже если…

— Да-да. Если когда-нибудь мне потребуется светловолосый викарий или жена викария, и так далее, и тому подобное, я буду об этом помнить. — С неожиданным вдохновением Джаспер запустил руку в карман и вынул горсть монет достоинством в полкроны. Их предполагалось после венчания разбросать в толпе, собравшейся у церкви. — Вот, возьмите, вам на свадьбу. Желаю вам большого счастья с… мистером Фернвудом.

Он высыпал монеты ей в ладони.

— О! — Глаза мисс Темплтон раскрылись еще шире. — О, благодарю вас!

В последний раз, приложившись мокрыми губами к его руке, она выбежала из ризницы. Возможно, она подумала, что дар стоимостью в несколько фунтов был сделан под влиянием минуты, и если она здесь задержится, то он может пожалеть о своей щедрости.

Джаспер вздохнул, достал большой льняной носовой платок и вытер руки. Ризница была совсем маленькой, со стенами из того же старинного серого камня, что и вся церковь, в которой он собирался венчаться. Вдоль стен тянулись потемневшие полки, заставленные всякими церковными предметами: старинными подсвечниками, бумагами, Библиями и оловянными блюдами. В высоком маленьком оконце с ромбовидными рамами виднелось синее небо с единственным пушистым белым облачком, не спеша проплывающим по нему. Теперь в этой уединенной ризнице можно было побыть одному. Джаспер положил платок в карман жилета, заметив, что одна из пуговиц едва держится, — не забыть бы, сказать об этом Пинчу. Джаспер положил локти на стол, что стоял рядом с его стулом, обхватил руками голову и закрыл глаза.

Пинч, его слуга, научился чудесным образом снимать головную боль после ночных чрезмерных возлияний. Скоро он поедет домой и, выпив этот напиток, возможно, завалится спать. Проклятие, но голова у него так болела, что он еще не был готов выйти из церкви. У ризницы послышались голоса, отдававшиеся эхом в каменном сером куполе церкви. Судя по звукам, мисс Темплтон встретила некоторое сопротивление ее романтическим планам со стороны своих родителей. Улыбка мелькнула в уголках губ Джаспера. Вероятно, ее отец был не так сильно увлечен светлыми волосами, как она. В любом случае он охотнее встретился бы с французами, чем с ее семьей и гостями, ожидавшими снаружи.

Джаспер вздохнул и вытянул свои длинные ноги. Пропали труды целых шести месяцев. Именно столько заняло его ухаживание за мисс Темплтон. Месяц — на то, чтобы найти подходящую девицу: из хорошей семьи, не слишком молодую, не слишком старую и достаточно симпатичную, чтобы с ней спать. Три месяца длилось старательное ухаживание: флирт на балах и в салонах, катание в его карете, покупки сладостей, цветов и разных безделушек. Затем задавался вопрос, был получен удовлетворительный ответ и невинный поцелуй в девственную щечку. А потом оставалось лишь сделать оглашение, многочисленные покупки и всяческие приготовления к предстоящему счастливому браку.

Что же все-таки произошло? Казалось, она во всем соглашалась с его планами. Ни разу, до сегодняшнего утра, не высказывала никаких сомнений. А когда он подарил ей золотые с жемчугом серьги, то даже, можно сказать, пришла в неописуемый восторг. Так откуда же взялось это неожиданное желание выйти замуж за светловолосого викария?

Такая проблема, как потеря невесты, никогда не появилась бы у его старшего брата, Ричарда, доживи он до того дня, когда ему потребовалось бы искать себе виконтессу. А в нем было что-то отталкивающее прекрасный пол — по крайней мере, когда дело касалось брака. Нельзя не упомянуть, что меньше чем за год это был второй случай, когда он получал отказ. Правда, первый раз это была Эмелин, которая, честно говоря, была скорее сестрой, чем возлюбленной. Хотя если бы он попытался…

Скрип открывшейся двери перебил мысли Джаспера. Он открыл глаза.

На пороге в нерешительности стояла высокая стройная женщина. Это была подруга Эмелин, чье имя Джаспер так и не смог запомнить.

— Простите, я разбудила вас? — спросила она.

— Нет, я просто отдыхаю.

Она кивнула, быстро оглянулась и закрыла дверь, оставшись с ним наедине, что было крайне неприлично.

Джаспер поднял брови. Она никогда не производила на него впечатление женщины, склонной к драматизму, но его способность разбираться в подобных ситуациях была явно недостаточной.

Она стояла очень прямо, расправив плечи и слегка вздернув подбородок. Она не относилась к числу красавиц, черты ее лица было трудно запомнить — вероятно, поэтому он сейчас не мог вспомнить ее имени. Ее светлые волосы неопределенного оттенка, между белокурыми и каштановыми, были собраны в пучок на затылке. Глаза весьма обычные, карие. Коричневато-серое платье с обычным квадратным вырезом открывало почти плоскую грудь. Как заметил Джаспер, кожа у нее была прекрасная: прозрачно-белая, чуть голубоватая, можно сказать — мраморная. Приглядись он получше, то, без сомнения, заметил бы под бледной нежной кожей тонкие вены.

Но он не приглядывался, он просто смотрел на нее. Она стояла, не шевелясь под его взглядом, но на ее, высоких скулах появился слабый румянец.

Видя ее смущение, хотя совсем малозаметное, Джаспер почувствовал себя скотиной. Поэтому его слова прозвучали довольно резко.

— Я могу вам чем-то помочь, мэм? На его вопрос она ответила вопросом:

— Это правда, что Мэри отказалась выйти за вас замуж? Он вздохнул:

— Оказалось, она отдала свое сердце викарию и простой виконт ей больше не нужен.

Она не улыбнулась.

— Вы не любите ее. Он развел руками:

— Печальная истина, хотя, признаваясь, я выгляжу негодяем.

— Тогда у меня есть для вас предложение.

— Да?

Она сжала руки и еще больше выпрямилась.

— Вы не могли бы жениться вместо нее на мне?

Мелисанда Флеминг старалась стоять спокойно и смотреть в глаза лорда Вейла пристально и без малейшего намека на девичье смущение. Да она и не была девушкой. Она была женщиной двадцати восьми лет, старше возраста флердоранжа и весенних свадеб. И надо признаться, без каких-либо надежд. Но, как известно, надежда — упрямая вещь, почти несокрушимая.

То, что она сейчас предложила, казалось ей самой невероятным. Лорд Вейл был богатый человек. Мужчина с титулом, в расцвете сил. Короче, мужчина, который мог выбрать любую из кокетливых девиц моложе и красивее ее. Даже если только что от него сбежала невеста к викарию без гроша в кармане.

Поэтому Мелисанда приготовилась встретить смех, презрение или, что еще хуже, жалость.

Но лорд Вейл просто смотрел на нее. Возможно, он ее не расслышал. Его прекрасные синие глаза немного покраснели, и, судя по тому, как он держался за голову, когда она вошла, Мелисанда поняла: накануне он слишком бурно праздновал предстоящее вступление в брак.

Он сидел, развалившись на стуле, вытянув перед собой мускулистые длинные ноги, занимая намного больше места, чем следовало бы. И смотрел на нее потрясающе яркими сине-зелеными глазами. Даже покрасневшие они светились, но только их и можно было назвать единственно красивым в его внешности. У него было длинное лицо с глубокими складками у рта и морщинами вокруг глаз. Нос тоже был длинен и тоже великоват. Полуопущенные веки создавали впечатление, что он непрерывно борется со сном. А его волосы… Вот волосы были хороши — вьющиеся и густые, приятного рыжевато-каштанового цвета. Любому другому мужчине они придавали бы мальчишеский, даже, может быть, женственный вид, но не ему.

Сегодня она чуть не пропустила день его свадьбы. Мэри была ее дальней родственницей, с которой она разговаривала всего раз или два в жизни. Но Гертруда, невестка Мелисанды, утром почувствовала себя нездоровой и настояла, чтобы Мелисанда представляла их ветвь семьи. Так она оказалась здесь, и только что совершила самый безрассудный поступок в своей жизни.

Какая странная вещь — судьба!

Наконец Вейл пошевелился. Он потер лицо большой сухощавой рукой и сквозь раздвинутые длинные пальцы посмотрел на нее.

— Какой я идиот… вы должны извинить меня… но я никак не могу вспомнить ваше имя.

Естественно. Она всегда относилась к людям, которые топчутся по краям, никогда не становясь центром толпы, никогда не привлекая к себе внимания.

В этом он был полной ее противоположностью. Она набрала в грудь воздуха и сжала пальцы, чтобы скрыть нервную дрожь. Это ее единственный шанс, и она должна не упустить его.

— Я Мелисанда Флеминг. Мой отец, Эрнест Флеминг, происходил из нортумберлендских Флемингов. — Ее семья была старинной и весьма уважаемой, и она не считала нужным распространяться об этом: если он раньше не слышал о них, то бесполезно заверять его в своей респектабельности. — Отец умер, но у меня есть два брата, Эрнест и Гарольд. Моя мать была эмигранткой, из Пруссии, и она тоже умерла. Может быть, вы помните, что я подруга леди Эмелин, которая…

— Да-да. — Он поднял руку, словно отмахиваясь от ее заверений. — Я знаю, кто вы, я только не знаю…

— …моего имени. Джаспер кивнул:

— Правильно. Как я и сказал — идиот. Мелисанда сглотнула.

— Могу я узнать ваш ответ?

— Видите ли, — он потряс головой и рассеянно помахал длинными пальцами, — вчера я слишком много выпил и сейчас немного растерян из-за побега мисс Темплтон. Потому мои умственные способности не отвечают предъявляемым к ним требованиям, вероятно, поэтому я не вижу причины, по которой вы хотите выйти за меня замуж.

— Вы виконт, милорд. Ложная скромность вам не клипу. Губы его большого рта сложились в слабую улыбку.

— Для леди, предлагающей джентльмену свою руку, вы довольно злы на язык.

Она почувствовала, как краснеют ее шея и щеки, и с трудом удержалась, чтобы не открыть дверь и не сбежать.

— Почему, — тихо спросил он, — из всех виконтов на свете вы выбрали в мужья именно меня?

— Вы благородный человек. Я знаю это от Эмелин. — Мелисанда осторожно шагнула вперед, так же осторожно выбирая слова. — Судя по тому, что помолвка с Мэри была короткой, вам не терпится жениться, не так ли?

Он задумчиво склонил набок голову.

— Действительно, создается такое впечатление. Она кивнула:

— А я хотела бы иметь собственный дом, а не жить на щедроты моих братьев. — Отчасти это было правдой.

— У вас нет собственных денег?

— У меня прекрасное приданое и, кроме того, есть собственные деньги. Но незамужняя леди едва ли может жить одна.

— Действительно.

Джаспер пристально разглядывал ее, явно довольный тем, что она стоит перед ним как просительница перед королем. Спустя некоторое время он кивнул и поднялся во весь свой рост, отчего ей приходилось теперь смотреть на него снизу вверх. Может быть, она и была высокой женщиной, но он был выше ее.

— Простите меня, но я должен быть откровенен, чтобы в дальнейшем избежать всяких недоразумений. Я хочу настоящего брака. Брака, который бы, по милости Божьей, дал нам детей, зачатых на супружеской постели. — Он одарил ее очаровывающей улыбкой, и его бирюзовые глаза чуть заметно блеснули. — Вы тоже хотите этого?

Она выдержала его взгляд и, даже не решаясь надеяться, ответила: — Да. Он наклонил голову.

— В таком случае, мисс Флеминг, имею честь принять ваше предложение заключить с вами брачный союз.

Она чувствовала стеснение в груди, и в то же время казалось, что-то трепещет и бьется в ее груди, стремясь вырваться на свободу и радостно закружить по комнате.

Мелисанда протянула ему руку:

— Благодарю вас, милорд.

Он озадаченно улыбнулся, глядя на ее протянутую руку, а затем, вместо того чтобы пожать ее в знак заключения сделки, наклонился к ней, и Мелисанда почувствовала прикосновение его мягких теплых губ. Она подавила волну желания, пробужденного этим прикосновением.

Он выпрямился.

— Остается только надеяться, что вам еще захочется поблагодарить меня после нашей свадьбы, мисс Флеминг.

Она открыла, было, рот, чтобы ответить, но он уже отвернулся от нее.

— Боюсь, у меня ужасно болит голова. Я заеду к вашему брату через три дня. По крайней мере, дня три я должен изображать брошенного влюбленного, как вы думаете? Более короткий период может дурно отразиться на мисс Темплтон.

Иронически улыбаясь, он тихо закрыл за собой дверь.

Мелисанда облегченно опустила плечи. Некоторое время она смотрела на дверь, а затем оглядела комнату. Не с таким тесным и грязноватым местом она хотела бы связать крутой поворот в своей жизни. И все же, если только последние четверть часа не были сном наяву, именно отсюда жизнь потекла совсем в неожиданном направлении.

Она посмотрела на тыльную сторону ладони. Никаких следов от его поцелуя. Она знала Джаспера Реншо, лорда Вейла, несколько лет, но он еще никогда не прикасался к ней. Она прижала руку к своим губам, закрыла глаза, воображая, как это было бы, если бы он коснулся ее губ. При этой мысли дрожь пробежала по ее телу.

Затем Мелисанда снова выпрямила спину, разгладила уже разглаженные юбки и провела пальцами по волосам — убедиться, что все в порядке. Выходя из ризницы, она наступила на что-то жесткое. На каменном полу лежала серебряная пуговица. Она закатилась под ее юбки, и Мелисанда обнаружила находку, когда отступила в сторону. Она подняла пуговицу и медленно повертела ее в руке. На серебре была выбита буква «В». Мелисанда спрятала пуговицу в рукав и вышла из церковной ризницы.

— Пинч, ты когда-нибудь слышал, чтобы человек, потерявший одну невесту, в тот же день нашел другую? — лениво спросил Джаспер, нежившийся в большой, сделанной специально для него металлической ванне.

Пинч, его камердинер, в дальнем углу комнаты перебирал в шкафу одежду. Не оборачиваясь, он ответил:

— Нет, милорд.

— Думаю, я первый за всю историю Лондона, кто сделал это. А потому следует установить памятник в мою честь. Детишки будут приходить и глазеть на меня, а их няни станут убеждать их не следовать по моим неверным стопам.

— Вот именно, милорд, — невозмутимо ответил Пинч. Голос у Пинча был ровный, звучный, невозмутимый, и говорил он таким тоном, каким и положено говорить слуге, принадлежащему к высшей касте слуг, хотя внешне он не очень походил на слугу высшего класса. Пинч был крупный мужчина. Очень большой мужчина. С плечами широкими, как у вола, руками, которые могли бы без труда накрыть обеденную тарелку, с шеей, по толщине равной бедру Джаспера, и головой в виде большого лысого купола. На кого Пинч и был похож, так это на гренадера, тяжелого пехотинца, которые в армии пробивали бреши во вражеских рядах.

Так случилось, что именно гренадером Пинч и был, когда служил в армии его величества. Но это было до того, как он слегка разошелся во мнениях со своим сержантом, в результате чего провел день в колодках. Тогда-то Джаспер и увидел его впервые: в колодках, стойко переносившим удары гнилых овощей, летевших ему в лицо. Эта картина произвела такое впечатление на Джаспера, что после освобождения Пинча он немедленно предложил ему место своего денщика. Пинч охотно принял это предложение. Спустя два года, когда Джаспер продал свой патент офицера, он выкупил и Пинча, и Пинч вернулся вместе с ним в Англию как его камердинер.

Пока что дела обстоят вполне удовлетворительно, размышлял Джаспер, вынимая из ванны ногу и стряхивая капли с большого пальца.

— Ты отослал то письмо мисс Флеминг? — Он написал несколько вежливых слов о том, что через три дня, если она за это время не сообщит, что передумала, он заедет к ее брату.

— Да, милорд.

— Хорошо-хорошо. Я думаю, все получится. У меня такое предчувствие.

— Предчувствие, милорд?

— Да, — сказал Джаспер. Он взял щетку на длинной ручке и потер большой палец. — Как тогда, две недели назад, когда я поставил полгинеи на ту гнедую с длинной шеей.

Пинч кашлянул.

— По-моему, эта гнедая захромала.

— Разве? — Джаспер махнул рукой. — Не важно. Нельзя сравнивать леди с лошадьми, ни в коем случае. Важно то, что уже три часа как мы помолвлены, а мисс Флеминг все еще не отказала мне. Уверен, это производит на тебя впечатление.

— Положительный признак, милорд, но, позвольте заметить, мисс Темплтон ждала до самой свадьбы, чтобы отменить помолвку.

— А, но в данном случае это самой мисс Флеминг принадлежит идея брака.

— В самом деле, милорд?

Джаспер сделал паузу и перестал, скрести левую ногу.

— Но я бы не хотел, чтобы это вышло за стены этой комнаты.

Пинч напрягся.

— Да, милорд.

Джаспер поморщился. Черт, он оскорбил Пинча.

— Не следует ранить чувства дамы, даже если она сама бросилась к моим ногам.

— Бросилась, милорд?

— Образно говоря, да. — Джаспер взмахнул щеткой на длинной ручке, облив водой стоявшее рядом кресло. — У нее, кажется, создалось впечатление, что мне необходимо жениться, и она этим воспользовалась.

Пинч удивился:

— И вы не вывели ее из этого заблуждения?

— Пинч, разве я не говорил тебе, что никогда не надо возражать леди? Это не по-джентльменски и к тому же пустая трата времени — они все равно будут верить в то, во что им хочется верить. — Джаспер потер щеткой нос. — Кроме того, должен же я когда-то жениться. Жениться и, подобно всем моим благородным предкам, продолжить наш род. Бесполезно надеяться, что этого можно избежать. Ребенок мужского пола, предпочтительно хотя бы с некоторым количеством мозгов в голове, должен стать следующим носителем имени древнего рода Вейлов. Таким образом, это обеспечит мне несколько месяцев развлечений и ухаживания за другой девушкой.

— Значит, с вашей точки зрения, одна девушка вполне может заменить другую, милорд?

— Да, — ответил Джаспер, но тут же спохватился: — Нет. Черт бы тебя побрал, Пинч, с твоей судейской логикой! В ней есть что-то такое… Не знаю, как это выразить. Она совсем не такая леди, которую я бы выбрал, но когда она стояла там, такая смелая и в то же время недовольная мной, как будто я спорил с ней… Хотя, думаю, я был довольно любезен и даже очарователен. Если только это не было запоздалой реакцией на виски, выпитое накануне.

— Естественно, милорд, — проворчал Пинч.

— Между прочим, я пытаюсь сказать: надеюсь, эта помолвка благополучно приведет меня к браку. Иначе очень скоро я приобрету репутацию тухлого яйца.

— Да, милорд.

Джаспер, нахмурившись, смотрел в потолок.

— Пинч, ты ведь не согласен со мной, когда я сравниваю себя с тухлым яйцом?

— Нет, милорд.

— Спасибо.

— Пожалуйста, милорд.

— Мы можем только молить Бога, чтобы мисс Флеминг не встретила за эти недели, оставшиеся до свадьбы, какого-нибудь викария. Особенно светловолосого.

— Именно так, милорд.

— Знаешь, — задумчиво проговорил Джаспер, — думаю, я никогда не встречал викария, который бы мне нравился.

— Именно так, милорд.

— У них, кажется, обычно не бывает подбородка. — Джаспер потрогал свой довольно длинный подбородок. — Вероятно, это такое требование ко всем английским священнослужителям. Как ты думаешь, это возможно?

— Возможно, да. Но нет, это маловероятно.

— Гм…

Пинч переложил стопку белья на верхнюю полку шкафа.

— Вы будете сегодня дома, милорд?

— Увы, нет. У меня еще есть дела.

— Ваше дело касается того человека, который сидит в Ньюгейтской тюрьме?

Джаспер перевел взгляд с потолка на своего камердинера. К обычно бесстрастному выражению на лице Пинча добавился чуть заметный прищур глаз, что у Пинча выражало беспокойство.

— Боюсь, что да. Скоро суд, и Торнтона наверняка приговорят к повешению. Когда его не станет, с ним умрет и все, что было ему известно.

Пинч подошел к нему с большой купальной простыней.

— Всегда считалось, ему есть что рассказать, — заметил Джаспер, выходя из ванны и закутываясь в простыню.

— Да, так всегда считалось, — подтвердил мистер Пинч. Все так же прищурясь, он наблюдал, как Джаспер вытирается.

— Простите меня, милорд, я не люблю говорить о том, чего не следует говорить на моем месте…

— Но ты все равно скажешь, — проворчал Джаспер. Камердинер, словно не слыша его, продолжал:

— Однако меня беспокоит, что вы становитесь, просто одержимы этим человеком. Он известный лжец. Что заставляет вас думать, что теперь он скажет правду?

— Ничего. — Джаспер отбросил полотенце и, подойдя к стулу, на котором лежала его одежда, начал одеваться, — Он лжец, насильник, убийца, и только Богу известно, кто еще. Только дурак поверит его слову. Но я не могу допустить, чтобы его повесили до того, как я попытаюсь узнать от него правду.

— Боюсь, он играет с вами ради собственного развлечения.

— Бесспорно, ты, как всегда, прав, Пинч, — сказал Джаспер, не глядя на своего камердинера, поскольку в это время он натягивал через голову рубашку. Он встретил Пинча после истребления Двадцать восьмого полка у Спиннерс-Фоллс. Пинч не участвовал в той битве. И у него не было потребности выяснить, кто предал полк. — Но это не имеет значения. Я должен идти.

Пинч принес ему башмаки.

— Хорошо, милорд.

Джаспер сел, надевая башмаки с пряжками.

— Не расстраивайся, Пинч. Этот человек не проживет и недели.

— Как скажете, милорд, — тихо отозвался Пинч, приводя ванну в порядок.

Джаспер в молчании закончил одеваться и подошел к туалетному столику, чтобы зачесать назад волосы. Пинч расправил его камзол.

— Надеюсь, вы не забыли, милорд, что мистер Дорнинг снова просил вашего присутствия на землях Вейлов в Оксфордшире.

— Черт! — Дорнинг был управляющим его землями и несколько раз обращался к нему с просьбой помочь разрешить земельные споры. А он все отказывал этому бедолаге из-за свадьбы, а вот теперь… — Дорнингу придется подождать несколько дней. Я не могу уехать, не переговорив, с братом мисс Флеминг и самой мисс Флеминг. Пожалуйста, напомни мне о нем еще раз, когда я вернусь.

Джаспер нырнул в свой камзол, схватил шляпу и вышел из комнаты, прежде чем Пинч успел что-либо возразить. Он сбежал с лестницы, кивнул дворецкому и вышел из дверей своего лондонского дома. У дома его ожидал один из конюхов с Белл, крупной гнедой кобылой. Джаспер поблагодарил конюха и сел в седло, успокаивая шарахнувшуюся в сторону лошадь. Улицы были полны народу, и лошадь шла медленным шагом. Джаспер направлялся на запад, туда, где над невысокими строениями возвышался купол собора Святого Павла.

Шумный многолюдный Лондон ничем не был похож на далекие дикие леса, где все и началось. Он хорошо запомнил высокие деревья и водопады: шум ревущих потоков воды не мог заглушить крики умирающих солдат. Прошло почти семь лет с тех пор, как он, капитан армии его величества, сражался в североамериканских колониях с французами. Двадцать восьмой пехотный полк возвращался после победы у Квебека, цепочка солдат растянулась вдоль узкой тропы, вот тогда-то на них и напали индейцы. Солдаты не успели занять оборонительную позицию. Меньше чем через полчаса весь полк со своим полковником погиб, а Джаспер и еще восемь человек были схвачены. Их повели к индейскому лагерю вайндотов и…

Даже теперь ему было невыносимо вспоминать об этом. Время от времени тени этого прошлого зримо вставали перед ним, будто он видел их краем глаза. Он много думал об этом: прошлое умерло и похоронено, но не забыто. Полгода назад, выйдя через балконные двери бального зала на террасу, он увидел Сэмюела Хартли.

Хартли, в прошлом капрал, был одним из немногих, кто выжил в той бойне. Он рассказал Джасперу, что некий предатель в их полку выдал расположение полка французам и их индейским союзникам. Джаспер вместе с Хартли нашел долго разыскиваемого убийцу, который выдавал себя за одного из павших у Спиннерс-Фоллс — Дика Торнтона. Джаспер так и называл его — Торнтоном, хотя он был уверен, что это не настоящее его имя. Сейчас он находился в Ньюгейте по обвинению в убийстве. Но в ту ночь, когда Джаспер с Хартли его поймали, Торнтон утверждал, что предателем был не он.

Джаспер сжал коленями бока Белл, объезжая тележку, груженную фруктами.

— Купите сладкую сливу, сэр, — предложила ему стоявшая рядом с тележкой хорошенькая темноглазая девушка. Она кокетливо изогнула бедро, протягивая ему фрукты.

Джаспер одобрительно усмехнулся:

— Могу поспорить, она не такая сладкая, как твои яблочки.

Смех девушки еще слышался ему, когда он ехал по запруженной людьми улице. Он мысленно вернулся к своему делу. Как совершенно справедливо заметил Пинч, Торнтон отъявленный лгун, и все же Хартли никогда не сомневался в вине Торнтона. Джаспер усмехнулся. Что с него взять, Хартли был занят своей новой женой, леди Эмелин Гордон, первой невестой Джаспера.

Джаспер поднял голову и увидел, что подъезжает к Скиннер-стрит, которая вела прямо к Ньюгейт-стрит. На дороге возвышались вычурные внушительные ворота тюрьмы. После Большого пожара тюрьму перестроили и украсили подходящими к месту статуями, изображавшими мир и милосердие. Но чем ближе к тюрьме, тем более зловещей становилась атмосфера. Воздух, казалось, потяжелел от запахов человеческих экскрементов, болезней, гниения и отчаяния.

В одной из арочных опор находилось помещение смотрителя. Джаспер спешился в наружном дворе.

Стражник, прислонившийся к двери, выпрямился.

— Снова к нам, милорд?

— Как фальшивое пенни, Макгинис.

Макгинис тоже был ветераном армии его величества и потерял глаз в какой-то чужой стране. Голова у него была перевязана скрывавшей дыру тряпкой, но она сползла и стал виден красный шрам. Он кивнул и крикнул в сторожку:

— Эй, Билл! Снова приехал лорд Вейл. — Он повернулся к Джасперу: — Билл выйдет через пару минут, милорд.

Джаспер кивнул и дал стражнику полкроны — гарантия того, что, вернувшись, он найдет свою лошадь там же, где ее оставил. При первом же посещении этого ужасного места он сообразил, что щедрый подкуп стражников намного упрощает дело.

Вскоре из караульного помещения появился Билл, коренастый невысокий человечек с копной густых седых волос. В правой руке он держал знак своей должности — большое железное кольцо с ключами. Невысокий человечек повел плечом в сторону Джаспера и направился через двор к главному входу в тюрьму. Тяжелая, огромная тюремная дверь была покрыта резьбой с изображением наручников и украшена библейской цитатой: «Venio sicut fur» — «Я прихожу как вор». Билл оттолкнул плечом стоявших у входа охранников и ввел Джаспера внутрь.

Здесь воздух был еще тяжелее — застоявшийся и неподвижный. Билл провел Джаспера длинным коридором, и они снова вышли из здания. Затем пересекли большой двор, где заключенные бродили кругами или собирались в кучки, словно мусор, выброшенный волной на особенно отвратительный берег. Они прошли еще через одно небольшое здание, а потом Билл повел его по лестнице, кончавшейся камерой для приговоренных к смертной казни. Она располагалась под землей, словно для того, чтобы осужденные получили представление об аде, где им скоро предстоит остаться навсегда. Мокрые ступени были стерты ногами множества страдальцев.

В подземном коридоре было довольно темно — узники покупали свечи за собственные деньги, а цены были высокие. Какой-то мужчина напевал тихую тоскливую погребальную мелодию, время, от времени повышая голос. Кто-то кашлял, два голоса тихо ссорились, но в целом здесь стояла тишина. Билл остановился перед камерой, в которой находились три человека. Двое играли в карты при дрожащем свете единственной свечи. Третий стоял, прислонившись к стене около решетки, и выпрямился, завидев их.

— Славный денек, не правда ли, Дик? — окликнул его Джаспер, подойдя ближе.

ДикТорнтон наклонил набок голову.

— Не знаю. Как я могу знать? Джаспер тихонько прищелкнул языком.

— Прости, старина. Забыл, что ты не видишь здесь много солнца.

— Чего вам надо?

Джаспер вгляделся в человека за решеткой: среднего роста, с приятным, но не запоминающимся лицом. Единственное, что выделяло его, — огненно-рыжие волосы. Торнтон, черт его подери, прекрасно знал, что ему надо: Джаспер не раз говорил ему об этом.

— Надо? Да ничего. Просто я проезжал мимо и увидел прекрасные виды Ньюгейта.

Торнтон усмехнулся, но по его лицу пробежала странная судорога, которую он не мог скрыть.

— Наверное, вы считаете меня каким-то придурком.

— Совсем не считаю. — Джаспер оглядел рваную одежду Дика, затем опустил руку в карман и вынул монету в полкроны. — Я думаю, ты сто раз насильник, врун и убийца, но только не придурок. Ты ошибаешься, Дик.

Торнтон, глядя, как Джаспер вертит в руках монету, облизнул губы.

— Так зачем вы пришли?

— О! — Джаспер поднял голову и рассеянно посмотрел на грязный потолок. — Я недавно вспоминал, как мы, Сэм Хартли и я, поймали тебя на крыше в верфях. Шел страшный дождь, Помнишь?

— Как не помнить.

— Тогда, может быть, вспомнишь и еще кое-что: ты поклялся тогда, что предатель не ты.

Глаза Торнтона хитро блеснули.

— Нечего и клясться. Я не предатель.

— В самом деле? — Джаспер отвел взгляд от потолка и посмотрел Торнтону в глаза. — Видишь ли, я все-таки думаю, что ты лжешь.

— Если я лгу, тогда я умру за мои грехи.

— Ты и так умрешь меньше чем через месяц. В законе говорится: «Приговоренные должны быть повешены в течение двух дней после вынесенного приговора». Боюсь, они очень строги в этом отношении, Дик.

— Ну, это если меня приговорит суд.

— Приговорит, — тихо сказал Джаспер. — Не сомневайся.

Торнтон помрачнел.

— Тогда зачем я должен вам что-то говорить? Джаспер пожал плечами:

— Тебе осталось жить еще несколько недель. Почему бы, не провести их с набитым желудком и в чистой одежде?

— За чистый камзол и я скажу тебе кое-что, — проворчал один из играющих в карты.

Джаспер не обратил на него внимания.

— Так как же, Дик?

Рыжеволосый Дик смотрел на него с ничего не выражающим лицом. Он подмигнул и неожиданно прижался лицом к решетке.

— Ты хочешь знать, кто выдал нас французам и их друзьям скальпоснимателям? Ты хочешь знать, кто залил землю кровью там, у этих проклятых водопадов? Посмотри на людей, которых поймали вместе с тобой. Среди них ты найдешь предателя.

Джаспер отшатнулся, как будто его ужалила змея.

— Это невозможно.

Торнтон с минуту смотрел на него, затем разразился резким лающим смехом.

— Заткнись! — раздался в соседней камере мужской голос. Однако Торнтон продолжал издавать эти странные звуки, и все это время его широко раскрытые глаза злобно смотрели в лицо Джаспера. Джаспер отвечал таким же упорным взглядом. Он понял: ложь или двусмысленная полуправда, больше он ничего не получит от Дика Торнтона. Ни сегодня, ни когда-либо еще. Он выдержал взгляд Торнтона и преднамеренно уронил монету на пол. Она закатилась в коридор — слишком далеко от камеры. Торнтон прекратил смех, но Джаспер уже повернулся и вышел из этого проклятого подвала.