"Рациональное объяснение действия" - читать интересную книгу автора (Девятко)

Согласно Конституции СССР, принятие важнейших политических решений, определяющих судьбы страны, было прерогативой избираемых народом Советов и соответствующих исполнительных органов. На самом же деле эта функция была закреплена за инстанциями, не имевшими на то народного мандата и конституционных полномочий и практически не считавшихся с действующим законодательством. Иными словами, способ принятия политических решений в СССР был иллегитимным.
Все решали партийные комитеты - от райкома до ЦК. Точнее, не комитеты, а партийные авторитеты, возглавлявшие эти комитеты и/или входившие в их секретариаты и бюро, или в неформальное "руководящее ядро"44. Иначе говоря, решения принимались закрытыми элитными группами, возглавлявшимися формальными или неформальными лидерами. Таким образом, для советской системы был характерен авторитарный тип принятия политических решений.
Это, разумеется, не исключало борьбы между элитами и входившими в них группировками - ведомственными, региональными, клановыми. Ее исход зависел в немалой степени от влияния противоборствующих сил, которое, в свою очередь, определялось сконцентрированной в их руках властью.
А какого рода мотивация определяла принимаемые авторитетами решения? Прежде всего, политическая. Однако при этом далеко не всегда партийные руководители отдавали предпочтение национальным интересам страны. Тем более, что важную роль в процессе принятия решений играли идеологические мотивы. Выносимые "вердикты" должны были соответствовать официальному кредо и тому имиджу, который (как считалось) Советский Союз имел или должен был иметь в глазах мировой общественности - даже если эти решения были лишены (как часто случалось) практической целесообразности. Не будучи "невольниками чести", советские политические авторитеты были невольниками "социалистической идеи", как они ее себе представляли, ибо должны были своими действиями демонстрировать веру в эту идею, приверженность ей и ее эффективность.
Нельзя не учитывать и того обстоятельства, определявшего роль идеологической мотивации, что в сознании некоторых руководителей прагматизм и цинизм удивительным образом сочетались с искренней верой в преимущества социализма и социалистическое будущее человечества, в освободительную миссию Советского Союза.
На авторитарно-иерархический тип принятия решений работал и тот дух закрытости и секретности, которым всегда было пронизано советское общество. Привнесенный большевиками, работавшими многие годы в условиях подполья и конспирации, этот дух был со временем возведен в принцип политической жизни советского общества.
Закрытость и секретность, как и ограничение прав человека, выглядят оправданными, когда общество пребывает в опасности, когда оно окружено врагами, грозящими уничтожить страну. По этой причине постоянное выискивание врага и борьба с ним, принимающие массовые масштабы, становятся одним из условий существования и воспроизводства советской политической системы.
Эта борьба опирается на насилие, ориентация на которое также становится существенным элементом нашей политической культуры.
То вовсе не было следствием какой-то патологии вождей: Ленина, Троцкого, Сталина и других. (То есть патология у некоторых из них просматривалась достаточно отчетливо. Но она была, так сказать, функциональна.) Советская политическая система не могла работать иначе, как опираясь на массовое насилие. Дело в том, что социалистический (коммунистический) идеал в том виде, в каком его пытались реализовать сначала в России, а затем в других странах, был искусственной конструкцией, и поддерживать ее в течение десятилетий, не дать ей рухнуть можно было только насильственным путем. Советский Союз развалился не потому, что его разрушили силой. Напротив, он рухнул потому, что его перестали удерживать силой от распада, скрытая тенденция к которому была заложена в нем с момента его возникновения.
Примечательными чертами советской политической культуры, унаследованной большевиками от старой России, отчетливо проявлявшимися во внешней политике СССР, были мессианизм и экспансионизм. Как и Америка, Россия чувствовала себя "посланной" в этот мир провидением для выполнения исторической миссии. "Доктрина о Москве как третьем Риме стала идеологическим базисом образования московского царства. Царство собиралось и оформлялось под символикой мессианской идеи. Искание царства, истинного царства, характерно для русского народа на протяжении всей его истории..."45.
Как же охарактеризовать советскую политическую культуру в целом? К какому типу отнести? Согласно модели Г. Алмонда - С. Вербы, ее следовало бы рассматривать как смешанную - своеобразное сочетание приходской, партиципаторной и подданнической культур с явным преобладанием элементов последней.
Если ориентироваться на модель, предложенную американским политологом У. Розенбаумом46, который кладет в основание типологии политических культур степень консенсуса относительно основополагающих политических ценностей и правил политической "игры", то советскую политическую культуру следует идентифицировать как "интегрированную". Для нее, в отличие от полярной ей "фрагментированной" культуры, характерны высокая степень консенсуса, стабильность, сотрудничество между субъектами политического процесса и другие признаки, присущие данному типу культуры.
Если же исходить из типологии, предложенной в свое время автором этих строк47, рассматриваемая культура являет собой едва ли не классический образец "этатистской" культуры как основанной на принципах государственного регулирования политической жизни при полном поглощении гражданского общества государством со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Советскую политическую культуру можно было бы охарактеризовать и как "тоталитарную" (имея в виду природу общества, которое она воплощала), "антигуманную", "консервативную". Однако самое точное ее определение - "социалистическая", ибо в ней наиболее полно отразились родовые черты социализма - не как мифического идеала, а как реального общественного строя, каким он явился на свет в Советском Союзе и еще в дюжине стран.
Ныне в России происходит смена политико-культурной парадигмы. Процесс болезненный, но исторически неизбежный. За последнюю четверть века его пережили Испания, Португалия, Греция, Чили, еще раньше - Германия, Италия, Япония, Сегодня вместе с нами его переживают восточноевропейские страны. И хотя этот процесс везде имеет свои особенности, существуют и некоторые общие закономерности.
Первая: длительность более или менее полного вытеснения в национальном масштабе одной политической культуры другой, что связано с выдвижением на политическую авансцену новых и постепенным уходом старых поколений - сменой, растягивающейся на десятилетия.
Вторая: поэтапность процесса. Переход к иной парадигме происходит как бы методом напластования новых и вытеснения старых элементов. На протяжении всего переходного периода политическая культура социума носит смешанный характер: в рамках одной национальной общности сосуществуют старая и новая культуры, представленные различными политическими, территориальными и генерационными общностями. Эту культуру можно назвать "смешанной" еще и в том смысле, что в сознании и поведении одних и тех же индивидов и групп, равно как и в функционировании одних и тех же политических институтов, совмещаются, подчас противореча друг другу, старые и новые культурные образцы.
Третья: неравномерность процесса - пространственная и временная. Это свойственно, прежде всего, странам с федеративным устройством и многонациональным населением. Так что России нужно быть готовой к тому, что какие-то регионы могут отставать в своей политико-культурной эволюции, а какие-то (прежде всего мегаполисы вроде Москвы и Санкт-Петербурга) идти впереди других. Неравномерно происходит смена культур и во времени, подстегиваемая или сдерживаемая политическими потрясениями, конфликтами и кризисными явлениями в экономической и социальной сферах.
По-видимому, новая российская политическая культура будет складываться за счет четырех основных источников. Главный из них - собственная политическая практика, В стране налицо публичная политическая жизнь, в которую вовлечена значительная часть населения. Накапливается новый опыт, формируются новые традиции, на базе которых и начинают выкристаллизовываться современные политико-культурные образцы.
Второй - заимствование зарубежного опыта, главным образом западноевропейского и американского. Такое заимствование, хаотичное и бессистемное, уже идет полным ходом. Причем мы больше склоняемся к опыту Соединенных Штатов. Время внесет коррективы и в этот процесс, "отбирая" шаг за шагом (как это уже бывало не раз с петровских времен) то, что подходит для России.
Третий источник новой парадигмы - советское наследие, в котором нашли воплощение не только привнесенные, но и архетипические черты российской культуры и русской социальной натуры, такие как, например, коллективизм, который ни при каких условиях не может быть вытеснен индивидуализмом американского образца.
Четвертый: новая политическая культура будет формироваться за счет возрождения (целенаправленного и стихийного) дореволюционной российской культуры. Это могут быть и те элементы, которые когда-то позаимствовали большевики (например, ориентация на создание сильного централизованного государства), и те, которые не были востребованы ими за ненадобностью, как, скажем, земское самоуправление. О подобной возможности писал в свое время русский философ Н. Лосский: "... В области политической культуры... императорская Россия создала ценности, которые приобретут всемирную известность тогда, когда их достаточно изучат и осознают, и прежде всего при возрождении в процессе послереволюционного развития русского государства"48.
Как конкретно будет выглядеть российская политическая культура XXI века, будет ли она напоминать "гражданскую культуру", которая, по утверждению Г. Алмонда, С. Вербы и их приверженцев, господствует в США, Великобритании и других передовых демократиях, или же явит образец самобытности - сказать трудно. Многое будет зависеть от того, в каком направлении пойдет современное политическое развитие России, на какие культурные образцы будем ориентироваться, какие ценности исповедовать и как все это будет преломляться в сознании новых поколений, проходящих первичную политическую социализацию. Одно несомненно: политическая культура завтрашнего дня выковывается сегодня.

Примечания

1 Almond G., Verba S. The Civic Culture. Political Attitudes and Democracy in Five Nations. Princeton, 1963. P. 498.
2 Резонно предположить, что информация о культуре, некогда пережитой и вроде бы изжитой социум, на самом деле навсегда сохраняется в закодированной форме в его исторической памяти и оказывает определенное, не всегда осознаваемое и понимаемое нами воздействие на сознание и поведение как нации в целом, так и особенно отдельных групп и индивидов.
3 Впервые этот термин был употреблен задолго до Ленина. О "политической культуре" в 1877 году писал русский историк В. Герье. Восходить же это словосочетание, как утверждают исследователи, в частности Ф. Бар-нард, к немецкому философу-просветителю XVIII века И. Гердеру. Впрочем, по поводу приоритетов (и не только терминологических) в советской литературе 70-80-х годов можно прочитать много любопытного. Вот что писал, например, один профессор в не таком уж далеком от нас 1985 году:
"Начало формирования политической культуры положили К. Маркс и Ф. Энгельс (?!) - создатели научного мировоззрения рабочего класса. Рабочий класс - изначальный (?) субъект социалистической политической культуры в лице (?) марксистско-ленинского учения" (Политическая культура развитого социалистического общества. Сущность и механизм формирования. Л., 1985. С. 8.).
4 Комаров Е.Г. Политическая культура молодежи. М., 1986. С. 8.
5 Бурмистрова Т.Ю., Дмитриев О.А. Сущность и факторы формирования политической культуры трудящихся в зрелом социалистическом обществе историографический обзор) / Политическая культура развитого социалистического общества. С. 92-93.
6 Российские социологи Е. Вавилин и В. Фофанов, выделяя среди традиционных для советской литературы трактовок культуры "аксиологическую" концепцию (культура - совокупность материальных и духовных ценностей), различают два ее варианта: упомянутой выше "прогрессистский" и "бинарный", трактующий культуру как совокупность положительных и отрицательных явлений / Вавилин Е.А., Фофанов В.П. Исторический материализм и категория культуры. Новосибирск, 1983. С 17-18.
7 На этом фоне отчетливее обнаруживается справедливость суждений тех культурологов и философов, которые как, например, X. Ортега-и-Гассет, издеваясь над стремлением редуцировать культуру до отделенного от реальной жизни "духовного", "возвышенного", выводили ее, как, впрочем, и "возвышенное", из "жизненных функций". "Нет культуры без жизни, нет духовности без жизненности, в куда более земном смысле, terre a terre (приземленно, заурядно - фр.), чем хотели бы придать этому слову" Ортега-и-Гассет X. Что такое философия? М., 1991. С. 21.
8 Политическая культура развитого социалистического общества. С. 116.
9 Там же. С. 93-94.
10 Установка на такое воспитание культуры давно получила распространение в антропологии. Еще полвека назад Р. Линтон проводил различие между "реальными культурными образцами" и "идеальными культурными образцами", причем и те, и другие выступали в качестве интегральных элементов культуры (см.: Linton R. The Cultural Backgraund of Personality. N.Y., 1945). "Моральный кодекс строителя коммунизма" был элементом советской политической культуры. Но таким же полноправным ее элементом были "модели" отклонения от этого императива, т.е. игнорирование этого кодекса.
11 Нечто похожее произошло и с Г. Алмондом, и С. Вербой, задавшимися целью описать политическую культуру демократии ("гражданскую культуру"). Как верно заметил польский политолог Е. Вятр (и не он один), Алмонд и Верба "отождествляют демократию с англо-американскими политическими системами и определяют "гражданскую культуру" таким образом", что ее имперически подтверждаемой чертой является соответствие с принципами и способом функционирования англо-американской модели демократии; из-за этой этноцентрической ошибки основные выводы книги "Гражданская культура" грешат тавтологией" (Вятр Е. Социология политических отношений. М., 1979. С. 264).
12 Краткий политический словарь. М., 1983. С. 252.
13 См.: журнал "Вопросы философии". 1980. № 12. С. 13.
14 См.: журнал "Научный коммунизм". 1979. № 5. С. 57.
15 Хороший почин - публикация материалов "круглого стола" по теме "Политическая культура и реформа в СССР", проведенного в МГУ в 1991 году. См.; Вестник Московского университета. Серия социально-политических исследований. 1991. № 4. См.: также Политическая культура российского общества // Общественные науки и современность. 1994. № 3-4.
16 Tucker R.C. Political Culture and Leadership in Soviet Russia. From Lenin to Gorbachev. N.Y., 1987; см. также: Такер Р. Проблема политического лидерства в советском обществе // Общественные науки и современность. 1989, № 5.
17 White St. Political Culture and Soviet Politics. N.Y., 1979.
18 Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993.
19 Советская цивилизация придала понятиям "культура", "культурная деятельность" узкоспециализированную окраску. Когда говорят, что такой-то - "деятель культуры", это надо понимать так, что он работает в театре или в музее или развлекает в качестве массовика-затейника отдыхающих в санатории. Таким образом, культура неоправданно ограничивается сферой искусства, рекреационной деятельности и отчасти воспитания.
20 Следует в связи со сказанным уточнить, что "культура" и "культурное наследие" - это хотя и близкие, пересекающиеся, но не вполне совпадающие явления. Культурное наследие - как материальное, так и духовное - есть не что иное, как опредмеченная, овеществленная культура. Оно не участвует непосредственно в воспроизводстве общественной жизни, хотя при определенных условиях может быть распредмечено и вплетено в живую ткань человеческих отношений, в том числе политических. Сказать заранее, какие именно элементы культурного наследия обретут в тот или иной момент новую жизнь и обретут ли они ее вообще, невозможно. "Селекция" - прерогатива истории. Типичные для революционных эпох попытки "выбросить культурный хлам" могут иметь трагический исход для общества, для его культурного развития. Об этом не грех напомнить сегодня, когда вновь возникает вопрос о переоценке далекого и недавнего прошлого и питавшей его культуры.
21 Pye L. W. Political Culture // International Encyclopedia of Social Sciences. Vol. 12. P. 218.
22 Вятр Е. Социология политических отношений. С. 260-261. См. также у У. Розенбаума: "...Политическая культура - это концептуальное обозначение чувств, мыслей и поведения, которые мы замечаем или выводим, наблюдая за людьми, живущими своей повседневной гражданской жизнью" (Rosenbaum W.A. Political Culture. N.Y., 1975. P. 8).
23 Появилась и такая точка зрения: правомерно ли трактовать политическую культуру как в "широком" смысле (включая в нее проявления сознания и поведения), так и в "узком" смысле (ограничивая политическую культуру представлениями о мире политики). И то и другое, мол, правильно. Выбирай, что по душе. Стать на подобную точку зрения - это все равно, что уравнять подсистему с целостной системой, частью которой она является, или какую-то часть тела, скажем голову, с телом в целом.