"Рациональное объяснение действия" - читать интересную книгу автора (Девятко)
15 Ильин М.В. Очерки хронополитической типологии. Часть 1. С. 98-99.
16 Ильин М.В. Очерки хронополитической типологии. Часть 2. С. 24-29.
17 Чичерин Б.Н. Основание логики и метафизики. М., 1894.
18 Тейар де Шарден П. Феномен человека М., 1987. С. 179.
19 Там же. С. 176.
20 Карпенко А.С. Фатализм и случайность будущего: логический анализ. М.,1990.
21 Spiker P. The Principle of Subsidiarity and the Social Policy of the European Community //Journal of European Social Policy, 1991. Vol. 1, № 1.
22 Grossmann L.K. The Electronic Republic. Reshapiong Democracy in the Information Age. N.Y., 1995.
23 Nyin М. Integral Security: from the Fragmented World to a Planetary Entirety // ICIS Forum, International Council for Integral Studies, N.Y., 1992. Vol. 22, № 1.
24 Ильин М.В. Мировое общение как проблема "полиглотии" // Полис. 1995. № 1.
Опубликовано: Питирим Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени / Международный научный симпозиум, посвященный 110-летию со дня рождения Питирима Сорокина. М.-СПб: Изд-во СПбГУП, 1999. С. 210-224.
Н.Е. Покровский
КОНВЕРГЕНЦИЯ, ГЛОБАЛИЗАЦИЯ
И КОНФЛИКТ
(ПО МОТИВАМ П.А. СОРОКИНА)
Питирим Александрович Сорокин по праву считается одним из авторов теории конвергенции, которая еще каких-нибудь 15-20 лет тому назад рассматривалась в качестве действующей и хорошо обоснованной гипотезы. Изначальные принципы и современные судьбы знаменитой сорокинской теории весьма примечательны и знаменательны. Прослеживая траекторию их эволюции, можно явственно уяснить различие века нынешнего и века минувшего (не в хронологическом, а в теоретическом плане).
Социальный процесс как непрерывность и преемственность
В начале своей знаменитой книги "Демократия и образование" (1923) выдающийся американский философ и социальный теоретик и современник П.А. Сорокина Джон Дьюи исследовал общие подходы к интерпретации социального опыта. Среди ключевых понятий его социальной теории, которая по-прежнему сохраняет свою важность в контексте современной истории, можно выделить три основные концепции - непрерывность (continuity), транзитивность (transmission) и коммуникация (communication). Развитие социоэкономической и политической ситуации в мире позволяет рассмотреть эти понятия, введенные Джоном Дьюи, под новым углом зрения.
"Непрерывность - это процесс последовательной и целостной взаимной адаптации окружающей среды и потребностей живых организмов"1. В этом смысле непрерывность следует рассматривать как наиболее важную характеристику социальной жизни, которая, по словам Дьюи, есть "обычаи, институты, верования, победы и поражения, отдых и труд". Социальная жизнь для него - синоним понятия "человеческий опыт" - универсальной холистской концепции нашего самодостаточного существования в мире. Таким образом, непрерывность, "непрерываемость", эволюционность, поддержанные различными формами опыта, приводят к самообновлению социальных групп и индивидов. Этот процесс самообновления и дальнего роста опыта предоставляет собой процесс образования (обучения). На его основе осуществляется преемственность форм жизни и происходит социализация в самом широком смысле этого термина.
Транзитивность становится переносом опыта из одной социальной области в другую, а коммуникация - смысловым контекстом этого переноса и обмена информацией.
Непрерывность, транзитивность и коммуникация обеспечивают средства выживания современного общества и требуют, чтобы рост человеческого опыта входил непрерывно, то есть без пауз и нарушений преемственности, на постоянной основе. Последовательность роста и саморазвития должны рассматриваться, согласно Дьюи, в качестве принципа, жизненно значимого для понимания социальных институтов современного общества. Принципы непрерывности и транзитивности нашли свое логическое отражение в понятии социальной функции (social function) в интерпретации, данной выдающимся учеником П.А. Сорокина Робертом Мертоном (1949), подчеркивавшего непрерывный, недискретный характер социальной жизнедеятельности.
Согласно функционалистскому подходу в теоретической социологии, различные компоненты социальной структуры (главным образом, группы) проявляют себя и достигают самореализации исключительно благодаря своим функциям - положительным последствиям деятельности социальных объектов, поддерживающих стабильность целого. Функционализм настаивает на принципе, в рамках которого всякий вид социального опыта, любые традиции, идеи, материальные объекты или верования играют определенную, жизненно важную роль в контексте структуры в целом. "Функции - это такие наблюдаемые последствия, которые служат адаптации и приспособлению данной системы (к внешней среде. - Н.П.)"2.
Тем не менее, в социальном опыте содержится подчас немало дисфункциональных последствий. В этом смысле дисфункциональные компоненты опыта - это такие наблюдаемые последствия, которые снижают приспособление или адаптацию системы к внешней среде. В каждом отдельном случае любой элемент социального опыта, рассмотренный в перспективе различных структурных уровней, может иметь как функциональные, так и дисфункциональные последствия. Это в свою очередь приводит к формулированию задачи - рассмотреть сложную и важную проблему критериев итогового баланса агрегированных последствий3. Итоговый баланс функциональных и дисфункциональных компонентов конкретной системы показывает, в какой степени последняя повышает (или понижает) степень непрерывности, "транзитивности и коммуникативности социального опыта, который она генерирует как результат своей деятельности. Функции данной системы следует рассматривать как фактор поддержания непрерывности опыта, дисфункции же ведут к возникновению дискретности и фрагментации, они нарушают транзитивность и коммуникативности системы. Таким образом, можно сказать, что принцип непрерывности Дьюи функционалистский подход Мертона весьма родственны, как по своему происхождению, так и по своей теоретической природе.
Конвергенция и конфликт
Один из наиболее ярких примеров совместимости принципа непрерывности и функционального анализа можно обнаружить в теории конвергенции - прикладной социальной гипотезе, согласно которой сходные проблемы, стоявшие перед капиталистическими и социалистическими обществами, способны были повлиять на их эволюцию в направлении достижения взаимного слияния4. С прагматистской и функционалистской точек зрения это означало, что гипотетический процесс слияния двух находившихся во взаимном антагонизме суперсистем имел своей конечной причиной тенденцию этих систем к повышению функциональной адаптации к новой социальной ситуации (или среде).
Авторы классических теорий конвергенции, прежде всего П.А. Сорокин, а также его современники Дж. Гэлбрейт, У. Ростоу, А. Сахаров, Ж. Фурастье, утверждали, что историческая эволюция современного индустриального, а впоследствии и постиндустриального общества создает условия для сближения и взаимной инфильтрации двух противоположных систем - западного капитализма и восточного коммунизма. Взгляды названных "конвергенциалистов" отмечались оптимизмом: по их мнению, западный индустриализм и либеральная демократия поглотят и преобразуют структуры восточного коммунизма в контексте всеохватного процесса модернизации5. В более широком плане это означало, что рационалистические структуры западной экономики, политики и культуры подвергнут переработке все коммунистические институты, создавая из этого материала новый тип "смешанного общества", сочетающего в себе положительные черты обеих систем. Последнее должно было существенно повысить адаптивность нового общества к условиям внешней социально-глобальной среды.
Понятие "рационалистический", "рациональность" употребляется здесь не в веберовском, а в его изначальном декартовском смысле как "естественный свет разума", раскрывающийся человеку, следующему требованиям рационалистического метода и уважающему свою интеллектуальную интуицию. Рациональность тесно связана с понятием "гуманизм". В этом смысле можно условно приравнять рационализм к функциональности, а иррационализм к дисфункциональности.
Историческая реальность свидетельствует о том, что активно разворачивающаяся на наших глазах конвергенция, слияние социальных систем и государственных образований подчас регенерирует и иррационалистические тенденции, присущие указанным двум системам. (На возможность этого указывали в свое время Г. Маркузе, Ю. Хабермас и Р. Хейлбронер.)
Современная конвергенция, прежде всего, приводит к взаимной гравитации и интеграции иррационалистических, дисфункциональных структур США и бывшего Советского Союза.
В современных условиях бюрократизированный рационализм целеполагающих социальных структур (в веберовском смысле) не может продолжить себя, не переходя на более высокий уровень осмысления комплексных и многомерных проблем человечества в его настоящем и будущем. Трезвая рассудочность хозяина, производителя и собственника должна развиваться до уровня "человека разумного", наделенного гуманистическим видением социальной перспективы. Таков может быть новый "неоклассический" статус рациональности в современном мире6.
Однако свойственный современным западным структурам экономический релятивизм, принципиальный отказ от долгосрочного планирования и широкоохватного социального прогноза, устойчивая "одномерность" социального мышления, уклонение от многофункционального исследования сложных процессов, ограниченность горизонта политического анализа, корпоративный антиинтеллектуализм, моральный и исторический мифологизм массового сознания на Западе прекрасно сочетаются с наиболее иррациональными структурами дегенерирующего бывшего социалистического общества, в котором все еще по-прежнему процветают бюрократически-тоталитарное мышление, аппаратное безрассудство, оголтелый эгоизм социальных и политических групп и группировок.
Неспособность западного социального и политического мышления рационально осмыслить и проконтролировать трансформацию коммунистических структур и очевидное бессилие посткоммунистического интеллекта произвести самореформирование свидетельствуют об их равной бесперспективности.
Обе социальные системы в равной степени игнорируют значимость объективного социального знания и рационального прогнозирования, что идет вразрез с принципом непрерывности, транзитивности и коммуникативности, выдвинутым Дьюи. Объективное рациональное и структурированное знание перестало быть социально значимым и потеряло свою ценность как на Западе, так и в бывших коммунистических государствах. Все реже и реже социально значимые программы во внутренней и внешней политике строятся на основе многомерного моделирования, анализа всех возможных вариантов и долговременных перспектив. Прямое спонтанное действие, часто волюнтаристическое, преобладает над разумной рефлексией и трезвым размышлением. В государственной политике обеих конвергирующих систем господствует принцип краткосрочного политического интереса малого радиуса охвата, т.е. учета интересов малых, переходных социальных группировок. Иррациональный эмпиризм, по существу, подчиняет себе стратегическое видение будущих перспектив.
В итоге так называемой "перестройки" и "постперестройки" в системе коммунизма и серии политических кризисов на Западе создаются смешанные западно-восточные конгломераты (межгосударственные экономические и политические псевдосоюзы, компании и организации; изначально неэффективные, но широко рекламируемые программы экономической помощи и культурных обменов). Все это как бы накапливает в себе иррационалистический потенциал конвергенции двух систем и генерирует волны нового мифологизма. Трезвость и рациональность уступили свои позиции некритическому мышлению.
Иррациональные компоненты конвергенции обладают несравненно большей силой взаимной гравитации, чем рациональные, стремящиеся к разумному индивидуализму и творческой самореализации. Величайшая трагическая черта эпохи начала XIX - конца XX века состоит в том, что перестройка в России и триумф либеральной демократии и общества потребления на Западе привели не к "концу истории" (выражение Ф. Фукуямы), а к выходу всего человечества на рубеж тотальной хрустализации (fragilization) всего планетарного сообщества. Это и Чернобыльская катастрофа, и война в Персидском заливе, и операция ООН в Сомали, и экономико-политический хаос в бывшем Советском Союзе (включая все "незаживающие" этнические конфликты), и гражданская война в бывшей Югославии. Эти и многие иные социальные, большие и малые, явления не поддаются осмыслению с точки зрения рациональности.
Фрагментация и "хрустализация" (хрупкость) социальных структур обозначают очевидное нарушение непрерывности и прямое разрушение социального опыта, накапливавшегося веками.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |