"Рациональное объяснение действия" - читать интересную книгу автора (Девятко)

Информационно-деятельностные уровни, диапазоны темпоральности и масштабы спатиальности требуют не только теоретического соотнесения, но и вполне практической взаимоувязки. Это составляет особую проблему. Пути ее рассмотрения и анализа были предложены А.Дж. Тойнби (1889-1975), разработавшим схему взаимодействия Вызов-и-Ответ. В трактовке Тойнби вызов представляет собой "включение" комплекса средовых, преимущественно географических факторов различных масштабов - планетных, территориальных и локальных, - осложняющих человеческое существование, деформирующих, а то и нарушающих сложившиеся, хронополитически накопленные структуры целедостижения, т.е. основу политики. Ответ заключается в сериях политических действий, которые складываются в политические перемены, а за теми в свою очередь начинают прорисовываться тенденции политического развития.
В развитие тойнбианской концепции логично предположить, что Вызов может формироваться и внутрисистемными, собственно политическими противоречиями и напряжениями. Кроме того, и воздействующие импульсы Вызова, и реактивные импульсы Ответа требуют интерпретации, т.е. обобщения, а также нуждаются в практическом воплощении. С учетом этих соображении может быть предложено следующее развитие модели Вызова-и-Ответа.
Вызов и следующий за ним Ответ разделены некой паузой и одновременно соединены ее содержанием, предполагающим различные уровни интерпретации (словесные, понятийные и идеально-типические), а также ее временные диапазоны (процесс, изменение, развитие). В пространственной протяженности результатом Ответа становятся как средовые преобразования (защита от одних факторов, использование других, нейтрализация третьих и т.п.), так и структурные перестройки геополитической организации. Во временной длительности происходит обновление функциональных возможностей целедостижения, накопление политиями хронополитической сложности ("совершенства"). В информационно-деятельностном аспекте осуществляется интеллектуальное оформление всех этих новаций, и даются деятельностные импульсы их воспроизведения.
Взаимодействие Вызов-и-Ответ предстает в самом общем виде как конвертация-усложнение наличной и неблагоприятной геохронополитики (соединение комплекса средовых воздействий и хронополитических возможностей) в альтернативную и благоприятную. Самим преобразователем, конвертатором становится организация паузы, предполагающая наполнение ее сериями политических (организующих) действий, перемен и свершений в пространственной, временной и интеллектуальной плоскостях.
Различная степень использования пространственных масштабов, временных диапазонов и информационно-деятельностных уровней позволяет трактовать сам Вызов-и-Ответ в терминах системной сложности, сформулировать которые можно благодаря корреляции соответствующих уровней, диапазонов и масштабов. Допустимо, вероятно, выделить типы Вызова-и-Ответа, преимущественно ориентированные или локально-повседневно или территориально-исторически, или глобально. Во всяком случае взаимодействие по схеме Вызова-и-Ответа позволяет рационально восстановить практическое единство аналитически выделенных планов темпоральности, спатиальности и обобщения/воплощения.

Геохронополитика и принципы эволюционной
морфологии политических систем

Сочетание хронополитического (темпорального) и геополитического (спатиального) подходов позволяет представить проблему усложнения и, в конечном счете, глобализации политики обобщенно или геохронополитически. Информационно-деятельностные уровни, диапазоны темпоральности и масштабы спатиальности позволяют создать своего рода систему координат и мер для построения эволюционной типологии политических систем. Это необходимое, однако, далеко не достаточное условие. Требуется еще выявить принципы формообразования в политике или, пользуясь естественнонаучными терминами, эволюционной морфологии политических систем.
Для концептуализации проблем формообразования удобно использовать ключевые понятия общей теории систем, прежде всего открытость/закрытость, идея критических уровней развития, а также характеристики коммуникативно-игрового взаимодействия между политическими акторами. Это и составило основу для разработки принципов эволюционной морфологии.
Практическая политика, принятие решений, выработка курса и т.п. суть не что иное, как воплощение наших целей, воль и интересов. Морфологически такая реализация индивидуальных и коллективных устремлений может быть представлена в наиболее отчетливом виде как особая сторона идеального типа, его порождающая модель. Однако у порождающих моделей есть и "предшественники" - понятия и даже "слова", обладающие сходной морфологической структурой и порождающими потенциями. Такие "породители" содержат информационные обобщения того, что, как и в какой последовательности надлежит делать для воспроизведения политических институтов и целых систем. Достаточно полное и надежное описание содержащихся в порождающих моделях процедур - особая и крайне сложная научная проблема, далеко выходящая за рамки доклада.
Важно, прежде всего, учесть по меньшей мере один, но ключевой признак системной организации, а именно, открытость/закрытость политии по тому или иному параметру. Соответственно порождающие модели были ранжированы в порядке их морфологической сложности в зависимости от того, по скольким параметрам вообще осуществляется программирование открытости/закрытости, а также по тому, предписывается ли политии в целом по данным параметрам только закрытость, или создаются (институцилизуются) структурно-функциональные возможности управления открытостью/закрытостью8.
В морфологическом отношении порождающие модели можно также уточнять с помощью таких категорий, как критические уровни развития, пределы роста и развития9. Потребовалось, естественно, определение специальных параметров, по которым могли определяться количественные накопления морфологических признаков и вызванный этим накоплением переход к качественно новым формам. В связи с этим мною было предложено оперировать категориями массивности и плотности политии, отражающими количество и интенсивность коммуникативных (организационных) взаимодействий между политическими акторами. В этих же целях был обоснован принцип актуального или латентного наличия всех структурно-функциональных возможностей достигнутого уровня сложности или "все есть во всем", а также принцип сохранения структурно-функциональных ниш и схем или "закон вечности"10.
Все эти категории и принципы помогают дать комплексную морфологическую характеристику качественным превращениям политических систем11. В первую очередь устанавливается корреляция между долгосрочной динамикой политического развития и общесистемной устойчивостью политии. Оказалось возможным использовать созданные выдающимся русским ученым А.Н. Северцовым (1866-1936) категории ароморфоза12, а также дегенерации и идеодаптации, которые обычно интерпретируются в эволюционной морфологии как варианты т.н. катаморфозы13.
Ароморфные виды адаптируются в различных средовых условиях, но далеко не оптимальным образом, а потому дают последовательности неслучайных, как правило, мутаций, подчиненных определенной логике (цефализация - увеличение размеров черепа и головного мозга и т.п.). Катаморфные виды оптимально адаптируются в специфических средовых условиях, давая последовательности случайных и качественно эквивалентных мутаций (идеодаптация). При существенном же изменении средовых условий с ними происходит деградация. Точно так же политические системы, воспроизводясь в ритмах политического процесса и претерпевая изменения (исторические события), могут создавать усложняющие (ароморфные) траектории развития, либо траектории катаморфные - "застойные" (Древний Египет или Китай "пульсируют", порождая череду возрождающихся, как Фениксы, исторических империй), а также "тупиковые", системно деградирующие (даже при количественном росте, как это случилось и с динозаврами, и с исторической империей т.н. Новоассирийского царства).
Для анализа превращений политических систем удобно понятие политического псевдоморфоза. Его следует принципиально отличать как от исходной геологической модели, так и от ее переосмысления О. Шпенглером. Различие это связано прежде всего с несравненно более активной ролью политической формы или структур сравнительно с чисто материально-пространственной формой в геологии. Политические структуры (порождающие модели целедостижения) как явления человеческой, коммуникативной реальности способны генерировать смыслы и функции, а тем самым преобразовывать политическую субстанцию (фактические таксономии действий, ролей и т.п.). В данном контексте симулакры, которые обычно рассматриваются как нетворческие или даже мертвые (пустые) формы, представилось возможным трактовать значительно шире, усматривать в них также и определенный творческий потенциал. Проблема заключается в наличии или отсутствии хронополитического сродства (аффинности) между политией и внедряемым симулакром, а также в характере этого сродства. Наличие такого сродства хотя бы по ряду существенных параметров ведет к постепенному приживлению, интеграции симулакра в политию, отсутствие же - провоцирует реакцию отторжения со всеми негативными последствиями.
Амбивалентная трактовка симулакров стала возможной благодаря использованию предложенной Ф. Риггзом14 категории т.п. призматических обществ, двусмысленно соединяющих в себе характеристики традиционных и модернизированных систем. В развитие данного подхода была сформулирована идея остентативности (кажимости, функционального переноса) как характеристики развивающихся или продлевающих метаморфоз систем с различением восходящей ("притворяться" лучше, чем есть сейчас, чтобы стать лучше) и нисходящей ("притворяться" хуже) остентативности15.
Общая схема превращения идеальных типов позволяет обратиться к рассмотрению перехода от одного к другому, от одной порождающей модели (воплощающей стороне идеального типа) и отвечающей ей таксономии (обобщающей стороне) к другим, качественно отличным моделям и таксономиям.

Геохронополитическая эволюция политик и институтов

Довольно привычно представление, что эпохи сменяют друг друга, что каждая приносит обновление и утверждает свою правду чуть ли не сызнова в споре с предыдущей эпохой и вопреки ей. Такое представление утвердилось, видимо, в значительной мере из-за перенесения на Историю и Хронос очевидностей Повседневности, когда день сменяет день. Признание принципов "Закон вечности" и "Все есть во всем" заставляет не просто усомниться в справедливости подобного подхода, но принять по существу прямо противоположный. Ни одна эпоха не отбрасывает предыдущей, но находит способы усвоить то, что было создано ранее, и нарастить свой уровень сложности. Спор, который нередко выходит на поверхность, есть лишь способ сохранения для себя иного, превращение прежнего в свое собственное инобытие. Как бы отвергая, каждая новая эпоха сохраняет отвергнутое в виде собственной "невидимой стороны Луны".
Подобное наследование можно, вероятно, обнаружить даже в Повседневности, а тем более в Истории. Еще отчетливее наследование прорисовывается в диапазоне Хроноса, когда проявляются, наконец, качественные уровни политической организации в виде специфических темпоральностей или эонов ("веков") и переходных стадий как своего рода "взаимоналожений" эонов, дающих качественно особую темпоральность.
Непрерывность и постоянство движения времени ведут к тому, что зоны не сменяют друг друга, а вырастают друг из друга. Не один вместо другого, а один вместе с другим. Каждый последующий эон несет в себе наследие предшествующих.
В результате основой для выделения эволюционных поколений политических систем избирается предельно обобщенная схема развития человеческих общностей, которые при всех качественных и, кажется, взаимоисключающих различиях вырастают друг из друга, сохраняясь в череде метаморфоз. Это зоны этносов или этнокультур, цивилизаций и наций. Точнее было бы сказать - эон только этносов, эон цивилизаций и сохраненных (преображенных) этносов, точнее, этнокультур, эон наций, а также сохраненных (преображенных) цивилизаций и сохраненных (возрожденных) этнокультур. Каждое из таких названий, как это заметно, имеет тенденцию к увеличению и усложнению, предел которым трудно положить. Поэтому в дальнейшем под выражениями зон цивилизации или просто цивилизация, зон наций или просто нация будет фактически подразумеваться сложное единство всего аккумулированного хронополитического опыта и богатства идеальных типов.
Этносы или этнокультуры политически организуются как замкнутые системы, возникающие вместе с особым типом общения-общности в виде прямой и непосредственной (повседневной) речевой коммуникации. Это дописьменная, а потому доисторическая организация, живущая в вечном здесь и сейчас мифического времени. Культура, этнос и сама организация этноса самодостаточны для своих и закрыты для чужаков, они основаны на прямом и не требующем интерпретации (перевода, трансляции и иную форму, время или место) общения.
Под цивилизацией мною понимается открытый, в потенции безграничный конгломерат этнокультур, консолидированный господством "Вечного Города", претендующего на мировую роль цивилизованного центра. Город приобщает чужие этнокультуры к общему стандарту своей цивилизации. Такой открытой системе необходима трансляция общения, а значит письменность, архивы, коммуникационные инфраструктуры, бюрократия и т.п. Здесь уже начинается летописание, интерпретация имперской цивилизацией череды событий и политических изменений как своей "судьбы", а с этим и переживание своей истории в хронополитическом диапазоне Истории.
Нацией при подобном подходе оказывается эон квазизакрытых политических систем - достаточно четко разделивших и одновременно соединивших аспекты открытости и закрытости. Такими взаимосвязанными аспектами являются, например, внутренняя политика поддержания и развития своего собственного "замкнутого" режима и внешняя политика "разомкнутого" взаимодействия друг с другом, либо жесткая, "закрытая" рамка государства и подвижная, "открытая" стихия гражданского общества. В данном зоне нации сохраняют хронополитическое наследие в виде постурбанистической цивилизации и как бы возрожденной заново культуры (ср. роль Ренессанса при переходе к европейской современности).
Эоны не только противопоставлены на основаниях закрытости/открытости, но и связаны друг с другом наследованием. Процесс такого наследования можно метафорически представить как "наложение" одного зона на другой. По сути же средством и результатом наследования становятся как бы особые промежуточные зоны, которые в силу их качественного отличия от собственно "чистых" эонов целесообразно именовать стадиями. Первая переходная стадия содержательно связана с крайне сложным и важным идеально-типическим "приоткрыванием" этносов и возникновением импульсов цивилизационной радиации. Вторая переходная стадия - с симметричным "призакрыванием" или "окукливанием" цивилизаций и образованием ядер консолидации наций.
Предложенные три зона, а также две промежуточные стадии сами по себе можно рассматривать в качестве своего рода идеальных метатипов, хотя по своей природе и масштабу обобщения эон как таковой близок абстрактному принципу или ноумену. Хронополитическая организация разных времен (эонов) и народов (хронополитических традиций) в своих конкретных исторических и даже повседневных проявлениях с той или иной степенью соответствия вписывается в предложенную схему прежде всего с помощью обилия случайных (contingent) комбинаций обстоятельств и явлений. Однако даже те явления и факты, которые находят неслучайное соответствие в идеальном типе эпохи (они как примеры и будут привлекаться), выражает его лишь частично, а потому односторонне и, главное, нечетко, смазано. Одним словом - идеальные типы эонов становятся прообразами (архетипами, порождающими моделями) явлений (видимостей, der Schein) политической практики, которые воплощаются с большей или меньшей полнотой на разных ступенях и в разных масштабах обобщения.
Благодаря рассмотрению хронополитической перспективы или эволюционной преемственности порождающих моделей политической организации на основе принципов морфологического наследования и превращений удается уйти от идеи смены эпох и перейти к идее их вырастания друг из друга. Ни одна эпоха не отвергает предыдущую, но находит способы усвоить то, что было создано ранее и нарастить свои новации. В результате как основа для выделения эволюционных поколений политических систем мною предлагается предельно обобщенная типология "веков" (и времен) политической организации. При всех качественных и, казалось бы, взаимоисключающих различиях в способах целедостижения эти "века" вырастают друг из друга, сохраняясь в череде метаморфоз. Это эоны этносов (доминирование времени Повседневности), цивилизаций (ведущая роль темпоральности Истории) и наций (выход в диапазон Хроноса), соединяемые переходными стадиями, которые лучше характеризовать не как раннецивилизационную и позднецивилизационную, или как доисторическую и постисторическую (это только будет сбивать с толку, вызывая ненужные ассоциации и возражения), а скорее как стадии этноцивилизационной и цивилизационнонациональной деконструкций. Деконструкция, естественно, предполагает существование и взаимодополнение фаз деструкции и конструкции.
В качестве начального момента, своего рода преддверия хронополитики рассматривается возникновение политической организации из первоначально единой прокреативной функции воспроизведения человека и человеческого рода. Эта функция в процессе антропогенеза вполне естественно нагружается организационным потенциалом. Появляются половозрастные роли. Их закрепление создаст предпосылки для формирования зачатков целедостижения, а с ним и политики. При этом обнаруживается устойчивая связь целедостижения с двумя контрастными, но взаимодополняющими началами: ресурсно-силовым или потестарностью и образцово-правового или началом обрядности, ритуальности. Преимущество одного из начал даст различные версии политической организации в рамках отдельных эонов и стадий хронополитического развития.
При предлагаемом подходе сущностными характеристиками первого зона этносов или этнокультур оказываются его организационная закрытость (эзотеричность), дописьменный тип коммуникации, господство мифа, предания и гномической мудрости.
Первая переходная стадия связана с приоткрыванием политий, образованием зачатков разделения центра и периферии, с рационализацией статусно-ролевых разделений. Наиболее типичными среди свойственных переходной стадии протоисторических и раннеписьменных систем являются полис и деспотия. Они разрушают (деструктурируют) замкнутые этносы-роды за счет либо сегментарного "склеивания" родоплеменных союзов, либо за счет синойкизма. Следом наступает конструктивная фаза: образование пирамидальных патримониумов или иных деспотических образований, а также полисов.
Эон цивилизаций характеризуется возникновением принципиально открытых, экзотеричных систем. Это исторические имперские системы с доминированием городских центров. Мировых Градов, берущих на себя историческую миссию цивилизовывания в идеале всей ойкумены ("поднебесной").
Вполне естественно и закономерно доминирование в так называемой мировой истории открытых систем империй-цивилизаций. Концептуализируя свое существование в виде миссии, они описывают ее в виде хроник и исторических сочинений, закрепляют свое цивилизаторство в виде архивов и монументов. Этносы и полисно-деспотические провозвестники цивилизаций сохраняются ими в преображенном виде, откладываясь в форме этнокультуры - мифов, преданий, эпической и драматической поэзии, риторической традиции. В сравнительно "чистом" виде этносы обнаруживаются и по сей день в неохваченных цивилизовыванием зонах высокогорий, Крайнего Севера или непроходимых лесов.
Идеальные образцы полисной и деспотической организации дают нам так называемые питомники: Элладу, которая так и не осуществила имперостроительство, несмотря на героическую попытку Александра Македонского, и ветхозаветный Израиль с его непрестанным усилием пресуществить "завет Яхве", который, однако так и не смог дополнить теократическую вертикаль "завета" горизонтальной трансформацией союза патриархий в империю и цивилизацию.
Переход к постисторической фазе развития оказывается затруднен и по сути едва ли не уникален. Как правило, крушение империй и цивилизаций с последующей варваризацией (фаза деструкции) и образованием различных версий феодализма (системы договорных иерархий) в конечном счете, ведут к воссозданию империй и к трансформации или вытеснению феодально-договорных отношений новой бюрократической инфраструктурой исторических империй (псевдоконструктивная фаза). Системы, претерпевшие подобные превращения, просто возвращаются в цивилизационно-исторический эон, но накапливают хронополитический потенциал, который может оказаться крайне важен для следующей попытки.
Возможна, однако, реализация действительно конструктивной фазы, предполагающей качественное усложнение договорных отношений и создание на этой основе плотной институционной структуры. Чтобы достичь такого усложнения, надорвавшаяся, но не окончательно распавшаяся цивилизация окукливается и создает хризалиду16 - закрытую систему, внутри которой на основе универсализации и рафинирования договорных отношений, укрепления корпоративности вызревают предпосылки для последующей модернизации.
Только две постимперские системы можно достаточно надежно характеризовать как феодально-хризалические. Это Западная Европа XII-XV вв. и токугавская Япония XVII-XIX вв. Для них характерно разделение духовной столицы (Рим, Киото) и центров мирской власти. Это дает возможность освободить прежний господствующий центр) (Рим, микадо в Японии) от бремени карающего насилия, что позволяет центру оказаться сопричастным высшим (сакральным) стандартам порядка, стать всеблагим и вездесущим, а значит - перестать быть центром и стать сущностью целого. Сакральная, идеократическая консолидация позволяет образоваться хризалиде-куколке, где на собственной основе вызревают корпорации, сословия и территориальные политические общности, а с ними и внутренние предпосылки образования суверенного территориального государства, гражданского общества и объединяющей их нации.
Дальнейший анализ выявляет хронополитическое усложнение наций. Выступающая сама по себе как квазизакрытая территориальная полития, наследующая закрытость у хризалид, нация находит возможности открываться вовне и внутри себя. Первое достигается, во-первых, за счет создания международных систем или систем территориальных государств, а во-вторых, благодаря образованию вокруг территориальных государств или ореола колониальных империй, или так называемых сфер интересов. Открытие внутри себя достигается за счет усложняющихся отношений между институтами гражданского общества и государства, организации интересов, при которой происходят как их обобщение до уровня национальных, так и конкретизация в частные и даже индивидуальные интересы граждан с помощью институтов опосредования, представительства и легитимации, типичных для так называемых полиархий.
Попытка умозрительной проекции хронополитических тенденций позволяет рассмотреть и проблему так называемого постмодерна, что как раз и связано с глобализацией политики и что будет рассмотрено более подробно далее. Пока же ограничусь замечанием, что логика построения политических систем заставляет связать черты наступления информационной эры, обычно трактуемые как типично постсовременные, с очередной мутацией ореола территориальных политий. При хронополитическом усложнении они получают возможность заменить отягощенные архаизмом колониальные империи, сферы интересов и неоколониалистские шлейфы более совершенными и гибкими хоритиками глобальными информационными сферами, в которых могут получить продолжение и развитие национальные инфраструктуры, включая и политическую.
Подобная возможность вызревания у наций-государств информационно-культурного ореола вокруг квазизакрытого территориального ядра начинает просматриваться в условиях пока только еще формирующейся информационной эры, которая обещает возвыситься над письменностью прорывом в электронный эфир, а над историей - компьютерным учетом не только свершенных деяний, но и "возможных миров" прошлого, настоящего и будущего. Однако образование ореолов (пусть весьма примитивного, устаревшего свойства в виде колониальных империй, так называемых сфер интересов и т.п.) было изначальной приметой динамично развивавшихся наций-государств. Это служит одной из причин, почему мною оспариваются попытки связывать признаки так называемого информационного общества с появлением постмодерна и четвертого зона, а сам по себе постмодерн рассматривается просто как в высшей степени зрелый модерн.
Общий обзор политического развития показывает, что движение через зоны и стадии сопряжено не только с усложнением политических систем, но также с углублением их самоосмысления, развитием самой человеческой способности интерпретировать размерности времени. Это вполне понятно. Диапазоны темпоральности могут быть заметны только после того, как протекло множество циклов "реального" времени, выстроились ряды исторических событий и политических изменений, выявились тенденции политического развития.
Погруженные в первый зон этносов люди просто не могли видеть и понимать время иначе, как в диапазоне Повседневности.
Люди цивилизаций уже способны переживать время и как Повседневность, и как Историю. Череда событий и перемен воспринимается ими линейно, летописно, "историцистски", т.е. на основе сюжета, который остается открытым, как в отдельных своих моментах, так и в целом - особенно для авторитетных интерпретаций.
Люди эона наций могут обрести и постепенно обретают хронополитическое видение времени. Европейцы перестают просто переживать свою цивилизационную историю и начинают ее критически постигать. Появляется идея всеобщей истории и разрабатывающая ее философия истории, как сова Минервы, вылетевшая в сумерки уже изживаемой истории единой христианской Европы. Ее окончательный закат парадоксально отмечен становлением так называемого историзма - окончательным превращением средневекового летописания в историческую науку, формированием сравнительно-исторического языкознания, сравнительного литературоведения и прочих возможностей судить об истории как бы извне, а потому полностью открыть все ее альтернативы для научных интерпретаций. Подобное преодоление диктата Истории ее познанием знаменовало открытие для человеческого разума диапазона Хроноса.
Вполне понятно, что раз освоенные способности сохраняются и культивируются людьми. Последовательные "открытия" диапазонов хронополитики дают основания для того, чтобы первый зон мог бы также быть назван эоном Повседневности, второй - эоном Истории (и Повседневности), третий - эоном Хроноса, (а также Истории и Повседневности).