"Рациональное объяснение действия" - читать интересную книгу автора (Девятко)

II. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПОИСК -
ПАРАДИГМЫ, КОНЦЕПЦИИ,
ТЕОРИИ И ТИПОЛОГИИ

В ПОИСКАХ НОВЫХ ПАРАДИГМ



Опубликовано: Глобальные, социальные и политические перемены в мире / Материалы российско-американского семинара (Москва, 23-24 октября, 1996 г.). М., 1997. С. 47-76.

М.В. Ильин

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ ПОЛИТИКИ И ЭВОЛЮЦИЯ
ПОЛИТИЧЕСКИХ СИСТЕМ

Политические процессы давно, по крайней мере, несколько десятилетий, как приобрели всемирный характер.
Несколько сложнее вопрос о возникновении глобальных институтов или политических систем, хотя уже само существование Организации Объединенных Наций и ее специализированных учреждений можно рассматривать как свидетельство в пользу институциональной глобализации политики. Самоочевидность политических процессов и институтов мирового масштаба настолько бесспорна, а примеры настолько наглядны и даже назойливы, что это не оставляет, казалось бы, места для их проблематизации. Проблема, однако, налицо. Она касается природы политической глобализации. Каково ее происхождение? Как она соотносится с привычными, прежде всего национальными политическими структурами? Что движет глобализацией? Чем движет она и что может (или должно) получиться в результате этого?
Доклад представляет собой попытку поиска ответов на подобные вопросы, но главное - предложить особый подход для рассмотрения политической глобализации в целом. Это подход эволюционный по своей сути. В его основе лежит посылка, точнее, предположение, что глобализация является закономерным и естественным моментом, формой проявления эволюционного усложнения политики - политических процессов и институтов. Отсюда можно сделать вывод, что глобализация становится возможна и постольку необходима при достижении определенного уровня сложности и масштабности политической организации. А раз так, то глобализацию можно рассматривать как одну из сторон (или этапов?) модернизации наряду с суверенизацией, конституционализацией и демократизацией, если сосредоточить внимание на институциональной стороне политики. Впрочем, при других подходах, например, связанных с историей полемических понятий1 может быть выстроен и иной ряд проявлений модернизации - темпорализация (Verzeilichung), демократизация (Democratisierung), идеологизованность (Ideologisierbarkeit), политизация (Politisicrung). Вероятно, что глобализация окажется отнюдь не чужда и этого перечня. Наконец, глобализация может рассматриваться в контексте геополитических процессов и структур, не последнее место в числе которых занимает создание мировых коммуникативных систем, начатое в эпоху Великих географических открытий.
При анализе проблемы политической глобализации мне представляется оправданной попытка соединить исторические, точнее, временные (темпоральные) аспекты с геополитическими, точнее, пространственными (спатиальными), оставаясь при этом на твердой почве политических институтов. Тогда может быть высказано другое предположение, что глобализация связана с максимализацией временных (темпоральных) и пространственных (спатиальных) масштабов политической организации и вытекающей из нее институционализации. Вполне естественно, что анализ глобализации в этом случае требует подготовки соответствующего методологического аппарата.

Хронополитика или темпоральное измерение политики

Исходным моментом моих рассуждений является выделение хронополитики как особого темпорального плана политики и как научной дисциплины, изучающей этот план. Мне представлялись поверхностными и редукционистскими предпринимавшиеся вслед за П. Вирилио попытки постмодернистского толка противопоставлять политику закрепления в пространстве политике использования скоростей и "реального времени", более удачно именуемой дромологией и довольно неуклюже - хронополитикой. Гораздо логичнее было бы освободить слово хронополитика от обозначения специфических приемов дромологической игры на опережение политического противника и распространить это название на целый пласт или план политической реальности в целом, связанный с естественным и обязательным для любой политики учетом и использованием времени во всех его измерениях и диапазонах, включая не только "реальное", но также историческое, а затем и трансисторическое, эпохальное время всеобщей политической эволюции, которое, собственно, и связано с глобализацией политических систем и институтов.
Природа политической темпоральности коренится в том, что время составляет одну из естественных основ политики. Однако само по себе политическое время многолико. У него одна логика, когда мы следим за ходом (процессом) дебатов и бегом секундной стрелки, другая - когда вспоминаем и осмысливаем поворотные моменты и векторы политических изменений, третья - когда приходится оценивать уровни сложности (развитости) политических систем и институтов, мысленно обобщая накопленный потенциал и воссоздавая пути их развития. Наш собственный опыт подсказывает, что бессмысленно судить о политических изменениях, а тем более об уровне развития, вглядываясь только в события одного дня. Равным образом нелепо прикладывать мерку политической развитости, например, модернизованности, к каждому нашему слову, жесту и действию в политике или же приписывать этим словам и жестам, как это нередко делают самонадеянные политики, значение исторических ("судьбоносных") перемен.
Определенные аспекты политической реальности преимущественно видны при нашем повседневном взаимодействии друг с другом (непосредственные эмпирические действия участников политического, процесса, их "реплики", выражения лиц, жесты, впечатления и т. п.), а соответствующие моменты соотносятся друг с другом прежде всего в ритмах "реального" или астрономического времени.
Подобные эмпирически осязаемые "мгновения" повседневной политики зачастую скрадываются, мельчают и становятся почти незаметны при обращении к событиям истории или к политическим изменениям (выборам, сменам правительств, заключениям мирных договоров, объявлениям войн и т. п.). Такие события предполагают интерпретацию-обобщение и соотносятся друг с другом уже не в ритмах мгновений, часов и суток, а по шкале исторических свершений, этапов и периодов. Выборы, договоры и прочие политические изменения обретают свой смысл и значение только благодаря тому, что им предшествовало и что последовало за ними, становясь историческими обобщениями, целыми квантами темпоральности, уже достаточно продолжительными и превосходящими размерность (диапазон) "реального" времени. Так, популярные модели демократизации предполагают заключение "пакта согласия" и проведение "основополагающих выборов", однако "реальное" время проведения этих мер, как и разделяющего их периода фактически несущественно, значим же обобщенный "квант" воздействия, т.е. степень согласия, (его действенность, полнота учета интересов участников и т.п.), а также сама "образцовость" выборов в смысле удовлетворения "победителей" и "проигравших", а также дальнейшего поддержания процедур выборов.
Обращение к еще большему диапазону темпоральности предполагает, что отдельные исторические события и единичные политические изменения становятся крайне мелкими, почти неразличимыми. Они как бы уходят в тень, зато высвечиваются, выявляются обобщенные тенденции политического развития. Шкала темпоральности оказывается размечена уже не событиями и периодами - тем более не минутами и часами, - а переходами от одних качественных состоянии и системных характеристик политики к другим, например, от "века" варварства к "веку" цивилизации.
В основе различения размерности времени (диапазонов темпоральности) лежит, таким образом, вполне наглядное и эмпирически достоверное ощущение того, что повседневное восприятие политической реальности как процесса по самой своей природе качественно отличается и от исторического представления о ней как о череде политических изменений, а уж тем более от сущностных обобщений развития и "развитости" (уровней сложности) соответствующей политической реальности2.
Каждая из размерностей времени обладает своим характером и возможностями. Обращение к расширенному диапазону хронополитической темпоральности чревато утратой связи-понимания не только с определенным "мгновением" политического процесса, но и с конкретным историческим периодом или эпохой. Однако при этом сохраняются и становятся даже рельефнее обобщенные характеристики эволюции политических систем, отражающие уровень их морфологического (структурно-функционального) усложнения. По мере укрупнения размерности времени, т.е. "восхождения" от повседневности к истории, а от нее к хронополитике, темпоральность все больше освобождается от натурализма "реального" времени и начинает обретать все более обобщенные качественные характеристики3. На этой основе проявляется так называемый "парадокс инопланетянина", когда в реальном времени приходится общаться и взаимодействовать политикам и политиям, принадлежащим к различным хронополитическим зонам и стадиям.
Обоснование хронополитики, ее диапазонов и смысла коренится не только в нашем опыте практического различения политического процесса, изменений и развития, но вытекает также из о самой коммуникативно-игровой природы политики, ее онтологии4. Это позволяют усмотреть системную оправданность в выделении диапазонов темпоральности, их сродство (аффинность) уровням информационно-деятельностного обобщения/воплощения политической "игры всерьез"5. Различные по своей сложности и масштабности обобщения и воплощения возможны только в отвечающим их природе диапазонах темпоральности. Это позволяет выделить диапазоны Повседневности (доминирование процесса, использование слов и действий). Истории (преобладание изменений, использование понятий и событий) и Хроноса (определяющее значение развития, использование идей и идеальных типов, "жанров игры всерьез"). Выбор названия для последнего и самого крупного диапазона темпоральности труден. В конечном счете, в данном докладе он будет именоваться Хронос в отличие от менее масштабного диапазона Истории, а тем более непосредственно ощущаемой размерности Повседневности (или Кайроса, если использовать контраст с Хроносом). Как обозначения темпоральных диапазонов слова Повседневность, История, Хронос пишутся с заглавной буквы. При обозначении какой-то конкретной повседневности или истории той или иной полигон употребляется строчная буква.
Сами по себе политии существуют как воспроизведение конституций и институций6 в циклах политических процессов разного масштаба: суточных, недельных, месячных, годовых и т.п. Человеческие сообщества, зависящие в большой степени от природных факторов, по преимуществу строят политический процесс на сезонных циклах. Индустриальные сообщества предпочитают формализованные циклы типа недельных или семестровых7.
Циклы самовоспроизводства политий вполне естественно связаны с некоторыми переменами. Не может быть полной идентичности двух разных состояний системы. Не становится ли поэтому политическое изменение самоочевидным и не стоит ли ограничиться понятием политического процесса? Надо ли умножать сущности, вводя новые понятия? В данном случае - несомненно нужно. Дело ведь не только в том, что накопление отличий рано или поздно приводит к качественно иным состояниям, а значит - и к новой политической системе. Это, пожалуй, с некоторыми ухищрениями можно было бы описать и в терминах политического процесса. Однако в данном случае это понятие не может работать потому, что меняется хронополитический масштаб. Политический процесс идет в масштабе реального времени. Его базовый цикл или даже несколько циклов вполне обозримы для одного индивида и не требуют, чтобы тот отрывался от своей повседневности.
Изменение хронополитического масштаба требует расширения повседневного угла обзора и обретения исторической перспективы - способности различать политические изменения. Необходимо не просто видеть отличия друг от друга однопорядковых действий и событий, их естественное варьирование, о котором уже шла речь. Требуется нечто большее: преодоление наивной веры, что факт политического изменения появляется через очевидные всем "новации". Появление нового титула, написание текста конституции или неординарное действие (отъезд Ивана Грозного из Москвы, расстрел парламента президентом и т.п.), какими бы "судьбоносными" они ни казались в масштабе Повседневности и как бы ни сказывались на жизненных обстоятельствах и судьбах людей, еще отнюдь не надежные показатели системной перемены.
В масштабе исторического времени значима не небывалость отдельного события, а новое качество повторяемости. Рискну утверждать, как это ни парадоксально звучит, что действительно научный анализ политического изменения связан не с фиксированием небывалого (оно заметно невооруженным глазом любому обывателю в режиме его повседневности), а с выявлением достаточно тонких нюансов того, как, почему и зачем воспроизводится старое. Тут требуется историческое видение и соответствующий ему уровень обобщения. Нередко модификация старого, например, воспроизведение архаичных принципов самодержавия под видом диктатуры пролетариата, крепостничества - под названием коллективизации, демократического централизма - под именем президентской вертикали становятся более важными сущностными характеристиками нового состояния системы, чем поверхностные новации (флаги и лозунги).
Политическое же развитие как бы надстраивается над двумя взаимосвязанными, но в то же время различными хронополитическими планами процесса и изменения. Равным образом за двумя диапазонами темпоральности - Повседневности и Истории - открывается диапазон Хроноса. Одна и та же реальность политики в своем движении может предстать либо в масштабе реального времени, измеряемом суточными, недельными и т.п. циклами (процесс), либо в масштабе исторического времени, измеряемого циклами полного обновления политий (изменение). Аналогией может служить классический парадокс. Аргонавты во время длительного плавания меняли детали своего судна, действуя в диапазоне Повседневности. Однако в результате в Элладу вернулся уже иной (и прежний!) "Арго", что стало историческим свершением. Так вот, если бы Ясон привел домой уже не трирему, а каравеллу или пароход, это был бы знак развития, выхода в размерность Хроноса.
Диапазон Хроноса отнюдь не "снимает", тем более не "отменяет" другие размерности времени. Напротив, Повседневность и политический процесс высвечивают непрерывность развития, История и политическое изменение - этапы и эпохи развития, его дискретность.
За "реальным" временем Повседневности встает История, а над ней возвышается громада Хроноса. После перехода от мгновений и дел Повседневности к событиям и свершениям Истории нам открывается уже целая череда эпох и становится виден общий план политического развития. Это захватывающее дух видение раздвигающихся "порядков" все новых и новых "веков" поначалу неизбежно смутно. Дело, вероятно, в том, что простейшие политий органично принадлежат Повседневности. Они не могут, да и не стремятся вырваться за ее пределы. Более сложные политии уже способны возвыситься над Повседневностью. Они сущностно сродны (аффинны) историческому времени. Наконец, политии могут обрести такой уровень сложности, что оказываются способны действовать в диапазоне Хроноса. А это означает, что хотя темпоральность как таковая изначально предполагает возможность и даже необходимость политического развития и диапазона Хроноса, реальное достижение столь крупной размерности времени требует, чтобы оно выявилось в результате многократного воспроизведения политий, их длительного варьирования, накопления изменений и закрепления усложнений политической организации.

Геополитика или спатиальное измерение политики

Рассмотрение спатиальности политики, т.е. пространственной организации политий и их вписывания в географическую среду является специальной исследовательской задачей. Вместе с тем в разговоре о глобализации политических систем и институтов невозможно уклониться от выборочных обращений к проблематике спатиальности по крайней мере в нескольких аспектах: для адекватной трактовки методологических и теоретических вопросов, для уточнения пространственных конфигураций хронополитической организации, для уяснения морфологических особенностей эволюции, политий, наконец, для учета общей геохронополитической фактуры существования тех или иных политий, данные о которых привлекаются для подтверждения (экземплификации) аналитических моделей и идеальных типов политий.
В числе важнейших общетеоретических и методологических оснований работы является идея сродства (аффинности) членения трех основных аспектов политического: информационно-деятельностного, темпорального и спатиального. Уровням обобщения/воплощения отвечают диапазоны темпоральности и масштабы спатиальности.
Подобно тому, как в наибольшей (наивно-бихевиоральной) непосредственности информационно-деятельностная реальность видится с помощью простейших квантов обобщения/воплощения, т.е. слов и действий, а темпоральная - в образах политического процесса, с помощью моментов и фактов Повседневности, так спатиальный план "игры всерьез" проявляется через местодействия и месторасположения, которые в театральных терминах можно уподобить "мизансценам" или "живым картинам", а в спортивных - диспозициям игроков или фигур. Пространство политики в его первом и ближайшем масштабе оказывается непосредственно обозримым, ограниченным линией горизонта, нынче порой придвинутого к нам стенами комнат и залов, порой раздвинутого окнами телевизионных экранов и дисплеев.
По мере того, как слова и действия накапливают значимость, происходит переход на уровень концептов и сюжетов (фабул) "игры всерьез". Равным образом происходит увеличение размерности времени с появлением событий Истории и политических изменений. Пространственно осваивая и соединяя (обобщая) местодействия, нам можно также обрести изменение масштаба. Мы способны достичь той линии, где, казалось, был горизонт, и там откроется новый простор, а за ним еще один, еще один... Возникают обобщенные пространства и создание нового спатиального масштаба, квантами измерения которого становятся целые геополитические ниши или местосвершения - земли, края, страны, о которых мы знаем и в рамках которых действуем, хотя и не можем окинуть их одним взором.
Понятия обобщаются далее в идеи и идеальные типы. Тем самым достигается новый уровень обобщения/воплощения информационно-деятельностной реальности. Аналогичным образом обращение к еще большему диапазону темпоральности выявляет обобщенные тенденции и уровни политического развития. Шкала темпоральности размечена уже не событиями и периодами - тем более не минутами и часами, - а фазами хронополитической эволюции, качественными состояниями и системными характеристиками политий, которые обнаруживаются, например, при смене типов политической организации "века" варварства структурами "века" цивилизации или смене средневековых феодальных иерархий современными государствами. Что же до пространства, то и здесь происходит укрупнение масштаба. Местосвершения типизируются и связываются. Возникают месторазвития, измеряемые фазами геополитической эволюции, в перспективе которых мельчают местосвершения и совсем теряются местодействия и месторасположения.
Подобно тому, как это происходит с уровнями обобщения/воплощения и с диапазонами темпоральности, достижение высшего масштаба спатиальности позволяет собрать воедино и разглядеть обобщенную конфигурацию из прежде разрозненных местодействий и местосвершений. Познанные нами горы и равнины, речные долины и россыпи островов, даже океаны и континенты теряют в конечном счете свою грандиозность, коль скоро нам приходится выйти в новый, планетный масштаб человеческой ойкумены в целом. Теперь моря и страны сливаются в общее пространство Земли. Пусть сначала она видится плоской и имеющей пределы, но затем нам открывается ее бескрайность и сферичность. Главное же - вырисовывается целостная планетная геополитическая логика, позволяющая адекватно интерпретировать прежние мелкомасштабные образования. Геополитически подобное укрупнение как раз и связывают обычно с глобализацией, следует, однако учитывать, что даже в таком несколько натуралистическом понимании глобализация оказывается связана не только (и даже не столько) с географическим "замыканием" земной сферы, сколько с усложнением взаимосвязей между прежними "лоскутными".
Подобное укрупнение времени и пространства, выявляющее сходные ритмы и сущностные черты также в информационно-деятельностном аспекте человеческой реальности, позволяет усмотреть соответствие в масштабах, диапазонах и уровнях реализации политики. Пока мы в состоянии сознавать только свою повседневность, связывать только единичные и непосредственные действия, нам не дано распространить свой геополитический контроль дальше линии горизонта. Познание исторических событий и способности осуществлять политические изменения позволяют расширить контроль над пространством до целых краев и стран. Наконец, понимание глобальных тенденций развития и умение их использовать составляют - или должны бы составить - необходимое соответствие планетному масштабу освоения нашего земного лона.