"Мистерия регионализма" - читать интересную книгу автора (Магомедов)
50 Такая интерпретация особенно громко прозвучала на международном семинаре по проблемам регионализма, прошедшем в сентябре 1994 г. в Казани. В работе данного Форума, помимо западных и московских экспертов, участвовали 21 представитель из 10 республик и областей Волга-Уральского Региона (Lisa М.Lе Mair А. Regional Approach to Russian Federalism? IREX Seminar in Kazan//Internatinal Research and Exchanges board. News in Brief. 1994. № 6. P. 18).
51 Гучинова Э.-Б. Власть в этнокультурном контексте // Независимая газета. 1994. 9 июля. Автор приводит факт: монголы преподнесли Кирсану серебряный меч, подобный мечу Чингисхана, напрямую связав происхождение первого с генеалогическим древом Чингизидов.
52 Я рассматриваю подробно эту проблему в силу традиционно сильных позиций исторических критериев проявления политической идеологии.
53 Белая Книга Татарстана. Путь к суверенитету. 1990-1993. Казань, 1993.
54 Независимая газета. 1993. 27 октября.
55 Когда во время скандальной эпопеи, связанной с созданием "ВЧК" осенью 1996 г., была предпринята попытка объявить КамАЗ банкротом, из Казани последовала следующая реплика: "Почему фискальный прессинг обрушился на два индустриальных гиганта Татарстана (имеется в виду КамАЗ и Татнефть.- А.М.) - Татарстана, которому сама Российская Федерация в общем и в целом задолжала 300 миллиардов, тогда как в особо опасных недоимщиках безмятежно ходят такие области, как Нижегородская-вотчина "образцово-показательного реформатора" Немцова...?"(Республика Татарстан. Казань, 1996. 26 октября)
56 Гоффе Н., Цапенко И. Россия в "шкуре леопарда": социальные проблемы региональной политики // МЭиМО. 1996. № 2. С. 17-25.
ГЛАВА 2
ПРИЧИНЫ И ФАКТОРЫ РЕГИОНАЛИЗАЦИИ
В РОССИИ
Резкий рост российского регионализма - это политическая проблема, которая явилась следствием драматических изменений в советском обществе на рубеже 80-90-х годов. Данная глава доказывает, что в формирующемся государстве, где нет единой системы политического целеполагания, резкая смена социального порядка неизбежно влечёт за собой становление разнородных и разнотипных региональных политических систем. Невнятность базовых параметров новой российской государственности, неспособность этого государства осуществлять объединяющую функцию оказали отрицательное воздействие на процессы гражданской интеграции в обществе и открыли дорогу региональному самоутверждению.
2.1. Системный кризис и развивающаяся
регионализация государства
Перестройка и последовавший за ней распад СССР дали толчок к развитию множества кризисных явлений, характерных для парадигмы Смуты. К концу 80-х гг. КПСС все еще оставалась единственной центростремительной силой в обществе, в котором все более увеличивались центробежные силы. Она более или менее успешно исполняла инструментальные политические функции выражения и канализации требований в советском обществе. Это поддерживалось вертикальной интеграцией и кооптацией региональных элит в систему управления и координацией их активности через систему партийных комитетов. В бывшем СССР все региональные лидеры одновременно являлись субъектами центральной власти, автоматически получая статус членов ЦК КПСС и депутатов Верховного Совета. На эту властную вертикаль опиралось все здание государства. Коллапс системы, распад СССР и исход партии привели к окончательному разбалансированию партийных комитетов, включая ключевой региональный мезоуровень-обкомы и горкомы, которые вместе с номенклатурной системой назначений составляли систему, на которую опиралась монополия КПСС.
Ликвидация партии привела к хаосу в прежней системе официальных и неофициальных линий координации, в структуре инкорпорации региональных представителей. Тем самым была нарушена процедура по собиранию и интегрированию региональных требований. Однако коллапс партии не был роспуском того, что американский политолог Джеффри Хаф назвал "альянсом единства интересов" среди региональных элит1. Изучение локальных властей в России подтверждает сохранение господства прежних правящих элит в большинстве регионов2 и демонстрирует, что их ответом на генеральный кризис политической системы в стране был усиливавшийся локальный партикуляризм.
Провозглашение российского государства после разрушения СССР не остановило дальнейшую фрагментацию общества. Более того, начало рыночных реформ в 1992 г. стало новым этапом в процессе регионализации государства. Подобно тому, как горбачевская перестройка открыла матрешку национализма, который разрушил Советский Союз, так ельцинская "шоковая терапия" открыла матрешку регионализма, который стал серьезной угрозой единству российского общества.
Стремление российского руководства развивать одновременно рыночную экономику и политическую демократию явилось серьезным стимулом к усилению процессов регионализации. Дополнительной причиной отрыва центра от провинции послужило то, что первые два года российской независимости проходили под знаком нарастающей борьбы между Президентом Ельциным и Верховным Советом. Федеральный центр, поглощённый борьбой исполнительной и законодательной властей, по сути, отстранился от курса на регионализацию рыночной реформы. Политика обеих соперничавших ветвей федеральной власти сводилась к спорадическим визитам в провинции, в ходе которых давались обещания, выдвигались инициативы и делались заявления. Регионы превратились в разменную монету в борьбе между двумя центральными элитами: президентской и парламентской. Даже ключевые решения о локальном налогообложении, финансах, инвестициях, которые являются критически важными для успешного перехода к рынку, были сделаны "на ходу", в течение кратковременных визитов. Сами решения выглядели, скорее, как обещания, а не как реалистически продуманные действия.
В данной ситуации процесс складывания "общества регионов" и выдвижения региональных элит можно рассматривать как часть более широкого процесса приспособления. Новаторская деятельность ответственных провинциальных руководителей развёртывалась перед лицом подстерегающего общество хаоса. Местные лидеры в меру своих возможностей пытались оградить свои регионы от беспорядочной борьбы за власть в центре. Вот как объяснил Эдуард Россель скандальную историю с провозглашением Уральской Республики Президенту Татарстана Шаймиеву: "...первая идея объединения Уральского региона возникла на базе развала. В то время, когда все на глазах разваливается, прямые связи с Москвой ликвидируются, а другой идеологии или эффективного управления не наработано и не предложено, мы оказались брошены, и каждый, в зависимости от своего уровня развития, определял, как быть в данной ситуации"3. Думается, что подобные усилия провинциальных лидеров на местах сумели погасить влияние, оказываемое эксцессами в федеральном центре, а заодно сформировать особенности нынешнего регионального развития России.
Новейшая российская "смута", разрушив прежние механизмы взаимодействия центральной и региональных элит, дала полный простор для политического самовыражения на местах. Можно уверенно говорить о развертывании в этот период массового локализма. Так, один из бывших генпрокуроров России В. Степанков констатировал, что "повсеместно Советы и местные администрации необоснованно присваивают себе функции законодателя"4.
Недостаток в развитии региональной политики для осуществления рыночных реформ явился критическим изъяном в гайдаровской программе "шоковой терапии". В целом деятельность российских реформаторов обнаружила их нежелание ясно признать, что процесс выработки и проведения политики реформ мог бы выиграть от участия групп, представляющих различные региональные интересы. Вместо этого, как справедливо отметили Л. Нельсон и И. Кузес, предпочитаемая ими стратегия состояла в том, "чтобы навязанный план реформ мог осуществляться при минимальном вмешательстве "извне", т.е. со стороны разнообразных категорий тех, кому придётся с оными реформами жить"5. "Шоковая терапия" не была созвучна особенностям регионов в терминах их социально-экономической структуры, природных ресурсов, демографического профиля, уровня урбанизации, климатических условий и транспортных сетей. Региональные различия в осуществлении рыночных реформ поставили многие регионы в катастрофическое положение, особенно те, где существует высокая концентрация предприятий ВПК6. Когда "шоковая терапия" стала сопровождатся "политикой визитов", проводимой центральными властями вместо последовательной стратегии по инкорпорации регионов в реформаторский процесс, усилилась политическая мобилизация как в отдельных провинциях, так и в региональных ассоциациях.
Другой причиной политизации провинций и увеличения региональной оппозиции центру было поведение сторонников "Демократической России", ельцинской протопрезидентской партии. Они интерпретировали феномен регионализма как тактический ответ старой коммунистической номенклатуры в регионах на вызов со стороны демократического и реформаторски мыслящего правительства Ельцина. На их взгляд, например, в региональной ассоциации "Сибирское Соглашение" доминировала "партократия", которая стремилась вывести Сибирь из-под юрисдикции России в целях ослабления Ельцина7. Эти и другие регионы (в частности, Ульяновская область) еще в конце 1991 г. получили от ельцинского окружения ярлык "российской Вандеи", сопротивляющейся проведению глубоких реформ8.
Впоследствии, уже в 1992г. начала складываться и психологическая несовместимость интеллектуала-книжника Гайдара с большинством прагматически мыслящих провинциальных лидеров. Как отметил Б. Пядышев, упоминание в выступлениях имени главного реформатора Егора Гайдара неизменно вызывало у региональных лидеров ироническую улыбку. Для них высокий слог документов и установок на глобальную экономическую реформу звучал высокопарно и отдаленно. Этим людям было не до мудрёных концепций экономистов - принстонцев, их голова болела о другом - как выжить области9. Подобная ситуация вызывала неприятие предлагаемых командой Гайдара реформаторских рецептов. Приход Черномырдина - опытного хозяйственника, человека той же генерации, что и большинство региональных лидеров, значительно ослабил возникшее напряжение.
Ельцинское правительство начало обращаться к проблеме регионализации реформ с опозданием, лишь с середины 1992 года. В обращении к региональным руководителям на встрече в Чебоксарах в сентябре 1992 г. Ельцин признал что региональные проблемы реформаторского курса проигнорированы, и что необходимо перенести фокус реформ с Москвы на регионы10.
Однако уже в течение 1992 г. как отдельные регионы, так и региональные ассоциации становятся более зрелыми политическими агентами для канализации региональной оппозиции Москве. Это провоцировалось, в первую очередь, экономическим кризисом, который ускорил стремление отдельных провинций к закрытой кооперации.
Региональная дифференциация стимулировала возникновение особых типов политического и геополитического поведения. Модели договорной федерации придерживаются руководители Татарстана, Республики Саха, Башкортостана. У различных регионов формируются новые, специфические геополитические ориентации ( у Дальнего Востока и Приморья на Китай, Японию, Южную Корею; у Тувы и Бурятии - Монголию и Китай; у Карелии - на Скандинавию и т. д.). Возникают и распадаются межрегиональные коалиции различного типа: "Сибирское соглашение", "Северо-Запад", "Черноземье", "Большая Волга" и др.
Региональная дифференциация подталкивается существующими экономическими различиями: во-первых, по типу "дотирующие регионы - дотируемые регионы"11 и, во-вторых, по типу особенностей процесса экономического воспроизводства:
- регионы, обладающие значительным экспортным потенциалом энергоресурсов (Тюменская обл., Татарстан, Коми, Башкортостан, Красноярский край и др.);
- регионы, обладающие достаточно разнообразными ресурсами других полезных ископаемых (Республика Саха, Свердловская, Кемеровская области и т.д.);
- регионы, обладающие потенциалом вывоза за свои пре-
делы важнейшей сельхозпродукции (Краснодарский и Ставропольский края, Белгородская, Курская, Саратовская, Астраханская области и т.д.);
- регионы, обладающие высокотехнологическим потенциалом (Москва, Санкт-Петербург, Самара, Новосибирск, Нижний Новгород, Пермь, Челябинск и т.д.) .
С началом рыночных реформ чётко выявляется картина разделения России по принципу "Северо-Юг" (промышленно развитые и богатые сырьем области Севера и Востока и бедные аграрные регионы Юга). Это стало следствием исторически унаследованной структуры развития экономики, а также все возрастающей с начала 90-х гг. тенденции превращения сырьевого сектора в становой хребет российской экономики. Результатом сырьевой ориентации стало географическое смещение оси промышленного развития на Дальний Восток, в Западную и Восточную Сибирь, на север европейской части России. Так, 11 наиболее преуспевающих российских территорий из 15 находятся именно в этих регионах. Тогда как 14 из 16 наиболее депрессивных территорий - на Северном Кавказе (5) , в Центральном районе (6), в Северо-Западном (1), Поволжском (1) и на Урале (1). На Западную Сибирь - главный центр нефте-и газодобычи - приходится сейчас почти 50% ввода основных промышленных фондов, тогда как в Центральном районе инвестиции, главным образом, идут в непроизводственную сферу12.
В условиях системного кризиса процессы региональной
дифференциации привели к тому, что существенно обострились
межрегиональные противоречия. В частности, можно отметить
стремление стать экономически самодостаточными тех провинций,
которые вывозят энергоресурсы, сырье и продовольствие.
Усиливается социокультурный разрыв между регионами, особенно между наиболее податливыми к "западной модернизации"
(Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, приморские "регионы-мосты" во внешний мир), и регионами, где доминирует "российский традиционализм".
Таким образом, неуправляемый системный кризис в Рос-
сии может быть описан через процессы развивающейся регио-
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |