"Мистерия регионализма" - читать интересную книгу автора (Магомедов)
Другая крайность в отношении идеологии заключалась в нашумевшем тезисе о "конце идеологии". Данный подход появился на Западе в конце 50-х - начале б0-х гг. (Д. Белл, Р. Арон) и касался европейского, рационалистического типа сознания. Он означал конец старых универсалистских идеологий, опиравшихся на иудейско-христианскую духовную традицию-либерализм, социализм и классический фашизм 20-40-х гг. Однако лишь неизжитым европоцентризмом можно объяснить тот факт, что эрозия очень небольшого набора развитых в европейской культуре идеологий (часто до предела упрощаемых) была принята за крах всего разнообразия идейных систем, в рамках которых люди видят и объясняют мир. Не приходится удивляться, что по мере возрастания социокультурных, духовных факторов развития западного общества и трансформации культуры "модернити" в конце 60-х гг. деидеологизация сменилась реидеологизацией, т. е. восстановлением идеологии, только уже в новых формах и с новым содержанием37. Российская деидеологизация, как отказ от официально-коммунистической идеологии, на поверку имеет мало общего с той деидеологизацией, которая была на Западе три десятилетия назад, и нередко на деле оказывается простой заменой одних мифов другими.
Оценка позитивного и негативного значения идеологии, сопоставление ее с истиной, моралью, свободой и добродетелями личности будут оставаться одним их сложнейших аспектов проблемы "идеологического". Нет сомнений, что большая часть проблем идеологии возникла из-за недостаточной концептуальной разработанности в самой политической науке. Как предположил американский культурантрополог Клиффорд Герц, "подобно тому как воинствующий атеизм эпохи Просвещения был ответом на очевидные ужасы религиозного фанатизма (и шагом к более широкому познанию природного мира), так воинствующе враждебный подход к идеологии явился ответом на политические холокосты первой половины XX века (и шагом к более широкому познанию социального мира)"38. Такое оценочное отношение к идеологии (в смысле вышеописанного ограниченного употребления), скорее, можно определить как реакцию на нее.
Внутренняя слабость оценочной концепции идеологии, подчеркивающая ее откровенно предвзятую направленность, обнаруживает себя во время ее использования. Особенно она беспомощна в исследовании социальных корней и последствий идеологии, того, что особенно важно для нашей работы.
Что касается социальных детерминант идеологии, то, на мой взгляд, перспективными являются два главных подхода к их изучению: теория интересов и теория напряжения (the strain theory). Для первого подхода идеология есть маска и оружие, для второго - симптом и лекарство. В теории интересов идеологические заявления и решения смотрятся на фоне универсальной борьбы за власть и выгоду. В теории напряжения - на фоне усилий по корректировке социопсихологического и социокультурного неравновесия в обществе. В первом случае люди стремятся к власти, во втором они бегут от тревог и дискомфорта.
Большим преимуществом теории интереса было и остается соединение культурных ценностей и систем идей с твердым основанием социальной структуры. Это соединение осуществляется путем акцентирования на мотивации тех, кто открыто признает такие системы и на зависимость их мотивации от социальной позиции. При таком рассмотрении зарождается понимание того, что любое политическое и историческое мышление и действие обусловлены социально, что идеи любого социального субъекта есть функция его социального бытия. К. Манхейм считал, что "наиболее важным в понятии идеологии является открытие социальной обусловленности политического мышления"39. Теория интересов объединяет политическую спекуляцию с политической борьбой, утверждая, что идеи являются оружием в деле захвата, удержания и максимизации власти.
Однако взгляд, согласно которому социальные действия являются бесконечной борьбой за власть, ведет к чрезмерно макиавеллистскому видению идеологии как формы высшего коварства и, следовательно, к отрицанию ее более широких социальных функций. Образ общества как поля боя, содержащего столкновение интересов, тонко скрытых за столкновениями принципов, поворачивает внимание от роли, которую идеология играет в определении социальных интересов, стабилизации социальных ожиданий, в поддержании социальных норм, в ослаблении социального напряжения, к узкому реализму тактики и стратегии. Описание идеологии как оружия в политической борьбе придает ей воинственный вид. Однако низведение идеологии до оружия в политической борьбе означает редуцирование более широкого интеллектуального круга, в пределах которого может быть осуществлен анализ данной роли. Вышеуказанная воинственность теории интересов, как отметил К. Герц, является не чем иным, как вознаграждением за её узость40.
Что касается теории напряжения, то она исходит из факта периодически повторяющейся дезинтеграции общества. Ни одно общественное устройство не может быть до конца успешным в овладении функциональными проблемами, с которыми оно неизбежно сталкивается. Все они опутаны противоречиями и трениями. Понятие "напряжение" относится как к состоянию личного дискомфорта, так и к условиям общественного кризиса. Но тот факт, что и общество, и личность являются скорее организованными системами, а не простыми совокупностями институтов и нагромождениями чувств и мотивов, означает, что социально-психологическое напряжение, которое они производят, также систематично. Что страхи и беспокойства, получаемые из социального взаимодействия, имеют собственную форму и порядок. Как показано в предыдущий главе, в новейшей России большинство людей живут жизнью шаблонизированного отчаяния, означающего разрушение устоявшейся и упорядоченной системы ценностей. Следовательно, идеологическое мышление рассматривается как своего рода ответ на это отчаяние. Идеология есть шаблонизированная реакция на шаблонизированное напряжение социальной роли. Она обеспечивает символический выход для эмоциональных беспокойств, порожденных социальным неравенством и дезинтеграцией в обществе. А общность идеологического восприятия может связывать людей вместе. Поэтому идеологические реакции на беспокойства будут стремиться к однообразию, укрепляемому (создаваемыми усилиями элит) общностями среди членов того или иного сообщества: региона, этноса, культуры и т. д. Например, Татария не стала бы Татарстаном, Калмыкия - Хальмг Тангчем, а Чечня - Ичкерией без производства популярных символов (на уровне этнокультурной и региональной общности), с помощью которых бросался вызов эмоциям всеобъемлющего социального кризиса в обществе.
Обе теории (теория интересов и теория напряжения) не исключают друг друга. В политике мы всегда имеем дело с целями и интересами политических субъектов, на которые, в свою очередь, влияют ценности, традиции, общекультурный контекст. В поворотные времена истории попытка идеологий воспроизвести иные социальные отношения имеют значение к такому их строительству, которое делает возможным целенаправленное действие внутри них. Применительно к нынешнему российскому случаю культурного кризиса эвристически более ценной является теория напряжения. Она означает, что "кризис", становясь одним из структурных признаков времени, выступает в качестве способа интерпретации действительности. Данная точка зрения рассматривает идеологии как системы ценностей, которые, выступая в качестве политического мировоззрения, имеющего силу веры, обладают особенно большим ориентационным потенциалом. И поэтому способны обуздывать связанные с кризисом процессы социальной аномии. В этой связи К. Герц ярко и образно охарактеризовал идеологии как "карты проблематичной социальной реальности, которые позволяют коллективное понимание и осмысление изменений и вызовов, с которыми сталкивается общество"41. В качестве таковых они обеспечивают "новые когнитивные путеводители для общества и могут помочь в восстановлении порядка". Как карты реальности, идеологии структурируют смысл и концептуализацию политического мира. Идеологии также делают возможным выбор осознанных дилемм, вследствие чего занимают центральное место в политическом осмыслении и принятии решений. Особая актуальность теории "напряжения" для современного анализа России заключается в том, что в принципиальном плане именно идеология дает наиболее полный и развернутый ответ на общественный кризис. На фоне сегодняшней бесконцептуальной российской политики такая задача является жизненно важной. Российское общество нуждается в том, чтобы ему был предложен ясный и позитивный образ будущего, чтобы власть внятно объяснила людям, куда и зачем страна движется.
Понятие "напряжения" само по себе не служит объяснением идеологических форм и образцов, а есть обобщенное обозначение для видов факторов, которые необходимо искать, разрабатывая объяснение. Эта теория говорит, что идеология является ответом на напряжение. Соединение социально-психологического напряжения и отсутствия культурных ресурсов, посредством которого образуется смысл этого напряжения (одно обостряет другое), создает базу для взлёта идеологий.
Обе теории выступают как взаимодополняющие части общей концепции идеологии. Как говорил К. Герц, теория "напряжения" возникла в ответ на эмпирические трудности, встречаемые теорией интересов. По сравнению с теорией интересов теория напряжения менее упрощенна, менее конкретна, но более проницательна и более исчерпывающа. Однако, несмотря на всю утонченность в выявлении мотивов идеологической заинтересованности, анализ содержания и последствий такой заинтересованности, проводимый на основе теории напряжения, остается все же неуловимым. Диагностически он убедителен, функционально - нет. Именно здесь, в исследовании социальных функций и ролей идеологии, в отличие от ее детерминант, сама теория напряжения начинает давать сбой, а ее преимущественная острота по сравнению с теорией интереса - улетучиваться.
Общий вывод состоит в следующем. Каждый подход имеет право на жизнь, ибо высвечивает такую грань в идеологических движениях, которую не способен анализировать лишь один из них. То же самое можно сказать и по-другому: каждый из них имеет свои ограничения. Но в любом случае они уводят нас от бесплодных дискуссий определительного анализа, обеспечивая внутреннюю взаимосвязь между политическими изменениями и идеологией. Из соединения обеих теорий вытекает интегративное определение идеологии42. Это соединение неизбежно, поскольку интересы формируются в идеально смысловом пространстве. Только в таком пространстве складываются масштабные цели. Наш анализ, данный в предыдущей главе, доказывает, что стратегическое целеполагание возможно только в идеально смысловом континууме. При отсутствии этого континуума исчезает сама среда, рождающая целеполагание. А вне такого целеполагания нет почвы для произрастания крупных интересов. Интегративное определение отражает всеобъемлющую миссию данного феномена. Она заключается в способности идеологии интегрировать общество на почве сознательно сформулированных целей и общепринятых ценностей. Идеология, по мнению французского философа Дестюта де Траси,-это идеи, позволяющие установить твердые основы для политики, этики и т. д.43 Если у граждан государства не будут формироваться общие духовные ценности, не будет общей идеологии, которая приводит духовные приоритеты в определенную систему, никакие законодательства не смогут регулировать общественные отношения. С этой стороны она воплощает систему ценностей и аргументов, обеспечивающих единство политической системы, ее институтов и организаций. Идеология - смыслообразующая сфера общественных отношений. История духовной жизни человечества свидетельствует, что желание людей иметь идеалы и стремиться к их достижению -неистребимое свойство человека как разумного существа. Люди во все времена жили, опираясь на представления о том, что их существование имеет смысл, одновременно соединенный с ними и выходящий за их пределы. "Идеологическое" пропитывает все факторы и формы бытия: собственность и ресурсы; потребности и интересы, стимулы и мотивацию деятельности людей; доминанты, приоритеты; культуру мышления и поведения, стиль общения людей, их мировосприятие. Без идеологического нет критериев и идеалов в жизни человека и общества, не формируются призвания и настроения, ориентации и программы44. Даже в сравнительно устойчивых государствах в самое спокойное и мирное время политики апеллируют к высшим ценностям. Идеологическое формирует то или иное отношение к прошлому и будущему, без чего человек теряет пространственную и временную ориентацию, не способен определить перспективу.
Такое понимание идеологии дано в программной статье А.М. Косолапова, посвященной проблеме поиска интегративной идеологии для России. В ней идеология рассматривается как система ценностей и взглядов, которая позволяет человеку ориентироваться в окружающем мире и служит основой целеполагания и выбора методов политической деятельности45. При таком понимании понятие идеологии сохраняет все свои абсолютно положительные черты, которые должны быть использованы в научном исследовании. В самом деле, раз идеология есть нечто большее, чем ложная теория, а именно, учение, вызывающее к жизни определенную политическую практику, то, как писал У. Матц, она, идеология, обладает функцией наделять смыслом действие в пределах, коими охватывается экзистенция46. Во многих случаях именно данная функция идеологии придает проницательность пониманию политических событий. В сфере политики через идеологию воплощаются путем их преломления важнейшие элементы политического мировоззрения и социальной парадигмы. Через идеологию формулируются конечные основания выбора действия, связанные с философией, целями и интересами той или иной власти.
Хотя идеологии иногда предстают как жесткие системы, которые механистически направляют индивидуальное мышление и поведение, в более типичных случаях они являются гибкими сетями идей, открытых интерпретациям и инновациям индивидуальных и групповых действующих лиц. Двойственная природа идеологии как причинного фактора и человеческого творения означает, что идеологии могут одновременно творить и выражать настроения и предпочтения.
Идеологии не столь долговечны, как религии, но они более лабильны. Они рождаются жизнью и сравнительно легко приспосабливаются к меняющейся социальной ситуации. Они отвечают конкретным потребностям людей в конкретных обществах и в конкретные периоды их развития.
1.3. Аналитическая конфигурация исследования
и системообразующие факторы регионов
Глубоко изучить процессы самоутверждения региональных элит и выдвижения ими политических идеологий во всех землях Российской Федерации не представляется возможным. Поверхностный анализ в стиле рассуждений об "общих тенденциях" неприемлем для автора. Поэтому обсуждение проблемы идёт на конкретном рассмотрении процессов в наиболее показательных республиках и регионах.
Границы исследования охватывают республики и регионы Поволжья. Этот географический ареал является наиболее удачным полигином для кросс-локального анализа политической идеологии здешних властей. Поволжье в миниатюре отражает ситуацию в России, включая в себя как аналитически исключительные, так и обычные территории. Важный вопрос касается репрезентативности выбора конкретных регионов в рамках Поволжья. Для выполнения этой задачи мне было необходимо отобрать регионы с максимально возможным числом расхождений между ними47.
Прежде всего выбраны две республики: Татарстан и Калмыкия. Их сравнение наиболее удачно отражает общую картину разделения России по принципу "Север-Юг" (промышленно развитые и богатые сырьем области Севера и Востока и бедные аграрные регионы Юга). Татарстан, безусловно, относится к первой категории, имея нефть, мощное машиностроение (КамАЗ, ЕлАЗ), авиастроение и значительный интеллектуальный потенциал. Во времена СССР промышленный потенциал Татарстана был равен потенциалу трех прибалтийских союзных республик вместе взятых. В российской "табели о рангах" республика входит в десятку регионов, которые самодостаточны и могли бы выбраться из кризисного состояния без посторонней помощи. К этому надо добавить то, что Татарстан сохранил и наращивает свой сельскохозяйственный потенциал, сделав одним из главных своих приоритетов развитие АПК48. Данные обстоятельства позволяют говорить о республике как одной из самых экономически сбалансированных земель Российской Федерации. Показательно, что во время официального визита Делегации Татарстана во Францию Черезвычайный и Полномочный посол России во Франции Юрий Рыжов представил Татарстан французским деловым кругам как наиболее репрезентативный регион России49.
Что касается Калмыкии, то на всем протяжении советского периода она существовала как малозаселенный аграрно-сырьевой придаток. Главными факторами отставания Калмыкии можно считать:
- Исторический фактор - депортация калмыков (1943- 57 гг.) на 14 лет затормозила социально-экономическое развитие республики. Всего лишь один факт: в послевоенное восстановление Калмыкии не было вложено ни рубля, а ее территория была разделена между соседними регионами.
- Географический фактор - опустынивание, засоленность почв, нехватка пресной воды, введение в республике с 1 августа 1993 г. чрезвычайного экологического положения.
- Экономический фактор - дефицит капиталовложений и инвестиций, дотационность республиканского бюджета, отсутствие нормальной инфраструктуры.
- Этнокультурный фактор - в XX веке на долю калмыцкого народа выпали трагические испытания. В 1919 г. калмыки пережили расказачивание. В 1943 г. - поголовную депортацию, в результате которой они, в отличие от других репрессированных народов, были планомерно рассеяны по всей Сибири с последующим дисперсным проживанием. Такое положение не только убивало этнос физически, но обусловило утрату родного языка. Проблема национального возрождения стоит настолько остро, что, как отметил министр социальной политики Калмыкии, "все задачи экономического развития мы должны подчинить именно этой цели".
Обе республики выражают претензию на лидерство в своих теориториальных, этнических и культурно-исторических сообществах. Региональное измерение этой претензии со стороны Татарстана заключается в том, что Казань рассматривается многими местными интеллектуалами и политиками как особый исторический центр для народов, проживающих между Волгой и Уралом. Согласно данной интерпретации, Волго-Уральский регион с населяющими его народами: татарами, русскими, башкирами, чувашами, мордвой, марийцами, удмуртами и др. признается в качестве гомогенного и отличающегося от России сообщества, в пределах которого административные границы между территориями признаны условными50. В связи с этим татарстанскими идеологами настойчиво выдвигается версия о "Волго-Уральской цивилизации" и даже "Волго-Уральском штате".
Татарстан - самый северный форпост ислама, а татары в дореволюционной России были лидерами мусульманского движения. К этому можно добавить то, что в начале XX века Казань стала местом, где вырабатывалась радикальная тюркская идеология. Получив автономию сверху в первые годы советском власти, Татарская АССР уже в период подготовки Конституции СССР 1977 г. ставила вопрос о статусе союзной республики и претендовала на него сразу с начала перестройки, став одним из лидеров национальных движений в республиках Российской Федерации.
Калмыцкое общество является самым западным анклавом монголоязычного мира и четвертое столетие находится в инокультурной среде. Самой историей калмыки были помещены на стыке проживания тюркских, северокавказских и славянских народов. Появление на современной политической арене Кирсана Илюмжинова в качестве Президента Калмыкии с его пассионарными взглядами, сделало его поначалу как бы политическим лидером монголоязычного мира51.
Обе республики признают за собой древнее историческое происхождение и провозглашают себя наследницами известных в российской истории государственных образований. Татарстан - Булгарского царства, Золотой Орды и Казанского ханства. Калмыкия - Калмыцкого ханства, наивысший расцвет которого пришелся на XVII век52.
Татарстан известен как лидер суверенизационных процессов в России, а Калмыкия - громким политическим оптимизмом и экстравагантными заявлениями своего президента. Именно референдум о суверенитете Татарстана ускорил подписание в 1992 г. Федеративного Договора - республика стала признанным локомотивом суверенизации. Данные территории, наряду с некоторыми другими, оказались в центре наиболее громких политических событий по линии взаимоотношений "Центр-периферия". Причём Декларация о государственном суверенитете Татарстана и долгий процесс подписания Договора о разграничении полномочий с федеральными властями53 резко контрастирует с одномоментным и скандальным принятием Степного Уложения и отменой республиканской Конституции в Калмыкии.
Политические шаги именно этих республик во многом сформировали новые системообразующие особенности Поволжья. Так, в 1993 г. президент Калмыкии Илюмжинов направил обращение в Ассоциацию социально-экономического сотрудничества республик, краев и областей Северного Кавказа с просьбой о принятии Калмыкии в ее постоянные члены54. В мае 1994 г. она была присоединена к Северокавказскому региональному союзу. Тогда же Татарстан вошел в Ассоциацию нефтедобывающих регионов России. Данные шаги в сочетании с откровенным тяготением Татарстана к лидерству в Волго-Уральском регионе и формальным характером существования ассоциации "Большая Волга" определили "разорванный" характер экономического и политического пространства Поволжья. Поэтому в последние годы о единстве Поволжья можно говорить лишь в чисто условно-географическом плане.
Помимо двух республик выбраны две области: Нижегородская и Саратовская. Нижегородская область - регион, хоть и несколько показного, но в недавном прошлом активного реформаторства. Бывший губернатор Борис Немцов являлся одним из известных российских политиков и откровенным фаворитом кремлевских властей. Соответственно, на шкале духовной близости к Москве регион стоял на одном из первых мест среди других провинций. Этот факт не забывали подчеркивать в Казани при любом удобном случае с самыми недоброжелательными интонациями в адрес прежнего нижегородского руководства55.
Заявления и действия нижегородской элиты изначально были такими же претенциозными, как у татарстанской власти. Сразу подмечу важнейшую черту ее политического стиля: возглавляемые командой Немцова реформаторские начинания (приватизация сферы торговли и грузового транспорта, свободное ценообразование, подчеркнутая открытость с иностранцами, формирование регионального земельного рынка и т. д.) каждый раз получали пропагандистское отражение в СМИ и тем самым бросались на весы общественной впечатлительности. В результате этих усилий Нижегородская область имела ярко выраженный комплекс лидерства с изрядной долей реформистского мессианства. Первой такого рода мерой было приглашение Г. Явлинского в Нижний Новгород для разработки местной рыночной модели. Сотрудничество осуществлялось в форме образования аналитического экспертного центра, что создавало прецедент политической конкуренции с командой Гайдара. За "Эпицентром" Явлинского закрепилась репутация мифического интеллектуального штаба, обеспечивающего неизменный успех реформ. Безусловно, это умножало иллюзии нижегородцев и зависть других россиян, принося политические дивиденды команде Немцова.
Именно Татарстан и Нижегородская область первыми бросили вызов остальной России. С этого момента деятельность татарстанской и нижегородской руководящих групп стала предметом политической рекламы. Однако их географическая близость контрастирует с различием приоритетов местного развития. Если Нижегородская область стала своего рода лабораторией радикальных рыночных преобразований, то руководство Татарстана выступило против "шоковой терапии". Неприятие реформ "по-гайдаровски" побудило руководство Татарстана к поиску своего пути - появилась стратегия "мягкого вхождения в рынок". Причем в отличие от Ульяновской области, чье руководство проявило воинствующее неприятие "шоковой терапии", татарстанское "мягкое вхождение в рынок" можно расценивать как ситуативный тактический ход, продиктованный осторожным и несколько консервативным отношением к "шоковой терапии". Например, высшее руководство республики демонстративно критикует идею "деколлективизации" и насильственной фермеризации сельского хозяйства, настойчиво проповедуемой нижегородскими властями как некий образец реализации аграрной реформы.
Что касается Саратовской области, то она поначалу была выбрана в качестве обычного региона. В отличие от Татарстана, Калмыкии, Нижнего Новгорода эта область до апреля-сентября 1996 г. в миниатюре отражала состояние большинства российских провинций, не претендующих на свой особый путь развития. Такое состояние было обусловлено очевидным отсутствием яркого лидера во главе региона и самобытной стратегии в подходе к ее проблемам у прежнего главы областной администрации Юрия Белых. Это породило о нем мнение как о "никаком губернаторе". Ситуация радикально преобразилась после назначения 15 апреля на пост главы администрации области Дмитрия Аяцкова, а затем его ошеломляющей победы на губернаторских выборах 1 сентября того же года.
За период "никаких" дел и глубокого разочарования деятельностью прежнего главы области у населения обострилась потребность в дееспособной власти. Эту потребность уловил и мастерски использовал Дмитрий Аяцков. Для выхода из затянувшейся депрессии, в которой пребывала область, новый губернатор использовал большую идею ("Превратим Саратов в столицу Поволжья") и собственный пример активности. Так, в первые же дни после избрания Д. Аяцкова на заседании областной Думы был принят ряд важных законов, заметно повышающих статус Саратовской области, появились герб, флаг и правительство. Функции главы областного правительства взял на себя губернатор. Как отмечают местные обозреватели, от таких инициатив "депрессивная" еще недавно область в одночасье стала и символом, и стимулом.
Важной системообразующей особенностью выделенных субъектов РФ является определяющая роль личностного фактора. Можно сказать, что политическую ситуацию здесь определяет прежде всего руководство регионов. Первые лица региональной исполнительной власти полностью контролируют ситуацию в провинциях. Более того, главы этих регионов - Минтимер Шаймиев, Борис Немцов, Кирсан Илюмжинов, а с недавних пор и Дмитрий Аяцков - стали известными политиками в России, настойчиво ищущими признания в мире. Во всех приведенных регионах доминирует тенденция к построению авторитарной авторитарной модели при сохранении внешних атрибутов разделения властей.
Таким образом, приведенная выборка обозначает естественные различия регионов в географическом положении, природных и людских ресурсах, уровне и темпах развития, которые лишь усилились с началом рыночных преобразований. Это сравнение хорошо отражает также диспропорцию в территориальной структуре народного хозяйства страны, а также в темпах перехода к рыночной экономике. Здесь находится один из самых неблагополучных, по оценкам экономистов, регионов - Калмыкия, 90% населения которой находится за чертой бедности56; постиндустриальный регион с высокими темпами преобразований - Нижний Новгород; топливно-сырьевая Республика Татарстан с сильно развитыми промышленностью и сельским хозяйством.
Данный выбор регионов создаёт удобную аналитическую конфигурацию для перспективного кросс-регионального исследования политической идеологии лидирующих групп российских земель. В рамках такой сравнительной выборки Поволжье предстает перед нами как центр политических, экономических, национальных и цивилизационных перекрестков. Новейшая история именно данных регионов как идеологических центров во многом обозначила пределы конфликтов и напряжения центральной и локальной властей и соответствующих типов политического поведения. Каждый из них представляет сабой определенный тип политического развития. Их разнообразие позволяет конкретно рассмотреть типы регионализма в разных формах его проявления. Между этими различными примерами можно поместить множество промежуточных региональных моделей.
В свете сказанного весьма проблематичным представляется подход многих ученых, пытающихся уложить всё многообразие регионального развития России в несколько "основных тенденций". Подобные аргументы имеют мало общего с весьма важным в таких случаях сравнительным анализом, на который часто ссылаются эти исследователи. Удивительно, что такой заслуживающий уважения подход к многообразию региональных особенностей в России, редко сказывается в конкретных научных исследованиях.
Выводы по главе
Основной вывод, следующий из данной главы, заключается в том, что авторская концепция анализа таких сложных социологических абстракций как "элита" и "идеология", позволяет не только использовать, но и совместить (и этим - нарастить) эвристический потенциал элитного подхода с возможностями теорий идеологии. Это ориентирует исследование на продуктивную аналитическую схему "элита и развитие" поверх различных интеллектуальных крайностей в толковании данных терминов.
Другой вывод касается использованного в работе сравнительного подхода к регионам. Приведённая выборка свидетельствует о том, насколько широк диапазон территориальных контрастов в России даже в пределах одного Поволжья. Это разнообразие отражает сложную внутреннюю структуру страны: в географическом, политическом, экономическом и других аспектах. Как оказалось, использованный при составлении региональной выборки принцип максимального различия систем позволяет лучше контролировать региональные особенности в России.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |