"Мистерия регионализма" - читать интересную книгу автора (Магомедов)

4. Имеет систему убеждений, которая эмоционально заряжена.
5. Имеет систему убеждений, которая искажает или сверхупрощает реальность, которая изменчива и нерациональна.
6. Движим философией истории и/или социальной теорией, которая приложима к повседневным вопросам и результатам.
7. Смешивает их с абстрактными принципами, неконкретными интересами.
8. "Утопичен", ориентирован на будущее.
9. Враждебен и нетерпим к политическим оппонентам, склонен к дихотомическим взглядам, человек крайностей, параноик.
10. Противостоит компромиссу, торгу, инкрементализму и другим аспектам "плюралистической" политики.
11. Отчужден от установленных социальных и политических институтов.
12. Экстремист.
13. Заряжен на конфликт и противостоит консенсусу.
14. Авторитарен; нравственный абсолютист; склонен счигать, что "цель оправдывает средства".



"Список Шилза-Патнэма" заключает в себя довольно сложное накопление эмпирических и нормативных заключений. Они были упорядочены и систематизированны ими в двух формах. Первая - в виде определения: "Некоторые политики имеют характеристику "А" (они проводят политику со своей точки зрения, связывая ее с обширным количеством убеждений). Такие политики - "идеологические". Вторая-в виде гипотезы: "Те политики, которые имеют характеристику "А", также имеют характеристики "В2-Вn", где путь от "В2 до Вn" отражает характеристики элементов 2-14..."
Признавая некоторую спорность данных пунктов и определенную интригу всей схемы, они, тем не менее, могут стать средством эффективной операционализации составляющих идеологии локализма. Наше предварительное описание показало, что риторика регионализма - это претензии, выражаемые языком вызова. В нем сосредоточены когнитивная, мотивационная и мобилизационная функции идеологии. Поэтому этот список, будучи "провокативно- фразированным" (по определению самого Патнэма), позволяет выявить наиболее острые стороны регионализма в России и алгоритмы его проявления. С его помощью мы можем выявить также наличие или отсутствие у региональных элит идеологического синдрома - совокупности признаков, объединенных единым механизмом возникновения.

3.2. Политический стиль

Для исследования такого сложного явления, как идеология, нужен весьма утонченный аналитический механизм. Однако очень мало существует наблюдений о том, как рождаются идеологические символы и установки. Во многих исследованиях связь между причинами идеологии и её следствиями представляется случайной. Главным образом из-за того, что связующий элемент - автономный процесс символического формулирования - обходится молчанием. В этих случаях исследования идеологии следуют от анализа истоков явления к анализу последствий без рассмотрения идеологии как системы взаимодействующих символов и смыслов. Вопрос о том, как идеологии преобразовывают чувство в значение и делают его социально доступным, в подобных случаях обозначается следующим образом. Истоки идеологии (особого рода стрессы или интересы) и их результаты (особого рода символы и смыслы) размещаются рядом друг с другом таким образом, что вторые просто выводятся из первых. Весь процесс представляется закономерным и само собой разумеющимся, особенно когда исследователь достаточно искусен5. Но этим самым связь между ними не объясняется, а выводится. Это приводит к банальному результату. Вместо того, чтобы обнаружить ту или иную идеологию, констатируется, что обеспокоенное сознание, порожденное социопсихологическим напряжением, совпадает с идеологией.
На самом же деле природа отношений между социопсихологическими стрессами, которые возбуждают идеологические установки, и развернутыми символическими структурами, через которые этим установкам дается публичное существование, намного сложнее. Этот процесс не может быть объяснен в понятиях смутного и интуитивного эмоционального резонанса.
Процесс развертывания и обозначения символическо-смысловой структуры подобен "черному ящику". Мы знаем, что на "входе" (стресс, напряжение) и что на "выходе" (установки). А что внутри, а именно, как размещаются политические ценности, как группируются идеологические характеристики,-нам неизвестно. В этом "черном ящике" заключена специфическая идеологическая техника порождения смысла. Данный процесс можно обозначить в виде следующего рисунка:













Теперь мне надо избрать надежный способ расшифровки "черного ящика". Речь пойдет о технологии обнаружения того, как взаимодействуют символические структуры, формируя (или не формируя) региональный синдром в конкретных ситуациях с теми или иными носителями политической воли.
Один из путей расшифровки "идеологической политики" - обозначение "политического стиля". Термин принадлежит Герберту Спайру6, чье обсуждение данной проблемы заложило полезные основы для последующих анализов. Сидней Верба и Харви Уотерман использовали понятие "политический стиль" как часть определения "идеологического поведения"7. Для моего исследования также необходимо использовать термин "политический стиль" для описания сложностей атрибутов идеологической политики. Политический стиль включает структуру и формальные свойства системы политических взглядов, т. е. пути выхода политических дискуссий и способы, которыми взгляды выражаются. Именно этот культурный аспект политического стиля определяет способ, по которому основополагающие политические воззрения используются в политике и формируют ее.
Политики отличаются друг от друга способами, при помощи которых они анализируют политические проблемы. Они также различаются критериями, выбираемыми ими для оценки событий. Они, наконец, отличаются по контексту, в котором рассматривают вопросы. Каждый опрошенный региональный политик (татарстанский, калмыцкий, нижегородский, саратовский) должен был в процессе интервьюирования обсудить множество политических проблем, с которыми столкнулся его регион. Проблемы ставились в виде следующих вопросов: "Какими вы видите основные факторы, сдерживающие развитие вашего региона (республики)?"; "В чем причина бедности в регионах?"; "Согласны ли Вы с тем, что республики в составе Российской Федерации должны иметь больше политических прав, чем края и области, или они все должны иметь равные права?" и т. п. (см. Приложение). Каждый респондент должен был проанализировать истоки проблемы и предложить пути решения.
Обсуждаемые представителями элит вопросы позволяют обнаружить убеждения, ценности и мотивы региональных политиков, которые, пока ещё неизвестно каким образом, зависят от более глубокой структуры их личности. Однако эта субъективная интерпретация региональных интересов отнюдь не произвольна. Господствующая политическая сила также испытывает воздействие объективных потребностей развития той общности, которую она представляет. Поэтому в нашем случае поучительнее всего, с одной стороны, рассматривать личные мотивы и установки лидеров и, с другой - окружающую ситуацию так, как если бы они находились в соотношении "тяни-толкай".
Естественно, черты идеологической политики могут группироваться самым различным образом, т. е. может существовать множество различных стилей политических рассуждений. Каждый из этих путей рассуждения о политике назван "стилистической характеристикой".
Таблица 2 иллюстрирует основные темы "политического стиля", обсуждаемые региональными элитами. Можно видеть, какое место занимает каждая стилистическая характеристика для каждого региона. Мне важно было подтвердить наличие признаков региональной идеологии, подчиненных внутренними закономерностями их взаимосвязи друг с другом. Для решения этой задачи выделены путем логического рассмотрения конкретно-эмпирические признаки в качестве предполагаемых критериев регионализма (которые легко можно объединить в терминах близко связанных стилистических характеристик).
Как выяснилось, взаимосвязь эта нередко оказывалась многократно-опосредованной, т. е. корреляция между двумя признаками часто определялась каким-либо третьим признаком, который мог оказаться вне поля зрения в случае проведения простого сравнительного анализа. В итоге, если свойства, ярко характеризующие признак 1, являются яркими характеристиками 2-й, 3-й, 4-й стилистической тем и далее, то мы получаем то, что можно назвать "стилистическим синдромом". Это позволяет говорить о наличии (или отсутствии) "идеологического синдрома" у тех или иных локальных правящих групп. Все данные были закодированы, и обработаны на ЭВМ.
Выбор пунктов данной таблицы не был продиктован стремлением дать законченный список возможных стилистических тем. Сама структура таблицы представлена так, чтобы отразить главную форму идеологии регионализма. Однако здесь возникают весьма сложные вопросы: каким образом группируются эти характеристики и существует ли понятная система их организации? Если да, то тогда, что является ведущим звеном политического стиля? Ответ на эти вопросы позволит обозначить пути и методы организации политических ценностей, выявит первичные акценты в них. Подтвердит ли наше исследование определение и гипотезу Шилза-Патнэма, изложенные в предыдущем параграфе?
По поводу таблицы 2 необходимо сделать еще одно замечание. Как уже было сказано, различные региональные элиты по-разному выстраивают актуальную выборку из множества ценностей, неодинаково сводят эти ценности в иерархию. Таблица позволяет свести все эти перспективы в единую панораму методом когнитивного картирования, которая включает в себя всевозможные зависимости между различными ценностными и событийными характеристиками. Признаки таблицы - это своего рода обобщенные "фреймовые" представления о тех состояниях мира, к которым элиты стремятся, и, наоборот, тех, в которых для них обозначается угроза. Таким образом, мы обозначили зоны интересов данных политических субъектов. Построение таблицы обеспечивает кросс-корреляционный анализ между регионами и признаками.
Идеология как совокупность форм мышления и ценностных представлений весьма аналитична. Идеологии имеют сравнительно широкое вербальное пространство. Значительный его массив представлен онтологическим пластом, утопающим в сознательно-логическом основании. Идеология выступает как концептуальное обоснование политического поведения, как продуманная система взглядов. Политические ценности осознаваемы, они выражают политические установки, самостоятельный выбор приоритетов. Поэтому наиболее заметное измерение касается масштаба политической, социально-экономической или какой-нибудь другой теории, из которой респонденты выводят свои рассуждения.
Вот рассуждения губернатора Нижегородской области: "Самое главное, что мной движет - это общефилософское понимание дела, которое основано на стратегии индивидуальной свободы для личности. Сегодня в Нижнем Новгороде десятки тысяч людей самостоятельно принимают решения, кто-то разоряется, кто-то выигрывает, но они идут вперед. Идеология доверия, идеология свободы - вот что для меня важно. Вот много пишут о Нижегородской и Ульяновской моделях развития, сравнивают их. Если взять в целом, самое главное отличие между нами в том, что они строят коммунизм, а мы - нет. Возьмём, к примеру, нашу земельную реформу. Это, вообще-то, капитализм. Но это не значит, что мы собираемся разваливать традиционную форму в одночасье. Например, разделить на кусочки землю. В смысле рынка, частной собственности, экономической свободы, отсутствия административного нажима это, конечно, капитализм. А в смысле традиционного уклада жизни, работы, сохранения сельского сообщества - в данном значении это российский самобытный тип капитализма. У нас здесь осуществляется уникальная модель. Я сейчас вам скажу, почему меня интересует тема сравнения Нижнего Новгорода и Ульяновска. Россия находится на переломном этапе своего развития. Драматизм ситуации состоит в том, что никто не может ответить, какой путь для страны наиболее приемлем, наименее кровав и безболезнен. Лучшей иллюстрацией этой неизвестности является пара регионов: Нижний Новгород и Ульяновск, которые движутся в противоположных направлениях. Ответ на вопрос: "Нижний или Ульяновск?" - это ответ на вопрос о пути России. Губернатор Ульяновской области Юрий Горячев это цельная личность и честный человек. Но в системе созданных им ограничений, которая существует наряду со свободным рынком, где государственная собственность сосуществует со сферой частного интереса, такая система предназначена для административного произвола. Это мировоззренческая разница между мной и Горячевым -фундаментальная. Из данных обстоятельств и следует моя поведенческая особенность" (Н-34)8.
Данные рассуждения можно определить как наиболее глубокий и завершенный тип идеологической позиции. В приведенном отрывке даже главный вопрос прогресса России ставился в контексте наступательно трактуемой дилеммы о том, куда смещается центр развития общества, и какой исторический субъект его воплощает. В таком доктринальном видении современной российской истории находит проявление особая, авторитарно-дихотомическая система политического мышления. Подобный онтологический подход служит наиболее выраженной идеологической санкцией правоты собственных действий.
Дальнейшие примеры только подтверждают тесную взаимосвязь главного звена политического стиля (дедуктивного мышления) с идеологией. Вот логика одного из депутатов Госсовета Татарстана: "В моем представлении в основе татарстанской идеологии лежат тысячелетние философские ценности. Эти ценности можно объединить в несколько аспектов, главные из которых три: общетюркский, исламский и национальный аспекты. Они отражают историческую судьбу нашего народа. Общетюркский аспект показывает татар как часть тюркской цивилизации, уходящей корнями в глубину веков. Исламский аспект отражает многовековой духовный опыт народа как осколка исламской цивилизации. Осколка потому, что в XIX веке у нас произошло реформирование ислама под названием "джадидизм". В итоге он стал отличаться от традиционной мусульманской религии, и его с полным правом можно назвать "евроисламом". И, наконец, сам национальный аспект представляет татар как самобытную общность среди других народов. Объединение всех этих аспектов сопутствует формированию татарстанской государственности в условиях новой федерации, а также формированию татарстанского этноса в нацию, т. е. в этнос, осознавший себя полноправным субъектом исторического процесса. Такое осознание одновременно есть осознание политической цели - завоевание национальной независимости" (Т-29).
Примеров можно привести еще множество, но напоследок зафиксирую рассуждения одного из советников Президента Татарстана о "глобальном федерализме как философии взаимной ответственности за мир на земле": "Международное сообщество пребывает в иллюзии, что мир состоит из государств, в то время как он состоит из народов. Лидеры великих держав полагают, что именно они определяют порядок, но их самомнение разбивается о волю народов к свободе и самоопределению... Этот подход выдвигает ценности, стоящие над интересами национальных государств и носящие планетарный характер. Тем самым принцип равноправия народов переходит из плоскости декларации в практическую плоскость" (Т-1)9.
Приведенные случаи представляют собой примеры политического анализа, основанные на концептуальном подходе. В сочетании и совпадении этих стилистических параметров нашла свое выражение онтологическая база мышления идеологически ориентированных представителей локальных элит. Подобный подход можно назвать "мировоззренческим", поскольку он заключает в себе оценку проблемы в терминах весьма определенных, во многом исчерпывающих глубину взглядов на реальность. Мировоззренческий стиль имеет сильную тенденцию к всестороннему и полному выражению политических ценностей, которые зачастую охватывают не просто политические действия, но выводятся из более общего набора главных принципов. Он подразумевает глубокое чувство приверженности глобальным и четко обозначенным политическим ценностям, касающимся не только политической, но и других сфер жизни. Если позволить себе более масштабное сравнение, то именно в рамках такого стиля обретали в свое время региональное значение политические теории "панафриканизма" и "негритюда", идеология "исламской революции" и концепция "кавказского союза" и т. д.10