Глава 9 В каждом подворье свое поверье

С самого начала пути, ни наемники, ни юная чародейка не были уверены в том, что они сумеют правильно сориентироваться по карте Белозора. Но когда все трое увидели на холме лениво поскрипывающую деревянными крыльями мельницу, то их сомнения развеялись, потому что за мельницей находилось нужное им село Зазорное.

У обочины дороги играла беспрерывно галдящая ребятня. Самые маленькие сидели в сторонке и по известной только им одним причине ревели на разные лады. Выстроившиеся вдоль дороги обветшалые избушки повествовали о том, что селу уже не один век. Жилища казались непривычно низкими — то ли со временем дали усадку, то ли это была дань особой архитектурной традиции предков. Довольно жутковатое впечатление производило близкое соседство Зазорного с огромным погостом. Впрочем, на психике местных селян это никак не отражалось и к погосту они проявляли не больше интереса, чем к березовой роще. Привыкли.

Однако простому путнику было над чем содрогнуться: на территории погоста находилось, по меньшей мере, полторы тысячи могил, причем не в самом лучшем состоянии. Такое обширное захоронение являлось результатом карательных отрядов летнесторонцев, воевавших с некогда жившими на этих землях эльфами.

При виде низких избушек и окруженного полуразвалившимся забором погоста, который был в разы больше самого села, в душе любого проезжающего мимо путника зарождался ничем не объяснимый страх. Может все дело заключалось в том, что о Зазорном ходили довольно мрачные слухи, верить в которые было куда легче, чем опровергать их.

В первой избе, в которую наемники попросились на ночлег, пригрозили спустить собаку, если они тотчас же не уберутся из села. Во второй, зазорский мельник — мужик с несоразмерно большим кадыком, разрешил заночевать в сарае. Во время их непродолжительного разговора мужик нервно теребил висящий на его шее резной деревянный амулет, а в конце разговора потребовал оплату вперед. Таль, нахмурившись, отдал половину монет и решительным голосом заявил, что другую часть оплаты положено отдавать утром.

— Ежели до зорьки досидите, — усмехнулся мельник.

— Ты про что толкуешь, дяденька? — не понял Растрепай

— В каждом подворье, так сказать, свое поверье! — многозначительно изрек мужик и с этими словами скрылся за дверью своего дома.

С наступлением вечера, село стало оживать. По дороге из стороны в сторону сновали бабки с мамками и в спешном порядке растаскивали по домам своих заигравшихся чад.

— Ну и жизнь у здешних мальков! — посочувствовал им Таль. — Нас так рано не загоняли.

Ястребинка и наемники сидели неподалеку от дороги, любовались закатом и уничтожали последнюю партию испеченных Вестой пирожков.

— Слушайте, а что значит "если до зорьки досидите" и причем тут "подворье с поверьем"? — Сын поляра дал волю своей подозрительности. — Или это угроза? — Он сразу же обратил внимание на странное поведение зазорского мельника, потому что во время их разговора, тот старательно прятал глаза и смотрел исключительно под ноги, как будто серебряный посеял.

Из-под забора вылез здоровый лохматый пес, тот самый, которого грозился натравить хозяин первого дома, куда они сунулись проситься на ночлег. Дворняга, дружелюбно виляя хвостом, потрусила к компании и, навострив лопоухие уши, уселась рядом с юной чародейкой.

— Да это у дядьки шутки дурацкие! — отозвался Трепа, бросив часть пирога дворняге. — Или боится, что сбежим с утра пораньше и не заплатим.

Свое странное чувство, появившееся задолго до того, как они очутились на территории села, Яська могла бы списать на чувство некоторым образом связанное с недосыпом и усталостью. Но, так или иначе, ей казалось, что за ними пристально наблюдают.

"Как жаль, что рядом нет господина Северина! Вот с кем я сейчас посоветовалась бы!" — подумалось ей в тот момент.

Вскоре наемники отправились осматривать место ночлега, и дочка знахаря осталась одна, ей совсем не хотелось вставать и куда-то идти. Она смотрела на темнеющее небо, накрытое сотканным из серых облаков покрывалом, и размышляла о поездке. Ее не могло не радовать то, что за все время пути до Зазорного, никто из наемников ни разу не пожаловался на усталость, никто не предложил плюнуть на все и вернуться в Синельск или обратно в Ярое. Но больше всех ее удивлял Растрепай, который наконец-то перестал ныть и жаловаться на злодейку-судьбу.

"Каким образом исчез господин Белозор? Почему же не смог защитить себя? — Этими вопросами Яська задавалась со дня исчезновения учителя, но так и могла найти на них ответа.

"А если его убили? — Она прогнала эту кольнувшую ее сердце мысль: — Ну нет! Не такой он человек!"

За проведенное в обществе мага время, юная чародейка поняла, что он обладает даром или, скорее, везением выпутываться из всевозможных переделок с ловкостью скользкого угря…

— И-ишь! — в сторонке раздался скрипучий голос.

Неподалеку, по обочине ухабистой дороги, шел старик со старухой. У каждого в руках находилось по стопке хвороста, на шеях — по деревянному оберегу, которые по виду напоминали тот, что был у местного мельника.

— Вот молодежь нонче пошла! Сопли зеленые до пояса висят, а все туда же!

Эти слова, как показалось юной чародейке, изрекла старушка. Так оно и было, потому что следом раздался мужской кашель и произнесенная хриплым голосом фраза:

— И не говори, мать! Нацепят на попы орудия всякого и хоть трава не расти! Все лезут и лезут! Покойникам на потеху!

— Ты, родимый, гляделками не лупай! — прокряхтела бабка в сторону Ястребинки. — Беги к мамке пока ноги целы. И в пояс поклонившись, прощенья испроси, да вели хворостиной отходить тебя хорошенько!

Ученица мага улыбнулась тому, что с самого Синельска ее принимали за мальчишку. Впрочем, этого ей и хотелось: никаких лишних вопросов и недоуменных взглядов.

— Мать, за что хворостиной-то? — не понял дед.

— А впрок! — не растерялась сторонница телесных наказаний. — Нешто с ними по-хорошему сладишь!

Яське наскучили нотации незнакомых пожилых людей, она поднялась с лавки и пошла искать наемников. Оставшись на пустой улице, дворняга посмотрела вслед ворчащим старикам, поскребла задней лапой ухо, щелкнула зубами в попытке поймать блоху, а затем потрусила к хозяйскому дому.

Ястребинка проснулась от воя собак. Прошло несколько минут, прежде чем она услышала странный скрежет, как будто кто-то вытаскивал из ножен меч, при этом, прилагая большие усилия. Среди кромешной темноты сарая подобные звуки казались более чем зловещим. Наколдованная магическая сфера, касаясь бледным светом щербатых, покрытых паутиной досок сарая, воспарила ввысь и в итоге зависла на уровне седых от пыли балок. Несколькими секундами позже, в сторону вспыхнувшей сферы полетел меч Растрепая, в то время как сам владелец преспокойно посапывал, уткнувшись лицом в сено. Меч прошил воздух и точно выроненный из внезапно ослабевших, невидимых рук со звоном упал на деревянный настил. Юная чародейка вскочила, напряженно озираясь по сторонам. От звона упавшего меча пробудился сын поляра:

— Что, снова по коням?

— Талька, здесь кто-то есть! — прошептала взволнованная Ястребинка.

Наемник привстал, опираясь на локоть, другой рукой он подтянул к себе ножны. Но все, что услышал Таль — это вой собак. В отличие от дочери знахаря, он видел опасность лишь при ее непосредственном проявлении.

— Подумаешь, — пожал плечами наемник, — собаки на луну воют…

Стоило ему произнести эти слова, как чьи-то невидимые пальцы вцепились в его шею и Талька принялся хватать руками воздух, пытаясь оттолкнуть от себя обидчика, но все было безрезультатно. Перед глазами все поплыло, он быстро ослабел. И если бы Ястребинка не сообразила применить заклинание Полудня, позволяющее обнаружить любую невидимую сущность, то исход разворачивающихся событий мог иметь самые плачевные последствия. В заполнившем сарай молочно-синем свете, проступили угольно-черные сгорбленные силуэты с несоразмерно длинными руками.

"Видимый противник — залог удачного исхода боя", — любил повторять Северин, но сейчас от этой всплывшей в памяти Яськи фразы было ни горячо ни холодно.

Она с ужасом обнаружила, что помимо вцепившейся в горло Тальки первой фигуры и второй, которая подбиралась к крепко спящему Растрепаю, есть и другие. Они медленно просачивались сквозь дверные щели.

— Черные навии! — юная чародейка опознала потревожившую их безмятежный сон нечисть.

Это были духи, которым не нашлось места в мире упокоенных душ и которые по какой-то загадочной причине, обитали именно в Зазорном. Вероятно, появление подобной напасти было каким-то образом связанно с обширным погостом, расположенным в непосредственной близости с селом. Во времена жарких боев между эльфами и людьми именно навии являлись излюбленными помощниками наемных магов, так как подобная нечисть подчинялась магам первого уровня и обладала преимуществом нападать на врага ночью, когда стычки, как правило, прекращались. Война канула в небытие, имена тех, кто воевал почти забылись и только навии служили ужасающим напоминанием о былых временах. Правда напоминание это шло не по адресу, то есть не к тем, кто затеял эту баталию, а к ни в чем не повинным жителям Зазорного.

Со временем жители села не то чтобы перестали бояться, а, скорее, немного привыкли к опасному соседству. Многие селяне давно разъехались по городам и другим селам. Переселенцы, конечно же, жаловались на полную страхов жизнь в Зазорном, но их мрачные рассказы принимались слушателями за страшилки.

Более смекалистые и стойкие, те, которые остались на земле предков, посоветовались, скинулись на захудалого знахаря, и тот изготовил им уйму простеньких, но вполне действенных оберегов. Всех, тех, кто носил на шее оберег, навии словно не замечали. Кому действительно приходилось несладко так это заезжим путникам.

Иногда в село наведывались "охотники за приключениями", этакие скептики, намеревающиеся, во что бы то ни стало разоблачить мрачную славу Зазорного, заодно и прославиться. Но всех, как случайных, так и не случайных путников ждала одна и та же участь. Каждое утро похожая картина: безжизненное тело, которое селяне закапывали на своем обширном погосте. По началу местные жители очень даже сочувствовали горе-путешественникам, искренне отговаривали от ночевок в селе и некоторые из гостей даже слушались и уезжали. Но таких были единицы. Через какое-то время селяне решили вновь пожаловаться Руизу и просили грамотного старосту "написать послание в главный город Перелог". Но летнесторонец Руиз плевать хотел на подобные жалобы. По прошествии нескольких лет, окончательно убедившиеся в своей ничтожности селяне озлобились и перестали предупреждать о навиях. Мол, разбирайтесь сами как хотите, вы сами по себе, а нам и с оберегами неплохо.

Вне всяких сомнений, у жителей Зазорного имелся еще один выход из непростой ситуации, и заключался он в том, чтобы обратиться за помощью к магу, после вмешательства которого все встало бы на свои места. Может век назад услуга мага и не являлась чем-то из ряда вон выходящим, но теперь все обстояло иначе. Что касается Караггана, то ему были безразличны проблемы каких-то мелких людишек, а Лагем обладал сомнительной силой, да и не полез бы он в кишащее навиями село. Оставался Белозор, который обязательно заломил бы высокую цену за свои услуги. В общем, селянам несказанно повезло в том, что их проблемой занялась юная чародейка, пока еще малосведущая в вопросах наемной работы. Яська вспомнила подходящее для подобного случая боевое заклинание, которое вплеталось в ком земли и помогало упокоить навий. Навсегда.

В один миг юная чародейка очутилась во дворе. Она плохо помнила то как, ломая ногти, хватала холодные комья земли и как произносила над ними заклинание. Все происходящее вокруг она воспринимала как дурной сон.

Ночь озарилась белыми вспышками. Изрядно помятый Таль упал на пол, первый заряд угодил точно в цель и черные тени, которых к тому времени стало значительно больше, бросились врассыпную. Заклинания сыпались чересчур часто, поэтому наемники, похватав свои вещи и мечи выскочили наружу, с радостью глядя на то, как под воздействием заклинания, навии растворяются в воздухе, словно комья грязи, брошенные в чистый поток воды.

— Вроде все, — не без гордости подвела итог дочка знахаря, когда исчезла последняя черная фигура.

— Знатная из тебя чародейка удалась! — в голосе Растрепая прозвучало восхищение.

Другой наемник в знак согласия похлопал Яську по плечу и, не теряя времени, дрожащей рукой принялся втирать в саднящее горло маслянистую обезболивающую мазь, которую он самым наглым образом выпросил у "господина Веста" во время пребывания в Синельске.

— Что за люди! — надсадно прохрипел Таль, имея в виду жителей села. — Наверняка знали, а нам ни полслова!

— Ну конечно! — осенило Ястребинку. — Мне местные жители намекали.

— Очень благородно!.. — попытался повысить голос озлобленный Талька, но тут же закашлялся.

— Если это были навии, то какие-то ненормальные! — Растрепай тоже кое-что слышал о навиях от своей бабки и поэтому представлял их несколько иначе.

— А я и не удивляюсь! Помните, нам говорили, что здесь была война, в которой наверняка участвовали маги и некроманты.

— Бр-р-р! — поежился сын мельника.

Внезапно сзади раздался треск и грохот. Все трое, как по команде, обернулись и увидели обвалившуюся стену сарая, за которой сразу же последовала добрая половина крыши. Конечно, Белозор несколько раз напоминал своей ученице, что подобное заклинание в равной степени действует как на духов, так и на материальные предметы, превращая, например, дерево в ветхую гнилушку. Яська только сейчас вспомнила об этом и поспешила успокоить друзей. И ночную тишину наполнил веселый хохот Растрепая.

— Некрасиво получилось, — с сомнением в голосе сказала Ястребинка.

— Что? — возмутился полярский сын, еле сдерживая кашель. — А ты видела, с какой довольной харей он уводил в свою конюшню лошадей? Думает, счастье ему привалило! И оплату сразу стребовал! Хорошо, что я не согласился и отдал половину. Вот увидите, завтра всем селом поганым будут наши останки делить!

Растрепай перестал смеяться и деловито предложил:

— А давайте мельника проучим! Да так, чтоб раз и навсегда охоту до наживы отбить!

Возражений не последовало…

Изнутри жилище мельника производило такое же неряшливое впечатление, как и снаружи. Убранство дома было скудным, если не принимать во внимание стройного ряда, состоящего из мешков с ржаной мукой — не всякий мог похвастаться подобным продовольственным достатком. Глава семейства, то есть мельник, опочивал на самом, по его мнению, выгодном месте — на лавке возле печи. Набитая соломой тряпица, служила ему подушкой и услаждала его безмятежный сон. Большое семейство мельника располагалось в той же комнате: кто-то спал на полу, кто-то на печи. Впрочем, они совершенно не интересовали мстителей.

Изначально, трое друзей были серьезны и полны праведного гнева, теперь же, подойдя вплотную к главе семейства, они еле сдерживали смех. Слишком уж нелепо выглядел спящий мельник. У изголовья лавки, на которой опочивала "жертва" располагался огромный стол, накрытый длинной скатертью со странной вышивкой. Та, которая вышивала скатерть, по-видимому, обладала больным воображением. Иначе, кто еще додумался бы выткать на полотне лица с овальной лысиной и выпученными глазами, вместо традиционных птиц, волн, цветов, солнца или, на худой конец косяка рыб? Яська оторвала недоуменный взгляд от скатерти и зажгла огонек-обманку, чтобы мельник смог получше разглядеть "своих гостей", а Таль приступил к плану отмщения.

— Проснись, душегуб! — прохрипел он заунывным голосом

Глава дома вздрогнул и открыл глаза.

— Как п-прошли? — нервно взвизгнул мельник, хватаясь за висящий на шее оберег. — Я с-сам двери запирал.

— Теперь нам любая дверь, любая стена не преграда, — как можно печальнее изрекла Ястребинка и дотронулась до плеча мельника: прозрачная рука прошла насквозь.

Мужик затрясся, выпучил глаза и еще сильнее сжал оберег.

— Мы, дяденька, к тебе каждую ночь приходить будем, — Растрепай был очень доволен тем, что его боятся. — Будем рассказывать, каково в сырой землице лежать, рядом с навиями.

Едва ощутимое прикосновение дочки знахаря и обещание того, что он будет каждую ночь лицезреть души заезжих гостей для мельника было слишком и он, заорав дурным голосом, побежал за ухватом.

Переполошенное криком семейство, выскочило из теплых постелей и принялось засыпать вопросами своего кормильца, который, почему-то не спешил объясняться. В итоге, старший сын зажег витень, дабы самолично узнать истинную причину переполоха "раз тятя отмалчивается". В наполнившейся светом комнате воцарилось молчание, большое семейство мельника, с одинаково испуганными выражениями лиц, жмурилось от яркого света и сдерживало зевоту. Долго или коротко длилась эта немая сцена, ни мельник, застывший в воинственной позе с ухватом наготове, ни притихшее семейство сказать не могли — никто минут не считал. Положение спасла младшая внучка, которая разразилась громким плачем, сетуя на свои мокрые пеленки.

— Ты, батя — пень! — протянул старший и, запустив пятерню в огромную дыру на рубахе, поскреб правый бок.

Батя молча погрозил сынку ухватом, а сынок, шаркая пятками по полу, пошел проверять запас рябиновой бродилки — не прикладывался ли родитель? Удостоверившись в том, что на бочонок никто не покушался, он не стал обременять себя другими думами и, по примеру остальных, отправился досматривать сны. А мельник так и лежал без сна до самого утра — испуганный, всклокоченный, с ухватом в обнимку. И не ведал он еще о своих убытках: об испорченном сарае и неизвестно куда испарившейся двери в конюшню, из которой исчезли "его новые лошадки".

Город Выходки славился мягким климатом, потому что располагался в непосредственной близости от теплых Горьких Вод. Особенность града, воздвигнутого примерно столетие назад, заключалась в наличии аж четырех градоправителей, которые являлись друг другу родными братьями правящими Выходками по очереди. Собственно, город напоминал большую кормушку, где четверть жителей помышляла кражами. Не удивительно, что сметливый народ придумал Выходкам второе, более меткое и более подходящее название — Город Воров. Именно это неофициальное название дало странный эффект: в Выходки потянулись грабители, наемники, сутенеры, мелкие воришки и прочие любители легкой добычи. Прошло каких-то пять лет и основной процент населения составили новые горожане с темным прошлым и точно таким же будущим. Даже маленькие дети не видели ничего предосудительного в том, чтобы утянуть какую-нибудь мелочь у заезжих торговцев или простых путников, опрометчиво выбравших Выходки переправочным пунктом. Тем не менее, основным и официальным родом деятельности жителей Выходок являлся рыбный промысел. Так что каждый житель Города Воров являлся обладателем хотя бы самой скудной лодчонки и поэтому был в состоянии прокормить себя сам вне зависимости от обещаний правящей четверки.

Улицы города были такими грязными, как и его репутация. На дорогах то и дело возникали зловонные лужи, подпитываемые ежедневно выплескиваемыми помоями. Некоторые лужи достигали таких размеров, что их нельзя было ни обойти, ни перепрыгнуть. Более того, отовсюду несло морепродуктами, остатками которых горожане щедро удобряли свои огороды. Примечательным было и то, что от местных цветов, растущих на редко встречающихся клумбах, посреди которых за право стать обладателем выброшенной из окна рыбьей головы, устраивали потасовки банды городских котов, несло селедкой. Причем, далеко не первой свежести.

Лагем стоял во дворе конюшни и обмахивался платком. Иногда он скашивал глаза в сторону пленника, сидящего на старом, до половины вкопанном в землю колесе. Они ждали Сига, отправившегося нанимать лодку. Сиг пошел не один, а в компании всех своих головорезов, наличие которых гарантировало ему самый удачный исход задуманного дела.

— Воруют здесь мастерски! — Вертопрах воротил нос, не зная куда деться от тяжелого духа протухшей рыбы. — Глазом не успеешь моргнуть, как в одних сапогах оставят.

Северин делал вид, что слушает, а сам разминал правое запястье. На вид напульсники казались удачно сотворенными фантомами, но по ощущениям запросто сошли бы за увесистые кандалы с двухметровой цепью.

Кучка чумазых детей лет пяти молча топталась позади Лагема. Они не сводили полных вожделения глазенок с висящего на ремне Вертопраха кошеля. Дети не решались присвоить тугой кошель, потому что их повсюду сопровождал насмешливый взгляд догадывающегося об их намерениях Северина. Наперсник Караггана продолжал брезгливо обмахиваться платком, правда, теперь уже поглядывая на слишком абстрактную вывеску дешевой корчмы, находящейся через дорогу от конюшни. Пленный маг провел ловкими пальцами по ремню Лагема и кошель оказался в его ладони.

"Если б эти поганые оковы так же просто снимались!" — он горько усмехнулся.

Маленькие выходчане осмелели настольно, что подошли к Северину. А он, приложив палец к губам, осторожно покосился на своего стража и, убедившись, что тот всецело поглощен прочтением вывески, без сожаления расстался со своей добычей.

Конечно, обладатель кошеля мог бы уехать на Фандиан в счастливом неведении, но ему вдруг захотелось зайти в тот самый сомнительный трактир с абстрактной вывеской.

— Вот леший! Меня ограбили! — воскликнул медноволосый приспешник, суетливо озираясь. Он надеялся на то, что кошель просто отвязался и вот-вот найдется.

— Да ну? — со скучающим видом отреагировал Белозор. — А что же ты не кричал? Хотя бы разок, для приличия. Вроде: "Караул! Грабят!"

— Первый раз вижу такого висельника, как ты! — возмутилась жертва грабежа.

— Поверь, что не первый. Ты же смотришься в зеркало, да и на харю Караггана тоже частенько "любуешься".

Лагем досадливо фыркнул и принялся вычерчивать на земле магическую руну, посередине которой он поместил амулет.

— С хромоногим воркует! — определил Белозор, взглянув на замысловатую руну.

Подслушивать было бесполезно, потому что осторожный Лагем огородился невидимым щитом и Северин снова заскучал. Чтобы как-то развлечься он стал глазеть по сторонам. Его внимание привлекла парочка, сидящая на лавке под вишневым деревом. Судя по всему, муж и жена со стажем лет, этак, в пятнадцать. Она щелкала семечки, он, задрав голову и приоткрыв рот, взирал на парящие по небу облака. Внезапно, муж оторвался от созерцания небес и шлепнул свою дражайшую половину по лбу:

— Знаешь за что!

Жена на секунду замерла, потерла ушибленное место, и с тем же невозмутимым видом вновь принялась за семечки.

"Милашки!" — с иронией подумал пленник.

Через пару минут к нему подошел Лагем и, судя по его довольному лицу, сеанс связи прошел очень удачно.

— Странно, что на твою магию не реагируют кристаллы, — как будто невзначай бросил Северин.

— Скажешь тоже! Все-таки я их зачаровывал, а Карагган создавал всепоглощающую пустоту. Стало быть, создатели не в счет.

— И много душ удалось собрать?

— Да, не мало, — с гордым видом изрек Вертопрах. — Если доведется побывать среди этой пустоты — умрешь в муках.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Белозор. — Может, заглянем в трактир?

— Вообще-то моему кошелю ноги приделали, и я уже говорил тебе об этом!

— И что?

— Белозор! Ты умом тронулся? За "просто так" трактирщик не нальет!

— Не нальет — убьешь его. Ты же маг!

— Именно по этой причине я всецело поддерживал уничтожение нашего брата.

— Светлых магов, видимо, истребили по той же причине?

— Я не стану объяснять!

— Да и не надо! И без объяснений все предельно ясно!

— Жить без магии гораздо лучше!

— Угу. И ты отличный тому пример!

— Избавь меня от своих гадких подколок! Тебе все равно не понять гениального плана советника!

— Заставить мир покачнуться? Как насчет равновесия, Лагем?

— Старые эльфийские сказки — вот что такое твое равновесие! Простой люд боится магии, мы избавляем их от этого страха.

— Кому ты врешь? У тебя поджилки трясутся при одном упоминании о силе Караггана — это самая главная причина! И тот — не будь дурак! — опьянил тебя радужными перспективами, посулил несметную силу, а взамен получил безмозглого исполнителя.

— А, понятно! Провоцируешь на предательство! — Вертопрах на всякий случай отошел на два шага от пленника. — Наш общий друг предупреждал меня, что ты убеждать горазд. Пошли уже!

Северин досадливо поморщился, подумав, что зря затеял этот разговор, и что такой преданный глупец никогда не уверует в подлость Караггана. В одном Лагем был прав, Белозор действительно прослыл талантливым провокатором. Его забавляло то, как быстро распаляются люди и то, как скоро они ввязываются в ссоры и драки, даже не утруждая себя спокойно поразмыслить над той или иной ситуацией.

— Дай посмотреть на карту, — потребовал вновь заскучавший пленник. — Где там этот Фандиан обозначен?

Медноволосый маг остановился посреди грязной дороги и впившись в Северина полным подозрения взглядом, торжествующе воскликнул:

— И все же мастер Карагган провидец! Это ты украл из прикапища карту! Ты действовал руками подельников!

"Да неужели!.. Неужели это след моей ученицы и наемников?" — порадовался про себя Белозор.

— Ты бредишь! — как можно равнодушней изрек он вслух.

— Ну так знай, что твои планы горят синим пламенем!

"Лучше черным, — подумал маг. — Черное надежней".

— Знай, что мой мастер давным-давно перечертил эту карту. — Вертопрах помахал в воздухе немного помятым свитком. — Как же он прозорлив!

Теперь они шли мимо заброшенной верфи, где когда-то потомственные мастера строили лодки для дальних плаваний. Для изготовления лодок мастера использовали гибкие и прочные доски, которые, ко всему прочему, покрывались густым слоем особого износостойкого состава. Высокая устойчивость на воде, легкие, маневренные, эстетичные, в общем, это были лодки достойные королей. Постепенно производство как парусных, так и весельных лодок пришло в упадок, особенно в те времена, когда в город хлынул поток воров.

Вскоре Лагему наскучило слоняться по смрадным улочкам, и он решил нанести дружественный визит к тем самым братьям-градоправителям, коих в городе водилось аж четыре штуки. Братья заведовали казной, в которой всегда хранились кругленькие суммы — результат сбора различных налогов с жителей и гостей Выходок. Из этой казны Вертопрах намеревался изъять ровно сто монет и таким образом компенсировать свои убытки.

Огромный дом — обитель братьев — расположенный в подозрительной близости к охраняемой городской казне, являлся самым новым и самым добротным домом во всей округе. На фоне жилища градоправителей казна Выходок смотрелась сконфуженно поникшей избушкой на курьих ножках.

Увидев болтающийся на шее Лагема амулет, сторожащая вход охрана почтительно расступилась, открывая доступ в прохладную, затемненную комнату, в которой в поте лица должны были трудиться четыре брата. Однако братьев там не обнаружили. Костлявый писец, до этого момента благополучно спавший на столе, удивленно таращил заспанные глаза на чужаков и время от времени шмыгал носом.

— Два брата отсутствуют по личным делам, два других находятся в своих личных покоях, — сообщил писец, когда, наконец, понял, что от него хотят.

В шикарном доме, куда Лагем и пленник направились после, их встречали уже сами градоправители. Конечно же, сторожащая казну охрана успела предупредить своих хозяев. Поэтому братья встретили "дорогих гостей" щедро накрытым столом и елейными улыбками. Вдобавок ко всему они без умолку трещали о погоде, о том какая в их предместьях крупная клюква, о прославленной выходской ухе, но не проронили ни единого слова о налогах.

Лицо старшего брата по имени Страшко казалось плененному магу очень знакомым.

"По-моему нам приходилось пересекаться в одном из походов", — Белозор пристальным взглядом изучал Страшко, который вертелся вокруг поражающего своим изобилием яств стола и прикрикивал на нерасторопных слуг.

Второй брат — Стырь, сидел возле Лагема, потчевал его бродилкой и докучал слишком затянутым рассказом о своем семействе.

— …я в приплоде самый маленький был, да самый шустрый!.. — именно на этом предложении терпение Вертопраха лопнуло.

— Известно ли господину Стырю, что мы находимся здесь по самым срочным и безотлагательным делам? — надменным тоном сообщил он. — Именем советника я прошу вручить мне ключ от казны и письменные принадлежности для того, чтобы я начертал все необходимые пояснения.

Когда пояснение было готово, Вертопрах высушил чернила специальным заклинанием, свернул бересту и аккуратно закрепил личной печатью.

Со скучающим видом Северин смотрел на церемонию поклонов и обменом любезностями, в которых братьям-градоправителям не было равных, и с сожалением думал о недопитом кувшине бродилки.

— Вот так вот! — изрек полный самодовольства наперсник Караггана, когда они покинули дом братьев. — Стоит появиться главному, как работа начинает кипеть и бурлить!

— Зря обольщаешься, — расхохотался Белозор. — Иди, вернись под каким-нибудь предлогом, забытой вещи, например, и полюбуйся на них.

Сбитый с толку Лагем перепоручил пленника стражам и быстрым шагом направился обратно в дом, еще не представляя, что он там увидит.

Стоило визитерам покинуть городскую казну, как оба брата едва не столкнувшись лбами, набросились на свиток, чтобы поскорее оторвать поставленную печать.

— Сколько приписывать, Страшко? — поинтересовался вооруженный пером Стырь, после того как печать поддалась натиску.

— Пиши еще кружок!.. Иди два!

— Так один или два?

— Два!.. Нет, три! — аппетиты Страшко росли словно на дрожжах.

Во время жаркого спора по поводу того, будет ли четвертый ноль лишним или нет, в комнату ворвался источающий подозрения Лагем.

Оставаясь немым ко всем словам раскаяния и уговорам, медноволосый маг переписал послание, добавив приписку о том, чтобы Перелог увеличил городу Выходки налоги, "Основание: более чем хорошая состоятельность горожан, особенно верхушки". Братьев передернуло. Наперсник скрепил послание печатью и охранным заклинанием. Братьев передернуло еще раз. Впрочем, как все талантливые градоправители, они умели скрывать истинные намерения за елейными выражениями лиц. Так что Стырь и Страшко еще раз раскаялись в содеянном, уверяя наперсника, что больше никогда в жизни так не поступят. А в знак уважения вызвались сопровождать Лагема до постоялого двора, "дабы в пути самолично оберегать от воришек столь уважаемых людей". Суть сего благородного порыва заключалась в том, что их скаредные натуры всерьез опасались второго налета на медноволосого и, как следствие, еще одного "налета" на их казну.

Когда почетные гости в сопровождении градоправителей и их охраны пересекали главную улицу, на которой толклись торговцы и покупатели, цвет изготовленного Карагганом амулета стал темнее — это означало, что где-то поблизости находился источник темной магии нулевой ступени.

— Значит, в Выходках кристаллов нет! — ухмыльнулся Северин, он и без амулета умел ощущать присутствие темной магии. — А что, сделать больше не хватает способностей?

— Помалкивай! Здесь давно всех переловили! — прошипел разъяренный подобным вопросом наперсник.

Амулет завибрировал, из его камня вырвался сгусток зеленого света, который вскоре завис над находящимся среди испуганно смолкнувшей толпы людей шестилетним ребенком.

— В темницу щенка! К крысам! — приказал Лагем одному из охранников.

Но вместо того чтобы броситься выполнять приказ, охранник преданно посмотрел на градоправителей.

— Добро! — махнул рукой Стырь.

Бесцеремонно отпихнув в ужасе закричавшую мать, охранники сгребли за шиворот испуганного вытаращившего глазенки мальчишку.

— Зачем? — недоуменно спросил Северин. — Ты опасаешься, что из него получится маг? Если даже так, то… первая ступень — не больше.

— Таков приказ советника Караггана, — важно изрек Лагем, отчеканивая каждое слово, — и не тебе его отменять!

Устроившись возле окна, Белозор безучастно смотрел на раскинувшиеся внизу многочисленные шатры базарных торговцев, на хаотично снующих меж рядами людей и просчитывал возможные варианты своего побега. До его слуха донеслись приближающиеся шаги, это был Вертопрах, которому вдруг что-то понадобилось взять в комнате, в которой держали пленника.

— Довольный вид, блестящие глаза, — Северин внимательно посмотрел на Лагема.

— Ты прикончил того мальца?

— Что с того? — безразличному наперснику меньше всего хотелось выслушивать упреки.

— Из него получился бы неплохой знахарь.

— Придется обойтись! За лечением теперь ходят к послушникам в прикапище!

— А почему не к дровосекам?

— Надоел! — раздосадованный Лагем вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

"Смешно! — обхватив ладонями виски, думал маг, — у него свои принципы, которыми он не поступится. Он убьет любого, кто посмеет помешать его "великим идеям"!.. Как забавно…. Ведь я такой же!.. Хотел смерти тем юнцам…. И в Нижгорах я поступил не лучшим образом…. Если бы Яська узнала, то…"

Скрип старых досок под чьими-то тяжелыми шагами оборвали нить невеселых мыслей пленника. Дверь распахнулась еще раз. Он поднял глаза и увидел принесшего ужин корчмаря. Корчмаря сопровождали вооруженные наемники, но не те которые состояли в шайке Лагема, а, по всей видимости, местные, любезно предоставленные градоправителями.

Разлившаяся по комнате темнота размывала очертания предметов и лиц вошедших людей. Тем не менее, свет одинокой свечи в руке корчмаря позволил Северину разглядеть незваных визитеров: все как на подбор летнесторонцы, со смуглой кожей, кажущейся в темноте еще смуглее, чем она есть на самом деле. Каждый из них был вооружен тускло поблескивающим при каждом осторожном движении мечом старой ковки. Маг знал, что торговцы продают такие мечи вдвое, а то и втрое дороже обычных, современной ковки. Одного не понимал он: для чего наемникам весь этот фальшивый блеск, попытки перещеголять друг друга? Может своим видом летнесторонцы и внушали уважение, но Северин готов был поклясться, что в тактике сражения, эти типы смыслят не больше Весты.

В комнате стало светлее — кто-то из наемников принес зажженный витень. Неверно истолковав полный любопытства взгляд пленника, корчмарь поплевал через плечо и со словами "Леший тебя загрызи!" поспешил ретироваться.

"Хотел бы я полюбоваться на это жалкое зрелище!" — ухмыльнувшись, подумал Белозор.