"Манхэттен по Фрейду" - читать интересную книгу автора (Босси Люк)

13

Слова странного доктора Фрейда вертелись в его голове точно навязчивый припев. Спрятать что-то на самом виду — не так уж глупо.

Очутившись на двадцатом этаже Утюга, Кан сразу понял, что достичь цели будет совсем не просто. Все в кабинете Августа Корда казалось необычным и словно созданным для того, чтобы привлекать внимание. Золотые часы «Гилберт» в корпусе из зеленого мрамора были апофеозом богатства, совершенства, мастерства исполнения. Равно как и гравюра Клода Лоррена, изображающая пышный дворец персидского царя. И канделябры в стиле рококо, переделанные в настольные лампы. И большая коллекция безделушек и пергаментов, хранящаяся в книжном шкафу.

Эти предметы свидетельствовали о безупречном вкусе и неограниченных возможностях, в остальном они были безлики и ничего не сообщали об Августе Корда, его стремлениях и тайнах.

А вот макет Манхэттена в соседней комнате произвел на инспектора совсем другое впечатление. Он был не только необычным предметом, но и рабочим инструментом. Корда наверняка проводил перед ним много времени.

Кан нашел на Седьмой авеню дом, в котором он жил, потом, всего в нескольких улицах, — дом, где находилась префектура полиции. Это здание казалось совсем маленьким по сравнению с окружающими его колоссами.

Кана потрясла разница в положении Корда и его самого. Он месил ногами грязь при свете фонарей, борясь с гангстерами самого низкого пошиба. Был простым исполнителем, вся жизнь которого протекала в тени небоскребов. А Корда воспринимал город как игрушку, разглядывал ее свысока и изменял по своему усмотрению. Он, словно конкистадор, создавал первую карту далекой страны, ощущая себя ее завоевателем.

Кан с любопытством уселся в стоявшее на возвышении кресло.

Теперь его взгляд упал на уменьшенную копию величественного здания Пенсильванского вокзала, и его поразила одна деталь. На крыше вокзала рельефными буквами выделялись имена архитекторов: МакКин, Мэд и Уайт.

После осмотра Кан выяснил, что на крыше всех крупных зданий выбиты фамилии их создателей. На Парк-Роу-билдинг — P. X. Робертсон. На Зингер-билдинг — Эрнст Флагг. На Метрополитен-тауэр — Наполеон Лебрен и сын. На Мэдисон-сквер-гарден — Стэнли Уайт. На Утюге — Дэниел Бернэм. На Вулворт-билдинг — Кесс Гилберт. Потом Кан нашел имена МакКина, Мэда и Уайта еще на одном здании с колоннами — это была городская почта.

Здесь, правда, в написание второй фамилии вкралась ошибка: вместо Mead было написано Mad, что по-английски значит «сумасшедший». Заинтригованный инспектор коснулся надписи пальцем и понял, что буква «е» в «Mead» стерлась.

Еще одна фраза Фрейда всплыла в его памяти: психоаналитик утверждал, что подсознательное проявляется в ошибках, оговорках, оплошностях.

Кан надавил на слово «Мэд». Раздался щелчок. Под воздействием крошечных пружин крыша здания приподнялась, и внутри инспектор увидел свернутые трубкой бумаги.

Кан едва удержался от восклицания. Почта! Где же еще хранить корреспонденцию?!

Он достал из кармана перчатку, чтобы взять вещественное доказательство, не стерев находящиеся на нем отпечатки пальцев.

Вернувшись в свой кабинет, Кан развернул бумаги. Первый документ представлял собой список фамилий.

Итак, Корда, Уилкинс и Эмери, по-видимому, принадлежали к одному клубу, состоявшему из двенадцати членов.

Сразу возникло множество вопросов: кто эти люди? какую цель они преследовали? кто им угрожал? В надежде найти ответы Кан развернул остальные документы. Перед ним оказались три листка веленевой бумаги размером с карту Таро.

На первом был рисунок китайскими чернилами. Солнце посылало четыре волнистых луча в центр листка, на треугольник, обращенный вершиной вниз. Внутри него находилось изображение странной, жутковатой твари, напоминавшей дракона. По каждой стороне треугольника ползла змея с плавниками и головой, увенчанной крошечной короной. Над каждой змеей было написано одно и то же слово: Ignorantia.[6]

— Да что же это?! — воскликнул Кан и взял следующий листок.

Второй рисунок походил на первый, но некоторые детали все же отличались. Теперь вершина треугольника была обращена вверх, и его пересекала линия. У змей были крылья, а рядом надпись Fanatitia.[7]

На третьем рисунке перечеркнутый треугольник снова был повернут вершиной вниз. Вместо змей появились пятнистые ящерицы, над которыми было написано Ambitio.[8] В самом низу виднелись две строчки, написанные крошечными буквами. Кан с трудом разобрал:

Инспектор почувствовал себя полным невеждой.

— Что это такое? — раздался голос у него за спиной.

Кан подскочил на месте и лишь секунду спустя понял, что это Ренцо.

— Понятия не имею, — ответил инспектор и рассказал, что убийству Корда предшествовало исчезновение двоих людей. Ренцо потрясенно читал список имен самых могущественных людей Америки.

Теодор Рузвельт, бывший комиссар полиции Нью-Йорка, бывший президент Соединенных Штатов.

Марион Уолдорф, строительный магнат, семья которого владела двадцатой частью Манхэттена.

Джорж Макклиллен, мэр Нью-Йорка.

Джон Пьерпонт Морган, финансист, способный одним щелчком пальцев вызвать колебания на бирже.

Дэниел Бернэм, архитектор Утюга.

Никола Тесла, физик и инженер, автор множества революционных изобретений.

Вудро Вильсон, ректор Принстонского университета, известный юрист-конституционалист.

Уильям Мур, глава предприятия, производящего оружие и заключившего сорок семь официальных контрактов с американским правительством.

Адольф Окс, глава «Таймс».

Эмери, Уилкинс и Август Корда.

— Надо допросить этих людей! — сказал Ренцо, выйдя из оцепенения.

— Все не так просто… — Кан помолчал. — Это тайная организация. Окс даже тогда, когда я спрашивал его об исчезновении Эмери и Уилкинса, ни словом не обмолвился насчет клуба. Этот список не доказывает его существования. Более того, эти люди достаточно сильны, чтобы отстранить нас, если мы начнем им досаждать.

— Что же нам делать?

— Искать доказательства. Докажем, что клуб существует и связан с нашим делом.

— В досье Корда не упоминается об его принадлежности к какому-либо клубу, — Ренцо листал документы. — В начале девяностых он был масоном, потом вышел из ложи. Потом — ничего.

— Вот это-то и кажется мне странным. Такой человек, как Корда, должен был быть членом одного, а то и нескольких влиятельных клубов.

Действительно, в начале века возникла мода на клубы для тех, кто хотел подняться вверх по социальной лестнице. В Америке насчитывалось семьдесят тысяч лож трехсот различных орденов, в которые входили как минимум пять миллионов человек.

— Исчезнувшие были членами других клубов, — продолжил Ренцо, пробегая глазами досье. — Уилкинс — член-основатель некоего Ротари-клуба, созданного несколько недель назад в Нью-Йорке.

— Его цель?

— Защищать интересы своих членов, развивать гражданский дух, трудиться на благо нации. Ну, как обычно… А Эмери — член кучи организаций, среди которых и Большая масонская ложа Нью-Йорка, и объединение литераторов «Ассоциация столетия», и даже «Рыцари Пифии».

Кан кивнул. Самыми влиятельными организациями были могущественные духовные ордена с красочными названиями: «Осторожные патриции Помпеи», «Странные ребята», «Маккавеи», «Свидетели Иеговы». Все они процветали, играя роль страховых агентов для своих членов. Некоторые иногда опускались до криминальных дел.

— След виден, — заключил Кан. — Корда могли убить те, кто выкрал Эмери и Уилкинса, и по одной и той же причине: принадлежность к клубу. Это означает, что мы теперь расследуем не убийство одного человека, а нападение на сообщество. И из этого следует еще один вывод.

— Какой?

— Что члены этого сообщества следят за каждым нашим движением.

В коридоре послышались торопливые шаги. Кто-то стремительно приближался к кабинету главного инспектора.

— Тихо! — сказал он. И успел спрятать рисунки в папку за секунду до того, когда дверь отворилась.

— Отличная работа, Кан.

Комиссар Салливен в ярко-желтом костюме вошел в комнату и бросил на стол экземпляр «Нью-Йорк таймс».

Кан взял газету и прочел заголовок на первой странице: «Дело Корда: подозреваемый за решеткой». Он пробежал глазами статью: автор хвалил его и критиковал агентство «Пинкертон», не сумевшее защитить Корда.

— Мне звонил мэр Макклиллен, — прибавил Салливен. — Окс, владелец «Таймс», лестно отзывался о вас.

— Мы говорили, — сказал Кан, хватаясь за соломинку, — об исчезновении Бернарда Эмери и Джеймса Уилкинса, двух близких Корда людей. Мы ведь об этом даже не знали.

— Расследование велось агентством «Пинкертон», — напомнил Салливен.

— Мне кажется, нужно взяться за него самим, — сказал Кан.

Салливен посмотрел на него с улыбкой, которая показалась инспектору еще более двусмысленной, чем прежнее недоверие.

— Если есть что искать, ищите. — Улыбка исчезла, сменившись обычным угрожающим оскалом. — Имейте в виду: вам доверяют. Постарайтесь нас не разочаровать.

— В каком смысле?

— Прекратите общение с прессой. Я больше не хочу, чтобы вас цитировали в газетах. Если вы установите связь между исчезновениями и убийством, вы должны доложить об этом мне, и только мне. Ясно? Если же что-нибудь просочится… — Салливен умолк и после короткой паузы отчеканил: — Ваша карьера закончится в верховьях реки. Надеюсь, вы меня поняли?

Кан хмыкнул, услышав жаргон уголовников. Верховья реки — прозрачный намек на тюрьму Синг-Синг, стоявшую на берегу реки Гудзон милях в тридцати к северу от Нью-Йорка.

Интересно, какую роль отводили ему такие влиятельные люди, как Салливен, Окс и Макклиллен в паутине, которую они плели. И окажется ли он достаточно хитрой мухой, чтобы не попасться им в лапы.