"Все. что могли" - читать интересную книгу автора (Ермаков Павел Степанович)

20

Лишь на пятые сутки вернулся Ильин из-за Волги. С полевого аэродрома он отправился в штаб армии, где вместе с командующим его встретили начальник войск по охране тыла фронта и полковник Стогов.

— Значит, прищемил хвост шпионам, — командующий, высокий, молодцевато подтянутый генерал-лейтенант, с зачесанной набок волнистой темно-русой шевелюрой, был настроен весело, пожал руку Ильину. — Вижу, нелегко далась операция.

Комбат непроизвольно коснулся пальцами своих запавших, покрытых щетиной щек.

— Кому на войне легко? — дипломатично отозвался он.

— Верно, никому. Тяжелая работа — война. Кровавая, — генерал устремил затуманенный взгляд вдаль.

— Капитан Ильин начал воевать на западной границе двадцать второго июня прошлого года, — выручая немногословного комбата, пояснил Стогов. — Потом партизанил в тылу у немцев. В пограничном полку недавно.

Генерал глубоко вздохнул, встрепенулся, словно бы отгоняя нахлынувшие воспоминания, кивнул Ильину.

— Лихая вам досталась доля. Я тоже в приграничье принял первый удар немцев. До Волги вот дотопал. Позор, — командующий посуровел, резко взмахнул рукой. — Дальше не попячусь. Шабаш. Умру тут, но не отойду больше ни на шаг. Надеюсь погнать немца отсюда, — помолчал немного, попросил Ильина: — Покажите нам, кого вы там заарканили.

Пока шли к хате, где под караулом содержались задержанные немецкие агенты, Ильин мысленно как бы продолжал разговор с командующим: «Правильно подметили, товарищ генерал, поиск оперативной группы достался нелегко». За какие-то минуты снова пережил всю операцию день за днем. Перед ним опять прошли десятки и сотни людей, среди которых надо было распознать вражеских лазутчиков, вновь испытал гнетущее напряжение за исход поединка.

В первые сутки пришлось изрядно понервничать. Наблюдали за станцией впустую. Дальше маячить там было опасно. Шпионы могли раскрыть наблюдателей. Ильин переговорил с военным комендантом, «определился на службу», получил красную повязку дежурного. Горошкина и разведчиков переодели железнодорожниками, те постоянно находились или на перроне, или на путях.

Но даже эти уши и глаза были бессильны, когда подходил очередной воинский эшелон. Как разглядишь, опознаешь шпиона в огромной массе людей, да еще в темноте, при строжайшей маскировке, соблюдаемой прибывающими частями? Зато немецким разведчикам полная свобода действий. Сиди в укромном месте, гляди, слушай, мотай на ус, хватай зазевавшегося бойца-одиночку, бери его документы.

Может, и рухнула бы затея с поисками шпионов, если бы не Янцен — «смазчик вагонов». Проходил он вдоль опустевшего состава и возле пакгауза и заметил одного из тех самых «русских», в форме старшего лейтенанта, с вещмешком за спиной. Сбегал за Горошкиным, когда старший лейтенант куда-то направился со станции, пошли за ним. Миновали городок, поле, перелесок и оказались возле шоссейной дороги. По ней ночью тоже двигались войска. Шпион незаметно скользнул в низинку, остановился у деревянного моста через речушку. Оттуда донесся еле слышный говор, засветился слабый зеленоватый глазок рации.

«Ловко приспособились, — после докладывал Ильину Горошкин. — Двое их там, субчиков, под мостом. По дороге автомашины катят, пехота топает-марширует, пыль столбом. А они на рации ключиком морзянку наяривают».

Возле моста Ильин установил наблюдение. Днем, все через того же коменданта, послал на шоссе рабочую команду, предварительно провалив настил на мосту. Саперы «нечаянно» помяли ломиком немецкую рацию.

Лишившись связи, шпионы начали действовать нахально: запасались сведениями, искали документы. В сутолоке при разгрузке людей и техники им не составляло труда стащить чей-то вещмешок, срезать командирскую сумку. Скоро большинство шпионов «засветилось» перед оперативной группой Ильина.

Взяли агентов опять же не без помощи военной комендатуры. Оцепили станцию, у всех, кто там находился, проверили документы. Обошлось без драки.

В сумрачной, с низкими окнами, хате немцы сидели на земляном полу. При появлении русских генералов они вскочили, вытянулись. Молодые, крепкие парни, только двоим было уже за сорок. Командующий молча поглядел на них и вышел.

— Мне сообщили, семеро агентов? — обернулся он к Стогову. — Налицо шестеро.

— Разрешите, товарищ командующий? — шагнул вперед Ильин. — Я еще не успел доложить командиру полка. При посадке в самолет у одного абверовца нервы не выдержали. Кинулся на конвойного, сбил с ног, побежал…

— Понятно. В разведотдел их. Узнать, что успели сообщить своим. Это очень важно.

— Полагаете, немецкое командование что-то подозревает? — спросил начальник войск по охране тыла.

— Как всякий крупный военачальник, Паулюс обязан предвидеть ход событий, — заметил командующий. — Естественно, он пытается выяснить, не подходят ли к нам резервы. Мы же обязаны действовать так, чтобы исключить всякую возможность для немцев раскрыть наши планы, — заметил, как Ильин, склонившись к Стогову, что-то говорил полковнику, спросил: — У вас есть что-то еще?

— В начале операции, товарищ командующий, нам удалось лишить шпионов связи, — под взглядом генерала Ильин вновь смущенно тронул заросший подбородок, — Когда задержали, я сразу их допросил. Они успели передать командиру десанта, что на станцию прибыл пехотный полк, по их мнению, поступивший на пополнение войск в Сталинграде. Когда пришел эшелон с танками, их рация уже не работала.

— Дай-то Бог, — озабоченно сказал генерал. — Повторяю, одна из наиглавнейших задач — не допустить, чтобы немцы пронюхали о подходящем к нам резерве, не разгадали наших замыслов. То, что сделал пограничный полк, особенно ваш капитан со своими людьми, очень важно для армии, для фронта в целом.

В полк выехали затемно. Ильин мучительно боролся со сном. После двух боев с диверсантами, недели беспрерывного бдения на станции он расслабился и, если бы не сидящий рядом полковник, заснул бы мертвым сном. Стогов, занятый своими мыслями, спросил:

— Я заметил, Горошкиным вы довольны?

Ильин ждал такого вопроса. Он едва уговорил командира полка пустить разведчика с ним за реку. Стогов сначала и слушать не хотел. «Выкинет новое коленце, подведет, сорвет операцию», — сердито выговаривал Ильину.

— Не подведет, отвечаю за него. Набедокурит — весь спрос с меня.

— Поздно будет спрашивать.

С большой неохотой согласился. Жестко предупредил: за нарушение во вред операции обоим не сносить головы.

— Думаю, голову с меня, как обещали, снимать не станете, — как о простом деле, которое и должно было закончиться хорошо, сказал Ильин. — Но обещание ваше было полезным. Добавило злости и осмотрительности. По сути, Горошкин и Янцен определили развитие и судьбу операции, — продолжил уже с нажимом: — Прошу вас, не надо отправлять младшего лейтенанта в штрафную роту. Он наш человек, до последней кровинки.

— В штрафных ротах тоже люди не со стороны, а наши. Туда попадают те, кто совершил воинское преступление.

— Ничего подобного за Горошкиным не водится.

— Он грубо нарушил дисциплину. За то, как он поступил с пленными на допросе, надо отвечать.

— Разве немцы с нами цацкаются? — с Ильина мгновенно слетел сон. — Я нагляделся, товарищ полковник. До смертного часа не забуду.

— Кто они, кто мы, надеюсь, этого разъяснять не надо?

Ильин не думал уступать. На каждое замечание Стогова имел свое возражение.

— По уставу командир решает, отдать ли виновного под суд или наказать своими правами за нарушение дисциплины. Сами сказали, Горошкин нарушил дисциплину.

«Воюет за своего парня, — подумал Стогов. — Это делает ему честь».

— Вы еще не забыли устав? — спросил полковник, и в вопросе его Ильин уловил подвох.

— Может, кое-что подзабыл, не отрицаю. Но многое восстановил, пока лежал в госпитале. Вы пообещали меня послать на фронт, я проштудировал боевой устав. Что касается Горошкина, верните его обратно ко мне в батальон. Через месяц он у меня будет заставой командовать. В штрафную никак его нельзя. Поди-ка матери написал про свои кубари, перед сестренками похвалился. Без отца живут, в деревушке под Ивделем. Есть такой городок на севере Урала.

— Разжалобить хотите? — спросил Стогов.

— Нет. Вам, да и себе тоже, хочу пояснить, почему он так поступил при допросе немцев, — Ильин помолчал, смотрел, как в ветровое стекло дробно стучали тяжелые дождевые капли, растекались, закрывая видимость. — На хуторе недалеко от пограничной заставы была у Васи Горошкина дивчина. Галею звали. О свадьбе с ее батькой и маткою порешили. Немного оставалось подождать. Вася был на сверхсрочной, к отпуску подгадывал свадьбу. Война все поломала. Вошли на хутор немецкие танки. Над невестой Горошкина надругались солдаты. Она возьми да и всади одному столовую вилку в бок. Дивчину за одну ногу к дубку привязали, а другую к танку. Ржали, глядя на то, что с нею стало. Горошкин в это время на заставе от немцев отбивался. Я еще удивился, что он… холостым выстрелил в командира десанта. Если нужен виноватый, накажите меня. Я стоял рядом с Горошкиным, обязан был удержать его. Но не сделал этого.

— При чем тут вы? За все, что происходит в полку, отвечает его командир. Как же в сущности мы еще плохо знаем своих людей, с которыми служим и воюем. Ладно, о Горошкине довольно, — Стогов задумался. Ильин понял, что запал у командира полка прошел, и Васе, пожалуй, та суровая кара, которую он обещал, не грозит. Машина подминала под себя мокрую разбитую дорогу, слабо освещаемую подфарниками. Нещадно трясло. Полковник повернулся к нему, заговорил невесело: — Горошкина в ваш батальон возвращать не буду. Пожалуй, вас самого из батальона возьму. Убило начальника штаба полка…

— Подполковник погиб?! — воскликнул Ильин.

Сразу вспомнилось, как начальник штаба оставил его заставу в заслоне, как трогательно встречал после прорыва через немцев. Хороший был штабист и командир. Трудно будет заменить его, он умел все нити управления держать в своих руках.

— Рассказывая о поиске за Волгой, вы мимоходом упомянули новую фамилию — Янцен. Это кто? — неожиданно спросил Стогов.

Ильин ответил не сразу, вот и пришла пора объясниться еще по одному человеку. Наверное, будет сложнее, это не Горошкина защищать, с которым, в общем-то, все ясно.

— Товарищ полковник, правда, что республика немцев Поволжья упразднена? — в свою очередь спросил Ильин.

Даже в темноте ощутил напряженный взгляд Стогова.

— Вы разве не слышали?

— Так ведь это случилось в августе прошлого года, как я понял. Вам известно, где я находился тогда.

Полковник молчал, и молчание его выглядело нежеланием говорить о непонятном им обоим факте.

— Не гони шибко, — Стогов тронул водителя за плечо, обернулся к комбату, сказал тихо: — Посчитали, среди немецкого населения Поволжья множество пособников врага, шпионов, диверсантов. Ну, и признано было… необходимым отселить его.

Не уточнил, кто посчитал, кто признал, долго сидел нахохлившись, будто сам сделал что-то нехорошее, признаваться в этом ему неприятно и тяжко. Ильин не подталкивал его ни вопросами, ни собственными рассуждениями, хотя они и просились с языка.

— В Туркмении, на участке пограничного отряда, которым я командовал, — продолжал так же тихо Стогов, очевидно, чтобы шофер не слышал его, — тоже стояло немецкое село. Давно там немцы осели, задолго до революции. Едешь и видишь, в отличие от туркменских мазанок и войлочных кибиток, среди выжженных солнцем холмов, село с отлично отстроенными домами. На каждую семью отдельный, благоустроенный, с дощатым тротуаром на улицах и водопроводом. Я уж не говорю о прекрасно ухоженных виноградниках, бахчах. С горечью узнал… села этого не миновала та же участь, что и республики в Поволжье.

Вспомнил, как в управлении у себя высказался, мол, никогда ничего плохого не видел от этих людей. Среди них было много опытных специалистов — животноводов, огородников, плотников. Они помогли погранотряду наладить подсобное хозяйство. В управлении ему дали понять, особенно в этом проявлял нервозную старательность Рябиков, чтобы он помалкивал о немцах вблизи иранской границы, не совался в вопросы большой государственной политики. И сейчас о ней с Ильиным говорить не стал, переспросил:

— Итак, вы назвали Янцена?

Все, что узнал Ильин от пленного немца, пересказал Стогову, заключив:

— Мое мнение, нельзя передавать его в соответствующие органы. Получается, он не только пленный, но и… черт знает что.

— В таком случае, в какое положение вы ставите меня? — Стогов завозился на сиденье, нервно усмехнулся.

— Я уже докладывал о роли Янцена в поимке агентов. Остались бы они не раскрытыми, последствия этого даже не берусь предсказать.

«Верно, страшно предположить, что было бы, — задумался Стогов. — Сам ты тоже во многом непредсказуем. Предвидеть можно только то, что произойдет с нами обоими, стань известным, что мы с тобой пригрели пленного немца, к тому же, у нас в стране вместе со всем своим народом признанного пособником врага».

Потекли, побежали думки. «Рассудителен стал ты, полковник Стогов, — говорил он себе. — Ведь если следовать установленному официальному порядку, ты знаешь, как поступить с немцем. Знает и Ильин, но спрашивает, наталкивает тебя на то, что так поступить несправедливо. Он не враг ни тебе, ни твоей стране. Был бы врагом, дрался бы против тебя. Как же все-таки тебе быть, что делать с ним? Вспомни-ка Семена Кирюхина…»

Где он, задушевный друг? Встретиться бы, перекинуться словом. Семен в отношении этого немца высказался бы определенно: какой он тебе враг, если полностью на твоей стороне. Да, с Семеном они всегда находили общий язык. Сколько песков перебороздили в погонях за басмачами. Казалось, на всю жизнь прикипели к седлам. Наконец, вроде бы прибило к берегу: стали они гарнизоном в южном городе. В одну русскую девчонку-учительницу влюбились. Судьба ласковой оказалась к Стогову. По какой причине, не знал, и после у жены не спрашивал. Вроде Сенька поярче парнем был, позалихватче. Он перенес это, как друг, как настоящий мужчина. Может, и с болью в сердце, но без обиды. Ни словом ни жестом не выказал, хотя и горяч бывал, и на язык не сдержан. Дружбы не порушил.

Надо признать, служба тому способствовала. Стогов уезжал с эскадроном на границу, Семена на Дальний Восток перебросили. Шли ноздря в ноздрю. Когда Стогов принял пограничный отряд, Семен Кирюхин тоже полком командовал. Неплохо командовал, вторым орденом был награжден. Вызвали в Хабаровск вручить награду. Там арестовали Семена, врагом народа окрестили. Жестокая волна в памятном, тридцать седьмом прокатилась. Многих смяла, покалечила, в прах превратила. Стогова известие об аресте Семена оглушило, опустошило. Жене говорил:

— Умру — не поверю, что Семен враг. В нем частичка моей крови течет. Ранен был, из меня перекачали.

Сгоряча написал в Москву, все, что знает и думает о командире полка Семене Кирюхине, выложил напрямик. Утверждал, не враг он. Ответа не дождался. Послал такой же запрос в Хабаровск. И оттуда молчок. Терялся в догадках, почему не было никакого отзвука. Знал, писать опасно, готовился к самому худшему. Бумерангом оборачивались письма против тех, кто просил, защищал таких, как Семен.

Только с началом войны отыскался его друг. С фронта письмо прислал, снова там полком командовал. Письма Стогова всплыли недавно. Начальник отдела кадров перед отъездом его на фронт позвал и подал конверт со словами: «Из наркомата обороны переслали. Письма попали ко мне, я их руководству не докладывал. В ваше личное дело направлять не стал. Возьмите. Думаю, они и вызволили вашего друга. Вы поступили честно, мужественно, однако… безмерно рискованно. Вы едете на фронт, я тоже добиваюсь этого. Возможно, сведут нас фронтовые дороги. Я бы посчитал делом чести воевать рядом с вами».

Интересный, волнующий разговор. Но вышел он тогда из кабинета с мокрыми ладонями и потной спиной.

Так как же теперь ему быть с этим немцем? Сколько среди их соплеменников людей, подобных Семену Кирюхину и тому же Янцену? Повернулся, пошевелил губами. Ильин почти не слышал, скорее догадывался, что он говорил:

— Сдавать, как пленного, да еще десантника — не надо. Но отпусти мы его на все четыре стороны, сгинет парень. Он ведь начнет искать правду. Где она, за какими замками спрятана?

— Янцен просил взять его на военную службу. Мне так и заявил — он не забыл наставлений отца, помнит, чему его учили в Красной Армии.

Стогов снова ответил не сразу, поразмышлял.

— Будет автобиографию писать и анкету заполнять, скажите, пусть обозначит национальность… латыш, что ли. Не навсегда же. Среди латышей многие немецким владеют.

— Место рождения?

— Истинное. Там жили не только немцы. И сейчас живут, — вполне уверенный в своей правоте, ответил Стогов.