"Imperium" - читать интересную книгу автора (Александр Айзенберг)ЦиркПостулат Фламма перед тем, как одеть доспехи, осмотрел их – над шлемом великолепные страусовые перья; нагрудник отделан золотом и серебром; бронзовый щит покрыт красным лаком; по краям медные гвозди со сверкающими большими шляпками; на поручах и поножах – сцены гладиаторских боев… – и свое оружие – меч и палицу… Он был готов к выходу на арену. В Большой школе ему давали много мяса и ячменя. Раз в неделю приводили женщину. Он много работал с мечом на деревянном столбе и чучеле. Это оружие было тяжелее клинка для арены в два раза. Много учебных схваток с тупыми и боевыми мечами. Он был готов… Загремели барабаны… Назойливая красная надпись резко взвизгнула перед его глазами: «Если погода позволит, 30 пар гладиаторов, выставленных Клодием Флакком, будут сражаться 1, 2 и 3 мая в Большом цирке. Убитого после непродолжительного боя заменит другой гладиатор. За гладиаторскими боями последует большая охота на диких зверей. Участвует знаменитый гладиатор Фламма. Ура Фламме! Ура щедрому Флакку, который борется за дуумвират.» Ниже несмело тявкал рекламный агент: «Марк писал это объявление при свете луны. Если Вы наймете Марка, он будет работать день и ночь, чтобы хорошо выполнить заказанную работу…» Рев Большого цирка встретил постулата на арене. Глухо прозвучали трубы… Усилился барабанный бой… Завизжали, завыли флейты и рожки!… Напротив Императорской ложи Фламма остановился, выбросил вперед правую руку и прокричал традиционное: – Ave, Caesar! Monturi te salutant!… Он остался один на один с самнитом… Они остались вдвоем… Весь мир – в их мечах… Это – работа… Надо отработать… Надо сделать его… Сейчас я тебя прощупаю… Так… Так… Та-ак… Эге… Вот такой ты… Такой… Пора бы ланисте крикнуть… Пора… Уже должен прочитать его… Ну!… Ага!… Выждать! Еще немножко… Покачать его… Подергать… И атаковать!… Атаковать! Сериями! ____________________ Зрители ревели, не переставая: – Есть! – Есть! – Есть!!! – Еще раз есть! – Д-а-вай! – Есть!!!… ____________________ Постулат неожиданно для самнита обрушил на его голову удар щитом. Тот зашатался и рухнул на песок. Ставили на Фламму. Он победил, и умиротворенный цирк дарил жизнь побежденному: мелькали белые платки, и все покрыл вой: – Пусть бежит!… Самнита, пусть еле, но все же живого, утащили с арены, а зрители не успокаивались. – Фламма! Девушки вздыхают о тебе и молятся на тебя!… О, Фламма! Ты единственный врач, который может мне помочь!… По цирку, нарастая, пошел гул… Сначала ничего нельзя было разобрать, но все отчетливее гремело: Ru-udis!… Rudis!… Ru-udis!!!. Постулат не поверил своим ушам. Зрители требовали дать ему деревянный меч – свободу от арены! освободить его, гладиатора от боев!!! Чей-то резкий женский голос завопил: Pileus! ____________________ Колпак! полное освобождение. ____________________ Фламма налился кровью, замахал руками, выронил щит, он кричал так, что только чудом не лопались жилы… Он не мог перекричать цирк, но квириты хотели услышать, как их благодарят. Гул стал стихать… Еще тише… Еще… И они услышали вопль багрового от натуги гладиатора: – Вы что, рехнулись?!!! Я зарабатываю больше любого из вас!… Я могу иметь любую женщину, которую захочу!… Я живу на вилле!… В мою честь пьет вся империя!… Оставить арену?!… Что вы бредите?!!!!… И восхищенный промазавший цирк завыл: – Ура, Фламме! Ура Флакку! Ура-а!! Ура!!! Амфитеатр Флавиев был набит битком. Зрители ждали навмахии. Арену Колизея уже затопили водой. В центре находился остров. Он был совсем как настоящий, с деревьями, цветами… В Воротах Жизни замер певец из Афин Мезенций. Его трясло от волнения. Наверное, впервые на арене зазвучат струны лиры Орфея. Это он, Мезенций, должен потрясти римских варваров, которые считают себя властелинами мира… На подиуме начальник игр объявлял его выход… – Квириты!… Знаменитый Мезенций! Из Афин! Орфей Эллады и его лира!… Они могут, говорят… очаровать даже хищников… Колизей! Перед тобой великий Мезенций!!! На островке из-за деревьев, среди цветов показался афинянин; он коснулся золотой лиры и запел… Пения, правда, не было слышно. Толпа свистела, топала ногами: она хотела боев гладиаторов, а не лиры какого-то лысо-рыжего толстяка. Мезенций пытался петь… До выступления ему снились леса Фракии… ____________________ В Родопских горах у ручья… Орфей пел… Он пел еще и еще… И приходили к нему нимфы… И слушали они певца, замирало их дыхание… Приходили дикие звери, гас огонь в их глазах; слушали они песни человека… замирало их дыхание… Лицо Орфея свела гримаса. Даже сирены заткнулись, когда он пел на «Арго». Это был успех!… Синее море… Белые чайки!!… Ясон завидовал ему. Геракл вообще сбежал. Это был успех… Аргонавты… Дикие вороные… Стук их копыт… Степь… Степь!… Амазонки. Даже сирены пожелтели от зависти… Прибой смеялся… Но, конечно, лучше всего он пел, когда выступал в подземном царстве перед Аидом и Персефоной… Перед Аидом в Тартаре!!!… Клыки Цербера… Шипящая слюна… В стране мертвых… Какой был успех!… Ему вернули Эвридику. Приз был, конечно… Он – артист… Да, он – артист… Что это вообще за условия странные такие: не оглядываться – иначе приз отберут? Как это не оглядываться туда, где только что гремели овации… аплодисменты… крики… там был успех!… Успех!… А Эвридика осталась у Аида. Эвриди… А успех!… ____________________ Мезенций – это не настоящее имя. Он был афинянин, обримив-шийся афинянин, и пел он для римского мира и на его языке. Ну что делать! А иначе бы его не слушали. ____________________ К Орфею приходили какие-то женщины. Их гибкие спины не вызывали у него никаких чувств… Они называли себя менадами. Он пел и все. Женщины злились… Но он слышал себя… и слушал себя… Он хотел и нравился… Но это все. ____________________ Выплыл плот, украшенный гирляндами цветов, с девушками. Они пели, однако их тоже не было слышно, как и Мезенция – Орфея… Божественные тела! ____________________ Мезенций пел, а звуки умирали, не родившись, в жерле Колизея… Ничего не было и не могло быть слышно, кроме скандирования зрителей. ____________________ Смеющиеся лица менад на плоту; красивые позы, жесты… В воде появился бегемот… второй… сразу три крокодила скользнули, как тени… ____________________ Орфей их не слышит? А они не хотят слушать его! Зазвенели бубны! Женские голоса резко впились в небо! Вот черная земля и зеленая трава – гремит барабан – опускаются медленно и плавно женские тела. Медленно и плавно опускаются они и сплетаются… Сухо стучит барабан – и нет… нет! Нет!!! Нет чего-то… ____________________ …Из горы стали по одному выходить звери… Огромные медведи… Стремительно прыгнул леопард… и замер… Волки вышли… один за другим… Черная пантера грациозно ступила на зеленую траву, неслышно подошла к Мезенцию и посмотрела ему в глаза! ____________________ До безумия сладкий, опьяняющий, чарующий голос Орфея, полный неги, изводящей тоски, непереносимого наслаждения… Дикие крики менад… Нет! Нет!!… Нет чего-то… Сухой безнадежный стук барабана – бессмысленно, до изнурения длится их танец… И страшно кромсает сердце безжалостный ослепительный голос Орфея… Падают бессильно камни у ног великого певца – сердце душит бесцветный крик, и гаснет он – царит надо всем пение Орфея… Все громче бьют в бубен… Все чаще и сильнее стучат барабаны, и безнадежный визг женщин перекрывает звуки песни… Ударил первый камень – вскрикнул Орфей… замолк… Еще удар… еще… ____________________ Мезенция совершенно не было слышно, а девушки радостно вскочили, увидев приближающихся к нему зверей… Но их тоже не было слышно… Афинянин забыл, что он – Орфей, увидев пантеру. У него задрожали руки… Лира, ударив его по ноге, выпала из рук… Он закричал! Он кричал, забыв обо всем, кроме ослепительных белых клыков. Девушки вселились, бросая в сторону зверей лепестки роз… Мезенций побежал… Побежал… Задыхаясь, остановился… Еще раз рванулся… упал… вскочил… Он бежал… бежал… по кругу с разинутым ртом… Ничего не было слышно… ____________________ Колизей хохотал: великий певец вместо того, чтобы усмирять хищников сладким пением, максимально перепугано вопил и метался, маленький-маленький! перед ними! Ге-re!… И где его лира?… Золотая! Ге-ге!… И что там с божественным голосом?! Ге-ге!… ____________________ А голые девицы в веночках на плоту веселились и радовались, и просили-умоляли Орфея продолжать свое изумительное пение… ____________________ В прозрачной воде огромные крокодилы скользили все быстрее… По дну тяжело и медленно шагали по кругу бегемоты… ____________________ …Мезенций, потеряв равновесие, налетел на леопарда. Тот, отскочив, прыгнул на афинянина… Подобрались волки. Не обращая внимания на леопарда, они, бросившись, вонзили зубы и отскочили… Подошел медведь… Ударив несколько раз лапами волков и леопарда, отогнал их от пока живого певца… Еще один медведь схватил Мезенция с другой стороны… Ничего не было слышно. Звери разодрали его на части, и каждый поволок свою добычу – свой кусок… ____________________ Плот с веселыми девушками стал тонуть… Крокодилы оживились, постепенно набирая скорость… Ничего не было слышно… ____________________ Колизей радовался вместе с девушками… с леопардом и медведями… с крокодилами и бегемотами… Красные брызги летели с арены на белые одежды… ____________________ – Слава Цезарю!!!… – выла благодарная толпа, на которую сыпались кренделя, булочки, и падали сосиски. ____________________ Принцепс скривился – всю ночь у него болели зубы – издали это могло сойти за улыбку для великого римского народа – слюны было много, – он сплюнул ее вниз кому-то на голову – зуб мешал четко выговаривать все буквы, но он постарался громко и внятно, с выражением, сказать, обращаясь к публике: – К-козлы!… Колизею было плевать и на Орфея, и на Мезенция, и на Цезаря. Он ревел, восхищенный сам собою. In nomine patris, et Spiritus sancti, et filii… Пламя светильника – маленький рыжий язычок – дергалось, плясало? показывало язык… Августин закрыл глаза. Глаза болели уже несколько дней. Они резали, пекли… Бог так хотел… Все время текли слезы… Раскаленный песок в глазах жег… Враг искушал отложить, бросить перо… упасть ничком и разрыдаться… Черные, серые тени… Раскаленный песок! Во имя Господа Бога! Во имя Бога нашего взявшего на себя грехи все… тяжкие… Грохот немой тишины ночи тек, журчал, липкий, бесконечный… Раскаленный песок… Стук копыт отдавался в ушах, и так же равномерно било солнце – как молот, уверенно и сильно – в самый центр и повсюду… Гул толпы – бесконечный, огромный… И опять музыка, и шум… шум-Сладкий запах крови… липкая кровь – слипающиеся глаза… Раскаленный песок… Пустота… ____________________ Что же есть соблазн?… Ничто… Бежать, бежать от него… Бежать? Избегать беса? Да-а, но как устоять перед ним?… Если он придет сам-Господи! но побороть соблазн – это ведь совсем другое, а как устоять, Господи, ведаешь ли?… Господи, грешен, но как? как? Ведь в пустыне, где нет крови, арены, женщины, денег, где один мираж – все, все – воздух; и днем, и ночью видишь, видишь ты? И как устоять перед ним, если все равно видишь… А среди них… среди них… Paganus Roma… Исповедуюсь ныне – говорю про то, что видел, видел я сам, да… и знаю про себя. Вот, знаю… То, что далеко – Боже мой, так еще – и то, а вот рядом… теплое… вот… вот… тело… вот… по жилочкам кровь бежит…вот… О-о!!!… Я понять хочу… Себя хотя бы, но люди все и они рядом – объяснить как, ну как же это? Вот сказал наш Господь о чужой жене – нет, нельзя это – грех смертный, да, но как вот тут быть, если для чего-то дал людям блудниц, как же? но для чего-то? дал Господь их нам… ____________________ Алиппий… Алиппий. «… В Рим приехал раньше меня, а именно для того, чтобы изучать право. И здесь его с небывалой притягательной силой и в невероятной степени захватили гладиаторские бои. И хотя перед тем он питал к ним неприязнь и даже отвращение, несколько друзей и соучеников, шедших с обеда и встретивших его, несмотря на нежелание и даже сопротивление с его стороны, буквально силой – как это могут позволить себе только друзья – потащили его в амфитеатр, где в те дни давались эти жестокие игры не на жизнь, а на смерть…» Августин писал – перо мчалось вперед – буквы были небрежные – он спешил – он спешил – он хотел успеть сказать – успеть огласить свою исповедь… Кому? Господу нашему?… Всеведущему… Зачем?… Людям… Людям? Для чего?… Как же прогнать соблазны! ____________________ Алиппий был его другом, ненавидящим кровавые зрелища. Он их не видел! ____________________ Яркое солнце слепило. Алиппий сопротивлялся как мог и сколько получилось… Но солнце… И, в конце концов – вон там! Вон он – соблазн – победить его? Почему бы и нет! Он перестал дергаться и сказал: – Тело мое вы можете усадить там, однако дух мой и мои глаза не будут прикованы к игре на арене, итак, я буду пребывать там, но выйду победителем и над вами, и над вашими играми! А может!… Какое страшное слово: «попробуй»… ____________________ «Его все равно взяли с собой, может быть, именно потому, что им хотелось узнать, сможет ли он сдержать свое слово». ____________________ Вот я не устоял – не устоишь и ты! и ты! и ты! ____________________ Когда они пришли в театр и пробились к каким-то местам, там уже царили дикие страсти. Алиппий закрыл глаза и запретил своему духу отдаваться греховному безобразию. Ах, если бы он себе заткнул и уши! ____________________ Закрыл глаза?… Значит, он знал себя и боялся себя. ____________________ Богопротивно… мерзко… богопротивно… гадко… не буду смотреть… Богопротивно!!! ____________________ Рев толпы!… Рев толпы!… Рев толпы!!… Поднимающий и уносящий в небо, и обрыв, и стремительно летящий вниз – и вверх – сжимается сердце – бурлит кровь – стучит – стучит – стучит в груди дикий ритм – Бог толпы! ____________________ … И он открыл глаза, сраженный любопытством, будто бы он был защищен против него так, что и взгляд, брошенный на арену, не мог ничего ему сделать, а сам же он всегда был способен сдерживать свои чувства. И тогда душе его была нанесена более глубокая рана, чем телу того, на кого он хотел взглянуть, и он пал ниже, чем тот, падение которого вызвало этот вой. ____________________ А ведь того человека убили… ____________________ «Дух Алиппия давно был уже готов к этому поражению и падению: он был скорее дерзок, чем силен, и тем бессильнее он проявил себя там, где хотел бы более всего надеяться на себя. Ибо только он увидел кровь…» Вот любовь, любовь земная и любовь небесная… Вот Слово… Я вот… ____________________ «… как тут же вдохнул в себя дикую жестокость и не мог уже оторвать взгляда и, словно завороженный, смотрел на арену и наслаждался диким удовольствием и не знал этого и упивался с кровожадным наслаждением безобразной этой борьбой.» ____________________ Двадцать пар гладиаторов Децима Лукреция Сатрия Валента, бессменного фламина, и 10 гладиаторов Децима Лукреция, сына Валента! ____________________ И не только кровь… нет… нет, он был уже не тот, каким был, когда пришел сюда; он стал одним из толпы, с которой смешался, он стал истинным товарищем тех, кто притащил его сюда… Он сумел. ____________________ «…Он смотрел, кричал, пылал, оттуда он взял с собой заразившее его безумие, он приходил вновь и вновь и не только вместе с теми, кто когда-то привел его сюда, но и раньше их, увлекая других за собой». ____________________ Тридцать пар гладиаторов – квинвеннала Гнея Аллея Нигидия Майя и их животные. Будет и травля. Да здравствует Май квинвеннал! ____________________ Огонь! Огонь!!!… Бешеное пламя, жадное – ступишь к нему, и пожрет оно тебя… Защити же нас, Господи… |
||
|