"Королева войны" - читать интересную книгу автора (Крес Феликс В.)

7

Подсотница Агатра не спешила отправляться в путь; напротив, пребывание в Акалии явно пришлось ей по вкусу. Тереза не спрашивала о причинах задержки. Она прекрасно понимала, что та ничего ей не скажет, вернее, скажет лишь столько, сколько сможет. Похоже было, что Агатра кого-то ждет.

Гостем она, однако, оказалась необременительным. Формально на время пребывания в Акалии она перешла в подчинение тысячницы, даже настаивая, чтобы ее солдат использовали для помощи гарнизону. Тереза не видела смысла посылать лучников в уличные патрули — те не знали ни местных условий, ни даже самого города. Тем не менее она охотно согласилась на использование их в качестве службы в охране, которую солдаты традиционно не любили. Вид гвардейца в армектанском мундире, дисциплинированно стоящего на посту у ворот или арсенала, казалось, говорил: «Мы не зря едим свой хлеб, мы отважно сражались, и потому мы в армектанской гвардии, но сейчас мы не воюем и можем даже стоять на посту». Даже — потому что к постовой и патрульной службе отборные отряды обычно не привлекались.

Ценными были и взаимные контакты. Комендант Акалии с удовольствием отметила, что гвардейцы не пытаются ставить себя выше других, а, напротив, охотно общаются с ее легионерами. Возникло даже некое, так сказать, братство по оружию. Как-то раз смешанная группа солдат позволила себе немного развлечься в корчме, и пиво оказалось слишком крепким. До какого-либо скандала не дошло, тем не менее по просьбе огорченного трактирщика пьяных разбудили, а потом с трудом отволокли в казарму товарищи из уличного патруля. Виновники были без мундиров и без оружия, свободным же временем они могли распоряжаться по своему усмотрению, так что комендант решила закрыть глаза на этот, в конце концов, достаточно невинный проступок. Никаких дисциплинарных наказаний не последовало. Тем не менее на следующее утро весь гарнизон смеялся до упаду, глядя на единственные в своем роде занятия на конном кругу. Измученные и бледные, сражаясь с головной болью, гвардейцы и легионеры тяжело дышали под тяжестью товарищей, которые принесли их ночью. Тереза тщательно оценила расстояние, отделявшее корчму от ворот гарнизона. «Сорок кругов каждому, — распорядилась она. — Какая-то справедливость все же должна быть». В итоге армектанские гвардейцы уже по-настоящему побратались с акалийцами.

Всеобщую идиллию нарушало лишь одно: женщины.

В акалийском гарнизоне их было не слишком много — меньше, чем в армектанских. Солдаты Тройного пограничья были родом из трех краев, а в Дартане и Громбеларде идея женщины-воина не пользовалась особой популярностью. С вооруженными женщинами, сражавшимися наравне с мужчинами, дартанцы столкнулись лишь в армектанских войсках. Столкновение оказалось достаточно болезненным, однако оно никак не повлияло на представления дартанцев о войне и вообще о роли и возможностях женщин. В Золотой провинции женщины в войско не шли. В Дартанский легион, который все-таки был имперским войском, следовало бы направлять армектанок, но этого не делали, уважая местные обычаи. В Громбеларде, в свою очередь, служба была столь тяжела, что женщины оказывались там лишь в исключительных случаях. После ухода из гор остатков Громбелардского легиона ряды войск в других провинциях пополнили лишь несколько женщин. В подчинении у Терезы имелась одна-единственная громбелардка. Во всем гарнизоне едва нашлось бы полтора десятка легионерок.

В гвардейском клине, вместе с Агатрой, их было семь.

Вредные суки — такого мнения держалась Тереза о женщине в армии. Впрочем, она и сама себя в некоторых отношениях считала вредной сукой и прекрасно знала почему. В Армекте не существовало никаких формальных ограничений, касавшихся набора женщин в легион. Но не существовало и никаких привилегий. Нанимающаяся в войско кандидатка должна была продемонстрировать все то же самое, что умели мужчины. По вполне естественным причинам редко кому это удавалось. Так что в легион попадали лишь те девушки, которые недостаток силы и выносливости могли возместить чем-то другим, представляющим ценность для службы. Обычно — меткий глаз, умение стрелять на столь высоком уровне, что стоило махнуть рукой на несоответствие некоторым требованиям, чтобы получить отборную лучницу. В итоге в рядах войска оказывались девушки, с самого начала вынужденные доказывать, что в некоторых отношениях они намного лучше мужчин. Со временем это входило в привычку и становилось просто невыносимым.

Лучницы Агатры не братались с легионерами — и не сделали бы этого даже по прямому приказу своей подсотницы. Кроме одной, в звании десятницы, все держались вместе (но отнюдь не в согласии — подобное просто не могло царить в обществе из пяти женщин). Власть Терезы они принимали полностью, но в Акалии не нашлось бы мужчины, кому они готовы были бы хоть в чем-то уступить. Надсотники Терезы — не говоря уже о низших чинах — начинали скрежетать зубами. С точки зрения устава, солдату гвардии имел право приказывать только офицер-гвардеец. Тысячница легиона Тереза была всего лишь почетной подсотницей гвардии (что означало, что командовать она могла самое большее клином или полусотней). Ее заместитель также был почетным подсотником; остальные офицеры имели звания десятников или обычных почетных гвардейцев, а большинство вообще не принадлежали к гвардии. Однако практика службы не всегда шла в ногу с сухими уставами. Хорошим военным обычаем считалось признавать старшинство хозяев данного гарнизона, части или поста.

Хорошим обычаем…

Лучницы Агатры делали вид, будто не замечают серых полосок, отделяющих черноту акалийских мундиров от белых нашивок на рукавах. Когда вынуждала ситуация — они извинялись перед почетным десятником, обычных же почетных гвардейцев полностью игнорировали. Других офицеров они готовы были оскорбить. Наконец наступил день, когда Тереза решила, что с нее хватит, и послала кадровый клин пехоты для замены форпоста, который Тройное пограничье держало на территории Второй провинции. На следующий вечер в гарнизоне появились акалийские гвардейцы — в том числе и женщины… Тысячница приняла вызов.

После распада Громбеларда комендант Акалии как ни в чем не бывало начала покупать себе солдат. Вывод остатков гарнизонов из гор завершился переводом части легионеров в Лонд, большой портовый город на севере, — тех, кто годился для службы в морской страже. Остальных включили в состав Гаррийского легиона, где после недавнего восстания все еще требовалось пополнение. В Армект и Дартан отправили тех, кто не представлял никакой ценности, то есть больных или деморализованных, но вместе с ними — и некоторое количество ветеранов, контракты которых заканчивались в ближайшее время. В Лонде, новой столице Громбеларда, было немало хлопот с реорганизацией собственного гарнизона, на что накладывались проблемы, связанные с комплектованием команд кораблей, которые должны были отправиться на Гарру, так что возобновление контрактов поручили гарнизону Акалии. Выбор был очевиден — город располагался в таком месте, что каждый, кто направлялся в Армект или Дартан, не мог в нем не побывать.

Среди всех старых вояк, еще годных к службе и желавших возобновить контракт, было несколько громбелардских гвардейцев. Тереза нашла также несколько обычных легионеров, стаж и достойное несение службы которых позволяли включить их в состав элитарных войск. Этих людей она из рук уже не выпустила. Впрочем, трудно сказать, что она испытывала особые хлопоты с вербовкой. Акалия, не имевшая ничего общего с громбелардскими горами, была расположена ближе всего и потому казалась солдатам более привычной. Влияние оказывал и вид города, полного напоминаний о громбелардском периоде истории. Наконец, сама личность тысячницы, известной и прославленной женщины-воина, гарантировала высокий престиж службы. Возобновлявшие контракт солдаты часто просили назначить их в Акалию, а Тереза, от имени императора, охотно эти просьбы исполняла… Так Тройное пограничье получило две десятки собственных гвардейцев: одну полную и одну кадровую. Этот отборный отряд сидел на небольшом наблюдательном пункте, внимательно следя за всем, что творилось в охваченной хаосом громбелардской провинции. Подобное было не вполне законно — солдаты Тройного пограничья не могли служить в Громбеларде. Однако угроза разбойничьих нападений на территории Армекта и Дартана выглядела столь серьезной, что начальники Терезы в Кирлане молчаливо одобрили ее поступок, а княгиня — представительница императора в Лонде делала вид, будто ничего не замечает. По правде говоря, Тереза избавила ее от серьезных хлопот.

И теперь комендант Акалии, при помощи своих лучших солдат, собиралась утереть кое-кому нос.

Поведение двух акалийских женщин-гвардейцев столь явно отличалось от их армектанских подруг, что даже самые глупые из солдат гарнизона сразу же должны были понять, в чем дело. Все украдкой радостно потирали руки. В любом войске мира солдаты разных подразделений соперничают друг с другом, независимо от зачастую связывающих их дружеских отношений. Здесь же речь шла о чем-то большем: соперниками были уже даже не два подразделения и не два гарнизона, но две разные армии, вместе служащие империи, но каждая в своих мундирах. Акалийские гвардейцы не успели еще доложить о своем прибытии, а у Терезы уже имелись доказательства того, сколь мудрое она приняла решение, — хотя у истоков его стояли раздражение и упрямство. Однако солдаты гарнизона действительно заслужили поддержки. Вместе с тем присутствие элитарного чужого отряда, которому предстояла некая исключительная миссия, производило гнетущее впечатление, надменное же поведение девушек-гвардейцев прямо-таки требовало мести. Акалийский легионер, полностью беззащитный перед вредными армектанскими бабами, испытывал неприкрытое унижение при виде того, как лучницы относятся к его офицерам — которых он слушался и которых уважал. Увидев, что происходит, Тереза сразу же поняла, что недооценила возможную проблему. Пять пустоголовых девиц могли развалить ее гарнизон… К счастью, у солдат теперь уже имелись свои собственные гвардейцы. Прибывших приветствовали сердечно, как никогда прежде, а уж «собственных» девушек-гвардейцев прямо-таки вырывали друг у друга из рук (что повергало тех в явное смущение). Но под командованием Терезы не могло быть и речи о каких-либо капризах с их стороны, и все легионеры гарнизона хотели это обязательно показать.

Агатра нашла Терезу в ее обители на вершине башни. Она доложила как положено, но тысячница лишь махнула рукой и посмотрела в окно.

— На плацу целая толпа собралась, — сказала Агатра. — Но, как я вижу, ты об этом уже знаешь?

Тереза пожала плечами.

— Пусть радуются. — Она показала за окно. — Ведь это всего лишь дети.

Агатра слегка приподняла брови.

— Всего лишь дети, — повторила комендант, садясь за стол. — Тебе никогда это не приходило в голову? Кто-то постоянно о них заботится, говорит им, что делать, они не несут за эти решения никакой ответственности. Им не приходится думать о еде, о том, что надеть. Так что, как только у них появляется немного свободного времени, они начинают развлекаться. Исполнение приказов, а в свободное время — развлечения… Что еще есть в жизни ребенка?

Агатра с некоторым трудом нашла свободное место, чтобы сесть.

— Сколько же у тебя тут хлама, ваше благородие, — с легкой улыбкой сказала она.

— Сама не знаю, зачем все это держу, — смущенно рассмеялась Тереза. — А может, и знаю… В войске царит порядок. Здесь я от него отдыхаю, этот балаган — мой собственный и к войску отношения не имеет. Когда-то, еще когда мы служили вместе, — она многозначительно улыбнулась, — меня страшно раздражал беспорядок в комнатах офицеров. Потом я несколько постарела и, похоже, теперь понимаю, что было тому причиной.

— Ты очень изменилась, — серьезно сказала Агатра.

— Что в этом странного? Можешь считать, что я вдвое старше тебя. А ты? Что осталось от той Агатры?

— Острый язык. Ну и из лука я стреляю так же, как когда-то.

— Верно. И больше ничего.

Тереза сменила тему.

— Ты не справляешься со своими подчиненными, — сказала она.

Агатра слегка поежилась — Тереза затронула очень больное место.

— Имеешь в виду моих лучниц?

— Они ничем не лучше лучников. Почему ты позволяешь им считать иначе?

— Потому что думаю так же, как они, — последовал сухой отвеет. — Они лучше. Намного лучше.

— Возможно, они лучше стреляют. Но когда дойдет до силовой борьбы — ты отдашь их всех за одного крепкого рубаку.

— Они крепче, — сказала Агатра. — Ты уже забыла, как трудно попасть в войско без… ну, без этого? — Она показала между ног.

— У меня «это» до сих пор не выросло, так что знаю. Я вызвала сюда своих гвардейцев, чтобы они поставили твоих подчиненных на надлежащее место, — открыто заявила она. — Возможно, небольшой урок пойдет им на пользу.

— Это мой отряд, не вмешивайся в мое командование, ваше благородие, — ледяным тоном сказала Агатра.

— Даже и не думаю. Но здесь мой гарнизон. Я говорю лишь, чтобы ты взяла своих подчиненных на поводок. Один раз я об этом уже просила, только осторожнее, — напомнила она. — Теперь же просто предупреждаю.

— О чем?

— О моих девушках. Столкновение может оказаться весьма неприятным. У тебя есть задача, которую ты должна выполнить, ты хочешь иметь полноценный отряд — ну так и следи, чтобы никто не портил его морального облика.

— Не знаю, о чем ты говоришь, ваше благородие, — очень официально заявила Агатра.

Тереза пожала плечами. Она начинала понимать то, о чем наместник Ваделар догадался с первого взгляда: эта женщина не умела отступать, а искусство компромисса было ей полностью чуждо…

Но возможно, именно кто-то такой и был нужен в Буковой пуще?

В соответствии с уставами службу несла треть солдат гарнизона. Половина из оставшихся находилась в увольнении, вторая половина тоже была свободна, но только на территории казарм. Солдатам этим надлежало быть в мундирах и при оружии, в готовности немедленно воспользоваться им, если возникнет такая необходимость. Легионеры в шутку называли это «вольной службой».

Солдатские казармы обычно состояли из двух помещений, большее из которых являлось общей спальней, во втором складывали подручное снаряжение и оружие. После перехода на военное положение в спальных помещениях ставили дополнительные койки, сдвигая их настолько плотно, насколько требовалось. В этом отношении богатая Акалия являлась одним из немногочисленных исключений: построенные в старой крепости казармы были большими и удобными, предусмотрены были даже дополнительные спальные комнаты. В мирное время там стояли столы и скамейки; солдатам не приходилось играть в кости на койках, у отдыхающих же была возможность хорошо выспаться.

После форсированного марша до города прибывшие из Громбеларда солдаты первым делом как следует отдохнули. На утреннем построении приказом коменданта они получили дополнительное свободное время — и уже несколько мгновений спустя на территории гарнизона невозможно было найти хоть одного акалийского гвардейца. Красоты давно не виденного города являлись слишком большим искушением. Вернулись они только вечером, чтобы заступить на двойную «вольную службу» (обычная служба на гвардейцев не распространялась). Только тогда нашлось время, чтобы поговорить. Сидевшие в гарнизоне легионеры расхваливали гостей из Армекта, а рассказ о судьбе компании пьяниц до сих пор вызывал всеобщее веселье. Само собой, в бочку меда добавилась ложка дегтя — поведение армектанских девушек-гвардейцев раздражало всех без исключения. Но тема эта продержалась недолго. Гвардейцы привезли с собой новости из Громбеларда — и новости эти оказались нерадостными. Маленькому форпосту приходилось все чаще скалить зубы, отражая набеги разбойников. Ситуация там была близка к войне; обычное патрулирование могло закончиться дракой или даже вооруженной схваткой. Если бы в Громбеларде существовала действующая власть, солдаты каждый день отдавали бы кого-то в руки трибунала — но власти не было, а полулегально находившиеся в провинции акалийцы не могли отправлять схваченных бандитов наместнику в Акалии. Оставалась лишь дубина. Но дубина не могла сравниться с заточением в тюремную крепость или ссылкой на соляные копи, а уж тем более с виселицей. Всяческие темные личности давно уже прекрасно осознали свою полную безнаказанность. Было только вопросом времени, когда они начнут собираться в сильные вооруженные банды, против которых патруль ничего не сможет поделать. Если бы гарнизон Акалии перевели на военное положение хотя бы год назад и дали ему чуть большие полномочия, подобное можно было подавить в зародыше. Но существовал лишь один форпост, солдатам которого приходилось бегать то тут, то там… Немногочисленные купцы, еще отправлявшиеся в Громбелард, обзаводились сопровождением из вооруженных подручных. Однако ясно было, что уже сейчас для поддержки и тем более оживления торговли требуется помощь регулярных военных отрядов. И постоянный контроль над торговым трактом.

В казарму гвардейцев валом валили жадные до новостей слушатели. То, о чем рассказывали за столами в дневной комнате, касалось всех. Преобладали смешанные чувства: легионеры были сыты по горло рутиной уличного патрулирования, более активные действия за пределами города могли принести хоть что-то новое, дать шанс отличиться, получить повышение — с другой стороны, однако, не о таких боях мечтали солдаты. Стычки с разбойниками не могли принести славы. Еще несколько лет назад сражения в горах с разбойничьими бандами случались не так уж редко. Но это были именно сражения — хорошо обученные отряды под предводительством знаменитых вожаков вызывали определенное уважение. В Громбеларде на фоне власти императорского представителя всегда существовала мрачная империя беззакония. Однако кто-то всем этим управлял. У разбойников имелся свой король, а в последнее время королева, они были организованы по-военному, существовали определенные правила, соблюдавшиеся всеми. Никто не нападал на караваны из пустых повозок; да и вообще, на тракте очень редко кого-либо убивали. Одинокий путник вынужден был отдать кошелек, но жизнь — только если оказывался чересчур глуп. Купцам позволяли отделаться выкупом, притом достаточно низким для того, чтобы не отбить у них охоту вновь побывать в горных городах. Кто-то за всем этим стоял, правя железной рукой. Случалось, что перед воротами городского гарнизона какие-то люди бросали труп — и, как правило, это оказывался труп безумца или выродка, преследуемого трибуналом и легионами. Невидимые исполнители приговора словно говорили: «Мы не имеем ничего общего с преступлениями этого человека, вам больше незачем искать его в горах, он ваш». Война, ведшаяся таким образом и с таким противником, не казалась чем-то омерзительным.

Но теперь? Теперь легионерам приходилось сталкиваться с теми, кто убивал просто ради развлечения, и в любой день могли появиться банды, готовые поджечь деревню лишь затем, чтобы отвлечь внимание от другой. Стаи, которые больше уничтожали, чем брали, состоявшие из беспощадных зверей, подлежащих истреблению. Здесь не было места для славы.

Наступила ночь, но в большой комнате все еще оживленно разговаривали и спорили. Осталось двадцать с небольшим человек, в том числе четверо армектанских лучников. Они пришли довольно поздно, и теперь их вопросы и мнения снова оживляли беседу.

— Нужно здесь организовать форпост, — доказывал один из армектанских солдат. — Так же, как на северной границе.

— Громбелард для того в свое время и завоевали, чтобы никакие форпосты не требовались, — объяснил один из легионеров.

Этого человека тридцати с небольшим лет звали Эльг, и когда-то он был шпионом трибунала. Ему надоела эта работа, и он поступил в Громбелардский легион, несмотря на многочисленные препятствия — трибуналу не нравилось, когда в войске оказывался некто знающий всевозможные способы и приемы, которыми пользовались тайные урядники. Именно потому дартанский шпион поступил в войско в Громбеларде — он не хотел, чтобы его преследовали. Мнение командиров легиона насчет его пригодности к службе оказалось прямо противоположным мнению трибунала, и Эльг стал солдатом, хотя и весьма исключительным, поскольку главным его преимуществом были знания, а не боевые умения. Однако, будучи упрямым и настойчивым, он приобрел и их. Он был хорошим легионером, и его ждало звание десятника — Тереза вовсе не скрывала, что повышение он получит сразу же, как только освободится место.

— Форпост слишком дорого обходится, — продолжал Эльг. — Гарнизоны в Громбеларде поддерживали порядок, в самих городах жилось довольно безопасно, были ремесленники и купцы, корчмари и каменщики, и все платили налоги. Форпосты налогов не платят, а стоят столько же, сколько и гарнизоны в городах. Даже больше.

— Так было когда-то, — упирался армектанец. — Но теперь вам нужны форпосты и укрепленные позиции, такие же, как и у нас. Император не станет завоевывать Громбелард во второй раз, во всяком случае, не сейчас. Не похоже на то.

В этом было немало правды.

— Страшно много войска понадобится, — заметил кто-то в углу.

— Вовсе не так уж и много. А если станет тяжело, то наверняка придет гвардия, — сказала армектанская лучница. — Один форпост у вас уже есть, устроите еще несколько… — обратилась она к акалийским гвардейцам. — Никто не пройдет через такой кордон.

Наступила тишина. Похоже, рано или поздно должна была последовать ссора. Слова, которые, судя по всему, были попыткой выразить уважение к дружественному отряду гвардии, обидели всех легионеров. Значит, все рассуждения о том, какова будет война с бандитами, бессмысленны и глупы. Все равно все сделает гвардия. Только элитные подразделения в состоянии навести порядок. Легионеры же с Тройного пограничья или даже из Армекта — нет.

— Громбелардской гвардии уже не существует, — с улыбкой сказала арбалетчица Ганея, единственная громбелардка в гарнизоне. — А нас тут пока слишком мало.

Армектанка не поняла, о чем речь.

— Придет армектанская гвардия, — заявила она столь убежденно, словно сама могла на это повлиять.

— У вас везде посылают гвардию? — удивленно спросила Ганея, совершенно не понимая, в чем дело.

Лучница внимательно посмотрела на собеседницу. Вид у Ганеи был… почти отталкивающий, несмотря на то (а может быть, именно потому), что лицо ее носило следы былой красоты. Левая сторона лица все еще принадлежала красивой женщине лет тридцати. С правой стороны светло-желтые волосы иногда приоткрывали старую рану на виске — вражеское острие срезало там кусок кожи. Другое оружие (а может, и то же самое) почти обрубило щеку. Щека снова приросла на место, но страшные шрамы остались. Ужасно выглядели и предплечья, выступавшие из-под коротких рукавов мундира. Кто-то изрезал их ножом, раз за разом. На левом предплечье виднелось около двадцати шрамов, на правом только четыре, зато широких.

Ганея была не слишком сообразительна. Морща лоб, она размышляла о судьбе армектанских солдат.

— Да вас там просто заездили, — сказала она. — И что, везде вас так посылают?

— Нет, — смущенно ответила армектанка. — Вы ведь жаловались, что вас слишком мало.

— Ну да, но когда тысячница наконец получит разрешение довести наш легион до полной численности, то есть если Армектанский и Дартанский легионы будут нам помогать…

Одна, говоря «мы», подразумевала гвардию, другая же — солдат. Так они договориться попросту не могли. Возможно, виной тому был и язык. Кинен — упрощенный армектанский — облегчал перемещение по всей Вечной империи и давал возможность объясниться, но не слишком подходил для сложных разговоров.

— Ваш легион пополнят гвардией?

— Нет… Почему гвардией?

— Она говорит, — в конце концов подал голос Эльг, — что легион здесь не справится. Поэтому нужна будет гвардия. Армектанская, поскольку акалийской слишком мало.

Ганея наконец поняла, что имеет в виду армектанская лучница. Однако она не заметила напряженной тишины, в которой шел разговор. Все ждали продолжения.

— Ты говоришь, что они, — громбелардка показала на легионеров, — не справятся? А вы справитесь?

Один из армектанцев попытался унять лучницу, но ничего не вышло.

— Ну это ведь, кажется, и так ясно? — сказала она.

Ганее нравились все, кого она встречала. Но иногда они переставали ей нравиться. Ни с того ни с сего.

— Меня зовут Ганея. А тебя?

— Керита.

— Керита. Послушай, Керита, это все — гвардейцы, — сказала арбалетчица, снова показывая на своих товарищей в черных мундирах. — Знаешь, чем мы от них отличаемся? У нас уже наполовину серые мундиры, а у них они только будут. И тогда они перейдут в гвардию. Так же, как и ты перешла из легиона в гвардию. Гвардия не пришла, чтобы сделать за тебя твою работу, и потому ты сделала ее сама, отличилась, и теперь ты — гвардеец.

Лучше сказать было нельзя. На лицах акалийцев появились улыбки. Но разговор, увы, еще не закончился… Там, где мужчины прекратили бы спор, женщины его только начинали.

— А если кому-то в Акалии и потребовалась бы помощь, — Ганея не дала армектанке ничего сказать, не зная, что уже победила, — то не от лучников из Армекта. Вы наверняка хороши там, у себя, но здесь не Армект, и Акалийский легион справится лучше. — Она совершенно зря перегибала палку.

— Что ты имеешь против лучников из Армекта? — спросила Керита, отталкивая товарища, который взял ее за плечо. — Не трогай меня… Кто справится лучше? Они лучше, чем армектанская гвардия?

— Вы лучше у себя дома, а мы лучше у себя.

— Армектанка везде у себя дома.

Это был удар ниже пояса, и его громбелардка проглотить не смогла.

— Армектанка сейчас получит громбелардской ногой под зад, — сказала она, вставая со скамьи. — Ну-ка, иди сюда.

Со всех сторон кинулись два десятка солдат, пытаясь удержать воинственных женщин. Поднялся шум.

— Ну ладно, не стану я ее бить! — наконец сказала Ганея.

— Я бы тебе вырезала пару новых шрамов на руках, — ответила лучница, у которой отобрали нож.

Неожиданно кто-то засмеялся, потом другой, и в конце концов все остальные, поскольку акалийцы знали тайну шрамов на руках громбелардки. Вскоре смех смолк.

— Нет, милая, — сказала обладательница изрезанных рук. — Это уж я сама делаю. Если бы я пристрелила тебя из арбалета, то ты попала бы сюда, а если бы я тебя задушила или зарубила мечом, то сюда. — Она показала густо испещренную шрамами руку, а потом другую, на которой было только четыре отметины.

Армектанка не знала, что сказать.

Мужчины просто выпили бы пива. Женщины же не унимались.

— Я не имею ничего против твоего лука, — сказала Ганея. — Только что это вообще за оружие?

Теперь она уже оскорбляла всех лучников мира.

— Пойдем, Керита, — сказал один из армектанцев.

— Нет. Я хочу послушать, что она говорит.

— Смотри. — Ганея бросила на стол арбалетную стрелу. — А у тебя какие? — Она показала на колчан лучницы.

Керита достала тонкую длинную стрелу с наконечником в форме листа. Громбелардка внимательно рассмотрела ее, после чего неожиданно замахнулась — и пригвоздила себе ладонь к столу. Кто-то ошеломленно вздохнул. Какой-то легионер ударил себя рукой по лбу, наступило всеобщее замешательство.

— Теперь ты, — чуть хрипло проговорила арбалетчица, показывая головой на свою стрелу.

Наступила мертвая тишина. Керита медленно взяла стрелу, предназначенную для тяжелого, взводимого лебедкой арбалета. Она была толщиной в мужской палец… Четырехгранным наконечником можно было колоть орехи.

— Перестань, Керита, — сказал армектанский гвардеец. — Хватит на сегодня. Перестань, ну же.

Всем было ясно, что если девушка пробьет себе руку этим… чем-то, то никогда больше не сможет стрелять из лука. У нее были бы раздроблены кости.

Армектанка медленно положила стрелу, посмотрела на Ганею, повернулась и вышла. Следом за ней двинулись армектанские лучники. Вскоре в комнате остались одни хозяева.

Еще какое-то время все молчали.

— Ну… теперь пусть кто-нибудь ее сломает, — сказала Ганея, показывая на древко стрелы. — Может, как-нибудь… вытащим?

Крови на столе становилось все больше. Солдаты поспешили на помощь. Ганея, давно уже пользовавшаяся немалым уважением, в их глазах выросла до героини. Простым солдатам нравились подобные поступки. Однако недовольно морщившейся арбалетчице требовалось время, чтобы насладиться произведенным впечатлением. Пока что она была единственной, кто мог по-настоящему оценить случившееся.

— Не знаю, во что я ввязалась, — пробормотала она, когда стрелу сломали, — но… если мне еще когда-нибудь захочется чего-то подобного… то пусть кто-нибудь даст мне по башке.

Заскрежетав зубами, она дернула руку вверх. Окровавленный обломок стрелы остался в крышке стола.

Тереза всегда знала, что происходит в гарнизоне, — и ей даже не требовались доносчики. Солдат и офицеров связывали достаточно тесные отношения, и любые слухи легко поднимались по ступеням иерархии; кто-то рассказал о случившемся своему десятнику, тот — подсотнику, заместителем и другом которого был… Еще до полудня комендант уже знала, что в гарнизоне — раненая арбалетчица, которую постоянно навещают целые толпы легионеров. Узнав о подробностях, она тщательно все обдумала и решила, что ничего ни о чем не знает. Однако настроение у нее испортилось. С одной стороны, она добилась того, чего хотела: чтобы кто-то отнесся соответствующим образом к армектанским девушкам-гвардейцам; с другой стороны, гордиться было совершенно нечем. Подобные трения между солдатами, собственно, нужно было бы подавлять, а не провоцировать. А она — спровоцировала. Отчасти.

В этот день солдаты несли службу старательнее некуда, поскольку дурное настроение коменданта было хорошо заметно, и даже слишком. Тереза, вообще отличавшаяся достаточно капризным характером, бывала попросту невыносима, когда что-то ее раздражало. Однако вскоре оказалось, что ссора между женщинами была ничем по сравнению с войной, которую могли развязать их командирши. Агатра даже не думала следовать примеру солдат; вместо того чтобы избегать попадаться на глаза разозленной тысячнице, она поступила полностью наоборот — отправилась к ней с официальным заявлением. Она знала о случившемся ночью и хотела получить объяснения — так, словно это Тереза прибила себе руку к столу или лично отдала такой приказ Ганее.

Тереза, сидевшая в своей захламленной комнате, прервала подсотницу на полуслове.

— Погоди, погоди, — сказала она. — Я что, должна наказать свою арбалетчицу? Да, она сделала себе в руке дыру, а солдат не имеет права себя калечить. Но официально я ни о чем не знаю. Думаю, ее десятник хорошенько ей наподдал, но мне не доложил и не доложит, поскольку иначе стал бы шпионом, доносящим на своих собственных солдат. А для меня — ни на что не способным солдатом, которого надо постоянно опекать, иначе он сам ничего сделать не в состоянии… Я должна пойти и прямо спросить, откуда взялась рана? И выслушать в ответ ложь? Впрочем, это не дело коменданта гарнизона, так что чего ты от меня хочешь?

— Твои легионеры, ваше благородие, оскорбили моих солдат, — холодно заявила Агатра.

— И что я могу с этим поделать? Выстроить в шеренгу половину гарнизона, чтобы они хором попросили прощения? Спустись с небес на землю, девочка! — разозлилась тысячница. — Я тебе говорила, чтобы ты своих сук держала на поводке? А теперь убирайся отсюда, я занята! — Она показала на какие-то документы, которые, покрытые пылью, явно уже неделю валялись в углу.

Агатра онемела.

— Я наверняка отсюда уберусь, будь уверена, госпожа, — после долгого молчания ответила она. — И не только из этой прекрасно обставленной комнаты, но и еще дальше. Своих солдат я забираю, предпочитаю найти им жилье на постоялых дворах. — Она повернулась и направилась к двери.

Тереза довольно быстро остыла.

— Подожди, — сказала она уже намного спокойнее. — Ну подожди же, говорю, и не заставляй меня повторять в третий раз…

Они долго молчали.

— Все это злит меня еще больше, чем тебя, — наконец сказала Тереза. — Но твои солдаты — не какой-то личный отряд, как и мои. Их отдали нам в подчинение с некоей целью, а цель эта — совместные действия, всегда и везде. Когда-нибудь ты пропадешь в том проклятом лесу, и, может быть, лучше, чтобы у твоих вояк были здесь друзья, а не враги?

Агатра побледнела от злости.

— Уйдешь утром, — сказала Тереза. — Это… скажем так, просьба. Я сейчас злая и не сумею сегодня с тобой договориться, скорее дам тебе по башке, а ты мне… и хлопот потом не оберешься. Приходи завтра утром ко мне, вместе позавтракаем, и ты либо останешься, либо уйдешь. Ну? Это лучше звучит, чем «убирайся»? Оцени мои старания! — Шутка, если это вообще была шутка, скорее походила на мрачную угрозу.

Агатра пожала плечами, кивнула и вышла.

— Да я с тобой даже в одном поле не сяду, — сказала Тереза в сторону закрытой двери. — Надменная шлюха императрицы. Если бы я могла…

Но она не могла. Никак.

На следующий день, за завтраком, обе избегали неприятной темы. Комендант вернулась к разговору через несколько дней, расспрашивая о каких-то не имевших никакого значения новостях из Кирлана. Агатра же хотела лучше узнать историю пограничья.

Армектанские гвардейцы остались на территории гарнизона.