"Королева войны" - читать интересную книгу автора (Крес Феликс В.)

6

Выйдя во внутренний двор гарнизона, наместник Т. Л. Ваделар позвал своих четверых солдат. Собственных солдат, личных… Сопровождение ему должен был предоставить комендант Акалии, этого требовала вежливость. Но тысячница Тереза никогда не вела себя вежливо. Солдаты охраняли резиденции Имперского трибунала, поскольку это входило в их обязанности. Но личный эскорт наместник Ваделар получил бы лишь в том случае, если бы об этом попросил; он был уверен, что ее благородие комендант потребовала бы официального письма. До подобного он унижаться не собирался, но нескольких солдат в сопровождение мог себе позволить.

Сев на коня, он выехал за ворота. Двое солдат ехали впереди, двое чуть позади. Он сомневался, что хоть что-то может ему угрожать в этом спокойном, богатом городе. Особенно если учесть, что тысячница, при всех своих недостатках, умела поддерживать порядок. Но какая-то свита все же требовалась. Хотя бы для придания серьезности его миссии.

Он сразу же почувствовал, что… расстроен. Забавно. Высокопоставленный урядник трибунала расстроен поведением женщины-воина. Урядники и солдаты никогда не пылали друг к другу любовью. Трибунал и армия — две самых могущественных организации империи — постоянно переходили друг другу дорогу. Ни те, ни другие не были полностью самостоятельными. Трибунал распоряжался сотнями (да что там сотнями — тысячами!) шпионов и доносчиков. Именно урядники трибунала указывали цели легионерам, причем преследование обычных преступников было делом второстепенным — речь прежде всего шла о поддержании политического единства империи. Высокородные семейства в Дартане пользовались значительной независимостью, и их надлежало как-то контролировать. А Гарра, где веками тлела искра бунта? Разведчики и шпионы всех мастей были просто необходимы, благодаря им судей трибунала редко удавалось застать врасплох. Но исполнителем всех поручений было войско. У урядников имелись только глаза и уши, но рук они были лишены. Руки же эти, прикрепленные к слепым и глухим туловищам в мундирах, не всегда охотно исполняли приказы…

Тем более, что глаза и уши можно было хоть чем-то заменить. В имперских легионах имелись собственные шпионы, высокопоставленные офицеры обычно знали больше положенного (взять хотя бы Терезу). Естественно, на фоне могущественной машины трибунала подобное выглядело весьма бледно. Однако с другой стороны, вынужден был признать в душе Ваделар, у урядников порой вырастали… ну, если даже не руки, то, по крайней мере, пальцы. Убийцы, действовавшие по их поручению, или, к примеру, состоящие на личной службе солдаты, временами выполнявшие задачи далеко не личного характера… Однако, по существу, все это не имело особого значения. В делах по-настоящему серьезных урядники и солдаты были обречены на взаимодействие. И потому порой доходило до определенных трений. Беседа с тысячницей Терезой служила тому отличным примером.

Ох и не любил он эту страшную бабу! Однако на этот раз в глубине души он был на ее стороне. Она имела право знать столько же, сколько и он.

И еще та вторая, гвардеец… Ему переслали кое-какие сведения на ее счет. Похоже, она вполне соответствовала поставленным требованиям. И все же… Ваделар хорошо знал людей. В этой женщине чувствовалось нечто весьма неприятное. Мятежная вспыльчивость, возможно, и была хороша для командира лучников, заманивающих врага в ловушку. Но здесь? Миссия была крайне деликатной. Ваделар никогда не был высокого мнения о военных. А уж эта… орлица? Готовая сама развязать войну. Наместник судьи попытался себе представить, как кто-то в Буковой пуще начинает действовать не так, как считает нужным эта подсотница, или, что еще хуже, пытается использовать ее в своих целях… Он почувствовал, как по спине у него побежали мурашки.

Она была бы хороша только в одном случае, неожиданно осознал он. Если бы ей приказали явиться в Сей Айе и сразу же после приветствия всадить меч в живот новой княгини.

Он почти окаменел. Ведь за всем этим стояла императрица… Возможно ли, что и его не посвятили в некоторые детали? То, что мгновение назад пришло ему в голову, вполне могло оказаться правдой.

Но нет, не может быть. Ее императорское высочество не отважилась бы на нечто подобное. Убрать неугодную персону? Ну да, конечно… Но убийца наверняка не носил бы мундир со звездами Вечной империи. Кроме того, в Буковой пуще ничего опасного пока не происходило, по крайней мере настолько, чтобы посылать убийц. Строптивая княгиня-невольница воображала о себе чересчур много, размахивая своим брачным контрактом, но миссия Агатры была предприятием отнюдь не глупым. Достаточно было показать ее высочеству Эзене, что империя все еще существует… Акалийский гарнизон же переводили на военное положение скорее из-за Громбеларда, чем из-за Буковой пущи. Кирлану неловко было признаться Терезе, что она была права, настаивая на этом еще несколько лет назад…

Отбросив навязчивые мысли, Ваделар выпрямился в седле и огляделся вокруг. Уже совсем стемнело, улицы освещали лишь мерцающие отблески, падавшие из некоторых окон, да еще большая полная луна. Наместник верховного судьи тщательно скрывал от всего мира свою мечтательную натуру… Он никому бы не признался, сколько времени занимают у него размышления о том, не является ли этот серебристо-желтый диск по сути гаснущей звездой, такой же, как и солнце, только более старой? В самом ли деле она когда-нибудь станет таким же темным выжженным шаром, как и тот, по которому он ступал? Явится ли и туда сила, подобная Шерни, чтобы простереть свои Полосы над великим океаном и создать сушу, а потом оплодотворить ее жизнью?

Мир был шаром, на поверхности которого Шерер являлся лишь маленьким пятнышком. В шарообразности мира мог убедиться каждый, кто хоть раз видел исчезающий за горизонтом корабль. Ваделар, как и каждый армектанец чистой крови, немного изучал математику. По крайней мере настолько, чтобы знать, что ученые Шерера уже давно посчитали, каковы размеры мира. Была ли та гаснущая звезда над головой подобной же величины? Разум содрогался перед непостижимым. Значит, все эти маленькие звездочки… Сколь безмерное пространство должно было простираться по пути к ним, если шары размером с мир казались столь крошечными? Как туда добраться? Станет ли подобное когда-либо возможно? В этом он сомневался. Хотя… птицы ведь летают…

Фырканье коня спустило Ваделара с небес на землю. Конь испугался какого-то нищего, скорчившегося у стены дома. Нищенствовать после захода солнца было запрещено. Никого не волновало, что будут делать бездомные, лишь бы не бросались в глаза. Патруль легиона на улицах, преследуя ночного вора, не мог потерять его из виду среди валяющихся повсюду нищих. Наместник кивнул одному из своих конников; тот тотчас же соскочил с лошади и пинками прогнал старика прочь. На мостовой осталась брошенная сумка, из которой вывалилась еда.

— Не такие уж они голодные, как кажутся, — заметил Ваделар.

Солдат снова сел на лошадь, и они поехали дальше.

Улица закончилась, плавно переходя в широкую парковую аллею — остатки дартанского сада. Среди газонов росли лишь деревья — никаких живых изгородей или кустов. В той части парка, которая оставалась справа, громоздились развалины громбелардской башни. Восстановлен был лишь нижний этаж, служивший теперь караульным помещением для солдат, охранявших трибунал. Частично врытые в землю камни приближались к аллее, обозначая очертания бывшей оборонительной стены. Крепость в городе — и когда-то это был дом…

Из башни вышли двое солдат, быстрым шагом направляясь к едущим. Солдаты были бдительны. Ее благородие Тереза содрала бы со стражников шкуру, если бы они хоть раз заснули на посту. Ваделар догадывался, что одна только мысль об обоснованной жалобе наместника, касающейся службы солдат, лишала ее сна. Но нет — жаловаться он не имел права. Справедливость требовала признать, что гарнизон Акалии мог быть образцом для всех гарнизонов империи. А уж то, как они несли службу перед зданием трибунала, заслуживало наивысшей похвалы. За все то время, пока Ваделар был наместником, никто не дошел даже до дверей, не подвергшись суровому допросу легионеров. Один патруль постоянно находился в башне. Два кружили по парку. Кроме того, у входа стояли на часах алебардщики. Узнав наместника в окружении его личных солдат, легионеры не остановились. Тройник подошел к коню Ваделара.

— Ты наместник судьи или только кто-то очень на него похожий? Сейчас ночь, я хочу слышать твой голос.

— Я наместник, солдат.

Тройник коротко, по-военному, поклонился и вместе с подчиненными спокойно вернулся в башню. Ваделар поехал дальше. Аллея вела прямо, заканчиваясь у подножия широкой лестницы, ведшей к дверям резиденции, возведенной в новодартанском стиле. Стройное белое здание в точности копировало магнатские дворцы в Роллайне. В глубине души наместник считал, что здание трибунала должно быть более строгим. Это же, хотя, вне всякого сомнения, и прекрасное, казалось чересчур роскошным. Могущество и значение трибунала не зависели от столь низменных вещей, как фасад того или иного строения. Наместник понимал, что в нем говорит глубоко укоренившееся в армектанской традиции стремление к простоте и умеренности. Слишком богато одетый человек сразу же казался ему глупцом. Слишком много еды на столе выглядело почти как громкий призыв: «Дорогой гость, мне нечем тебя занять, так что ешь, а не то иначе умрешь от скуки!» Слишком цветистые речи свидетельствовали о пустоте. А больше всего его злило дартанское оружие. Как можно, во имя всех Полос Шерни, гравировать клинки мечей, золотить рукояти, серебрить нагрудники?! Война, стихия Непостижимой Арилоры, госпожи судьбы и смерти, превращалась в некое ярмарочное посмешище. Как мог служить войне человек, который думал о каких-то блестках на оружии? На оружии — хранителе жизни и посреднике смерти. Дартанцы чуть ли не во все горло кричали о том, что их следует завоевать. И они получили то, о чем просили.

Однако Ваделар, служа своему краю на посту наместника судьи, научился скрывать свое неодобрительное отношение. Дартан был таким, каким был. Он не мог стать Армектом, и никто не собирался его таким делать. Место Первой провинции империи было для него вполне достаточным — и в определенном смысле заслуженным. История говорила о причинах, по которым следовало покорить Золотой Дартан, но уничтожать его было бы излишне, дико и глупо. Этот край имел право на существование. И он имел право не быть Армектом.

Оказавшись в своих покоях, наместник кивком отправил прочь урядника, который ждал его с какими-то вопросами. Ему хотелось побыть одному. Урядник ушел — это означало, что ничего особо важного у него не было, он желал лишь надлежащим образом исполнить свои обязанности. Удобно развалившись в кресле, Ваделар вытянул ноги, положив их на низкую ступеньку, разделявшую комнату пополам. Подобные ступеньки были сделаны во всех помещениях, в соответствии с армектанским обычаем и традицией. Никакой необходимости в них не было, они должны были лишь напоминать о том, что всегда следует быть готовым к неудобствам. Армектанские воины давних времен, предки завоевателей Шерера, спали под открытым небом, с луками в руках.

Скрипнула дверь; за спиной сидящего наместника раздались легкие быстрые шаги. Лишь один человек имел право входить таким образом в комнату, где находился Ваделар. Оглянувшись, он с улыбкой посмотрел через плечо на симпатичную пухленькую женщину, которую искренне любил, но… не умел быть ей мужем, она же не хотела быть ему женой. Матерью, подругой и наперсницей, может быть, старшей сестрой… Но не женой.

— И почему я не удивлена? — с легкой иронией сказала она. — Задумчивый и слегка сердитый, немного грустный и неизвестно какой… Всегда одно и то же. Каким ядом угощает тебя эта волчица в шкуре женщины? Хоть раз ты вернешься после разговора с ее благородием комендантом Терезой в ином настроении, чем сегодня?

Он покачал головой и пожал плечами, но ее недовольство и мягкие упреки полностью его разоружили.

— Сядь со мной, — попросил он, вставая и принося второе кресло. — Как раз сегодня, Акея, я в другом настроении, чем обычно. Ленет уже заснул? — спросил он, вспомнив о сыне.

— Заснул. — Она тепло улыбнулась. — Когда тебе четыре года, каждый день кажется утомительным до крайности, и бессонницей отнюдь не страдаешь… Он ждал тебя, ждал и ждал, долго ждал. Когда я задувала свечу, он говорил, что ждет, а когда задула, он уже спал. Но не уклоняйся от темы, ты что-то от меня скрываешь! — Она погрозила пальцем. — Ну так что там с комендантом Терезой? Что она с тобой сделала? Куда тебе воткнули отравленный шип? Покажи, мы его выдернем.

— Ничего она мне не сделала. Это я сегодня занимался тем, что втыкал отравленные шипы.

— Расскажи как. В самом деле, хоть что-то по-другому.

Он рассмеялся. Акея распространяла вокруг неизменно теплую и приятную ауру. Он не в состоянии был ни переживать, ни гневаться, когда она была рядом.

Ваделар посерьезнел.

— У меня такое чувство, что я повел себя нелояльно по отношению к тысячнице Терезе, — сказал он. — Да, она, конечно, сука. Но войску нужны такие суки. Пока я ехал сюда, я думал о чем угодно, только не о ней. Но теперь приходишь ты и спрашиваешь, куда она мне воткнула отравленный шип… Так вот — никуда. Она меня укусила, именно так. А я этого заслужил, Акея. Ибо повел себя с ней нелояльно.

Акея наклонила голову, слушая. Слушать она умела.

— Я ведь рассказывал тебе о пуще и о том, каковы планы Кирлана. Так вот, та женщина-гвардеец, которую они прислали… — Он в нескольких словах поведал о том, какое впечатление произвела на него Агатра. — А по отношению к Терезе я чувствую себя нелояльным, поскольку разделяю ее сомнения. К ней нельзя относиться таким образом. Либо Кирлан ей доверяет, либо нет. Иногда я стараюсь ограничивать ее влияние, ибо и в этом, в числе прочего, состоит моя задача, задача наместника трибунала. Но… держать в тайне уже назначенный срок перевода гарнизона на военное положение? А если бы она узнала об этом уже сегодня? Она спросила меня прямо — слышишь, Акея? — так вот, она спросила меня прямо: «Они что, боятся, что я со дня на день объявлю пограничье независимым княжеством?» И что я должен был на это сказать? Как женщина — она змея и сука, но как тысячник легиона? В самом ли деле комендант Тереза начнет завтра подготовку к вооруженному маршу на Кирлан? Заключит союз с войском Сей Айе и бандами громбелардских разбойников, после чего присоединит Громбелард к пуще, создав союз двух новых королевств со столицей в Акалии? Как можно относиться таким образом к заслуженной и прославленной женщине-воину, которая никогда даже единым словом, а тем более поступком, не пошла против интересов империи? Есть ли в ее славном прошлом нечто, о чем я не знаю? Какое-то пятно, тень, изъян? Не может быть. Учитывая занимаемый мной пост, о таком я должен был бы знать.

— Твои сомнения показывают тебя с лучшей стороны, — сказала Акея. — Но я ведь знаю, что ты человек исключительный, из тех, кого не испортит ни власть, ни… Помолчи, сейчас скажу я. А скажу я о том, что ты сообщил ей то, что тебе было позволено сообщить. В этом нет ни твоей вины, ни проявлений какой-либо нелояльности.

— Нелояльность — это нелояльность, Акея, — отрезал он. — Личная или нет…

Неожиданно он начал сумбурно рассказывать обо всем. Об очень, очень важных делах. О том, что не решался сказать уже много лет.

— Акея, разве ты не видишь, что что-то идет не так… во всем мире, во всей Вечной империи? Смотри — восстания в Морской провинции время от времени происходили и раньше, но это были обычные бунты, не вызывавшие особых хлопот с военной точки зрения. Высокородные гаррийцы шумели о независимости, но за ними не стоял народ, впрочем, знают ли гаррийские магнаты вообще о каком-то там народе? Откуда им знать — их интересует лишь независимое королевство, а не народ. Все мятежи там выглядели именно так. Все, кроме последнего. От империи оторвали два маленьких островка, забытые клочки земли на Просторах. Агары. Теперь мы пытаемся забыть это название. Но они там есть. Два островка, маленькое пиратское княжество.

— Ну а, собственно, почему это так важно? Я слышала об этих… Агарах.

— Почему важно? Потому, что, подавив бунт крупной провинции, имперские войска не в состоянии отвоевать двух островов! Слишком далеко. Слишком дорого. Ну и слишком рискованно. Сразу же после восстания наш флот был слаб и понес значительные потери в борьбе с гаррийскими мятежниками; требуются деньги и время, чтобы вернуть ему прежнюю силу. А морским разбойникам, многочисленным и воинственным, нужны были свои порты, чтобы переждать шторм, возможно, они также хотели иметь какой-то… дом и край? Дом и край. Акея, это очень опасные слова. Во имя этих двух слов армектанское королевство когда-то завоевало весь Шерер. А теперь огромная империя, названная «вечной», не в силах справиться с какими-то разбойниками-моряками, которые когтями вцепились в две скалы и готовы скорее утопить награбленное, потерять все корабли, сложить на дне морском свои кости, чем пустить на Агары… захватчиков! Почему? По какой причине они сочли эти острова своими? А может быть, у них просто никогда не было никакой родины?

Ваделар встал и начал ходить по комнате. Жестикулируя, он с жаром излагал свои доводы, что позволял себе редко. Акея молча наблюдала за ним.

— А ведь Громбелард уже распался, — продолжал наместник, беспомощно разводя руками. — По другим причинам, но, похоже, необратимо. Мы наблюдали за его распадом из Лонда, помнишь, что я тогда говорил? Дикий край, населенный столь же дикими горцами… он никогда не был полностью под контролем. Да и зачем? Пастухи, резавшие друг друга в деревнях у подножия гор, сведение взаимных счетов между всевозможными головорезами и бандитами, сбежавшими за перевалы и вершины, — все это никого не волновало. Мы положили конец вылазкам громбелардских разбойников-рыцарей, завоевали их горные крепости и превратили их в города, там появилась какая-то торговля, ремесло… Все это, лучше или хуже, какое-то время существовало относительно спокойно — чтобы вдруг из-за горстки безумцев, играющих с висящими над миром силами, рухнуть и погрузиться в хаос. Но ведь причина этой трагедии — не Полосы Шерни и Ленты Алера, но мы, существа, наделенные Шернью разумом! Похоже, был заключен некий тайный союз, ибо я не вижу лучшего объяснения тому, чтобы вновь сбросить Громбелард в бездну полного беззакония. Что там теперь осталось? Несколько наполовину покинутых городов, из которых давно уже сбежали все, кому было что терять… Дикий тракт, по которому никто не осмеливается путешествовать без сопровождения надежного отряда… Ведь Тереза справедливо требовала еще три года назад, чтобы ее гарнизон был приведен в полную боевую готовность. Вопрос лишь месяцев — когда вооруженные банды снова нападут на деревни в Армекте и Дартане, чтобы затем сбежать от погони в дикие горы. Как много веков назад! Мы отброшены назад на целые века!

— Требование Терезы не было выполнено, так как на это не нашлось денег, — заметила Акея.

Ваделар неожиданно опомнился. Более того — он понял, что эта тихая и спокойная женщина, постоянно поглощенная заботами о ребенке, сторонящаяся от всего, что составляло его жизнь, вовсе не слепа и не глуха… и не глупа.

— Неожиданно они нашлись, — сказал он. — Ведь гарнизон Акалии переходит на военное положение.

— Ты слушаешь сплетни, наместник судьи? — спросила она со своей обычной теплой иронией.

— Какие еще сплетни? Нет, не слушаю.

— А должен, ведь в этом заключается твоя работа.

— В том, чтобы слушать сплетни?

— В сплетнях часто содержится зерно правды. Восстановление разрушенной войной Гарры, строительство новых военных кораблей, беспорядки в Громбеларде и все то, о чем ты говорил, потребовало таких расходов, что только теперь, перед угрозой потери контроля над Буковой пущей, император решился на использование резервных средств. Впрочем, возможно, личных.

— Это и в самом деле сплетни, — сказал Ваделар.

— Да. Что император заложил часть имущества, полученного в приданое от супруги… Все это сплетни, муж мой.

— Что ты можешь обо всем этом знать?

— Что могу? Скорее спроси, что я должна знать.

— Должна?

— Да, должна, будучи женой большого мальчишки, который ни с того ни с сего чувствует себя нелояльным и униженным. Мальчишки, вообще не годящегося для поста, который занимает, и готового завтра же совершить какую-нибудь глупость, из-за которой пострадает будущее его сына. Я должна знать, например, что если в Дартане случится что-то дурное, то для Вечной империи настанут тяжелые времена. Рано или поздно вновь вспыхнет восстание за морем, поскольку гаррийцы никогда не откажутся от мечты о воскрешении своего островного государства. А дартанские магнаты уже теперь пользуются ослаблением Кирлана, чтобы усилить свою и так уже чересчур большую независимость.

— Хорошо, и что делается, чтобы этому помешать? Кто-то плетет запутанные интриги, вместе с тем не доверяя заслуженной женщине-воину, всегда сохранявшей верность империи. Это… это не по-армектански, Акея.

— Ты сам знаешь, что по-армектански.

Впервые в жизни она разговаривала с ним таким образом. Она его обманула, придя не затем, чтобы вырвать отравленный шип. Она пришла, чтобы его воткнуть. Откуда возникло то существо, которого он вообще не знал?

— Ты слишком мягкий, ты не имеешь права быть таким, — сказала она, вставая с кресла. — Ты должен делать то, что от тебя требуют, и делать хорошо. У тебя есть сын, и я не позволю, чтобы ты повредил ему своей никому не нужной и неумной щепетильностью.

— Я мог бы повредить… нашему сыну? — ошеломленно пробормотал он. — Да что сегодня на тебя нашло?

— Ничего не нашло, оно было всегда. Ты должен делать, что тебе положено, — повторила она. — Не больше и не меньше. Ты всегда слишком много думал, а от тебя требуются не сомнения, но полная лояльность. По отношению к Кирлану, а не к какой-то военной. Не знаю, что тебе вбила в голову тысячница Тереза. Я вижу лишь, что ты впервые готов идти у нее на поводу. Естественно, эта женщина вполне способна на предательство, я ясно это вижу. А если этого не видишь ты — очень плохо.